Текст книги "Война Спартака(СИ)"

Автор книги: Галина Грушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Куда ты полезла, полоумная?

– Руби канат! – крикнула она сквозь ветер. Пусть её унесёт в бурное море. Только бы он прыгнул на плот, и обоих унесло бы в бурное море. О.если бы сейчас окончилась навсегда её бесцельная жизнь!

Как и ожидала она, он спрыгнул на плот, схватил за руку и потащил на берег. Ветер валил с ног, плот качало. Фанния сопротивлялась, но Спартак, не обращая внимания на её усилия, выволок её на берег. Внезапно стемнело, хлынул дождь. У Фаннии зуб на зуб не попадал; её платье было насквозь мокрым и прилипло к телу. Силы её иссякли.

Спартак довёл её до лагеря и заторопился прочь.

– Я голодная! – крикнула она ему в спину. – Дай мне тессеру, как и другим.

Махнув рукой, он ничего не ответил.

Буря бушевала всю ночь и весь следующий день. Море разбило в щепы и выбросило на берег сработанные беглецами плоты.

7. НАРКИСС

Наркисса бил кашель. Добрые люди, их случайные попутчики, велели ему забраться в повозку к ребятишкам, а внучка раздобыла где-то ветхую баранью шкуру и прикрыла старое, многострадальное тело деда. Детей в повозке было шестеро, мал мала меньше; они возились, хихикали, толкались, считая печальное отступление от моря увлекательным развлечением. Элена шла рядом с повозкой, и юное личико её было грустным. Рядом шагали родители детей, фурийские рабы Трифон и Мосхида, временами помогая заморённому волу тащить повозку.

Наркисс простудился, спасая плоты. Их усилия оказались тщетны, небывалый ветер разнёс их многодневный труд по брёвнышку. Не годились прутья для крапления плотов, Наркисс это сразу определил, а кожаных ремней не хватило. Такой плот мог развалиться без всякого ветра. Попал бы в быстрое течение, и конец. Вот если бы плести лозы честь честью, как он обучил гладиаторов на Везувии, вышло бы крепко. Но когда есть нечего, а за плечами враг, какая уж работа. И, собрав пожитки, люди двинулись прочь от моря. Вождями было решено, повернув назад, пробиться сквозь римский заслон, выйти на богатые хлебом земли. Глядя в сторону обильной мясом, вином и всякой земной благодатью, но недосягаемую Сицилию, многие плакали.

Лёжа в тряской повозке, Наркисс вспоминал недавние дни. Хлебнули же они с внучкой лиха. Вырвавшись из лагеря германцев, добрались-таки до Фурий, ночуя то под кустом, то в диких горах, где только зверь хищный да змеи. А сколько пережито опасностей! Бедняжке внучке снова пришлось пачкать лицо, чтобы скрыть свою красоту. Чего стоил один Диокл, приведший их к разбойникам, от которых потом они еле скрылись. Совсем в развалину превратился Наркисс, добравшись до Спартака. Если бы не забота о внучке, он и не дошёл бы. Экая жалость, что Спартак не мог взять в жёны Элену ещё в Лукании, когда заботливы дед это ему предлагал. Ныне Спартак вдов, вдруг что-нибудь и получится. Правда, теперь Спартак совсем не тот, что прошлой зимой в привольной Лукании, а суров, хмур, молчалив, и не приходит запросто посидеть у костра. Если только когда-нибудь, со временем... Горько то, что времени-то никакого у стариков нет.

( небольшая лакуна – 4000 знаков)

...и свежесодранных шкур? Да, прошлый год был самым счастливым в их жизни: ведь они провели его свободными людьми. Если бы не тревога за будущее Элены!

К вечеру старику стало хуже. Наркисс слабо улыбнулся беззубым ртом, заметив неведомо откуда взявшегося Спартака: вождь, большой, бородатый, в воинских доспехах, склонился над стариком. Собравшись с духом, Наркисс заговорил:

– Я всё хочу спросить тебя, сынок, куда девалась та славная золотая богиня, которую ты вручил мне как лучшему плетельщику, в нашем Силарском лагере, а я передал в казну?

