Текст книги "Карточный домик (Сборник рассказов)"
Автор книги: Гарри Гаррисон
Соавторы: Ричард Мэтисон (Матесон),Роберт Шекли,Уильям Тенн,Томас Майкл Диш,Сирил Майкл Корнблат,Вильма Шор,О'Доннел,Стивен Райнес,Майлз Брейер,Гай Эндор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Джон вставил провода в штепсель на запястье и медленно довел напряжение до нормального уровня. После секунды томительного ожидания глазные щитки Венэкса-17 внезапно закрылись. Когда они снова разошлись, лампы за ними светились. Их взгляд скользнул по комнате и остановился на Джоне.
Правый щиток закрылся, а левый начал отодвигаться и задвигаться с молниеносной быстротой. Это был международный код – и сигналы подавались с максимальной скоростью, какую был способен обеспечить соленоид. Джон сосредоточенно расшифровывал:
"Позвони… вызови особый отдел… скажи: "Сигнал четырнадцатый"… помощь при…" – щиток замер и свет разума в глазах померк.
На мгновение Джона охватил панический ужас, но он тут же сообразил, что Венэкс-17 отключился нарочно.
– Эй, что это ты тут затеял? Ты свои штучки брось! Я знаю вас, роботов, знаю, какой дрянью набиты ваши жестяные башки! – Друс захлебывался от ярости. Грязно выругавшись, он изо всех сил пнул ногой голову Венэкса-17. Ударившись о стену, она отлетела к ногам Джона.
Зеленое лицо с большой вмятиной во лбу глядело на Джона с немой мукой, и он разорвал бы этого человека в клочья, если бы не 92-ой контур. Но когда его моторы заработали на полную мощность и он уже готов был рвануться вперед, контрольный прерыватель сделал свое дело, и Джон упал на кучу земли, на мгновение полностью парализованный. Власть над телом могла вернуться к нему, только когда угаснет гнев.
Это была словно застывшая живая картина: робот, опрокинувшийся на спину, человек, наклонившийся над ним, с лицом, искаженным животной ненавистью, и зеленая голова между ними – как эмблема смерти.
Голос Коулмена, словно нож, рассек мощный пласт невыносимого напряжения:
– Друс! Перестань возиться с этой жестянкой. Пойди открой дверь. Явился Малыш Уилли со своими разносчиками. А с этим хламом поиграешь потом.
Друс повиновался и вышел из комнаты, но только после того, как Коулмен прикрикнул на него второй раз. Джон сидел, привалясь к стене, и быстро и точно оценивал все известные ему факты. О Друсе он больше не думал: этот человек стал для него теперь только одним из факторов в решении сложной проблемы.
Вызвать особый отдел – значит, это что-то крупное. Настолько, что дело ведут федеральные власти. "Сигнал четырнадцать" – за этим стояла огромная предварительная подготовка, какие-то силы, которые теперь могут быть мгновенно приведены в действие. Что, как и почему, он не знал, но ясно было одно: надо любой ценой выбраться отсюда и позвонить в особый отдел. И времени терять нельзя – вот-вот вернется Друс с неведомыми «разносчиками». Необходимо что-то сделать до их появления.
Джон еще не успел довести ход своих рассуждений до конца, а его пальцы уже принялись за дело. Спрятав в руке гаечный ключ, он быстро отвинтил главную гайку бедренного сочленения. Она упала в его ладонь, и теперь только ось удерживала ногу на месте. Джон медленно поднялся с пола и пошел к столу Коулмена.
– Мистер Коулмен, сэр! Уже время, сэр? Мне пора идти к кораблю?
Джон говорил медленно, делая вид, что идет к дыре, но одновременно он незаметно приближался и к столу.
– У тебя еще полчаса, сиди смир… Э-эй!
Он не договорил. Как ни быстры человеческие рефлексы, они не могут соперничать с молниеносными рефлексами электронного мозга. Коулмен еще не успел понять, что, собственно, произошло, а робот уже упал поперек стола, сжимая в руке отстегнутую у бедра ногу.
– Вы убьете себя, если нажмете эту кнопку!
