Текст книги "Легион Видесса"

Автор книги: Гарри Норман Тертлдав

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

– Ансфрит, – окликнул Марк своего гостя.

Он читал на лице намдалени страх и ярость, однако не дал ему времени собраться с духом.

– Сдай мне крепость в течение дня. Иначе, когда мы возьмем ее – а ты хорошо знаешь, что я могу это сделать, – клянусь, я ослеплю всех. Сдайся сейчас. Я обещаю вам безопасность.

– Я думал… Я думал, ты не такой, как эти видессианские мясники… Но похоже, пес превзошел хозяина.

– Возможно, – невозмутимо отозвался трибун. – Ну так что, ты сдаешься? Или мне попросить этого парня, – он кивнул в сторону палача, – продолжать греть железо?

Рот палача под блестящей кожаной маской оскалился в ухмылке. Ансфрит непроизвольно отшатнулся.

– Будь ты проклят, – сказал он Скавру в бессильном гневе. – Да. Я говорю тебе «да».

Он резко повернулся и почти побежал в сторону крепости.

Глядя ему вслед. Гай Филипп понимающе улыбался. Марк ответил своему старшему офицеру улыбкой. Еще одной проблемой меньше…

Символы друидов на галльском мече вспыхнули ярким огнем, почувствовав колдовство, но меч оставался в ножнах, и Марк не заметил этого…

Далеко на севере Авшар отложил в сторону изображение Скотоса в металлической раме. Черная икона нужна была колдуну, чтобы усилить могущество чар. Колдовство Авшара превышало во много раз то, которое вызывало видения энари. Магия пролетела огромные пространства, миновала моря и степи. Она была сетью, заброшенной в необъятный мир. Авшар искал…

Сила заклятий друидов на мече Скавра были путеводной нитью этой черной магии. Галльские жрецы защитили владельца меча от чужих заклинаний, но одновременно с тем именно охраняющие чары указывали местонахождение меча и тем самым позволяли Азшару следить за Марком. Авшар не мог видеть самого трибуна, но все, что окружало Марка, князьколдун различал достаточно отчетливо.

Он лежал, облокотившись на мягкую шерстяную подушку. Даже Авшару было нелегко вглядываться в дымку, застилающую такое большое расстояние.

– Неплохая шутка, о враг мой, – прошептал он. – О, неплохая… Но возможно, я придумаю другую, куда лучше…

x x x

Новости порой опережают людей. Когда Скавр вернулся в лагерь, Хелвис встретила его диким криком.

– Зверь! Проклятое, грязное, жестокое чудовище!

Ее лицо было смертельно бледным, лишь на скулах горели два ярких пятна. Легионеры и их жены делали вид, что ничего не слышат. Привилегия командира. В любом другом случае они с удовольствием послушали бы, как солдат бранится со своей подругой.

Марк взял Хелвис за локоть, подталкивая ее к палатке.

– Не вздумай злиться, – предупредил он. – Я оставил их в живых. Это куда больше, чем они заслужили.

Она вырвалась.

– В живых! Ты оставил их в живых! Что за жизнь их ждет… Сидеть в углу на площади с кружкой на коленях, выпрашивать подаяние по рынкам… Мой брат…

Она разрыдалась. Трибун наконец утащил ее в палатку подальше от любопытных глаз. Мальрик где-то бегал, как и думал Марк, но Дости, спавший в колыбельке, проснулся и заревел, когда его мать вошла, захлебываясь от рыданий.

– Дорогая, – сказал Марк. – Не плачь. Смотри, я принес тебе один подарок…

Хелвнс уставилась на него обезумевшими от горя глазами.

– Подарок? Я что тебе – шлюха, чтобы покупать меня безделушками?..

Скавр залился краской, мысленно проклиная свой неуклюжий язык. К этому разговору он должен был подготовиться заранее – и не менее тщательно, чем к риторическим изыскам там, на площади.

– Смотри сама! – быстро сказал он, бросив ей в руки маленький кожаный мешочек.

Она машинально схватила, дернула завязку.

– Это… Это – подарок? – запинаясь, спросила она. На миг замешательство оказалось сильнее гнева. – Куски обгоревшего жира?

