Текст книги "Питер Снелл. Без труб, без барабанов"

Автор книги: Гарт Гилмор

Соавторы: Питер Снелл
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

К 100 милям в неделю

Следующими соревнованиями для меня и для большой новозеландской команды был Мумба – фестиваль в Мельбурне. Вплоть до этого все мои выступления были, по существу, соперничеством с одним спортсменом – либо с Биллом Бейли, либо с Мюрреем Халбергом, с Гарри Филпоттом или с Джерри Хэком. Но в Мумбе я выступал против ряда сильных бегунов, и среди них были Тони Блю, который приумножил свою славу победой над Гербом Эллиотом в спринте на финише, сам Герб Эллиот, который, правда, страдал от гриппа и которого буквально силой заставили выступать в этих соревнованиях, Хэк и подвижный Майк Ервейкер с Южного острова.

Я победил в этих соревнованиях, показав на полмили 1.51,3, что было сравнительно слабым результатом. Однако это выступление доказало, что я могу тактически успешно планировать бег в состязаниях международного класса. Думаю также, что эти соревнования вместе с моим новозеландским рекордом послужили тому, чтобы окончательно включить меня в команду страны для участия в Олимпийских играх.

Тем не менее тогда я не мог не почувствовать, что уровень моей спортивной формы снова понизился. Я прилагал отчаянные усилия, чтобы выиграть, и не думаю, что это удалось бы мне, не пробеги Тони Блю быстрее 880 ярдов в одиночку за два дня до соревнования. Он был тогда в отличной форме, и я уверен, что он мог бы побить меня, если бы эта предшествующая пробежка не ослабила его.

В течение двух с половиной недель после фестиваля на тренировках я развлекался, но не работал. Это был конец весьма долгого сезона соревнований, в котором мне пришлось в довольно сжатые сроки напряженно тренироваться, чтобы попасть в олимпийскую команду, и я чувствовал, что дошел до предела своих возможностей.

Состав команды еще объявлен не был, но я решил действовать так, как будто команду составили и я оказался в ней. Поэтому хотелось как можно быстрее перейти к зимней подготовке с прицелом на Олимпийские игры.

Я получил хороший моральный заряд, посещая демонстрации фильмов, снятых во время Олимпийских игр 1956 года в Мельбурне. Это был период, когда чувствовал я себя не особенно хорошо, но после просмотров ко мне пришла решимость сделать все возможное на Олимпиаде в Риме, если я туда попаду.

Я начал тренировки 2 марта пробежкой от Пьюкекоу до трассы для игры в гольф и обратно – всего в общей сложности 11,5 мили. Это была моя первая пробежка на длинные дистанции после долгого перерыва, и в конце ее я перешел на ходьбу. Я закончил бег с резью в желудке. Все же я был настолько полон энтузиазма, что на следующий день снова пробежал по этой трассе и в течение первой недели покрыл 73,5 мили.

Каждый вечер от понедельника до пятницы я забегал за Артуром, и он выходил на тренировку вместе со мной.

Во вторую неделю я пробежал 63 мили, а в третью покрыл свои первые 100 миль. Я вступил также в клуб бадминтона, чтобы обеспечить себе отдых от напряженного бега и чтобы быстрыми движениями развить в себе реакцию. Я чувствовал в этом необходимость.

Рвение подстегивало мою работу на всем протяжении этих первых трех недель, а затем оно внезапно оставило меня, наподобие того, как прекращается действие алкоголя и наступает похмелье. В третью субботу я пробежал 12 миль утром и 4 мили после обеда в компании товарищей по клубу, затем сел в автобус до Пьюкекоу, и там меня скрючило от сильной боли в желудке.

Мой брат Джек устроил поездку моей семьи в Те Эйвемуту, но я с ними не поехал. Я провел весь день на диване в столовой моей матери, где спал или мучился от сильной боли, точно на смертном одре.

За всю следующую неделю в истощенном состоянии я умудрился наскрести лишь 50 миль, заработанных тяжелым трудом. В конце апреля записал в своем дневнике тренировок обещание «обязательно набегать нужный километраж» в мае.

