Текст книги "Впереди вражеский берег"

Автор книги: Гай Гибсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

В следующий раз мы взлетели, чтобы прикрыть Шеффилд, который тоже подвергся бомбардировке, однако нас направили к Манчестеру. В этот критический момент отказал радиотелефон. В эту ночь тучи держались на высоте 500 футов. Мы всю ночь проболтались над Англией, пытаясь найти посадочную полосу. Я уже отчаялся и был готов прыгать с парашютом, когда случайно увидел старенький «Энсон», который собирался садиться. Я тут же последовал за ним и приземлился на ту же полосу, что и он, только с другой стороны. Мы едва не столкнулись. Это было непередаваемое наслаждение – снова чувствовать под ногами матушку-землю.

Естественно, я вернулся на WC1 только утром. Никто даже не подумал сообщить Еве обо всех моих приключениях, и я нашел ее в слезах, так как она не знала, что со мной случилось. Я боюсь, что она уже мысленно попрощалась со мной.

Базы истребительной авиации прекрасно подходят для вечеринок, и летчики умеют организовывать их по высшему классу. На базе всегда найдется хотя бы один человек, который знаком с лондонским продюсером, способным «организовать» труппу. Однажды в нашей офицерской столовой пообещала появиться звезда стриптиза, которая собиралась продемонстрировать экзотические танцы. Разумеется, собрались абсолютно все. К несчастью, звезда простудилась, или еще что-то там, и не прибыла. Но нашлись энтузиасты, которые сумели отлично восполнить эту потерю. Мы отправились в путешествие на трех автомобилях. Уже начал падать снег, который шел весь вечер. Однако снегопад был не слишком сильным, и мы не обратили на него внимания. Зато когда в 3 часа ночи мы собрались домой, головной автомобиль, свернув на проселок, сразу начал буксовать в снегу, который становился все глубже и глубже. А затем начались неприятности. Внезапно наши колеса потеряли опору, и мы обнаружили, что просто не можем двигаться дальше. Сначала мы попытались дать задний ход, но это было бесполезно, и мы увязли. Два других автомобиля постигла та же участь, судя по красивым выражениям, которые до нас долетали. Ночь была чертовски темной, и до ближайшего жилища еще оставалось не меньше трех миль. Ева и еще одна девушка были в легких вечерних платьях, поэтому мы с Дэйвом Хамфри галантно пожертвовали им свои кителя. Перспектива торчать в сугробе всю ночь никого не радовала, поэтому следовало на что-то решиться. Мы должны были «дойти или умереть». Поход занял два часа, и я больше никогда не хочу видеть льдинки под носом у своей жены.

В другой раз мы отправились в Линкольн на моем новом автомобиле, и разумеется, он сломался на обратном пути, когда до дома еще оставалось около 6 миль. Нам пришлось провести в автомобиле всю ночь, и я замерз как никогда в жизни, если только не считать нескольких полетов на «Бофайтере». Когда рассвело, появился фургон мясника, и мы добрались до нашего паба, держась за крюки, на которых болтались коровьи туши. Но внутри фургона были настоящие тропики по сравнению с тем, что мы пережили несколько часов назад.

Все это время Лондон каждую ночь подвергался налетам Люфтваффе. У нас не хватало зениток, чтобы их отбивать, и гражданское население воспринимало все это очень нервно. Я вспоминаю случай, когда мне привелось оказаться в Лондоне как раз во время вражеского налета. Поезд, на котором я приехал, опоздал на 3 часа, и было около 2 ночи, когда я оказался в привокзальном отеле. Они могли предложить лишь комнаты по 6 шиллингов за сутки, что было для меня слишком дорого. Тогда я решил спуститься в одно из бомбоубежищ в метро. Я шел мимо тесно сгрудившихся людей, которые прижимались друг к другу. Я знал, что толпа всегда ведет себя немного агрессивно. Внезапно одна из женщин взвизгнула:

«А почему ты здесь, а не наверху, чтобы сражаться с ними?»

Я круто повернулся и выбежал по лестнице наверх, не желая быть разорванным на кусочки.

