Текст книги "Две параллельные (СИ)"

Автор книги: Галина Шатен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– Вот так, – победно говорит он.

– Микаэл, тебе же больно, – я пытаюсь вырваться, ерзая под ним.

– Вот и лежи смирно, – уже в районе моего живота бормочет он.

–Что...что ты делаешь?

Я ощушаю, как его язык касается моего пупка, который обнажается, из-за того, что майка задирается.

– М-м-м, – мычит он, продолжая медленно задирать мою футболку. Моя кровь закипает. От его поцелуев горит кожа. Ещё один нежный поцелуй в раоне желудка, заставляет легкий стон вырваться из моих губ. Я касаюсь его щеки.

– Нет, – выдыхаю я, пытаясь вернуть майку на место, – я..не...Власова...

– Власова? – его затуманенный взгляд останавливается на моем лице, – Марина?

– У нее...все идеально...она красивая...я нет...не такая...

Он с минуту смотрит на меня в некотором замешательстве, а я готова провалиться сквозь кровать.

– Чита, – его губ касается улыбка, и он чуть наклоняет голову, – подними руки.

– Я не...

Он приближается к моему лицу и снова смыкает наши губы в поцелуи, от которого сносит голову.

– Подними руки, – бормочет он мне на моих губах. И я не могу сопротивляться его голосу, послушнно вытягиваю рукки вверх. Он быстро стягивает с меня футболку, и я остаюсь в обычном черном лифчике перед ним. Микаэл некоторое время просто разглядывает меня, затем переводит взгляд на мои глаза, уголки его губ растягиваюся в улыбке.

– Восхитительно, – признается он, и от его слов, я чувствую легкость и головокружение. Он наклоняется и смыкает губы у меня на шеи, и начинает медленно спускаться по мне, оставляя воспаленую кожу за своими губами. Он целует в выпуклость груди над лифчиком, пока я его поклаживаю рукой на затылке. Он отстраняется, заглядывает мне в глаза и заводит два больших пальца за чашечки лифчика. Проводит ими по моим твердым соскам, а я не могу удержать легкий стон. Я выгибаю спину, когда он продолжает свою ласку. Я вижу, как загораются его глаза, и от этого загораюсь сама. Ещё никто так на меня не смотрел. Я не хочу думать ни о чем, кроме него. Только он один и я.

Он наклоняется и снова целует меня, я обнимаю его за широкие плечи, закинув одну ногу на его бедро, прижимаюсь. Я чувствую его эрекцию, от чего возбуждаюсь ещё сильней. Он отрывается от моих губ и заглядывает в мои глаза.

– Это далеко заведет, – предупреждает он, затем переводит взгляд на игру своих пальцев, – хочу увидеть тебя всю.

От его слов меня словно прошибает током, и я просто жду. Он заводит руки мне за спину, затем хмурится.

– Что за черт? – произносит он, а я начинаю тихо смеяться, и перестаю, когда он, наконец, обнаруживает застежку впереди, – отличное белье...

В момент, когда его руки касаются застежки, мне кажется, я за стенкой слышу голос бабушки, что она делает в моей комнате?...бабушки?! БАБУШКИ! О. МОЙ. БОГ!!!

– О, Боже! – я отталкиваю Микаэля и резко встаю, – бабушка, – шепчу я, – убьет меня... нас.. где моя футболка?

Микаэл, молча, подает мне футболку и плюхается обратно на кровать, выравнивать дыхание. Я натягиваю футболку, стягиваю резинку и как можно тише выхожу из комнаты и также тихо захожу в ванну. Стягтваю штаны, кидаю в корзину для стирки. Расправляю футболку, прикрывающую бедра. Нажимаю на смыв, выхожу и вздрагиваю, так как натыкаюсь прямо на бабушку.

– Ой, бабуль ты чего? – стараюсь, чтоб мой голос звучал одновеменно сонно и удивленно.

– Ты была в туалете без света? – шепот бабушки полон подозрения.

– Ну, да, – вру я, радуясь темноте коридора, – который час? Ты только приехала?

– Пол двеннадцатого, – выдыхает бабушка, смотрит на дверь Микаэля, – хотетела тебя поцеловать на ночь.

Бабушку не изменить. Как же она пожелать спокойной ночи ко мне пришла. Она меня проверяет! Хотя, в принципе, на этот раз интуиция ее не подводит.

