Текст книги "Заложники Петра I и Карла XII. Повседневный быт пленных во время Северной войны"

Автор книги: Галина Шебалдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Студент Сергей Головин

Хорошо известно, что великий преобразователь России царь Петр активно использовал европейский опыт при реформировании своего государства. Он сам любил учиться новому и полезному и всячески способствовал развитию этой привычки у своих подданных. При этом речь шла не о простом школярстве, а о важнейшем процессе приобретения, осмысления и использования достижений западной цивилизации. Распространялась эта практика на все сферы: политику, экономику, культуру, общественную жизнь и пр. С определенного момента предметом особого внимания Петра стала система образования, которая должна была стать залогом успешной модернизации государства, подготавливая для нее квалифицированные профессиональные кадры.

Отечественное высшее образование с конца XVII века было представлено двумя учебными заведениями – Киевской и Московской православными академиями. Но результаты обучения в них не отвечали требованиям времени, и Петр вскоре понял это. Начавшаяся война со Швецией потребовала принятия быстрых решений, и в короткий срок были открыты Пушкарская, Госпитальная и Навигационная школы, в которых готовили необходимых специалистов. В 1715 году в Санкт-Петербурге открылась Морская академия. Азы грамотности стали осваивать в «цыфирных» школах, которые возникли во всех крупных русских городах. Но начавшееся в 1710-х годах масштабное реформирование государственных учреждений, в частности создание коллегий, требовало большого количества профессиональных специалистов, а также создания центра развития отечественной науки и гражданского образования.

Петр еще во время своего первого заграничного путешествия в 1697—1698 годах обращал определенное внимание на европейские университеты и академии, а уж в период второй поездки в Европу в 1716—1717 годах этот интерес приобрел вполне осознанный и целенаправленный характер. Русский царь, который сам не получил систематического образования, с большим почтением относился к тем, кто имел авторитет в ученом мире. Знакомство с А. ван Левенгуком, Ф. Рюйшем. Д. Перри, многолетняя переписка с Г.В. Лейбницем и прочими учеными – это очередные ступени к главному – созданию отечественного университета. Стремясь к этому, Петр, настойчиво требовал от российских дипломатов собирать сведения обо всем, что хоть как-то могло послужить «к пользе отечества нашего». По его же заказу этим занимались иностранцы: чиновники, путешественники, купцы и пр.

Любопытно, что и русские военнопленные, находившиеся в это время в Швеции, внесли свой вклад в это большое и важное дело. В самом факте того, что именно Швеция, с которой шла война, стала предметом изучения, не было ничего удивительного. Напротив, это лишний раз подтвердило практицизм русского царя. Хорошо известна история гольштейн-готторпского чиновника Германа Фика, который служил на небольшой должности в одном из шведских министерств и тщательно собирал бумаги из мусорных корзин. Благодаря его колоссальной работе Петр получил практически полный сценарий по созданию коллегиальной системы, во многих деталях повторяющий шведский образец. Известно и то, что именно Фик являлся автором записки о необходимости подготовки кадров для вновь открывшихся органов государственного управления и всячески агитировал за создание высших учебных заведений.

Среди архивных документов, характеризующих отношения России и Швеции в период Северной войны, был найден четырехстраничный документ под названием «Описание степеней чинов и служеб, которые в академии Упсальской обретаются». Автором его, скорее всего, был сын плененного под Нарвой в 1700 году генерала Автонома Михайловича Головина – Сергей. Известно о нем очень немного. По косвенным данным можно предположить, что он родился в 1695 или 1696 году. Точно известно, что после возвращения из Швеции в 1714 году он был зачислен на военную службу и женился на дочери еще одного «нарвского пленника», генерала Ивана Ивановича Бутурлина, – Анне. В отставку ушел в чине капитана Преображенского полка.

Родство отца с главой Посольского приказа, первым кавалером ордена Андрея Первозванного Федором Алексеевичем Головиным, высокое происхождение и покровительственное отношение со стороны царя, безусловно, оказали влияние на многие эпизоды жизни Сергея Головина. Некоторые из этих факторов, скорее всего, были приняты во внимание шведскими властями, когда они принимали решение о разрешении семье Головина – жене Василисе и сыну Сергею, так же как жене и детям генерала Трубецкого, приехать в Швецию. Возможно, их же учли, когда стал обсуждаться вопрос о возможности обучения младшего Головина в одном из лучших и старых университетов Европы – Упсальском.

