Текст книги "Питер Снелл. Без труб, без барабанов"

Автор книги: Гарт Гилмор

Соавторы: Питер Снелл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Неожиданный успех

Перед началом соревнований в Сэнтри у нас было целых два свободных дня, и в один из них мы наняли автомобиль и двинулись в Голвей по Ирландии мимо каменных домиков с соломенными крышами, населенных людьми, говорящими до сих пор по-галльски и, кажется, ничем не занятыми, мимо выгонов, на которых до самого горизонта разбросаны валуны, среди домашних птиц, которые носятся в дом и из дома, как постоянные его обитатели.

Утром в первый день соревнований мы не тренировались, потому что были слишком заняты сдачей избытка нашего багажа и покупкой билетов на остальную часть турне. Наш ленч состоял из овощей, одной картофелины и маленького кусочка мяса. В половине шестого мы заказали чай с гренками, затем взяли такси и отправились на стадион.

Единственным настоящим соперником для меня в беге на 880 ярдов был все тот же Джордж Керр, но после его выступления в Хельсинки я не считал, что он может угрожать мне, и поэтому решил идти не только на победу, но и на рекорд.

Со старта Филпотт сразу попал в «коробочку» и не смог установить нужный темп, однако вперед решительно вышел ирландец Мак Лин, и я весь первый круг следовал за ним по пятам. Мак Лин прошел круг за 52 секунды и затем резко сдал. Я оказался лидером, вовсе не желая вести бег. Возможно, я подумал тогда о предстоящей в тот же вечер эстафете 4 по 1 миле, сбавил темп. Я мирно дрейфовал вдоль предпоследней прямой, как вдруг Джордж пролетел мимо.

В мозгу молнией вспыхнуло воспоминание о Нейпире. Ну нет, это снова не повторится. С отчаянной решимостью я принялся преследовать Джорджа на последнем вираже. Когда мы вышли на прямую, я был на ярд сзади. Джордж бежал в полную силу, и я пядь за пядью продвигался к нему в неожиданно отчаянной битве. Мы прошли 800-метровую отметку грудь в грудь и здесь в самой яростной схватке, которая когда-либо была у меня с Джорджем, я наконец сорвал ленточку на грудь впереди. Обоим нам дали результат 1.47,2, что было самым лучшим временем на полмили в сезоне и хорошей ценой за медленные третьи 220 ярдов, которые начисто лишили меня мирового рекорда.

На 800-метровой отметке мы оба показали 1.46,4, и позднее, когда в том же году были опубликованы списки лучших результатов в мире, я был взбешен, увидя, что Джордж начинает список на этой дистанции. Хотя это я считал совершенным абсурдом, в примечании разъяснялось, что мы миновали 800-метровую отметку «одновременно».

То, что Джордж лидировал, сказано не было, но ведь только это обстоятельство и могло помочь понять, почему промежуточный результат проигравшего лучше промежуточного результата победителя.

Забег на 880 ярдов подтвердил репутацию Сэнтри в отношении рекордов. Первые пять бегунов показали свои лучшие результаты в году. Ирландец Рон Деланей был третьим – 1.47,8, Гарри – четвертым – 1.48,1 (личный рекорд) и 19-летний Ноель Кэролл, надежда Ирландии, называемый там вторым Деланеем (позднее он хорошо выступил в Токио), – пятым – 1.48,5. Результат Гарри позволил ему занять восьмое место в списке лучших бегунов мира в 1961 году.

Я точно не помню, каким образом нас втянули в эстафету 4 по 1 миле. Знаю только то, что Артур и Билли Мортон договорились между собой, и мы были заявлены, чтобы подстегнуть англичан в их попытке побить мировой рекорд (16.25,2), который принадлежал венграм с 1959 года. Время старта было назначено примерно часом позже забега на 880 ярдов.

Тактика, которую мы разработали для этого случая, заключалась в том, что Гарри побежит первый этап. Это позволит ему спокойно следовать за английским бегуном, который, раз Гарри не милевик, и установит темп. Номером вторым пойдет Мюррей, чтобы покрыть брешь, которая, мы ожидали, появится в результате дебюта Гарри. Далее Мюррея сменит Барри и попытается удержать преимущество, которое даст ему Мюррей. Наконец, на мою долю останется пробежать последний этап и сделать все возможное.