Джон заранее сформулировал это предупреждение. Теперь, выкрикнув его прямо в ухо растерявшегося человека, он засунул отъединенную ногу, ему за пояс. Все произошло, как было задумано: палец Коулмена метнулся к кнопке, но застыл над ней. Выпученными глазами он уставился на смертоносный цилиндрик, чернеющий у самого его живота.
Джон не стал ждать, пока он опомнится. Соскользнув со стола, он подхватил с пола ломик и, оттолкнувшись единственной ногой, в один прыжок очутился у дверцы стенного шкафа. Он всадил ломик между косяком и дверцей и с силой нажал. Коулмен еще только ухватился за металлическую ногу, а Джон уже открыл шкаф и одним рывком разорвал толстый ремень, удерживавший бомбу на груди мертвецки пьяного бродяги. Бомбу он бросил в угол возле Коулмена – пусть разделывается с ней как хочет Хоть он и остался без ноги, но во всяком случае избавился от бомбы, не причинив вреда человеку. А теперь надо добраться до какого-нибудь телефона и позвонить.
Коулмен, еще не успевший освободиться от бомбы, сунул руку в ящик стола за пистолетом. О двери нечего было и думать – там ему преградят путь Друс и его спутники. Оставалось только окно, выходившее в помещение склада.
Джон Венэкс выскочил в окно, матовые стекла брызнули тысячью осколков, а в комнате позади него прогремел выстрел и от металлической оконной рамы отлетел солидный кусок. Вторая пуля калибра 75 просвистела над самой головой робота, поскакавшего к задней двери склада. До нее оставалось не больше тридцати шагов, как вдруг раздалось шипенье, огромные створки скользнули навстречу друг другу и плотно сомкнулись. Значит, все остальные двери тоже заперты, а топот стремительно бегущих ног сказал ему, что именно там его и намерены встретить враги. Джон метнулся за штабель ящиков и посмотрел вокруг.
Над его головой, скрещиваясь и перекрещиваясь, уходили под крышу стальные балки. Человеческий глаз ничего не различил бы в царившем там густом мраке, но для Джона было вполне достаточно инфракрасных лучей, исходивших от труб парового отопления.
С минуты на минуту Коулмен и его сообщники начнут обыскивать склад, и только там, на крыше, он может спастись от плена и смерти. Да и передвигаться по полу на одной ноге было не просто. А на балках для быстрого передвижения ему будет достаточно рук.
Джон уже забрался на одну из верхних балок, когда внизу раздался хриплый крик и загремели выстрелы. Пули насквозь пробивали тонкую крышу, а одна расплющилась о стальную балку как раз под его грудью. Трое из новоприбывших начали карабкаться вверх по пожарной лестнице, а Джон тихонько пополз к задней стене.
Сейчас ему ничто непосредственно не угрожало, и он мог обдумать свое положение. Люди ищут его, рассыпавшись по всему зданию, и через несколько минут он, несомненно, будет обнаружен. Все двери заперты, и окна… он обвел взглядом склад – окна, конечно, тоже блокированы. Если бы он мог позвонить в особый отдел, неведомые друзья Венэкса-17, вероятно, успели бы прийти к нему на помощь. Но об этом не стоило и думатьединственным телефоном в здании был тот, который стоял на столе Коулмена. Джон специально проследил направление провода и знал это наверняка.
Джон машинально посмотрел вверх, туда, где почти у самой его головы протянулись провода в пластмассовой оболочке. Вон он, телефонный провод… Телефонный провод? А что еще ему нужно, чтобы позвонить?
Он ловко и быстро освободил от изоляции небольшой участок телефонного провода и вытащил из левого уха маленький микрофон. Он усмехнулся: сначала нога, теперь ухо – ради ближнего он жертвовал собой в буквальном смысле слова. Не забыть потом сказать об этом Алеку Копачу – если это «потом» для него наступит. Алек обожает такие шутки.
