Текст книги "Карточный домик (Сборник рассказов)"
Автор книги: Гарри Гаррисон
Соавторы: Ричард Мэтисон (Матесон),Роберт Шекли,Уильям Тенн,Томас Майкл Диш,Сирил Майкл Корнблат,Вильма Шор,О'Доннел,Стивен Райнес,Майлз Брейер,Гай Эндор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
К.О'Доннел
Как я их обследую
«… если так будет продолжаться и дальше, то, на мой взгляд, к 2000 году все население страны разделится на тех, кто получает пособие по безработице, и тех, кто его выдает. Середины, по-моему, быть не может. Достаточно ознакомиться со статистическими данными…»
Окружной инспектор департамента социального обеспечения города
Нью-Йорка. Январь 1964 года
Чтобы добраться до этого типа, мне пришлось влезть на пятый этаж. Черт знает что, можете мне поверить. Невеселенькое место – эти старомодные трущобы. А уж дорожки на ступеньках! Вековой давности и скользкие, как черт знает что. Но я не жалуюсь. У каждой работы есть свои минусы.
Я несколько раз постучал в дверь и услышал, как он там ворчит и покряхтывает. Старая история – они не любят, когда их подымают с постели. Я подождал, а потом забарабанил в дверь кулаком и раза два выругался. Никогда не надо позволять им думать, будто они что-то значат.
Это помогло. Дверь приотворилась, и в щель высунулась голова и плечи. Он был небольшого роста, подтянутый, с ясными глазами. И выглядел моложе, чем мне казалось, когда я читал его заявление.
– Что вам надо? – спросил он. Угрюмо. Опасливо. Обычная история.
Я показал ему черную тетрадь, которую держал в одной руке, и мою служебную карточку, которую держал в другой.
– Государственная инспекция. Обследование в связи с вашим заявлением.
– Но я же подал его только вчера. Я думал, что на предварительное рассмотрение требуется не меньше недели.
– Это новый метод. Мы стараемся не задерживать рассмотрения новых заявлений, а потому собираем данные заранее.
Тут я несколько отклонился от истины: просто его заявление заинтересовало меня сразу же, как только его положили на мой стол. Хотя каждый год через мои руки проходят сотни, этот обещал что-то новенькое.
– Ну хорошо, войдите, – сказал он и открыл дверь.
Я вошел. Комната была гнусная, неописуемо гнусная. Эти люди живут как свиньи, просто трудно поверить. Мусор по всем углам, смятая газета, объедки. Ну и прочее в том же роде. Этому невозможно найти оправдание. Он заметил мой взгляд и сказал:
– Я совем деморализован. Ну и внутреннему хаосу начинает соответствовать внешний беспорядок.
Интеллигент. Я кивнул, открыл тетрадь и, осторожно ступая, вышел на середину комнаты, чтобы начать опрос. Мы никогда не садимся там, где сидели эти люди. Остерегайтесь крыс и насекомых! Так нас инструктируют.
– Я должен задать вам несколько вопросов, – сказал я. – Во-первых, имя, адрес и так далее – все точно так, как указано в заявлении? Джон Стейнер, 36 лет, адрес этот?
– У вас же все это есть. Вчера у меня взяли все данные.
– Но мы обязаны проверить, действительно ли человек один и тот же, – сказал я. – Иногда они подсылают вместо себя кого-нибудь другого, сочиняют целую биографию. Мы должны охранять интересы налогоплательщиков.
Прежде чем он опомнился, я достал дактилоскоп, открыл, взял его за запястье, прижал его большой палец к подушечке с тушью, а потом к карточке под крышкой и убрал дактилоскоп.
– Согласно правилам, – сказал я.
– Да, – ответил он, – полное обезличивание индивида – вот что это такое. Неужели вы не могли сначала предупредить меня, что вы собираетесь делать?
– Некоторые возражают, – сказал я. – Они понимают, что попались.
Я открыл его анкету и, поглядывая на него, прочел описание. Оно довольно точно отвечало его внешности.
– Ну, а теперь несколько вопросов, – сказал я.
– С вашего разрешения я сяду.
– Вы больны? Не можете стоять? Вам нужно отдохнуть?
– Ничего подобного, – сказал он. – Просто я предпочитаю сидеть, когда со мной разговаривают.