Я совершенно сознательно не ставил себе на прицел Олимпийские игры, а стремился в своей тренировке лишь к промежуточным целям; этому методу я с тех пор всегда следовал, находя его весьма удобным. В то время моей промежуточной целью было набегать в мае 450 миль, в среднем по 15 миль в день.

1 мая я в первый раз пробежал по трассе Вайатаруа и закончил ее за 2,5 часа, что меня сильно обнадежило. Тем не менее на том этапе тренировки я еще не включился полностью в лидьярдовскую систему совершенствования физической подготовленности. Несмотря на то, что воля у меня была крепка, а сам был бодр, я еще не мог в полной мере следовать этой системе чисто физически.

В первую неделю моего прицельного месяца была преодолена 101 миля, однако затем общий объем бега сократился. Я тренировался с разными людьми – с Барри Мэги, марафонцами Верном Уокером, Реем Пакеттом и редко один.

В это же время я проводил работу в клубе по сбору олимпийского фонда, был связан с делами кроссовой секции и марафонского клуба, но даже в этой достаточно насыщенной спортом атмосфере мне никак не удавалось удержаться на уровне требуемого недельного объема бега. Во вторую неделю мая этот объем сократился до 91 мили, в третью – до 76, в связи с тем, что у меня вдруг разболелась нога. В это время был объявлен состав олимпийской команды. Я ждал, что буду выбран без особых хлопот, однако у меня и в мыслях не было, что попаду в группу «А». Такой выбор мог быть сделан только на основе большого числа еще не исполнившихся обещаний. Тем не менее ко мне снова пришла решимость не сдавать своих позиций.

После объявления состава команды началась обычная критика. Особенно прошлись насчет выбора Барри как марафонца № 1. Его оценили на два места впереди Джеффа Джулиана, показывавшего хорошие результаты.

Так как Мариз Чемберлейн, звезда в беге на четверть мили и на полмили и бывшая обладательница мирового рекорда в беге на 440 ярдов, в команду включена не была, я попал под обстрел со стороны ее тренера Вэла Брэдиса, главным образом потому, что бегал ту же самую дистанцию, что и Чемберлейн. Однако такое сравнение, думаю, вряд ли справедливо. Бег на 800 м в наши дни для мужчин – это скорее спринт, а для женщин – бег на выносливость. «Но, – спрашивал Брэдис, – чьи потенциальные возможности выше?» И он козырял тем, что я попал в команду страны впервые и никогда не выступал в таких состязаниях, в которых участвовала Мариз, дважды выполнявшая олимпийские нормативы.

Я еще находился в таком возрасте, когда люди с обидой воспринимают критику со стороны спортивных обозревателей, однако всякие неприятные замечания, сделанные на мой счет, были уничтожены комментариями Чарли Дженкинса из веллингтонской газеты «Спорт Пост», где он писал, что меня следует ценить еще выше, чем восьмым в команде, и далее делал смелое предсказание: «У него истинная душа спортсмена, и ему предназначено в свое время быть героем сотни блестящих побед». Он сделал далеко идущие выводы из тех результатов, которые я в то время показывал.

Дополнительное ободрение пришло от Мюррея, с которым я в те дни довольно часто бегал по трассе Вайатаруа. Мюррей, главный фаворит в Риме на 5000 и 10 000 м, сказал мне неожиданно, когда мы взобрались на первый из больших холмов, расположенных на дистанции: «Не думай, что я завидую тебе, но ты чертовски хорошо подготовлен». Когда такие слова исходят от Мюррея – это награда. И, поскольку я всегда очень чувствителен к ободрению, я взялся за тренировку с новой энергией.

Включение в состав олимпийской команды было отмечено пивом в праздничной атмосфере в одном из отелей. Это был один из редких случаев, когда я появлялся в баре. Я обнаружил тогда, что не смогу тренироваться, если усвою обычную среди моих товарищей привычку собираться по пятницам ради выпивки.