Безусловно, если бы не помощь покровителей и друзей русских пленных, такой вопрос даже не поднимался бы. Первым и главным другом был, как известно, Ю.Г. Спарвенфельд. 15 февраля 1712 года он написал письмо своему другу, главному хранителю университетской библиотеки в Упсале архиепископу Эрику Бензелиусу, с просьбой оказать поддержку Сергею Головину. Кроме того, он помог получить рекомендательное письмо от известного химика, поэта, врача Урбана Йерне, который просил отнестись к русскому юноше, желающему поступить в университет для изучения немецкого и латинского языков под руководством профессора Упмарка, с «великодушием и дружественностью». С этим письмом в конце февраля 1712 года Сергей Головин выехал в Упсалу в сопровождении секретаря резидента Хилкова Алексея Манкиева. В конце апреля на заседании Королевского совета в Стокгольме было принято решение, разрешающее сыну русского генерала Сергею Головину начать обучение. И все же некоторым из советников ситуация показалась не совсем типичной, и они отправили письмо королю с соответствующей информацией и просьбой об указаниях. Тем временем в университетском матрикуле 16 июня 1712 года появилась запись о том, что Головин зачислен в студенты, а его инспектором (куратором) назначен профессор Упмарк.

К сожалению, Сергею Головину так и не пришлось принять полноценное участие в занятиях. Вмешательство советника Густава Крониельма, который имел большое влияние на дела Упсальского университета, привело к тому, что уже 24 июня университетская консистория последовала полученному из Стокгольма указанию и отправила сына русского генерала к родителям. Осенью этого же 1712 года Автоном Головин обратился в совет с просьбой разрешить его сыну продолжить обучение в Упсале, но получил отказ, и уже летом 1714 года Сергей Головин уехал в Россию, где тут же поступил на военную службу.

Тем не менее даже эта несостоявшаяся попытка Сергея Головина получить образование в Упсальском университете дала свои интересные результаты. Пребывание в течение нескольких месяцев среди профессоров и студентов позволило ему собрать массу интересных сведений, на основе которых он составил справку об устройстве этого в высшей степени авторитетного и известного всей Европе учебного заведения. Автор обратил особое внимание на систему управления университетом, уровни обучения и состав изучаемых дисциплин. Кроме того, он называет фамилии тех профессоров и ассистентов, которые преподавали в этот период [94]94
  «…Описание степеней чинов и служеб которые в академии Упсальской обретаются.
  1-ое место и лицо имеет как бы покровитель Академии /хотя ему при том труда и великого попечения нет/, один из первейших королевских советников и называется он той Академии Cancler или по латыни Cancellaring. 2-ой Архиепископ упсальской имеет место, до которого, но особливо Росправа и Смотрение над Поведением академическим надлежит и называется Pro cancelllarius. Сим последуют профессор из который от первого до последнего по череде наставленный на полгода Академии.
  3-им Ректор или Правитель так в Академии как и в Приватном Обхождении и случаях первой перед всеми профессорами берет место.
  Профессоры
  Theologie сие Богословие которые в 1713 году там были 4-ты Ларе Мулин, Даниэль Дьюберг, Юхан Палмрут, Даниель Луниус – к которым адъюнкты прикреплены 4 человека.
  Профессор Juris – приказного дела.
  Профессор Карл Лундиус, Йон Рефтелиус и адъюнкт Юхан Германсон.
  Профессор Medicina сие врачество.
  Профессор Олоф Рудбек, Ларе Роберг и адъюнкт Брумель.
  Профессор Философии – Якоб Арениус.
  Профессор истории – Юхан Упмарк.
  Профессор Polyticas политики – Петер Элвиус.
  Профессор Mathescos математики – Олоф Целсиус.
  Профессор греческого языка – Фабиан Торнер.
  Профессор Etoguencia благоглаголения – Петер Шулберг.
  Профессор Poesicos поэзии – Харальд Валериус.
  Профессор Geometria землемерия – Юхан Стукиус.
  А также профессоры Logicas et Metaphisicas метафизика, еврейского языка и Moralium нравоучительной. У них 6 адьюнктов.
  Далее следует Bibliotecatius сие книгохранитель Эрик Бензелиус.
  Кроме того
  Секретарь академии – Грюнвальд
  Рейтмейстер который казну держит Руммаль
  Бухгалтер… Раммаль 9 Cursores или ходоки, Ammanuensis или писец Вахмейстер или начальник сторожей, 12 сторожей.
  Примечать надобно что все профессора и библиотекарь который с ними верстается когда в Академии сидят заседают места вышеписанные порядком по начальству и делу у какого кто есть профессор а инако в приватном случае и обхождении садятся по старости в службе кроме Ректора которые выше всех других профессоров место берет везде в свое время как выше сказано. Тех которые адьюнкты их припряженные называют дело есть студентов молодых которые еще в прямые студенты не годятся и в Collegium Professorum или собрание профессоров ходить не допущены наставлять и научать дабы они ко вместничеству того учения которое перенять хотят пришли. Таких молодых студентов один всякой Adjunctus может под собою иметь 12 человек из которых всякой 8 и 10 плотит ему за труды от себя дают. При сем примечать достойно что так кто из студентов по латине говорят правильно и на письме сочинять научен тот без неудобности в Collegium Professorum ходить допущен будет».