Лицо Спартака омрачилось:

– Всё наше золото увезли пираты. Ты, наверно, слышал.

– Жаль. Ох, как жаль Ники, – вздохнул Наркисс. – Нынче внучку свою Элену тебе на сохранение оставляю. Гляди, не прозевай, как Нику.

Разговор с вождём приободрил Наркисса.

– Помнишь, дитятко, – сказал он внучке, – как он рассказывал нам про свой Город?

– Про Гелиополь, – подсказала Элена.

– Обманщик. Конечно, он обманул нас всех, но ведь мы сами хотели быть обманутыми.

Элена возразила, но дед твердил своё:

– Обманул. Обманул... Но до чего было хорошо!

Задремав под его бормотанье, Элена не уследила, когда дед навсегда ускользнул от неё.

8. С Т Е Н А

Приблизившись к Гиппонию, спартаковцы увидели возведённую по повелению Красса стену, из-за которой в них полетели вражеские стрелы. Предвидя попытку рабов вырваться из ловушки, в которую он их запер, Красс велел легионерам не препятствовать им. В ближнем лесу была спрятана римская засада, которая ударит рабам в спину, когда те будут преодолевать стену.

Всё произошло, как было задумано. Выпустив за стену множество спартаковцев, римляне под водительством легата Квинта перерезали дорогу остальным, а отряд легата Скрофы окружил вышедших рабов. Было перебито около пяти тысяч человек.

Наутро Спартак неожиданно повторил вылазку: у рабов совсем не осталось пищи, приходилось прорываться. Но Красс был настороже. Снова пало несколько тысяч рабов, римляне же потеряли только троих воинов. Беглецам стало ясно, что они накрепко заперты в бруттийской ловушке.

Спартак больше не возобновлял попыток прорваться, разослав в разные концы Регия отряды для сбора продовольствия. Но цветущий край был разорён войной: нивы вытоптаны, стада перерезаны, священные рощи вырублены под корень, храмы осквернены пролитием крови, селения опустели. Спартаковцы голодали. Не пытаясь идти на приступ стены, они постоянно досаждали римлянам, швыряя в них камни и дротики. Часто, набросав в ров возле стены кучи хвороста, рабы поджигали их и под прикрытием дыма преодолевали укрепление, нападали на римлян и даже уводили пленных.

Вожди собрались на Военный совет. Все хотели знать, что намеревается делать Спартак.

– Преодолеть стену, – последовал ответ. – Снова дойти до Альп и покинуть Италию.

Не раздалось ни одного возражения. Те, кто у Мессины, взбунтовались против Спартака и даже грозили ему гибелью, если он не повернёт войско и не поведёт их на Рим, опустили головы.

На этом Совете впервые после болезни присутствовал Ганник. Галлы настояли, чтобы он снова принял на себя обязанности вождя. Озлобленность других вождей, их обращённые к Спартаку дерзкие речи, удивили и огорчили его.

– Надо снова идти к Альпам, – настаивал Спартак.

Но согласиться на это означало признать свою неправоту, когда они взбунтовались у Мутины.

– Я больше не доверяю тебе! – вскочил Каст. – Ты бросил нас под Фуриями, бросил войско Крикса у Гарганского мыса. Ты следуешь лишь своим решениям, не прислушиваясь ни к чьему мнению. Пускай ты скромно зовёшься предводителем, но по существу ты царь, и правишь нами, как царь.

Поднялся шум. Некоторые вожди схватились за мечи. Спартак, махнув рукой, молчал в ожидании, когда все успокоятся.

– Обычный Военный совет, – горько усмехнулся он в ответ на возмущение Ганника.

Тот уже знал, что во время свары под Мутиной к груди Спартака были даже приставлены мечи.

Споры вождей и недовольство Спартаком продолжались бы ещё долго, если бы вскоре не стало известно, что уход за Альпы невозможен: возвращавшиеся на родину испанские легионы Помпея уже вошли ы Циспаданскую Галлию. Если с Крассом им ещё можно было потягаться силами, то столкновение с Войском Помпея грозило гибелью. Перестав спорить, вожди вновь обратились к Спартаку.

– Отныне наше спасение Брундизий, – сказал он.

