Текст книги "К звёздам! (сборник)"

Автор книги: Гарри Гаррисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Глава 18

Из огромной толпы понеслись крики, вопросы… Несколько разгневанных мужчин – друзья Яна – начали пробиваться вперед… Но остановились, когда двенадцать прокторов выстроились перед помостом с оружием наготове.

– Не подходить! – закричал Шеер. – Всем оставаться на местах! Пистолеты установлены на максимальный заряд!..

Люди кричали, но издали и на рожон не лезли, ведь максимальный заряд смертелен. А над ними плескался усиленный динамиками голос Градиль:

– Беспорядков не будет. Проктору-капитану Шееру дан приказ – в случае необходимости стрелять. В толпе могут быть чуждые элементы, которые попытаются помочь подсудимому. Мы этого не допустим.

Ян сидел на своей скамье неподвижно. Теперь ему стало понятно все. Только что с выговором – и вот уже проктор-капитан… Молодец Шеер, везунчик… Градиль купила его на всю жизнь, теперь он у нее с рук есть будет. Крепко она его держит. Впрочем, и самого Яна тоже. Он расслабился, думал только про обвинение в убийстве – и не догадался, что это только присказка, а главное – вот оно. Вот оно, настоящее обвинение. И никуда от него не деться, и никакой надежды уже нет… Стоп! Так нельзя, ведь суд еще не закончен… Едва Градиль умолкла, он громко заговорил в микрофон:

– Я требую, чтобы закончили этот фарс и освободили меня. Если здесь есть измена, то в ней виновна вот эта старуха, мечтающая увидеть всех нас мертвыми…

Микрофон его отключили, он замолчал. Выхода не было. Он надеялся только на то, что заставит ее потерять голову. Она и впрямь рассвирепела – это было слышно по ее голосу, – но держала себя в руках.

– Да, мы поступим так, как предлагает обвиняемый. Мы закончим этот "фарс", как он изволил выразиться. Я посоветовалась с коллегами-судьями, и они со мной согласны. Мы отметаем все обвинения – кроме главного. Государственная измена. Мы достаточно долго терпели, как этот человек глумился над законной властью. Мы были снисходительны, потому что времена настали тревожные и, чтобы сделать неотложные дела, некоторая терпимость была необходима. Вероятно, мы допустили ошибку, дав подсудимому слишком много свободы и позволив ему действовать вопреки нашим обычаям. Эту ошибку необходимо исправить. Я прошу зачитать запись в Книге законов. Статья третья, "Государственная измена", после законов о правлении.

Оператор-компьютерщик побежал пальцами по клавиатуре, выводя на экран перед собой соответствующий раздел. Найдя нужную статью, он включил звуковое воспроизведение. Сурово и торжественно загрохотал над толпой голос закона:

– Государственная измена. Каждый, кто раскрывает тайны государства другим, виновен в государственной измене. Каждый, кто раскрывает подробности деятельности властей, виновен в государственной измене. Каждый, кто глумится над величием властей, виновен в государственной измене. Каждый, кто побуждает других выступать против государственной власти, виновен в государственной измене. Наказание за государственную измену – смерть. Приговор приводится в исполнение в течение двадцати четырех часов с момента его вынесения.

Эхо разносило затухающие отголоски над потрясенно притихшей толпой. Потом снова заговорила Градиль:

– Вы только что слышали, в чем состоит преступление и каково наказание за него. Теперь вы услышите свидетельские показания. В качестве свидетеля выступаю я сама. Перед семьями и перед главами семей подсудимый насмехался над властью глав семей, единственной законной властью на нашей планете. Когда ему было приказано прекратить противоправные действия и подчиниться нашим распоряжениям, он этими распоряжениями пренебрег. Он приказал, чтобы все машины были выведены из строя – каким-то известным ему способом, – до тех пор пока ему не позволят осуществить второй рейс за зерном. Этот рейс состоялся – и много людей погибло. По его вине. Действуя таким образом и побуждая других не подчиняться властям, он стал виновен в государственной измене. Это мои показания. Сейчас судьи вынесут приговор.

– Я требую, чтобы меня выслушали! – крикнул Ян. – Как вы смеете судить меня, не дав мне слова сказать?

