Текст книги "Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны"

Автор книги: Галина Шебалдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

II.
Война

18 августа [16]16
  Шведский календарь в это время опережал русский на один день, и, следовательно, в Стокгольме было уже 19 августа.


[Закрыть]1700 года в Москву пришло известие, которое так долго ждал русский царь: делегация Емельяна Украинцева после трудных многомесячных переговоров подписала мирный договор с Турцией. На следующий же день Петр объявил, что он разрывает с Карлом XII все соглашения и объявляет войну, и уже 22 августа выехал в Новгород. Через месяц он был уже у стен Нарвы, чтобы согласовать план штурма.

Первые пленные

Как и бывает в начале любого военного конфликта, первыми его жертвами становятся представители посольств и те, кто, будучи далеки от политики, не вовремя оказались на территории другого государства. Речь идет о купцах, моряках, студентах и просто путешественниках. Всех они, по сути, являются заложниками «большой политики», и не в их воле что-либо изменить.

Уже в день объявления войны – 18 августа – к шведскому резиденту Книперкроне пришел дьяк Посольского приказа Борис Михайлов и объявил, что по указу государя он должен либо выехать в Швецию, либо остаться на «свейском дворе за арештом». Через несколько часов шведская резиденция, находившаяся между Тверской и Никитской улицами [17]17
  В современном Шведском тупике, когда-то Шведском переул-ке. В 1892 году фундамент Шведского двора был использован для строительства городского училища, получившего прозвище «Капцовского» по фамилии купца-мецената.


[Закрыть], была взята под охрану прибывшим из Преображенского приказа отрядом из 26 солдат. Некоторое время Книперкрона думал о предложении русских, но главным препятствием было то, что по условиям сделки он мог взять с собой только одного сына. Жена с остальными детьми должна была остаться в качестве гаранта того, что он не будет вести антирусскую деятельность, а, напротив, займется освобождением русских пленных. После получения соответствующих указаний из Стокгольма он заявил, что остается в Москве, так как его знания и связи принесут большую пользу задержанным шведским подданным: купцам, ремесленникам, студентам, путешественникам, всем тем, кто был в это время на территории Московии.

В Швеции о начале военных действий узнали 20—21 сентября. Эта неприятная новость стала полной неожиданностью не только для властей, но и для русского резидента Хилкова, который узнал о ней сразу после возвращения в Стокгольм после аудиенции у короля. Чуть ранее, судя по всему, он уже заподозрил что-то неладное, так как из России перестали приходить письма. Да и в Москве, как выяснилось позднее, получили только одно erd письмо, которое он отправил из Копенгагена 4 сентября «кружным» путем через Андрея Артамоновича Матвеева, русского посла в Гааге.

Судьба русского резидента и его свиты решалась на заседаниях Королевского совета 24 и 25 сентября, но определенного решения так и не было принято – все ждали королевских указаний. Хилков посетил опытного и влиятельного графа Б. Оксеншерну, которому рассказал о своих симпатиях к Швеции и, отрицая очевидное, уверял, что происходит какое-то трагическое недоразумение и мир будет сохранен, что речь идет только об отправке вспомогательного войска, которое царь ранее обещал королю Августу. Он попросил разрешения послать своего курьера к Петру, чтобы предостеречь от начала войны, но получил отказ. Труднее сказать, поверил ли умудренный политик русскому резиденту, но вполне вероятно, сам князь верил в то, о чем говорил.

Утром 9 октября в Стокгольм пришли распоряжения Карла XII о том, что резидент со своими сотрудниками, как и все прочие русские, которых война застала на территории шведского государству, должны быть арестованы, а их имущество конфисковано. Копии приказа разослали губернаторам приморских провинций и комендантам приграничных крепостей. Аресту подверглись три русских корабля с командами, которые стояли в столичной гавани, и те семь, что уже успели выйти в море. Задержанных в Стокгольме и ближайших окрестностях русских подданных: матросов, купцов, служителей и всех прочих – свозили на Русский двор (Рюс-горгден) [18]18
  Русский двор в Стокгольме возник как место стационарной торговли и размещения русских купцов. Само название появляется в середине XVII века. К этому времени это был целый комплекс строений, насчитывающий 33 дома в центре шведской столицы – на острове Сёдермальм.


[Закрыть]и в полуподвальные помещения городской Ратуши. Всего по подсчетам Хилкова интернированных таким образом было 111 человек. Общее количество задержанных русских на территории всего Шведского королевства установить трудно, но речь может идти примерно еще о 50-60 человеках.