Это было печальное путешествие по Лондону под аккомпанемент падающих бомб. Я ничего не мог с собой поделать. Не помогали даже мысли, насколько лучше было бы сейчас оказаться в теплой кабине самолета и считать время до окончания патрулирования. Да, Лондон сносил все это безропотно, но в глубине души я надеялся, что не всегда фрицы будут безнаказанно бомбить его. Что-то обязательно должно было произойти.

Тем временем выяснилось, что «Бофайтер» ведет себя не слишком хорошо. Хотя лично у меня проблем с этим самолетом не возникало, другие пилоты постоянно жаловались на его норов. Дон Паркер, один из моих друзей и тоже бывший пилот бомбардировщика, даже был вынужден прыгать с парашютом, когда вспыхнул один из моторов его самолета. В другой раз сам командир эскадрильи летел над Нортгемптоном на высоте 8000 футов, когда забарахлил мотор. Летчик немедленно выключил его, но тут отказал и второй мотор. После судорожного дерганья различных рукояток экипажу самолета пришлось прыгать. Наблюдатель, сидевший в задней кабине, оказался немного неповоротливым и застрял в заднем люке. Когда Уиддоуз огляделся, чтобы убедиться, что все в порядке, он с изумлением увидел наблюдателя, который лежал на полу и дергался, пытаясь высвободить ногу. За это время самолет уже потерял 5000 футов высоты. И тогда старина Чарльз показал свой класс. Он прыгнул обратно на пилотское сиденье и сумел выполнить образцовую посадку, хотя у него даже не оказалось времени поставить ноги на педали. При этом «Бофайтер» проскочил буквально впритирку к проводам высокого напряжения. Своими быстрыми действиями он не только спас жизнь незадачливому наблюдателю, но и сохранил относительно целый «Бофайтер», чтобы эксперты могли заняться разгадкой непонятных капризов мотора, которые едва не привели к очередной катастрофе.

Несмотря на то, что нам все-таки удалось укротить капризный самолет, остальные эскадрильи смотрели на «Бо», как на средство самоубийства. Одна из эскадрилий, базировавшихся на севере Англии, чуть не переступила грань бунта, отказавшись летать на этом самолете. Летчики заявили, что он теряет скорость на виражах и становится практически неуправляемым. Эти парни сидели на аэродроме и горячо обсуждали последние происшествия – в этот день стоял густой туман, и полеты были отменены. Внезапно прямо у них над головами просвистел «Бо», держась на высоте всего 100 футов. Он выполнил крутой вираж, выпустил колеса и закрылки и совершил образцовую посадку. Естественно, это привлекло всеобщее внимание. Бедняги сначала решили, что к ним прибыл один из элитных летчиков-испытателей, который должен учить недотеп. Затем самолет подрулил к центру управления полетами, и все столпились вокруг, чтобы встретить Важную Персону. Однако как у них вытянулись лица, когда из нижнего люка «Бо» выпрыгнула хрупкая фигурка в белом летном комбинезоне. Она сдернула шлем, и по плечам рассыпалась грива пышных светлых волос. Оказалось, что к ним прилетела одна из девушек, служивших в транспортной авиации. Как рассказывают, больше эта эскадрилья не испытывала проблем с «Бофайтерами».

Время шло. Нам приходилось ждать, пока наши ученые завершат испытания новых систем оружия. Они вскоре должны были поступить на вооружение, в этом никто не сомневался, но пока еще эти системы были далеки от совершенства. А они должны были работать безотказно, если мы собирались сбивать ночные бомбардировщики фрицев.

Сами летчики выдвигали множество фантастических идей. Однажды в мой кабинет пришел Дон и выложил одну такую.

«Я знаю одного парня, у которого есть идея, как справиться с ночными налетами. Он предлагает расставить по всей Англии автомобильные прожектора, чтобы ослепить вражеских бомбардиров».

«Дурацкая идея. Во сколько все это обойдется?»

«Ну, он утверждает, что достаточно дешево».

«Хорошо, а как быть с радиолучами? Фрицы давно не прицеливаются „на глазок“. Я думаю, они полагаются на радио. Только поэтому они могут всадить бомбу в автомобиль, держась выше туч» [7]7
  Тонкий намек на радиолокатор, которого у немцев не было. Не забывайте, что книга писалась в 1943 году. Прим. пер.