– А, ты поняла! – отозвался Скавр. – Я так и надеялся. Это свиное сало. Твои дорогие сородичи подсунули его под повязки, скрывая глаза, когда мои солдаты повалили их на землю.

Губы Хелвис беззвучно зашевелились. Наконец она прошептала:

– Значит, они не… не слепые?

– Ничуть, – ответил Марк с хитрой улыбкой. – Только Тургот отшатнулся и обжег себе бровь, бедняга. Хорошая шутка, не находишь? – продолжал он, не зная, что повторяет слова своего смертельного врага. – Все заговоры мгновенно лопнули, как мочевой пузырь, а Ансфрит, перепутавшись до смерти, сдал мне крепость.

Но Хелвис почти не слушала трибуна.

– Они не осле… – закричала она радостно и неожиданно укусила Марка за руку, когда он зажал ей рот ладонью.

– Ты этого не знаешь, – сказал он, снова став суровым. – Ты никогда этого не слышала. Если не считать легионеров, которые крутили им руки на площади, единственный, кому все известно, – палач в маске цвета крови. Ему хорошо заплачено за молчание. Ты меня понимаешь?

Помедлив, Марк осторожно убрал руку.

– Да, – сказала Хелвис так тихо, что оба рассмеялись. – Я ничего не знаю. Я ничего не слышала. Я сделаю все, лишь бы Сотэрик был жив и невредим. О, тихо, малыш… – добавила она, обращаясь к Дости. – Все хорошо.

– Все хорошо, мама? – недоверчиво спросил Дости и начал икать.

Марк почесал за ухом. Всякий раз, когда он смотрел на сына, ему казалось, что Дости опять успел научиться чему-то новому.

– Все хорошо, – ответила Хелвис.

Глава десятая

Осадная башня сделала ход на шахматной доске.

– Ну, береги своего императора! – сказал Виридовикс, снимая с доски пешку-пехотинца. Теперь «пленный» пехотинец будет участвовать в игре на стороне кельта.

Сейрем дернула уголком рта и выкупила свою фигуру серебряной монетой. Тогда Виридовикс отодвинул башню назад, желая уменьшить опасность. Сейрем переставила с клетки на клетку еще одну фигуру и достигла седьмого ряда доски, расчерченной на восемь рядов. С улыбкой она перевернула серебряную монету. На обратной стороне засветлел золотой кружок.

– Золото, – молвила она.

– Лучше и не говори, – отозвался Виридовикс печально. Золотая фигура обладала большей силой. Сейчас она атаковала одновременно прелата и всадника. Прелат был для Виридовикса важнее. Он отодвинул в сторону эту фигуру. Сейрем «съела» всадника.

Как это похоже на видессиан – включить в правила шахматной игры деньги. Монеты воюют за играющих и набирают силу глубоко в тылу на вражеской территории.

Любопытно, как долго эта шахматная доска кочевала по степям? Ее, несомненно, привезли из Присты. Должно быть, какой-то кочевник польстился на чудесную работу резчика. Доска из полированного дуба была расчерчена на квадраты. Линии, разделяющие квадраты, инкрустированы жемчугом, а фигурки, вырезанные из слоновой кости и снабженные надписями, украшены изумрудами, гранатами и бирюзой. А в Видессе кельт играл на доске из жесткой кожи, передвигая грубо выструганные из сосновой древесины фигуры…

Оказавшись в Империи, Виридовикс быстро научился шахматам и очень полюбил эту игру, особенно потому, что здесь ничего не зависело от простой удачи или случая. Теперь он с удовольствием обучал видессианекой забаве кочевников и до сих пор опережал всех своих учеников. Однако Сейрем схватывала премудрости шахмат с необычайной быстротой. «Даже слишком быстро», – побормотал Виридовикс по-кельтски.

Сейрем бросила захваченного в плен всадника против его бывшего владельца. Последствия были для Виридовикса ужасны. Потребовалась острая борьба. В конце концов кельт все же победил, загнав в угол императора Сейрем вместе с его осадной башней, прелатом и золотым.

Сейрем сдвинула брови, погрузившись в размышления.

– Понятно, – сказала она наконец. – Я допустила ошибку, ослабив защиту императора и бросив все силы в атаку. Ты отбил мое нападение, а император остался в открытом поле. – Она быстро расставила фигуры. – Давай сыграем еще раз. На этот раз пусть твой ход будет первым, а мне надо подумать над организацией обороны.

