Текст книги "Охотники до чужих денежек"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 9

Сколько себя помнил Вениамин, его всегда и везде любили. В детском саду от его пушистых ресниц и умения быть вежливым млели воспитатели. В школе за свой покладистый характер и безотказность он пользовался уважением у учителей и непререкаемым авторитетом у одноклассников. Домашние: мать, кошка и попугай Кеша, не чаяли в нем души и иначе, как Венечкой, не величали. Так же к нему относились и соседки. С попугаем Кешкой тут было все понятно: птице от природы было даровано умение говорить почти по-человечески. Но вот кошка Дина...

Короче, этот феномен приходили записывать на диктофон даже представители местного радио. Когда Дина широко открывала свою пасть и пыталась замяукать, у нее вполне отчетливо вместо кошачьего «мяу», слышалось «Веня». Этому дивились все. Все, кроме матери. Та всплескивала сухонькими ручками, округляла глаза и недоуменно восклицала:

– Нет, а чего вы хотите?! Вениамин мужчина, а Дина – животное женского пола. Она просто-напросто им очарована...

Вениамин был очарователен. Именно очарователен. И хотя это качество присуще скорее женщинам, нежели мужчинам, он был наделен им в достатке. Женщины буквально падали к его ногам. Работодатели были готовы предложить ему любую высокооплачиваемую работу, невзирая на природную леность и полнейшее нежелание чем-либо заниматься.

Да, Вениамина можно было бы назвать баловнем судьбы, если бы не одно «но». А все дело было в том, что он постоянно скучал. Скучал он и в школе, хотя учился прилично, но этому способствовал скорее какой-то инерционный процесс, навязанный матерью-учительницей. Скучал он и в институте и, не окончив учебы, ушел из института в конце третьего курса. Скучал на любом рабочем месте, хотя заработную плату ему всегда предлагали по максимуму. Даже работая моделью в одном из рекламных агентств, он не мог бы сказать с полной определенностью, что это дело ему по душе. Конечно же, он не отрицал, что ему импонируют восторженные возгласы толпы, что достаточно обеспеченные и самостоятельные женщины предлагают ему себя, а также свое жилье и безбедное существование. Но скука от этого не проходила.

Свет юпитеров и выкрики озабоченных дамочек стали раздражать его уже через полгода. Подарки, поездки на отдых и ласковые объятия начали наводить уныние и того раньше. Пришлось расстаться с рекламным бизнесом и осесть на какое-то время в захолустном родном городке, где влачила свои дни в коммуналке его матушка.

Выдержал там Вениамин примерно пару месяцев. Мать, с ее вечным нытьем по поводу нехватки денег. Старая слепая кошка, которой давно уже пришло время скончаться. Соседки, постоянно лузгающие семечки у подъезда. Грязные улицы...

Кто способен это выдержать?! Человек с нормальными требованиями к жизни и то вряд ли, а что уж говорить о Вениамине!

Где-то через два с половиной месяца после своего возвращения на родину он дождался, пока мать уйдет на рынок. Поставил под люстрой колченогую табуретку. Продел в чугунную петлю под потолком веревку и, накинув ее себе на шею, совсем уже было собрался спрыгнуть с табуретки, но тут в коридоре послышался шум, и следом за этим шумом в дверь заколотили чем-то тяжелым.

Вениамин чертыхнулся, подивившись нежеланию всевышнего принять его в свои чертоги. Снял с шеи петлю. Быстро устранил все намеки на свою склонность к суициду. И открыл дверь...

Это была судьба!..

Он еще не знал тогда, что, поворачивая ключ в замке, хватаясь за облупившуюся ручку двери, распахивая затем эту раздолбанную покосившуюся дверь, он открывает совершенно новую страницу своей жизни. Как не знал и того человека, что уставился на него в тот момент такими же, как у него, синими глазами. Это только потом, много времени спустя, он попытается воссоздать в памяти все до мельчайших деталей, чтобы посмаковать, запомнить и вознести благодарственную этому мгновению, перевернувшему всю его жизнь. Создавшему из него нового человека. Личность, которой он был вправе гордиться...

– Здорово, сын! – густым баритоном поприветствовал его мужчина, стоявший на пороге, и вошел без приглашения в их с матерью комнату. – Где мать?

