Текст книги "Легион Видесса"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 32 страниц)

Глава тринадцатая

После того как Марк прошел испытание наркотиком правды, Император долго не вызывал его к себе. Туризин – не Вардан Сфранцез; Гавр не мог наслаждаться видом человека, которого унизил. Трибун, со своей стороны, был рад, что его оставили в покое. Он наконец завершил свой бесконечный рапорт и отправил его Автократору. Записка с уведомлением о том, что рапорт получен, вернулась к Марку в тот же день.

Гарсавра оставалась в крепких руках Гая Филиппа. Йезды Явлака пробовали было грабить окрестные деревни. Об этих происшествиях старший центурион отписал своему командиру с предельной лаконичностью:

«Явлак приходил. Разбит вдребезги».

Известие о победе обрадовало трибуна. Впрочем, еще больше оно обрадовало бы его несколько недель назад. Мир чиновников – обитателей Большой Тронной Палаты – был отделен от шума битв и сражений тихим, неумолчным шуршанием пергаментов. Легионеры неплохо справлялись и без Марка. Мысль об этом еще острее заставила Скавра ощущать свою бесполезность.

Большую часть времени Марк проводил за письменным столом той комнаты, которую занимал. Он намеренно сужал свой мир как только мог. Сейчас в Видессе было очень немного людей, с которыми он мог общаться.

Как-то раз, идя по коридору, он заметил одного из слуг Алипии Гавры – тот стучал в дверь комнаты Марка. Марк тихо отошел за угол и притаился там, пока слуга не удалился, ворча себе что-то под нос.

Если бы не Сенпат и Неврат, Скавр полностью замкнулся бы в своем крошечном безотрадном мирке. Когда они в первый раз явились навестить его, он даже не собирался открывать им.

– Я знаю, ты там, Скавр, – сказал Сенпат через дверь. – Ну поглядим, кто дольше не выдержит. Я все равно буду стучать.

Не без помощи своей жены Сенпат поднял такой барабанный бой, что у трибуна зазвенело в ушах. Он сдался.

– У тебя крепкие нервы, – заметила Неврат. – Я уж решила, что мы проторчим у тебя под дверью всю ночь и вымокнем до нитки.

– Простите меня, – сказал Марк не слишком искренне. – Входите. Вам и вправду надо обсушиться.

– Нет уж. Это ты сейчас пойдешь с нами, – заявил Сенпат. – Я нашел таверну, где есть достаточно сухое вино. Такое, как тебе нравится. Ну а если я ошибся – просто выпей побольше, чтобы не обращать на это внимания.

– Я и так пью больше, чем следовало бы. Сухого, сладкого, кислого и всякого. Так что благодарю за приглашение, – ответил Марк. Он еще не утратил надежды отвязаться от своих друзей. Капли дождя, размеренно стучащие в окно, одиночество и сок виноградной лозы приносили ему столь желанный покой.

Но Неврат уже вцепилась в локоть Марка:

– Пить наедине с собой – совсем не то, что посидеть за кувшинчиком с друзьями.

Теперь трибуну пришлось бы вырываться силой. Поэтому он сдался и поплелся следом за васпураканами.

Таверна обнаружилась поблизости от дворцового комплекса. Скавр одним духом осушил кружку вина, скорчил гримасу и уставился на Сенпата Свиодо гневным взглядом.

– Только васпураканин мог назвать этот сироп «сухим вином», – обвиняюще произнес он. «Принцы» предпочитали еще более густые и сладкие вина, чем даже видессиане. – Ну так чем же это вино отличается от любого другого?

– Насколько мне известно, ничем, – весело сказал Сенпат. Марк вытаращил глаза – такой наглости он не ожидал. – Зато мне удалось соблазнить тебя обещанием доброй выпивки и вытащить из норы.

– А твоя жена схватила меня за руку. Что тоже имеет отношение к делу.

– Ты, кажется, хочешь сказать, будто она владеет чарами, которых я лишен? – Сенпат, драматически размахивая руками, показал, что Марк поразил его в самое сердце.

– Ну тихо, тихо, – остановила разбушевавшегося мужа Неврат и повернулась к Скавру. – Что толку в друзьях, если они не приходят к тебе на помощь в трудную минуту?