Джон вставил в микрофон два провода и подсоединил его к телефонной линии. Прикоснувшись к проводу амперметром, он убедился, что линия свободна. Затем, рассчитав нужную частоту, послал одиннадцать импульсов, точно соблюдая соответствующие интервалы. Это должно было обеспечить ему соединение с местной подстанцией. Поднеся микрофон к самому рту, Джон произнес четко и раздельно:
– Алло, станция! Алло, станция! Я вас не слышу, не отвечайте мне. Вызовите особый отдел – сигнал четырнадцать, повторяю – сигнал четырнадцать…
Джон повторял эти слова, пока не увидел, что обыскивающие склад люди уже совсем близко. Он оставил микрофон на проводе – в темноте люди его не заметят, а включенная линия подскажет неведомому особому отделу, где он находится. Упираясь в металл кончиками пальцев, он осторожно перебрался по двутавровой балке в дальний угол помещения и заполз там в нишу. Спастись он не мог. Оставалось только тянуть время.
– Мистер Коулмен, я очень жалею, что убежал!
Голос, включенный на полную мощность, разнесся по складу раскатами грома. Люди внизу завертели головами, стараясь обнаружить, откуда он доносится.
– Если вы позволите мне вернуться и не убьете меня, я сделаю то, что вы велели. Я боялся бомбы, а теперь боюсь пистолетов. (Конечно, это звучало очень по-детски, но он не сомневался, что никто из них не имеет ни малейшего представления о мышлении роботов.) Пожалуйста, разрешите мне вернуться… сэр! – Он чуть было не забыл про магическое словечко, а потому повторил его еще раз: – Пожалуйста, сэр!
Коулмену необходим этот ящик, и, разумеется, он пообещает все что угодно. Джон прекрасно понимал, какая судьба его ждет в любом случае, но он старался выиграть время в надежде, что ему удалось дозвониться и помощь подоспеет вовремя.
– Ладно, слезай, жестянка! Я тебе ничего не сделаю, если ты выполнишь работу как следует.
Но Джон уловил скрытую ярость в голосе Коулмена. Бешеную ненависть к роботу, посмевшему дотронуться до него…
Спускаться было легко, но Джон спускался медленно, стараясь выглядеть как можно более неуклюжим. Он поскакал на середину склада, хватаясь за ящики, словно для того, чтобы не потерять равновесия. Коулмен и Друс ждали его там. Рядом с ними стояли какие-то новые люди с пустыми и злыми глазами. При его приближении они подняли пистолеты, но Коулмен жестом остановил их.
– Это моя жестянка, ребята. Я сам о нем позабочусь.
Он поднял пистолет, и выстрел оторвал вторую ногу Джона. Подброшенный ударом пули Джон беспомощно рухнул на пол, глядя вверх на дымящееся дуло пистолета калибра 75.
– Для консервной банки придумано неплохо, только этот номер не пройдет. Мы снимем ящик каким-нибудь другим способом. Так, чтобы ты не путался у нас под ногами.
Его глаза зловеще сощурились.
С того момента, как Джон кончил шептать в микрофон, прошло не больше двух минут. Вероятно, те, кто ждал звонка Венэкса-17, дежурили в машинах круглые сутки. Внезапно с оглушительным грохотом обрушилась центральная дверь. Скрежеща гусеницами по стали, в склад влетела танкетка, ощеренная автоматическими пушками. Но она опоздала на одну секунду: Коулмеп нажал на спуск.
Джон уловил чуть заметное движение его пальца и отчаянным усилием рванулся в сторону. Он успел отодвинуть голову, но пуля разнесла его плечо. Еще раз Коулмен выстрелить не успел. Раздалось пронзительное шипение, и танкетка изрыгнула мощные струи слезоточивого газа. Ни Коулмен, ни его сообщники уже не увидели полицейских в противогазах, хлынувших в склад с улицы.
Джон лежал на полу в полицейском участке, а механик приводил в порядок его ногу и плечо. По комнате расхаживал Венекс-17, с видимым удовольствием пробуя свое новое тело.
– Вот это на что-то похоже! Когда меня засыпало, я уже совсем решил, что мне конец. Но, пожалуй, я начну с самого начала.
Он пересек комнату и потряс уцелевшую руку Джона.