Вениамин оторопело молчал. Вошедший отшвырнул между тем ногой от стола стул с рваной обивкой. Брезгливо поморщился, заметив клочья ваты, торчащие из-под гобеленовой ткани, и тяжело опустился на стул.

Мужчине было далеко за сорок. Высок, слегка полноват и... до умопомрачения красив. Седые волосы, густыми волнами зачесанные назад, не прибавляли ему возраста. Пронзительный взгляд синих глаз в мелкой сетке морщин. Загорелые гладковыбритые щеки. Яркие губы. И длинные пальцы. Почему-то из этой первой встречи ничто так не запомнилось Вениамину, как эти самые кисти рук. Красивой, даже изящной формы пальцы перебегали с предмета на предмет, не зная устали. На среднем пальце левой руки красовалась дорогая печатка с мелкой россыпью бриллиантов. Камни играли в свете солнца, заглядывающего в незашторенные окна, завораживая парня, лишая его дара речи.

– Да ты присядь, Веник, – предложил мужчина и надвинул ногой табуретку. – Есть базар до тебя...

Вениамин послушно присел на краешек той табуретки, что какие-то несколько минут назад должна была стать его трамплином в преисподнюю, судорожно сглотнул и во все глаза уставился на неожиданного гостя.

Пауза явно затягивалась. Вениамин непонятно по каким причинам не торопился ее нарушать, да и мужчина, видимо, не особенно спешил. Промолчали они, пристально разглядывая друг друга, минут десять. Затем гость, слегка ухмыльнувшись, спросил:

– Знаешь – кто я?

– Нет.

– Понятно... Эта замухрышка уничтожила все фотографии... – Он закинул ногу на ногу и сцепил на колене длинные пальцы. – Я – твой отец. Покинул эту халупу сразу после твоего рождения, то бишь двадцать лет назад.

Вениамин был потрясен. Его мать всю жизнь твердила ему о бате, погибшем при испытании какого-то неведомого ей летательного аппарата. О его смелости и мужестве. О благородстве и порядочности. А человек, сидящий сейчас напротив него, этими качествами вряд ли обладал. Во всяком случае в его глазах не было ни тени раскаяния, да и вообще каких бы то ни было чувств. Один только холод. Парню сделалось жутко обидно. Он вскинул подбородок, поворачиваясь к папаше точеным наследственным профилем, и сквозь зубы поинтересовался:

– Чего же сейчас приперся?

– Так у тебя завтра день рождения, сын, – совсем не обиделся отец, понимающе хмыкнув. – Двадцать лет вроде как...

– И?!

– Решил своим визитом преподнести тебе подарок. Дай, думаю, свалюсь им как снег на голову. Пусть порадуются. Хотя мать твоя заскорузлая меня давно уже похоронила.

– Слушай! – почти взвизгнул Вениамин, вскакивая с табуретки и сжимая кулаки. – Валил бы ты отсюда, что ли!!! А то ведь я и в морду дать могу!!!

– Ты мне не рад?

Вениамину показалось, что тот над ним издевается. Во всяком случае, леденящий душу взгляд испарился, заискрившись удовлетворенным каким-то любопытством.

– Ты мне не рад, сын? – вновь переспросил отец, широко улыбнувшись. – Ладно, не обижайся. Не хотел обижать мать твою... Хм-м. До сих пор удивляюсь, как это ты не ушел из дома в подростковом возрасте... Хотя института вот не окончил. Тут-то наверняка и причина кроется...

– Откуда знаешь про институт?

Парень тяжело дышал, разглядывая свои руки – они точь-в-точь повторяли линии рук отца. Та же гибкость пальцев, тот же изгиб кисти.

Черт бы его побрал! Где он был так долго?! Какого хрена бросил его, а сейчас заявился?! Может, его неустроенность жизненная, а точнее, непонятная ему самому неудовлетворенность любым результатом, и объясняется именно тем, что рядом с ним не было этого мудака, что сидит сейчас напротив и, скалясь в белозубой улыбке, пристально его разглядывает.

– Справедливо, сын! Все признаю... Злоба сейчас в тебе поднимется на меня, но это пройдет. Обязательно пройдет, поверь, – понятливо качнул головой папаша. – Может, даже и ненавидеть меня будешь какое-то время. Но потом... Потом мы все равно будем рядом. Плечом к плечу. Сын и отец. Мы же как две капли воды похожи друг на друга, сын! Оглянись вокруг! Что ты делаешь в этой забытой богом дыре?! Чего тебе не сиделось в этом твоем рекламном бизнесе?! Тряпки примерять надоело или баб перезрелых трахать?!