– Спасибо, – вымолвил трибун.

Он поднялся из-за стола и коснулся руки молодой женщины, с явной неохотой выпустив ее через мгновение. В эти тяжелые дни даже такое малое проявление доброты сильно трогало Марка.

– Друзья нужны также для того, чтобы замечать, когда кружка их друга пустеет, – заявил Сенпат и махнул рукой слуге.

Неврат оказалась права. Когда Марк тянул из кувшина, сидя взаперти, в маленькой конуре, он накачивался до изумления и в конце концов начинал ощущать лишь забвение и пустоту. Напиваясь сейчас с друзьями, он понастоящему расслаблялся. Выпивка позволяла ему принимать их сочувствие – Марк непременно отверг бы его, будь он трезвым.

Скавр даже сделал попытку подхватить песню, когда один из посетителей – медник – затянул пьяные куплеты. Сенпат скорчил ужасную рожу. Скавр засмеялся. Ну да, конечно. Музыкальный слух трибуна находился все в том же плачевном состоянии.

– Надо будет как-нибудь еще раз… повторить… – услышал Марк собственный голос. Трибун стоял, покачиваясь, у входа в свою комнату.

– Обязательно. Но при условии, что ты не будешь петь.

С пьяным размахом Марк неловко обнял Сенпата и Неврат:

– Вы действительно хорошие друзья.

– В таком случае мы должны дать тебе отдохнуть, – сказала Неврат.

Трибун с грустью посмотрел вслед молодым васпураканам. Они тоже слегка покачивались, когда брели по коридору к лестнице. Сенпат обнимал жену за талию. Марк прикусил губу и затворил за собой дверь.

Но легкий укол зависти не испортил хорошего вечера. В эту ночь Скавр спал глубоко и спокойно. Он проснулся отдохнувшим. Головная боль казалась совсем небольшой ценой за это.

Приступая наутро к работе, трибун приветливо кивнул чиновникам, которые находились у него в подчинении. За довольно долгий срок это был первый дружеский жест с его стороны.

Сейчас Марку было куда легче надзирать над работой бюрократов, чем год назад. Ни один из нынешних не был наделен талантами Пикридия Гуделина, чтобы достаточно умело жонглировать цифрами. Все они к тому же знали, что Марк умел составлять документы почти наравне с хитроумными имперцами. Более того, несколько раз Скавр разоблачал хитроумные уловки Гуделина. Это не только не вызвало злобы Пикридия. Напротив – римлянин заслужил уважение прожженного интригана и бюрократа.

Нет, чиновники не осмеливались жульничать при Марке. Проверяя налоговые документы лист за листом, свиток за свитком, трибун не видел не на своем месте ни одной серебряной монеты. В своем роде это был положительный сдвиг в его работе. Но это же делало ее изнуряюще скучной. Трибун выполнял свои обязанности машинально. Технология проверок была отработана им до мелочей. С другой стороны, монотонность также была для него сейчас целительна.

Заметив, что Скавр – наконец-то! – в относительно приличном – ab`.%-((, один из чиновников приблизился к нему.

– В чем дело, Итзалин? – спросил Марк, подняв голову от счетов. Даже не глядя от них, он отсчитывал цифры с поразительной ловкостью: долгая практика с костяшками счетов сделала трибуна таким же умелым в обращении с ними, как любого счетовода.

– Нечто забавное, – сказал Итзалин, протягивая ему пергаментный свиток.

Итзалин был худым человеком неопределенного возраста с болезненножелтоватым лицом. Он изъяснялся на специфическом чиновничьем жаргоне даже в тех случаях, когда говорил о вещах, не имеющих ни малейшего отношения к финансам. Вероятно, он разговаривает так, даже когда занимается любовью, презрительно думал Марк.

Скавру стало любопытно: что смешного мог откопать в документах этот человек с рыбьей кровью.

– Ну показывай. Что там такое?

Итзалин развернул свиток:

– Обрати внимание на печати. Если судить по внешнему виду, это правильно составленный документ. Однако посмотри, какая неопытная рука его писала. Текст детски простой, грамматика явно хромает. А смысл документа сводится к тому, чтобы вытребовать у столицы некую сумму для покрытия оперативно израсходованных фондов провинциального городишки…

Итзалин даже рассмеялся, что случалось нечасто. Шутка была, с его точки зрения, замечательная.

