Текст книги "Фальшивые друзья"

Автор книги: Ганс-Гюнтер Хайден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Я тоже вышел из машины. Хотелось посмотреть на этих типов.

«Бойко раздают листовки, – подумал я. – Не взять ли и мне одну?» Я едва успел сделать это и прочитать: «1 сентября – день всеобщего протеста против войны! Размещение новых ракет – еще один шаг к самоуничтожению!», как из дежурки выскочили трое солдат с карабинами на изготовку. За ними Винтерфельд и дежурный офицер, лицо которого было красным, как панцирь вареного рака. Я юркнул в машину. Что делать, если начнется стрельба? Распространители листовок, кажется, тоже перепугались. На моих глазах толпа увеличивалась. И вдруг я увидел Вилли. Он повернулся в сторону машины и что-то показывал.

Вилли! Уж не коммунист ли он?

Вскоре толпа рассеялась. Солдаты из дежурки вернулись в помещение, карабины мирно висели на плече. Винтерфельд держал стопку листовок и делал мне знаки подойти. Я снова вылез из машины. Хотелось побеседовать с Вилли, который был окружен другими распространителями листовок. Они горячо спорили.

– Мы не должны были отдавать листовки, – заявил один из них.

– А если бы кто-то из солдат не сдержался и нажал на спусковой крючок? – возразил Вилли. – Винтерфельд так их взвинтил, что всякое могло случиться.

– Но мы имели право распространять листовки у ворот! – твердо заявил другой.

– Право! Право! Надо работать так, чтобы нас не могли обвинить в противозаконных действиях, – бросил кто-то.

– Вот-вот, – поддержал его Вилли. – Если бы здесь что-то произошло, все грехи повесили бы на нас. Общественности объяснили бы: «Солдаты в обстановке крайне острой необходимости самозащиты применили оружие». Так бы и повернули дело. А о происшествии мы выпустим новую листовку. Примерно такую: «Офицер, обезумевший от злости, угрожает оружием мирным распространителям листовок».

Большинство согласилось с ним.

– Давайте расходиться! – предложил кто-то.

– Эй, Вилли! У тебя найдется минутка? – окликнул я.

– А, старина! Что ты здесь делаешь? К тому же в таком наряде?

– Не до болтовни, Вилли! Ты что, с красными?

– Естественно, – засмеялся Вилли. – А ты против?

– Еще бы! Мне с ними не по пути! – Я повернулся и пошел к машине.

– Петер, побольше думай, желательно головой! – донесся голос Вилли.

Во мне закипела злость.

Вот так приятель этот Вилли! А я еще пил с ним за дружбу.

– Вы его знаете? – Винтерфельд успел вернуться, и я даже не слышал когда.

– О ком вы?

– Знаете вон того типа? Вы ведь стояли рядом с одним из «братьев».

Голос лейтенанта звучал, как во время допроса. Что ему надо от меня?

– Выразил ему свое отношение, – ответил я, сделав паузу. – Но знать – не знаю. Наверняка из казармы Остмарк.

– Ладно, Крайес, поехали. Надо же вам продолжить пробежку по лесу.

Я лежал на койке и, борясь с дремотой, снова и снова вспоминал разговор с Вилли. Разговор? Не было разговора, перебросились фразами, причем я нападал на него. Из-за чего? Из-за каких-то листовок, содержание которых мне неизвестно. В конце концов до сих пор он был мне настоящим товарищем. Я-то помню историю с полицейскими… Чего же ради все должно вдруг пойти прахом в наших отношениях с Вилли?

Неожиданно рядом возник Йорг.

– Как дела, Петер? – спросил он.

– Как всегда. А у тебя?

– Осталось служить триста тринадцать суток и половину сегодняшнего дня, – устало махнул он рукой. – Ты прочитал книжки, которые я дал тебе на прошлой неделе?

– Мельком пробежал глазами…

– Ну и как? – не отставал Йорг.

– Хм… интересно, – соврал я, чтобы не портить ему настроение, поскольку успел лишь пролистать их. – Действительно интересно, особенно первая. Принес новые?