– Меня зовут Уил Контр-4951ХЗ. Хотя это давно пройденный этап – я сменил столько разных тел, что уже и забыл, каков я был в самом начале. Из заводской школы я перешел прямо в полицейское училище и с тех пор так и работаю – сержант вспомогательных сил сыскной полиции, следственный отдел. Занимаюсь я больше тем, что торгую леденцами и газетами или разношу напитки во всяких притонах: собираю сведения, составляю докладные и слежу кое за кем по поручению других отделов. На этот раз – прошу, конечно, извинения, что мне пришлось выдать себя за Венэкса, но, по-моему, я ваше семейство не опозорил – на этот раз меня одолжили таможне. В Нью-Йорк начали поступать большие партии героина. ФБР удалось установить, кто орудует здесь, но было неизвестно, как товар доставляется сюда. И когда Коулмен – он у них тут был главным – послал объявления в агентства по найму рабочей силы, что ему требуется робот для подводных работ, меня запихнули в новое тело, и я сразу помчался по адресу. Как только я начал копать туннель, я связался с отделом, но проклятая кровля обрушилась до того, как я выяснил, на каком судне пересылают героин. А что было дальше, тебе известно. Опергруппа не знала, что меня прихлопнуло, и ждала сигнала. Ну, а этим ребятам, понятно, не хотелось сложа руки ждать, когда ящичек героина ценой в полмиллиона уплывет назад невостребованный. Вот они и нашли тебя. Ты позвонил, и доблестные блюстители порядка вломились в последний миг – спасти двух роботов от ржавой могилы.
Джон давно уже тщетно пытался вставить хоть слово и поспешил воспользоваться случаем, когда Уил замолчал, залюбовавшись своим отражением в оконном стекле.
– Почему ты мне все это рассказываешь – про методы следствия и про операции твоего отдела? Это же секретные сведения? И уж никак не для роботов.
– Конечно! – беспечно ответил Уил. – Капитан Эджкомб, глава нашего отдела, – большой специалист по всем видам шантажа. Мне поручено наболтать столько лишнего, чтобы тебе пришлось либо поступить на службу в полицию, либо распрощаться с жизнью во избежание разглашения государственной тайны.
Уил расхохотался, но Джон ошеломленно молчал.
– Правда, Джон, ты нам очень подходишь. Роботы, которые умеют быстро соображать и быстро действовать, встречаются не так уж часто. Услышав, какие штуки ты откалывал на складе, капитан Эджкомб поклялся оторвать мне голову навсегда, если я не уговорю тебя. Ты ведь ищешь работу? Ну так чего же тебе еще? Неограниченный рабочий день, платят гроши; зато уж скучно не бывает никогда.
Уил вдруг перешел на серьезный тон.
– Ты спас мне жизнь, Джон. Эта шайка бросила бы меня ржаветь в туннеле до скончания века. Я буду рад получить тебя в помощники. Мы с тобой сработаемся. И к тому же, – тут он снова засмеялся, – тогда как-нибудь при случае и я тебя спасу. Терпеть не могу долгов!
Механик кончил и, сложив инструменты, ушел. Плечевой мотор Джона был отремонтирован, и он смог сесть. Они с Уилом обменялись рукопожатием – на этот раз крепким и долгим.
Джона оставили ночевать в пустой камере. По сравнению с гостиничными номерами и барачными закутками, к которым он привык, она казалась удивительно просторной, и Джон даже пожалел, что у него нет ног – их было бы где поразмять. Ну ладно, придется подождать до утра. Перед тем как он начнет выполнять свои новые обязанности, его приведут в полный порядок.
Он уже записал свои показания, но невероятные события этого дня все еще не давали ему думать ни о чем другом. Это его раздражало: надо было дать остыть перегретым контурам. Если бы было чем отвлечься! Почитать бы что-нибудь! И тут он вспомнил о брошюре. События развивались так стремительно, что он совсем забыл про утреннюю встречу с шофером грузовика.
Он осторожно вытащил брошюрку из-за изоляции генератора и открыл первую страницу, "Роботы – рабы мировой экономической системы". Из брошюры выпала карточка, и он прочел:
ПОЖАЛУЙСТА, УНИЧТОЖЬТЕ ЭТУ КАРТОЧКУ. КОГДА ПРОЧТЕТЕ! ЕСЛИ ВЫ РЕШИТЕ, ЧТО ВСЕ ЗДЕСЬ – ПРАВДА, И ЗАХОТИТЕ УЗНАТЬ БОЛЬШЕ, ТО ПРИХОДИТЕ ПО АДРЕСУ ДЖОРЖ-СТРИТ, 107. КОМНАТА В, В ЛЮБОЙ ЧЕТВЕРГ В ПЯТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА.