[Закрыть].

Трудно сказать, отправил ли эту справку Головин из Швеции или составлял ее по памяти, уже вернувшись в Россию. Но не вызывает сомнения, что информация, собранная сыном пленного русского генерала, была тщательно изучена и сыграла свою роль при создании первого русского университета [95]95
  Итоговый выбор Петра, как известно, пал на университеты немецких княжеств, в которых учились многие русские студенты, и оттуда со временем стала приезжать в Россию значительная часть профессуры.


[Закрыть].

Иоаким Дитмер: пленник и резидент

Многолетний плен стал, как это ни удивительно, одним из этапов формирования историко-культурных связей русского и шведского народов. Имена некоторых из пленных, кто активно участвовал в этом процессе, хорошо известны, других – чуть меньше, но очевидно, что все они были неординарными личностями. К кругу этих людей можно без сомнения причислить Иоакима (в России его звали Ефимом) Дитмера, российская часть биографии которого может стать основой для увлекательного авантюрного романа.

Иоаким Дитмер родился в Нарве в 1681 году в семье бургомистра Германа Дитмера. В шестнадцать лет он поступил на службу в губернаторскую канцелярию в родном городе, но через несколько лет решил, что его таланты и амбиции гораздо быстрее будут реализованы в действующей армии, и перешел в военно-полевую канцелярию, где довольно скоро стал одним из ведущих секретарей. Летом 1709 года он оказался в самой гуще военных событий и подобно многим тысячам своих соотечественников попал в плен на Днепре вместе со своим начальником, походным министром Карла XII графом К. Пипером.

Вскоре Дитмер благодаря знанию русского языка был зачислен в Фельдт-комиссариат и стал незаменимым помощником графа Пипера. Фактически он стал посредником между графом и русскими властями: вел переписку, составлял прошения и выступал в роли переводчика. Протекцию ему составил его родственник – ювелир и банкир Александр Клерк, очень заметный и авторитетный житель Немецкой слободы.

Возможно, стечением этих обстоятельств можно объяснить удивительное событие, в котором Дитмер принял самое непосредственное участие. Первые месяцы пребывания полтавских пленников в России были, как известно, самыми трудными. Фельдт-комиссариат буквально забрасывал русские власти и самого Петра бесконечными прошениями о материальной помощи и жалобами на «варварское» содержание, которые часто оставались без ответа. Это заставляло Пипера думать, что они не доходят до самого царя. В такой ситуации совершенно невероятным и оттого особенно мужественным выглядит поступок простого канцеляриста Дитмера, который, воспользовавшись удобной ситуацией, передал царю очередной мемориал лично в руки. Удивительно, но вскоре шведские пленные смогли ощутить результативность этого поступка: под страхом сурового наказания Петр запретил охране и всем своим подданным оскорблять каролинов.