Помнится, я сказал Барри, что хотел бы иметь только 20 ярдов сзади на своем этапе. Конечно, мы не считали себя возможными победителями соревнований. Эта цель, имея в виду, что никто из нас настоящим милевиком не был, казалась нам безнадежной. В конце концов, мастерами на этой дистанции были англичане, и именно они хотели побить мировой рекорд. Наше дело – по крайней мере придать их попытке черты соревнования.

Все мы приняли отеческую позицию в отношении Гарри, убеждали его, что ему не следует слишком волноваться, и заверяли, что его 4.20,0 или что-нибудь в этом роде все же не заставят нас отказаться от дальнейшей борьбы.

Прикинув его тренировочные результаты, мы подсчитали, что указанное время – лучшее, что можно ожидать от него. Мюррей, надеялись мы, принимая во внимание его милю в Гейтсхеде, должен управиться с делом за 4.03,0, Барри, показавший в том же Гейтсхеде 4.11,0, даст что-нибудь около 4.12,0, а мне нужно пробежать свою милю за 4.05,0. Последнее представлялось некоторым прожектерством, учитывая тяжелые полмили перед эстафетой. По нашим подсчетам в сумме получалось 16.40,0 – примерно на 15 секунд медленнее, чем рекорд, которого жаждали англичане. Они уже один раз пытались побить рекорд, в среднем показали около 4.06,0 и приблизились вплотную к нему.

Стэн Тэйлор вывел англичан вперед, и немедленно Гарри прилепился к нему. Остальные из нас распределились по всему кругу, чтобы непрерывно поддерживать в Гарри боевой дух. В течение целой полумили он еще держался за англичанином. Он немного сдал на третьем круге, и Тэйлор ушел вперед ярдов на 30. В ожидании неотвратимого последнего круга мы затаили дыхание. Было очевидно, что нам предстояло начать вторую милю далеко позади англичан.

Внезапно я осознал: «Черт побери, он выигрывает!» Так и было. Перед предпоследней прямой их разделяло только 15 ярдов, но все мы были поражены, увидя, что Гарри начинает финишный спурт. В этот момент мне пришло в голову, что если бы можно было предвидеть такое эффективное начало, мы могли бы рассчитывать на победу и сами.

Гарри великолепно закончил бег и был лишь на 10 ярдов позади Тэйлора. Он показал 4.12,9. Мюррей, бежавший на этапе с Джоном Андерсоном, у которого он выиграл только что в Гейтсхеде, смог сократить разрыв до трех ярдов. Экспансивная ирландская толпа, также начавшая понимать, что мы получили шанс на победу, стала поддерживать нас чрезвычайно шумно.

Однако, когда Мюррею не удалось взять лидерство, хотя он и закрыл брешь, наши надежды после бега Гарри сменились отчаянием. Андерсон пробежал лидером в неожиданно хорошее время – 4.05,0 против 4.02,5 у Мюррея, и это означало, что Барри будет бежать без всякого преимущества перед хорошо подготовленным Аланом Симпсоном.

Внезапно Барри пошел прекрасным размашистым шагом и на первых 220 ярдах полностью ликвидировал разрыв. На третьем круге он выглядел так, как будто я хотел передать палочку первым. Мы снова воспрянули духом, но здесь Симпсон сделал сильный финишный спурт и до передачи эстафеты Бриану Холлу выиграл пять ярдов.

Он пробежал свой этап за 4.05,0, Барри – за 4.07,2.

Атмосфера на стадионе накалилась до предела. Я совершенно забыл о том, что час назад пробежал полмили, полностью растворился в гуле непрерывного одобрения, взял энергичный старт и настиг англичанина, чтобы иметь выгоду преследования с близкой дистанции. Холл, пытаясь извлечь из своих пяти ярдов все, что только возможно, подстегнул темп бега и заставил меня пробежать первый круг за 58 секунд.

Но теперь он ослабил темп, и следующие два круга мы пробежали за 63,2 и 62,9. Это дало мне передышку, в которой я нуждался после быстрого старта.

Пробегая под гонгом, я увидел, как Пэт Клохесси взволнованно суетится на внутреннем крае дорожки. Я смутно помню, что до меня дошло какое-то упоминание о рекорде. Я испытывал громадное напряжение. «Когда Холл начнет свой спринт? Сумею ли я удержаться за ним?» Но, опьяненный атмосферой соревнования, я чувствовал себя не усталым, а воодушевленным. Держать Холла было легче, чем это представлялось.

Перед последним поворотом я вложил все силы в финишный спурт. Сражаясь на прямой, я не думал ни о чем, кроме надвигающейся ленточки. Я почти потерял сознание и, очевидно пробежав финишный столб, упал прямо в чьи-то руки. Я не помню этого.