Карточка вспыхнула и через секунду превратилась в пепел, но Джон знал, что будет помнить эти строчки не только потому, что у него безупречная память.
Роберт Янг
Любовь в XXI веке
Автоплатье стояло на постаменте в витрине салона с продукцией фирмы «Большой Джим». Надпись под ним гласила:
Эта прелестная новая модель «шевроле» ваша всего за каких-то 6499 долларов 99 центов! Щедрая скидка, если вы оставите у нас свое нынешнее платье-автомобиль! Впридачу получаете даром шляпку-шлем!
Арабелла не думала нажимать на тормоза, но уж так получилось. Потрясающее автоплатье! В жизни она такого не видела! И всего за каких-то 6499 долларов 99 центов!
Произошло это в понедельник к вечеру, когда весенние улицы заполнили спешившие домой служащие, а в апрельском воздухе стоял неумолчный рев автомобильных сирен. Салон "Большого Джима" находился неподалеку от угла и примыкал к большой площадке магазина подержанных автоплатьев, обнесенной забором, стилизованным под старину. Здание салона было построено в американском колониальном стиле, несколько нарушенном громадной неоновой вывеской, полыхавшей на фасаде:
«БЕРНИ, ПРЕДСТАВИТЕЛЬ БОЛЬШОГО ДЖИМА»
Услышав все нарастающий рев сирен, Арабелла наконец сообразила, что мешает движению, и, прошмыгнув перед капотом старика, одетого в пунцовый «кадиллак», съехала на бетонную обочину перед витриной салона.
Вблизи платье-автомобиль уже не казалось столь ослепительным, но тем не менее глаз оторвать от него было нельзя. Его элегантные бирюзовые бока и блестящая решетка радиатора горели в косых лучах заходящего солнца. Раздвоенный турнюр далеко выдавался назад, как две кормы катамарана. Это была прелестная модель, отвечавшая даже тем требованиям, которые предъявлялись к новейшим изделиям промышленности, и о покупке ее стоило подумать. И все же Арабелла не рискнула бы ее приобрести, если бы не шляпка-шлем.
Продавец (наверное, сам Берни) в безукоризненном двухцветном «бьюике» тронулся с места, когда она вкатила в дверь.
– К вашим услугам, мадам! – произнес он вежливо, но во взгляде его, устремленном на ее наряд из-за идеально чистого ветрового стекла, сквозило явное презрение.
Щеки Арабеллы залила краска стыда. Может быть, платье и вправду давно пора сменить. Может быть, мама права, говоря, что она совсем не следит за своими нарядами.
– Платье в витрине… – сказала Арабелла. – А… а это верно, что шляпка-шлем дается бесплатно?
– Совершенно верно. Хотите примерить?
– Да.
Продавец развернулся лицом к двустворчатой двери в другом конце комнаты.
– Говард! – позвал он. Тотчас створки двери раздвинулись, и в комнату въехал молодой человек в голубом комбинезоне фасона "пикап".
– Да, сэр.
– Отбуксируйте платье с витрины в примерочную и подберите к нему на складе шляпку-шлем.
Продавец повернулся к Арабелле.
– Он проводит вас, мадам!
Примерочная комната находилась сразу за двустворчатой дверью, направо. Молодой человек пригнал платье, лотом отправился за шляпкой. Он нерешительно протянул ее Арабелле и как-то странно на нее посмотрел. Кажется, он хотел что-то сказать, но раздумал и выехал из примерочной.
Арабелла заперла дверь и торопливо переоделась. Обивка-подкладка приятно холодила тело. Она надела шляпку-шлем и посмотрелась в большое трехстворчатое трюмо. У нее перехватило дыхание.
Поначалу ее немного смущал раздвоенный турнюр (в платьях, которые она носила, задняя часть так не выдавалась), но блестящая хромированная решетка радиатора и полные крылья сделали ее фигуру неузнаваемой. Ну а что касается шляпки-шлема, то, если бы не зеркало, она бы не поверила, что простая шляпка, пусть даже шлем, может так изменить внешность. Это была уже не усталая девушка, заехавшая в магазин после службы, теперь это была Клеопатра… Вирсавия… Прекрасная Елена!