– Ты и это знаешь? – пробормотал Вениамин с усталостью и почти упал на табуретку.

– Я все про тебя знаю! – хмыкнул папаша и поднял кверху указательный палец. – А ты думаешь, что тебя принимали бы везде без моей протекции? Если так думаешь, то ты глупец! За всеми твоими удачами всегда стоял я! Спроси у матери своей, где она на свою нищенскую зарплатенку брала для тебя такие дорогие тряпки? А лыжи пластиковые, что понадобились тебе к соревнованиям в восьмом классе? А коньки роликовые в десятом? Ну, а если вспомнить про институт, то тут моих бабок на троих студентов хватило бы...

– Так это... Боже мой!!!

Вениамин был раздавлен. Он был сломлен, уничтожен. Все его собственные достижения, которыми он в глубине своей души откровенно гордился, оказывается, не были его собственными достижениями. Они были, есть и остаются подачками этого барина, вальяжно развалившегося на их стуле. Да и стул этот, возможно, также принадлежит ему...

– Ты – сволочь! – прошептал молодой человек, обхватывая голову руками. – Я тебя ненавижу!

– Это пройдет, поверь, – пообещал отец, поднимаясь со своего места и разминая длинные крепкие ноги. – Все, что я делал, делалось для твоего же блага. Да, я оставался в тени. Но так было нужно.

– Кому?! Кому это было нужно?! – с надломом в голосе возопил Вениамин, ударив кулаком по столу. – Где ты был, когда я в тебе так нуждался?!

– Рядом, сын. Я всегда был рядом. А то, что ты не видел меня... – он печально хмыкнул. – В этом можешь винить эту глупую курицу, что стоит сейчас у двери и делает мне отчаянные знаки, чтобы я затк-нулся...

Вениамин быстро оглянулся и оторопел. У двери, прислонясь к притолоке, стояла его мать. Мертвецки бледная. С перекошенным ртом. Она силилась что-то сказать, но не могла.

– Мать, – тихо позвал ее Вениамин. – Что здесь происходит, объясни?

– Я хотела как лучше, сынок! – еле слышно выдавила она из себя, оседая на пол, и, всхлипнув, запричитала, раскачиваясь из стороны в сторону. – Кто же знал, что так получится?! Я не хотела тебя травмировать.

– Да! – раздался под сводами их комнатенки громовой раскат гневного возгласа их гостя. – Она не хотела тебя травмировать, сказав тебе, что я издох, мать твою!!! Она похоронила меня, когда тебе было три года! А потом уже не смогла воскресить! У нее хватало ума принимать от меня деньги и подарки для тебя, но на то, чтобы сын имел живого отца, ее скудного ума не хватило! Сука!!! Я всю жизнь тебя ненавидел за это, всю жизнь! Ты лишила меня сына, убедив, что так лучше для него! А я купился, как последний идиот. Думаю, училка – ей видней. Она изучала всю эту хренотень под названием психология и педагогика. Как я мог с ней поспорить?.. Сука!!!

Тяжело дыша, он замолчал. Затем протянул к сыну подрагивающую руку и сдавленно прошептал:

– Пожмем руки, сын! Я – твой отец, и я люблю тебя. И я, черт возьми, не виноват, что хотел обезопасить твою неокрепшую психику!!!

Последние слова он произнес с ярко выраженной издевкой, из чего Вениамин понял, что это цитата из материнских стародавних высказываний. Он оглянулся на дверь. Встретился глазами с матерью, и сердце его зашлось от жалости к ней.

Боже! Она была в настоящий момент такой жалкой, такой несчастной, что обвинять ее в чем-то, а уж тем более в нелюбви к нему, своему сыну, было глупо. Она все делала ради него и во имя его. Она наверняка унижалась перед этим сытым мужиком, называющим сейчас себя его отцом. Унижалась, чтобы оставить все на своих местах. И чтобы ее мальчик принадлежал только ей одной и никому более. Да, это было яркое проявление родительского эгоизма, пусть так. Но Вениамин прекрасно знал, что продиктовано это было безумной самоотреченной любовью к нему...

– Чего ты, мать? – ласково улыбнулся он ей, глядя в ее испуганные глаза. – Чего ты?! Все хорошо. Ты у меня одна...