– Нет, чертяка. Сегодня день активных действий. Ведь это наша давнишняя мечта, старина. Помнишь? Разве мы не собирались прокатиться по округе? Докладываю: водитель Мантлер к выезду готов!

– Ничего не понимаю. Что за активные действия?

– Предстоит хорошенькое дельце. Давай быстро поднимайся!

Его болтовня привела меня в чувство. Надо действительно чем-то заняться, иначе подохнешь от скуки.

– Согласен, старина. Значит, едем в Эльберфельд? – Мне было все равно, я не знал, чем себя занять. Я поднялся, направился к шкафу, чтобы переодеться, но Йорг остановил меня:

– Оставайся в чем есть. Прихвати только каску и маскировочную сеть. Что будем делать, объясню в машине.

В сером «опеле» уже сидели четверо. Никого из них я не знал. Все были в форме.

– Нам предстоит игра на местности, – заявил Йорг.

– Что? Игра? Мало нам игр по программе обучения! – сморщил я нос.

– Подожди. Если бы я сказал – учения на местности, вы тоже запротестовали бы. Право, то, что нам предстоит, больше похоже на настоящую игру и доставит удовольствие. Трогай, Клаус!

Тяжелый «опель» тронулся. Йорг продолжал вводить нас в курс дела.

– Мы едем в Шарпенакен. Сегодня там взвод новобранцев отрабатывает наблюдение за противником и подготовку донесений. Если говорить точно о месте, то у двух старых танков на опушке лесочка. Вы знаете, где его. Справа от леса, точно в центре между двух берез, мы кое-что припрятали. Вам предстоит это «кое-что» найти. Для усложнения задачи предполагается снять пост внешнего наблюдения. Ясно?

– А что мы должны найти? – спросил я. – Пару старых ботинок? – Все сказанное до сих пор Йоргом казалось мне какой-то абракадаброй.

– Небольшой ящик, в котором будет план. Из него узнаете остальное. Когда я говорю «вы», то имею в виду Вернера и тебя, Петер. Познакомьтесь.

Сидевший рядом с водителем Вернер обернулся, разулыбался.

– Остальные – проверяющие. На все отведено ровно два часа.

Мы проехали дорожный указатель, показывавший направление к учебному полю. «Опель» въехал на просеку. Вернер и я вышли из машины, начали подготовку к «операции». Первым делом намазали лицо кремом, придающим коже темный оттенок, затем набросили на каски маскировочные сети, а их в свою очередь обсыпали мохом и листьями. Все это время остальные наши попутчики оставались в машине. Йорг вылез из автомобиля:

– Вот вам по саперной лопатке, чтобы все было как надо. – Он расстегнул нагрудный карман, вытащил несколько офицерских погон. – Какие звания мы вам присвоим? Ладно, будьте оба лейтенантами. А теперь – вперед!

Обнаружить ящик нам представлялось плевым делом.

Подходы к лесочку мы знали как дважды два по многочисленным маршам и учениям. Перед опушкой тянулась живая изгородь из кустарника, за которой мы могли добраться незамеченными почти до леса. Единственным опасным местом был открытый со всех сторон луг шириной с полсотни метров. Пост внешнего наблюдения всегда сосредоточивал внимание на нем, но нам повезло. Солдаты охраны так увлеклись игрой в покер, что мимо них можно было хоть на танке проехать.

Мы применили хитрый прием: Вернер представился штабным офицером-контролером, намылил солдатам как следует головы за то, что не вели наблюдение по всем правилам. Я же изображал помощника проверяющего, который фиксирует нарушения порядка в журнале.

– Дело можно поправить, – продолжал Вернер. – Мы не сообщим о вашем проступке. Но вам, соблюдая все требования разведки, придется отправиться на противоположную опушку леса. Если по пути заметите других офицеров-контролеров, запомните, где они расположились, потом доложите об этом майору Клинчке. Наблюдение мы берем на себя. Вопросы есть?

Спектакль, да и только: не было никаких офицеров-контролеров, как и майора Клинчке, но ошалевшие солдаты верили каждому слову Вернера.

– Есть, господин лейтенант! – И они исчезли.

Мы обменялись улыбками и принялись копать. Через десять минут ящик был в наших руках. Достали план, был там и компас. Приказ гласил: по заданному азимуту ровно в 21.45 достичь места назначения и передать лицу, которое будет нас ждать, компас. Затем последуют новые указания.