– Если вы очень больны, то, возможно, мы сумеем поместить вас в категорию получающих полную компенсацию. Никакой разницы для вас и больше денег для нас, – сказал я.
– Я не болен. Просто у меня угнетенное настроение. Впрочем, для вас это не составляет никакой разницы.
"Для вас" он почти выкрикнул. Без этой угрюмой враждебности дело никогда не обходится. И если извлекать из нее удовольствие, ее можно считать только плюсом. Я так и считаю. Отлично уточняет наше положение по отношению друг к другу. Ненависть означает страх и уважение, а я люблю, когда меня боятся и уважают.
Он сел на старый стул посредине комнаты. Проеденная молью обивка, ощущение крохотной ползающей жизни под ветхой кожей и так далее. Он закурил сигарету и выбросил спичку в окно.
– Нет, – сказал я, – никаких сигарет.
– Простите, не понял.
– Я не люблю, когда курят, – сказал я. – И люди в моем присутствии не курят. Во всяком случае, люди, подающие заявления о пособии. Погасите ее.
– Нет.
– Выбросьте ее, – сказал я.
– Не выброшу, я люблю курить, – голос его стал визгливым.
– Чудесно, – сказал я. – Я ухожу. Мы проведем это по графе "взятые назад заявления".
Он уставился на меня. И понял, что я говорю серьезно. Помедлив, он выбросил сигарету в окно.
– Так-то лучше, – сказал я.
– А ведь вы наслаждаетесь этим, верно?
– Чем?
– Властью. Агрессивным характером вашей работы, Она открывает перед вами определенные возможности, дает выход вашему…
– Хватит, – сказал я. – Анализ моего характера мне не требуется. И мы сразу покончим со всем, если вы не заткнетесь.
Поскольку он проиграл первый бой, вторая схватка не затянулась. Он опустил глаза.
– Профессиональное образование? – спросил я.
– Социолог, – сказал он.
– Ну конечно!
– Это же все есть в анкете, которую я вчера заполнил, – добавил он.
– Я уже вам сказал, что проводку здесь мое собственное обследование. Отдел приема заявлений и инспекционный отдел – вещи совершенно разные. Собственно говоря, для меня вы вообще не существуете, пока не докажете мне обратного. Почему вы подали заявление о пособии?
– Как вы думаете, почему? Я безработный.
– А на что вы жили до того, как подали заявление?
Он посмотрел на меня почти умоляюще.
– Я же все это уже объяснял, – повторил он. – Я же вам сказал.
– "Обследователь единолично решает правомерность и необходимость выдачи пособия. Отдел приема передает заявления обследователю для выяснения обстоятельств и вынесения заключения". Достаточно? Или процитировать дальше?
– Нет, – сказал он.
Наверное, вот тут я его и сломил. Он словно осел на стуле и весь ушел в себя, не замечая, что по рукам у него что-то ползает. С ним оказалось справиться легче, чем с большинством из них. Вспомнив его анкетные данные, я даже удивился. Однако, если учесть ситуацию в целом, именно они-то все и объясняли.
– Я пятнадцать лет работал в "Программе Бловелта", – сказал он. – С тех самых пор, как получил диплом. На прошлой неделе работы по «Программе» были прекращены, и я остался без средств к существованию.
"Программа Бловелта" была одним из тех маленьких мыльных пузырей, которые время от времени создает правительство, и служила основным источником средств существования для психологов и социологов. Даже я о ней слышал. Они занимались исследованиями генеалогии, видоизменением наследственных черт и так далее. В основном это сводилось к обработке архивных материалов и систематизации статистических данных. Но в прошлом году конгресс наконец решил, что будет проще и дешевле посадить их всех на пособие по безработице. Вот в эти-то крохотные рамки и укладывалась вся жизнь Стейнера. Никому не нужная. Абсолютно никому не нужная.
– Вы пытались найти другое занятие?
Это был удар ниже пояса. Ответ мог быть только один. Даже Стейнер знал это. Он выдавил из себя улыбку:
– Вы шутите? – сказал он.
– Итак, теперь вам требуется государственное пособие? Пособие по безработице?
– А вы можете предложить мне какой-нибудь другой выход? – спросил он.