В письмах к королевским советникам в Стокгольм и в своих мемуарах граф Пипер неоднократно подчеркивал заслуги своих помощников, в том числе и секретаря Дитмера. Для графа было настоящим ударом, когда в конце 1711 года он получил приказ, в соответствии с которым часть его служителей, и среди них его врач Грасс и секретарь Дитмер, должны были отправиться в ссылку в Сибирь. Пытаясь хоть каким-то образом отблагодарить преданных ему людей, граф собственноручно написал рекомендательные письма сибирскому губернатору князю М.П. Гагарину, а спустя некоторое время предпринял попытку их вернуть. Царь, руководствуясь практическими соображениями и наметившимися сдвигами в переговорном процессе со шведскими властями, продемонстрировал свое расположение к самому знатному и авторитетному шведскому пленнику и удовлетворил его просьбу, но… только наполовину. В начале 1713 года он издал именной указ о возвращении лечащего врача Грасса, столь необходимого уже очень немолодому и постоянно болевшему Пиперу.

Иоаким Дитмер прибыл в Тобольск весной 1712 года и благодаря рекомендациям Пипера, знанию русского языка и родственным связям довольно быстро стал доверенным лицом сибирского губернатора. Начиная с 1713 года через его руки проходила вся переписка, связанная со шведскими пленными, находившимися в Сибири, в частности, он вел учетные записи о поступлении денег в 1712, 1713, 1716 и 1717 годах. Именно эти обстоятельства сыграли в его жизни роковую роль. После того как вследствие очередного доноса фискала Нестерова начало раскручиваться знаменитое «дело Гагарина» и в Сибирь отправилась следственная комиссия под руководством И.И. Дмитриева-Мамонова, Иоаким Дитмер был привлечен в качестве свидетеля.

Как известно, одно из самых серьезных обвинений заключалось в том, что князь Гагарин растратил на шведских пленных более чем 30000 рублей казенных денег. И вот тут-то следственную комиссию очень заинтересовали показания пленного секретаря. Спустя некоторое время ему самому было предъявлено обвинение. В основу легло донесение фискала Фильцына от 22 мая 1719 года, в которое говорилось, что в ведомостях за 1716 и 1717 годы «помечал челобитные» Дитмер и «за это брал взятки». В частности, в 1716 году он потребовал мзду с тюменских посадских людей за то, что передаст их прошение губернатору. Во время Допроса, который проводил один из следователей капитан Шамордин, Дитмер сказал, что «в 1716 году тюменские посадские люди сами дали ему 30 рублей, так как по его заступничеству губернатор снял с них на 1 год 300 рублей податей».

В ходе следствия выяснилось, что пленный шведский секретарь был весьма состоятельным человеком. Среди источников его дохода были регулярные переводы из Москвы от дяди Александра Клерка и от отца из Нарвы [96]96
  Он был членом городского Совета и имел авторитет в деловом мире, благодаря которому в 1713 году был привлечен Петром к составлению «Положения о купечестве».


[Закрыть]. Кроме того, помощник губернатора развернул в Сибири активную коммерческую деятельность. По его собственным показаниям, в 1718 году он попросил коменданта каменного завода Семена Дурново, чтобы тот «взял дитмеровы деньги по кабале – 100 рублей да приписных 50 рублей с тюменского поручика конных казаков Василия Гурьева». Очевидно, что речь идет о возврате долга, взятого русским поручиком под определенный процент. И это, безусловно, было не единичным фактом.

Деятельность следственной комиссии в отношении Дитмера закончилась следующим образом. После многодневных допросов 25 июля 1719 года майор Лихарев вынес решение, предписывавшее шведскому пленному вернуть в государеву казну 540 рублей, что и было выполнено безо всякого промедления. Но, как выяснилось, это был еще не конец его неприятностей в России.