Хотя микрофон перед ним был отключен, люди, стоявшие близко к помосту, его услышали. Друзья его, а потом и многие другие стали требовать, чтобы ему дали слово. Неудивительно, что много было и других криков – чтобы ему вообще заткнули рот. Градиль молча послушала этот шум, потом стала совещаться с остальными судьями… В конце концов Чан Тэкенг, на правах старейшего старейшины, объявил:

– Мы милосердны, и все должно делаться в соответствии с законом. Прежде чем выносить приговор, мы дадим подсудимому слово. Но я его предупреждаю, что если он снова начнет вести противозаконные речи, то мы его сразу заглушим.

Ян оглядел своих судей, потом поднялся и повернулся лицом к толпе. Что же сказать такого, к чему нельзя будет придраться и назвать противозаконной речью? Если произнести хоть слово о других планетах или о Земле – его немедленно отключат. Придется играть по их правилам… Ну что ж, надежды мало – но попытаться все-таки надо.

– Народ Халвмерка! Меня сегодня судят за то, что я сделал все от меня зависевшее, чтобы спасти вашу жизнь. Чтобы спасти зерно, которое будет позарез нужно кораблям, когда они придут. Кроме этого, я ничего не сделал. Некоторые со мной спорили – но они ошибались. И я докажу, что они ошибались. Единственное мое преступление – а это не преступление – состояло в том, что я указал на новую и опасную ситуацию. И наметил способ, как справиться с этой ситуацией. Того, что мы сделали, – никогда раньше не бывало. Но это вовсе не значит, что сделали неправильно. Просто сделали нечто новое, вот и все. Старые правила не подходили к новым условиям. Мне пришлось действовать так жестко, как только я мог, потому что без этого ничего нового мы бы не сделали. В моих поступках не было никакой измены – а только здравый смысл. Нельзя судить меня за то, что…

– Достаточно, – перебила Градиль. Его микрофон снова отключили. – Доводы подсудимого будут учтены. Судьи начинают совещание.

Видно было, как она упивается своей властью. Какое там совещание? Ничего подобного и в помине не было. Она просто написала что-то на листке бумаги и подвинула листок соседнему судье. Тот тоже что-то написал, передал следующему… Все писали очень коротко, и было ясно, что это за слово. В конце концов листок попал к Чану Тэкенгу. Тот едва глянул на него – и провозгласил:

– Виновен. Подсудимый признан виновным. Он будет задушен гарротой в ближайшие двадцать четыре часа. За измену полагается гаррота.

На планете никогда еще не было казней – во всяком случае при жизни кого бы то ни было из присутствующих. Люди никогда даже не слышали о таком способе наказания. Поднялся шум. Одни перекликались друг с другом, другие громко задавали вопросы судьям… Гизо Сантос пробился сквозь толпу к самому краю помоста, и его голос заглушил все остальные:

– То, что сделал Ян, – не измена! Он здесь единственный здравомыслящий человек! Если то, что он сделал, измена, то мы все здесь повинны в измене…

Проктор-капитан Шеер выстрелил в упор. Гизо вспыхнул, пламя охватило его и мгновенно обуглило, превратив искаженное ужасом лицо в черную маску. Он умер, не успев упасть.

Стоявшие рядом с ним шарахнулись назад, раздались вопли ужаса, стоны людей, обожженных этим живым факелом… А Градиль заговорила:

– Этот человек казнен. Он кричал, что повинен в измене. Есть еще кто-нибудь, кто хочет признаться, что и он повинен?.. Выходите, говорите смело, вас услышат.

Она мурлыкала эти слова, надеясь на соответствующую реакцию. Люди из первых рядов в панике подались назад, вперед никто не вышел. Ян смотрел на тело своего друга в странном оцепенении. Мертв. Погиб, из-за него погиб. Быть может, обвинение справедливо и он на самом деле принес сюда хаос и смерть?.. Ян пришел в себя, когда Шеер подошел сзади и схватил его за плечи, чтобы не дать пошевелиться. Зачем это понадобилось, Ян понял, когда увидел перед собой Градиль. Она медленно подошла и остановилась, глядя ему в глаза.

– Ну что, Кулозик? Видишь, куда завело твое упрямство? Я тебя предупреждала: не становись поперек. Ты не послушался. Ты проповедовал измену. Из-за тебя люди погибли, последний вот только что. Но теперь всему этому конец – потому что тебе конец, Кулозик. Скоро мы с тобой попрощаемся. И Эльжбета с тобой попрощается…

– Да не пачкай ты ее имя своей пастью, мразь!

Ян не собирался ей отвечать. Вынудила.