Вторая часть игры на местности тоже далась нам легко. Я вошел во вкус. Кто же поджидает нас?

В 21.30 мы вышли к забору, поверх которого была колючая проволока.

– Прямо как вокруг нашей казармы, – прошептал Вернер.

В 21.44 достигли цели. Перед нами высилась ограда с надписью: «Армия США». И что-то еще было написано на щите. Видимо, здесь находился склад.

– Не сбились ли с маршрута? – спросил я Вернера. – Чепуха какая-то. Может, компас врет?

– 21.45. Что будем делать?

В этот момент мы увидели часового.

– Смываемся! – прошипел я Вернеру. – Чего доброго, еще арестуют.

– Не пори горячку! А если это наш связной?

– Связной? В форме? Часовой?

– Что особенного? Мы тоже в форме. Давай попробуем еще раз, как на лугу, – предложил Вернер. – Мы, мол, здесь по служебным делам. А там посмотрим.

Вернер уверенно направился к часовому, я за ним, но в ногах моих была легкая дрожь. Вот и влипли.

Вернер вдруг захохотал:

– Иди сюда, Петер! Мы вышли в самую точку. Это один из нашей пятерки. Есть и новый приказ.

Связной передал Вернеру карту.

– Дай взглянуть. Что на сей раз нам надлежит сделать?

– Финишная прямая. Мы должны выйти к какой-то ограде, опять что-то там найти и принести к нашему «опелю».

Карта была настолько подробной, что мы без труда нашли это «что-то», напоминающее гробик или корытце с приколоченной крышкой. Предмет наших поисков был спрятан под стволом упавшего дерева. Тяжелый груз, черт побери! К счастью, мы оказались поблизости от «опеля», так как шли по кольцеобразному маршруту. Мы уложились в два часа и не скрывали удовлетворения, когда, все в поту, прислонили проклятое корытце к колесу машины.

– Ну как? – встретил нас Йорг. – Нелегко было?

– Работа, прямо скажем, мужская. А что в корытце?

– Наверное, ты не отказался бы, чтобы тебя вдруг с головы до ног обдали брызги шампанского? – В голосе Йорга звучали интригующие нотки.

– Тогда за чем дело стало? Сорвем крышку, и пусть льется шипучка! – воодушевился я.

– Нет, – ответил Йорг. – Потерпим до командного пункта.

– Вот прохиндей! – со злостью бросил Вернер.

* * *

Когда мы прибыли на командный пункт, а он располагался в обветшалом доме, стоявшем в стороне от дороги, Вернер и я хотели втащить корытце в дом, но Йорг снова воспротивился:

– Оставьте! И без того намучились. Другие сделают. На верхнем этаже душевая. Приведите себя в порядок. Не собираетесь же вы пить благородное шампанское в таком замызганном виде!

Мы бросились под струи воды, но даже сквозь их шум до нас доносилось из соседнего помещения какое-то постукивание, словно кто-то ударял отрезком железной трубы по батарее. Потом последовал залп вылетающих из бутылок пробок. Дождались!

Когда мы вошли, из динамика проигрывателя неслось: «Германия, Германия превыше всего…» Человек десять в военной форме, высоко подняв стаканы с вином, горланили во всю мочь. Кто-то подал нам стаканы, кто-то налил шампанского.

«…От Мааса до Мемеля, от Эча до Бельта – Германия, Германия превыше всего, превыше всего в мире!»

– За здоровье всех присутствующих! – предложил с последним звуком песня какой-то лейтенант. Был ли он на самом деле лейтенантом? Ведь и у Вернера, и у меня были такие же знаки различия.