После заключения Ништадтского мира Дитмер, как и большинство его соотечественников, начал собираться на родину. Из Тобольска в Москву он выехал 18 января 1722 года в составе одного из первых отрядов пленных каролинов под присмотром провожатого, «петербургского полка капитана Ивана Розина». Его обоз и в этом случае свидетельствовал о его благополучии, так как его сопровождали «4 хлопца» (к примеру, у всех капитанов из его группы было по одному-два сопровождающих). Через Москву группа проследовала в Санкт-Петербург. Но выехать к границе вместе с другими Дитмер не смог, так как не получил на это разрешения от властей. Причиной стали все те же тесные отношения с бывшим губернатором Гагариным, к этому времени уже казненным. 27 марта 1722 года Дитмер подал прошение о выдаче ему паспорта для проезда в Москву «для дачи показаний о Гагарине». Но власти решили провести дознание в Санкт-Петербурге, где и выяснилось, что официальной причиной задержки явился пункт № 14 Ништадтского договора, который предписывал задерживать тех пленных, кто не вернул долги, «напрасно» получал какие-либо деньги и так далее. На свет появились новые обвинения во взяточничестве, и спустя некоторое время был объявлен новый приговор: выплатить в казну 96 рублей 16 алтын 4 деньги, что Дитмер вновь быстро исполнил. Есть все основания предполагать, что на этом этапе, когда так близка была возможность вернуться на родину, он пошел на сотрудничество с властями и признался во взятках. Кроме того, он составил список шведских пленных, которым «в бытность бывшего губернатора князя Гагарина была кормовая дача, иным за разные работы и товары». Все они были задержаны в Санкт-Петербурге для выяснения обстоятельств. Власти оценили сотрудничество Дитмера, и, когда все долги были им выплачены, вышло постановление: «Не задерживать и отпустить в свое отечество».

Но и на этом «роман» Иоакима Дитмера с Россией не закончился. Уже в 1724 году он выехал в Москву в качестве агента дипломатической миссии посланника барона Г. Цедеркрейца, которого он спустя пять лет сменил на этом посту. Дитмер оставался в России до 1738 года и за это время приобрел приставку «фон», свидетельствующую о полученном дворянстве. Он внимательно отслеживал формирование оппозиционных настроений в русском обществе по отношению к императрице Анне Иоанновне и вместе с французским послом активно поддерживал будущую императрицу Елизавету Петровну. После возвращения в Швецию 57-летний опытный политик был назначен губернатором двух областей Восточной Финляндии. Находясь в этой должности и выступая на заседаниях Государственного совета Швеции, он не раз говорил о необходимости дружественных отношений с Россией, с которой, как он убедился на собственном опыте, лучше дружить, чем враждовать.

Открывая и изучая Сибирь

Вся жизнь каролинов в плену была сосредоточена вокруг проблемы выживания, особенно после того, как многие из них оказались в Сибири. Для большинства европейцев этот регион был неизвестен, он внушал им суеверный страх и ужас. На географических атласах того времени большая часть пространства за Уралом была пустым белом местом под общим названием «Grande Tartaria», а в сопутствующих описаниях говорилось о библейских гоге и магоге, засыпающих на зиму племенах и варварских народах. Пленные, отправленные в сибирскую ссылку, ожидали для себя самого страшного.

Однако со временем оказалось, что Сибирь не такое уж «страшное место для европейцев», как писал один из ссыльных. Большая часть каролинов со временем освоилась и даже увидела определенные преимущества перед центральной частью России (насколько уместно в такой ситуации говорить о преимуществах). В частности, продукты питания были гораздо дешевле, да и надзор был менее строгий.

Относительная либеральность сибирских властей, активная жизненная позиция некоторых пленников в совокупности с отрывшимися необыкновенными перспективами в изучении флоры и фауны, географии, истории, населения региона привели к потрясающим результатам. Некоторые вели целенаправленные исследования, а другие делали открытия в процессе подневольной деятельности. Так, познания и практические навыки каролинов в морском деле были использованы русскими властями в освоении Камчатки. Попавший в плен под Выборгом матрос Хенрик Буш был отправлен в 1714 году в составе отряда Кузьмы Соколова в Охотск для строительства кораблей. Через два года они совершили путешествие вдоль побережья Камчатки, попутно составляя описание ее берегов и рисуя морские карты. Знаменитый ученый Герард Миллер во время своей сибирской экспедиции встречался с Бушем, который остался жить в Якутске, и тщательно записал его воспоминания.