[Закрыть].

«Да, пожалуй. Сейчас и я понимаю, что это глупо, – согласился Дон. – С этими стариками проблема в том, что они понятия не имеют о современной науке».

Тут вмешался Джек Бьюкенен:

«Есть еще один тип, который верит в осветительные ракеты. Он хочет, чтобы мы летали кругами на Фэйри „Бэттлах“ и развешивали люстры, как свечи в соборе».

«Разумеется, если у нас хватит ракет».

«Да, пожалуй, их не хватит».

Обсуждение этих предложений могло длиться часами, но каждый раз мы возвращались туда же, откуда начали. За ночным бомбардировщиком должен охотиться ночной истребитель. Однако нам еще предстоял очень долгий путь.

Тем временем итальянцы неожиданно для себя обнаружили, что война – не такая уж веселая штука. В Греции их отбросили назад по всему фронту. Маленькие отважные греки даже захватили город Аргирокастро [8]8
  И кто-то говорит, что только фашисты были расистами? Прим. пер.


[Закрыть]. В Ливии войска генерала Уэйвелла начали контрнаступление, которое развивалось очень успешно. Сиди-Баррани и форт Капуццо были захвачены через несколько дней, итальянцы охотно сдавались в плен тысячами. В результате Муссолини попал в сложное положение. Даже внутренняя политика начала давать сбои, и он отправил в отставку маршала Бадольо.

Каждую ночь, если только погода была относительно неплохой, появлялись фрицы. Они пытались уничтожить Британию, город за городом. Мы еженощно поднимались в воздух, до боли напрягали глаза, вглядываясь в темноту за лобовым стеклом кабины – и ничего не видели. Хотя однажды мне все-таки повезло. Мы подумали, что это «Бленхейм». Так как Робин Майлс тоже находился в воздухе, мы решили его хорошенько пугнуть. Я подкрался снизу и включил полетные огни. И тут же я начал давить кнопку спуска, забыв о предохранителе, но было уже слишком поздно. В луче моего прожектора отчетливо мелькнул характерный силуэт Ju-88 и Железный Крест на фюзеляже. А затем немец пропал, прежде чем я успел сделать хотя бы выстрел. Немецкий пилот бросил самолет в крутое пике. Я молился, чтобы он из этого пике не сумел выйти, однако мои молитвы не были услышаны.

Ближе к концу года я все-таки получил шанс сбить свой первый вражеский самолет. Это был один из самолетов-осветителей, круживший над Гуллем. Я отчетливо видел его, так как из открытого бомболюка одна за другой вылетали осветительные ракеты. Я так волновался, что не сумел хорошо прицелиться и промазал. Тогда он поспешно сбросил остатки своего груза в Хамбер и скрылся, и я приземлился, очень довольный сам собой. Было ясно, что я плохой стрелок, но, по крайней мере, начало было положено.

Глава 11. Вечерние дежурства

Начало года было примечательно плохой погодой. Все в Линкольншире запомнят густой туман, который лежал на земле почти три недели. За весь месяц нам удалось совершить только один ночной вылет. Бомбардировщики сумели нанести тяжелые повреждения «Шарнхорсту» и «Гнейзенау», стоящим в Бресте, но садиться им пришлось совсем не на тех базах, с которых они взлетели. Когда я следил, как они пролетают у меня над головой, признаться откровенно, я очень хотел бы оказаться на борту одного из них. Однако у нас было более чем достаточно своей работы, так как фрицы не теряли времени попусту. Они использовали густой облачный покров, чтобы пробраться, укрываясь за ним, в небо над Англией и сбросить бомбы на любую подвернувшуюся цель. День за днем мы пытались перехватить, их на обратном пути. Очень часто такое патрулирование уводило нас далеко в море, иногда к самому голландскому побережью. Но самое большое разочарование нам приходилось испытать, когда противник немедленно скрывался в туче, если его стрелок замечал наш самолет. Эти постоянные туманы очень дурно влияли на мораль, мы все ходили нервные и злые.