– Ого, девочка, ты совсем недолго играла, а уже делаешь большие успехи.

Виридовикс двинул вперед пехотинца, прикрывая серебряный кружок и открывая длинную диагональ для своего прелата. Сейрем задумалась над тем, как отвечать на этот ход.

Наблюдая за сосредоточенным лицом дочери Таргитая, Виридовикс подумал о том, насколько же она отличается от Комитты Рангаве. Однажды он провел целый день в обществе пылкой возлюбленной Туризина Гавра. Видессианские шахматы приятно разнообразили их любовную игру. То есть могли бы разнообразить ее приятно – если бы кельт овладел наукой придворного незаметно льстить и проигрывал бы своей даме тактично и с достоинством. В первый раз Комитта победила его в честном поединке, но во второй раз победу одержал он. Она завизжала, осыпая его проклятиями, и швырнула доску о стену. Виридовикс так и не отыскал после этого одного из копейщиков.

Но сейчас перед ним была Сейрем – полная противоположность Комитте. Она охотно платила поражением, если такова цена умения играть. Сейчас ее красивые темные глаза были задумчивы. Кельт любил ее грудной голос и знал, что она одинаково хорошо стреляла из лука и играла на флейте. Комитта Рангаве с ее заносчивостью и помешанностью на «голубой крови», несомненно, назвала бы эту прекрасную девушку варваркой или еще того похуже.

– Какая глупая баба эта дикая шлюха! – фыркнул кельт на своем родной языке.

– Ты собираешься весь вечер думать над своим ходом? – спросила его Сейрем прямо.

– Прошу прощения, девочка. Мои мысли убежали далеко отсюда. Я задумался кое о чем… – Он быстро переставил с клетки на клетку пехотинца и тут же пожалел об этом. Дернув себя за рыжий ус, Виридовикс добавил: – Очень глупо с моей стороны!

От костра, где сидели и сплетничали пожилые женщины, Борэйн бросила быстрый взгляд на игроков. Она сразу распознала тон, которым Виридовикс разговаривал с ее дочерью, – вероятно, лучше, чем сама Сейрем. Кельт, переживший множество любовных приключений, вряд ли мог признаться даже самому себе, что испытывает к Сейрем нечто гораздо большее, нежели простое влечение. Но голос выдавал его с головой.

В шатер ворвался разгневанный Таргитай. Он тоже был достаточно наблюдателен, чтобы заметить: Сейрем стала любимым партнером чужеземца для игры в шахматы. Но кельт не слишком испугался, когда вождь заорал:

– Бросай свои цацки!

Таргитай сопроводил приказ таким ругательством, что подруги Борэйн у костра захихикали. Виридовиксу уже доводилось видеть Таргитая в бешенстве. Он знал, что дело не в Сейрем.

– Кто отказался на этот раз?

– Кробуз, чтоб духи ветров разорвали его задницу! Как ты его называл, Вридриш? Пятнистый Хомяк? Да, ты прав был, потому что у него душа хомяка! И кизяка!

Таргитай плюнул в костер с невыразимым отвращением.

– Что он сказал в свое оправдание? – спросила Сейрем, пытаясь успокоить отца и перевести разговор в деловое русло.

– А? Да ничего. Бесстыдный сын змеи и козла. – Таргитай все еще кипел. – Просто «нет» – и все. Рамбехишт говорит: ему повезло, что он ушел от Кробуза живым после того, как передал этому трусу мое предложение.

При этих словах Виридовикс скривился. Помогая Сейрем собрать шахматные фигурки в мешочек, он почти не заметил, что их пальцы несколько раз соприкоснулись.

– Очень плохо. Эти ублюдки должны понимать, что просто необходимо раздавить этих сраных бандитов. Я не думаю, что вожди отказываются объединиться против Варатеша по глупости. Чума на Варатеша! Негодяй слишком умен. Думается мне, он крепко взял на крючок кое-кого из тех, кто говорит нам «нет».

