Текст книги "Питер Снелл. Без труб, без барабанов"

Автор книги: Гарт Гилмор

Соавторы: Питер Снелл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Игры и развлечения

Войдя в контакт с американским тренером Форрестом Джемисоном (он был у нас в 1959 году), Лидьярд весьма кстати устроил нам остановку в Пало-Альто, расположенном в бухте недалеко от Сан-Франциско. Это было просто замечательно. У нас, улетевших от жалкой осени и зимы в Новой Зеландии в солнечную Калифорнию, было то же самое чувство, что у медведя, вылезающего после долгой спячки под весеннее солнце.

В Калифорнии живет много энтузиастов легкой атлетики, и некоторые из них были знакомы нам по Римской олимпиаде. Они сделали нашу остановку в Пало-Альто чрезвычайно приятной.

Я остановился в семье Раблов, девятнадцатилетний сын которых, Робин, занимался бегом на средние дистанции и выступал за Стэнфордский университет. Еще будучи учеником средней школы, он показал 1.52,0 на полмили и 4.10,0 на милю. Университетский тренер Пэтон Джордан немедленно ухватился за него. К несчастью, как это бывает с большинством молодых многообещающих спортсменов на Западном побережье, спортивная жизнь Робина требовала от него бесчисленных выступлений за Стэнфорд, в которые обычно включались изматывающие дубли. Нередко ему приходилось бежать 880 ярдов и почти одновременно заключительный этап 880 ярдов в смешанной эстафете. Не было ничего удивительного в том, что Робин, вовлеченный в такую тяжелую работу по защите университетской чести, так и не смог улучшить результаты, показанные им в средней школе. Беспрестанные требования приносить своей команде очки в межуниверситетских состязаниях лишают Соединенные Штаты хороших бегунов в большем числе, нежели создают их.

Одна из моих первых ошибок в Калифорнии заключалась в том, что я совершенно потерял чувство меры в потреблении абрикосов. Эти плоды росли в Калифорнии прямо по обочинам дорог, где мы тренировались, и я не мог удержать себя и срывал их прямо во время бега. Это немедленно укорачивало мои тренировочные пробежки.

Мне нравилась наша жизнь в Пало-Альто. Рано утром мы проводили пробежку, в середине дня купались и загорали или осматривали достопримечательности Сан-Франциско, после полудня снова включались в бег и заканчивали день за столом, поглощая консервированные соки, кусочки жареного картофеля и другую полезную для тренировок пищу.

Клуб «Трэк Натс» организовал пробные выступления, которые для нас прошли успешно. Гарри победил на дистанции 440 ярдов, я – на полмили (1.52,5). Мюррей выиграл милю, а Барри – две мили. Конечно, с нами бежали довольно слабые соперники, но тем не менее результаты показывали, что мы потихоньку входим в форму.

Через Северный полюс мы перелетели в Лондон, и теперь в сравнении с Пало-Альто картина была иной. Вместо калифорнийского тепла типично серый лондонский день, что сразу сделало воспоминание о Пало-Альто похожим на сон. Те же официальные лица, которые встречали нас во время визита после окончания Римской олимпиады, были на аэродроме и на этот раз. Они повезли нас в отель «Ланкастер-Гэйт». До часу дня мы спали, а потом после ленча нас проводили на Флит-стрит на пресс-конференцию. Пресс-конференция прошла в изысканной клубной атмосфере. Мы пили пиво и отвечали на вежливые вопросы. День мы закончили 45-минутной трусцой вокруг Гайд-парка.

В первые же дни после прибытия в Лондон Мюррей почувствовал себя плохо. То были последствия противостолбнячной прививки, сделанной ему в Окленде около двух недель назад, и теперь стало очевидно, что Мюррей не сможет выступить в первом соревновании в Лондоне.

Организаторы выступлений, естественно, были этим очень озабочены, потому что планировали забег на три мили, в котором Мюррею следовало состязаться со своим старым соперником поляком Зимны и с английской надеждой Брюсом Талло. Однако беспокойство было напрасным. Зимны, узнав, что Мюррей побежит три мили, срочно протелеграфировал, что будет стартовать в забеге на милю.

Итак, у организаторов теперь не стало ни Мюррея, ни Зимны. Мюррей делал все возможное, чтобы встать в строй, но мы все же решили выставить Барри. Я ехал на стадион «Уайт-сити» и чувствовал себя одиноким – с Мюрреем мы провели вместе столько дублей, что теперь без него атмосфера казалась совсем иной.