На «какой-нибудь» его голос стал чуть пронзительнее. Я таки поставил его на место, в этом можно было не сомневаться. Самое обычное обследование.
– Ну, человеку, который работал в "Программе Бловелта", наверное, не так трудно найти работу. А чернорабочим вы пробовали устроиться?
– Списки кандидатов заполнены вперед на десять лет. Вы это знаете не хуже меня.
Конечно, я это знал.
– Есть ли у вас родственники, которые могли бы содержать вас?
– Мои родители умерли. Моя сестра восемнадцать лет живет на пособие по безработице. Где находится моя бывшая жена, я не знаю.
– Вы были женаты?
– Я все это объяснил вчера.
– Я вам сказал, что для меня никаких «вчера» не существует. Когда вы женились?
– В две тысячи пятнадцатом году. Я не видел ее начиная с две тысячи двадцать первого года. Кажется, она эмигрировала.
– Вы хотите сказать, что она уехала за границу?
– Да, именно. Мы не сошлись характерами.
– Ей не нравилась "Программа Бловелта"?
Он уставился на меня.
– А кому она нравилась? Это же все было высосано из пальца. И она не выдержала. Она сказала, что я должен либо покончить с собой, либо уехать за границу. А я не сделал ни того ни другого. Я думал, что работы по «Программе» будут продолжаться вечно.
Ну, я тоже так думал, пока конгресс в прошлом году не взбрыкнулся. И многое из того, что должно было бы продолжаться вечно, прекратилось навсегда. Мне захотелось сказать ему это, но сказал я только:
– Ну, пожалуй, все. Когда понадобится, мы с вами свяжемся.
– Вы хотите сказать, что я получу пособие?
– Я хочу сказать, что я кончил предварительное обследование. Теперь я должен вернуться в отдел и составить заключение, после того как я обследую еще многих. Когда я приму решение, вас о нем поставят в известность.
– Но послушайте, – сказал он, наклоняясь в мою сторону. – Разве вы не поняли? У меня нет денег. Мне нечего есть. Я снял эту комнату на прошлой неделе и сказал хозяину, что скоро буду получать пособие. Я должен ему за квартиру, мне не к кому обратиться.
– Вам придется подождать своей очереди.
– Но я не ел уже три дня…
– У вас есть вода, – сказал я, указывая на ржавый кран в углу, под которым стояло ведро. – Ее хватит, чтобы заполнить желудок. Вы продержитесь.
Потом, потому что мне не так уж хотелось совсем стереть его в порошок, я добавил:
– Видите ли, мне надо обслужить еще многих, и вам придется подождать своей очереди. У всех положение тяжелое.
Это его сбило.
– Да, – сказал он, кивнув, – у всех положение тяжелое.
– Такова моя работа, понимаете? Тут нет ничего личного.
– У вас есть работа, – сказал он с горечью.
– Вы не знаете, как часто я думаю, что предпочел бы жить на пособие и чтобы моей работой занимались люди вроде вас. Это не такое уж удовольствие, можете мне поверить. Ответственность, нервотрепка. Не то чтобы кто-нибудь мне был чем-нибудь обязан, вы понимаете? Но мне приходится нелегко. Я работаю по десять часов в день.
– И вам это чертовски нравится, – сказал он.
– Что-что?
– Я сказал, что это, наверное очень нелегко. Я вам сочувствую.
– Так-то лучше, – сказал я.
Обследование было окончено, и мой интерес пропал. Я извлек из него все удовольствие, какое только можно было. Я закрыл тетрадь, спрятал карандаш и пошел к двери.
– Какие-нибудь вопросы? – спросил я.
– Никаких. Только один: когда я начну получать деньги?
– Когда у меня до этого дойдут руки, – ответил я. На прощание я еще раз оглянулся на него, и это было приятно – застывшая в отчаянии фигура в просвете закрывающейся двери. Он медленно поднес ладонь к лицу, но я захлопнул дверь еще до того, как она прижалась к глазам.
