Текст книги "Ночь Дон Жуана"
Автор книги: Ганс-Йозеф Ортайль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)
Глава 8
Около восьми Паоло провел Лоренцо да Понте через освещенный факелами портал дворца графа Пахты. Во всех окнах горел свет. Слуги выстроились в ряд в гостиной, как будто ожидали почетного гостя. Неужели сегодня приглашен лишь он, Лоренцо да Понте? Да Понте был польщен. Поприветствовав слуг, он снял широкий плащ и последовал за Паоло, который провел его в столовую.
Значит, здесь жил Казанова. Как ему удалось так вышколить всех слуг? А где хозяин? Может, Джакомо наврал с три короба? Да, Казанова умел лгать. Он проникал в душу другого человека и лишал его целого состояния так бесстыдно и расчетливо, что тот в конце концов даже не сокрушался ни о чем. Ему это удавалось всего лишь с помощью слов! Он мог быть таким обаятельным! Казанова умел блеснуть своими поверхностными знаниями, почерпнутыми из книг, своими фокусами, экспериментами и болтовней о том, как бриллианты превратить в золото. Якобы это возможно сделать в темноте при помощи тайных заклятий! Да Понте остановился. Вдруг открылась двустворчатая дверь в столовую. Он давно уже не видел ничего подобного! Зал освещали сотни маленьких свечей, отражаясь в тускло сверкающем полу и придавая ему золотистый оттенок. Среди этого золотого свечения, казалось, парили синие стулья и столы, кресла из синего плюша, синие скатерти с золотыми кисточками по краям, словно их окунули в воду, в лазурное подводное царство! Кроме того, вдали приглушенно играла музыка, как будто ряды игрушечных музыкантов бродили в глубоких подвалах замка! Что же они исполняли? Верно, отрывки из «Фигаро». Это был духовой оркестр, игравший какую-то волшебную мелодию!
Да Понте медленно вошел в зал. Там, в центре комнаты, на порфирном столе в форме раковины накрыли на двоих. Стоял целый ряд хрустальных бокалов, и один за другим лежали серебряные приборы, как будто пир будет длиться всю ночь напролет! Неужели все это было для него, Лоренцо да Понте?!
Гость растерялся и стоял, не двигаясь с места, пока Казанова не зашел в зал через небольшую боковую дверь. Сейчас Джакомо было не узнать, на нем был бордовый сюртук до колен, белые панталоны и синие туфли. Настоящий герой из пьесы! К тому же эта чарующая улыбка… Похоже, он снова научился улыбаться этой широкой, располагающей улыбкой, которую еще сегодня во время обеда так умело скрывал от Лоренцо.
– Джакомо! Как ты изменился! – не удержался да Понте.
– Благодарю, Лоренцо, – ответил Казанова и слегка поклонился. – Я так и думал, что тебе здесь понравится. Мы будем ужинать вдвоем, граф Пахта уехал на несколько недель. Прислуга полностью в моем распоряжении, ты же понимаешь, что это значит?
Все-таки опять то же самое! Джакомо снова попытался «Оживить старые дружеские отношения», как он это называл. Стоило ему приехать в какой-нибудь город, как он тут же возобновлял прежнюю дружбу. У него был превосходный талант повсюду встречать старых друзей и заново завоевывать их расположение! Кто же были его друзья?! Чаще всего это была городская знать или герцоги, князья, министры! Разве в Версале он не приблизился к королю и не завоевал в один миг расположение всего двора ради достижения своих целей? Ну, эти времена уже давно прошли. Как же давно все это было, но, видимо, с годами Казанова не утратил своего таланта, даже несмотря на возраст! Несколько часов назад да Понте не поверил бы в это, потому что во время обеда беседа была совсем иной. И именно он, Лоренцо да Понте, задавал в ней тон!
– Дружище, что случилось? О чем ты задумался? Давай присядем и отпразднуем нашу встречу!
Казанова взял гостя под руку. И почему он не переоделся? Да Понте посчитал, что это лишнее. И вот он сидел здесь в ужасном виде: пожелтевший ворот, волосы растрепаны. Словно бродячий пес, которого решили накормить из жалости! Пышный прием, обстановка роскошная – наверное, Казанова специально все подстроил. Чтобы унизить его. Да, было похоже на то. Казанове доставляло удовольствие унижать его. На глазах у прислуги, которая незаметно удалилась, за исключением Паоло, его любимого слуги. Казалось, что приказы Казановы здесь понимали без слов.