Но ведь это… Провозгласивший здравицу повернулся, и передо мной предстал сам лейтенант Винтерфельд. Собственной персоной. Вот так встреча! Винтерфельд поднял свой бокал и начал тост в нашу честь:

– Я приветствую новых боевых друзей из рядов бундесвера, нашедших к нам дорогу. Камерадов, которые ныне проходят срочную службу. Камерадов, насытившихся по самое горло бестолковщиной и теперь готовых идти к цели, исполненной глубокого смысла. Я приветствую мужественных борцов и соотечественников Вернера Шнайдера и Петера Крайеса от имени членов восточной группы «Вупперталь» Ассоциации национальных солдат!.. Друзья, – продолжал он, – жизнь – это борьба. А наша жизнь – это борьба за окончательную реабилитацию германского солдата, против осквернения немецкой чести, против увековечивания раскола Германии. Друзья, тот, кто отрицает подвиги и страдания старшего поколения, прошедшего через окопы, или тем более презирает это поколение, тот берет на душу грех перед памятью павших, оскверняет человеческое достоинство оставшихся в живых и лишает молодых солдат бундесвера убежденности в их предназначении. А посему – покончим с клеветой на солдата Германии! Мы требуем: «Свободу Рудольфу Гвесу!»

Винтерфельд закончил свою речь. У меня перед глазами плыл туман. Пока остальные пили за наше здоровье, я осторожно огляделся. На стене висел плакат с надписью: «Военный заем поможет нам победить!» На нем был нарисован солдат времен первой мировой войны. Над дверью был прибит щит со словами: «Здесь приветствуют друг друга настоящим немецким приветствием». Висел плакат со свастикой и призывом: «Голосуйте за Гитлера, не ошибетесь!» Справа от меня красовалось объявление Германского народного союза, извещавшее о том, что на устраиваемом вечере выступил Рудель. Рудель? Это имя мне ничего не говорило. В серванте слева была целая выставка орденов и медалей со свастикой, знаки СС.

Чем больше деталей я видел, тем сильнее меня охватывало волнение. Вот так Йорг: все началось с игр на местности, а закончилось приемом у нацистов! Но, быть может, они вовсе не нацисты? Просто безобидный солдатский кружок, который в очередной раз провел свои игры на местности, и теперь его члены дурачатся, произнося длинные тосты? Чудаковатые ребята. Нечего переживать. Я почти убедил себя в незначительности происходящего, но на глаза попалось корытце со склада американской армии. Разве оно могло быть таким тяжелым, если бы в нем были бутылки с шампанским? А что в нем было? Я решительно подошел к Йоргу, дернул его за рукав кителя и процедил ему в самое ухо:

– Пойдем в душевую, надо поговорить.

Йорг с готовностью согласился.

– Нравится тебе здесь? – первым спросил он.

– Как сказать. Слишком много пустой болтовни. Игра на местности – вот это да! Йорг, между нами только – в корытце действительно было шампанское? Только честно.

Йорг улыбнулся:

– Уж если тебя так разжигает любопытство, то нет, не шампанское.

– А что же?

– Двадцать винтовок, десять пистолетов и несколько шашек ВВ. Армия США любезно предоставила их в наше распоряжение на некоторое время.

Меня прошиб пот.

– Что? Предоставила на некоторое время?

– Она, правда, об этом не знает, но получит все в целости и сохранности, – засмеялся Йорг. – Только в несколько измененном виде.

Я был потрясен: вот в какую историю втянул меня Йорг! Кто мне поверит, если придется доказывать, что я ничего не знал? Какой же я идиот!

– Слушай, ты, нацистская свинья! – понесло меня. – Я не хочу участвовать в подобных затеях. Я ухожу!

– Момент! Во-первых, мы не нацисты, – оскалил зубы Йорг, – а социалисты немарксистского толка. Во-вторых, тебя никто не принуждал, ты сам так решил. Обо всем этом ты узнал из книг, которые я тебе предлагал. И они тебе понравились. В-третьих, наконец, ты никуда не уйдешь, ибо участвовал в краже оружия. По крайней мере, суд – если дойти до суда – вынесет, именно такое определение. А ты ведь хочешь продолжить встречи с Петрой, не так ли? Вот подлец! Что же делать?

– Послушай, – с нотками примирения в голосе продолжал Йорг, – если наши акции с оружием представляются тебе архиопасными, я мог бы предложить тебе нечто другое. Но все строго между нами. Так сказать, между соседскими ребятишками. Нам необходим своего рода корреспондент в казарме, который все подмечал бы и время от времени писал донесения. Надеюсь, с бумагой ты научился обращаться?