Брундизий, большой порт в Калабрии, куда приходили корабли со всех концов земли. Если, прорвавшись сквозь римские укрепления, беглецы доберутся до него, то захватят корабли и уплывут за море.

– Кто со мной? – оглядев притихших вождей и понимая их страхи, потребовал ответа Спартак.

– Я всегда с тобой, – первым заговорил Ганник. – Даже если мои соотичи не захотят в море, я останусь с тобой.

– Ты, Каст?

– Германцы хотят домой, а не за море, – проворчал тот.

Остальные, понимая, что другого выхода нет, согласились последовать за Спартаком.

– Мне мало вашего согласия, – решительно объявил Спартак. – Клянитесь. Клянитесь всеми богами беспрекословно повиноваться мне. Вручите мне право карать и миловать. Мутина, где я подчинился вам, больше не повторится. – Зная, что у них недостаточно сил по сравнению с Крассом, Спартак потребовал всей полноты власти; лишь общими усилиями они одолеют римлян.

Все, кроме Каст, поклялись.

Обосновавшись в лагере спартаковцев под Гиппонием, голодная Фанния часто бродила по окрестным полям, не думая про опасности. Окончательно убедившись в гибели брата, погрузившись в отчаяние, она утратила страх. Если судьба судила ей умереть здесь, среди перестрелок и дыма пожаров, пусть так и сбудется. В Риме её больше никто не ждал, да и особых дел у неё в жизни больше не осталось. Служанки будут радёхоньки, получив свободу по завещанию хозяйки, и, скорее всего, сгинут в лупанарах. Красс будет также доволен, сэкономив на вознаграждение.

Спартак... Нет, он не простой разбойник, не только вождь захотевших свободы рабов. Он безумец. Освободить рабов? Да не будь рабства, не было бы и Рима! Она слышала, мудрецы считают, что рабство противно природе. Возможно. Но так заведено от века. Рабство делает несчастными всех, и рабов, и господ. Но без него не обойтись. Гладиатор и варвар, как он посмел дерзновенно замахнуться на миропорядок! Воистину, у него не рабья душа. Тем больше чести убить его.

Как она устала! Слишком много крови и страданий видела она в последнее время, слишком много злобы и окружающей ненависти. Скоро задует фавоний, наступит весна, чудесно преобразятся поля. Уйти, всё бросить, забыть – или совершить задуманное? Ей не удалось разделаться с Криксом, хотя было много случаев; Спартак же никогда не допустит её до себя, и, значит, кинжал, который она постоянно носит при себе, можно зашвырнуть в кусты. Куда исчез Донат? Будь рядом помощник, она бы так не терзалась в одиночестве.

Однажды во время одинокой прогулки по полю Фаннию догнали несколько спартаковцев и велели следовать за собой. Она с презрительным равнодушием повиновалась.

Они пришли в лагерь, к палатке вождя. Перед входом валялся труп. Привыкнув к подобным зрелищам, она не обратила бы на него внимания, но что-то показалось ей знакомым. Растолкав стражу, она приблизилась к трупу и узнала Доната. Тело лигура было обезображено пытками, глаза выколоты.

Опустившись на колени, Фанния прошептала:

– Кто твой убийца? Кто обворовал меня?

– Тебя надо отправить следом! – крикнул кто-то.

– Сожительница предателя! – раздались оскорбления.

Кто-то толкнул её, кто-то схватил за волосы, сорвав покрывало. Дико завизжав, она рванулась прочь и вбежала в палатку вождя. Спартак, поднявшись навстречу вошедшим, остановил с упрёком воинов:

– Вам приказано было привести эту женщину ко мне, а не избивать её.

Отпустив Фаннию, стражники загородили вход в палатку от сбегавшихся людей. Та, сжав кулаки, яростно закричала на Спартака:

– Зачем ты приказал убить Доната?

– Тебе бы понравилось больше, если бы твоего сожителя распяли живым? – резко осведомился он.

– Это был мой слуга. Моё имущество! Ты обездолил меня. Сначала погиб брат, теперь единственный защитник.

– Это был вражеский лазутчик. А ты – его помощница, и тоже заслуживаешь смерти.