– Сын?! – нервно вскинулся тогда отец, делая шаг в его сторону и с поразительной настойчивостью протягивая ему руку для пожатия. – Пожмем руки? – Венечка, пожалуйста, – жалобно попросила мать и, всхлипнув, прикрыла лицо руками. – Он твой отец. И... всегда любил тебя...

Вениамин пожал протянутую ладонь. Он слышал вздох облегчения, вырвавшийся из груди обоих родителей. Видел, как тень сползла с лица его отца и как вымученно заулыбалась мать, тут же поднявшись и суетливо забегав по комнате, накрывая на стол.

Ситуация явно становилась контролируемой. Страсти, не успев разгореться, были умело потушены. Эмоциональный настрой присутствующих, умело вправленный в рамки вежливого общения якобы родных и близких друг другу людей, принял иное направление. Все вроде бы именно так и было.

Спустя двадцать минут они уселись за накрытый стол, выпили по рюмке водки. Закусили и повели неспешный разговор о дальнейших планах Вениамина.

Сам он подавленно молчал.

Нет, ничего плохого им услышано не было. Все как раз наоборот. Отец предлагал ему преинтереснейшие вещи, клятвенно заверяя, что никогда его больше не оставит на произвол судьбы и всегда будет рядом. Он рисовал Вениамину радужные перспективы. Благосостояние обещал сказочное. Времяпрепровождение интереснейшее, которое не позволит заскучать или почувствовать себя изгоем.

Одним словом, сиди себе, кушай, слушай и радуйся открывающимся возможностям реализовать себя в этой жизни как личность и как мужчина. Но Вениамин не радовался. Более того, чем заманчивее становились картины обещанного ему будущего, тем гаже становилось на его душе.

Черная желчь, ненависть какая-то непонятная к потерянным годам, проведенным без отца, поднималась из глубин его души. В то время когда его папаша купался в довольстве и непонятно кого баловал и окружал заботой и любовью, он прозябал в этом занюханном городишке, в этой коммуналке, кишевшей тараканами.

Лыжи... Коньки... Деньги... Дерьмо это все в сравнении с тем, что он мог бы дать ему, живи он рядом. Но отец не захотел... Или, как он сам говорит, не посмел. Идиотизм! Кто поверит в это?! Кто поверит в то, что мужик со связями и крутыми бабками послушался какую-то глупую бабу, лишая себя возможности видеться с сыном?! Рассказал бы что поинтереснее...

Он, Вениамин, так думает: не было у папашки этого самого желания видеться с ним. Не было и не могло быть. Он просто-напросто платил по счетам, что предъявляла ему иногда совесть, только и всего. Он и сейчас-то заявился лишь для того, чтобы иметь в своем окружении надежного человека. Ему не нужен был сын, не нужна была его любовь. Ему просто-напросто нужен был человек, которому он мог бы довериться. Человек, преданный ему. Но Вениамин всегда будет чувствовать себя человеком, преданным отцом...

– Ну что, сын? – поднял отец очередную рюмку водки. – Могу я тебе доверять?

– Да, да, конечно... па, – только и смог он выдавить из себя, вымученно улыбаясь. – Ты можешь мне довериться. Я буду рядом...

Глава 10

Загородный дом, в который Саша привез Зойку, поражал причудливостью архитектуры. Двухэтажное здание серого кирпича было буквально облеплено мансардами, башенками, какими-то террасками и подсобками, имеющими выход на улицу.

– Странный дом, – открыла девушка рот, обходя строение. – Твой?

– Да, – коротко ответил ей ее новый знакомый. – Ты заходи, там открыто. А я сейчас машину отгоню в гараж.

Гараж располагался справа от въездных ворот. Пока Саша открывал его, загонял машину и запирал гаражные ворота на замок, Зойка успела произвести беглый осмотр помещений первого этажа.

Было видно, что дом выстроен совсем недавно. В двух комнатах, окна которых выходили в сад, еще стояли строительные леса и полиэтиленовые ведра с импортной краской. Две другие были заперты на ключ. Доступной для ее любопытных глаз оставалась лишь кухня-столовая. Площадью примерно четыре на четыре метра, она имела два окна, прикрытые вертикальными жалюзи. Газовую плиту, залитую засохшей плотной коркой чего-то коричневого, красивый дубовый стол овальной формы и с десяток стульев вокруг него. Ни холодильника, ни другой какой кухонной мебели в этой комнате не было. Отсутствовала также и раковина. На том месте, где она должна была находиться, торчали две трубы с заглушками.