– Эй! Что это вы застряли в душевой? – раздался голос по ту сторону двери. – Не ласкаете ли друг друга? Знаете, что делают с такими подонками?

Судя по всему, подобные шутки были известны Йоргу давно. Мы вернулись к Винтерфельду и компании.

– С сапером Крайесом, – сказал Йорг, – мы провели короткое секретное совещание. Мне хотелось бы рекомендовать его в качестве нашего корреспондента в казарме вместо выбывшего из строя камерада. Я знаю Крайеса еще по гражданке, а сам он выразил согласие. Он настоящий товарищ, и голова у него не гудит от пустоты.

Винтерфельд кивнул:

– О'кэй, Крайес. Я знаю, что вы вскоре отправитесь на курсы офицеров. Прекрасно. Вырисовывается перспектива, что со временем вы сможете стать моим заместителем. У всех других, причем у каждого по-своему, чего-то не хватает для такой перспективы. Ну а теперь покончим с обращением на «вы». Меня зовут Лутц. Ты – Петер… – Он протянул мне руку. – Но запомни, всюду «ты», кроме казармы, где я для тебя – только лейтенант Винтерфельд.

Пришлось пожать протянутую руку. И тут же блеснули вспышки блица: оказывается, нас фотографировали. Это еще зачем?

* * *

– Подожди-ка, старина!

Йорг остановился, оглянулся.

– Ты уже домой?

– Точно.

– Останься. На кружку пива. У меня к тебе пара вопросов…

Я обязательно должен был получить на них ответ. К счастью, он согласился.

– О'кэй, уговорил. Кружка пива не повредит. Давай выкладывай, что у тебя там?..

Непросто было подобрать слова, ведь я ощущал жгучую потребность спросить Йорга о том, какие пути-дороги привели его к неонацистам. Мы росли рядом друг с другом. Как же я мог просмотреть?

– Видишь ли, Йорг, мы знакомы не первый год. Не так ли?

– Твоя правда, – кивнул он.

– Хочу спросить тебя, как ты оказался в этой солдатской организации? Мне кажется, как старый твой друг я могу позволить себе такой вопрос. Не скрою, мне это интересно.

– Интересно? Хочешь побольше узнать о наших целях, ведь отныне ты пришит к нам крепкой ниткой. Что ж, как говорят, аппетит приходит во время еды.

Я не возражал, потому что почувствовал, что Йорг заводится. А мне только этого и надо было.

– Угадал точно. Меня раздирает любопытство, – подстегнул я его.

– Многого ты не знаешь. Когда это случилось, ты еще ходил в гимназию.

– Разве дело только в том, что наши пути тогда разошлись?

– Конечно, нет. Но если бы не гимназия, быть может, и с тобой случилось бы нечто подобное. Ладно, оставим. Лучше расскажу… – Йорг поставил свой стакан на круглую картонную подставку. – Все началось, если не ошибаюсь, в седьмом классе. Подошла очередь темы о сопротивлении и повиновении в условиях «третьего рейха». Теперь я и не помню, как это точно формулировалось. Поначалу все было понятно. Безработица, приход Гитлера к власти. Но потом начались осложнения, вернее, восторжествовали крайности. Наш очкарик-преподаватель вовсю расхваливал социал-демократов и коммунистов, а всех остальных относил к разряду подлецов, которые шли за Гитлером. Этому молокососу было около тридцати лет. Как-то я набрался храбрости и спросил, на каком основании он делает такие выводы? Он что, лично участвовал в событиях? Оказалось, не участвовал, но так ему в свое время объясняли в школе… Вернувшись домой после уроков, я рассказал обо всем отцу. Естественно, старик очень удавился. «Вот тебе на! – сказал он. – Я не был членом ни социал-демократической, ни коммунистической партии, так что же, я – предатель? Предатель только потому, что состоял в партии национал-социалистов? А разве мало мы сделали справедливого, разумного? Почему вам в школе вдалбливают подобный бред?» Мне пришлось самому решать, кто меня обманывает: отец или учитель? Через год тема в школьной программе повторилась. «Да они в своем уме? – подумалось мне тогда. – Зачем терзать наши души?» Какое-то время я слушал, но потом прервал нашего краснобая и спросил, он что, намерен довести нас до белого каления? Ведь мы знаем и кое-что другое о «третьем рейхе». Учитель вспыхнул как девица, оставил мой вопрос без ответа. А в девятом классе он опять принялся за старое, но в этот раз я потребовал, чтобы он немедленно заткнулся. Тех двух случае? для меня было достаточно, тем более что каждый раз многие наши сограждане характеризовались как преступники, в том числе и мой отец. Этакие живоглоты. У меня с отцом состоялся новый разговор, и я тогда понял, что в школе нас обрабатывали в духе пропаганды союзников и что коммунисты и социал-демократы проталкивали свою версию истории. Тебе никогда до сих пор не приходило это на ум?