– Давай начнем с бутылочки шампанского! Паоло, подай шампанское!
Конечно, шампанское. Стоило Казанове щелкнуть пальцами, как этот беззаветно преданный ему мальчишка был уже тут как тут с шампанским! Одна бутылка, нет, две. Вторую тоже открыли сразу. Звон бокалов! О, превосходный вкус! Еще, он требовал еще. Зачем отказываться? Он хотел пить, пить и больше ничего.
Казанова налил себе сам, не сводя взгляда с да Понте. Каким он стал робким, растерянным, жалким, как будто из надутого еще днем воздушного шара теперь выпустили весь воздух!
– Давай поговорим о твоей опере! Ты так мало о ней сообщил! Расскажи мне о ней! Как ты над ней работаешь?
Да Понте не выпускал из рук свой бокал. Он держал его в правой руке и постоянно вертел левой. Его пальцы все время ласкали и ощупывали бокал, и это было невыносимо.
– Как я над ней работаю? Прямо с начала, с начала. Все начинается со сцены, от которой кровь стынет в жилах.
– Отлично, так и должно быть!
– Ночь, на улицах города никого. Вдруг раздается душераздирающий крик…
– Крик женщины?
– Да, сдавленный женский крик. – Она бежит от кого-то.
– Да, бежит… Откуда тебе это известно?
– Ты днем рассказывал об этом.
– Сегодня днем?
– Сегодня днем.
– Прости, у меня голова идет кругом! После обеда я снова присутствовал на репетиции. Порой приходится репетировать до поздней ночи. Моцарт отпускает актеров только тогда, когда у них от усталости слипаются глаза! Сегодня я сбежал, но завтра Моцарт упрекнет меня за это!
– Пей, Лоренцо, пей! Это пойдет тебе на пользу! Ну, рассказывай дальше о твоем Дон Жуане.
– Да, верно, Дон Жуан… Он не пропускает ни одной юбки. Он давно потерял счет соблазненным женщинам. В Италии их было шестьсот сорок, в Германии – двести тридцать, сто – во Франции, девяносто одна – в Турции…
– Лоренцо, о чем это ты? Тебе шампанское ударило в голову?
– Джакомо, у меня появилась идея, замечательная идея, рожденная шампанским!
– Что же дальше? Что с красавицей, которую он преследует? Она кричит и убегает! Ее кто-нибудь слышит?
– Конечно, да. Ее услышал отец. Ее отец!
– Отец?
– Да, черт тебя побери, ее отец! Он вызывает Дон Жуана на дуэль и погибает.
– Кто? Отец?
– Кто же еще? Конечно, отец!
Казанова обмахивался платком. Этот Лоренцо выводил его из себя. Он заставлял Казанову возвращаться к старой, всем известной истории, казавшейся смешной и нелепой, глупой шуткой, забавой паяца, которую играли разве что в балагане!
Лоренцо негодующе покачал головой.
– Что с тобой, Джакомо? Ты же знаешь сюжет. Зачем тогда задавать такие вопросы? Даже малому ребенку известно, что почти в самом начале Дон Жуан убивает отца донны Анны.
– Насилие над женщиной и убийство уже в самом начале? Я вынужден признаться, что не очень-то помню сюжет.
– Конечно, донна Анна – это имя девушки – выбегает из родительского дома; отец просыпается, вызывает Дон Жуана на дуэль, тот убивает отца и исчезает.
– Исчезает? Куда же?
– О Господи, в ночь, куда-то, растворяется в темноте!
– Куда-то… это не очень удачно.
– Почему же?
– Дон Жуан – главный герой! И он исчезает? Небольшая дуэль – и прощайте, vivamente.
– Да, чёрт возьми! Чтобы… чтобы музыка перешла к донне Анне!
– Музыка?
– Джакомо! Ты думаешь, что я идиот? Музыке нужно время, чтобы перейти к донне Анне, к ее боли и трауру! Она потеряла отца, а это тронет любого, у кого есть сердце! Здесь идет ее ария. Она должна быть именно здесь. Здесь. Тереза выходит на сцену, в самом начале!
– Тереза?
– Тереза Сапорити, она играет донну Анну. У нее самый лучший голос в труппе!
– Самый лучший голос в начале оперы? Да, я понимаю!