– Ладно, спокойной ночи, – бабушка легко целует меня в щечку и направляется к лестнице. Я же захожу за угол и быстро закрываю дверь в свою спальню. Медленно по ней сползаю вниз. Что вот только что случилось? У меня ноги до сих пор дрожат. Микаэл будто имеет власть надо мной, но это не пугает, а восхищает. И я не знаю, что мне думать об этом. Я вообще не хочу думать, я хочу смеяться. Мне так хорошо, несмотря на то, что мозг, который, наконец, включается и кричит, 'Очнись, дурочка! Очнись!'.

Я переодеваюсь в пижаму и ложусь под одеяло. Вытягиваюсь, но понимаю, что мне не уснуть. Сна нет ни в одном глазу. В моей голове всплывают воспоминания того, что происходило через стенку со мной и Микаэлем. И моментами мне даже становится жарко. Я думаю, о том, как мне себя вести завтра с ним? Возможно, хорошо, что он не идет в школу. Я кручусь, верчусь, но заснуть никак не могу. Неожиданно слышу легкий стук по стеклу балконой двери. Не может быть. Мое сердце начинает выстукивать. Микаэл.

Я подхожу к двери и открываю ее.

– Ты что здесь делаешь? – шепчу я, наблюдая, как он по-хозяйски закрывает балконую дверь за собой.

– Я не могу заснуть, – отзывается он, берет мое лицо в свои ладони и разгладывает его, – все дело в тебе.

– Во мне? – еле дыша, произношу я.

– Что ты делаешь со мной, м? – он наклоняется и целует меня, легко и непренужденно, засасывая поочереди мои губы. Одна его рука скользит мне на талию, задирая мою пижамную майку. Я отстраняюсь и смотрю на него.

– Я не готова...сейчас...здесь... – признаюсь я. Он слегка наклоняет голову и его лицо осеняет догадка.

– Серьезно, Чита? – спрашивает он, – у тебя не было парня?

– У меня был парень, – раздражаюсь я и отхожу от него, – ты ведь знаешь.

– Но секса у вас не было?

– Я не буду с тобой это...

Он делает два шага ко мне и вновь притягивает к себе.

– Ты будешь говорить со мной обо всем, – говорит он уверенно, – потому что я хочу знать очень многие вещи. Понимаешь? Ты у меня здесь, – он ведет мою руку к своей голове, – здесь, – он продвигает мою руку к сердцу, – и даже здесь, – он пытается моей рукой коснуться ширинки, и когда я высвобождаю руку, смеется. У него замечательный смех, даже, когда он смеется надо мной.

– Ну, очень смешно, – замечаю я, делая шаг назад.

– Ты забавная, моя Чита, – говорит он, а я не могу поверить в происходящее, он признается в чувствах? Или что это?

– Никогда никого не было, – признаюсь я, чувствуя, как вспыхивают мои щеки.

– Олень и вправду олень, – ухмыляется Микаэл, затем он берет мою руку и подносит к своим губам. Он целует меня в ладонь, не прерывая зрительного контакта, – но это мне на руку.

– Микаэл, я не готова, – повторяю я, пока мой разум ещё присутствует. Хотя я чувствую, ещё чуть-чуть и я с ним попрощаюсь.

– Чита, я не собираюсь заниматься с тобой сексом, – сообщает мне он, после недолгого размышления, – во всяком случае, сегодня.

– Нет?

– Нет, – он вновь меня притягивает к себе, – но помимо секса есть много других занятий, например, поцелуи, много-много поцелуев.

И как у настоящего мужчины за обещанием идет действо. Мы действительно много целуемся... Кажется, руки Микаэля повсюду. Но он следует обещанию и мои пижамные штаны не страдают. А потом мы лежим на моей кровати, лицом друг к другу. А мне кажется, что ещё чуть-чуть и я проснусь.

– Все это странно, – говорю я.

– Да уж – отзывается Микаэл, – самое странное, что я продолжаю лежать с тобой в кровате, как чертов монах,– он шумно выдыхает и переворачивается на спину, – но я не хочу уходить сейчас.

Я протягиваю руку и провожу рукой по шраму на его скуле.

– Откуда он у тебя?

– Кто-то осколком резанул, – отвечает он и вновь поворачивает голову ко мне, – Чита, я очень плохой человек, и тебе действительно лучше держаться от меня подальше.