Робко выехала она из примерочной. Что-то похожее на благоговейный страх промелькнуло в глазах продавца.
– Вы совсем не та девушка, с которой я только что разговаривал, – сказал он.
– Та самая, – подтвердила Арабелла.
– С тех пор как у нас появилось это платье, – продолжал продавец, – я мечтал о девушке, которая будет достойна его элегантности, его красоты, его… его индивидуальности.
Он почтительно закатил глаза.
– Благодарю тебя. Большой Джим, – сказал он, – зато, что ты послал эту девушку к нашим дверям.
Он опустил глаза и посмотрел на притихшую Арабеллу.
– Хотите проехаться?
– О да!
– Хорошо. Но только вокруг нашего квартала. А я тем временем подготовлю бумаги. Нет, – добавил он поспешно, – это вас ни к чему не обязывает, но если вы решите его купить, все будет готово.
– А… а сколько вы дадите за мое старое платье?
– Сейчас посмотрим. Вы его носили года два, не так ли? Гм… – Продавец на мгновение задумался. – Мы вот как поступим. Вы не из тех, кто носит одежду неаккуратно, поэтому вам я сделаю очень хорошую скидку – тысячу два доллара. Хорошо?
– Нет… не очень. ("Наверное, целый год придется обходиться без ленча…")
– Не забудьте, шляпку-шлем мы даем бесплатно.
– Я знаю, но…
– Попробуйте прокатиться в нем сначала, а потом мы поговорим, – сказал продавец. Он достал из шкафа знак, свидетельствующий, что машина принадлежит магазину, и прикрепил его к задней части платья. – Теперь все в порядке, – сказал он, открывая дверь. – А я тем временем займусь бумагами.
Арабелла была так взволнована и возбуждена, что, выехав на улицу, чуть не врезалась в молодого человека, одетого в белый спортивный костюм с откидным верхом, но быстро овладела собой и, дабы показать, как хорошо она ездит (первое впечатление говорило об обратном), обогнала его. Она заметила, что он улыбнулся, и сердце ее радостно забилось. Как раз сегодня утром у Арабеллы было такое чувство, что с ней должно приключиться чтото удивительное. На редкость обычный рабочий день в конторе приглушил было это чувство, но теперь оно вспыхнуло с новой силой.
Перед красным светом ей пришлось остановиться, и молодой человек оказался рядом.
– Привет, – сказал он. – Какое на тебе шикарное платье!
– Спасибо.
– Я знаю отличный кинотеатр. Поехали сегодня?
– Но мы даже не знакомы! – сказала Арабелла.
– Меня зовут Гарри Четырехколесный. Теперь ты меня знаешь. А я тебя нет.
– Арабелла. Арабелла Радиатор… Но я вас не знаю.
– Это поправимо. Ну так как, идем?
– Я…
– Где ты живешь?
– Макадам Плейс, шестьсот одиннадцать, – ответила она не задумываясь.
– Я буду в восемь.
– Я…
В это время зажегся зеленый свет, и не успела Арабелла возразить, как молодой человек исчез. "В восемь, – думала она с замиранием сердца. – В восемь часов…"
Теперь она просто вынуждена купить это платье. Другого выхода не было. Молодой человек видел ее в такой великолепной модели, и что он подумает, если она будет в старом разболтанном рыдване, когда он заедет за ней? Она вернулась в салон, подписала бумаги и поехала домой.
Отец вытаращил на нее глаза из-за ветрового стекла своего трехцветного «кортеза», когда она въехала в гараж и остановилась у обеденного стола.
– Ну, – сказал он, – наконец-то ты не выдержала и купила себе новое платье!
– Прекрасно! – сказала мама, которая была неравнодушна к кузовам типа «универсал» и почти никогда не меняла этого покроя. – А я уж думала, ты никогда не поймешь, что живешь в двадцать первом веке, а в двадцать первом веке надо уметь одеваться так, чтобы тебя заметили.
– Я… мне только двадцать семь, – сказала Арабелла. – В моем возрасте многие девушки еще незамужем.
– Если они одеты кое-как, – съязвила мама.
– Никто из вас так и не сказал, нравится вам платье или нет, – заметила Арабелла.