Чтобы хоть немного приподнять дух эскадрильи, командир решил устроить небольшую вечеринку в здании мэрии Линкольна. Все было организовано по высшему классу. Поэтому нет нужды упоминать, что вечеринка прошла очень успешно – даже для тех, кто надрался и кого пришлось под руки вытаскивать из зала. Единственным серным пятном осталось то, что вечеринка произвела не слишком хорошее впечатление на Комитет по охране порядка, который заявил, что больше подобных вечеринок в здании мэрии не будет.

В феврале погода улучшилась, и эскадрилья начала готовиться к серьезной работе. Новые «Бофайтеры» исправно поступали в эскадрилью. Был введен новый метод руководства полетами, с помощью которого мы могли посадить истребитель на хвост бомбардировщику. А наши ученые изобрели еще одну новинку. Это было очень секретное оружие, рассказать о котором нельзя до окончания войны. С этим устройством должны были работать два человека – пилот и наблюдатель. Пилот был обязан «рулить» строго по приборам, а наблюдатель в это время сидел сзади и вертел рукоятки. И тогда колеблющиеся стрелки приборов могли «показать» ему летящий впереди вражеский самолет.

Чтобы лучше организовать тренировки, мы взлетали парами и проводили в воздухе по несколько часов, имея на борту по 3 оператора, которые сменялись через час. Сначала операторы вообще не представляли, что должны делать, но мы проявляли образцы терпения, и спустя некоторое время они начали справляться со своими обязанностями. Учеба продолжалась каждый день и каждую ночь в течение двух месяцев.

Тем временем фрицы продолжали свои налеты, и учеба стала проводиться параллельно с боевыми операциями. Каждую ночь 6 пилотов нашего звена дежурили в маленькой грязной хижине – центре управления полетами, ожидая приказа взлетать.

Как-то утром, около 7 часов, мы взлетели, после того как бомбардировщик Не-111 сбросил несколько зажигалок возле Грантхэма. Так как немец летел очень низко, не выше 500 футов, перехватить его было исключительно сложно. Нам оставалось полагаться лишь на команды офицера наведения истребителей, который отслеживал ситуацию на своем планшете. А немец упорно полз в сторону берега. Внезапно я увидел его в 800 ярдах впереди, он выскакивал из одного облака и тут же прятался в другое. 800 ярдов было, разумеется, слишком много для наших пушек. Но мы решили хотя бы припугнуть его, если уж не удается сделать ничего другого. Однако когда мы приземлились, то из штаба передали, что на планшете наши курсы сошлись практически в одной точке, и как раз в тот момент, когда мы открыли огонь, бомбардировщик описал широкий круг и пропал. Естественно, никто из нас не претендовал на победу. Ведь мы не могли уверенно сказать, что хотя бы повредили его, какое там сбить…

В другой раз Дона Паркера, который патрулировал днем, действительно навели на бомбардировщик, летевший значительно выше облачного слоя. Это был Ju-88. Однако им управлял опытный пилот, который стремительно спикировал в облака, и Дон не успел его перехватить. Этот случай показал, что днем на «Бофайтерах» действовать будет очень сложно. Ночью это было проще, так как мы имели шанс подкрасться к противнику снизу и нанести смертельный удар, так и оставшись незамеченными. Днем, если противник обнаруживал нас, вражеский пилот мог совершать любые маневры, что обычно позволяло ему оторваться.

Каждый из пилотов эскадрильи во время переобучения за месяц провел в воздухе не меньше 60 часов, а потому не обошлось без происшествий и жертв. Один из пилотов с группой операторов на борту врезался в дерево. Джек Бьюкенен неправильно оценил показания спидометра, при заходе на посадку потерял скорость и упал на границе аэродрома. Самолет сгорел. Еще один молодой пилот Пол Томлинсон, которому никогда не нравился «Бофайтер», разбился при посадке в Дигби. Всю переднюю часть самолета охватило пламя. Однако наземный персонал оказался начеку. Механики под командованием старшего сержанта Пиза бросились на помощь, хотя начали взрываться боеприпасы и вокруг свистели пули. Наконец один из механиков забрался в кабину и вытащил несчастного пилота наружу. Он наглотался едкого черного дыма и в результате чихал и кашлял целую неделю.