Почти три года (1716—1718) провел в Охотске лейтенант Амбьёрн Молин, которого по приказу губернатора М.П. Гагарина также привлекли к строительству кораблей. О своем путешествии через Сибирь, о народах, ее населяющих, он рассказал упсальскому архиепископу Эрику Бензелиусу по возвращении в Швецию.

Подневольно работали тысячи и тысячи рядовых шведских пленных на сибирских и уральских заводах, в горных шахтах, на строительстве плотин и крепостей. Их трудом осваивался огромный регион и происходило становление новой русской промышленности.

Но были среди каролинов и те, чья деятельность носила целенаправленно исследовательский характер. Не обладая научными знаниями, они проявили усердие и трудолюбие, записывая и запоминая все, что было для них новым в животном и растительном мире, в обычаях и верованиях сибирских народов, в их одежде, жилищах и предметах быта. В дневнике лейтенанта Андэша Пильстрема, кроме отчетов о полученном жалованье, содержались записи о нравах и обычаях черемисов и вогулов. Капитан Юхан Мюллер принял участие в миссионерской экспедиции сибирского митрополита Филофея Лещинского и подробно описал жизнь остяков. В 1720 году в Берлине вышла его книга «Жизнь и обычаи остяков, народа, проживающего до Северного полюса, как оные из язычества в настоящее время приведены в христианскую греческую религию, с некоторыми курьезными примечаниями о королевстве Сибири и его проливе Нассауском или Вайгаче, описанные в плену и ныне снабженные предисловием», пользовавшаяся необыкновенной популярностью у европейцев. Многие исследователи считают, что эти записки были не чем иным, как переводом книги Г. Новицкого «Краткое описание о народе остяцком», но как бы то ни было западный читатель впервые познакомился с жизнью сибирских народов именно благодаря работе Мюллера. Критике подверглась и работа полкового священника Генриха Сёдеберга о религии и нравах русского народа. Практически сразу было обращено внимание на то, что многие факты, изложенные автором, имеют вторичный характер, в частности взяты из работ Герберштейна, Олеария и других иностранцев, описавших свое пребывание в русских землях.

Особенностям жизни калмыцких племен посвящена книга корнета Юхана Шнитцкера. Ее содержание основано на личных впечатлениях автора, который, поступив на русскую службу, был откомандирован по приказу губернатора Гагарина сопровождать китайское посольство к калмыцкому хану Аюке. Согласно предписанию от 23 января 1715 года, майор И.Х. Шничер (так писали его имя русские) должен был довести цинских послов до русско-китайского приграничного города Селенгинска, а затем вернуться в Тобольск. Проведя некоторое время среди калмыков, он записал интересные сведения о прошлом этого народа, его обычаях и нравах. Они стали известны в Европе после того, как в 1744 году были опубликованы в Стокгольме с примечаниями другого знатока этого народа – бывшего шведского военнопленного корнета Юхана Густава Рената.

Но пожалуй, самым известным каролином – исследователем сибирских земель является капитан Филипп Юхан Страленберг. На протяжении всех тринадцати лет плена он вел чрезвычайно активный образ жизни, много сил и энергии отдавая изучению тех мест, куда забрасывала его судьба. Его любознательность демонстрирует эпизод, приключившийся на Вятке, куда он прибыл в начале 1710 года. 24 мая 1710 года в Вятский приказ были доставлены двое шведов, которые «гуляли за городом». Страленберг, а это был именно он вместе с приятелем и соседом по комнате капитаном Ю. Шпрингером, решил осмотреть окрестности. Для этого шведы соорудили плот и поплыли по реке, но чуть было не утонули. Судя по всему, его собственная мысль, выраженная в словах: «Мы знаем о Сибири не больше, чем остяки о Германии», стала для него мощным стимулом, побуждающим к работе.