Теперь, с обновленной решимостью заставлять себя бегать до предела, если это потребуется, я включился в дальнейшую после злосчастной третьей недели тренировку. В конце недели я решил провести две пробежки по трассе Вайатаруа. И был ошеломлен, когда во второй попытке вместе с Реем Пакеттом, который протянул меня всю дорогу, я показал личный рекорд 2:12,45.

23 мая с этой относительно небольшой подготовкой я начал циклическую тренировку. Первой наградой было рекордное время в эстафете, посвященной столетию Саутленда, а затем на следующий день в пробежке по трассе Вайатаруа я сбросил со своего лучшего результата еще пять минут.

Три недели я провел в тренировке по холмам и обнаружил, что результаты этого наконец проявляются. Моя тренировка в то время была нерегулярной, и тем не менее я был в состоянии каждый раз в конце недели показывать хорошее время на трассе Вайатаруа.

Тренировка на дорожке должна была следовать по расписанию с 13 июня, однако за 10 дней до этого мне сделали прививку от оспы и у меня поднялась температура до 38 градусов. Прошло около недели, прежде чем я смог опять начать легкий бег трусцой.

В это время для Артура и его команды возникла проблема – где тренироваться в сырую холодную погоду.

Мы попытались использовать дорожку ипподрома в Авондейле (там имелся навес), но нашли ее поверхность, изрытую копытами, слишком мягкой и неудовлетворительной. Мы протрусили все места до Вестерн-Спрингз и увидели, что слой глины всего в несколько дюймах под гаревым покрытием превратился в совершенную кашу. Джо Мак Мэйнемин, который впоследствии в Риме стал менеджером легкоатлетической команды, предложил короткую гаревую дорожку в Маркет-роуд, но и она оказалась неподходящей. Для выполнения огромного объема повторной работы надо было выходить теперь на шоссе. Тем не менее проблема тренировок в холодные вечера разрешилась сама собой, когда фирма дала мне разрешение на дополнительные полчаса для ленча и я смог бегать с Мюрреем в Домейне в середине дня.

Для спортсмена, проходящего суровую тренировку, представляется почти невозможным встречаться с девушкой. Мне для этого нельзя было использовать даже субботние вечера из-за требований, которые предъявляла воскресная пробежка по трассе Вайатаруа, но тем не менее когда олимпийские приготовления достигли своего максимума, я приложил все силы, чтобы нарушить правило и доказать возможность исключения.

Уже некоторое время мое внимание привлекала симпатичная девушка, которая высаживалась из автобуса на одной остановке со мной, когда я ехал домой с работы. Познакомившись с хозяином молочного бара, где эта девушка работала, я получил кое-какие сведения о ней и решил, что наступило время действовать.

Мой связной из молочного бара дал ей понять, что она вызывает большой интерес у некоего молодого человека, и когда эта мысль проросла как следует, я обратился к ней и пригласил ее погулять. Она заколебалась. Возможно, она совсем не обращала на меня внимания в то время, когда я наблюдал за ней. В конце концов мы перестали пить кофе, и тут обнаружилось, что она хорошо сохранившаяся женщина за тридцать. Пришлось сказать, что мне 26 лет, но и при этом она чувствовала, что слишком стара для меня или я слишком молод для нее. На этом дело и кончилось, если не считать, что, победив в Риме, я послал ей с Капри письмо. С тех пор, когда мы случайно встречались на улице, мы здоровались и этим все и ограничивалось.

Тогда я еще не представлял себе в действительности, что значит для нас обоих эта разница в возрасте, но сейчас часто спрашиваю себя, что она подумала, когда однажды в конце года раскрыла газету и увидела портрет своего «двадцатишестилетнего» друга с надписью над ним: «Юноша в 21 год, ставший олимпийским чемпионом!»

В остальном в моей тренировке все шло нормально. В ней всегда присутствовало волнение предстоящего большого путешествия. Хлопоты со сбором денег, с получением паспортов, с заказом спортивной одежды постоянно напоминали об Играх и постоянно подстегивали в работе.