Князь Хилков узнал о королевском решении от бургомистра Нильса Хансона, губернаторского фискала Хала и своего московского знакомого – королевского церемониймейстера Ю.Г. Спарвенфельда. Ему было разрешено остаться в прежнем доме, но нельзя было выходить на улицу. Кроме того, в каждое комнате (даже некоторое время в спальне) днем должна, была находиться охрана. По заступничеству Спарвенфельда через несколько дней караул вывели из комнат. Из свиты при нем оставили переводчика, священника, «камалера» [19]19
  Возможно, дворецкий.


[Закрыть], повара и несколько слуг. Все имущество посольства, в том числе личные вещи князя, было конфискованы властями. «Я считаю, что именно так и надо с ним поступать», – написал молодой король совету 20 октября.

Нарва и Полтава

Нарва и Полтара стали ключевыми точками в истории русского и шведского плена Северной войны, и для такого утверждения есть все основания.

Как известно, с осады Петром I в конце сентября 1700 года древнерусской крепости Ругодив, шведской – Нарвы, началась Северная война. Столкновение превосходящего по численности, но по большей части устаревшего русского воинства с армией Карла XII, одной из самых совершенных в то время в Европе, закончилось сокрушительным разгромом и серьезными потерями. Но это не сломило Петра, а, напротив, привело к осознанию необходимости реального и кардинального реформирования государства. А со шведским королем Нарва сыграла злую шутку: он, возможно по молодости лет, настолько уверился в слабости «русского медведя», что следующие несколько лет провел на территории Саксонии и Польши. Его самоуверенность не смогла поколебать из года в год усиливающаяся сила русских даже после того, как он стал терять свои опорные пункты в Прибалтике: Шлиссельбург (1702 год), Нарву и Дерпт (1704 год).

Нарвский разгром 1700 года стал определяющим фактором в положении русских пленных на протяжении всей Северной войны. И причина этого заключалась не столько в том, сколько человек оказалось в шведском плену (по разным подсчетам от 1500 до 6000), а в том, кто оказался в плену. Среди нескольких десятков старших офицеров во главе с главнокомандующим русскими войсками фельдмаршалом герцогом де Круа [20]20
  Карл Евгений де Круа (1651—1702) – генерал-фельдмаршал на датской, австрийской, саксонской и русской службах. В апреле 1700 года приехал в Россию и был назначен главнокомандующим войск, которые потерпели поражение при Нарве. Был в плену в Ревеле, где и скончался в долгах в 1702 году.


[Закрыть]было несколько человек, потеря которых была особенно чувствительной для царя. Это: дипломат, глава Военного приказа, генерал князь Яков Федорович Долгорукий, генерал-фельдцейхмейстер имеретинский царевич Александр Арчилович Багратиони, автор «Военного устава» 1698 года генерал Адам Адамович Вейде, генерал-майор Иван Иванович Бутурлин, генерал от инфантерии Автоном Михайлович Головин, стольник, генерал князь Иван Юрьевич Трубецкой. Это были верные сторонники Петра в борьбе за власть и активные участники его первых преобразований и реформ. Шведский король прекрасно понимал, какая это была потеря, и поэтому был категорически против их обмена или выкупа. Именно на нарвских пленных выстраивалась вся система содержания военнопленных в Швеции. Параллельно в противостоянии с мерами, которые предпринимали шведские власти, формировалась и русская практика содержания военнопленных.

О том, какими были первые недели и месяцы нарвских пленников, известно мало: сохранились лишь разрозненные данные, которые не дают возможности создать полную картину. Например, торговец из Нарвы Яков Мейер в одном из своих писем упомянул, что у него в доме были размещены генерал Вейде, полковники Лефорт и фон Делден и они, как он писал, «имеют от меня таково сколко дом мой может». От него мы узнаем, что к началу декабря «генеральская рана (Вейде. – Г.Ш.)уже вне страха, но полковникова (фон Делдена. – Г. Ш.)еще сумнительна». А чуть ранее, 26 ноября, он же в письме к жене писал, что русские генералы находятся в бедственном состоянии и что «кроме рубах на себе ничего не имеют». На материальные трудности жаловался и генерал А.М. Головин. В декабрьском (1700 год) письме к двоюродному брату, главе Посольского приказа Федору Алексеевичу Головину, он сообщил, что вместе с Александром Милославским и Сергеем Водорацким живет в Нарве в доме купца Ефима Костфельта, который им многим помогает, и испытывает большую нужду в деньгах.

