Текст книги "Мальчик, который умел летать"

Автор книги: Гала Рихтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Тимур намного храбрей меня. И сильней. Иногда мне кажется, что он старше меня. Это странно. Почему так? Не знаю. Мне кажется, он сам хочет казаться старше.

Мысли перескакивают на Айше. Я вспоминаю наш ночной разговор, и у меня почему-то теплеют щеки. Айше… она другая. Не такая, как знакомые мне девчонки. Может быть, Леська-скрипачка похожа немного. А может, и нет. Леська же совсем еще мелкая. Я запутываюсь.

Но мысли о вчерашнем разговоре помогают. Мы пролетаем большую часть пути. Зловещие Близнецы преграждают путь.

Тимур машет рукой и устремляется вниз.

Садимся на холодную землю.

– Держишься? – спрашивает он. Киваю. Держусь, куда деваться.

– А ты?

Тимур пожимает плечами:

– Мне то что? Я на футболе уставал сильно, а потом привык. А тут почти так же, энергии даже меньше тратится.

Минутный отдых заканчивается. Взмываем дальше. Оказывается, устремиться вверх почему-то труднее, чем прыгнуть вниз и уже потом взлететь. Леку объяснял, наверное, но я не запомнил.

Миновать Близнецов сложно. Выше подниматься нельзя – закладывает уши и трудно дышать. Приходиться облетать.

За Близнецами – пять скал. Вместе они похожи на собачью пасть в оскале. Вдалеке, над одной из скал, видна парящая тень.

– Мда, – говорит Тимур присаживаясь на выступ скалы. Я устраиваюсь рядом, – Зрелище не для слабонервных. Может это… потусовались и хватит, полетим обратно?

Я вскидываюсь и готовлюсь сказать, что не заставлял его с собой лететь, но молчу. Тимур улыбается.

– Шутка, – усмехается он уголком рта и сообщает, – У меня очень своеобразное чувство юмора. Мне всегда так говорили.

– Кто?

Он вдруг напрягается, но через секунду в глазах появляется прежняя веселость.

– Родители, кто же еще-то…

Тимур сегодня нервный. Боится? Наверное. Я тоже. Бояться вместе не так страшно.

– Погнали?

Киваю. Обжигающе-холодный ветер снова бьет в лицо.

У расщелины в скале, где пара гарпий построила гнездо, никого. Мы прячемся в тени, под защитой скалы. У птиц хорошее зрение, заметить нас сверху легко. Насчет слуха мы не знаем. Но на всякий случай молчим и общаемся знаками. Выучка Леку сейчас пригодилась.

Тимур нетерпеливо поглядывает наверх. Его бы воля, он не уже поднялся бы в воздух. А я не могу. Меня немного трясет.

Нас на мгновенье закрывает громадная тень. Размах крыльев огромный. Шесть метров? Семь? Тимур шепчет что-то, глядя на парящую над скалой птицу.

– Вот это красота, – слышу я, – Она офигенная!

Я вспоминаю, как катился по тропинке, собирая все острые камни. Вспоминаю кровь Айше на вороте свитера.

Может и красиво. Только не для меня.

Птица делает круг и улетает в сторону Близнецов. Мы переглядываемся.

– Тимур?

Он кусает губу, вздыхает. Ему ее жалко. Она такая красивая, свободная, большая. А кто мы? Особенно я? Еле летающий горбун, который совсем недавно и ходить-то не мог.

– Меня мама учила, что нехорошо птичьи гнезда разорять, – вроде бы шутит. Но глаза печальные, – Ладно, поехали.

Яйцо в гнезде только одно. Большое, с толстой скорлупой. В медную крапинку. Еще в гнезде какие-то кости и пахнет гнилью. Тимур морщится. Я – нет. В доме на Кирова пахло и похуже. Тимур стягивает рюкзак со спины. На самом деле, не рюкзак, конечно, просто мешок из ткани с лямками. Попросили у Санди ночью. Она, конечно, проворчалась, но нашла его в своих закромах.