Фанния затряслась, но не от страха, а от возмущения:

– Я?! Свободная римская гражданка помощница раба? Никогда тому не бывать!

Эта измождённая женщина в лохмотьях вдруг напомнила ему луканскую Фаннию, дерзкую, вызывающе смеющуюся, танцующую в чане с виноградом, подоткнув подол.

– Тебе сохранена жизнь по моему приказу, – отмахнулся он от её криков.– Ты нужна нам. Собирайся: отправишься с моим поручением к Крассу.

Возведённый римлянами вал был неодолим, и осаждённые придумали другое. Ей предстояло ночью отплыть на лодке из Вибо Валенции и, морем миновав укрепления Красса, пристать на римской стороне.

– Передай Крассу: пусть выпустит нас отсюда. Мы оставим ему всех пленных и уйдём из Италии кто куда. В случае отказа пленных мы перебьём и будем сражаться до конца. В обмен на жизнь тысяч римских граждан мы просим только свободы.

Она пристально, с любопытством заглянула в его глаза: при свете дня они казались совсем прозрачными, будто ручей с каменным дном.

– Неужели ты думаешь, что Красс согласится начать с тобой переговоры?

– Ты должна его убедить.

Ей показалось, – или в его голосе действительно прозвучала просьба? И в голове мелькнула торжествующая мысль, что у спартаковцев плохи дела.

– Вы обречены, – дерзко сказала она. – Боги были к тебе благосклонны, но сейчас, когда преступления твои превзошли меру, небеса отвергли тебя. А теперь убей меня, потому что я не хочу жить.

Мучительный отзвук давних упрёков Ноэрены послышался ему в словах римлянки, и рука его, привычно потянувшаяся к мечу, невольно дрогнула.

– Ты поедешь к своим, – жёстко сказал он.

– Я выпрыгну из лодки и утоплюсь.

– Ты передашь Крассу мои слова или не выйдешь отсюда живой.

Сжав кулаки, она прошептала:

– Я ненавижу тебя.

Неожиданно потрескавшиеся губы Спартака тронула слабая улыбка:

– Знаю.

Он улыбался насмешливо, с каким-то непонятным состраданием, и Фанния вдруг заплакала.

– Ты отнял у меня радость жизни. У тебя способность губить всё, к чему при касаешься. Реки крови, разорённая страна!...

Кивнув, он продолжал с усмешкой:

– Зенон сказал: мудрец не должен быть жалостлив. Не должно отменять никаких кар, следующих преступнику по закону, ибо послабление, жалость и уступчивость суть ничтожество души, подменяющей справедливость кротостью. Мудрец подчиняется обстоятельствам, и в случае нужды даже станет есть человеческое мясо. Не бойся, я не мудрец. И у меня тоже обстоятельства отняли радость жизни.

Она всплеснула руками:

– Что ты за человек? Игра проиграна, твоё воинство обречено. Твои сподвижники, с которыми ты начинал, давно перебиты, а те, что вокруг – что они тебе!Полководец без войска. Даже если ты – второй Ганнибал, что ты можешь? Брось всё. Распусти войско, оставь Красса ни с чем. Твоя свобода с тобой, уходи. Хочешь, садись в лодку со мной, и мы уплывём в Брундизий, наймём корабль, и....

– Женщина, попутного ветра, – поморщившись, перебил он.

9. ИЗУМЛЕНИЕ КРАССА

Красса особенно изумило то, что важное предложение о мирных переговорах Спартак доверил женщине, римлянке, да ещё Фаннии. Она поведала претору о голоде у рабов, их растерянности и непослушании, а также о гибели Доната. Просьба рабов отпустить их в обмен на жизни римских граждан не произвела на Красса никакого впечатления, хотя Фанния пыталась уговорить его. Она была сильно изнурена и несколько раз принималась плакать.

Отправив женщину отдыхать, командующий велел созвать легатов. Выпустить Спартака в обмен на пленных? Чтобы уничтожить проклятого гладиатора, он готов пожертвовать всем своим войском, не то что фурийцами. В предчувствии близкой победы Красс самодовольно подумал, что ловкая хитрость запереть врага в ловушке прославит его имя в веках.