Вниз я спускался, перепрыгивая через две ступеньки. На улице я сунул тетрадь и дактилоскоп в перчаточник моей машины и решил выпить пива, перед тем как отправиться к следующему сукину сыну. Забегаловка под вывеской "У Джо" была полна опособленных, да и буфетчика я тоже вышколил – он наливал и наливал, а я не платил и не платил. Один из опособленных начал лезть ко мне с разговорами – спросил, не могу ли я устроить его в бюро: он, дескать, дипломированный врач и, может быть, для него найдется какое-нибудь дело. Ну, и смеха ради я сказал ему, что у нас врачей сейчас полный комплект, но что существует одно интересное правительственное начинание – "Программа Бловелта" – и там нужны люди. Я посоветовал ему не теряться и нажимать, нажимать. Наверное он понял – во всяком случае, отошел и оставил меня в покое. А пиво было такое хорошее, а меня окружали таким благоговейным уважением, что я махнул рукой на работу и так наклюкался, что до машины меня тащили четверо опособленных. Я сказал им мой адрес, и один из них отвез меня домой. Чем-то ведь он мне обязан.
Все они мне обязаны.
А ну их к черту!
Ричард Геман
Машина
Мы с Джо только что обсудили ситуацию, и я еще больше запутался., Хочу разозлиться и не могу. Я так напуган, что все время думаю только о том, чем кончится вся эта история. «Эл, – повторяю я себе, – ты должен все хорошенько обдумать». Вот я и решил обо всем написать, чтобы привести мысли в порядок.
С Джо Максуином мы друзья еще со школы. Живем в одном квартале, и оба работали в механических мастерских Крага, пока нас не призвали – Джо в армию, а меня в морскую пехоту. Но мы переписывались до самого конца службы, а вернувшись домой, решили опять устроиться куда-нибудь вместе.
Сразу же после войны в пригороде открылся большой завод пластмасс "Торнбулз фабрикейшн" – может, вы о нем слышали? Платили там прилично, и мы решили попытать счастья. Нас взяли без разговоров. Теперь-то мне ясно, что с этого и начались все наши неприятности.
Прежде чем продолжать, я должен сказать пару слов про Агнес Слейтер. Джо решил пойти на этот завод из-за Агги. Они и до войны встречались, а когда Джо вернулся домой, так дело у них и вовсе приняло серьезный оборот. Джо прикинул, что «Торнбулз» – самое подходящее место, потому что после свадьбы лишние деньги им с Агги здорово пригодятся.
На заводе меня посадили в отдел перевозки грузов – не велика радость, но мне все-таки повезло больше, чем Джо. Он угодил на Икс. Там много таких больших машин – называются они фабрикаторы, а Икс больше всех остальных. Что он фабрикует, понятия не имею. Наверное, какие-нибудь виды пластмасс. Во всяком случае, то, что выдает Икс, отправляется на другой завод и там используется для каких-то изделий. Те, кто обслуживают Икс, знают только, что они работают на закрытой со всех сторон громадине в семь этажей с круговыми галереями на каждом этаже.
Джо возненавидел эту машину с самого начала.
– От этого Икса сбеситься можно! – говорил он мне, когда мы ехали домой после первого дня работы. – Меня посадили за пульт в стеклянной кабинке на третьем этаже. Работе обучили за десять минут: несколько движений – это все, что от меня требуется. Там сплошная автоматика.
Видите ли, Джо из тех, кто любит шевелить мозгами. Ему нравится решать всякие задачи. И, конечно, работа на Иксе была совсем не в его вкусе.
– Что же ты там делаешь, Джо? – спросил я.
– Ты только послушай, Эл, – раздраженно начал он. – Я вхожу в эту конуру в восемь утра. В восемь десять устанавливаю диск N на цифру сорок. В восемь двадцать нажимаю кнопку Q. В восемь двадцать три возвращаю диск N на нуль. В восемь тридцать две поднимаю руку, достаю с полки масленку и вливаю две капли масла-ровно две-в маленькое отверстие у основания пульта. В восемь сорок шесть перевожу на себя какой-то рычаг. В восемь сорок семь возвращаю рычаг на место. В восемь пятьдесят три снова нажимаю кнопку Q, В восемь пятьдесят девять перевожу диск N на цифру десять и через секунду снова возвращаю его на нуль. В девять начинаю все сначала.
– Опять то же самое?
– В точности. И так каждый час до полудня. Потом часовой перерыв на обед, потом я возвращаюсь на место, и та же история продолжается до пяти. – Джо вздохнул. – Вот тебе моя новая работа, Эл.