Казанова облокотился на спинку стула и достал из кармана флакончик с нюхательной солью. Лоренцо приходилось оправдываться! Это было настоящее наслаждение! Джакомо высмеивал гордость Лоренцо, работу нескольких месяцев. Казанова вертел и крутил сюжет так, что опера буквально трещала по швам! Следовало передохнуть и перейти к ужину.
– Гениально, Лоренцо, теперь я понял твой замысел. Начало оперы действительно гениально! Давай и мы начнем с изысканного блюда – ризотто с трюфелями! А также с красного вина нашей родины «Марцемино»[3]3
«Марцемино» – сорт красного итальянского вина. (Примеч. пер.)
[Закрыть]. Ты не против?
Но Казанова даже не подождал, когда да Понте ответит, а сразу сделал знак Паоло, чтобы тот принес вино и велел подать ужин. Паоло пришел с двумя бутылками красного вина. Сразу за ним вошла Иоанна с огромным серебряным подносом в форме раковины. Девушка подошла к буфету, оставила поднос там и приблизилась к да Понте с двумя тарелками.
Лоренцо взглянул на девушку и еще крепче вцепился в бокал, который ни на миг не выпускал из рук. Что это за игра? Его снова хотели удивить? Да, эта девушка могла удивить любого! Нежные, алые, полные губы слегка подрагивали. Кажется, они слегка подрагивали из-за того, что красавица боялась допустить какую-то оплошность. Ее темно-каштановые волосы были собраны на затылке, открывая изящную шею, как будто созданную для нежных рук, которые повторяли бы ее линии. Сейчас Лоренцо больше всего хотелось протянуть руку и прикоснуться к этой шее. При свете свечей кожа Иоанны казалась бледно-розовой. Картина настолько потрясла да Понте, что ему пришлось ненадолго закрыть глаза.
– Лоренцо, тебе нездоровится? Посмотри на меня!
Да Понте открыл глаза и взглянул на ризотто. На ослепительно белом рисе виднелись полосы чего-то черного.
– Это трюфели, Лоренцо! Я велел кухарке панировать их в мелко нарубленной куриной печени.
Да Понте попытался взять себя в руки. Он пододвинул стул поближе к столу, но изящный овал лица Иоанны не выходил у него из головы. Девушка медленным шагом направилась к двери. Лоренцо еще раз обернулся, чтобы взглянуть на нее. Ему бросилась в глаза красная лента на синем переднике. Достаточно было всего лишь потянуть, просто потянуть за ленту – и один предмет одежды слетел бы с этой красавицы. Лоренцо взял немного риса. Поначалу блюдо показалось ему безвкусным, даже мерзким, но затем так неожиданно и резко победил аромат трюфелей, словно кто-то открыл дамбу и поток воды хлынул со всей силой.
– Джакомо, это превосходно! Подобное можно найти только в Италии.
– Благодарю, Лоренцо! Рассказывай же дальше о своей опере! Итак, следующая сцена. Чего следует ожидать теперь?
Да Понте стал быстрее двигать челюстями. Зачем все это нужно Джакомо? Об этой поре он, Лоренцо да Понте, уже не вспоминал о работе. После великолепного ризотто и еще одного глотка вина он с радостью выскользнул бы из зала, чтобы вблизи полюбоваться этим прекрасным созданием!
– Появляется донна Эльвира!
– Донна Эльвира. Если я не ошибаюсь, она вторая? Сначала донна Анна, а затем донна Эльвира!
– Ты абсолютно прав, сначала одна, а затем вторая.
– Откуда она появляется?
– Донна Эльвира?
– Да, откуда она появляется?
– О Боже мой, откуда-нибудь.
– Из темноты?
– Она приезжает издалека, выходит из темноты… Почему это так важно?
– Лоренцо, я спрашиваю лишь для того, чтобы представить себе декорации. Я в мыслях пытаюсь воссоздать всю картину. Итак, донна Эльвира. Она появляется откуда-то, из темноты! Что ей надо?
– Дон Жуан покинул, предал ее!
– Я так и думал! И вот она явилась вместе со своим отцом, который должен убить негодяя!
– Она приходит одна, без отца.
– Без отца? Она путешествует одна? Женщина путешествует одна?
– О Боже, да, это так. Она одна.
– С ней нет даже жениха или друга, который мог бы отомстить Дон Жуану?
– Нет, у нее никого нет, но у донны Анны есть жених.
– У донны Анны? Почему же у нее? У нее уже был отец, защищавший ее честь.
– У нее есть и отец, и жених. Жених занимает место отца и клянется, что отомстит за него и убьет Дон Жуана.