Совещание с легатами затянулось. Командующий вдалбливал дубоголовым воякам, что теперь, когда его предвидение блестяще оправдывается и разбойники дохнут от голода, – а ведь кое-кто осмеливался посмеиваться над сооружением стены, – надо усилить бдительность и зорко охранять укрепления, потому что Спартак, получив отказ, в ближайшие дни без сомнения попытается прорваться. Легаты примолкли: сражаться никому не хотелось. Рабов следовало выпустить и перебить, когда они станут разбегаться. Но приходилось слушаться римского богатея, которому захотелось воинской славы.

На валу наступило затишье, и в воинов больше не летели камни и стрелы. В ожидании ответа Красса спартаковцы, судя по всему, готовились к жертвоприношению их богам.

Красс был доволен. Избавив государство от бунтовщиков, он потребует у отцов-сенаторов большой триумф, а не овацию, и лавровый, а не миртовый венок. Ведь со времён Ганнибала Риму не угрожала такая опасность. Что значили Серторий и Митридат, причинявшие беспокойство где-то на окраинах державы, по сравнению с предводительствуемой Спартаком стотысячной варварской ордой, орудующей в Италии и готовой ринуться на Рим! И пусть всякие недобитки Суллы попробуют ему отказать. Да он пол-сената пустит по миру. Он достоин славы в веках, золотой статуи на форуме, запечатлённом на страницах анналов бессмертном имени. Помпей позеленеет о зависти. Ника, слетающая с небес, где твой победный венок? Вот моя лысая голова.

Весть о том, что Спартак просит мира и пощады, а командующий отверг переговоры с рабами, быстро облетела римское войско, вызвав воодушевлённое ликование: война, не грозя больше пролитием крови, явно шла на убыль. Воины ночью разгуливали с факелами по лагерю и кричали:

– Да здравствует Красс!

Претор благосклонно взирал на столь явное нарушение дисциплины. Пусть поорут. И воины орали до тех пор, пока густой снег не заставил всех убраться в тёплые палатки.

Глубокой ночью, полной мрака, снега и пронзительного ветра, спартаковцы неожиданно перебрались через вал и появились на римской стороне. Впереди мчалась конница, непостижимым образом преодолевшая не только вал и стену, но и глубокий ров перед ними. Римляне кое-где пытались дать отпор, но, смятые галльскими всадниками, вынуждены были отступить.

Разбуженный среди ночи Красс выскочил из палатки. Легаты сбегались к командующему в растерянности. Пока слуги облачали Красса в тёплую одежду и доспехи, он, нисколько не заботясь о приличиях, осыпал проклятиями своих подчинённых, утративших всякую бдительность. О натиске галльской конницы на пеших воинов он вообще поначалу не хотел слышать: какая конница! Чтобы перебраться через ров, нужны крылья, а не копыта. Или рабы соорудили мост, хотя за ними велось постоянное наблюдение? Тогда он снесёт головы всем командирам.

Между тем спартаковцы валили из-за стены лавиной. Оттеснив римлян к лагерю, в сражение они не вступали, давая время своим одолеть стену. Приказав любой ценой закупорить дыру в стене и отрезать прорвавшихся, Красс велел запереть лагерные ворота и на всякий случай готовиться к обороне.

Проклятый Спартак! Он прорвался. Теперь вся Италия будет потешаться над стеной Красса. Вот почему с важным предложением о мирных переговорах гладиатор прислал женщину! Не собирался он вести переговоры. Это насмешка, издёвка, личное оскорбление римскому полководцу. Как мог Красс не разгадать очередного обмана варвара, которому нужно было всего лишь усыпить бдительность противника! Красс горестно поднял лицо к небу: хлопья мокрого снега падали на его лысину. Убери свой венок, Ника!

Римляне не смогли ни остановить рабов, вышедших из-за стены, ни заделать пролом. Никем не тревожимые, спартаковцы расположились невдалеке.

Наутро воины увидели, что ров в одном месте доверху наполнен трупами людей, а поверху положены деревянные мостки, по которым и передвигалась конница. Как стало известно позднее, Спартак накануне согнал под стену пленных римских граждан якобы для земляных работ и совершил под покровом ночи нечестивое жертвоприношение подземным богам, перебив пленных; трупами жертв был набит ров. Кровожадный дикарь разом отомстил Риму, умилостивил своих богов, избавился от лишних ртов и замостил себе дорогу. Жестокость варвара ужаснула очевидцев.