– Я тоже так думаю, – тяжело уронил Таргитай. – Гонец, которого я отправил к Анакару, сказал: там весь клан трясется от страха при одной только мысли, что нужно выступить против бандитов. Сомневаюсь, что мы получим от них помощь. Думаю, нам больше повезет с кланами, кочующими к востоку от реки Огл. Дотуда еще не добрался страх перед этим выродком. Онтошир из клана Белых Лисиц кричал, что поможет нам.

– Давать обещания легче всего, – сказал кельт. – Важнее, что он будет делать, этот Ойтошир. Он слишком далеко отсюда. Он всегда может нам сказать: «Ай, какая досада. Сперва мы не слышали о битве, а теперь уже поздно». И никто не посмеет назвать его лжецом.

Таргитай швырнул свою волчью шкуру через весь шатер и удовлетворенно хмыкнул, когда она приземлилась на кожаный мешок у постели.

– Неглупая мысль. Что, сказать тебе за нее спасибо?

Энари Липоксай, который все это время тихо перетирал бронзовым пестом какие-то травы в ступке, вступил в разговор.

– Подумал о голове быка – вспомни и о его хвосте.

– А видессианин бы сказал: «Посмотри на другую сторону монеты», – пробормотал Виридовикс.

– Если ты победишь Варатеша, – продолжал энари, – то подчинить Ойтошира тебе будет труднее, чем своих ближайших соседей. Клан Ойтошира кочует далеко. Вот лучший довод убедить его присоединиться к нам.

– Ты говоришь как ясновидящий? – возбужденно спросил Таргитай.

– Нет, только как человек, который многое повидал в жизни, – ответил Липоксай, улыбаясь. Словесная игра забавляла энари не меньше, чем увлекла бы она какого-нибудь видессианина.

За то недолгое время, что Виридовикс провел в клане Таргитая, кельт научился уважать ум и знания энари. Виридовикс все еще сомневался: был ли Липоксай настоящим мужчиной. В отличие от большинства хаморов, шаман держался с женщинами более чем скромно. В стесненной жизни кочевников, где все на виду, это очень бросалось в глаза. Но кем бы ни был Липоксай, ничто не ускользало от его цепкого взгляда.

Таргитай, пессимист по натуре, с легкостью нашел новую причину для тревоги.

– Что толку от наших немногочисленных союзников, Вридриш, если твой Авшар так силен, как ты говоришь? Что бы мы ни делали, Авшар всегда поможет бандитам Варатеша перебить нас.

Кельт прикусил губу: он и сам опасался подобного. Однако вслух он произнес совсем другое:

– Магия в бою – ненадежная штука, вот оно как. Она может обернуться против колдуна и укусить его очень больно.

Липоксай, тряся щеками, закивал в знак согласия. Да, колдовство нередко подводит магов во время битвы.

Новая мысль осенила Виридовикса.

– Ха! Недурную штуку отмочили как-то раз римляне! – воскликнул он и вдруг вспомнил: – А, нет… Говорят, сначала эту хитрость применяли против них.

Скрестив на груди руки, Таргитай нетерпеливо постукивал пальцами по локтям. Виридовикс слегка покраснел: его собеседники, разумеется, ни слова не поняли из этих бессвязных восклицаний.

Он подробно рассказал хаморам о том, как однажды ночью легионеры Скавра спугнули отряд йездов, привязав горящие факелы к рогам коров и бросив обезумевшее стадо на кочевников. Не умолчал, разумеется, и о своих выдающихся подвигах: героический кельт скакал во главе пылающего «леса». Он пронзил мечом одного йезда, который посмел не бежать в паническом ужасе!

– Остальные дураки улепетывали кто куда, спасая свои глупые жизни и крича как баньши, – весело заключил Виридовикс. – Должно быть, решили, будто за ними гонится орда демонов. Собаки Варатеша точно так решат.

После этого рассказа все хаморы – даже Сейрем, даже болтливые подруги Борэйн – воззрились на кельта в неподдельном ужасе. Таргитай машинально схватился за саблю. Тогда до Виридовикса стало постепенно доходить, что он брякнул нечто ужасное. Однако он, честно говоря, так и не понял – что.

Липоксай заметил, обращаясь к своему вождю:

– Он не нашей крови. Откуда ему знать всю нашу жизнь, все наши обычаи?

Очень медленно каган расслабился.

– Правда, – произнес он наконец и повернулся к Виридовиксу. – Ты так хорошо вошел в нашу жизнь! Иногда я сам забываю, что ты родился не в земле хаморов.