– Послушай, Джо, а что происходит в машине, когда ты проделываешь все это? – поинтересовался я.
– Насколько я могу судить – ничего, – ответил Джо.
– Ну, а вообще что она делает?
– Будь я проклят, если знаю. Мне не сказали.
– Ну, а ты сам не слышишь никакого шума внутри – когда крутишь эти диски и нажимаешь кнопки?
Джо покачал головой.
– Нет, Эл, ничего не слышу.
Этого я не мог понять.
– Тут что-то не чисто, Джо.
– Вот и я так думаю, – сказал он. – У Крага ведь не было ничего подобного.
Я понял, что Джо не хочет продолжать этот разговор, и перестал его расспрашивать. Вместо этого я рассказал ему про свою работу: целый день я только и делал, что выписывал накладные. Это я-то, механик, – накладные!
Вечером Джо и Агги пошли в кино. По дороге они на минутку заглянули ко мне. Агги нельзя назвать очень хорошенькой, но есть в ней что-то привлекательное. Я имею в виду не внешность. Тут что-то другое – наверное, ее энергия. А может ее деятельный характер. Она постоянно в движении.
В этот вечер Агги была в наилучшей форме. Выглядела она просто красивой – алое платье очень шло к ее черным волосам, и настроение у нее было отличное.
– Эл, – заявила она, – Джо рассказал мне о своей работе. Это же замечательно!
Джо, судя по его виду, даже растерялся от неожиданности.
– Нет, правда, – продолжала Агги, – ведь это же чудесно, что вас взяли на такой большой завод. Уж там-то у вас будут все шансы выдвинуться.
– Само собой, – проворчал Джо. – Через пять лет мне доверят крутить на два диска больше.
– Агги, нас смущает одно, – сказал я. – Мы не знаем толком, что там делают. Какую-то пластмассубольше нам ничего не известно.
– Теперь, кажется, засекречивают все подряд, – заметил Джо. – Хуже чем во время войны. Я сегодня прочитал в «Курьере», что прошел этот билль… Как они его окрестили?
– Закон Челлендора – Колландера – Уингла – Уонгера, – подсказала Агги. Такие вещи Агги знает назубок. По этой части у нее голова хорошо работает.
– Ага, – сказал Джо. – Так вот, по новому закону армия получает право забирать себе для нужд обороны все, что ей может понадобиться. Похоже, что и «Торнбулз» работает на армию.
– Пожалуй, – согласился я.
– Это все пустяки, – заявила Агги. – Я уверена, Джо, что тебе там понравится. И тебе, Эл.
Агги, конечно, соображает хорошо, но на этот раз она попала пальцем в небо. После первой недели работы Джо совсем закис – таким я его никогда не видел. Утром, покаехали на работу, всю дорогу он молчал. То же повторялось на обратном пути. Видимо, он ни о чем другом и думать не мог. Мало того, после двух недель Джо стал еще угрюмее. А через три недели я решил поговорить с ним начистоту.
– Джо, – сказал я ему, – что за чертовщина с тобой происходит? Это совсем на тебя не похоже.
– Со мной? Да ничего.
– Джо, ты должен мне рассказать, – настаивал я. – Это все Икс, да?
Минуту-другую Джо молчал. Потом сказал:
– Да, Эл. Пожалуй, это Икс. Я сижу там целый день. Нажимаю кнопки, кручу диски, смазываю его – и все это время чувствую, что я просто нахожусь при машине. Она не шумит, в ней ничего не движется – черт, да может она вообще не работает? И она такая дьявольски громадная – целых семь этажей!
У Джо было очень странное выражение лица. Я просто не знал, что сказать.
– И это еще не все, – продолжал он. – Помнишь у Крага? Машины там были настоящие – с шестеренками, кривошипами, шкивами, ремнями – словом, с механизмами. И все было без обмана: машины работали, шумели, изготовляли детали. На такую машину достаточно посмотреть – и сразу ясно, что к чему. Если она ломается, ее можно исправить. Когда ты ее включишь, она работает, когда выключишь – останавливается.