– Не знаю, – промямлил я. – А как ты попал во взвод Винтерфельда? До этого, видимо, успел оказать немало услуг подобным людям?

– Видишь ли, мы не испытываем недостатка в информации, – ответил Йорг. – Неужели ты думаешь, что в бундесвер я пришел без наших явок?

– Явки? У кого? И что это за информация? – Я понимал, что Йорг пока рассказал мне далеко не все.

– Ты действительно настолько туп или прикидываешься? Мы называем явками тех людей в бундесвере, которые симпатизируют нам или входят в союз. Впрочем, с какой стати ты меня расспрашиваешь?

– Просто интересно…

– Ах, интересуешься… – Йорг одним глотком допил пиво. – А меня интересует, успею ли я еще на поезд. Будь! – Йорг схватил сумку и исчез.

В мозгу у меня сверлило: зачем им винтовки, которые мы стащили? По словам Йорга, американцы их получат назад, но в другом виде. В другом виде – что это значит?

Но ведь есть такое простое объяснение! Взрывается, предположим, граната, и от ее прежней формы ничего не остается. Неужели эти парни так далеко зашли в своик планах? Не верю… Ведь подобные действия могут привести к жертвам. Нет, нет, на такое они не решатся. Об этом позаботится и Винтерфельд. Лейтенант разумный человек…

Прочь, унылые мысли! Лучше взять еще пива и спокойно прочитать наконец письмо Петры, которое я протаскал в кармане целую вечность.

Дорогой Петер,

я пишу все еще «дорогой Петер», хотя уверена: то, что я тебе изложу, на твой взгляд, не будет соответствовать форме моего обращения. Возможно, у тебя уже после этих первых строк возникли подобные мысли. Не исключено.

Внутренний голос подсказывает мне, что какое-то время мы не должны встречаться. Как долго? Не знаю. По крайней мере, думаю, не менее года. Впрочем, и знакомство наше тоже не продолжается и года. Помнишь февраль, канун великого поста? Ты тогда скорчил до удивления комическую гримасу, когда я спросила, не хотел ли бы ты прогуляться со мной. Но мне не пришлось долго ждать твоей реакции: «А потом, фрейлейн». Ну а сегодня я пишу тебе: то, что было между нами, кончено. Мы были близки только два месяца, потом тебя призвали, и вот почти полгода мы живем «субботней» жизнью. В дни увольнений ты, возбужденный, взвинченный до предела, являешься ко мне, мысли твои не идут дальше постели, а затем отправляешься в пивную. Когда же я противлюсь, ты повторяешь одно и то же: «Кто такой Петер? Гость конца недели. Чего с ним считаться?..» Если бы ты, мой дорогой, умел понять и почувствовать, как я старалась уловить твое настроение! Но ты ничего не замечал.

А сколько раз бывало так, что мне хотелось пойти с тобой к Кристи, когда ты приходил ко мне, и начинался скандал! Отчего ты не понимаешь, что общение с людьми мне тоже необходимо? Правда, на эту тему мы с тобой ни разу не говорили. Мое упущение. Последняя наша встреча подвела меня к выводу: так не может продолжаться. Поэтому я предлагаю тебе, нет, не предлагаю, а просто сообщаю о нашем разрыве. Когда у тебя будет очередное увольнение и если ты захочешь меня видеть после этого письма, мы можем еще раз встретиться.