Спартак вывел из-за стены около трети своего войска. Только что державшие рабов в ловушке, римляне неожиданно сами оказались в окружении. Учитывая, что им противостоит почти сорокатысячное войско, легаты настоятельно советовали своему претору отступить. Красс нехотя выразил согласие. Свернув лагерь, римские легионы отступили в Луканию, избегая столкновений со спартаковцами.

Ч а с т ь 6. В О Й Н А К Р А С С А

(Часть сохранилась полностью)

1. РАСКОЛ

Ганнику было известно, как глубоко распространилось среди галлов и германцев недовольство Спартаком. Особое недовольство вызывали его склонность избегать сражений и странная прихоть во что бы то ни стало уплыть за море. Открыто говорилось, что вождю, заведшему людей в губительную ловушку, опасно слепо доверять. Буря, погубившая плоты, послана богами, которым вождь не принёс жертв. Толковали всё громче, что, лишившись помощи супруги-жрицы, он утратил было везение и умение побеждать .

Втянутый в разногласия между вождями, Ганник испытывал усталость и раздражение. Жизненная река снова подхватила его, волочила куда-то и била тело о камни. Каста, сменившего погибшего Крикса предводителя германцев, он не любил: да, капуанский гладиатор, соратник по Везувию, но груб, неотёсан и жесток. Спартак по-прежнему оставался дорогим другом. Но у Каста была простая, понятная всем правда: драться с Римом и сокрушить его. Спартак же мечтал о заморских странах, где придётся начинать жизнь на голом месте. Когда Ганник осторожно заговорил о своих сомнениях и настроении в отряде галлов, Спартак резко его прервал:

– Решай сам, с кем ты.

И вот свершилось: выйдя из-за стены, германцы и галлы встали отдельным лагерем возле Луканского озера, решив больше не подчиняться Спартаку. В поисках продовольствия они тут же принялись опустошать окрестности, везде прибегая к насилию, чего Спартак не допускал. События развивались помимо воли и желания Ганника, он был бессилен что-либо изменить. Слабый после ранения, почти утратив право распоряжаться, присвоенное сторонниками давнего своего недруга Теутомата -главного друида, он делал нынче лишь то, чего хотели другие.

Убедившись, что галлы вслед за германцами отделились от Спартака, Каст шумно выразил дружеские чувства вождю галлов и даже предложил союз. Меж тем от Спартака один за другим прибывали гонцы с приглашениями на переговоры в целях объединения.

– Он хочет властвовать над нами, – презрительно смеялся Каст, отказываясь.

Ганник молчал.

Наконец, не выдержав, Спартак приехал в лагерь галлов сам.

– Здравствуй! – сказал он, требовательно глядя на Ганника.

Они стояли друг перед другом, оба в панцырях, и ветер хлопал ьу них за спинами плащами. Воины, галлы и фракийцы, почтительно отступили, давая вождям возможность поговорит наедине.

Они вошли в палатку. Осведомившись о здоровье Гакнника, Спартак замолчал, не в силах преодолеть какую-то скованность. Раскол налицо, войско разделено, и долю вины на этот раз несёт и Ганник, сам многократно осуждавший раскольничье поведение Крикса.

– Я знаю всё, что ты хочешь сказать, – наконец, собравшись с духом, тихо заговорил Ганник. – Спартак, я ничего не могу изменить. Я щепка, подхваченная потоком.

– Вождь должен иметь силу плыть против течения, – упрямо возразил фракиец.

– Вспомни себя у Мутины! – не снёс упрёка Ганник.

– Разделившись, мы стали втрое слабее и ближе к гибели.

Ганник это знал, Спартак мог не напоминать. Как трудно стало говорить с ним. Куда девались его покладистость, уступчивость, умение слышать других.