Против меня в забеге выступал немец Пауль Шмидт, финалист Римской олимпиады на 800 м; в его присутствии я должен был строить тактику на выигрыш. Темп бега установил Гарри, бежавший в своей обычной манере; на последнем повороте я повис у него на плече и перед самым выходом на прямую сделал рывок, чтобы взять лидерство. Здесь Гарри встал, и все его обошли. Я выиграл забег и был удовлетворен, показав 1.48,3.

Выступление Барри на три мили принесло нам сильнейшие переживания со времен Олимпиады в Риме, когда мы выиграли три медали. Мы плясали от радости, видя, что он применил тактику Мюррея и вышел вперед за два круга до финиша. Перед забегом Талло, не зная, куда девать избыток самоуверенности, столь свойственной английским бегунам, заявил, что сделает попытку побить мировой рекорд. Это заявление оказалось чересчур смелым и теперь выглядело дурацким, потому что Барри, задушив Талло совершенно, выиграл забег с результатом 13.18,0.

Его лучший результат на эту дистанцию был равен 13.31,0, поэтому, когда объявили время, мы в первый момент отказывались верить своим ушам: результат Барри был всего на семь секунд с десятыми ниже мирового рекорда.

Мое пребывание в Лондоне закончилось встречей с бывшей новозеландской звездой по теннису Марком Отуэем, который взял меня на денек в Уимблдон, где в это время работа была на полном ходу. Мы зашли на площадку к игрокам, и я имел удовольствие познакомиться с некоторыми теннисистами высшего класса.

На следующий день мы двинулись в Ньюкасл на небольшое состязание в окрестностях Гейтсхеда. К тому времени каждый из нас успел почувствовать последствия перелета из Америки, хотя Мюррей начал поправляться от своей болезни. Мы с Гарри выступали в забеге на полмили. Забег был слабый, но я плохо переносил погоду и, пробежав первую половину за 55,5, оказался на предпоследней прямой в 30 ярдах позади Гарри. Однако на финише он сильно сбавил темп и я, дотащившись до него на прямой, выиграл четыре ярда. Я показал 1.50,4.

Мюррей и Барри бежали милю, Мюррей великолепно финишировал и победил с результатом 4.03,4, весьма приличным для человека, только что оправившегося от болезни. Барри, совсем не милевик, остался далеко позади.

Когда мы возвратились в Лондон, к нам присоединился австралиец Пэт Клохесси и вместе с ним мы отправились в Финляндию через Париж. Специальный самолет доставил нас из Парижа в Хельсинки. Впервые в своей жизни увидел я, что значит встреча спортсменов в стране, где понимают легкую атлетику. В аэропорту нас шумно приветствовал духовой оркестр и многочисленная толпа зрителей. Нас долго фотографировали, и прежде, чем отпустили в город, было произнесено много приветственных речей и взято интервью.

Наша компания пополнилась переводчиком Юхани, коротко подстриженным, веселым блондином. Он должен был сопровождать нас на все время поездки.

Разместили нас в специальном легкоатлетическом лагере в Отаниеми, под Хельсинки. Окружение было восхитительным. Окна общей спальни на верхнем этаже выходили на великолепную четырехсотметровую гаревую дорожку; там был закрытый стадион, закрытые теннисные корты и гимнастический зал; в соседний лес уходили, извиваясь, живописные тренировочные дорожки.

В день приезда я начал тренировку в 9 часов вечера и провел в одиночестве прикидку на 400 м, показав 49,2 секунды. Однако заснуть было проблемой. Долгие сумерки сменились полной темнотой лишь на пару часов, и мы никак не могли убрать свет из нашей спальни в должной степени.

Нигде я не раздавал автографы в таком количестве, как в Финляндии. Финские дети настоящие профессионалы по этой части! Они не только собирают автографы, но составляют альбомы газетных вырезок с фотографиями и на каждой из них требуют подписи. В хельсинские магазины мы заходили редко: цены были явно нам не по карману.

Соревнования «Уорлд Геймз» были рассчитаны на два дня и высоко котировались в международном легкоатлетическом календаре. Для нас с Мюрреем это были, кроме того, соревнования, где мы чувствовали себя обязанными победить, чтобы доказать, что наши победы в Риме не были счастливой случайностью.