– Насколько? – осторожно спрашиваю я.

– Как ты думаешь? – вопросом на вопрос отвечает Микаэл.

– Думаю, ты намного лучше, чем пытаешься всем показать, – честно признаюсь я, – думаю, что ты умеешь любить, стоит только тебя увидеть среди твоей семьи. Думаю, что ты надежный. Думаю...

– Чита, я выбивала, – перебивает он меня.

– Кто... что? Что это?

– Я выбиваю с людей долги.

Я слегка хмурусь. Не могу понять, о чем он мне говорит.

– Почему ты это делаешь? Это работа?

– Я скажу тебе, то в чем утром не признаюсь, – выдыхает парень, ставит локоть на кровать и кладет голову на ладонь, – я состою в братстве. Это братство занимается очень плохими делами. Например, привозит наркоту в город, или оружие или занимаются проституцией. И если кто-то, не принес деньги братству, моя обязанность сделать так, чтобы он отдал деньги.

Я с минуту обдумываю его слова.

– Как? – спрашиваю я.

– Что как? – не понимает он.

– Как ты это делаешь?

Он ложится на подушку и вновь изучает подолок. Он молчит, проходит минуты три, но он не отвечает, а я не спрашиваю второй раз.

– По– разному, – наконец говорит он и закрывает глаза, а я чувствую, что ему неприятно это говорить, – иногда я избивал людей, иногда пугал пушкой, иногда хватало слов...редко. Очень.

И так у него есть пистолет, и он избивает людей. Все это очень плохо. Но почему меня это не пугает?

– Зачем тебе быть в братстве? – задаю вопрос я.

– Об этом не спрашивают, – отвечает он и садится спиной ко мне, – это дерьмо просто приходит в твою жизнь, особенно, если твой отец был в братстве. И ты не можешь отказаться, потому что могут пострадать твои родные...а этого я не допущу, никогда.

Я не все понимаю. Но где-то на подсознательнм уровне, я знаю, что Микаэл не получает удовольствия, а делает это по-пренуждению. И что ещё спросить не знаю.

– Куда ты? – вот что звучит с моих уст.

– В комнату с чертовыми маками, – отзывается Микаэл и встает. Я тоже встаю и перегрождаю ему путь.

– Может, ты полежишь ещё со мной? – говорю я, заглядывая в его шоколадные глаза, – сегодня одна ночь до рассвета из той, другой жизни.

– Чита, – он мягко притягивает меня к себе, и, кажется, он немнго расстерян, хотя мне самой трудно поверить, что это возможно. Он касается своим лбом моего лба, – между нами целая пропасть.

– А я думала о параллельных, – признаюсь я.

– Параллельных?

– Ага, две параллельные Вселенной. Ты и я.

– Круто, – усмехается Микаэл, – две параллельные.

И уже в следующее мгновенье наши губы встречаются, и я забываю обо всем. Только одна мысль успевает пробежать в моей голове, пусть эта ночь не заканчивается быстро.

Микаэл

Я смотрю, на поднимающиеся зарево за окном, понимая, что моя ночь из другой жизни заканчивается. Сейчас рано, где-то пять часов утра. Перевожу взгляд на уткнувшуюся в меня Читу, мирно сопящую рядом. Мое сердце наполняется теплотой. Клянусь чертовой теплотой, и я хочу ее обнять, поцеловать и не отпускать.

Вместо этого, я осторожно перекатываюсь и встаю. Нужно отсюда удрать прежде, чем кому-нибудь вздумается пожелать доброго утра мне или Рите. У балконой двери я оборачиваюсь и медленным взглядом рассматриваю девушку. На ней желтая пижама с белыми цветочками. Ее волосы раскинуты по подушке, на щечках румянец. Она спит так, будто до сих пор прижата ко мне. Что мне дальше делать? Ведь я понимаю, что мы слишком разные, чтобы что-то получилось. Тем более, даже если получится, она достойна лучшего, точно не меня. Черт возьми, я впервые ощущаю себя чертовым слабоком, я впервые думаю, о девчонке и не просто думаю, я хочу ей лучшего. Я хочу долбаного счастья для нее, потому что она лучший человек на Земле, с которым я знаком. Вот мля, я совсем размяк.