– Эльжбета ведь не будет твоей женой, когда ты умрешь. Верно? Это единственный способ прикончить ваш брак – но надежный, так мы и сделаем. И твоего ребенка вырастит другой, другого он будет звать отцом.

– Ты о чем, ведьма?

– О, так она тебе не сказала? Забыла, наверно. А может, подумала, что тебе слишком не понравится, что она станет женой другого… Но у нее будет ребенок, твой ребенок…

Она умолкла, изумленно раскрыв рот, – Ян смеялся. Смеялся взахлеб, весело, радостно… Трясся от смеха, несмотря на то что Шеер прижал его к скамье.

– Не смейся, это правда!

– Избавьте меня от нее, – попросил Ян, отвернувшись и по-прежнему смеясь. – Уведите меня в камеру.

Новость подействовала на него совсем не так, как ей хотелось. Это была прекрасная новость! Так он и сказал Эльжбете, когда та пришла навестить его в камере.

– Что ж ты мне сама не сказала? Та шелудивая сука могла не знать, как я к этому отнесусь, – но ты-то!.. Ты-то должна была знать!

– Я не была уверена. Это такая замечательная новость – я сама узнала совсем недавно… А ей, наверно, врач проболтался; я не знала, что она в курсе. А тебя не хотела расстраивать…

– Расстраивать? Долго же приходится добираться хорошим вестям в наше мерзкое время!.. Ребенок – это самое главное. Меня могут убить в любой момент, но у тебя останется наш ребенок. Это же важнее всего. Ой, ты бы видела ее рожу, когда я стал смеяться. Вот уж чудовище… Я только потом сообразил, что эта реакция была самой удачной, нарочно не придумаешь, право слово… А она настолько злобна, что ей и в голову не приходит, что у людей могут быть какие-то человеческие чувства.

Эльжбета кивнула:

– Мне всегда бывало неприятно, когда ты так говорил о ней. Ведь она – Градиль… Но ты прав. Она на самом деле такая, даже хуже.

– Не говори так. Здесь нельзя.

– Потому что записывают? Теперь я это знаю, мне один твой друг сказал. Но я хочу, чтобы она услышала. Хочу сама ей все сказать. Она так старалась нас разлучить!..

И похоже, что это ей удалось, мрачно подумал Ян, она победила. Видеть Эльжбету – такой близкой и такой недосягаемой – было невыносимо.

– Теперь иди, – попросил он. – Только потом приходи еще, обещаешь?

– Конечно!

Он упал на койку, спиной к окошку, чтобы не видеть, как она уходит. Все кончено. Единственным человеком, кто мог бы что-нибудь сделать, чтобы его спасти, был Гизо. Но Гизо мертв. Градиль специально спровоцировала его; знала, что так получится. И убила тоже специально, знала, что за такое короткое время никто другой ничего не сможет сделать. Друзья у него есть, и немало, но они беспомощны. И враги тоже есть. Все, кто ненавидит перемены и во всех бедах винит его, – таких, наверно, большинство на этой планете. Ну что ж, он сделал для них все, что мог. Не слишком много… Хотя если корабли все же придут – будет чем встретить их, зерно здесь… Однако местным жителям и в голову не придет воспользоваться этим преимуществом. Они снова будут униженно кланяться – чего еще ждать от этих крестьян? – и вернутся на поля, в свое вечное рабство, будут и дальше влачить свое жалкое существование, без награды, без будущего…

А он вот успел хоть чуть-чуть пожить с Эльжбетой. Это было прекрасно. Лучше хоть немного, чем вовсе ничего. И у нее теперь будет сын. Хорошо, чтобы сын… Нет, лучше дочка. Слабый пол здесь не наследует землю, но живут они вроде подольше и чуть счастливее… Впрочем, это все чистейшие теории, если корабли не придут. На изношенной технике можно переправить на север большую часть людей – но только один раз, не больше. Скорее всего они даже этого не сумеют сделать. Без него не сумеют, некому будет это организовать.

А его не будет, потому что через несколько часов ему предстоит умереть. Он подтянулся на решетке крошечного оконца и выглянул наружу, на безотрадное серое небо. Гаррота. Здесь никто и слова такого не знает… Земные правители возродили ее для самых опасных преступников. Яна однажды заставили присутствовать при такой казни. Арестант сидел на специальном стуле с высокой спинкой. Сзади, по обе стороны шеи, два отверстия. Петля из толстого шнура была обвита вокруг шеи и продета в эти дырки, – а за спинкой ручка. Палач начал крутить ручку, шнур стал натягиваться, петля затянулась, – и пленник задохнулся, умер в мучениях. Чтобы крутить ручку, надо быть садистом, но их всегда хватает. Хотя бы тот же Шеер. Он бы наверняка вызвался добровольцем.