Юхани привел нас на Олимпийский стадион. У входа мы остановились, чтобы осмотреть статую бессмертного олимпийского и мирового рекордсмена Пааво Нурми. В то время он был уже преуспевающим хельсинским бизнесменом, не проявляющим большого интереса к легкой атлетике.

Как обычно, соревнования на мою дистанцию проходили в начале программы, и я должен был первым представлять Новую Зеландию.

Филпотта в моем забеге не было. Этот забег ограничивался бегунами с высокими результатами, и Гарри был огорчен, найдя себя в соревнованиях на 800 м в списках группы «Б».

Моими соперниками были четверо из остальных пяти финалистов в Риме, Не хватало только одного Кристиана Вэгли, так как он к тому времени бросил бег. На линии старта выстроились Роже Мунс, Джим Дюпре, Джордж Керр, Олави Салонен, Балке, Матушевски, Шмидт и я.

Салонен, обладавший в свое время мировым рекордом в беге на 1500 м, провел нас на первых 400 м, показав 55 секунд. Я устроился вторым и пробежал первый круг за 55,5. Я чувствовал себя хорошо, но не хотел выходить вперед раньше времени, хотя и сознавал, что с таким медленным темпом мне придется предпринять что-то решительное, чтобы не быть настигнутым более быстрыми бегунами на финише. Однако никакого особенного вызова не последовало, я энергично спринтовал. За 300 м до финиша я резко ускорил бег и выиграл его с удивительно быстрым для такого начала временем – 1.47,6. Матушевски был вторым – 1.48,4, а третьим, к радости финнов, пришел Салонен – 1.48,7. Мунс и Керр были далеко сзади.

Я присоединился к Лидьярду на трибунах и стал наблюдать остальную часть соревнования. Сначала мы посмотрели забег на 800 м группы «Б», где Гарри, огорченный своим изгнанием, бежал вяло и был на финише вторым. После этого начался один из самых впечатляющих забегов, которые я когда-либо видел.

В забеге на 5000 м тактически одержал верх Халберг. Начиная последний круг, он шел со значительным отрывом от остальной группы бегунов, возглавляемой Гордоном Пири. За 300 м до финиша он сделал свой финишный спурт, и стадион не переставал шуметь до тех пор, пока он не сорвал ленточку, установленную по его просьбе на отметке три мили для фиксации возможного мирового рекорда. Мы буквально онемели, когда увидели, что Мюррей не намерен бежать дальше, а замедляет бег, останавливается и радостно машет руками зрителям – за 200 м до финишной черты.

С трибун, естественно, начали ему махать руками, кричать и указывать. Мюррей, казалось, понял – что-то не в порядке, оглянулся назад и увидел Пири, быстро наступавшего на него с мрачной решимостью на лице. Отсутствие фотографов и судей на финише, по-видимому, вразумило Мюррея, и он внезапно сорвался с места, как поднятый олень. К счастью, у него было настолько большое преимущество, что он победил еще с запасом.

Позднее Артур сказал, что он чуть не запустил в Мюррея секундомером. Это был эпизод, который мы долгое время не позволяли ему забыть.

И хотя то, что произошло, не представляется вполне понятным, мне помнится, что Мюррей говорил, что он часто бежит в полубессознательном состоянии и до него не доходит ничего, кроме физического и психического ощущения бега. В таком состоянии, по-видимому, почувствовать ленточку, поставленную на трехмилевой отметке, было единственным внешним раздражителем для него, на который он мог реагировать. К несчастью, он понял этот раздражитель неправильно.

Теперь, когда у меня не было никаких обязанностей в соревнованиях и я был просто зрителем, я позволил себе провести все следующее утро на поле для гольфа в Хельсинки в компании с Юхани. Как всегда, игра была для меня приятным отдыхом и одновременно напоминанием в ощущении все нарастающей усталости, что гольф, подобно охоте на оленей, дает работу совершенно иным группам мышц, нежели тем, что участвуют в беге, и притом таким, которые я не вовлекаю в тренировку подолгу. После игры Юхани пригласил меня посетить его квартиру. Я был представлен его жене и не без удовольствия ознакомился с жизнью типичной финской семьи.