Виридовикс слегка поклонился. Таргитай заговорил с ним снисходительно, как с ребенком.

– В степях огню нельзя гореть свободно. – Таргитай взмахнул рукой, словно желая напомнить о бесконечном море травы. – Пожар охватит всю степь. Кто скажет: когда и где остановится пожар?

Виридовикс, уроженец влажных галльских лесов, никогда не думал об этом. В замешательстве он опустил голову:

– Прости. Я не подумал.

Но больно уж хороша хитрость! Пусть нельзя зажигать огонь… Римская уловка могла сработать хотя бы частично.

– А что если сделать так… – начал Виридовикс.

Таргитай выслушал. Провел рукой по бороде, размышляя.

– Что ж, слыхал я и глупее… – молвил он наконец. Это была наивысшая похвала в устах вождя.

Сейрем кивнула. Ничего другого она и не ждала от своего рыжеволосого друга.

Аргун стоял перед послами в окружении своих сыновей и советников. В конце концов он перешел к главному вопросу, который и обратил к соперникам-послам:

– Пусть каждый скажет: почему мой народ должен принять его сторону, а другую сторону отвергнуть.

Возможно, Гуделин ожидал, что, прежде чем перейти прямо к делу, Аргун заведет какой-нибудь вежливый разговор. Поэтому видессианин не смог ответить сразу. Пока он колебался, Боргаз из Иезда воспользовался паузой и заговорил первым. Склонив головы, Гуделин и Горгид слушали, как Скилицез переводит им шепотом:

– «Потому что Видесс подобен дряхлой корове. Он еле стоит на ногах. Когда животные стад твоих (да приумножатся они и да будет так вечно) дряхлеют, разве привязываешь ты их к молодым быкам, чтобы те помогли им протащиться еще несколько дней? Нет! Ты прирежешь старого быка, покуда у него еще остается плоть на костях. Мы приглашаем тебя! Помоги нам быть мясниками, дабы ты смог разделить с нами добытое мясо».

Против воли Горгид ощутил уважение к талантам Боргаза. Аргументы йезда были умело облечены в термины, близкие и понятные аршаумам. Несомненно, это был убедительный довод.

И все же Гуделин довольно быстро пришел в себя и перехватил инициативу.

– О, думается, высокочтимого Боргаза следует простить за неуместную мысль о том, что Видесс может постичь та же участь, что и Макуран, рухнувший при первом же ударе из степей. Воистину, высокочтимый Боргаз, чья держава пала у него на глазах, хорошо служит новым господам.

Ариг перевел слова Гуделина Аргуну и старейшинам.

– Твоя игра слов не может быть переведена дословно, – прошептал Скилицез, когда отзвучала последняя фраза.

– Неважно. Она предназначена для Боргаза, – отозвался чиновник. – А он понял.

Удар попал в цель: посол Иезда устремил на Гуделина испепеляющий взгляд. Что ж, подумал Горгид, Гуделин и сам вполне умеет отыскать слабое место противника. Должно быть, для Боргаза – человека макуранской крови – было унизительно служить хозяевам-степнякам. Великая цивилизация древнего Макурана ничем не уступала видессианской.

– Мое сердце и преданность моя всецело отданы кагану Вулгхашу, – проговорил посол Иезда довольно громко, словно желая заверить в этом прежде всего самого себя. Должно быть, ему это вполне удалось, потому что он тут же нанес имперцам ответный удар: – Иезд – держава молодая, сильная, она полна жизни, в ее жилах бурлит свежая кровь. Наступает время Иезда, заканчивается время Видесса!

Дизабул гордым движением вскинул голову. Как и надеялся Боргаз, юный принц считал свою судьбу неразрывно связанной с Иездом.

Однако Горгиду пришло в голову, что посол Вулгхаша, возможно, переценил свое влияние на аршаумов. Большинство советников Аргука было не так уж молодо.

Один из самых старых аршаумов, восседавших рядом с каганом, – древний старец с жидкими седыми волосами – медленно приблизился к Боргазу и выдернул волос из его бороды. Боргаз вскрикнул от боли. Удерживая волос на расстоянии вытянутой руки, старец прищурил дальнозоркие глаза.