– Не теряй слов, Спартак. Мои люди хотят вернуться на родину, и не с пустыми руками, а с богатой добычей. Я, только один я, готов присоединиться к фракийцам, а галлы больше не хотят подчинятся иноземцу, от которого, говорят, отвернулись боги

Оба замолчали, пытаясь справиться с раздражением. Ганник знал, что причинил фракийцу боль, но тот должен был понять правду своим твердокаменным лбом.

– Вас не выпустят тем путём из Италии, который мы однажды проделали, – горестно сказал Спартак.

– У нас нет выбора.

– А корабли? Достигнув Брундизия, мы будем иметь достаточно кораблей.

– Довольно! – не выдержал Ганник. – Галлы хотят домой. Я бессилен помочь тебе.

Лицо фракийца омрачилось. Овладев собой, он снова настойчиво попросил Ганника приехать к фракийцам для переговоров и, отрывисто попрощавшись, вышел вон.

Встреча вождей, как и следовало ожидать, ни к чему не привела. Германцы и галлы решили идти на север и упрекали Спартака, не желавшего помочь им достичь Альп. Он говорил, что хочет спасти доверившихся ему людей, а не губить их, и поведёт всех к Брундизию.

Ганник покинул Совет огорчённым . Выйдя на солнце, он замедлил, печально размышляя, увидится ли ещё когда-нибудь со Спартаком. Невдалеке показалась девушка, и он с радостью узнал Элену, внучку плетельщика, придумавшего щиты из лозы и овечьи шкур. Прелестное личико, испуганные глаза.

– Привет, – весело кивнул он. – Ты меня помнишь?

Улыбка и румянец девушки выдали, что она помнит про их встречи. Узнав, что Элена осиротела и оглядев её лохмотья, он спросил:

– Да ты хоть ела сегодня? – И внезапно предложил. – Пойдём со мною.

– От Спартака? – неуверенно отшатнулась она.

– А что тебе Спартак? – огорчился он. – Отец?

– Он наш вождь.

– Он не думает о тебе. Он думает обо всех, а я только о тебе. Я про тебя никогда не забывал.

Снова покраснев, девушка отбежала от галла и проговорила со смехом:

– Надумаешь , присылай сватов к Спартаку. Если он разрешит, я соглашусь.

2. СРАЖЕНИЕ У КАНТЕННЫ

Красс не любил вспоминать о той ночи, когда среди всеобщей неразберихи, полуодетый, он метался по преторию, забыв приличия и достоинство римского полководца, а хлопья мокрого снега залепляли ему лицо. Прорытый ров длиной триста стадий, шириной и глубиной пятнадцать футов, над рвом высокий вал и крепкие стены, – сооружение, не6слыханное в истории военного дела, увы, не остановило рабов. Спартак вырвался из ловушки. Претор воистину страдал: теперь не стена Красса, а коварный обман гладиатора, предложившего ложные переговоры о мире, да неслыханный способ преодолевать рвы вызовут толки в военных кругах.

– Спартак не открыл ничего нового, – презрительно заявил он своим легатам. – Ложные мирные переговоры предлагали врагу все, не исключая Суллы, а пленных как щиты применял ещё Эмилий Павел, – тот, что воевал с тарентцами. Нам достался не только свирепый и опасный, но хитрый и опытный противник. Тем громче будет наша слава, когда мы его одолеем.

Красс знал, что в войске его не любили, считая выскочкой и невеждой, купившим место полководца за деньги. Кумиром всех вояк был молокосос Помпей. Бездарный, ограниченный, самовлюблённый и на редкость везучий Помпей. Почему легаты не доверяют воинским способностям своего начальника? Разве не он загнал разбойников в дальние пределы страны, отрезал их от мира, приставил меч к горлу! Нежданный прорыв врага на совести самих легатов. Все они тщеславные и тупые людишки, не видящие дальше собственного носа. Они запамятовали, что Красс был правой рукой Суллы, его лучшим военачальником. Да, лучшим, несмотря на то, что неблагодарный диктатор больше ценил Помпея. Красс брал Малакку. Красс провёл войско через Испанию, Ливию и переправил его в Брундизий. Красс прошёл с боем через всю Италию. И, наконец, его слава – битв у Коллинских ворот. Сам Сулла бежал в толпе дезертиров и спрятался за лагерными стенами, кляня судьбу, жалко моля богов о спасении. А Крикс, командовавший правым крылом, потеснил врага и преследовал его до темноты, – одним словом, завоевал для Суллы Рим. Для Суллы! Зачем не для себя?