Меня никогда не тошнило при виде мертвецов, но как-то ночью мы с Дэном Хэмфри увидели то, что заставило нас обоих позорно бежать. В тот день была жуткая метель, когда внезапно над аэродромом показался «Веллингтон». Он наверняка возвращался с боевого задания и искал подходящую полосу, чтобы сесть. По какой-то неясной причине пилот не справился с управлением, и огромный «Вимпи» разбился и вспыхнул. Мы с Дейвом на следующее утро пошли посмотреть. Мы оказались первыми на месте катастрофы. Ветер так и свистел, поднимая снежные вихри, пока мы с трудом брели по летному полю к обгорелому остову «Веллингтона». Его хвост задрался в небо, как исполинский палец.

Когда мы подошли поближе, то почувствовали ужасающую вонь, но лишь когда мы оказались совсем рядом, то увидели, что обгоревший труп пилота по-прежнему сидит в своем кресле, сжимая ручку управления. Лохмотья кожи вздрагивали под ударами ветра… Не говоря ни слова, мы повернули и торопливо пошли прочь.

Февраль сменился мартом, и снег потихоньку растаял. Теперь у нас было 15 экипажей, подготовленных к ночным полетам. Судя по сему, фрицы после короткой передышки явно собирались возобновить бомбардировки. Но теперь мы намеревались неплохо поработать.

Первым сбил вражеский самолет сам Уиддоуз. Это был Ju-88, который рухнул недалеко от Лута. Через несколько часов после этого Боб Брахем имел небольшую стычку с Do-17, которого гнал до самой земли, прежде чем сбить. Мы самому в эту ночь немного не повезло. Моя специальная аппаратура действовала с неполадками, и в результате, когда мой оператор выдал направление на противника, оказалось, что мы лишь потеряли контакт с самолетом, на который нас навел наземный центр.

На следующий день мы еще раз проверили аппаратуру в полете, а ночью возле Скегнесса я заметил толстобрюхий «Хейнкель», летящий на север. Немец меня не видел, так как я держался ниже и мой самолет не был заметен на фоне земли. Я знал, что он меня не видит, но я его видел четко – огромная черная масса на фоне звездного неба. Я еще раз проверил парашют и привязные ремни, а потом приник к прицелу и начал заход. Когда перекрестие оказалось прямо посреди фюзеляжа «Хейнкеля», я нажал гашетку… Но вместо яркой вспышки – ничего. «Хейнкель» продолжал лететь как ни в чем не бывало, и я сбросил газ, чтобы не проскочить мимо него. Когда я сделал это, патрубки моих моторов выбросили такой сноп пламени и искр, что я испугался, как бы меня не обнаружили. Но все обошлось. Я снова занял подходящую позицию, и снова нажал гашетку. На этот раз одна пушка все-таки заработала, но опять ничего не случилось. Так как ответного огня не было, я решил, что моя очередь убила немецкого стрелка. Когда я совершил третий заход, пушки снова отказали. Я наорал на сержанта Джеймса, требуя сделать хоть что-то, чтобы я смог прикончить немца. Но прошло еще 10 минут, прежде чем я смог это сделать. Тем временем фриц повернул в сторону моря и начал уходить со снижением.

Все происходящее казалось мне какой-то немой потусторонней схваткой двух призрачных бойцов. Но в этот момент я не уступил бы свое место за все сокровища мира. Это было гораздо лучше, чем вылеты на бомбардировку. Единственная проблема заключалась в том, что подобные поединки были слишком редкими.

Наконец Джеймс заставил одну пушку заработать, и я принялся расстреливать его левый мотор. Снаряд за снарядом попадали в крыло немецкого самолета, на котором замелькали желтые вспышки. Потом полетели искры, и мотор остановился. Я перенес огонь на правый мотор, который через несколько секунд тоже встал. А потом огромный «Хейнкель» со скоростью 120 миль/час полетел к земле. Несколько человек выпрыгнули с парашютами, но мы были уже довольно далеко от берега. Мы спустились следом за ним к самой воде и видели, как он плюхнулись недалеко от мола Скегнесса. Но я до сих пор не знаю – сам ли «Хейнкель» упал в воду, или какой-то раненный немец пытался совершить вынужденную посадку.