Я перелазию через балкон, а мазь мне действительно помогла, нога не так сильно ноет. Я забираюсь под свое одеало и закрываю глаза. Я так и не спал этой ночью. Я много думал. Я думал о реальных шансах, о том, что возможно я бы хотел пройти олимпиаду по математике, поступить в хороший ВУЗ, стать достойнным человеком и даже, возможно жениться. Потом. На Чите. Но каждый мой путь к этому упирался в тупик. Мне не нужно мечтать. Я не для этого живу, я живу, чтобы мои родные дышали. И это нужно помнить, и об этом не следует забывать.

Просыпаюсь я от голоса профессора.

– Микаэл, думаю тебе пора собираться.

Открываю глаза и действительно вижу его перед собой. Переворачиваюсь на другой бок.

– Куда ещё с утра пораньше? – ворчу я.

– Я и так дал тебе поспать до десяти утра.

– Дайте ещё времени, – отзываюсь я, удивляясь, что уже десять. Я чувствую, что он продолжает стоять надо мной, – о`кей, я встал, – я сажусь на кровати и поднимаю глаза на Юрия.

– Вот и чудненько – отзывается он и выходит из комнаты

Когда я спускаюсь на кухню, обнаруживаю там блинчики и подогретый чай. Видимо все уже разъехались. Все, включая Читу. А я сейчас очень хочу ее увидеть. И не только увидеть. Далеко не только...

– Завтрак богов, а? – следом за мной заходит Юрий Вадимович.

– Точняк, – отзываюсь я, – ну, какие важные дела освободили меня от тяги к знаниям?

– Мы сегодня навестим одного моего старого друга детства, – отвечает мне профессор, внимательно разглядывая меня. Мне даже кажется, что он видит, чем мы занимались вчера с его дочерью. Хотя тогда я точно труп.

– Интресно, – говорю я, – а я причем? Это ещё какой-нибудь странный чувак, как вы?

– Микаэл, – профессор усмехается, – ты ведь знаешь, таких не бывает. И не хами, я жду тебя в машине.

– Эт точно, – скорее себе, чем кому-то говорю я, дожевывая чертовски вкусный блин.

– Серьезно? – спрашиваю я, когда перед нами появляются кованые черные ворота кладбища, – зачем мы здесь?

– Может, ты не будешь пока спрашивать? – предлагает мне профессор.

– Что за шарады – недоумеваю я.

Наконец, он останавливает машину и выходит, мне ничего не остается, как последовать за ним. И черт, я знаю, куда он идет. Мы останавливаемся у одного надгробия. Оно очень простое, простой черный лакированный крест с золотыми буквами: 'Самсонян Аршат Микаэлович' и датой жизни. Этот человек мне хорошо знаком. Это мой отец. Я засовываю руки в карманы джинс и смотрю на профессора.

– И? – спрашиваю я, – это и есть ваш старый друг?

Профессор долго смотрит на меня, затем вновь переводит взгляд на крест.

– Ты очень на него похож, Микаэл, – тихо говорит Юрий Вадимович, – ты даже не представляешь как.

– Ну, здорово, вы открыли мне глаза, я похож на отца, просто пушка, – говорю я с сарказмом.

– Да, если ты спрашиваешь, знал ли я твоего отца. Я не просто его знал, мы вместе выросли, – продолжает рассказывать профессор, – моя мама и папа умерли, несчастный случай. И в три года я остался круглый сирота. Меня поместили в ' Кроху', тот детский дом, что выше от твоей улицы на два переулка. Там я и встретил Аршата, правда, он был на год старше. Мы вместе прицелилсь на одну машинку, и, конечно, была драка, – профессор улыбается своим воспоминаниям, – с тех пор мы не разлучались, словно братья. Бог знает, что нас связало, возможно, потеря близких, ты ведь знаешь, что твоя бабушка умерла совсем молодой. От нас двоих не отказывались, мы просто волей судьбы остались одни.

Твой отец был задира каких поискать, но мне всегда в нем нравилось, преданность, надежность, ум, такими успехами в математике ты ему обязан. Детьми, когда нам было лет по десять, мы даже клялись кровью в братстве, – профессор переводит дыхание, – а потом, когда мне стукнуло четырнадцать, объявилась моя дальная родственница из Лондона. Она не могла иметь детей, и каким – то образом вышла на меня. Какой никакой, а родственник. Я покинул Россию. В Лондоне я получил достойное образование и воспитание. Элиза, так звали моего опекуна, нажила приличное состояние, и я ни в чем не нуждался. Но вскоре моя приемная мать умерла, и больше меня ничего не держало в чужой стране.