– К тебе посетитель! – крикнул стражник из-за двери.

– Никаких посетителей. Не хочу никого видеть, кроме Эльжбеты, – так что вы уж уважьте последнюю волю. Принеси мне лучше чего-нибудь поесть. И пива. Много пива.

Пил он с удовольствием, но есть не хотелось. Снова пришла Эльжбета, они стали разговаривать… Тихо и стараясь быть как можно ближе друг к другу. Она еще была за стеклом, когда за ним пришли прокторы, – ей приказали уйти.

– Я не сомневался, что увижу тебя, Шеер, – сказал Ян. – Они настолько добры, что дадут тебе покрутить машинку?

Тот ничего не ответил, но по его внезапной бледности Ян понял, что догадался.

– А вдруг я тебя убью сейчас? – Ян поднял кулак.

Шеер шарахнулся назад, трусливо хватаясь за кобуру. Ян даже не улыбнулся. Он устал от них, устал от всех, устал от этого идиотского холопского мира… Он почти радовался грядущему небытию.

Глава 19

Помост был тот же, что и во время суда, – и та же система вещания с микрофонами и динамиками была на месте, – все в целости и сохранности, все продумано до последних деталей. Только кресла и столы, где сидели судьи, – да и его скамья – были убраны. На их месте стоял теперь один-единственный предмет. Стул с высокой спинкой. Аккуратно сделан, отметил про себя Ян, спокойно и отстраненно, словно это его не касалось. Такой стул за один день не смастерить, заранее приготовили. Он непроизвольно остановился, остановился и его конвой.

Возник момент неопределенности, какой-то подвешенности, когда никто не знал, что делать дальше. Живым подтверждением приговора стояли на помосте пятеро судей… Толпа молча смотрела. Мужчины, женщины, дети – наверно, все население планеты, кто был в состоянии двигаться, собралось здесь, столпившись на центральной улице. Безмолвные, как сама смерть, стояли они в ожидании смерти. А вечно хмурое небо придавило это безмолвие траурным покрывалом.

Тишину нарушил Чан Тэкенг. Он всегда был беспокоен и зол – и не доступен чувствам, которые испытывали все остальные.

– Чего вы там встали? Давайте его сюда, надо дело делать!

Всеобщая зачарованность прошла. Прокторы неожиданно толкнули Яна, так что он споткнулся о нижнюю ступеньку и едва не упал. Это его разозлило: он вовсе не хотел, чтобы кто-нибудь мог посчитать его трусом. Он рванулся, вырвался из рук прокторов – и взбежал наверх сам, так что им пришлось догонять. Люди увидели это, и по толпе прошелестел тихий ропот, словно вздох.

– Подойди. Сядь туда, – приказал Чан Тэкенг.

– Мне не дадут сказать последнее слово?

– Еще чего! Конечно нет, это не полагается. Садись!

Ян пошел к гарроте, прокторы снова ухватили его за руки. Он видел теперь только Чана Тэкенга, Градиль и остальных судей – и в нем закипела такая ненависть, такая ярость, что выплеснулась в словах:

– До чего ж я ненавижу вас! Вы, безмозглые, преступные кретины! Как вы порабощаете людей, транжирите, калечите их жизнь!.. Это вас надо казнить, а не меня…

– Убейте его! – приказала Градиль. Теперь на ее лице была уже неприкрытая ненависть. – Убейте его сейчас же, я хочу видеть, как он умрет!

Прокторы тащили Яна к гарроте, а он сопротивлялся, стараясь приблизиться к судьям, чтобы как-нибудь вырваться и отомстить им. Все смотрели только на помост, на эту безмолвную борьбу.

Никто не заметил человека в черной форме, который проталкивался сквозь толпу. Его пропускали и снова сдвигались, глядя наверх. Он пробился через плотные передние ряды, поднялся по лестнице – и очутился на помосте.

– Отпустите этого человека, – приказал он. – Дело закончено.

Он не спеша прошел по помосту, взял микрофон из скрюченных пальцев Чана Тэкенга и повторил свои слова, чтобы всем было слышно. Никто не шевельнулся. Стояла абсолютная тишина. Этот человек был чужой. Никогда прежде никто его не видел.