Скавр проглядел документ и внезапно разразился хохотом. На мгновение лицо Итзалина просияло: похоже, вышестоящий изволил оценить шутку. Затем бюрократ занервничал. Трибун смеялся что-то слишком долго.

Наконец чиновник проговорил:

– Прошу прощения… Мне показалось, ты нашел здесь еще больше смешного, чем заметил мой непосвященный взгляд… Ты не поделился бы с нами?..

Марк все еще не мог говорить. Он просто ткнул пальцем в подпись. Глаза Итзалина последовали за его пальцем… и кровь медленно отхлынула от лица бюрократа.

– Твоя подпись?.. – пролепетал он почти неслышно и испуганно уставился на меч Скавра. Он не привык видеть оружие здесь, в финансовом отделе, где строились куда более коварные ловушки из чернильниц и гусиных перьев.

– Ну да, конечно. – Скавр наконец взял себя в руки. – Поищи-ка среди документов. Там должен быть императорский рескрипт, сопровождающий мою просьбу. Жители Гарсавры сослужили Империи большую службу, пожертвовав свои личные средства, чтобы выкупить у Явлака пленных намдалени. Простая справедливость требует вернуть им деньги.

– Да, конечно, конечно. Я сделаю все, что от меня зависит, дабы ускорить процесс погашения задолженности… – Попав, мягко говоря, в затруднительное положение, Итзалин запинался и лепетал, чего обычно за ним не водилось. – Великодушный господин, ты, я надеюсь, то есть ты понимаешь… ибо я не намеревался нанести оскорбление… отнюдь… когда высказал свою мысль в форме, коя могла на первый взгляд показаться слегка… э-э… пренебрежительной…

– Пустяки, – отмахнулся Скавр. Он встал, похлопал несчастного чиновника по плечу. Сейчас Марк не мог объяснить, что испытывал к Итзалину горячую признательность: даже с Сенпатом и Неврат он, кажется, так не смеялся.

– В таком случае я составлю меморандум, и средства будут перечислены и отправлены со всевозможной оперативностью, – сказал Итзалин. Он был счастлив отыскать предлог и улизнуть от римлянина.

– Да, пожалуйста, сделай это, – сказал Марк ему вслед. – Гарнизоном Гарсавры командует сейчас Гай Филипп, а у него терпения куда меньше, чем у меня.

Медленная ретирада Итзалина превратилась в паническое бегство. Покачав головой, трибун опустился на стул. Хотел бы он сейчас быть в Гарсавре, среди своих. Как ему надоело болтаться одиноким и неприкаянным под присмотром Императора в столице. Он снова вспомнил о том, как /.+cg(+ намдалени из рук Явлака. И обо всем, что произошло потом…

Через несколько дней весь финансовый отдел гудел от веселья. Входя, Марк успел услышать обрывки грязных шуточек…

– …знает, с какой стороны намазывать хлеб маслом, вот уж точно…

– …сказали бы лучше: «намазанная маслом задница» – вот более точное прозвище…

Когда бюрократы увидели Марка, в комнате воцарилось неловкое молчание. После катастрофы, постигшей Итзалина, они старались при Скавре не давать волю острословию. Марк прошел на свое место (чиновники избегали встречаться с ним глазами). Разговоры тут же сделались исключительно деловыми. Марк открыл папку и принялся подсчитывать длинные столбцы цифр. Эта работа требовала внимания и сосредоточенности. Как раз то, что необходимо, когда хочешь отвлечься от горьких мыслей.

x x x

– Сыграй еще, васпураканин! – выкрикнул кто-то, перекрывая громким голосом шум рукоплесканий. Человек двадцать подхватили этот возглас – и вот уже вся таверна зазвенела от крика.

Сенпат Свиодо положил лютню на колени и стал сжимать и разжимать пальцы. Он бросил комически-унылый взгляд туда, где сидели Марк и Неврат. Неврат крикнула ему что-то на своем языке. Сенпат кивнул.

– Прости, – сказала Неврат Скавру, вновь переходя на видессианский. – Я сказала ему, что он мог бы сейчас сидеть с нами и спокойно пить вино, если бы оставил свою ненаглядную лютню дома.