– Мне очень нравится, – сказал папа.
– Кто-нибудь непременно тебя заметит, – сказала мама.
– Уже заметили.
– Ну! – обрадовалась мама.
– Наконец-то, – сказал папа.
– В восемь он заедет за мной.
– Ради бога, не говори ему, что читаешь книжки, – сказала мама.
– Хорошо. Я… больше не читаю.
– И свои радикальные идеи тоже держи при себе, – сказал папа. – Насчет людей, которые одеваются в платья-автомобили, потому что стыдятся тела, которое им дал бог.
– Но, папа, ты же знаешь, что я давно так не говорю. С тех… с тех пор, как…
С рождественской вечеринки, подумала она, с тех пор как мистер Карбюратор похлопал ее по заду и сказал, когда она его оттолкнула: "Ползи обратно в свою историю, ты, книжный червяк. Нечего тебе делать в нашем веке!"
– Очень давно не говорю, – неуверенно закончила она.
Гарри Четырехколесный появился ровно в восемь, и она поспешила ему навстречу. Они катили бок о бок, свернули на Асфальтовый бульвар и выехали из города. Ночь была чудесная – весна еще не совсем прогнала зиму, которая выкрасила переливающейся серебристой краской горбатый месяц и начистила до блеска мерцающие звезды.
Площадка перед экраном была полна, но они нашли два местечка позади, неподалеку от опушки, где рос кустарник. Они стояли рядом так близко, что их крылья почти соприкасались, и скоро она почувствовала, как рука Гарри сперва легла ей на колесо, а потом осторожно переместилась выше, на талию, как раз над раздвоенным турнюром. Она хотела было отъехать, но, вспомнив слова мистера Карбюратора, закусила губу и попыталась сосредоточиться на фильме.
В нем рассказывалось о бывшем фабриканте вермишели, который жил в гараже-пансионате. У него были две неблагодарные дочери. Он боготворил мостовую, по которой они ездили, и делал все, чтобы они купались в роскоши. Поэтому ему приходилось отказывать себе во всем, кроме самого необходимого. Он жил в самом бедном углу гаража, а одевался в подержанные автомобили, такую ветошь, что место им было только на свалке. Дочери его, напротив, жили в самых комфортабельных гаражах и одевались в самые дорогие автоплатья. В том же пансионате жил студент, будущий инженер по фамилии Растиньяк, и весь сюжет основывался на его попытках проникнуть в высшее общество и по ходу дела приобрести состояние. Для начала он обманным путем выуживает у сестры деньги, чтобы экипировать себя новым кабриолетом модели «Вашингтон», и через богатую кузину добивается приглашения на вечер, который встраивает дочь некоего торговца. Там он знакомится с одной из дочерей бывшего фабриканта вермишели и…
Несмотря на все свои старания, Арабелла никак не могла сосредоточиться. Рука Гарри Четырехколесного перекочевала с талии на фары и начала изучать их конфигурацию. Арабелла попыталась расслабить мышцы, но почувствовала, что вместо этого они напрягаются еще больше, и услышала свой сдавленный голос:
– Не надо, ну пожалуйста!
Рука Гарри опустилась.
– В таком случае после кино?
Это была лазейка, и она тотчас устремилась в нее.
– После кино, – согласилась она.
– Я знаю местечко на холмах. О'кей?
– О'кей, – услышала она свой испуганный голос.
Арабелла вздрогнула и поправила сдвинутые фары. Она тщетно пыталась следить за действием фильма. Мысли ее уплывали на холмы, и она старалась придумать хоть какой-нибудь предлог, любую отговорку, которая выручила бы ее. Но так ничего и не придумала, и, когда фильм закончился, она вслед за Гарри выехала с площадки и покатила рядом с ним по Асфальтовому бульвару. Когда он свернул на проселочную дорогу, Арабелла покорно последовала за ним.
На холмах, милях в семи от бульвара, дорога эта шла вдоль местной резервации нудистов. Сквозь изгородь между деревьями мелькали огни редких коттеджей. На дороге нудистов не было, но Арабеллу все равно передернуло. Когда-то она немного симпатизировала им, но после встречи с мистером Карбюратором она и думать не могла о них без отвращения. По ее мнению, Большой Джим обошелся с ними гораздо лучше, чем они того заслуживали. Затем она предположила, что у него свой расчет – в один прекрасный день некоторые из них раскаются и попросят прощения за свои грехи. Странно, однако, что никто из них до сих пор этого не сделал.