– Свежая кровь? – молвил он так отчетливо, что даже Горгид и Гуделин без труда его поняли. – Твой волос бел, как и мои. – С этими словами старый аршаум бросил волос на ковер.

Горгид сразу узнал его голос – это был голос верховного шамана, того, что вводил посланцев в очищающий костер. В его тоне невозможно было ошибиться: верховный шаман – могущественный союзник Видесса.

– Сядь, Оногон, – велел старцу Аргун. Трудно было понять, чего больше прозвучало в его голосе: строгости или удовлетворения.

Оногон повиновался, усевшись с тем же подчеркнутым достоинством, с каким поднимался на ноги.

Несколько старейшин обменялись усмешками. Боргаз едва сдерживал бушевавшую в нем ярость. Легче пережить оскорбление, чем насмешку. Горгид хотел было хлопнуть Гуделина по плечу, но тот заговорил:

– Лживые слова и глупое хвастовство этого иезда разбиваются, как волны об утес, о тот факт, что мы – здесь! Видесс, как было от века, прочно стоит на ногах.

Боргаз оскалился.

– О каган! Одряхлевшая, выжившая из ума Империя не могла прислать большего лжеца, нежели этот человек! Он разоблачает себя своими собственными словами. Я же хочу открыть тебе глаза на нынешнее положение Видесса. Когда сей Гуделин, в отчаянии и лжи, одаривал тебя, – какими монетами он пытался тебя осчастливить? Не старыми ли золотыми?

– О да, – прошептал Скилицез, когда Аргун кивнул.

– Так смотри же, какую монету чеканит Империя ныне. И скажи мне после этого: крепка ли их держава, как и прежде?

Боргаз извлек из своего кошеля золотую монету и положил ее у ног кагана. Даже с расстояния нескольких шагов Горгид распознал «золото» Ортайяса Сфранцеза – маленькую, тонкую, скверно отчеканенную монетку. Она содержала столько меди, что была не благородного желтого, а почти красного цвета.

– Нет, не унижусь и не принижу великого кагана, предлагая ему столь жалкий дар, – проговорил Боргаз и поднял «золотой» Ортайяса.

Эта цветистая речь причинила вреда не меньше, чем проклятая монета. В шатре повисла мертвая тишина. Аршаумы уставились на Гуделина: они хотели знать, как посол Империи отреагирует на вызов. Несколько секунд чиновник стоял молча, обдумывая ответ. Наконец он произнес:

– Это монета узурпатора. Не следует судить о великой державе по деяниям отщепенцев и преступников.

Гуделин сказал чистую правду. Он благоразумно умолчал только о том, что и сам следовал за Ортайясом – до тех пор пока Туризин Гавр не вошел в Видесс. С неслыханным воодушевлением – словно он служил Гаврам верой и правдой всю сознательную жизнь – Гуделин продолжал:

– Теперь же Империей управляет государь с твердой волей, и недруги трепещут при имени его. Воистину, и ведение войн, и сбор налогов – в его руке.

– Пустая софистика, – по-видессиански ответил Боргаз и усмехнулся. В языке аршаумов подобного слова не было, поэтому для кочевников посол Иезда выразился проще: – Лживая болтовня! Будь твой несравненный император столь искусен в военных делах, не стал бы он нанимать солдат из Намдалена, а после воевать со своими собственными наемниками. Он сражается с Иездом, он сражается с Намдаленом! Его силы раздроблены. Он разбросал себя по нескольким фронтам, он слаб! Мы же воюем с одним только Видессом. Очень скоро победа будет нашей!

Горгид, Скилицез и Гуделин обменялись раздраженными взглядами. В этих степях они оказались изолированными от событий, происходящих в Империи, на несколько месяцев. Вполне вероятно, что Боргаз располагал свежими новостями. о которых видессианам ничего не было известно. Уверенная поза иезда, наслаждение, с которым он смотрел на растерянные лица имперцев, – все говорило о том, что Боргаз не блефует.

Горгид мог только восхищаться выдержкой Гуделина. Хотя заявление Боргаза и потрясло его, чиновник лишь снисходительно засмеялся и отвесил послу Иезда любезный поклон – как если бы тот принес ему добрые вести.

– Что еще за чепуха? – подозрительно спросил Боргаз.