Любопытно, но эта история имела продолжение. В 1702 году из Стокгольма пришло письмо от Хилкова, в котором он просил Головина оказать протекцию сыну того самого Ефима Костфельта Ивану при покупке льна и пеньки. В качестве основания он указал, что «милость его и отца его к нашим людям известна тебе от брата твоего Автонома Михайловича, который был в Ругодиве в доме отца его», да и сам Иван, «который ныне в Стокгольме и к нашему народу со всякой любовью является».

В январе 1701 года большую часть русских пленных отправили в Ревель, где их материальное положение стало еще более тяжелым. Опасаясь, что их прошения не доходят до Москвы, пленники писали по самым разным адресам, в том числе русским дипломатам в Европе. Русский посол в Дании Андрей Петрович Измайлов 24 июня 1701 года сообщил канцлеру Ф.А. Головину, что он получил от генералов из Ревеля уже четыре «грамотки», в которых они жалуются на безденежье. Многие пленные, в первую очередь иностранные офицеры, жаловались на жестокое содержание [21]21
  В частности, саксонский генерал Л. Н. фон Алларт, встретившись после Полтавы с плененным министром графом Пипером, яростно упрекал его за жестокое обращение с пленными.


[Закрыть], но в то же самое время Карл несколько раз указывал губернатору графу А.Ю. Делагарди на его излишнюю благосклонность к противнику.

В Ревеле пленные находились четыре месяца. 27 апреля 1701 года пришло распоряжение короля о переводе большей их части в Стокгольм, и уже 17 мая семь кораблей вышли в Балтийское море и направились к шведским берегам. Через девять дней 134 пленника, в основном русские и иностранные офицеры со своими слугами, прибыли в столицу королевства. На корабле «Стораген» [22]22
  Название кораблей и фамилии даны в том виде, как их сообщил А.Я.Хилков.


[Закрыть]находились царевич А. Имеретинский, генералы А.М. Головин, И.Ю. Трубецкой, полковники Андрей Гулиц, Петр Лефорт, подполковник Иван Балсырь, капитан князь Александр Милославский, дворянин Трошкин, прапорщик Николя Сергер, лекарь Эммануэль Гроссман и шесть слуг. Всего 25 человек. Генерал князь Я.Ф. Долгорукий и генерал-майор И.И. Бутурлин приплыли на корабле «Карл Берг» [23]23
  Вместе с ними находились: полковник Крамиш, подполковники фон дер Вейде, Кондратий фон Девиер, Андрей Гордон, майоры Андрей Пиль, Леонард Фондерстам, капитан Яков Балсырь, дворянин Кирилла Пущин, адъютант майор Иван Воронецкий, адъютант Андрей Курбатов, ротный писарь Никифор Зайцев, капитан Иван Зиновьев, поручик Иван Чепелев, сержант Александр Блохин и три челядника, то есть денщика: Петр Ромончевский, Василий Калаквистов, Aran Дмитриев. Всего восемнадцать человек.


[Закрыть]. На кораблях «Нептунус» [24]24
  Полковник Пиндеграс, капитаны Грисен и Фолкерсон, два человека бомбардиры Вилим Стокс, Ламберт, Крейген, трубачи Антон Шаде и Яков Фабрициус, а также лекари: фон Краген, Иеронимус фон дер Бек, Герасимус фон Дербекен, Яган Тилк (Гилк) и пр. Всего шестнадцать человек.


[Закрыть], «Святой Иоанн» [25]25
  Свита генерал-майора Ланге: майор Олферий Страус, Вильгельм Сигизмундус, секретарь Крошка, капитан Христофор Кеймец, повара Иван Кристофор Семней, Георгий Пуфер, скатерник Иван Игори, лакей Андрей Лодже, слуга Сириактор Шеймгардт, возница Георгий Папе, норейтер Андрей Пауль. Полковник Блюмберг и его слуга Фердинанд Баяновский, лекарь Данило Вилтер. Всего пятнадцать человек.


[Закрыть], «Юлиана» [26]26
  Майор Максим Менезиус, капитаны Линдрей, Брейсен, Иван Кордиус, Винтер, Андрей Вент, Чавман, Дмитрий Тритузин, Иван Элен Гузен, поручик Экспунсе, прапорщики Каспер Ведрон, Христофор Фонглер– Фаргбер, Денон, бомбардиры Шейде, Самойло Гак, Абрам Кинилби, Петер Дефет.