Правда, что ни говори, прошлая его слава была с изъяном: он добыл её, воюя с отечеством, проливая римскую кровь. Теперь же он спасает отечество о т иноземного сброда. Подвиг этот будет не менее славен, чем разгром Марием кимвров и тевтонов.

Кое-как утешившись, Красс обрёл прежнее равновесие, как вдруг из Рима пришло известие, что сенат, поскольку война с рабами затягивается Крассом, назначил в помощь ему вторым претором Помпея!

Прибегнуть в трудную минуту за сочувствием и утешением Крассу сейчас было не к кому, кроме Фаннии, давней своей приятельнице, женщине коварной, однако неглупой. Она по-прежнему находилась в обозе, так отправить благородную матрону в Рим пока не представлялось возможности.

– Ты обязательно сквитаешься со Спартаком, мой Лициний, – с готовностью утешила она великого человека. – Среди наших бездарных полководцев ты самый способный. Я верю в твой успех.

Если бы Красс мог знать, что думала при этом женщина, то не стал бы доверчиво внимать своей обожательнице. Она думала: и я гонялась за этим человеком! Гонялась много лет, а он ускользал, как угорь. Старообразный, лысый и беззубый. При неудаче готов расхныкаться, как мальчишка. Отнял у неё последние деньги под видом адвокатского гонорара. Не хотел платить, когда она вернулась от Крикса. Не уберёг порученного его заботам юношу Авла Фанния – надежду несчастного рода, истреблённого проклятым Суллою.

Она сочла нужным наставить тяжело переживавшего неудачу полководца: – Спартак любит начинать бой, пустив вперёд конницу, чтобы всадники, пустившись в ложное бегство, завлекли врага, куда заранее намечено. Я у них почти с самого начла войны и видела это много раз. Последуй его примеру: отвлеки внимание конницей, замани врага подальше, а сам тем временем разделайся со стоящими отдельно Ганником и Кастом. Торопись, мой Красс. Иначе тут появится Помпей, а я хотела бы видеть лавры вокруг твоей головы.

– Мирты, милая Фанния, – грустно поправил Красс. – Война с беглыми рабами внутреннее дело, и победа в этой войне может дать только овацию.

– Победа даст тебе бессмертие, мой Лициний, – твёрдо возразила Фанния. – Спартак выдающийся полководец, и когда он шёл на Рим во главе варварских орд, опасность государству была ничуть не меньше, чем при Ганнибале.

– Однако он испугался и не решился...

– Он не испугался, тут что-то другое. Его поступки не сразу поймёшь. До сих пор не могу понять, почему он отпустил меня.

– Это не загадка. Обмануть меня, что и удалось.

– Напейся их крови, Марк. Они уже ослаблены, он и обречены. Твои деньги снарядили легионы, твоя грудь заслоняет врагу дорогу на Рим. Лавры твои, мой Победитель.

– Какая замечательная женщина, – думал претор, внимая собеседнице. – Я недостаточно ценил её раньше. Ей следует щедро заплатить за всё.

Сражение при Кантенне – славнейшее, кровопролитное и, по единому мнению специалистов, наиболее искусное за всю войну. Марк Красс долго готовился к нему, тщательно обдумав каждую подробность будущего боя. Сорок тысяч кельтов и прочих северных варваров во главе с Ганником и Кастом , отделившись от основных сил Спартака, расположились у Луканского озера. Уничтожить их внезапным нападением мешал Спартак со своими семьюдесятью тысячами фракийцев, македонцев, азиатов и прочих варваров, огромным лагерем стоявший невдалеке и медливший, не решаясь покинуть раскольников на произвол судьбы. Разведчики доносили Крассу, что между рабами велись переговоры о соединении.

Боясь этого, Красс заторопился. В Рим он отправил письмо, резко заявив сенату, что в сотоварищах по должности не нуждается, справится сам. Его многочисленные осведомители сообщали, что Помпей, к счастью, медлил и колебался, считая войну с рабами делом для себя недостойным.