– О, совсем ничего, господин мой, совсем ничего! – Гуделин снова поклонился. – Да сопутствует тебе удача. Хоть ты и родился в несчастном Иезде, но нашел в себе честность подтвердить мужество Видесса. Ты не сокрыл правды из опасений или страха.

– Ты, должно быть, рехнулся.

– О нет. Нет! Не будь силы Видесса раздроблены, как ты сказал, не будь внимание Империи поделено между многочисленными врагами, – неужто йезды устояли бы против нас? Если бы мы сражались с Иездом один на один – о, само название вашей державы исчезло бы вместе с ее армией.

Это была смелая атака, но Боргаз уничтожил ее простой логикой.

– Была битва при Марагхе. Мы знали и большее, чем битва при Марагхе. Теперь мы вместе с намдалени сможем размолоть Видесс в пыль. – Иезд сделал движение рукой, словно скручивая шею врагу.

Аршаумы негромко переговаривались. Гуделин напоминал загнанного в ловушку зверя. На этот раз чиновник не нашелся что ответить.

В полном отчаянии инициативу взял на себя Горгид. Он сказал Аргуну:

– Но Иезд более опасен для Аршаума, чем Видесс. Империя далеко, а земли Иезда граничат с твоими.

Если он ожидал того же успеха, какой принес ему рассказ о Сесострисе, то ошибался. Стрела не попала в цель. Едва лишь слова грека были переведены, каган рассмеялся:

– Мы не страшимся йездов. С чего бы? Мы плетьми прогнали их в степь. Они не посмеют вернуться.

Такой ответ понравился Боргазу едва ли не меньше, чем греку. Боргаз – макуранин – мог испытывать смешанные чувства к своим повелителямстепнякам, но ему всяко не по душе было, когда их высмеивали.

Скилицез ухватился за слова Аргуна, как утопающий за брошенную ему веревку.

– Переведи, Ариг! – сказал он напряженно. – Я не хочу, чтобы меня не поняли.

Ариг кивнул. Он следил за тем, как Боргаз забирает переговоры в свои руки, с такой же тревогой, что и видессиане. Если миссия имперцев обернется провалом, уважение к Аригу, их поручителю, ослабнет, а звезда Дизабула вспыхнет ярче.

– Скажи своему отцу и старейшинам клана: Горгид прав. Иезды даже сейчас угрожают вам.

Поняв видессианскую речь офицера, Боргаз гневно закричал:

– Пустобрех! Если бы слова были солдатами, ты бы стал уже владыкой мира!

– Это не просто слова! Это кое-что побольше, иезд! Объясни кагану, объясни старейшинам клана: почему Иезд играет с Аршаумом в кошки-мышки? Зачем вы прикармливаете хаморских бандитов там, за Шаумом? Не для того ли, чтобы зажать в конце концов Аршаум между двух врагов одновременно?

С издевательской точностью Скилицез повторил жест Боргаза, как бы сдавливая горло врага. Видессианский офицер не был наделен ораторским даром Гуделина, но с солдатским инстинктом безошибочно нанес удар там, где он мог причинить неприятелю наибольший вред.

Вожди клана испытующе уставились на Боргаза. Внезапное подозрение вспыхнуло на их лицах.

– Чушь, о великий каган! – сказал Боргаз Аргуну. – Еще одна ложь! Как и та, которой потчевал тебя вон тот болтунишка. – Он махнул широким рукавом халата, указывая на Гуделина. Голос иезда звучал так же самоуверенно, как и в тот миг, когда он ужалил видессиан известием о мятеже Дракса.

Но Скилицез уже пробил брешь в его обороне и теперь стремительно расширял ее.

– Тогда почему Варатеш и его банда нанесли удар к западу от Шаума прошлой зимой – впервые за долгие годы? Много лет даже самые отпетые головорезы из хаморов не решались сунуться за Шаум!

Клан Серой Лошади кочевал достаточно далеко от восточных болот Шаумкиила. Аргун никогда не слыхал о набеге Варатеша. Он резко задал вопрос своим старейшинам. Оногон ответил утвердительно. Торжествующее выражение разлилось по суровому лицу Скилицеза.

– Он знает об этом! Он сказал, что узнал об этом от другого шамана.