[Закрыть]и «Венскален» [27]27
  Генерал-поручи к Алпарт, полковники Александр Гордон, Яков Гордон, майор Яков Гордон, капитаны Яков Гордон, Ценгерлин, Антон Семенихт Сеуменут, слуги и семь боцманов: Сазон Федоров, Елисей Чапринов, Борис Андреев, Дорофей Алексеев, Максим Цивилов, Василий Иванов, Терентий Иванов.


[Закрыть]находились преимущественно иностранные офицеры и специалисты (бомбардиры, музыканты, инженеры), а также их денщики и слуги. На корабле «Стенбакен» в числе 25 пленных был генерал Адам Вейде. Колония русских пленных пополнилась 10 генералами, 9 полковниками, 3 подполковниками, 6 майорами, 18 капитанами, 3 поручиками, 4 прапорщиками, адъютантом, 2 сержантами, 2 трубачами, 2 секретарями, 8 дворянами, 8 бомбардирами и подкопщиками, 6 лекарями, 7 боцманами, 45 слугами.

Прибывших пленных разместили особым образом. Высокопоставленным русским пленным шведские власти позволили самостоятельно снять дома для проживания [28]28
  Кстати, со временем необходимость самим оплачивать свое проживание начнет тяготить русских, и они неоднократно будут жаловаться, приводя в пример тот факт, что шведам жилье предоставляется бесплатно.


[Закрыть]. В частности, генералы Долгорукий, Головин, Трубецкой вместе с несколькими дворянами и сослуживцами заняли дом, которым владела Кристина Мария Фалкенберг. Несмотря на тесноту и очень скромные условия, им разрешили держать при себе двух поваров и прачку, которые их обслуживали. Шведская охрана со временем стала писать в отчетах о том, что русские ведут веселый образ жизни, веселятся и гуляют с женщинами. В тот же дом был помещен генерал И.И. Бутурлин, но в определенной изоляции от других. Ему выделили комнату в полуподвальном этаже с зарешеченными окнами, в которой постоянно находилось два охранника.

Особое положение Бутурлина было связано с его жестокостью по отношению к фенрику [29]29
  Фенрик – младший офицерский чин в шведской армии (в России – фендрик).


[Закрыть]С.Д. Барону, которого русские захватили в плен в сентябре 1700 года под Нарвой. Бутурлин лично пытал шведа, принуждая дать ценную информацию. По сообщению шведских источников, Бутурлин даже пил кровь противника, заслужив тем самым одобрение русского царя, который якобы сказал, обращаясь к шведу: «Раньше ты ходил в шведскую школу, а теперь в русскую» [30]30
  Кстати, у Симона Барона была несчастливая судьба: его освободили шведы после взятия Нарвы, но он вновь попал в плен под Полтавой и оставался в России до конца войны.


[Закрыть].

Царевич Александр Имеретинский снял дом обер-инспектора Пауля Стерндаля, а Адам Вейде занял дом Юхана Куперса. Генерал Ланг с сослуживцами разместился в особом доме, как, впрочем, и полковник Блюмберг со свитой. Для содержания рядовых пленных городские власти предоставили Северную и Южную ратуши. Но скоро стало ясно, что они не приспособлены для этих целей, и после нескольких побегов большую часть русских перевели в Барнхусет (Сиротский дом). Это место уже было хорошо известно русским, так как там содержались купецкие и посадские люди, и у него была дурная слава. Места содержания пленников круглосуточно охранялись городской стражей и охранниками, выделенными магистратом.

Вскоре по приказу короля для жителей Стокгольма было проведено развлекательное мероприятие: 28 и 31 мая пленных под охраной рейтар, пехотинцев и купеческой стражи провели по центральным улицам столицы вместе с прочими трофеями – знаменами и пушками. Спустя еще некоторое время была поставлена финальная точка в этом, по выражению саксонского генерала Л.Н. фон Алларта, «спектакле» – выпущена памятная медаль в честь победы шведского оружия под Нарвой, на которой был изображен бегущий и плачущий царь Петр.

В ходе войны в Швецию будут регулярно поступать русские военные и гражданские пленные, но именно «нарвский полон» станет ядром колонии русских пленных в Швеции. Генералы князья Долгорукий, а затем Трубецкой по распоряжению Петра будут выполнять важнейшие функции по поиску, получению и распределению денежных средств среди пленных, а Долгорукий и Хилков контролировать порядок их содержания. Впрочем, большая часть пленных генералов и офицеров будут помогать своим однополчанам и соотечественникам на протяжении всего плена, нередко жертвуя тем немногим, что имели сами.