Когда я впервые увидел его, я даже закричал от восторга, забыв выключить радиотелефон. А когда беспомощный немецкий самолет полетел вниз, мне стало почти жалко его. Весь бой продолжался около 20 минут, но Сэм и я совершенно потеряли чувство времени.

Во второй половине дня мы привезли на аэродром в качестве трофея хвост «Хейнкеля». Мы с Сэмом Франсом отправились в Скегнесс. Там нас встретил старший констебль.

«Прибыли посмотреть на свой „Хейнкель“?» – спросил он.

«Да. Есть тела?» – поинтересовался Сэм.

«Одно. Гауптман с Железным Крестом. Он в морге. Ему практически оторвало голову пушечным снарядом. Хотите увидеть?»

Я почувствовал себя дурно. Но я хотел отправить Железный Крест семье покойника.

«Я боюсь, его уже забрали. Часы тоже. Мародеры. Я попытаюсь найти того, кто это сделал».

«Что-нибудь еще?»

«Резиновая лодка в хорошем состоянии. Вы ее можете забрать, если хотите».

«Спасибо».

Мне очень пригодилась такая лодка. И когда я болтался в ней у солнечных берегов Корнуолла, то не раз гадал: пытались немецкие летчики спастись в ней или нет?

Таков был итог вечерних танцев – трое сбитых. Однако мы все верили, что это лишь начало.

Когда неделя закончилась, наша эскадрилья устроила большую праздничную вечеринку. Была приобретена большая серебряная кружка, на которой выгравировали фамилии отличившихся пилотов. И каждый из них был обязан выпить эту кружку не отрываясь – это оказалось гораздо труднее, чем сбить «Хейнкель»!

Вечеринка была чуточку слишком веселой, так как в результате я попал в суд. Вся моя вина заключалась в том, что я снял затемнение фар на своем автомобиле. Я так уже делал, чтобы спокойно добраться до дома, но на сей раз они записали мой номер. Грэхем-Литтл и Дэвидсон надавали мне массу полезных советов, однако полиция ухватила меня в свои когти и не собиралась выпускать.

Мы с Евой прибыли в суд и предстали перед мировым судьей, внешностью напоминавшим опереточный персонаж. Он был высок, с пышными усами и совершенно лысой головой. Судья разглядывал нас сквозь стекла очков так, словно мы были диковинными существами, а не нарушителями закона. Я сказал Еве, чтобы она помалкивала, а говорить буду только я. Моя защита была простой. Видимость в тот день не превышала 400 ярдов, что у нас в авиации определялось термином «туман», поэтому, чтобы ехать без риска попасть в аварию, я просто был вынужден снять светомаскировку. Это действительно было так. Я даже мог привести с собой офицера-метеоролога, но вместо этого мне пришлось выслушать показания трех полисменов, утверждавших, что ночь была исключительно ясной. Внезапно Ева, сидевшая на задней скамейке, тоже начала говорить. Судья был польщен. Он с удовольствием выслушал ее, а потом стукнул молотком и произнес:

«Вы приговариваетесь к штрафу 4 фунта 5 шиллингов. Заплатите наличными или чеком?»

Я выписал чек.

Это маленькое столкновение с законом на некоторое время нас утихомирило. Мы с Евой проводили вечера, прогуливаясь, а иногда слушали радио в нашей крошечной спальне-гостиной. Постепенно мы начали уставать от нашего паба, ведь раньше никто из нас не жил в подобных условиях. Однако по радио передавали хорошие новости. Итальянцев всюду били в хвост и в гриву. Они увязли в Абиссинии. Они потеряли Бенгази. Наши войска отбили Британское Сомали. Империя дуче была готова рухнуть, как гнилое яблоко. Более того, пошли слухи, что нас собираются перебросить на юг защищать Лондон.