Оказавшись впоследствии в Тобольске, Страленберг принялся за основной свой труд – составление карты Сибири с соответствующими описаниями и комментариями. Работа была огромной, и он воспользовался помощью своих товарищей Петера Шенстрема и Юхана Антона Матерна. Закончив свой труд в начале 1717 года, Страленберг решил отправить его в Москву фельдмаршалу Реншельду, с тем чтобы он, в свою очередь, переправил рукопись в Европу. Губернатор Гагарин, узнав о существовании карты и ознакомившись с ее содержанием, вынудил автора продать ее ему, а затем отослал царю. Вскоре из столицы пришло четкое и строгое указание – в интересах государства запретить каролинам подобную деятельность. Однако власти не знали, что карта была сделана в двух экземплярах. Спустя некоторое время секретарь Цедергельм, которому тайно через немецких купцов была отправлена копия карты, переслал ее в Европу. В конечном итоге труд Ф.Ю. Страленберга под названием «Историческое и географическое описание северной и восточной частей Европы и Азии» увидел свет в 1730 году. Автором были затронуты самые разные темы. Например, происхождение названия «Россия», история дома Романовых, царствование Петра I, религии и традиции народов, проживающих в Русском государстве, и т.д. В конце работы был помещен словарь из 60 наиболее употребляемых слов на языках вогулов, остяков, черемисов и других народностей, с которыми Страленберг встречался в путешествиях по Сибири. Это исследование в течение многих лет не теряло своей актуальности и научной значимости, даже А.С. Пушкин, работая над «Историей Петра I», в качестве основы взял свою полемику с выводами бывшего шведского пленного. Для европейцев же он и вовсе стал основой для развития представлений о далекой Сибири.

Знания каролинов и накопленные ими в плену материалы изучались и использовались другими исследователями. В сибирской экспедиции немецкого врача Д.Г. Мессершмидта 1721—1722 годов кроме упомянутого Страленберга принимали участие квартирмейстер Каппель и чертежник Шульман [97]97
  Д. Г. Мессершмидт был очень обижен на Страленберга после того, как тот в 40-е годы опубликовал материалы экспедиции без его согласия. Страленберг оправдывался тем, что считал бывшего коллегу погибшим в Сибири.


[Закрыть]. Экспедиция проделала огромный путь: вверх по Иртышу до Тары, оттуда через Барабинскую степь в Томск и вверх по Томи в Кузнецк и Абакан. В следующем году спустились вниз по Енисею до Красноярска, и уже оттуда шведы отправились на родину. Собранные экспедицией сведения были использованы немецким ученым Г.Ф. Миллером в его изучении и описании Сибири.

Иногда новые знания становились результатом совсем не исследовательских экспедиций, так как шведские военнопленные участвовали и в завоевательных мероприятиях русских властей. В частности, перешедшие на царскую службу в Астрахани и Казани немецкие солдаты входили в состав корпуса князя А. Бековича-Черкасского, отправленного царем в Хиву. Пленные были в экспедициях И. Бухгольца, которые в 1715—1716 годах ходили на Ямышево озеро искать «песошное» золото [98]98
  Разговоры о богатых залежах золотого песка в устье реки Яркенд появились с подачи сибирского губернатора князя М.П. Гагарина и оказались выдумкой.


[Закрыть]. Тогда же им было поручено построить несколько крепостей на границе с калмыцкими землями. Как известно, оба похода закончились неудачей: золото не нашли, а большую часть солдат потеряли в столкновениях с калмыками. Среди попавших в плен оказались и прославившиеся впоследствии штык-юнкер Ю.Г. Ренат и солдатская вдова Бригитта Шерценфельд. История их пребывания у калмыков вполне могла бы стать сюжетом авантюрного романа. За годы плена они завоевали уважение и доверие калмыцкого хана, а также значительно улучшили свое материальное положение. Вернувшись в 1733 году в Швецию, Ренат составил несколько карт восточной части Центральной Азии (две из них находятся в фондах Упсальской университетской библиотеки, а одна в Санкт-Петербурге) и записал свои наблюдения за обычаями, обрядами и бытом людей, среди которых им с Бригиттой пришлось провести долгие годы.

Шведский военнопленный Лоренц Ланг был активным участником развития русско-китайских отношений [99]99
  До сего дня остается спорным вопрос о том, был ли он шведским военнопленным или вольнонаемным иностранцем на русской службе. Мнения отечественных и шведских историков расходятся.