Мое время было 4.01,2, у Холла – 4.04,8. Это была самая быстрая миля в моей жизни, и это позволило нам побить рекорд на 1,6 секунды.

Я был крайне утомлен, но присоединился к своим товарищам в триумфальной пробежке вокруг стадиона.

Я не мог не чувствовать иронии ситуации. После столь тяжких трудов в попытках побить мировые рекорды на 800 м и 880 ярдов я стал обладателем рекорда, о котором в то время даже не помышлял.

Думаю, придет день, и притом весьма скоро, когда рекорд в эстафете 4 по 1 миле будет меньше 16 минут, потому что теперь много спортсменов высшего класса имеют обоснованные притязания на четырехминутный барьер, – все же эта эстафета в Сэнтри всегда останется для меня одним из памятных событий в моей жизни. У каждого из нас были большие личные победы, но этот триумф был достигнут усилиями всей команды. Пусть мой этап был самый быстрый, однако это не значит, что я выступил лучше других. Каждый член команды выступал в необычных условиях.

Гарри никогда по-настоящему не боролся в соревнованиях на милю, и все же он замечательно пробежал ее. И притом всего 75 минут спустя после самых быстрых 880 ярдов в своей карьере.

Мюррей, который, кроме олимпийской победы, мечтал пробежать три мили и 5000 м с мировыми рекордами, бежал в этой эстафете, зная, что для него наилучший шанс побить первый из этих рекордов, возможно, наступит на следующий вечер на этой же дорожке. Он не мог не думать об этом во время эстафеты, но, несмотря на то, что он так долго готовился к рекордному результату, он «промолотил» милю за 4.02,5. Это следует рассматривать как великую жертву в защиту спортивной чести Новой Зеландии, ибо чего больше можно ожидать от спортсмена накануне его попытки побить высокий мировой рекорд!

Барри, если не считать его выдающиеся выступления в последнее время в Лондоне и Хельсинки на дистанциях три мили и 10 000 м, пользовался, в основном, репутацией марафонца международного класса. Эта миля в Дублине, можно сказать, квалифицировала его как самого быстрого марафонца на свете. Это было столь же неожиданно и столь же на него не похоже, как и его замечательный результат на три мили в Лондоне.

Мой собственный результат показал мне, на что способен спортсмен, испытывающий воодушевление, и, возможно, впервые в жизни я стал серьезно подумывать о том, чтобы в большей степени сосредоточить усилия на миле.

В ту ночь я принял две снотворные таблетки, чтобы снять возбуждение и как можно лучше отдохнуть перед милей во второй день соревнований в Сэнтри.

Эти таблетки принесли большую пользу. Я проснулся бодрым и отдохнувшим. Наутро мы бесстыдно рыскали по городу и скупали все газеты, включая английские, уже доставленные самолетом. Местная пресса комментировала событие огромными шапками: «Могущественные новозеландцы входят в элиту», «Великолепная новозеландская четверка в Сэнтри». И в том же духе на восемь колонок текста. Ирландцы были очарованы тем, что притягательный для рекордов дух Сэнтри еще живет.

Представительный Рон Деланей заехал за мной и повез меня в своей машине на ближайшую площадку для игры в поло. Там мы побегали трусцой и поболтали минут двадцать. Я нашел его очень милым парнем.

В этот день Билли Мортон, не теряя времени, расписывал мои шансы на милю, делая прогнозы по дублю в субботний вечер. На самом деле никто за кулисами не мог от меня ожидать многого. Мои ноги были «забиты», и я с трудом пришел на финише третьим, вслед за двумя английскими бегунами, участниками эстафеты. Я показал 4.10,0, чем в сложившихся обстоятельствах должен был быть доволен.

Бег Мюррея на три мили был для него необычен. Первые две мили он бежал примерно в рамках мирового рекорда и выглядел хорошо. Затем вперед вышел Дэйв Пауэр. Темп бега упал, но Мюррей против этого не возражал и продолжал отсиживаться. В тот момент, когда уже мы подумали, что миля накануне взяла свое и он бежит уже только на выигрыш, он вышел вперед, прибавил ходу и, к нашему всеобщему изумлению, за 500 ярдов до финиша понесся вперед, как спущенная борзая. Никогда еще я не видел, чтобы в трех милях последний круг бежали так быстро, как Мюррей в тот вечер. Он пролетел его за 53,4 секунды – примерно на секунду быстрее, чем второй круг в моей полумиле. На финише ему недостало всего 0,8 секунды до мирового рекорда – 13.11,6.