– По-моему, он наслаждается игрой, – заметил Марк. Неврат подняла бровь:

– Я тоже люблю сладкие сливы, но если съем целую корзину, то лопну.

Сенпат, конечно, собирался сыграть одну-две песни для собственного удовольствия, но вдруг обнаружил, что аудитория с горячей благодарностью слушает музыку. Далеко не последним из его слушателей был трактирщик. Он так высунулся из-за стойки, что едва не рухнул на пол.

Васпураканская шапка Сенпата лежала рядом с певцом, перевернутая. Сенпат пел уже почти два часа. Возбужденная толпа густо окружала его, не позволяя уйти.

Первые такты знакомой песенки понеслись по таверне. Загремели рукоплескания. Толпа подхватила припев: «А мы пьяней, пьяней вина!..»

– Ему надо бы завести эту песню на полчаса, не меньше, – заметил Марк. – Может быть, тогда они упьются, свалятся под стол и позволят ему уйти к нам.

Трактирщик, похоже, держался того же мнения. Два его племянника наливали по очереди всем слушателям, стоявшим вокруг Сенпата. Еще двое помощников тащили тяжелые бочонки, разливая вино посетителям, сидящим за столами. Неврат подставила свою кружку, Скавр отказался – у него еще оставалось. Неврат заметила это.

– Ты жульничаешь.

– Тебе ли не понимать меня – с твоими сладкими сливами и полной корзиной…

– Пожалуй, это честно, – улыбнулась она. Затем посерьезнела, изучая его лицо, как теолог – трудный текст. Но когда она заговорила, голос ее прозвучал ровно: – Ты ведь довольно много пил в последнее время?

– Наверное.

Ее лицо прояснилось.

– Я тоже об этом подумала. По правде сказать, я сомневалась, имею ли право говорить об этом… Хотя, – добавила она быстро, как бы желая подчеркнуть, что ни в коем случае не хотела его обидеть, – невозможно винить тебя, особенно после того, как…

– Да, после того, как, – подтвердил трибун. – Но даже «после того, как» ты можешь смотреть на мир из горлышка винного кувшина лишь до определенного момента. А потом все, что ты будешь видеть, – это только кувшин.

Он помрачнел. Темные брови Неврат сошлись у переносицы. Она коснулась его руки:

– Все еще так плохо?

– Прости… – Ему потребовалось усилие, чтобы прийти в себя. – Я не знал, что все это отражается у меня на лице.

– Ну, случайный прохожий, вероятно, ничего бы не заметил, – сказала Неврат. – Но мы-то с тобой знаем друг друга уже давно…

– Да. Верно.

Марк вдруг сообразил, что знает Сенпата и Неврат, пожалуй, так же хорошо, как и других своих знакомых неримлян. Из всех женщин этого мира Неврат, пожалуй, была для него самой близкой, если не считать Хелвис… При мысли о Хелвис Марка опять передернуло…

И Алипии.

Но, в отличие от племянницы Туризина, Неврат не отделяли от Марка никакие титулы. Прежде чем Скавр сообразил это, его рука уже стиснула ее ладонь. Было что-то очень странное в прикосновении женской руки, покрытой такими же мозолями от рукояти сабли, как и его собственная. Поводья и тетива закалили пальцы Неврат. Она поглядела на Марка с удивлением, но не отпрянула и не отняла руки.

Как раз в этот момент Сенпат закончил песню. Он соскочил со стойки, невзирая на вопли, требующие еще песен, и сказал:

– Нет, нет, друзья мои! На сегодня хватит! Достаточно! Я тоже хочу пить!

Звук его голоса, не сопровождаемый лютней, заставил Марка отдернуть руку, как будто ладонь Неврат обожгла его.

– Так-так. Что тут происходит? – осведомился Сенпат, пробившись наконец сквозь густую толпу к маленькому столику. – Что вы тут оба замышляете? Ничего хорошего, не сомневаюсь.

Трибун был рад, что в его кружке еще плескалось вино. Он осушил остатки, уходя от ответа.

После маленькой паузы Неврат сказала:

– И не сомневайся.