Это было невозможно, невероятно. На планете, куда никто не прилетал, откуда никто не улетал, все знали друг друга по меньшей мере в лицо, если не по имени. Здесь не могло быть незнакомых людей. Но этого человека никто не знал.

Неизвестно, собирался ли он стрелять, – но проктор-капитан Шеер начал поднимать пистолет. Незнакомец заметил это движение и быстро повернулся, в руке у него что-то зловеще блеснуло.

– Если не бросишь пистолет, я тебя убью на месте. – В голосе была холодная, жестокая решимость. Пальцы Шеера разжались, пистолет выпал. – Все остальные тоже! Сложить оружие!

Прокторы подчинились. Когда пистолеты оказались на помосте, незнакомец поднял микрофон и заговорил снова:

– Всех прокторов, находящихся внизу, прошу учесть, что каждый из них на прицеле. Вы окружены. При попытке сопротивления будете убиты на месте. Оглянитесь и убедитесь сами.

Оглянулись все, не только прокторы. И только теперь заметили вооруженных людей, которые бесшумно появились на крышах зданий вдоль центральной улицы. Длинноствольные карабины с оптическими прицелами были направлены вниз. Не было никаких сомнений, что снайперы будут работать быстро и точно.

– Прокторы, несите все оружие сюда, – раздался приказ из динамиков.

Ян шагнул вперед и посмотрел на незнакомца и двух вооруженных людей, которые появились рядом. Его затопила волна громадного облегчения – но только на миг. Ведь не исключено, что казнь только откладывается…

– Вы с кораблей, – сказал он.

Незнакомец опустил микрофон и повернулся к Яну. Седой, очень темная кожа, горящие синие глаза…

– Да, мы с кораблей. Меня зовут Дебху. Немедленно снимите с него наручники! – велел он прокторам. Те поторопились выполнить приказ. – Мы сели на Дороге примерно двадцать часов назад. Извините, что нам пришлось ждать до сих пор, – обнаружить себя раньше мы не могли. Нужно было, чтобы все собрались в одном месте одновременно. Если бы они узнали о нашем прибытии – вас бы убили. И могло бы начаться кровопролитие, что привело бы к неоправданным жертвам. Очень жаль, что вам пришлось пройти через все это. Простите.

– Вы с кораблей – но не из Земного Содружества! – с отчаянной надеждой выпалил Ян. – На Земле случилось что-то невероятное, потрясающее…

Дебху медленно кивнул:

– Вы правы. Там произошли… перемены…

– Что вы тут делаете? Убирайтесь с помоста! – Всегдашняя злость Чана Тэкенга первым вывела его из оцепенения, владевшего всеми остальными. – Давайте сюда микрофон и проваливайте! Неужто мы станем терпеть?..

– Стража! Уберите судей. И не спускайте с них глаз.

Крупные, крепкие парни с пистолетами на изготовку быстро выполнили приказ Дебху: загнали ошарашенных старейшин в угол помоста и встали напротив, держа их на прицеле. Дебху одобрительно кивнул и снова заговорил в микрофон:

– Народ Халвмерка, прошу внимания! Корабли запоздали из-за того, что на ряде планет произошел государственный переворот. О подробностях мы расскажем чуть погодя. Пока вам достаточно знать, что абсолютная власть земных правителей, так называемого Земного Содружества, – свергнута. Вы – свободный народ. Что это значит – вам объяснят. Пока могу сказать, что война еще не закончена и очень много людей голодают. Каждое зернышко, выращенное вами, необходимо – и мы вам за это благодарны. А сейчас расходитесь по домам и ждите дальнейшей информации. Спасибо за внимание.

Толпа зашумела, забурлила и начала расходиться. Некоторые, в том числе друзья Яна, хотели остаться, но их спровадили вооруженные люди, которых становилось все больше и больше. Ян молча ждал – ему хотелось побольше узнать, прежде чем начинать разговор.

– Вы знали о суде и приговоре? – спросил он наконец.

Дебху кивнул.

– Откуда?

– На этой планете есть агент.

– Знаю, был. Риттершпах, но он уже мертв.

– Риттершпах всего лишь орудие. Просто выполнял приказы. Нет, настоящий агент был хорошо подготовлен и проработал здесь очень долго. А для донесений он использовал специальную сеть Безопасности с переменной частотой. Мы захватили часть их оборудования – и услышали донесения, когда вышли из прыжкового пространства. Потому и не стали предупреждать о нашем прибытии.

Ян был оглушен обвалом событий; трудно было так быстро усвоить всю новую информацию.