Мюррей, Артур и я проводили Барри на стадион, где он должен был бежать 10 000 м, и прибыли как раз во время, чтобы посмотреть захватывающий забег на 1500 м. Здесь маленький американец Джим Битти одержал великолепную победу над Рожевельди, показав 3.42,4.

Битти не удалось попасть в финал бега на 5000 м в Риме, и он был относительно неизвестен. Конечно, даже в Хельсинки я не считал его бегуном, который начнет угрожать мне в моей дальнейшей беговой практике.

Мы были уверены, что Барри, несмотря на свои побитые ноги, с которыми он нянчился после своего выдающегося выступления в Лондоне, находится в достаточно хорошей форме, чтобы показать нечто действительно зрелищное. Барри не разочаровал нас. Он оторвался от Дэйва Пауэра, бывшего год назад бронзовым медалистом на этой дистанции, и стал вторым новозеландцем после Халберга, вышедшим из 29 минут на 10 000 м. Он одержал победу с результатом 28.50,8.

Американская звезда легкой атлетики Джей Сильвестр показал второй выдающийся результат последнего дня. Он выиграл великолепный дубль – метание диска и толкание ядра и был награжден специальным призом за лучшие результаты в соревновании. После того как ему вручили тяжелый, высотой в два фута красивый приз, выполненный в виде бумеранга, он едва не свалился от усталости, совершая круг почета вокруг стадиона, который он бежал, размахивая трофеем в загорелой руке. И в самом деле, здесь ему пришлось поработать больше, чем в круге для метаний.

Всех нас пригласили на восхитительный банкет, начавшийся около полуночи и продолжавшийся до глубокой ночи; отличная еда комбинировалась с прекрасными винами. Этот банкет совпал также с празднованием дней рождения Лидьярда и Халберга. На стол был поставлен поднос с мартини, что выглядело несколько необычно на пиру спортсменов. Артур разрешил эту проблему быстро и ловко. «Пройдите мимо этого вот сюда», – скомандовал он. Он сидел в более подходящем месте – возле цветочного горшка.

Барри и я были приятно удивлены, получив небольшие серебряные копии стадиона в знак того, что наши результаты на 800 и 10 000 м были рекордами соревнований «Уорлд Геймз».

Мы возвратились в Отаниеми и позднее, тем же утром, разделились на две группы.

Мюррей, Барри и Артур поехали в Юваскилу, а мы с Гарри остались до 10 часов утра в ожидании 150-мильного автобусного рейса в Турку.

Я чувствовал себя усталым после банкета, но меня подогревало желание поскорее увидеть стадион в Турку и пробежаться по той самой дорожке, которую избрал в 1954 году Джон Лэнди для своей попытки побить мировой рекорд на милю.

Оглушающая тишина

В Турку мы с Гарри ничем особенным не отличились, а не следующее утро, когда узнали, что Мюррей побил в Юваскиле мировой рекорд на две мили с результатом 8.30,0, наши результаты показались нам еще более ничтожными.

С чувством вины мы ждали, как будет реагировать триумфальная половина команды на наши посредственные усилия.

Мы вылетели назад в Отаниеми для ленча, в течение часа бегали там трусцой перед путешествием в военный городок Коувола, в 90 милях от Отаниеми и рядом с советской границей. К этому времени мы пришли к заключению, что требовать от нас столь частых выступлений в совокупности с переездами на расстояния до 200 миль несколько неразумно. По этой причине мы согласились бежать в Коуволе лишь на более коротких дистанциях, чем обычно.

Это было весьма кстати. Я еще пытался войти в наилучшую спортивную форму, бегая трусцой каждое утро, по крайней мере полчаса, и в Коуволе, пробежав с Барри 35 минут перед завтраком, почувствовал себя определенно вялым. Спасение пришло с предложением посетить настоящую финскую баню-сауну в доме одного из официальных лиц.

Мы столько слышали о предрасположении финнов к сауне (по требованию финнов сауна была организована даже на олимпийских играх), что немедленно согласились на предложение.

Мы нашли баню чудесной. В сухом и жарком воздухе сауны пот льется струями, но при этом не возникает неудовольствия – только прибавляется бодрости. Процедура после жаркой сауны составляет с ней резкий контраст – нужно окунуться в расположенное поблизости озерцо и охладить свое тело как можно скорее. Зимой финны разрешают эту проблему выбегая из парной прямо на улицу и катаясь в снегу.