Она говорила тем же ровным тоном, что и с Марком несколько минут назад. Должно быть, совесть ужалила Марка, потому что он вздрогнул. Но Сенпат ничего не заметил. Он тряхнул шапкой, в которой зазвенели медные и серебряные монетки – подарки благодарных слушателей.

– Вот видишь? – сказал он. – Все-таки мне надо было стать бродячим музыкантом.

Неврат фыркнула.

– Положи деньги в кошелек, – сказала она. – Шапка тебе еще понадобится. Там опять пошел дождь.

– Неужели он никогда не кончится?

Сенпат нахлобучил шапку на голову. Две монетки скатились со стола на пол.

– Пусть остаются, – сказал он, когда Неврат наклонилась было их поднимать. – Это осчастливит подметальщика.

Он положил лютню в кожаную торбочку и бегло поглядел на Марка.

– Ей будет суше, чем тебе. Ты-то ходишь без шапки.

– Ей будет суше, чем любому из нас. – Марк надеялся, что его голос прозвучал не слишком фальшиво. Лаконичные фразы имеют свои преимущества. Совесть все еще укоряла его.

– Порой мне кажется, что ты бережешь ее больше, чем меня, – заметила Неврат, подтрунивая над мужем, как обычно.

– Почему бы и нет? – возразил Сенпат. – Ты вполне в состоянии беречь себя сама.

– Рада, что ты так думаешь. – Неврат говорила довольно едким тоном.

Сенпат только ухмыльнулся.

– Яд у нее с язычка сегодня так и капает. – Он показал, как падает от укуса змеи. Неврат сделала вид, что хочет бросить в него тарелку, но и она засмеялась.

Марк улыбнулся. Сенпат неисправим.

Молодой васпураканин перекинул торбочку с лютней через плечо и, лихо сдвинув на затылок треух, направился к выходу. Неврат шла следом. Скавр тащился сзади. Он думал поначалу остаться в таверне, пока не кончится дождь, но дождь мог зарядить на целую неделю. К тому же, как он cам признавался, через некоторое время пьянство превращается в тяжелую болезнь. Марк знал об этом слишком хорошо.

Один видессианин попытался схватить Неврат и обнять ее. Она вывернулась, выхватив кружку с вином из его руки и, сладко улыбаясь, вылила ему на голову.

– Не обращай внимания, – сказала она Сенпату, который схватился за кинжал. – Я ведь и сама могу позаботиться о себе.

– Вижу.

Сенпат настороженно замер, опасаясь, что кто-нибудь решится начать драку. Марк продирался к друзьям, чтобы помочь, если возникнет необходимость. Облитый вином видессианин кашлял и ругался на чем свет стоит, но парень, оказавшийся рядом, сказал ему:

– Уймись, болван. Ты этого заслужил. Нечего валять дурака и приставать к чужой женщине.

Кутила огляделся по сторонам в поисках поддержки, но не встретил понимания. Сенпат с его чудесной музыкой был героем этой ночи. Сегодня никому в таверне не было дела до того, что «принцы» исповедуют «еретическое» учение.

Хлебнув холодного воздуха, Марк раскрыл рот и тут же пожалел о своем решении покинуть таверну. Он поднял воротник, чтобы немного спастись от пронизывающего ветра. Лужи на мостовой стремительно увеличивались. Дождь немилосердно поливал Скавра. Сенпат и Неврат хлюпали по лужам, опустив головы, чтобы вода не заливала глаза.

Скавр то и дело возвращался взглядом к Неврат. Тот человек в таверне, который одернул приставшего к Неврат видессианина, вполне мог обратить свои слова к Марку. С другой стороны, Марку-то Неврат не плеснула вином в физиономию… Трибун смутно сообразил, в каком же плачевном состоянии он находится, если даже такая мелочь послужила причиной для оптимизма.

Дождь сменился мокрым снегом. Промокший насквозь курьер доставил трибуну документы в его рабочий кабинет.

– Сейчас у тебя более высокая должность, чем в Гарсавре, – заметил он, передавая Скавру пергаменты.

Марк не сразу заметил, что это был тот самый человек, который доставил ему письмо от Туризина с приказом лично доставить пленных в столицу.