После первого месяца тренировки на дорожке мои скоростные качества стали проявляться по-настоящему. 25 июля в Домейне я пробежал поздно вечером по шоссе в тапочках с резиновой подошвой три раза по 440 ярдов за 51,0, 51,5 и 51,2. Время засекал Билл Бейли: он нажимал на секундомер на старте, прыгал в свою машину и дожидался меня на финише.

В тренировке бывали, и довольно часто, относительные неудачи, например не удавалась серия по 300 ярдов, где темп бега снижался после каждой второй пробежки. Но по крайней мере каждое второе тренировочное занятие можно было считать удачным.

Одной из таких хорошо проведенных тренировок было занятие на полумилевом отрезке в Пьюкекоу, рядом с домом моей матери, где я провел серию пробежек по 20 по 440 ярдов в среднем за 62 секунды. Время я засекал по секундной стрелке часов, которые во время бега были у меня на запястье. Помню, как после пятой пробежки один садовник, который, очевидно, наблюдал за происходящим из окна, вышел на веранду и стоял там до тех пор, пока я не пробежал все двадцать отрезков. Я не думаю, чтобы он знал, кто я такой или какова моя цель, однако он, казалось, был весьма поражен, наблюдая, какое количество физической работы выставляется напоказ. Его присутствие в качестве беспристрастного зрителя, конечно, помогло мне выполнить программу.

Как важно иметь Артура

К этому времени имя Артура Лидьярда стало появляться в заголовках газет.

Имея в виду, что Лидьярд воспитал пять спортсменов, попавших в класс «А» олимпийской команды, оклендцы сознавали, что вклад Лидьярда должен быть упрочен фактом его присутствия в Риме. Оклендский центр послал письмо в Новозеландскую легкоатлетическую ассоциацию с требованием включить Лидьярда в команду в качестве официального тренера.

Легкоатлетическая ассоциация в обычной для далеких от жизни административных столпов манере быстро свалила все дело на плечи Ассоциации по Олимпийским и Британским играм и, предложив последней высказать свою точку зрения на требование включить Лидьярда в команду, не определила своего отношения к этому письму и ограничилась уклончивой припиской, сделанной председателем Гарольдом Остэдом. Там говорилось, что «тренер может быть включен в команду, если этого требует представительство. Если легкоатлетическая команда пошлет одного, то и другим командам следует разрешить делать то же самое».

С этого места дело дальше не сдвинулось. Был Артур Лидьярд, человек, который собственноручно подготовил пять бегунов высокого класса, и была ситуация, беспримерная в истории олимпийских команд Новой Зеландии. И все же казалось, что Лидьярду воспрепятствуют из-за боязни создать прецедент.

Холодный ответ на предложение оклендского центра не остался незамеченным в самом Окленде, и председатель кроссовой секции Фрэнк Шарп, сознавая, что высшие чиновники собираются задавить почин на корню, немедленно организовал подлиску для поездки Артура в Рим.

Я не могу не вспомнить высказывание бывшего ученика Лидьярда Майка Мэки, умного бегуна, первого, кто познакомил меня с Лидьярдом. Это высказывание было сделано после того, как на Олимпийских играх 1956 года Мюррей Халберг разочаровал всех, выступая в финале бега на 1500 м, где он применил необычную тактику лидирования на первых 400 м. Мюррей на Играх был в одиночестве. Майк сказал: «Мюррей мог победить, если бы Артур был вместе с ним».

Все дело, конечно, в том, что люди, которым поручено решать такие вопросы, настолько удалены от практической стороны спорта, особенно в современном его понимании, что они просто не могут оценить значение моральных факторов в соревнованиях такого уровня, как олимпийские игры.

Мы, бегуны, были настолько озабочены проблемой быть вместе с Артуром, что каждый из нас вложил по пять фунтов, чтобы ускорить сбор. Сбор закончился быстро, потому что в отличие от администраторов общественность верила в Артура и его учеников. Артур получил возможность, путешествуя независимо, стать нашим неофициальным тренером в Риме. Для нас этого было достаточно.