Но не думай, что я буду ждать тебя. Мне хочется жить своей жизнью, а это не исключает, что я влюблюсь в кого-то вновь. Сейчас, по мужскому скудоумию – прости мне эти грубые слова, – ты подумаешь: она завела нового парня. Это не так. Я хотела бы остаться сама собой, а не просто подлаживаться под чей-либо постельный ритм.

Дорогой Петер, надеюсь, ты понял все. И не пытайся переубедить меня.

Желаю тебе всего хорошего.

Петра.

О господи, еще и это! Все под откос!

В первый момент меня охватило не смятение, нет, я бы даже сказал, страх. Но на смену этому чувству пришла ярость. Пропади ты пропадом со своим Марко или другим, не знаю, как его зовут! И будь счастлива! Обойдусь как-нибудь! Мне не нужны ни Петра, пусть валяется в постели с другими парнями, ни Вилли, который якшается с коммунистами! Но Йорг! Как быть с ним? Он нацист? Нужен ли он мне? Скорее, я нужен им. Так подождите, я всем вам еще покажу!

* * *

Занятый своими мыслями, я сидел верхом на шестиметровой трубе и обрабатывал ее край металлической щеткой, готовя к сварке. Конечно, с большим удовольствием я расчесывал бы волосы Петры. Я водил бы головной щеткой осторожно, нежно. Ты чего, Петра? Я ведь не делаю тебе больно. Это ты причинила мне боль, а не я тебе. Как хотелось бы, чтобы ты хотя бы чуть-чуть меня любила. «Немножко опоздал, – ответила она. – Раньше надо было думать».

В бешенстве я ударил щеткой по трубе. «За что ты меня лупишь, Петер? – спросил Вилли. – Все, что произошло и происходит, ты заслужил». – «Ты не друг, выродок!» «Как ты сказал?» – спросил Вилли. «Да, ты выродок!» – жестко бросил я ему в лицо. «Так, так, старик! Врежь ему, – подначивал меня Йорг, который откуда-то вынырнул. – Вперед, на коммунистов!» «Пошел к черту, ты и сам хорош, хотя бы потому, что затеял всю эту историю с шампанским в корытце!» «А что ты хочешь, у нас свои особые методы». Подожди же, Йорг, ты еще получишь от меня сполна!.. Погруженный в свои безумные мысли, я зачищал для сварки край трубы.

– Когда протрешь трубу насквозь, доложи, Крайес, – прервал мой бред унтер Шонау.

– Что случилось?

– Ничего. Просто ты целую вечность сидишь на трубе и все зачищаешь и зачищаешь. Может быть, решил сделать дырку?..

– Оставь меня в покое!

Я поднялся и толкнул трубу ногой. Она медленно покатилась по крутому откосу к складу, где мои коллеги укладывали трубы в штабеля. Этот прием родился сам собой, хотя подобные действия противоречили инструкциям. По установленному порядку, трубы следовало сносить на руках. Но новый метод был более прогрессивным. Конечно, он имел следствием то, что на трубах появлялись кое-какие дефекты, но нас это мало волновало. В самом деле, за каким чертом зачищать все эти обрезы, складывать в ровные штабеля все эти трубы, если завтра придут новобранцы и начнут, по тем же приказам, разбирать их? Когда подкатилась для зачистки очередная труба, я просто столкнул ее под откос.

Гори все огнем! Нет никакой мочи!

«Смотреть в оба, – приказал Йорг. – Информировать о настроениях в казарме…» О чем, собственно, я должен информировать? О том, как Бонес насаживает соединительные кольца или Майер смазывает золотники? С большим удовольствием я написал бы репортаж о нашем гигантском «матраце» – складывающемся резервуаре для воды. Пятеро солдат прочистили его щетками и промыли, и он лежал под солнечными лучами, подсыхая.

– Смотрите, чтобы в нем ни капли воды не осталось, прежде чем начнете скатывать, – предупредил Шонау. – Иначе вода сразу же протухнет…

Матцерат аккуратно протирал огромные резиновые квадраты и посыпал их тальком. Потом мы впятером принялись закручивать «матрац» в рулон.

Работа была уже наполовину сделана, как вдруг Энкерс из команды технического обслуживания, только что закончивший мыть грузовики, забросил на плечо шланг, и на «матрац», так заботливо нами просушенный, выплеснулось целое ведро воды.