Трибун взломал печать – и его охватила радость: он увидел угловатые латинские буквы вместо замысловатых видессианских закорючек. Радость – и одиночество. Кроме Марка, здесь, в столице, римлян больше не было, а легионеры – далеко, в Гарсавре…

Как всегда, письмо Гая Филиппа было верхом лаконичности и деловитости – старший центурион находил писанину слишком изнурительным занятием, чтобы предаваться ей долго.

«Гарсавране получили свои деньги. От неожиданности многих чуть не хватил удар. Знать бы еще, куда подевалось наше жалованье?»

Трибун черкнул заметку, чтобы не забыть об этом. Когда он поднял голову, гонец все еще стоял перед ним и явно чего-то ждал.

– Чем могу быть полезен? – спросил трибун.

Гонец переступил с ноги на ногу, хлюпнув мокрыми сапогами.

– В прошлый раз ты угостил меня горячим вином, – напомнил он прямо.

Марк покраснел. Конечно, он тут же налил курьеру своего лучшего вина и дал ему сухую одежду. Трибун не поленился несколько раз извиниться за невежливость. Нет, он не подумал о насквозь промокшем и усталом человеке вовсе не потому, что испытывал к нему неприязнь – ведь тот опять напомнил ему об ужасном путешествии в Видесс… Марк просто забыл позаботиться о гонце. В своем роде это было даже хуже – здесь уже попахивало черствостью.

Наконец курьер отправился разносить другие послания. Совесть Скавра немного успокоилась, но он дал себе слово больше не допускать такой небрежности по отношению к людям.

– Я только что получил послание из Гарсавры о том, что деньги, задолженные государством частным лицам, получены, – сказал Марк Итзалину. – Хочу поблагодарить тебя за оперативность. Ты прекрасно справился.

– Едва только ты напомнил мне о важности и спешности сего неотложного дела, я тотчас же приложил все усилия, дабы выполнить твое поручение, – ответил бюрократ.

«А что мне оставалось, когда ты висел у меня над душой, зануда?» – молчаливо говорили его глаза.

Марк поджал губы. Урок номер два за сегодняшний день. Иной раз вежливость может быть воспринята как признак слабости. Ну хорошо же. В голосе трибуна появился металл.

– Полагаю, ты будешь настолько же точен и пунктуален в вопросе выплаты жалованья гарнизону Гарсавры. Я хотел бы, чтобы мои солдаты получили деньги вовремя. Мне очень нежелательно видеть их жалованье в списке просроченных платежей.

– Военные расходы проходят по другим расчетным ведомостям, – предупредил Итзалин. – Фонды столь часто переходят с место на место, что мне трудно заранее сказать, может ли этот запрос выполнен столь же скоро…

Расчетные ведомости зачастую становились для бюрократов более живыми и реальными, нежели люди. Регулярные походы в налоговое ведомство помогли трибуну понять эту особенность бюрократической психологии. Чиновники жили в своем замкнутом мирке и плохо представляли себе, какие лютые ветры дуют за пределами хорошо натопленных комнат, где шуршат пергаменты. Однако Гай Филипп мог иметь совершенно иное мнение.

– Гарсавра – оплот Империи на Западе, – сказал Марк. – Она сдерживает йездов и не допускает их на равнины. Императору сильно не понравится, если он узнает о том, что солдаты в Гарсавре чем-то недовольны. Я хорошо знаю моих римлян. Сейчас ими командует человек, которого я никому не посоветую иметь своим врагом.

– Я сделаю все, что от меня зависит.

– Отличная мысль. Ты неплохо поработал для граждан Гарсавры. Если ты проявишь столько же усердия ради нужд гарнизона, то, уверен, скоро мои солдаты получат свое жалованье.

Марк вежливо кивнул Итзалину и возвратился к своему столу. Итзалин еле заметно улыбнулся. По этой мимолетной улыбке трибун понял, что предупреждение воспринято не слишком всерьез. Несмотря на плохое настроение, Марк усмехнулся. Итзалин, вероятно, считает его надоедливым занудой. После одной только встречи с Гаем Филиппом бедный чиновник с воем бросился бы наутек.

x x x

– Три серебряных? – Лицо кожевника выражало презрение. – Это отличный кожаный пояс, чужеземец. Видишь бляшки? Какая работа! Видишь, какой он крепкий?