Для шведского государства и общества столь же значимым событием Северной войны стала Полтавская битва 27 июня 1709 года. Несмотря на отсутствие единства среди исследователей в оценке количества потерь, большая их часть уверена в одном – под Полтавой и Переволочной Карл XII лишился целой армии опытных и преданных воинов во главе с их военачальниками и представителями придворной аристократии. Среди них были: первый походный министр короля граф Карл Пипер, фельдмаршал граф К.Г. Реншельд, генералы А.Л. Левенгаупт, К.Г. Крейц, X. Ю. Гамильтон, В.А. фон Шлиппенбах и пр. Около 1000 офицеров, цвет шведской армии, – все они на долгие годы оказались далеко от родины и испытали все трудности и лишения плена.

Первым испытанием на долгом пути пребывания полтавских пленников в России стало их участие в качестве «живых» трофеев в грандиозном шествии в Москве. Петр задумал его, чтобы показать своему народу и всему миру силу и мощь новой русской армии. Для реализации царского плана в середине декабря военнопленных стали собирать около Москвы, в Серпухове, Коломне, Можайске и прочих подмосковных городах.

Грандиозное, как никакое другое ранее, празднество произошло 21 декабря (22-го по шведскому календарю) 1709 года и состояло из нескольких частей: парада лучших полков русской армии, иллюминации, костюмированных сцен, аллегорических картин и, конечно, шествия поверженного противника. Сценарий праздника был разработан самим царем. Первыми шли музыканты – трубачи и литаврщики. Далее в синих мундирах следовал гвардейский Семеновский полк. В середине полковой колонны размещались полевая артиллерия, знамена, штандарты и пленные, взятые в битве у деревни Лесной. Далее вниманию публики была представлена комическая сцена, которая по мысли создателей должна была унизить побежденных. В санях, запряженных оленями, ехал шут – француз Вимени, который был назначен «королем ненцев», следовавших следом на 19 санях. Шутовской король и его свита символизировали сумасбродство шведского короля, решившегося на завоевание России и свержение Петра с престола.

Полтавскую часть шествия открывал гвардейский Преображенский полк, за которым шли офицеры, плененные под Полтавой. В промежутках между колоннами везли взятые у шведов трофеи, а замыкали ряды пленных шведские генералы во главе с фельдмаршалом Реншельдом и графом Пипе-ром. Все участники шествия проходили под специально сооруженными семью триумфальными арками.

У первых ворот царя встречали сановники, у вторых – московский градоначальник князь М.П. Гагарин, у третьих – дворянство, у четвертых – именитейшие купцы, у пятых – духовенство, у шестых – вдовствующая царица и царевны, а у седьмых – остальные горожане. Ворота были покрыты многочисленными аллегориями, карикатурами и девизами на латинском языке. В частности, на одной из арок был изображена колесница бога солнца, место которого занимал сам Петр. Над ним были изображены знаки зодиака Рак и Лев для обозначения месяцев июня и июля. Это означало то, что, когда солнце вступило в знак рака, то есть июнь месяц, был жестоко посрамлен шведский лев и, отступая, пятился назад, как рак. Над колесницей были изображены богиня Правды в виде молодой прекрасной девы, с весами в руках, и вера христианская в виде девы с крестом в руках. На заднем плане виднелась Москва, а над ней парящий орел, на спине которого сидел царевич Алексей Петрович. Смысл этой аллегории заключался в следующем: царственный отрок всеми силами помогал мужественным защитникам, посылая из столицы молнии в виде собранного в Москве войска.

Все действо, длившееся с утра до вечера, сопровождалось пушечной стрельбой и колокольным звоном. На балконах домов и вдоль улиц было много зрителей с восторгом приветствовавших победителей и ругавших шведских военнопленных, самочувствие, которых было ужасным: униженные и оскорбленные, они весь день провели на ногах, не получив ни кусочка хлеба.

Устраивая столь грандиозный и дорогой праздник, Петр расчетливо добивался своей заветной цели – признания России великой державой. Имперским амбициям соответствовали и введение в 1698 году первого российского ордена св. апостола Андрея Первозванного и строительство в Санкт-Петербурге собора Петра и Павла. В этом смысле триумфальные шествия, ведущие свое начало с Древнего Рима, как нельзя лучше отвечали царским планам. И действительно, когда весть о победе русских под Полтавой достигла Европы, очень многое изменилось. В частности, были восстановлены союзы с Польшей и Данией и успешно закончились долгие переговоры о браке сына Алексея с дочерью герцога Вольфенбюттельского Шарлоттой и племянницы Анны с курляндским герцогом Фридрихом-Вильгельмом. Надо упомянуть и о том, что выпущенная в честь победы медаль завершила картину событий, столь похожих на те, что сопутствовали нарвской победе Карла XII.