Выступая в соревнованиях после полудня, мы все чувствовали себя более свежими. Мюррей финишировал вторым, вслед за Олави Салоненом, на 1500 м; оба показали 3.48,8. Я пробежал 400 м за 49 секунд ровно и попал в финал, где протащился за 49,4 и был далеко позади победителя Джорджа Керра.

После соревнований мы возвратились в нашу гостиницу, приняли душ, пообедали и двинулись на автомобиле в Отаниеми.

Нужно было спешить. Наше лихорадочное расписание включало на следующее утро перелет из Хельсинки в Дюссельдорф через Копенгаген.

Мы отправились туда после раннего завтрака.

В Копенгагене я купил салатницу и несколько подносов, и когда предъявил их в немецкой таможне, возникла неприятность. Мне сказали, чтобы я заплатил за них пару немецких марок, но после короткой перебранки было разрешено продолжать путь.

Нас встретили официальные представители, мы сели в автобус, и он понес нас по шоссе в Кельн. Там нас поместили в отель рядом со знаменитым собором. Мы не стали тратить времени даром и быстро погрузились в нашу обычную процедуру во время турне: натянули тренировочные костюмы и произвели первый осмотр достопримечательностей в тренировке, с интересом и радостью бегая вокруг мостов через Рейн.

Перед соревнованиями в Кельне у нас оставался один свободный день, поэтому Артур решил, что нам всем будет полезно пробежать 12 раз по 220 ярдов в хорошем темпе. Гарри отдыхал, но все остальные, включая и Пэта Клохесси – он теперь стал настоящим членом нашей команды, – провели тренировку на отличной дорожке из красного кирпичного крошева, проложенной среди дубов на площадке, напоминавшей типичный состоятельный клуб для гольфа в Новой Зеландии.

Был прекрасный день, и тренировка прошла отлично. Мы пробежали широким шагом 6 по 220 ярдов, затем Пэт, Мюррей, Барри и я побегали еще полминуты, и я дал им 20-ярдовый старт. После этого мы по-настоящему «проработали» следующие 6 по 220.

На следующий день представители фирмы «Адидас» помогли привести в порядок нашу обувь и после 30-минутной трусцы и ленча мы на пару часов прилегли заснуть.

Пока мы спали, прекрасная погода сменилась штормом. Мы проснулись, и все вокруг было мокро и продолжало намокать вплоть до 7 часов вечера.

В результате 500-метровая дорожка стадиона стала чрезвычайно мягкой. Во время разминки за три четверти часа до начала программы мы видели, как тройник сделал скачок, затем шаг и закончил попытку проехав совсем не изящным образом на спине, когда старался выполнить прыжок на коварной поверхности.

На этой большой дорожке старт в моем виде устроили с середины прямой, противоположной финишной, а гонг раздавался за финишным столбом. Это могло бы осложнить определение темпа, но я подверг себя гораздо большим неприятностям, поленившись выучить немецкую стартовую команду. Я рассуждал очень просто: первая фраза будет означать «На старт!», вторая – «Внимание!», а затем последует выстрел.

На старте нас было человек двенадцать, и я опять сделал ошибку, не заметив, что я единственный, кто бежит с низкого старта. Я стоял опираясь коленом о дорожку, ожидая команды «Внимание!», как вдруг раздался выстрел.

Все ринулись вперед, стараясь занять выгодную позицию перед выходом в первый длинный вираж. Несколько ошарашенный тем, что происходит, я оказался в самом хвосте и смешался с второразрядными бегунами, занимавшими позицию преследования. Я совершенно не мог пробиться, и когда лидеры бега входили в поворот, я был в 20 ярдах сзади. Войдя в вираж, я отчаянно пытался определить, где же Пауль Шмидт, рекордсмен Западной Германии (1.46,2) и четвертый в финале на Римской олимпиаде. Увы, я увидел его: он бежал в прекрасной позиции, позади лидера. Шмидт был хороший парень, кое-как говорил по-английски, и мы с ним обменялись любезностями во время разминки. И вот теперь он был в 20 ярдах впереди, и мне было уже не до любезностей.

Я преследовал забег, когда раздался удар гонга. Я хотел выйти вперед, и единственным выходом было бежать по крайним дорожкам длинного виража, пробивать себе дорогу через кучу преследующих бегунов и следить за тем, чтобы избежать столкновений. Это означало, что мне придется пробежать порядочную дополнительную дистанцию.