Вернулся я сюда только, когда мне исполнилось двадцать пять, и буквально сразу встретил Лилю. 'Изумрудный' только строился, я вложил инвтистиции, ее отец руководил проектом. И моя жизнь закрутилась, уже через год родилась Рита.

Но параллельно своей жизни, я искал Аршата. Но он словно исчез. В детдоме сказали, что его усыновили, но данные не давали, не положено. Это казалось странным, так как, в этом возрасте редко кого усыновляли. Я пошел своим путем, деньги многое решают, но данные были стерты. И я продолжил жить своей жизнью.

Профессор смолк. А я пытаюсь переварить всю полученную информацию. Сказать, что я поражен, ошеломлен? Ничего не сказать. Мне и в голову не могло прийти, что мой папа мог быть знаком с Юрием. И иметь с ним хоть какую-нибудь связь. Но это не конец истории. Поэтому я молча жду.

– Но неожиданно год назад мне пришло письмо, – продолжает профессор и переводит взгляд на меня, – это было письмо от твоего отца, написанное десять лет назад. Он писал о том, что когда я уехал, его буквально через неделю усыновила семья Махедовых. Основатель братства ' Волки' Ибрагим.

– Что за хрень? – хмурюсь я, – я не знаю никакого Махедова.

– Он был убит, когда ты был совсем мал. И на его место сел его правая рука Погосян. А тогда они усыновляли много нерусских подростков. Вроде как, чтобы их поддержать, на самом деле их тренировали, кого воровать, кого торговать. Так образовывалось братства с самого начала. Ибрагим давал новые фамилии ребятам. У твоего отца стала фамилия Самсонян, поэтому я не смог его найти. Когда я его знал, он был Вартанян.

В общем, он рос в братсве. По молодости ему все нравилось. А Ибрагим его сразу запреметил, как парня с мозгами и поэтому держал всегда рядом. Он играюче вскрывал системы безопасности, поскольку математека и все с ней связанное для него было, как семечек нащелкать.

А затем он встретил твою маму. Он писал, что, когда, родился ты, он решил, что пора кончать с братством. Он заявил об этом желание Ибрагиму. Тот с легкостью отпустил твоего отца, но с условием, если он понадобиться, Аршат не откажет в помощи. Поскольку твой отец понимал, что другого выхода нет, то согласился. И вправду братство не трогало твоего отца почти семь лет . За это время Аршат стал неплохим программистом в небольшой фирме. Тогда компьютеры не были развиты, как сейчас. Но в 2002 во главе встал Погосян и обратился к нему. Они задумали большое дело. Ограбить банк, только с помощью кодовой системы. И конечно, им был нужен такой генний, как твой отец. Он не хотел ввязываться в это. Тогда они пригрозили, что навредят тебе. С тех пор братство стало набирать к себе не детдомовских ребят, а всех, тех, кто мог пострадать от их рук.

Он написал, что в тот же момент ему пришла мысль обезопасить твою жизнь, хотя бы до сознательного возраста. Он взломал код безопасности указанного банка, но перевел все деньги не на счет, который указало братство, а на твое имя, с условием, что их сможешь снять только ты и только в восемнадцать лет. Это чень большая сумма. И так ты стал, ценен для братства. Ты, но не твой отец. Он просил меня позаботиться о тебе, если его не станет к этому времени. И его не стало.

Я включил свои связи и нашел тебя, твою семью. Ты не просто мальчишка с улицы, Микаэл, ты сын моего брата, брата с которым мы вместе клялись в вечной дружбе на крови.

Он смолк. А я прибываю в шоке.

– Вы знаете, кто убил моего отца? – медленно спрашиваю я.

– Нет, но это кто-то из братства...Микаэл, это не все.

– Не все?

– Нет, когда я получил это письмо, то подключил свои связи из органов. Уже почти год мы следим за всем братством. Я должен был вывести тебя, и поэтому мои люди сделали так, что ты отключился, уловили момент, когда твой друг отошел, и увели тебя.

– Так это вы меня вырубили? – переспрашиваю я.

Я со всей дури пинаю камешек, который валяется под моими ногами. Меня всего трясет. Я не готов мириться с ситуацией. Но она есть и с этим нужно что-то делать.