– Недавно переехал? – повернула Зойка лицо к Александру, когда он вошел в столовую.

– Буквально на днях. – Он подошел к ней сзади и, обхватив за плечи, слегка привлек к себе. – Даже угостить тебя нечем. Правда, фрукты я купил. И вина прихватил...

– А кофе?.. – Она лукаво заиграла глазами, указала на газовую плиту и затем погрозила ему пальцем. – Надо же быть таким неаккуратным, ай-ай-ай. Всю плиту залил. Где воду берешь?

– А...а, это... в ванной. Она на втором этаже. Идем туда?

Попробовал бы кто не пойти! Александру не пришлось особо усердствовать, изображая из себя красноречивого Казанову. Зойка безропотно подчинялась каждому его слову. Каждый его кивок воспринимался ею как сигнал к действию.

Они поднялись по бетонной лестнице, которую строители только-только начали облицовывать мраморной плиткой. Вошли в одну из комнат на втором этаже, и Зойка невольно ахнула. Спальня была образцовой обителью для влюбленных. Стены затянуты дорогим шелком. В тон ему портьеры на окне. Внушительного размера кровать. Над ней огромное подвесное зеркало. В небольшой нише слева от входа на трехъярусном стеклянном стеллаже была выставлена ауди– и видеоаппаратура. Даже видеокамера имелась, объектив которой был нацелен прямо на кровать.

Проследив за ее взглядом, Александр шлепнул ее чуть ниже поясницы и, почти не разжимая губ, приказал:

– Разденься...

Зойка долго потом вспоминала свои действия в тот самый момент и все настойчивее склонялась к мысли, что находилась тогда как бы в состоянии чудесного гипнотического сна. Она словно со стороны видела, как срывает с себя одежду. Куртка, джинсы, свитер – все летело комком куда-то в сторону. Дыхание с сипом вырывалось из груди. Никакой стыдливости, неловкости, как бывало с ней обычно при первом сексуальном контакте с очередным любовником. Подгоняемая его настойчивым взглядом, она расправилась с последним предметом туалета и, расправив плечи, встала напротив Александра.

– Я сделала, как ты просил... – с легкой хрипотцой выдохнула Зойка, слегка поеживаясь от студеного ветра, беспрепятственно гулявщего по голому полу.

– Умница, детка... Умница. – Саша обошел вокруг нее несколько раз, едва касаясь руками ее напрягшегося тела, и, вдруг ухватив ее одной рукой сзади за шею, другой вцепился ей в волосы.

Зойка невольно вскрикнула. Ей было и больно, и страшно, и сладостно. Предвкушение чего-то необычного ее возбуждало, накладывая отпечаток на способность разумно мыслить и возражать...

Саша между тем не спешил. Не выпуская из рук ее шеи и копны волос, он потянул Зойку на себя и больно укусил за шею.

– Хочешь меня, детка? – раздался его сип у нее над ухом.

– Д-да... – простонала она, сотрясаясь уже крупной дрожью.

– Сильно хочешь?

– Да, да, Сашенька, милый! Хочу!!!

– Как сильно ты меня хочешь, сучка?! Как?! – Он принялся подталкивать ее по направлению к кровати, медленно продвигаясь следом. – Детка моя... Маленькая похотливая детка... Хочешь, чтобы я сделал тебе больно?!

Зойка едва ли слышала, что он ей говорил. Она просто заученно твердила ему «да». Она плохо помнила, как он грубо опрокинул ее на кровать. Совсем не ощущала силы его хлестких ударов ладонью по своему телу. Она корчилась, извивалась и громко кричала от удовольствия, которое вдруг было разбужено столь необычными ощущениями.

Все, что ей запомнилось, – это грубые ругательства Александра, которые он выплевывал ей в лицо и которые возбуждали ее неимоверно. Такого с ней еще никогда не бывало. Никогда...

Все предыдущие романы, хотя и заканчивались весьма и весьма плачевно, начинались все же при свечах, цветах, сладкими речами под бокал хорошего вина. Все прелюдии к сексу на удивление походили одна на другую, разнясь лишь только именами и обличьем партнеров в ее постели. Зойка долгое время боялась признаться самой себе, насколько ей это наскучило. Возможно, финал всех ее любовных историй потому и был заведомо известен, что развивались все романы по одному и тому же сценарию.