В эскадрилье ночных истребителей день – самое приятное время. Каждое утро мы могли валяться в постели и поднимались не раньше 11 часов, когда начинались полеты. Было очень приятно читать оптимистические сводки в утренних газетах, попивая горячий чай, поданный хозяйкой гостиницы.

Но вскоре мое отношение к хозяйке изменилось в одночасье. Однажды мы раздобыли немного копченого лосося, который в то время был редким деликатесом. Ева решила, что мы съедим его, когда вечером вернемся из Линкольна.

Когда около 9 вечера мы вошли в паб, я сразу попросил подать лосося.

«Сейчас, я думаю, он уже почти готов», – ответила она и пошла на кухню.

«Почти готов?» – лицо Евы вытянулось.

И тут в дверях появилась хозяйка с блюдом в руках. Она шикнула на своего младшего сына: «Прочь с дороги Арти», – и торжественно поставила блюдо на стол. Она запекла нашего лосося в тесте. Еву чуть удар не хватил.

Во время ночных учений мы научились уверенно перехватывать цели, но это совсем не означало, что с противником нам будет так же везти. Когда начались боевые вылеты, все пошло наперекосяк. Либо наша аппаратура отказывала после того, как самолет поднимался в воздух, либо ломалась рация, либо заклинивало пушки, а если все работало нормально, то в эту ночь фрицы не показывались. Все это сильно било по нервам, и нам приходилось проявлять чудеса терпения.

На «Бофайтерах» наконец установили обогрев кабины, и вот он работал нормально. Было очень приятно сидеть в тепле и слышать команды офицера наведения:

«Хэлло, Бэд Хэт 17. Это Дигби-контрольный. Бандит подходит к тебе с востока. Пеленг 0–9–0. Ангелы 15, примерно 10 миль» [9]9
  Сохранен авиационный сленг. Бандит – самолет противника; ангелы – высота в тысячах футов. Прим. пер.


[Закрыть].

Немного погодя:

«Хэлло, Бэд Хэт 17. Бандит в 3 милях от тебя. Приготовься повернуть влево на 270 градусов. Ангелы 10».

Затем поступал приказ поворачивать. Пилот давал полный газ, «Бо» делал крутой вираж, и теперь следовало ждать новых инструкций.

«Хэлло, Бэд Хэт 17. Ты повернул слишком поздно. Теперь он в 4 милях впереди и немного слева. Пеленг 4–2–5 на 2 минуты, потом снова поворот на 280 градусов. Работай».

Это означало, что все следует начинать сначала, только делать гораздо быстрее. Все, кто находился на земле и вслушивался в звуки ночного боя, часто слышали тонкий звенящий гул, похожий на жужжание рассерженной пчелы. Это означало, что истребитель пытается догнать бомбардировщик. Наконец в эфире снова появлялся офицер наведения.

«Хэлло, Бэд Хэт 17. Ты впереди него на 1 милю. Включай свою аппаратуру. Сообщи, как только что-нибудь заметишь».

Ты немедленно убираешь газ и пытаешься определить, какую скорость следует держать, чтобы плавно сойтись с противником. Затем радиооператор начинает работать со своими циферблатами. Наконец он сообщает:

«О'кей, пилот. Вижу отметку. Он прямо впереди в полутора милях».

И затем следует серия команд на изменение курса, чтобы ты смог увидеть силуэт вражеского самолета на фоне звездного неба.

Да, приятно сидеть в тепле и уюте, жевать шоколад и дожидаться, пока появится противник. Самый волнующий момент наступает, когда противник замечен.

Как-то раз мы обнаружили Ju-88, и я точно помню, что за этим последовало. Я быстро повернул влево, так как мне сообщили, что он находится немного слева от меня. Однако, оглядевшись, я обнаружил, что мы летим практически рядом с немцем. Он опомнился первым и сразу исчез. В другой раз мы подобрались так близко, что оператор предупредил, что мы можем в любую минуту столкнуться. Но я не видел ничего! В отчаянии я выпустил очередь из пушек куда-то вперед, и немедленно в ответ откуда-то снизу вылетела струя трассирующих пуль. В нашей аппаратуре опять что-то отказало. Но немец заплатил за глупость своего стрелка. Я успел всадить в него несколько снарядов, прежде чем он скрылся.