– Кто же защитит донну Эльвиру?
– Никто! Я уже сказал, что она одна!
– Плохо, никто не поверит, что она одна. Впрочем… Я понимаю, это вовсе не плохо, это нужно для музыки. Вступает отличная музыка!
– Ты угадал!
– Значит, здесь идет вторая ария – ария донны Эльвиры. Кто ее поет?
– Катарина Мичелли.
– А, Катарина Мичелли, я с ней знаком. Она по-прежнему живет с матерью?
– Да, это ужасно. Мать ни на шаг не отпускает ее от себя.
– Вернемся же к опере, Лоренцо. Донна Анна, донна Эльвира. Куда же подевался Дон Жуан?
– Донна Эльвира находит его и выражает ему свое презрение!
– Отлично, это тоже нужно для музыки! Что отвечает Дон Жуан?
– Он бежит.
– Куда?
– Куда-то. Черт возьми, это же не важно!
– Куда-то, откуда-то… Дорогой Лоренцо, ты слишком легкомысленно относишься к сторонам света. Если тебе мешает один из героев, ты посылаешь его куда-то. Если тебе нужен новый герой, он приходит из ниоткуда. Мне это не нравится. Спорим, что дальше появится еще одна женщина, я прав? Так всегда: три женщины, четверо мужчин, то есть семь раз кто-то приходит из ниоткуда и уходит в никуда! Как зовут третью?
– Церлина!
– Цер-ли-на…
– Церлина!
– Она тоже появилась откуда-то?
– Именно так!
– На этот раз сразу с отцом?
– Нет, с женихом!
– Значит, на этот раз с женихом. Тот сразу хватается за шпагу, чтобы убрать с дороги Дон Жуана?
– Нет, зачем же? Сначала он даже не подозревает о существовании Дон Жуана. Церлина тоже о нем ничего не ведает. Она простая девушка, то есть выросла в деревне. Они с женихом как раз идут по дороге.
– Ага, они как раз идут по дороге.
– Они хотят пожениться.
– Немедленно?
– Ну, свадьба скоро, можно сказать, почти немедленно.
– А что же Дон Жуан?
– Он увидел Церлину – и влюбился в нее. Он хочет обладать ею.
– Прямо посреди дороги?
– Он приглашает ее в свой замок.
– Отлично, не куда-то, а в замок. Пока что это твоя наилучшая идея, Лоренцо!
Лоренцо съел все дочиста и одновременно опустошил бокал. «Марцемино» было превосходным. Его вкус смешался с черными трюфелями, так что казалось, будто во рту было целое море грибов. Если бы только не этот разговор об опере! Джакомо всем был недоволен. Даже сама идея была Казанове не по вкусу, не говоря уже о либретто. Он только и ждал подходящего момента, чтобы посмеяться над недостатками его произведения. Может, Казанова и был театралом, но он ничего не смыслил в музыке и в том, что такое либретто! Ну да ладно, следует выбросить эти мрачные мысли из головы! А вот та милашка!.. Это абсолютно другое дело. Она наверняка ждет на улице, у двери или в коридоре!
– Прости, Джакомо, я слишком много выпил, и природа требует свое.
Да Понте медленно поднялся и вышел. В коридоре было тихо. Он едва слышно окликнул Иоанну, когда та вышла из кухни. Она подошла к да Понте и показала на дверь в конце коридора:
– Вам туда, сударь! Не промахнитесь!
– Голубушка, мне туда вовсе не надо.
– Чего же вам надо?
– Тебя, моя голубушка! Ты мне сразу понравилась.
Ты так красива!
– Но сударь!..
– Как тебя зовут, голубушка?
– Иоанна, сударь.
– Подойди ко мне, дай мне свою руку!
– Мне некогда, сударь!
– Постой минутку!
– Вы испортите мне прическу и помнете платье!
– Как ты прекрасна!
– Оставьте меня!
– Подойди, подойди же! Дай мне руку!
Лоренцо удалось схватить ее. От волнения ее пальцы стали немного влажными. Он прижал руку девушки к груди, будто хотел, чтобы она прикоснулась к его сердцу. Вчера во время репетиции Луиджи тоже сделал такой жест! У режиссера Гвардазони впервые в жизни появилась удачная идея.
– Не держи руку, а прикоснись ею к груди, – сказал он, и Луиджи понял с полуслова, как это сделать. Да, Церлина сразу сдалась, но эта служанка отбивалась, словно речь шла о жизни и смерти.