С Сашей же все было иначе.

Да, грубо! Да, примитивно! Пусть даже откровенным садизмом попахивало, но зато никто не смог бы отрицать, что это было необычно, захватывающе и... ново.

– Ну как? – поинтересовался он часом позже, снимая ножом шкурку с яблока и протягивая его ей. – Понравилось?

– Это было!!! – Она даже не нашлась, что ответить, а лишь развела в стороны руки и восхищенно замотала головой из стороны в сторону. – Не знаю, может быть, я спешу, но мне кажется, что я тебя обожаю...

– То-то же! – не без самодовольства хмыкнул он. – Хорош подарочек к Весеннему Дню?

– Так он только завтра. – Зойка с хрустом откусила яблоко, брызжа соком.

– Подарков много никогда не бывает... Вина? – Саша наполнил два фужера красным вином. – У нас с тобой вся ночь и весь завтрашний день впереди. Напразднуемся еще...

– Черт! – Зойка перестала жевать и уставилась на парня виноватым взглядом. – Завтра, наверное, не получится.

– Почему?

– У подруги моей годовщина гибели родителей. С утра с ней на кладбище нужно смотаться, а днем поминальный обед друзья ее покойных родителей в ресторане устраивают. Мое присутствие не то чтобы необходимо, но я Элке обещала дружескую поддержку и все такое...

– Это что за Элка такая? – Саша наморщил высокий лоб, пытаясь вспомнить. – Не та, с которой мы собирались ужинать?

– Ну! Я хотела ей сделать сюрприз. Познакомить с тобой. А заодно и ее вытащить из дома. Шутка ли, целый год просидеть сиднем, никуда не выходя. Правда, я ей еще ничего не сказала, хотела сделать сюрприз...

– А кто были ее родители? Как они погибли? Катастрофа, что ли, какая? Или опились? – Саша залпом выпил вино и, с грохотом поставив бокал на серебряный поднос, взял очищенный апельсин. – Алкаши, что ли, были?

– Скажешь тоже! – фыркнула Зойка не без ревностных ноток в голосе. – Алкаши! Побольше бы таких алкашей! Там денег было что грязи. Элка вон до сих пор живет безбедно. Опять работу бросила. Значит, есть на что существовать. Нет, родичи ее были путевыми людьми. Отец художник. Мать артистка.

– Хм, – недоверчиво хмыкнул Александр, глядя прямо ей в глаза. – Что-то я не пойму... Ты только что сказала, что там денег как грязи. Сказала?

– Ну! А что тебя удивляет? Говорю, он был художник...

– И что? На аукционе Сотбис его полотна продавались? – Саша цинично засмеялся. – Ты что, детка, настолько наивна или прикидываешься? Откуда у какой-то уездной артисточки и заштатного мазилки бешеные бабки? Тачка наверняка также имеется?

– Мало одной, две было раньше. Одна у родаков, вторая у Элки...

– Вот. Сама же себе противоречишь. Отечественные?

– Нет. У Элки «Форд», почти новехонький. Они ей в прошлом году к Рождеству преподнесли. А у них «Ауди»...

– Ничего себе заработки у российской интеллигенции! – насмешливо присвистнул Саша. – А везде трубят об их бедственном положении... Так чем же все-таки они на самом деле занимались, а?

– Я не знаю... А почему тебя это так интересует?

Зойка обеспокоенно заерзала на месте. Предмет беседы ей откровенно не нравился. Ей совсем не хотелось обсуждать, находясь с Александром в постели, ни свою подругу, ни уж тем более ее погибших родителей. И откуда, спрашивается, такая заинтересованность в его голосе? Что больше привлекло его внимание: загадочный облик ее подруги или благосостояние, оставленное ей в наследство...

Против воли в душе ее заворочалась ревность. Глаза с жадной лихорадочностью принялись шарить по обнаженному телу ее новоиспеченного любовника. Представить его в объятиях кого-то другого, а уж тем более Элки, которую судьба и без того щедро всем наградила... Нет, это было выше ее сил! Зойка еще не знала, как это у нее получится, но была уверена, что не позволит никому дотронуться до Александра.

– Так чем они промышляли, эти нувориши местные, а? – Вопрос Саши прозвучал уже более жестко. – Ответишь мне или нет?