Мы только обменялись взглядами, ни слова не сказали друг другу и продолжали скручивать «матрац», как будто ничего не произошло.

Но донесения по подобным сюжетам тебя, конечно, не интересуют, Йорг? Тогда чего же ты ждешь от меня?

Неделей позже я подучил письмо от Винтерфельда. Не сразу разобрался, что писал именно он, так как адрес на конверте не был указан. Но я догадался.

«По прочтении немедленно уничтожить», – так начиналось письмо вместо обычного обращения. Меня освобождали от обязанностей казарменного корреспондента, рекомендовали сосредоточиться на учебном процессе, чтобы лучше подготовиться к выполнению более ответственных задач. В остальном я должен был ожидать последующих приказов для участия в намечаемых акциях, которые состоятся на следующей неделе.

Приказ я получил через ефрейтора первой роты, когда мы возвращались из пивной. Он сунул мне в руки сложенный листок.

«Пункт сбора в 23.00 в пивной «Тальбрюкке» в Ронсдорфе. Одежда гражданская. По прочтении немедленно уничтожить».

Что они еще придумали? Новую кражу оружия или что-то другое? А если не пойти? Тогда они вытащат меня в следующий раз. Лучше пойти теперь. По крайней мере, буду знать, что они замышляют.

Я пытался внушить себе, что предстоящее ночное предприятие будет совершенно безобидным. Но мне это не удавалось, и поэтому во время занятий на курсах внимание мое отключалось от лекций. Не лучше ли отправиться в полицию и рассказать обо всем, пока дело не приняло более крутого оборота? Но может получиться и так, что во время операции нас не застукают. А по окончании службы в бундесвере я вообще не буду встречаться с этой падалью. Но Йорг! Он же живет по соседству. Значит, и на гражданке продолжится вся эта кутерьма? Проклятие!

Вечером я отправился на встречу. Почему? Возможно, потому, что в послании недвусмысленно говорилось: «Не может быть никаких уважительных причин для неявки». Слушаюсь, господин командир! Слушаюсь, лейтенант Винтерфельд!

* * *

– Собирай игрушки, Петер. Пора накрывать на стол.

– Как, мама, уже?

– Да, почти половина седьмого.

– Но я не хочу есть. И домик не построил.

– Достроишь потом. В половине седьмого все должны быть за столом. Ты же знаешь.

– Я не хочу!

– Что значит «не хочу»? Придет отец, он тебя проучит… «Не хочу»…

Когда пришел отец, я действительно получил две оплеухи, справа и слева.

– За стол! И чтобы я никогда больше о подобном не слышал! Если тебе говорит что-то мать, ты должен неукоснительно повиноваться. Понятно?

– Но я пока не хочу.

– Никаких «но»! За стол! А нет – в постель!

Моя первая попытка продлить время игр за счет сидения за столом закончилась полным крахом. Оплеухи надолго запомнились.

Но я предпринял еще одну попытку. Помнится, сооружал башню из кубиков и не ощущал голода, как и тогда, когда мне попало. Другими словами, не было необходимости садиться за стол. Однако эта попытка закончилась еще более печально, чем первая. Меня выпороли и отправили спать. Выплакавшись, я почувствовал зверский голод, но, естественно, никто и не думал меня кормить.

Тут-то я и решил изменить стратегию: если моим родителям нравится, когда я ем, тогда буду есть. – Мама, есть хочу, так хочу…

– Есть? Но ведь до половины седьмого еще целый час!

– А я так проголодался…

– Потерпи немножко, скоро отец придет из магазина.

– Но я хотел бы сейчас что-нибудь проглотить! – И я не врал, потому что действительно испытывал голод.

– Перестань ныть. Скоро сядем за стол. Клаус придет к половине седьмого.

– Не хочу «скоро»! Дай сейчас!

И я снова получил две оплеухи, на сей раз от матери. Когда же пришел отец, то досталось по затылку и от него. Нет, я решительно, не понимал взрослых. Получалось так: если я не чувствовал голод, то должен был есть, а когда у меня от голода подводило желудок, есть мне не давали.