Особая роль Полтавы и Переволочны (а именно там, в районе одноименных реки и деревушки, были принуждены к сдаче основные силы шведской армии) заключалась в том, что после них произошла корректировка положения военнопленных с обеих сторон. Причина была очевидной: очень много каролинов, знатных и самых простых, оказалось в русском плену.

Численность пленных и география плена

Кроме Нарвы и Полтавы, в течение двадцати одного года Северной войны было около тридцати более или менее крупных столкновений, не считая мелких вылазок, штурмов крепостей и сдачи «на аккорд», в результате которых увеличивалось количество «полоняников» с обеих сторон. Назвать точное количество русских и шведских пленных практически невозможно. Но пренебрегать разрозненными и отрывочными данными было бы неправильно, так как даже они позволяют увидеть определенную тенденцию.

Чаще всего те или иные сохранившиеся цифры имеют ярко выраженную событийную привязку. Из тайных писем резидента Хилкова, например, известно, что к началу 1705 года в Швеции было «русских и иноземцев» около 400 человек, а среди них 80 офицеров «с генерала до сержанта». Он же в отчете за 1706 год указал, что после разгрома русско-саксонских войск при Фрауштадте [31]31
  Современный город Всхова (Польша).


[Закрыть](2 февраля 1706 года) в Стокгольм привезли еще 10 офицеров и 260 рядовых, которых тут же раздали крестьянам, получившим распоряжение кормить их за выполняемую поденную работу. Некоторые цифры появились на свет в результате подсчетов, выполненных по распоряжению шведских властей. Известны как минимум три попытки произвести подсчеты общей численности русских пленных в Швеции: в 1708, 1711 и в 1715-1718 годах. В 1711 году по шведским данным русских пленных было 1180 человек. Проведение последних подсчетов были связаны с трагическими событиями на острове Висингсё, где умерло от голода и болезней несколько сот пленных разного подданства. В сводной ведомости за 1718 год губернатор Йончёпинга указал, что на острове в этот момент находилось 1623 пленных, из которых 1351 русские.

Столь же отрывочны данные о количестве шведских пленных в России. Есть данные, что в 1701—1704 годах в Москву было прислано 2547 пленных «шведской породы». К этому же времени относится донесение от фельдмаршала Б.П. Шереметева о том, что во время сражения под Нарвой (август 1704 года) было взято в плен 1950 человек. Цифры, безусловно, интересные, но они не создают общей картины, а лишь сообщают некоторые фактические и фрагментарные данные.

К сведениям, которые сообщались в военных рапортах, как выясняется, надо относиться с большой осторожностью. Наглядный пример – битва под Полтавой и пленение у Переволочны. Не только в энциклопедиях и ученых трудах признанных историков содержатся разные цифры потерь [32]32
  В многотомной «Всемирной истории» говорится, что под Полтавой было взято в плен 3000 человек, а под Переволочной 12000 человек, в Советской исторической энциклопедии – 2000 и 16000 соответственно. П. Энглунд, автор нашумевшей книги «Полтава: рассказ о гибели одной армии», называет цифру 20000 человек, Й. Вейбуль в «Краткой истории Швеции» пишет, что только под Переволочной было пленено 25000 человек.


[Закрыть], но и в первоисточниках, например в текстах победных реляций, поступавших Петру, присутствуют расхождения в цифрах. А они, в свою очередь, отличались от тех данных, которые пришли в Москву сразу после победы. Численность оказавшегося в русском плену шведского воинства в первые недели после сражений активно менялась, например, за счет того, что русские «вылавливали» каролинов в окружающих лесах и болотах или они выходили и сдавались сами. Препятствовало установлению окончательных цифр также массовое и одиночное бегство пленников. Дополнительные сложности, причем не только для русских властей, но и для самих пленных, возникли после того, как под Переволочной все документы походной канцелярии по приказу шведского командования были сожжены. На сегодняшний день принято считать, что в русском плену оказалось около 30 тысяч человек, из которых лишь около 60 процентов были собственно военные. Оставшиеся составляли практически еще одну армию – армию некомбатантов, сопровождавших шведскую армию (как и армии многих других стран того времени). В плену оказались не только те, кто обслуживал воинов, но и большое количество женщин, детей, музыкантов, актеров, маркитантов и пр.