Джо помолчал. Затем медленно продолжал:
– В этом Иксе все непонятно. Все упрятано. А я просто сижу в стеклянном курятнике, как и сотня других, и делаю, что мне велят. Если машина ломается, я об этом ничего не знаю. Я только без конца повторяю свои движения. Черт возьми, Эл! Я вовсе не управляю машиной, я часть этой проклятой машины. Просто какой-то рычаг. – Джо посмотрел мне в лицо. – Ты меня понимаешь, Эл?
– Если хочешь знать мое мнение, Джо, – ответил я, – тебе лучше убраться оттуда, и поскорее. Почему ты не уходишь, Джо?
– Нет, Эл, – сказал он. – Это не так просто.
В первую минуту я не понял, но потом вспомнил про Агги. Позже Джо рассказал мне, что он пытался ей все объяснить, но у него ничего из этого не получилось. Говорил он с Агги уже после того, как рассказал мне, до чего скверно ему работать на Иксе, и, судя по его словам, их разговор был примерно следующим.
– Знаешь, Агги, – сказал Джо, – может, нам лучше будет встречаться не шесть раз в неделю, а два?
Женщины – они такие. Агги тут же подумала бог весть что и превратилась в сосульку.
– Конечно, Джо! Если ты так хочешь.
– Просто меня постоянно угнетает одна мысль, – объяснял Джо, – и, чтобы избавиться от нее, я делаю одну штуку.
– Если ты считаешь, что тебе лучше проводить вечера дома, Джо, то уж я-то не буду тебя отговаривать.
– Агги! – сказал Джо. – Мне трудно это объяснить. Понимаешь, мне необходимо как-то отвлечься от работы – вот я и обдумываю одно изобретение. Все уже почти готово, но мне нужно еще немного времени. Совсем немного, Агги.
Джо рассказывал, что, услышав про изобретение, Агги совсем было оттаяла. Но когда она начала расспрашивать о нем, а Джо все отмалчивался, Агги опять решила, что он врет. Уж эти женщины! Обязательно им надо все знать! Вот с этого вечера у Джо с Агги и начались неприятности.
Поначалу Джо ничего не сказал про свое изобретение даже мне. Но что-нибудь к середине второго месяца нашей работы на заводе настроение у него начало подниматься. Сначала я подумал, что он просто свыкается с новой работой, но потом решил: не иначе, как что-то произошло. Теперь он всю дорогу до завода весело насвистывал, болтал и шутил. И по дороге домой тоже. Он все больше и больше походил на прежнего Джо.
А потом в один прекрасный вечер все объяснилось. У Джо на лице было загадочное выражение, насвистывал и улыбался он больше обычного. Когда мы затормозили у его дома, Джо сказал:
– Эл, ты не торопишься? А то зайдем ко мне. Я хочу тебе кое-что показать. Обалдеешь.
И я-таки обалдел.
Когда мы вошли в дом, его мать возилась с ужином.
– Эл! – сказала она. – Ты тоже участвуешь в этой глупости?
– Какой глупости? – начал было я, но Джо уже спустился в подвал и кричал, чтобы я шел к нему.
– Подобной глупости я еще не видывала, – сказала миссис Максуин.
Я спустился вслед за Джо в мастерскую, которую мы устроили, когда еще учились в школе. Мы тогда неплохо все оборудовали. Деньги у нас были: разносили газеты, а по субботам еще подрабатывали доставкой заказов из магазинов. В общем мастерская получилась что надо. Правда, вернувшись с войны, мы туда редко заглядывали, и я почти забыл о ней. Спускаясь в подвал, я, по правде говоря, не ожидал увидеть там ничего, кроме… – я и сам не знаю, чего я ожидал. Во всяком случае, ничего похожего на то, что увидел.
– Вот, смотри, – сказал Джо с гордостью. – Ну, как?
Я не ахти какой оратор, но обычно могу выразить свою мысль словами. Почти всегда. Однако на этот раз я словно язык проглотил.
Посреди подвала на деревянных чушках стояла машина. И какая машина! Восемь на восемь футов у основания и четыре фута в высоту. Такого сложного скопления механизмов мне еще не приходилось видеть. Здесь было все: шестеренки, маховики, кривошипы, шкивы, приводные ремни, поршни, краны, рычаги, лампочки, диски, кнопки, циферблаты, рубильники – словом все. Даже гудок.
В машине было столько деталей, что описать ее и думать нечего. Наверное, такие машины представляются механикам в бреду.