– Да, мне жаль. Все должно было выглядеть естественно, чтобы никто из братства не догадался, что мы тебя изъяли из системы. Поэтому даже моя семья ничего не знает, они думают, ты участвуешь в программе, которую когда-то затевала моя жена.

– А как же ваша машина?

– Ну, за рулем был я, но ты резко вывернул мой руль и опять вырубился, а мы встретились со стеной. Так что теоретически ты все же виновен.

– Черт, подождите, – говорю я пораженно, отхожу на два шага. Мне нужен воздух, я вновь пинаю камень под ногами, и да, мне становится легче, – черт. Какого черта!

– Микаэл, есть ещё кое – что, – продолжает профессор.

– Ещё?

– Микаэл, органам нужна твоя помощь и вот что требуется от тебя. Ты должен стать свидетелем по делу.

– Вы, должно быть, спятили! – восклицаю я.

– Подожди. Дай мне договорить. У тебя есть два пути. Ты остаешься в братстве, отдаешь им деньги и продолжаешь свою веселую жизнь.

Второй вариант. Ты возвращаешь деньги государству, становишься главным свиделем по делу о наркоторговле, об оброте незаконного оружия и так далее. При этом я позабочусь о твоей безопасности. О тебе и твоей семье. И вы свободны.

– Каким образом?

– В России действует программа защиты свидетеля, но ее плохо спонсируют. Я выступлю спонсором. Вы поменяете город, фамилии, все. Это шанс на новую жизнь, Микаэл.

– Вы не шутите.

–Я не шучу. Это лишь малость, чем я могу ему помочь, – он снова смотрит на крест, – но выбирать только тебе.

– Мне нужна гарантированная безопасность мамы и Софии.

– За ними наблюдают, по одной команде их привезут. Поверь мне.

– Черт, проф, – я смотрю в серые глаза за стеклами, уже зная как поступлю. Другого выхода просто нет, его не может быть, в принципе, – конечно, чертов второй вариант.

Затем мы едим к правохранительным органам. Когда мы подъезжаем, я останавливаю профессора.

– Ещё, – говорю я.

– Я тебя слушаю, – Юрий смотрит на меня.

– Эдо. Мне нужно, чтобы он уехал со мной. Он тоже моя семья. У него никого нет, кроме отчима вечно его избивающего, без него ничего не выйдет.

Профессор смотрит на меня с минуту. Затем выдыхает.

– Ты уверен, что ему можно доверять?

– Я уверен.

Там мы находимся часов пять. Я рассказываю все, что они спрашивают, все что знаю. Я устал от этой жизни, и освободиться от нее, для меня, словно гора с плеч. Об этом я мог только мечтать. Свобода.

– Завтра остается перевести деньги обратно, – говорит профессор, когда вечером мы едим обратно, – и во второй половине дня у тебя будет самолет. Твои родные улетят с утра.

– Спасибо, проф, – говорю я, откидываясь на кресле. Неожиданно мое сердце щимит. Чита. Хотя какого черта, она и я, между нами изначально было ясно. У нас разные дороги. Здесь ничего путного нас не ждало. А с таким отцом и семьей она обязательно будет счастлива. Обязательно, твою мать. И я понимаю, что для меня это важно.

Когда мы приезжаем, ещё никого нет дома, я поднимаюсь в свою комнату и начинаю собирать вещи, на это от силы уходит минут пятнадцать. Как раз, когда я заканчиваю, на пороге появляется профессор.

– Думаю, нужно позвонить твоему другу, – говрит он и протягивает телефон, – звони с этого, объясни кратко ситуацию и скажи, что ваш самолет на два часа.

– О`кей, – отвечаю я, и Юрий выходит.

– Слушаю, – настороженно говорит Эдо на том конце провода, после первого гудка.

– Ты один? – спрашиваю я.

– Ахпер, – радуется Эдо, – один, а ты, что номер скрываешь?

– Некогда, слушай меня внимательно и наматывай на ус...

–О чем ты?

– Мне нужно, чтобы ты собрал свои вещи, и завтра в час дня был у аэропорта.

– Чего?

– Ты, что тупой и глухой?

– Бро, не хрена не пойму...– бормочит он

Я вкраце рассказываю ситуацию. После, он, наверно, с минуту молчит.