Последующие события затронули всех шведских пленных в России и, к сожалению, не внесли большей точности в цифры их численности. Череда событий после Полтавы: осмотр и размещение по разным местам в Центральной и Юго-Восточной России, сбор к концу 1709 года в Москве для участия в царском параде, затем снова высылка по городам и весям, а с начала 1711 года беспрецедентное массовое перемещение пленных на Урал и в Сибирь – не давала никакой возможности ни русским, ни шведским властям собрать хоть сколько-нибудь полные данные. И если количество офицеров и места их пребывания более или менее отслеживались, то численность и размещение рядовых военных и гражданских пленных можно установить с большими трудностями.

Надо сразу отметить, что русские власти активно использовали рядовых пленных на всех «великих» стройках государства. Благодаря Полтаве в распоряжении Петра оказалась многотысячная армия достаточно квалифицированной рабочей силы, и он не замедлил ею воспользоваться. Уже в середине июля 1709 года 3000 пленных было отправлено на строительство крепости и верфи на реке Середа около Воронежа. В августе около 1000 человек привели в Москву и привлекли к фортификационным работам по укреплению Земляного города. В 1710 и 1711 годах почти 2000 каролинов было послано на верфи у Иван-озера и т.д. По данным отчета, составленного губернатором П.М. Апраксиным, к 19 января 1710 года в Москве и других городах «на корму государевом» находилось 12 762 пленных, из них 7000 в Воронеже, и 2000 в Казани. Известно, что шведские военнопленные работали и на строительстве новой царской столицы – Санкт-Петербурга, и количество их там с каждым годом все увеличивалось.

Одним из главных источников сведений о численности пленных с обеих сторон являются финансовые отчеты о распределении денежных средств между ними. Составляли их специальные уполномоченные лица из числа пленных старших офицеров и титулованной знати, и от того, насколько им удавалось организовать работу, во многом зависела степень полноты и достоверности данных о количестве пленных. Необходимо учитывать и некоторые обстоятельства. Например, то, что шведские отчеты были более полными и профессиональными, так как технической стороной занимались те же лица, кто выполнял такую работу в армии: кригскомиссары разного уровня во главе с Яковом Меландером и Отто Тунингом. Русские уполномоченные не имели такого опыта и соответствующих кадров, о чем наглядно свидетельствует ситуация, в которой оказался князь Трубецкой в 1715 году, когда выяснилось, что он, не имея никакой практики и навыка, не уделил сбору и фиксации данных должного внимания. Он попросту не проконтролировал отправку ведомостей, а возможно, и вообще этого не сделал. Из Санкт-Петербурга тогда пригрозили, что вычтут недочеты из его жалованья. Но даже скрупулезные шведские ведомости не могли дать полных сведений, так как в них, например, не учитывались те, кто не имел оснований для получения жалованья с родины или содержания от вражеского правительства. А это были, например, слуги, находящиеся «на корму» у своего господина, или члены семей. Последнее было особенно актуально для пленных каролинов, которых часто на войне сопровождала семья.

К сожалению, нет точных данных и о количестве пленных, как русских, так и шведских, вернувшихся из плена домой. Соответствующие ведомства просто не справились с большим потоком желающих вырваться на свободу. Можно лишь строить догадки об их общем количестве, наткнувшись, например, в отчетах на данные о том, что 13 октября 1721 года из Санкт-Петербурга и его окрестностей на родину были отправлены 1472 каролина.

* * *

География размещения военнопленных всегда подчиняется определенным условиям, в первую очередь необходимой удаленностью от границ и обеспечением безопасной обстановки для своих граждан. Важную роль играют физические возможности населенных пунктов, так как в XVIII веке не строили специальных изолированных лагерей для военнопленных. Оказавшихся в неволе представителей вражеского государства размещали в казенных или общественных зданиях: замках, казармах, монастырях и пр., а если таковых было недостаточно или не было вовсе, селили в домах местных жителей. Сами же пленные были чрезвычайно заинтересованы в том, чтобы остаться в крупном, столичном или торговом городе, так как там всегда можно было получить какую-нибудь помощь, быстрее связаться с родными и просто иметь возможность общения с соотечественниками и товарищами по несчастью. Вместе с тем с ростом их количества местные власти и горожане неминуемо начинали испытывать неудобства разного рода: от возложенных на них обязанностей по охране пленных до физического отсутствия подходящих свободных помещений.