Нам требовалось набраться опыта и совершить свои ошибки. Но я боюсь, что требовалось слишком много опыта и слишком много ошибок. Много раз аэродромы наших ночных истребителей подвергались бомбардировкам. Очень часто одиночный Ju-88 болтался над огнями посадочной полосы, дожидаясь, пока мы начнем садиться, чтобы попытаться сбить нас. Я сам имел стычку подобного рода с Ju-88. Мы возвращались после патрулирования над Манчестером, где не видели ничего, кроме нескольких разрывов наших же зенитных снарядов, и теперь кружили над WC1, предвкушая яичницу с беконом и горячий кофе. Я вызвал центр управления полетами и спросил, нет ли поблизости вражеских самолетов.

Мне ответили, что рядом никого нет.

Все было прекрасно. Поэтому я включил огни и начал заходить на посадку. Мы выпустили шасси и закрылки, как полагается. А тем временем на земле, сжимая кулаки в бессильной ярости, следил за происходящим Чарльз Уиддоуз. У него не было рации, зато он видел подозрительный самолет, который давно кружил поблизости от аэродрома. Он видел, что этот «призрак» заходит мне в хвост. Затем, когда до земли оставалось всего 50 футов, этот «Юнкерс» открыл огонь. Однако он оказался плохим стрелком. Мы всего лишь воткнулись в деревья на дальней стороне аэродрома, хотя оператор все-таки получил одну пулю в ногу.

Подобные инциденты происходили едва не каждую ночь, и мы ничего не могли с этим поделать. Впрочем, иногда наши собственные бомбардировщики наносили своим же аэродромам больше вреда, чем противник. Немного позднее в Скэмптоне выдалась бурная ночка. Началось с того, что немец попытался подкараулить наши самолеты, но сам был сбит и рухнул прямо посреди аэродрома. Затем Тони Миллс, возвращаясь из рейда, столкнулся с самолетом своей же группы, уже находясь над аэродромом. Оба самолета рухнули на землю и взорвались, оба экипажа погибли полностью. И последнее происшествие случилось, когда у «Хэмпдена» уже на стоянке открылся бомболюк, из которого выпала 40-фунтовая осколочная бомба. При взрыве погибли 3 человека. Всего в ту ночь погибли 15 человек.

В другой раз один Ju-88 провел более 2 часов над Линкольнширом, болтаясь взад и вперед между Хемсуэллом и Крануэллом. Сначала он охотился за бомбардировщиками, затем прицепился к учебному «Оксфорду» одной из летных школ. Несколько раз он пролетал прямо над одной из баз истребителей. Командующий базой стоял на крыше ангара и следил за ним, громко ругаясь каждый раз, когда немец пролетал у него над головой. Во время прошлой войны он сам был летчиком-истребителем, воевал во Франции на «Кэмеле» и был награжден Орденом за выдающиеся заслуги и Крестом за летные заслуги. Вид «Юнкерса», преспокойно шастающего над вверенным ему аэродромом в ярком лунном свете, довел беднягу до полного бешенства.

Наконец он не вытерпел и приказал подготовить к взлету «Харрикейн».

Наш командующий уселся в кабину и стал ждать, пока фриц появится в очередной раз. Он прибыл, держась на высоте 2000 футов. Командующий базой взлетел.

Почти сразу он перехватил противника, зашел ему в хвост и приготовился атаковать. Вспоминая небо над Амьеном в 1917 году, он нажал гашетку. Ничего не произошло. Снова нажал. Пушки даже не щелкнули. Он сматерился по радио, однако и оно не работало.

Внезапно фриц повернул в сторону берега. Незадачливый охотник еще минут 20 гнался за ним, время от времени пытаясь открыть огонь. Не следует повторять, что у него ничего не вышло. Расстроенный, он повернул домой, изрыгая самые изощренные проклятья в адрес оружейников.

Кое-кто говорит, что эта ругань была слышна даже сквозь рев мотора, когда он садился. Другие утверждают, что он сразу приказал отправить под арест всю службу вооружений базы. Как бы то ни было, он бесновался, пока не появился командир эскадрильи.