– Много денег? – наконец спрашивает он.

– О чем ты? Какие деньги? Мы свободны, ты это слышал? Слышал? То, о чем мы мечтали, жизнь без братства.

– Черт, ты прав...просто это так шокирует и...

– Никаких 'и'. Завтра в два мы летим к свобдной жизни.

– Реально круто, – все ещё пораженно проговаривает Эдо.

– С утра с профом мы заедим в школу, видимо забрать документы, оттуда в банк и в аэропорт, чтоб твоя задница уже была там.

– Считай она уже там.

Я отключаю телефон и иду на кухню, где слышу какую-то возьню.

– Я так понимаю, макороны варить вы все же умеете, – говорю я, облокотившись о косяк двери, наблюдая, как профессор ловко справляется с кострюлей.

– Ну, скажем так, – отзывается он, – я обладаю кое-какими тайными навыками.

– Проф, – говорю я, когда отдаю ему телефон, – вы реально готовы сделать это? Ведь, по сути, мы чужие люди. И вы не обязаны.

– Микаэл, – Юрий смотрит на меня тем взглядом, о котором мечтает каждый сын, сжимает мое плечо, – твой отец знал, что я в городе с первого дня моего возвращения, но он не пришел ко мне, поскольку знал, что это может привлечь братсво. Он берег меня, потому что, когда-то мальчишками мы поклялись защищать и помогать друг другу. Он исполнил свой долг, а я?

– И вы, – тихо отвечаю я. Профессор долго смотрит на меня и выдыхает.

– Опять вы что-то готовите, – неожиданно в кухне появляется Анна Ивановна, мы оба вздрагиваем.

– Не тешьте себя надеждами, – отзывается Юрий Вадимович, – это только макароны...

– Неееееет! – смеясь, в кухню вбигает Алешка делает круг вокруг стола и становится за моей спиной. Следом вбегает Чита. Улыбается, глаза горят, волосы слегка выбиты из хвоста. Но она резко тормозит передо мной, так, что едва не врезается.

– Из...вини, – запинается она. Черт, вот он мой лакомый кусочек. Не мой. Мля, не хочу думать об этом. Не сейчас.

– А вот и я выиграл! – кричит Алешка.

– Так, – строго хмурит брови Анна Ивановна, – быстро все из кухни, иш, разбегались, неугомонные.

Рита и Алешка послушно выходят.

– А тебя не касается? – спрашивает Анна Ивановна. Я сажусь на стул, откидываюсь на спинку и слегка пожимаю плечами.

– А я не бегал, я хорошо себя вел.

Вскоре все рассаживаются за столом, так как Юрий Вадимович божетвенно быстро приготавливает макаронны. И да, я готов признаться самому себе, что эта семья меня восхищает. При своих возможностях, они не утратили простоты. Пусть иногда и кажется, что у них с головой не все в порядке.

Анна Ивановна рассказывает о девчонке, которую она сегодня взяла на место официантки. Я не слушаю ее. Я разглядываю Риту. Каждую черточку, каждую линию. Это черт, как важно для меня. Так важно, что кажется, мне нужно место в дурдме. Кто бы знал.

Она не смотрит на меня, ковыряет вилкой в еде. Не может нормально есть. И возможно причина я. От этой мысли, мое сердце сжимается, и я в ответ до боли сжимаю вилку в руке. Ей неловко, что вчера она мне позволила многое. Черт, и я воспользовался всем до чего был допущен. И сделал бы это ещё сотню раз...но вот справа от меня сидит причина моего монашества. Я не могу поступить так с дочерью человека, которого уважаю. Я не могу так поступить с Читой, потому что она это она и все. Она достойна быть счастивой. И потому что да, черт возьми, рядом с ней я дышу иначе. Я живой. Я чувствую.

Маргарита

Я знаю, что он смотрит на меня. Но я не знаю, как мне себя вести с ним. Меня целый день мучают воспоминания. Вспоминания о его губах, о его ласках и это так странно сейчас вот так сидеть с ним за одним столом, где ещё сидит вся моя семья. Я даже Кире не рассказала ничего, я просто хочу оставить это для себя. Пока.

– Спасибо, бабуль.

Я встаю и убираю тарелку за собой.

– Ну, вообще-то готовил я, – как-то обиженно говорит папа.