Он несколько раз дернул пояс, щелкнул им, согнул и разогнул жесткую кожу.

– Он не развалился у тебя в руках, это я вижу, – сухо заметил Скавр. – Если бы такое хоть раз случилось, тебя давно разорвали бы на кусочки и ты не торчал бы за прилавком, пытаясь меня надуть.

– Мне показалось, что ты назвал меня жуликом. По-моему, это ты пытаешься ограбить меня. Только подумай! Я заплатил за шкуру, я вложил столько трудов и времени в эту работу… Да я обобрал бы собственных детей, если бы продал его тебе дешевле, чем за семь серебряных.

В конце концов они сговорились на шести монетах, что составляло одну четверть золотого. Марк был недоволен. Будь он в настроении, он, скорее всего, выторговал бы пять.

Но сегодня ему это было безразлично. В эти дни вообще нашлось бы не много вещей, которые были ему дороги. По крайней мере, он купил пояс. Прежний уже потрескался.

Марк отстегнул старый пояс, снял ножны с мечом и приставил их к левой ноге. Удерживая штаны одной рукой, он начал продевать новый пояс в лямку. Пока трибун возился, чей-то веселый голос проговорил:

– А, хороший поясок. Знаешь, это все напоминает мне те дни, когда я носил штаны, а не монашеский плащ.

– Нейп!.. – ошеломленно сказал трибун, поворачиваясь, и тут же схватился за штаны, чтобы не заголиться прямо на рынке. Битва со штанами завершилась тем, что ножны с лязгом упали на мостовую. Пунцовый от смущения, Марк наклонился за мечом и чуть было снова не уронил штаны.

– Позволь, я помогу.

Нейп поднял с мокрой мостовой меч и кинжал Скавра и подержал их, покуда трибун не застегнул свой новый пояс.

– Спасибо, – сказал Марк сухо. Он не желал иметь с Нейпом никакого дела после того, как тот накачал его наркотиком, и поневоле выслушал все откровения трибуна. И Алипия тоже была там!..

Если Нейп и уловил холодок, то не подал вида.

– Очень рад тебя видеть, – сказал жрец. – Тебя довольно трудно поймать в последнее время. Ты стал скрытен, как таракан. Открой мне тайну: ты крадешься вдоль стен или залезаешь под плинтус?

– В последнее время у меня нет большого желания видеться с людьми, – вяло пояснил Марк.

– Что ж, это вполне объяснимо. После всего, что случилось… – Увидев, как окаменело лицо римлянина, Нейп вдруг понял, какую грубую бестактность только что допустил. – Ох, друг мой дорогой, прости…

– С твоего позволения, я, пожалуй, пойду домой. – Голос Скавра прозвучал безжизненно.

– Подожди!.. Постой!.. Во имя Фоса, умоляю!..

Марк нехотя остановился. Нейп был не из тех, кто поминает своего Бога каждую минуту, по делу и без дела. Если жрец произнес имя Фоса, значит, у него была на то важная причина…

– Что ты еще от меня хочешь? – Горечь переполняла Марка. – Разве ты еще не насытился зрелищем?..

– Друг мой… Ты позволишь мне так себя называть? – Нейп помедлил, ожидая от Скавра какого-нибудь знака, но трибун был как будто высечен из камня. Печально вздохнув, жрец продолжил: – Позволь мне выразить сожаление… Мне действительно жаль, что дело приняло такой оборот. Могу, кстати, добавить, что Туризин также сожалеет об этом.

– С какой радости? Ему-то что?

Нейп сдвинул брови: ему не понравилось, что Марк говорит о Туризине в таком тоне. Однако жрец не остановился.

– Унизив тебя, он оскорбил самого себя. Император имеет право знать, не вовлечен ли его офицер в заговор, но когда допрос поневоле затронул такие… интимные чувства… – Нейп запнулся. Он не мог найти нужных слов, чтобы не коснуться слишком больного места, и потому заключил просто: – Туризин должен был остановиться раньше.

– Он этого не сделал, – сказал Марк.