Первыми с этой проблемой столкнулись власти шведской столицы. После того как в августе—сентябре 1704 года из Выборга привезли большую группу (210 человек) русских пленных, бургомистр обратился в Королевский совет с заявлением, что у города нет возможности их разместить и обеспечить охрану. Было принять решение о высылке 198 посадских и служивых людей в другие города. Это событие стало началом последующей регулярной практики высылки русских пленных в провинцию.

Москва довольно долгое время справлялась с потоком пленным, но к концу 1709 года в город и ближайшие села для участия в триумфе Петра I привели около 18 тысяч каролинов, и это значительно усложнило ситуацию. Потребовалось принять несколько указов и несколько месяцев, чтобы «освободить» Москву от шведов. Особенно быстро «пристроили» рядовых солдат, которых отправили претворять в жизнь великие замыслы царя-преобразователя.

И все же важнейшим фактором, определившим географию мест содержания пленных, была безопасная удаленность от границ. Именно этим было продиктовано крупнейшее перемещение пленных в истории Северной войны – высылка каролинов в Сибирь в 1710—1711 годах. Безусловно, и до этого времени шведов отправляли за Урал, но эти случаи были единичными и имели адресный характер. Например, в холодную и страшную Сибирь ссылали тех, кто, по мнению властей, совершил действия, заслуживавшие особенно сурового наказания. Подполковника Арвида Кульбаша сразу после Полтавы отправили в Сибирь за его тесные отношения с клятвопреступником гетманом Иваном Мазепой. Та же участь постигла драгунского капитана, итальянца по происхождению Адалберта де Сакса, сбежавшего ранее с русской на шведскую службу. И до 1710 года небольшие группы шведских пленных работали на сибирских заводах – Верхотуринском и Алапаевском. Но массовой сибирская ссылка стала только весной 1711 года, когда из разных мест Центральной и Юго-Восточной России двинулись за Урал колонны шведских пленных. В чем же причина столь серьезного изменения, а в действительности ухудшения положения каролинов?

Долгое время причиной высылки каролинов в Сибирь считался раскрытый заговор о побеге в Казани и Свияжске в феврале 1711 года. Обстоятельства его возникновения таковы. К концу осени 1709 года в Казани и в крепости, расположенной на противоположном берегу Волги, – Свияжске были размещены солдаты и офицеры трех немецких драгунских полков, которые после Переволочны перешли на царскую службу. Кроме них там находились и другие пленные.

Часть наиболее активных офицеров составила план, предусматривающий побег либо через Украину в Польшу в лагерь шведской армии, либо в Крым, где можно было найти помощь у турок, на территории которых находился Карл XII. В заговор было посвящено около 150 человек. Но в результате предательства некоего адъютанта по фамилии Бринк планы были раскрыты, и власти жестоко наказали организаторов. Безусловно, эти события могли привести к началу высылки каролинов в Сибирь, если бы не одно обстоятельство. Приказ о срочной отправке шведских военнопленных из юго-восточных районов страны был отдан Петром I раньше; губернатор Апраксин получил его 30 декабря 1710 года. Следовательно, были какие-то другие причины.

Скорее всего, главную причину надо искать в сложившейся политической ситуации, в которой оказалась Россия после того, как 20 ноября 1710 года Турция, не без активного вмешательства Карла XII, объявила ей войну. Положение русских даже после столь поразительных побед над шведами было весьма непрочным. Государство было истощено, и по большому счету противопоставить мощнейшей турецкой армии было нечего. Начавшиеся военные действия развернулись в опасной близости от мест, куда ранее по царским указам было направлено много шведских военнопленных, в частности, в районах Азова и Воронежа. Только в Воронеже, как известно, к марту 1710 года было около 7000 каролинов. Да и в Азове пленных военных и гражданских было немало, так как туда их отправляли с начала войны. Для того чтобы не усложнять и без того непростую ситуацию в южных приграничных областях присутствием потенциальной «пятой колонны», нужны были решительные и быстрые действия. И вот тут-то последовали царские указы казанскому и воронежскому губернаторам о массовой высылке пленных в другие, более безопасные места, в первую очередь за Уральский хребет. Кстати, дальнейшие события показали, что меры предосторожности были приняты вовремя, так как, например, Азов вообще перешел в руки противника по условиям русско-турецкого мирного договора 12 июля 1711 года.