Было очевидно, что за два-три круга перед последним он упустил замечательную возможность. Мы спросили его, в чем причина, и он ответил, что во время бега почувствовал несильную боль в ступне и решил, что Пауэр может побить его. Вот почему он не решался выйти вперед и увеличить темп. Когда же осталось бежать один круг, он снова почувствовал себя хорошо, махнул рукой на все предосторожности и показал все что мог.

Барри, который в отличие от Мюррея не был склонен к постоянству и хорошие выступления перемежал с плохими, финишировал в этом беге совершенно незамеченным.

Газет в этот вечер мы не покупали.

Изматывающий отдых

Мы простились с Ирландией на следующее утро и в 4.45 вылетели из аэропорта. Когда человек возвращается домой из путешествий, подобных этому, требуются недели, чтобы прийти в себя. Через Лондон мы прилетели в Стокгольм и, переночевав там, двинулись в Кристинехамн, городок размерами с Гамильтон.

Большую часть пути я дремал. Последствия дублинских соревнований еще сказывались, ноги были уставшими и вялыми.

Вечером на следующий день я впервые состязался на европейской дистанции 1000 м и впервые схватился с шведским героем Даном Вэрном. Дорожка была несколько рыхлой, и я ограничился преследованием Вэрна, пока не осталось 200 м до финиша. Тогда я спринтовал и без труда выиграл 10 ярдов. Мое время 2.20,4 было не особенно хорошим, и все же это был третий результат в мире в сезоне 1961 года. Рекорд 2.16,7 оставался непобитым, и я разделался с ним лишь в 1965 году в Окленде.

Артур вытянул нас из постели в 7 утра на трусцу. Во время этой пробежки я почувствовал, что мое состояние ухудшилось: вместе с Гарри я смог пробежать лишь полчаса, в то время как другие бегали целый час, как и предписывал Артур.

На следующее утро мне стало еще хуже. К этому времени мы были уже в Стокгольме для новой встречи.

Когда Барри стал будить меня, я почувствовал себя настолько усталым, что повернулся на другой бок и продолжал спать, а Барри и Мэги вышли одни.

Стокгольм часто называют Венецией Севера, и в самом деле – это обворожительный город. Мы провели несколько часов на его прекрасных каналах, посетили королевский дворец и много других достопримечательностей.

Мы состязались во вторник, 25 июля, на том самом стадионе, где в 1958 году состоялся европейский чемпионат. Я снова должен был бежать с Даном Вэрном. Как обычно, полмили предшествовали забегу на 5000 м, а в этом забеге Мюррей предпринимал последнюю попытку побить мировой рекорд, которого он постоянно жаждал. Из моего же бега к этому времени жизнь ушла почти полностью. Сначала я бежал в хвосте забега, впрочем недалеко от Вэрна, а затем с середины предпоследней прямой перешел на спринт и выиграл с результатом 1.48,0.

Для меня, таким образом, турне закончилось. Огромная тяжесть свалилась с моих плеч, и я наслаждался свободой, отдыхая на поле в ожидании старта на 5000 м. К этому забегу была приставлена дополнительная группа судей на трехмилевой отметке для фиксации промежуточного времени Мюррея.

Это было одно из самых напряженных соревнований на 5000 м из тех, что мне довелось видеть. Барри и Мюррей сильно оторвались от остальных участников, и Барри бежал как никогда хорошо. Он вовсе не был похож на спортсмена, которого столь долгое время гипнотизировал авторитет и способности Халберга.

И все же он не сделал решающего усилия, чтобы оторваться от Мюррея. Даже в той точке дистанции, где Мюррей проходит через свою обычную боль в ступне, Барри не попытался создать брешь. Пожалуй, это была та стадия бега, когда Мюррей, возможно, мог быть поражен атакующим выпадом.

За круг до финиша Мюррей решил судьбу бега бесповоротно: развил свой спринт и оторвался от Барри. Трехмилевую отметку он прошел с мировым рекордом – 13.10,0 и выиграл у Барри 1,2 секунды. С этой отметки Мюррей понесся с ужасающей быстротой и оставшиеся 188 ярдов покрыл за 25,2 секунды.

Но до рекорда Владимира Куца – 13.35,0, которого он столь жаждал, ему не хватило двух десятых.