[Закрыть]. Свое первое путешествие в Китай он совершил в 1715 году в составе экспедиции шотландского хирурга Томаса Гарвина. Перед экспедицией была поставлена задача проведения переговоров о расширении торговых контактов с Китаем и организации постоянного русского представительства. А уже через несколько лет Ланг получил самостоятельное задание: 1 июня 1719 года Петр I подписал «верущюю грамоту» Ланга для представления его императору Сюань Е в качестве официального торгового агента России в Пекине. Судя по всему, он довольно успешно справился со своими функциями, которые носили прежде всего разведывательный характер. Всего Лоренц Ланг совершил пять путешествий в Поднебесную и закончил свою политическую карьеру на посту вице-губернатора Иркутской губернии. После его смерти осталось большое количество интереснейших записей и наблюдений, его коллекция значительно пополнила фонды Кунсткамеры, а библиотека китайских книг стала первой в России.

Несомненно, большое значение для развития сибирского края имела просветительская деятельность шведских военнопленных. На средства и усилиями шведов в Тобольске была открыта школа, где наряду с детьми пленных обучались русские дети. Организатором школы стал драгунский капитан Курт Фридрих фон Врех. В самом начале его пребывания в Тобольске он обратил внимание на то, что многие из его товарищей, оказавшиеся в плену со своими семьями, занятые поиском пропитания, не уделяют необходимого внимания своим детям. Впервые, по собственным воспоминаниям Вреха, мысль об обучении детей появилась после того, как к нему обратился некий ротмистр и попросил позаниматься с его шестилетним сыном, так как он был известен среди пленных как образованный и религиозный человек. В конечном итоге Врех с несколькими товарищами начал обучать детей Священному Писанию и катехезису. Через некоторое время желающих попасть в школу стало очень много, и пришлось задуматься о поиске более подходящего помещения. Купленный в апреле 1715 года за 45 рублей новый дом вскоре сгорел, но это не могло остановить капитана Вреха. На помощь пришли друзья. Капитан Страленберг, с которым они сдружились еще в Вятке, отправился в деревню и привез оттуда на восьми плотах разобранный дом и стройматериалы. Торжественная церемония открытия новой школы состоялась 20 сентября 1715 года; в школе было шестеро учителей и 55 учеников, среди которых было четверо русских детей. В последующие годы количество обучающихся постоянно росло и к моменту закрытия составляло 139 человек. Обучение велось на немецком языке. В программу, кроме уже названных предметов, входили латынь, немецкий и французский языки, география, арифметика и рисование. Большинство детей находилось на полном пансионе, что отвечало представлениям Вреха об условиях получения наиболее эффективных результатов. Ежегодно в школе устраивались публичные экзамены, на которые нередко приглашали представителей русских властей, в том числе и губернатора. Активную финансовую поддержку тобольской школе оказывали пиетисты: профессор Франк из Галле, руководство Фельдт-комиссариата и некоторые жители Немецкой слободы.

В 1717 году при школе была основана больница, в которой лечили шведских пленных. Деньги и медикаменты также приходили из-за границы. Кстати, когда после заключения мира каролины стали собираться на родину, русские власти выкупили помещение школы и больницы за 150 рублей и впоследствии устроили там полковой лазарет. В разное время шведами в Тобольске были открыты аптека и кукольный театр. Театральные представления давались и в Омске, и в Енисейске, и в Красноярске.

Можно с уверенностью сказать, что план русского императора Петра I, в соответствии с которым пленным каролинам отводилась важная роль в процессе освоения Сибири, полностью удался. Шведы, которые были первыми иностранцами, в столь массовом количестве оказавшиеся на бескрайней и практически не освоенной территории, познакомили местных жителей с более развитой бытовой культурой и более совершенными практическими умениями и навыками. Их пребывание в Сибири стало заметным и важным этапом в развитии этого края и сыграло ключевую роль в процессе знакомства Западной Европы с ее географией и этнографией. Достаточно вспомнить тот факт, что в издании 1719 года знаменитый английский писатель Даниэль Дефо отправляет своего знаменитого героя Робинзона Крузо в путешествие по Сибири, в котором он не только встречается с каролинами, но и использует многие сведения, полученные от них.