– Ой, да, папочка, – я чмокаю папу и выхожу из кухни, где вслед мне несется бабушкино: 'А чай?'. Но я не могу думать ни о чем. Я не знаю ничего. Вообще.

Я захожу в свою комнату, запираю за собой дверь, ложусь на кровать, поворачиваю голову и смотрю на небо. Не знаю, сколько проходит времени, но на небосклоне по очереди, одна за другой зажигаются звезды. А я лежу и жду. Я жду, что снова за балконой дверью появится знакомый силуэт. Жду, что он постучит в мою дверь. Что окажется здесь, скажет, что что-то чувствует ко мне, обнимет, поцелует. Будет мне говорить, как скучал по мне и мы...и мы что-нибудь придумаем.

Но чем дальше стрелка часов отмеряет ночь, тем больше я осознаю реальность. Все, что было вчера действительно действо одного дня. Конечно, Микаэлю просто было скучно, а тут я под рукой. Какая я дурочка, зачем ему позволила запудрить мозг? И что мне теперь делать прикажите? Он постоянно в моей голове, и то, что я испытываю к нему, это нечто большое и пугающее меня. Оно вызывает одновременно и восторг и страх, трепет и настороженность. Я не знаю, как пережить мне эти эмоции. Мне хочеться больше узнать о нем, узнать о нем все. Понять. Но я ничего не могу. Я просто лежу, я просто смотрю за окно, и я так долго лежу, что начинает светать, и только тогда я проваливаюсь в сон.

От звонка будильника я еле раздираю глаза. Затем снова их закрываю. Глубокий вдох и выдох. Новый день. И рядом будет Микаэл. И как мне себя с ним вести? Ладно, нужно подстраиваться по ситуацию, новый день, новая песня.

На завтрак я спускаюсь самая последняя.

– Доброе утро, соня, – улыбается мне бабушка, я целую ее в ответ. Обращаю внимание, что Микаэл сидит довольно мрачный, он даже не поднимает глаз. Лешка ковыряется в тарелке.

– Сегодня я повезу вас в школу, – сообщает папа.

– Ладно, – отзываюсь я.

– И меня? – по-деловому интересуется Лешка.

– Ну, уж нет, молодой человек, – бабушка трепит внука по волосам, – ты составишь мне компанию.

– А когда вечером я буду дома, ты поиграешь со мной в футбол? – спрашивает мой брат у Микаэля. У того на мгновенье застывает вилка в воздухе, он бросает короткий взгляд на меня, затем на папу, и тот ему улыбается уголками губ. Что тут происходит?

– Как-нибудь я мы ещё поиграем, мелочь, – обещает Микаэл, вставая и убирая свою тарелку за собой.

– А сегодня? – идет за ним следом Алешка.

– А сегодня не судьба.

Они оба выъходят из кухни. А я чувствую, что в воздухе пахнет бедой, но какой и откуда ее ждать не пойму.

Когда я сижу с папой в машине, из калитки выходит Микаэл, мое сердце останавливается. У него в руке пакет. Тот пакет, с которым он приехал. Тот пакет, где его вещи. И он с вещами уходит. Разве это должно случиться сегодня? Разве он не должен у нас жить ещё три недели? Я ничего не могу спросить при папе, поэтому просто всю дорогу молча сжимаю ручку двери.

Когда мы заезжаем на парковку, Микаэл остается в машине. Я вопросительно смотрю на папу. Ему все же придеться хоть что-нибудь объяснить.

– Микаэл переезжает.

– Что? Куда? – слишком резко и на предыхании спрашиваю я. Папа это улавливает и потому внимательно вглядывается в мое лицо.

– В другую семью, – отвечает он. А я в этот момент чувствую, как мое сердце опускается вниз. И это все? Я кидаю взгляд на часы, прикыдываю, что ещё доурока двадцать минут.

– Я забыла в машине папку, – говорю я, останавливаясь.

– Какую папку? – не понимает папа.

– Мою, на сидение, не жди меня, я сразу в класс поднимусь, – я разворачиваюсь и быстрым шагом иду к машине. Но по мере приближения мой запал пропадает. Зачем я здесь? Что я должна сделать? Попрощаться? А нужно ли это ему? Кто сказал, что ему вообще что-то нужно от меня? Возможно, он все лишь потискал легкодостуную девушку...Я стою у богажника машины, а мое сердце больно сжимается груди.