Барри прошел 5000 м за 13.39,2, показав пятый результат за всю историю бега на 5000 м, и занял свое место за Куцем, Халбергом, Пири и Болотниковым, впереди таких прославленных бегунов, как Ихарош, Янке, Зимны, Гродоцки, Чатауэй и Затопек.

Этот бег был триумфом Мюррея. Шведы, которые, так же как и финны, наверное, самые большие в мире ценители бега на средние и длинные дистанции, подарили ему огромный букет гвоздик, и Мюррей пробежал круг почета, срывая головки цветов и бросая их в толпу. Его удача завершила, без сомнения, самое успешное турне, какое когда-либо предпринималось новозеландской командой, большой или маленькой – все равно.

В моем дневнике содержится запись, что в эту ночь я спал три часа. Я уже не помню сколько-нибудь точно, почему это произошло. В 8 часов утра с тяжелой головой я по крутому трапу забрался в реактивную «Каравеллу». Мы вылетели в Копенгаген, а оттуда в Рим и затем в Тегеран. Полет, проходивший в общем без приключений, под конец доставил нам несколько минут настоящего страха.

Из своего окна в середине салона туристского класса я вдруг увидел, что конец посадочной дорожки появился внизу под нами, когда мы были еще в нескольких футах над землей.

Самолет резко опустился, с дребезжащим стуком ударился о дорожку и дважды подпрыгнул. Тормоза были включены в полную силу, двигатели реверсировали, и мы с визгом намертво встали перед самым концом посадочной дорожки с такой внезапностью, что нас швырнуло вперед из кресел. Инцидент довершился еще и тем, что мы едва-едва безопасно взлетели, когда полет возобновился. Наши испытания продолжались до самого Карачи – все время в салоне сверкали какие-то раздражающие вспышки света.

В Бангкоке была 24-часовая остановка, а другая остановка – в Гонконге была спланирована таким образом, что мы могли потешить себя покупками. Это был мой первый визит в интригующий Гонконг, фокальную точку Востока, но проведенный день оказался совершенно перегруженным и измотал нас всех.

Короткий перелет в Манилу, и снова 24 часа беспокойной жизни. На этот раз мы попали в руки Лоу Брунетти, служившего здесь преподавателем. Привлекательность Манилы и хорошее знакомство Лоу с городом создали у меня впечатление, что он радостно переживает этот период своей службы. Конечно, он жаждал использовать каждое мгновение нашей остановки.

Его программа включала поездку по стране через ананасные плантации в поселке, где в тростниковых домах живут филиппинцы. Во время этой поездки Мюррей настаивал, чтобы ему показывали районы трущоб. Как и в других местах этой части света, у меня возникло чувство, что все либо продается, либо покупается.

Светлой стороной нашего пребывания в Маниле было посещение одного из респектабельных массажных кабинетов. Мюррей там уже один раз побывал, и его хорошо знала привлекательная девушка по имени Лизетта. Она была столь очарована рыжими волосами на груди у Мюррея, что позвала посмотреть на диво других девушек, и те стайкой окружили его. Они дали ему прозвище «Рыжий».

Мои покупки в Маниле ограничились пребыванием на гигантском крытом базаре, где местные товары продаются по весьма низким ценам. Мюррея и Барри, отцов молодых семейств, нельзя было оторвать от столов, где была разложена детская одежда. Я купил два прелестных детских платья для своих племянниц. Последним моим приобретением была бутылка рома – ее я купил в аэропорту.

Теперь в Дарвин и оттуда домой. Приземляясь в Венуапаи, я, наверное, никогда еще не чувствовал себя более усталым. По прибытии мы выглядели не как триумфальная команда бегунов, а, скорее, как труппа ловцов и танцоров под руководством Артура Лидьярда. У каждого из нас на голове была тирольская шляпа (мы купили их в Кельне), а в руках трость-табурет, трофей за эстафету 4 по 1 миле. Должно быть, вид у нас был довольно-таки жалкий. На следующий день одна из местных газет решила поместить фотографии, рассказывающие о нашей трудовой деятельности. Барри рисовался в своей овощной лавке, Мюррей – в пивной лаборатории. Гарри – за чертежной доской в конторе. Я был изображен в постели с газетой и чашкой чая.

Как я уже говорил, я был крайне истощен, но чувствовал себя удовлетворенным. Я сознавал, что моя международная репутация наконец упрочена. Единственным крупным бегуном, с которым я не встречался во время турне, был Мишель Жази, однако я состязался с каждым из доблестных полумилевиков и вышел из этой борьбы непобитым, с хорошими результатами.

Я подтвердил свой римский успех.