Гарри Четырехколесный молчал, но Арабелла чувствовала, что он тоже испытывает отвращение к нудистам, и, хотя она знала, что это происходит по другой причине, она вдруг подумала о нем с теплотой. Может быть, он совсем не такой наглый, каким показался вначале. Можег быть, где-то в глубине души он тоже чувствует себя сбитым с толку нормами поведения, определяющими их существование, – нормами, которые при одних обстоятельствах значат одно, а при других – совсем другое. Может, он…
Миновав резервацию и проехав еще около мили, Гарри свернул на узкую дорогу, что вилась среди дубов, и кленов, и выехал на лужайку. Она робко ехала следом и, когда он затормозил у большого дуба, остановилась рядом. И тут же пожалела об этом, почувствовав, как его рука дотронулась до ее колеса и снова стала неотступно подползать к фарам. На этот раз в голосе ее послышалась боль.
– Не надо!
– Что значит не надо? – сказал Гарри, и она почувствовала, как сильно он прижался к ней своим шасси, как его пальцы нашли и обхватили фары. Каким-то образом ей удалось выехать из его объятий и отыскать дорогу, которая привела их на поляну, но в следующее мгновенье он был уже рядом и прижимал ее к канаве.
– Ну, пожалуйста! – закричала она, но он, не обращая на это внимания, придвигался все ближе. Крылья их соприкоснулись, и она инстинктивно рванулась в сторону. Переднее правое колесо ее потеряло дорогу – и она почувствовала, что опрокидывается. Шляпка-шлем слетела с головы, ударилась о камень и отскочила в кусты. Правое переднее крыло смялось от удара о дерево. Колеса Гарри бешено закрутились, и через минуту темнота поглотила красные точки его стопсигналов.
Древесные лягушки, кузнечики и сверчки выводили свою песню, а издалека, с Асфальтового бульвара, доносился шум оживленного движения. Слышался и еще один звук – рыдания Арабеллы. Но вот боль притупилась, рана стала затягиваться, и рыдания утихли.
Впрочем, Арабелла знала, что рана никогда не затянется до конца. Как и рана, нанесенная мистером Карбюратором. Девушка отыскала шляпку-шлем и выбралась на дорогу. На шляпке появилась вмятина, а бирюзовая блестящая поверхность ее была поцарапана. Маленькая слезинка скатилась по щеке Арабеллы, когда она надевала шлем.
Но шляпка – это еще полбеды. А помятое правое крыло? Что же делать? Она не может появиться утром на службе в таком растерзанном виде. Кто-нибудь обязательно донесет на нее Большому Джиму, и тот узнает, что все эти годы у нее был лишь один автомобиль и что она втайне пренебрегала его совершенно ясным указанием иметь по крайней мере два. А вдруг он отберет у нее права и сошлет в резервацию к нудистам? Она не думала, что незначительный проступок повлечет за собой такую строгую кару, но приходилось учитывать и это. При одной лишь мысли о подобных последствиях ее переполнило чувство стыда.
Кроме Большого Джима, есть еще родители. Что сказать им? Она представила себе их лица, когда она утром выедет к завтраку. Она слышала их голоса:
– Уже разбила! – скажет папа.
– За свою жизнь я сносила сотни платьев-автомобилей, – скажет мама, – но ни одного из них даже не поцарапала, а ты выехала из дому всего на минуту и разбила его!
Арабелла вздрогнула. Наверное, ей не вынести всего этого. Надо починить платье сейчас же, ночью. Но где? Вдруг она вспомнила табличку, которую заметила в витрине салона сегодня вечером. Занятая платьем, она чудом запомнила эту табличку, на которой было написано: "Круглосуточное обслуживание".
Она поехала обратно в город, прямо к салону "Большой Джим". Витрины его зияли чернотой, а дверь была наглухо заперта. С досады у Арабеллы засосало под ложечкой. Может, она ошиблась? Но она могла поклясться, что там было написано: "Круглосуточное обслуживание".