Боргаз остался невозмутимым:

– Хорошо, эти бандиты явились туда, где им не место, и украли скот. Что с того? Они не имеют ничего общего с Иездом.

– Вот как? – переспросил Скилицез. Горгид никогда еще не слышал, чтобы столько сарказма сконцентрировалось в такой короткой реплике. – Тогда почему же с этой бандой разъезжает Авшар? Если Авшар и не является вторым человеком в Иезде после Вулгхаша, так это лишь потому, что может стать первым.

Настала очередь посла Иезда уставиться на видессиан в недоумении.

– Об этом я ничего не знаю, – сказал он недоверчиво.

– Это правда, – молвил Ариг. – Я говорил тебе об этом, отец.

Скилицез переводил рассказ Арига для Горгида и Гуделина. Ариг /."%$ + старейшинам о том, как Виридовикс был похищен в Пардрайской степи и о роли, которую сыграла в этом похищении магия Авшара.

– Он не колеблясь напал на посольство, – сказал Гуделин. – Он пренебрег, как вы сами видите, законами всех народов, признающими послов неприкосновенными.

– Что ты скажешь на это? – спросил Аргун Боргаза.

Как обычно, плоское лицо кагана оставалось неподвижным, но голос его прозвучал жестко.

– Только то, что мне об этом ничего не известно, – повторил посол Иезда, на этот раз с большей уверенностью. – Этот Авшар не появлялся при дворе Вулгхаша в Машизе более двух лет – с тех пор как стал командовать армией. При Марагхе он завоевал для Вулгхаша великую славу. – Боргаз поднял бровь, на его лице появилась тонкая улыбка придворного. – Иные говорят, будто Вулгхаш не слишком тяготится его отсутствием. Что бы он ни сделал после того, как оставил Машиз, это не должно ложиться тенью на Иезд. Поступки Авшара пятнают лишь его самого.

– О каган!.. – протестующе воскликнул Скилицез. Гуделин драматически хлопнул себя по лбу.

Офицер продолжал:

– Если твои люди пасут стадо в пяти днях езды от твоей юрты, они не перестают быть твоими людьми.

Несколько старейшин позади Аргуна кивнули в знак согласия.

– Хорошо сказано! – раздался тонкий голос Оногона.

Однако среди старейшин нашлось немало и таких, кто не в состоянии был серьезно отнестись к угрозе, исходившей от презираемых аршаумами «волосатых» – хаморов. Эти старейшины все еще считали аргументы Боргаза более весомыми. Да и Дизабул не намеревался отступаться от человека, чью сторону он принял.

Похоже, дело зашло в тупик. Каган махнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена.

– Пора нам поговорить друг с другом и обсудить то, что мы услышали, – сказал он и приподнял бровь, усмехаясь. – Тут есть о чем подумать.

Оба посольства, покидая шатер, демонстративно не замечали друг друга. Возница остановил лошадь, негромко свистнув ей, чтобы посланники могли выйти из юрты.

Оказавшись в юрте видессиан, Гуделин рухнул на кошму со стоном облегчения.

– Сними с меня халат, – сказал он девушке, которую дал ему каган. – Он насквозь промок от пота.

Девушка, догадавшись по тону, о чем он говорит, предложила ему кумыс.

– Фос да благословит тебя, добрая душа! – воскликнул чиновник и опорожнил одним глотком половину бурдюка.

– Эй, оставь немного, – потребовал Скилицез. Отпив, он хлопнул бюрократа по спине, исторгнув у того вопль. – Пикридий, вот уж не думал, что доживу до того дня, когда увижу, как ты принижаешь Сфранцеза и восхваляешь Туризина Гавра. Да… Судя по твоему тону, ты говорил искренне.

– А, они задели мою профессиональную гордость, – отозвался чиновник. – Если бы я позволил макуранину одолеть меня в словесном поединке, то как бы я, проклятие, мог снова появиться при дворе? Что до твоего драгоценного Гавра, о мой каменноголовый друг, то будь он был справедлив, я до сих пор вкушал бы все блага цивилизации, наслаждаясь столичным житьем.

– Будь Гавр справедлив к тебе, – возразил Скилицез, – ты был бы уже ровно на голову короче за то, что явился к нему посланником Сфранцеза во время смуты.