По дороге в Рим мы пробыли два дня в Сингапуре. Я никогда не думал, что могу настолько быть привередлив в пище, до тех пор пока не попробовал необычно пахнущие блюда, которыми нас здесь угощали. Есть я мог очень немногие из них.

Мы не проводили тренировок, и я таскался вместе с другими из одного места в другое, чрезвычайно озабоченный проблемой, как избежать дизентерии. Большинство из нас принимало участие в несчастной поездке на Британские игры, в Кардифф, во время которой почти каждый перенес это заболевание.

На каждой остановке во время путешествия из Новой Зеландии в Рим я вел себя как традиционный турист-новичок, бегая поминутно на почту и отправляя открытку в Новую Зеландию. Даже в крайне неудобное время в таких местах, как Бахрейн или Каир, я выскакивал, чтобы взглянуть на них.

Погода в момент нашего прибытия в Рим была как нельзя более подходящей. Олимпийская деревня, расположенная вблизи Тибра, как раз за известной Виа Фламиниа, только что отстроенная и красочная, выглядела особенно привлекательной.

Наши квартиры оказались расположенными в самом удаленном месте деревни, в двухэтажном доме. Я разделил комнату с Барри Робинсоном. Напротив поместился Дальтон, а Лес Миллз, Дэйв Норрис и Дон Оливер заняли последнюю комнату на нашем этаже.

В первый же день мы провели легкий бег трусцой и быстро взяли себе за правило бегать в легком темпе каждое утро по полчаса. Я бегал вместе с Мюрреем, в присутствии которого чувствовал себя более уверенным.

Мюррей, наверное, был самым уважаемым спортсменом в деревне, поскольку ему приходилось нести бремя первого бегуна в сезоне как на 5000, так и на 10 000 м. Я совершенно убежден, что тренировки с ним морально поддерживали меня, еще не искушенного в подобных соревнованиях.

Тренируясь вместе с Халбергом, я быстро познакомился со многими всемирно известными спортсменами, которых до сего времени знал лишь по газетным отчетам и фотографиям. Они дружески приветствовали Мюррея, останавливались с ним поболтать. Из-за Мюррея все они, по крайней мере внешне, считались с моим присутствием, исключая, пожалуй, Гордона Пири, который, вяло пожав мою руку, совершенно не обращал на меня внимания в дальнейшем. Его отношение ко мне существенно изменилось только после того, как я выиграл золотую медаль.

Никогда не забуду мою первую тренировку на дорожке. Артур спланировал 6 по 300 ярдов размашистым шагом, чтобы приспособить мои ноги к гаревой дорожке и снять напряжение после долгого перелета.

Великолепное окружение нашей тренировочной дорожки на стадионе Трех Фонтанов плюс приподнятое настроение ожидания Олимпийских игр, плюс тот факт, что с тех пор, как я провел скоростную работу, прошло время, в течение которого я чувствовал себя как борзая на привязи, возможно, заставили меня несколько перебрать в тренировке, и после пятых 300 ярдов я подтрусил к Артуру и сказал: «Артур, если я пробегу еще, меня стошнит». Я был довольно-таки ошарашен, когда Артур спокойно сказал, что мне лучше всего так и сделать, чтобы освободиться от всякой дряни в желудке. Повинуясь ему, я пробежал еще 300 ярдов и после этого едва успел добежать до раздевалки, где меня вырвало.

Стадион Трех Фонтанов представлял собой чудесную, обсаженную деревьями дорожку, в углу которой были расположены три бетонные вазы с цветами, окружавшие скульптурную группу из двух бронзовых бегунов, передающих друг другу эстафетную палочку. Здесь имелась 100-метровая беговая дорожка и яма для прыжков с шестом, покрытая узорчатой крышей на стальных опорах. Мы были здесь счастливы… до тех пор, пока не прибыли американцы. Они изгнали нас из этого маленького рая.

С тяжелым чувством двинулись к Аква-Ацетоза. Мы опасались, что там будет самая занятая дорожка в Риме. Однако мы были приятно удивлены, обнаружив, что ею пользовались лишь сравнительно небольшое число спортсменов.