– Активный агент? Здесь? Но кто же?.. – Не успев закончить, он понял, что ответ очевиден. Он повернулся и ткнул пальцем в судей. – Вот он, ваш тайный агент! Здесь!

– Верно, – подтвердил Дебху.

Градиль пронзительно завопила и бросилась к Яну. Руки подняты, пальцы скрючены, словно когти дикого зверя, готовые рвать и терзать… Ян шагнул ей навстречу, схватил за запястья и взглянул в искаженное ненавистью лицо всего в нескольких дюймах от его лица.

– Ну конечно. Враг мой. Самая умная и самая злобная тварь на этой планете. Слишком умна, чтобы быть из здешних, – она с Земли… Согласилась прожить всю жизнь на этой жалкой планетенке – но взамен иметь власть, безраздельно править как захочет, уничтожать кого захочет… Это она доносила кораблям, когда те прилетали, чтобы ее хозяева на Земле знали, как хорошо она им тут служит. Это она убирала любого, кто вставал у нее на пути…

– В этом не было нужды, пока ты не появился!.. – Вместе с яростным криком летели брызги слюны. – Меня предупредили, что ты под подозрением, что, может быть, ты Разрушитель… Мне поручили следить за тобой, собрать доказательства…

Ян осторожно встряхнул ее, чтобы не переломать ветхие, древние кости, и тихо, но с победным торжеством сказал:

– Так они обманули тебя, понимаешь ты это? Они знали обо мне все. Они приговорили меня и сослали сюда. У меня был выбор: смерть или вот эта планета-тюрьма. А ты была просто-напросто надзирательницей… Но теперь все кончилось. Слышишь, ты, агент? Мы победили. Тебя это не радует, а?

Чувствовал он себя прескверно. От прикосновения к ней его мутило. Он оттолкнул старуху к страже – те подхватили ее, не дав упасть. Ян отвернулся, борясь с тошнотой, словно прикоснулся к трупу.

– Победили еще не везде, – сказал Дебху. – Но по крайней мере здесь победить можем. Когда будем улетать, я заберу эту женщину с собой. И проктора. Того, кто убил вашего друга. С насильственным правлением надо покончить. Мы организуем открытые судебные процессы, которые будут транслироваться на все обитаемые планеты. Будет вершиться настоящее правосудие, а не балаган, который устроила здесь она. Мы надеемся, что суды – и наказания для виновных – в конце концов принесут мир. Хватит с нас ненависти и вражды. Когда все будет позади – конечно, много осколков склеивать придется, но конец уже виден. Мы побеждаем на всех фронтах, кроме одного. Планеты в наших руках, но это было проще всего: земное правление никому не нравилось. Космический флот был рассредоточен, и его оказалось нетрудно обезвредить по частям, на каждой планете, тем более что мы застали их врасплох. Лишенный своих баз, земной флот мог только отступать – однако ушел почти невредимым. Корабли только повреждены в боях, но не уничтожены. И теперь они вернулись к Земле, чтобы защищать свой мир. Это крепкий орешек, нам он не по зубам.

– Но и они не могут напасть на планеты. Ни один корабль не в состоянии справиться с хорошо защищенной планетной базой.

– Согласен. Но и у нас та же проблема, что у Земли. Так что сейчас мы в мертвой точке. На Земле есть запасы продовольствия и сырья, но рано или поздно ее экономика без планет задохнется…

– Мы без них тоже долго не протянем.

– В том-то и дело. Материальных ресурсов у них должно быть достаточно, а с продовольствием – плохо. Я сомневаюсь, что они смогут прокормить свое население даже с помощью синтетических продуктов. Но будущее пока очень туманно. Мы выиграли только первые сражения, а не всю войну. И нам продовольствие нужнее, чем Земле. Позарез необходимо. У нас вообще никаких резервов нет, такова была политика Земли. Нам грозит голод, поэтому зерно нужно сейчас же, немедленно. Грузовые корабли на посадочной орбите; они пойдут на посадку сразу же, как только я дам им знать, что здесь все в порядке. Мы очень благодарны вам, что вы перевезли зерно, вопреки всем трудностям. И погрузку начнем немедленно.

– Нет, – хмуро сказал Ян. – Все будет совсем не так. Погрузку вы не начнете, пока я этого не позволю.

Пораженный Дебху отступил назад, по привычке вскинул пистолет.

– Убей меня, если хочешь. Всех нас убей. Но зерно все равно наше.