Пока я смотрел на машину, гадая, что это такое, Джо нажал кнопку. Два больших маховика начали вращаться, медленно набирая обороты. С левой стороны показался рычаг, который двинулся вправо, повернул на пути с десяток кулачков и возвратил их на место. Вспыхнула зеленая лампочка, потом красная. Джо повернул диск – машина заработала быстрее, еще быстрее. От грохота содрогался весь дом. Загудел гудок. Где-то в глубине запрыгал челнок. Блестящий от смазки вал скользнул через всю машину, высунулся наружу, дважды повернулся и снова исчез. Вспыхнула синяя лампочка, и стрелка ближайшего ко мне циферблата поползла к красной отметке. Кошмар какой-то!
– Джо, – спросил я, – что это за чертовщина?
Взгляд Джо яснее всяких слов говорил, что от конторского служащего другого вопроса и ждать нельзя.
– Это секрет, – усмехнулся он.
– Секрет? – переспросил я.
– Еще бы! – Джо рассмеялся. – Да что ты, Эл, тут нет никакого секрета. Просто я так отвечаю, когда меня про это спрашивают. Помнишь, мы говорили, что сейчас все засекречивают. Вроде Икса. Ну, а в этой машине нет ничего секретного. По правде говоря, в ней вообще ничего нет. Это просто машина.
– Но какая, Джо?
– Черт, – сказал он, – ну, просто обычная сложная машина.
– Конечно, Джо, – терпеливо продолжал я, – я и сам вижу, что она сложная. Но что она делает?
– Что делает? Да ничего. Она работает. Вот и все. Просто работает. – И прежде чем я успел что-нибудь сказать, Джо продолжал:
– Что со всеми вами происходит? Ты, мама, наш сосед – все в один голос спрашивают: "Что она делает?". Так вот, она ничего не делает. Это просто машина, которая работает. Моя машина. Я ее хозяин, а не придаток к ней, Эл.
Мне было показалось, что я начал понимать, в чем тут дело, но, задав Джо еще два-три вопроса, я вконец запутался. Теперь-то я, кажется, разобрался во всем: работа на Иксе, а вернее при Иксе, вызывала у Джо желание построить машину, которой управлял бы он сам. А разговоры о секретности были просто шуткой. В тот вечер я еще не вполне это понял. Я ушел, а Джо продолжал стоять столбом, глядя на свою машину глазами гордого папаши.
На крыльце я столкнулся с Агги.
– Эл, ты видел? – она была явно расстроена. – Что это такое, Эл?
– Агги, – ответил я, – а я-то считал тебя умной девушкой.
Ее взгляд стал колючим.
– Эл, ты должен мне сказать!
Я обозлился.
– Это секрет, Агги. Я знаю только то, что сказал мне Джо. Это машина, которая работает.
Агги гордо вскинула голову и вошла в дом.
"Да, такие-то дела," – подумал я, сел в машину и поехал домой.
Как оказалось, главные события были еще впереди. Конечно, в таком городке, как Парксайд, обо всем становится известно. То ли мамаша Джо рассказала о машине кому-нибудь из своих приятельниц и те зашли посмотреть на нее, то ли кто-нибудь с завода прослышал об изобретении – во всяком случае, слухи пошли гулять по городу. Одни рассказывали другим, те в свою очередь передавали третьим, и довольно скоро прохожие стали оборачиваться на дом Джо. Не успел Джо опомниться, как к нему явился репортер из парксайдского «Курьера», чтобы увидеть изобретателя и его машину.
Мне не известно, знал ли Джо, что говорит с репортером. Десять против одного, что не знал, – так много людей заходило в дом с утра до вечера. Репортер задал множество вопросов, на которые Джо отвечал как обычно. Шутки ради он сказал: "Это секрет", а потом продолжал: "Это просто машина, которую я построил в свободное время – машина, которая работает". И Джо попробовал осторожно объяснить, почему ему захотелось ее построить.