Перед началом Игр я провел три прикидки на время. Первая была соревнованием с Мюрреем на три четверти мили. Мы решили разделить лидерство: я должен был вести первый круг, Мюррей – второй, а затем, как этого потребовал Артур, нам обоим следовало спринтовать за 300 м до финиша.

Я чувствовал себя по-настоящему в форме и за 300 м до финиша пошел вперед с большой мощью. Я показал 2.57,0, пройдя первые полмили за 2.02,0. Мюррей закончил бег с результатом 3.02,0.

В Новой Зеландии газеты вышли под заголовками: «Великолепный результат Халберга в прикидке на 3/4 мили». Где-то в конце рассказа добавлялось: «Снелл тоже показал превосходный результат – 2.57,0». Все внимание было устремлено на Мюррея, но это уже было в последний раз.

Примерно за десять дней до начала состязаний Барри Робинсон любезно согласился провести меня первые 400 м в прикидке на 800 м и попытаться оставаться рядом по крайней мере до 660-ярдовой отметки. Мы планировали пройти первый круг примерно за 53 секунды и в целом показать результат около 1.50,0.

Барри совершенно не имел чувства темпа в беге на средние дистанции, проскочив первый круг за 51,5. Чтобы использовать его как лидера, мне пришлось следовать вплотную за ним. В результате второй круг я бежал стараясь удержать прежний темп и был очень доволен, показав на финише 1.48,0. В то время я, конечно, и не мог догадываться, что этот Барри восемнадцать месяцев спустя выкинет тот же номер и вытащит меня на мировой рекорд на эту дистанцию.

Я понемногу приходил к мысли, что являюсь вполне подготовленным, чтобы показать результат порядка 1.48,0 в предварительных забегах на 800 м. Изучая результаты, с которыми бегуны выходили в финал на предыдущих Олимпийских играх, я чувствовал, что несмотря на естественный прогресс в этом деле, все же со своим прикидочным результатом смогу рассчитывать на участие в финале. Я был готов загнать себя на дорожке, но пробиться в финал.

Эта мысль создавала чувство уверенности. Я знал, что теперь прийти где-то в числе первых мне вполне по силам. Если бы сказали тогда, что для того только, чтобы пройти полуфинал, мне придется побить олимпийский рекорд, я, наверное, пришел бы в отчаяние.

Последней прикидкой был бег на 400 м. Цель – показать свой наилучший результат. Я бежал в одиночество и достиг финиша через 48 секунд.

Теперь я был твердо убежден, что попаду в финал. Артур часто говорил мне о том, чего я могу добиться, но сейчас и у меня было на этот счет свое мнение. Я знал, какие результаты потребовалось показать бегунам, чтобы пробиться в финал в Мельбурне, и верил, что смогу показать лучшие. Я понимал, что большинство начинало бег очень медленно и вопрос о месте решался рывком на финише.

Это было нужно бегунам для того, чтобы сохранить силы для последующих состязаний. Я был вполне подготовлен, чтобы противостоять этой тактике, выйти вперед и обострить борьбу самому. Конечно, на самом деле все оказалось по-другому.

За несколько дней до стартов мы наблюдали, как канадский полумилевик сделал в тренировке шесть четвертей мили по 53 секунды. Он выглядел чрезвычайно впечатляющим, но Артур подвел итог таким образом: «Этот остолоп все оставит на тренировочной дорожке. Пожалуй, ему не пройти и первого предварительного забега». Так оно и случилось.

К этому времени выяснилось, что в беге на 800 м устраивают начало забегов не с четвертьфинала, а с одной восьмой. Программа требовала проведения одной восьмой и четвертьфинала в первый день соревнований, полуфиналов – во второй и финала – в третий. Это нововведение предусматривало, таким образом, проведение одной восьмой финала в утро первого дня – два состязания в один день и четыре в три дня, последнее, разумеется, для тех, кто не выйдет из игры.

Эти новости Артур встретил с восторгом. «Это, – сказал он, – не что иное, как тест на выносливость, и ты, пожалуй, единственный из всех, кто достаточно подготовлен, чтобы выдержать за три дня четыре состязания».