Лоренцо немного ослабил хватку и посмотрел на нее.
– Голубка, я хотел бы еще раз тебя увидеть, но не здесь, а у себя, в гостинице! Приходи, я буду ждать. У меня есть для тебя подарки, чудесные вещицы. Благодаря им ты станешь прекраснее наших певиц!
– Пустите меня, сударь! Так не годится!
– Эти певицы ничего из себя не представляют, поверь мне!
– Я тоже умею петь, сударь! Или вы полагаете, что я простая служанка?!
– Я так и думал, голубка. Я это сразу почувствовал! Я познакомлю тебя с дирекцией театра и приглашу на пробы, если ты того пожелаешь!
– Я не знаю, сударь… Отпустите меня, мне нужно подумать!
– Я уверен, что ты придешь ко мне, в мою комнату. Только представь себе: чудесные подарки!
Лоренцо поцеловал кончики ее пальцев, улыбнулся и снова вернулся в зал. Он был уверен, что красавица придет. Все приходили. Даже самые знаменитые певицы все-таки приходили через некоторое время, потому что чего-то ждали от него. Чего-то особенного! Арию, ведущую партию в дуэте, триумфальный выход в образе богини! И да Понте обещал им все что угодно, немедленно начинал работу над сценой, бормотал что-то про себя. И все время целовал ее. Он целовал женщину. С помощью слов завлекал ее, пока она не сдавалась. Да, он неизменно побеждал!
– Лоренцо, я хотел бы задать тебе еще один вопрос, – крикнул ему Казанова, стоило да Понте войти в зал. – Кто поет партию Церлины? Я ее знаю?
– Иоанна. О, что это я в самом деле? Я хотел сказать, что встретил в коридоре Иоанну. Просто умора, она считает себя певицей! Большинство слуг в Праге несут подобный вздор!
– Так кто же играет Церлину?
– Партию Церлины поет Катарина Бондини, супруга директора.
– Значит, в опере играют три женщины: Тереза и две Катарины, одна из них находится под постоянным присмотром матери, а вторая замужем. В этом случае я могу поспорить, Лоренцо, что ты попытался подъехать к Терезе!
– Попытался, Джакомо, но безуспешно. Она тщеславна и заносчива, как истинная примадонна! Тебе очень понравилась бы Тереза.
Казанова расхохотался. Они еще раз подняли бокалы. Затем Казанова дал знак подать птицу. Да Понте все время следил взглядом за Иоанной, старавшейся не приближаться к нему. Почему она отворачивалась? Чтобы он мог насладиться красотой ее шеи, плавным изгибом от уха до плеча?
– Голуби! – крикнул Казанова и показал на подносы. Да Понте вздрогнул от одного лишь этого слова. – Голуби и перепела, такие же, как и у нас дома. Я велел запечь их в беконе из Тироля, а под слой бекона добавить кусочки черных трюфелей. Приятного аппетита!
Да Понте растерянно взглянул на птицу. В этой игре было нечто бесстыдное, как и сам Казанова. Было бессмысленно тягаться с ним, он всегда находил вьгход из любой ситуации и оставался в выигрыше. Что же это значило? Разве эти птички вообще съедобны? Лоренцо наколол одну из них, оторвал ножку и попытался сгрызть мясо с кости. Да, вкус был великолепен, настоящее наслаждение!
– Скажи-ка, Лоренцо, – добавил Казанова, пытаясь, как и да Понте, расправиться с горой небольших птиц, – что нравится Дон Жуану? Что он ест и пьет?
«Ест? Пьет? Неужели Джакомо говорит серьезно? Все мысли Дон Жуана были заняты только женщинами, они были смыслом его жизни, и больше ничто не имело значения. Разве мне, Лоренцо да Понте, следовало составить целое меню? Может, написать карту вин, внести туда шампанское, а также и другие напитки? Смешно, Моцарт не оценил бы этого и не взялся бы за музыку».
– Ты ведь не думаешь, что мне следовало составить список его любимых блюд, сочинить прекрасное меню? Дон Жуан и его меню? Было бы просто смешно!
– Я бы это сделал, – холодно возразил Казанова. – И какое бы это было меню!