К тому времени, когда я достиг фронта преследующей группы, Шмидт и еще три немца сделали отрыв в 10–15 ярдов. К концу предпоследней прямой отчаянными усилиями я покрыл этот разрыв, но в это время Шмидт сделал рывок. На последнем вираже и на выходе на прямую, когда до ленточки оставались долгие 150 ярдов, Шмидт был еще на 10 ярдов впереди меня. Я мог слышать, как оглушительно ревела толпа, – наверное, казалось, что местному чемпиону осталось несложное дело, – но вот Шмидт оглянулся, я увидел его лицо и понял, что его ранний спурт начинает давать себя знать. Я вложил все в последнюю попытку достать его.

За 20 ярдов до финиша я дотянулся до плеча Шмидта. Он применил тактику, обычную для многих европейских бегунов, попытавшись вытеснить меня на середину дорожки, чтобы я не смог обойти его. Однако моя инерция к этому времени была так велика, что я обошел его и вырвал на финише один ярд.

Исход дела, казалось, ошеломил толпу. Наступило гробовое молчание, и это было самым странным из того, что мне приходилось видеть на стадионах. Лишь только тогда, когда я поднялся на пьедестал почета, публика разразилась аплодисментами.

Мое время не было исключительным – всего 1.48,2 и, помимо невыразимого облегчения от того, что я сумел выпутаться из трудной ситуации и прихватить Шмидта, я не испытывал ничего до тех пор, пока не встретил Мюррея и Артура, обрушивших на меня шквал поздравлений. Артур оценил это состязание как самое мое великое выступление, которое он видел.

Они наблюдали бег рядом с группой немецких официальных лиц, которые вместе с остальными зрителями в полной мере и, не без оснований, предвкушали победу Шмидта. И после того, как Шмидт, войдя в прямую с запасом, при обычных обстоятельствах вполне достаточным для победы, был все же побит, те не только лишились языка, но были полностью парализованы.

Возвращаясь в памяти к этому состязанию, я вспоминаю, что, оказавшись так далеко, я сохранял над собой полный контроль, убеждая себя не терять головы и не пытаться быстро покрыть брешь за счет спринта. Я применил тактику, очень похожую на ту, что обычна в гандикапе, и хотя у меня не было времени, чтобы собраться с мыслями, когда я пробивался через хвост забега, я должен был крепко держать себя в руках, чтобы избежать паники. Это могло бы случиться в тот момент, когда я настиг преследующую группу и затем увидел, как Шмидт оторвался от нее и оказался далеко впереди меня незадолго до финиша.

Благодаря нашим связям с фирмой «Агфа», возникшим в Новой Зеландии, мы получили приглашение посетить штаб-квартиру фирмы в Леверкузене. Здесь мы впервые узнали, что «Агфа» финансируется гигантской химической корпорацией Байера. Мы были приняты управляющим, посмотрели весьма любопытный фильм о деятельности корпорации и затем с удовольствием провели тренировку на гаревой дорожке, которая обычно предоставляется служащим – членам легкоатлетического клуба Байера. Этот клуб имеет даже своего собственного тренера. После приятной автомобильной прогулки по окрестностям состоялся обед на даче Байера, на котором присутствовали некоторые из руководителей фирмы.

На следующий день, рано утром, мы провели бег трусцой, упаковались, двинулись в Бонн и затем перелетели в Амстердам. В Амстердаме мы пересели на другой самолет и через Манчестер прилетели в Дублин. Было приятно снова оказаться в Ирландии, среди ее маленького народа, снова пойти в Сэнтри и пробежать там три мили в легком темпе за 15 минут, чтобы привести себя в порядок после перелета.

Барри и Гарри, которые были в Ирландии впервые, никак не могли поверить, что стадион в Сэнтри и есть тот самый, который воодушевил спортсменов на многие фантастические результаты в недавние годы. Поле стадиона заросло травой, и ее следовало бы подстричь. Перед трибуной неуклюже маячил теннисный корт, построенный организатором Билли Мортоном для профессиональной группы Крамера. Возле финиша были воздвигнуты новые трибуны малопривлекательного вида, покрытые искривленной ржавой крышей. Общий вид стадиона восторга не вызывал.

Но дорожка была, как всегда, легкой.