– Знать бы... – Зойка вдруг запаниковала. Твердость в голосе возлюбленного ей совсем не понравилась, и, желая хоть как-то сгладить ощущение от своих собственных подозрений, она потянулась к нему. – Сашенька, давай не будем об этом больше говорить.

– Почему? – Он позволил обнять себя за шею, не воспротивился и ее жаркому поцелую, но, когда девушка отстранилась от него, снова повторил: – Почему ты не хочешь говорить об этом?

– А почему ты хочешь, я не пойму? – совершенно искренне изумилась она. – Разве мы здесь с тобой по этому поводу встретились? Я думала...

– А мне плевать, что думала ты!!! – вдруг заорал Александр и, привстав на кровати на коленях, дважды ударил ее наотмашь по лицу. – Она думала!!! Она думала!!! Будешь думать о том, о чем я тебе велю, поняла?! Отвечай!!! Поняла или нет?!

– Д-да, поняла, – взвизгивала Зойка, пытаясь укрыться от града ударов, которыми ее щедро потчевал молодой человек. – Поняла, Сашенька! Конечно, поняла!!!

Он стих так же неожиданно, как и вспылил. Сел на кровати. Минуту тяжело дышал. Затем плечи его обмякли. Глаза заволокло то ли невыплаканными слезами, то ли печалью какой-то неведомой, и он еле слышно попросил:

– Зой, сделай мне массаж. Что-то голова разболелась...

Она послушно прильнула грудью к его голой спине и принялась разминать ему плечи.

Скажи ей кто неделю назад, что она позволит себе пройти через подобное унижение, она бы лишь возмущенно фыркнула в лицо тому, кто попытался бы предсказать такое.

Чтобы она, Зойка, идущая по жизни напролом, зубами рвущая у судьбы те блага, которые эта злодейка пыталась от нее припрятать, позволила себя ударить?! Нет, это не про нее. Никто и никогда ее не трогал. Ни один мужчина, с кем довелось ей встретиться в этой жизни, не посмел ни разу грубо тронуть ее пальцем. А сейчас...

Что происходило с ней сейчас, она и сама не понимала. Поглаживая подрагивающими пальцами гладкую кожу его плеч, она боялась дышать, не то чтобы сказать что-то неосторожное. Полученные оплеухи были тотчас забыты. Ужасающая грубость и неистовство Александра мгновенно прощены, и после недолгих размышлений она нашла вполне приемлемое объяснение его поведению.

В конце концов, она сама спровоцировала его на подобные действия. Ведь откровенно же восхищалась его умением доводить женщину до исступленного восторга не совсем традиционными методами, чего же тогда обижаться...

И когда Саша, поймав кисть ее руки, прижал ее к губам и со странным всхлипом в голосе пробормотал ей «прости», Зойка растрогалась едва ли не до слез.

– Ну что ты, милый... – зашептала она ему на ухо. – Что ты? Все хорошо...

– Правда? – Он поднял на нее виноватые глаза. – Ты больше не злишься?

– Да за что, господи?! За что?!

– Ну... что я повел себя так... Задавал вопросы... Тебе было неприятно, я знаю. Прости.

– Ты можешь у меня спрашивать о чем угодно, о ком угодно и сколько угодно! Я все расскажу тебе, если потребуется. Все, что знаю!

– Да нет... Ты меня не так поняла... – Он взъерошил волосы и вновь виновато пробормотал: – Глупо так получилось. Я никакой мысли, собственно, не преследовал. Так просто спросил. У меня и самого в жизни не все всегда гладко получалось. Вот и решил поинтересоваться: как это людям удается держаться на плаву при таком положении вещей. Везучие...

– Везучие?! – Зойка выпрямилась и, взяв его лицо в ладони, повернула к себе. – Везучие?! Да гады они ползучие! Хоть о покойниках или хорошо или ничего, но... Короче, история эта началась давно. Узнала я о ней совершенно случайно. Год назад я подумала, что все кончилось, но, видимо, ошиблась...

– Загадки! Сплошные загадки, Зой! – Явные признаки нетерпения вновь прорвались в его голосе, и он тут же попытался их приглушить. – Расскажешь? Мы тут одни, нас никто не слышит. К тому же времени у нас с тобой предостаточно...

– Расскажу, Саш! Все расскажу! А что касается времени... У нас его с тобой – вся оставшаяся жизнь...