И все-таки Казанова говорил серьезно. И какое бы это было меню! Что он снова имел в виду? Какое же? Что бы это было? Нет, Лоренцо не мог спросить его об этом прямо, не стоило выставлять себя на посмешище. У да Понте и так не было ни малейшего представления о том, как понравиться Казанове. О чем же они говорили сегодня во время обеда? Вспомнилось какое-то удачное выражение, что-то из Шиллера. Оно сразу пробудило интерес Казановы. Верно, да Понте говорил о размахе. Да, именно о нем, только размах заставит Казанову умолкнуть.
– Я признаю, Джакомо, – вздохнул да Понте, – что недостаточно внимания уделял мелочам. Однако мой Дон Жуан зачаровывает в определенной мере… ну, это скорее…
– Его размах, Лоренцо, размах! По крайней мере, об этом ты говорил сегодня днем. Только между нами, я все меньше понимаю, в чем твой размах! Все услышанное от тебя напоминает мне скорее меню из арий: три женщины – три арии, то в присутствии отца, то дуэт с женихом, то в полном одиночестве! И это ты называешь размахом? В этой мешанине арий нет ничего нового, и у этой оперы нет никакого размаха!
– Да, я уже говорил, что ты слишком щепетильно относишься к деталям, Джакомо. Отец, жених, откуда-то, в никуда – разве все это имеет какое-либо значение? Никакого, абсолютно никакого значения! У трех женских партий в самом начале оперы совсем, иной смысл!
– Какой же? Может быть, ты хочешь помочь своей Терезе и двум Катаринам попасть в Вену?
– Джакомо, ты меня разочаровал! Три женщины выходят на сцену в самом начале оперы, потому что с этого момента они станут преследовать Дон Жуана! Они вступают в тайный сговор и не дают ему покоя. Теперь роли изменились, и женщины преследуют его, а не он их. Они подобны фуриям, богиням мести!
– Они преследуют его? Три женщины преследуют Дон Жуана? Может, женихи тоже помогают им?
– Женщины хотят застать распутника на горячем! Они хотят соблазнить его и получить доказательства!
– Это действительно ново! Оригинально, свежо! Дон Жуан становится трусом, он бежит от трех женщин, преследующих его. Тебе почти удалось перевернуть все с ног на голову! Кроме тебя, мой дорогой Лоренцо, никто бы не додумался до такого размаха!
Да Понте вытер губы. На подносе не осталось ни одного голубя. Джакомо немного задумался, притих, доедая свою порцию. Он уставился в одну точку, полностью погрузившись в свои размышления, словно ему нужно было осмыслить новый вариант старого сюжета.
– Это все, Джакомо? Тебе больше нечего сказать? Признайся, что тебе никогда не пришла бы в голову мысль придать старой, истории свежие и невообразимые нюансы. И ты говоришь, что моя опера – мешанина отдельных партий? Ни в коем случае! Я с самого начала создаю три конфликта, а напряжение в опере нарастает вместе с их развитием.
– Да, возможно, это произведет впечатление! Немного напряжения, постоянное беспокойство в воздухе…
– Это ты сказал, Джакомо.
– Мне хотелось бы взглянуть на оперу. Не думаю, что у тебя что-то получится. Просто смешно, что ты заставляешь трех женщин преследовать Дон Жуана! Почему он не исчезает, например, опять в твое никуда?
– Вместо того чтобы и дальше глумиться над моим либретто, приходи на репетицию в театр, я тебя приглашаю! Только ты и никто другой можешь быть главным критиком! Скажешь, что тебе не понравилось. Можешь ругать меня, потешаться надо мной. Но готов поспорить, что мое либретто ожидает успех!
Оба снова подняли бокалы. Звон бокалов повторился несколько раз и был настолько громким, что Паоло, стоявший за дверью, стал прислушиваться к разговору. О чем они говорили? Было трудно разобрать. Шум казался похожим на возню двух мальчуганов, не поделивших игрушку. У господина да Понте был высокий голос, а у Казановы, наоборот, бас. Сначала причитания. Затем крики! Оба перекрикивали капеллу, все еще продолжавшую играть. Синьор Джакомо велел музыкантам после нескольких композиций поменять местоположение. Сейчас они играли из самых дальних комнат дворца, так что музыка больше походила на журчание подземного родника. Для Моцарта существовала только музыка. Разговоры и болтовня не имели значения, все это ничто по сравнению с музыкой!
Паоло напевал про себя, и ему казалось, будто вместе с этой мелодией появился третий голос, сливавшийся с голосами обоих мужчин в зале. Это был манящий, чарующий голос, воспевавший глубину синевы, мерцающий отблеск свечей и искусство соблазна.