Ответы Джо не вполне удовлетворили репортера. И он кое-что добавил от себя. Для живости. Во всяком случае, «Курьер» вышел с таким заголовком на первой странице:
АТОМНАЯ ЭНЕРГИЯ? ЭТО СЕКРЕТ
А дальше наш приятель помчался, закусив удила:
"У жителя нашего города Джозефа Максуина в подвале его дома (Парксайд-авеню, 378) имеется устройство, которое, вполне возможно, даст сто очков вперед всем последним научным достижениям. Это – машина, но что это за машина, Максуин отказывается сообщить. Он ограничился заявлением, что устройство является секретной машиной, «которая работает». Как бы светилам из Ок-Риджа и Ханфорда[3]3
Центры атомных исследований в США. – Прим. перев.
[Закрыть] не лишиться своих лавров. Я буду не я, если наш парксайдский Джо Максуин не построил в своем подвале атомную машину. Его отношение к своему изобретению говорит об этом яснее всяких слов. Максуин работал над своей машиной в течение…"
Я думаю, этого достаточно, хотя в статье было еще двенадцать абзацев. На первой странице красовалась фотография Джо. Они раскопали ее в архиве нашей школы. В статье не был забыт и я. Сообщалось, что я работал над машиной вместе с Джо.
Что произошло дальше, вам известно. Статья послужила спичкой, брошенной в сухой хворост. Вечером сообщение о машине уже передавалось по радио, а на следующее утро появилось во всех газетах страны. "КЛЮЧИ ОТ ВСЕЛЕННОЙ – У ИЗОБРЕТАТЕЛЯ ИЗ МАЛЕНЬКОГО ГОРОДКА", – писала одна из нью-йоркских газет. "ATOM КРИЧИТ: "КАРАУЛ!" – вопила другая. Скажи вы мне раньше, что произойдет, я бы подумал, что вы рехнулись.
Джо позвонил мне в тот вечер около девяти.
– Эл, – спросил он, – ты видел?
– Видел, – ответил я. – И слышал по радио.
– У меня нет времени слушать радио, – сказал Джо. – С тех пор как вышел «Курьер», телефон не перестает трезвонить. Даже мэр звонил. Эл, я, кажется, свихнусь – ну как этот кретин мог написать такую чушь?
– Джо, не все понимают шутки. Он, должно быть, думает, что напал на золотую жилу.
– Еще бы! – буркнул Джо. – Черт подери! Репортеры не перестают звонить и задавать вопросы. Я говорю им, что все это ошибка, но они и слушать не желают. Спрашивают меня бог знает о чем, а когда я отвечаю, что ничего не смыслю в этом, думают, будто я разыгрываю скромника. Подожди минутку, Эл, опять принесли телеграмму. Я получил уже тридцать две телеграммы.
– Что ты думаешь делать, Джо? – спросил я.
– Сам не знаю. Что бы я ни сказал, они добавляют что-нибудь от себя. И я не могу… Эл, мне надо открыть дверь – телеграмма. Позвони мне утром, Эл.
Позвонить оказалось не так-то просто. Около восьми утра я пробовал это сделать дважды, и оба раза номер был занят. Пора было отправляться на работу, и я по. обыкновению заехал за Джо. Дурацкая мысль! Я подъехал как можно ближе, но возле дома стояло множество машин, а у самого подъезда собралась небольшая толпа. Я вылез из машины и пошел к дому.
– Из какой газеты? – поинтересовался человек, оказавшийся рядом со мной.
Я заметил, что не меньше половины мужчин да и некоторые женщины были вооружены фотоаппаратами. Репортеры явились в полном составе. Были представлены все значительные газеты страны.
– Я просто приятель Джо, – ответил я. И конечно же дал маху.
– Так вы друг Джо Максуина? – завопил он. – Эй, все сюда!
Они взяли меня в кольцо и засыпали вопросами:
– Где сейчас Максуин?
– Как ему удалось построить такую машину?
– Правда ли, что ему достаточно двух капель воды, чтобы обеспечить топливом линейный корабль?
– Правда ли, что его хозяин предложил ему три миллиона за четвертую долю в деле?
– Давно ли вам известно об этом?
Я терпел сколько мог, потом повернулся и побежал. Вскочив в машину, я проехал несколько кварталов и зашел в аптеку, чтобы позвонить. Номер Джо был все еще занят. Через пять минут я снова позвонил. И снова неудачно. Я сделал еще три попытки – и на четвертый раз услышал усталый голос Джо.
– Ну? – злобно буркнул он.