– Не сделал. И, как я тебе уже говорил, весьма сожалеет о своей несдержанности. Но он упрям. Вспомни хотя бы дело Тарона Леймокера, если не доверяешь мне. Туризин никогда не торопится признать свою ошибку. И все же ты должен был заметить, что он доверил тебе важный пост.

– Но менее ответственный, чем гарнизон Гарсавры, – отозвался трибун. Он все еще не желал верить услышанному.

– Работай в налоговом ведомстве честно, не возбуждай лишних подозрений – и я смело могу предположить, что как только начнутся военные действия, ты получишь назад свой легион.

– Легко тебе говорить. Посмотрю, как еще поступит Туризин.

Нейп снова вздохнул:

– До чего же ты упрям, Скавр. И в горе, и в иных вещах, как я погляжу. Что ж, оставлю тебя. Только напоследок позволь дать маленький совет: суди по случившемуся, а не по предполагаемому.

Вот это да. Нейп раздает советы, достойные философа-стоика!.. Пока Скавр хлопал ресницами, жрец низко поклонился и ушел.

Слабое зимнее солнце сверкнуло на бритой макушке служителя Фоса. Скавр, хмурясь, глядел ему вслед. Возможно, с точки зрения Нейпа, трибун был угрюмым пессимистом. Однако сам толстенький жрец казался таким жизнерадостным и беззаботным. Вполне вероятно, жизнь вообще предстает ему в розовом свете, так что хорошие вести о Туризине, которые передавал Нейп, следует еще поделить надвое.

Нет, Марк все еще был в опале. Последуем совету Нейпа и будем судить по тому, что уже случилось. Раздумывая обо всем этом, трибун невесело покачал головой. И вдруг заметил в толпе еще одно знакомое лицо.

Провк Марзофл был довольно рослым молодым человеком, возвышающимся над остальными, – как и Марк. Этот красавец аристократ неподвижно стоял среди людей, кишевших на площади Паламы, и… Марк напрягся. Внезапно в нем проснулась долголетняя солдатская настороженность. Да, нет сомнений: Марзофл следит за Нейпом.

Жреческий плащ и бритая голова делали жреца легкой мишенью для соглядатая. Затем пристальный взгляд Марзофла перешел на трибуна. Марк встретился с кавалеристом глазами и нарочно кивнул. Марзофл отвернулся и вступил в торг с рыбаком, который выставил на продажу большую корзину креветок.

Любопытно…

Марк направился в сторону дворцового комплекса. Через минуту он повернулся, как будто что-то потерял. Марзофл держал жареную креветку за хвост и облизывал губы. Он, несомненно, следил за трибуном. Их разделяло всего несколько десятков шагов.

Убедившись в том, что Скавр раскусил его, Марзофл остановился, не скрывая досады и замешательства.

Сперва римлянин не на шутку разозлился, убежденный в том, что это Туризин Гавр отправил Марзофла выслеживать его. Однако затем ему в голову пришло нечто обратное. Император не стал бы посылать такого неумелого шпиона. Если бы Туризин хотел тайно проследить за Скавром, то Марк никогда не узнал бы об этом. Тогда – в чем дело? Единственное объяснение, которое пришло ему на ум, состояло в том, что Марзофл ревновал к влиянию Скавра на Императора. Он заметил, как Марк разговаривает с Нейпом (а к мнению профессора Видессианской Академии Туризин, несомненно, прислушивается). Это встревожило честолюбивого аристократа.

Вдвойне любопытно. Марзофл пользуется сейчас большим влиянием при дворе. Если он полагает, что Скавр может быть его соперником, то… То вполне вероятно, что так оно и есть!

Садовники убирали последние жухлые листья с газонов, окружающих дворцы. Они почтительно поклонились трибуну, когда он проходил мимо. Впрочем, это не имело никакого значения. Садовники – слуги; вряд ли они решатся проявить неуважение к офицеру, даже опальному. А вот ревность Марзофла была, пожалуй, первой хорошей новостью за все это время.

И… Марк резко обернулся. Провк Марзофл остановился на расстоянии полета стрелы от него – молодой кавалерист внезапно обнаружил что-то необычайно интересное в дереве с опавшими листьями. Он не заметил – или сделал вид, что не замечает, – как Скавр весело машет ему рукой. Марку было странно ощущать на своем лице улыбку.