Осторожно беру его руки. Передаю Тимуру.

– Килограмма три будет, – говорит он оценивающе, – Тяжелое, блин.

Ему его нести. Я буду всего лишь рядом лететь.

– Может… – начинаю я, чтобы предложить нести яйцо самому, но он смотрит куда-то позади меня.

– Кир, берегись!

Сзади слышится взмахи огромных крыльев и угрожающий клекот. Я не успеваю обернуться. Резкий удар в спину сбивает с ноги, и я падаю на дно гнезда. Рядом мягко катится яйцо.

– Тим!

Гарпия подцепляет его когтями. Я слышу крик.

– Кир!

Она удаляется от гнезда в сторону скал. Я пытаюсь сесть. Голова кружится. Спина не просто ноет, как обычно, в нее будто воткнули сотню иголок.

Яйцо лежит рядом. Сейчас бы сунуть его в мешок и давать деру.

Лежащий на асфальте Валерка. Мертвый Денька.

Это так легко, взять его и улететь. Я вернусь с яйцом, я пройду Испытание.

Плевать мне на то, Спутник я тебе или нет! Ты – мой друг.

А пошло оно все, думаю я. И впервые ругаюсь сквозь зубы.

Когда злишься, мир становится очень ясным. Я все равно вернусь в Казань. Я найду способ, я постараюсь.

Я не могу бросить друга.

Стараясь не смотреть на яйцо, тяжело встаю, опираясь о стенки гнезда. Подхожу к краю и прыгаю.

Догнать птицу в полете невозможно. Я чувствую, себя как будто снова передвигаюсь на костылях. Как калека. Стараюсь лететь, не упуская ее из вида, но она то и дело пропадает за скалами.

Она останавливается и начинает кружить над какой-то расщелиной. Внизу небольшая речка и каменистое плато. Гарпия начинает снижаться. Я слышу крик Тимура.

Перед глазами на мгновенье темнеет. Я вдруг понимаю, что собирается сделать гарпия. Похоже на то, как будто видишь фильм, а на самом деле будущее или даже чужие мысли. Это как мои сны, только еще реальнее.

Она огромная. Но и Тимур – немалая добыча. Убить его в воздухе не получится, значит надо кинуть на землю и прикончить.

Я не знаю, что делать. Нет. Знаю.

Бросаюсь к ней, набирая скорость до предела. Волосы мешают, путаются и я мимолетно даю себе зарок постричь их сразу же, как мы вернемся в Казань. Ветер такой же холодный, как и днем, но мне жарко.

В руке у меня подобраный камень. Я не долетаю до гарпии совсем чуть-чуть и целюсь ей в глаз. У меня раньше хорошо получалось. Валерка говорил, что это потому что внимание сосредоточено.

У Тимура белое как мел лицо, но я стараюсь на него не смотреть. Гарпия вроде как озадачилась. Она и вправду громадная, каждое крыло метра по три. Когда она бьет ими, чтобы не упасть, меня едва не сбивает потоками воздуха.

Замахиваюсь. Руки у меня сильные. Камень летит очень быстро, только ударяет не в глаз, а по клюву. Гарпия обиженно кричит и выпускает из когтей Тимура. Он падает вниз, но выравнивается в воздухе и неуклюже приземляется на выступ скалы.

На долю секунды прикрываю глаза.

Сейчас кинется. Вот сейчас.

Успеваю взмыть вверх. Тимур со своего насеста издает громкий свист. И откуда силы берутся?

Гарпия злится. Не знаю как так выходит, но я чувствую ее злость. Ей никогда не делали больно.

Люди – слабые. Люди живут в Замке Средь Миров и пытаются летать. Люди – легкая добыча. Сильный лишь старик, их учитель, но и он не ссорится с гарпиями.

Мы сами виноваты, что полезли в это гнездо. Я виноват.

А Айше в чем виновата?

Пока гарпия соображает что делать, я накидываюсь на нее сверху и пытаюсь схватить за туловище. Медного цвета перья скользят в руке. Ничего, костыли тоже скользят, справлялся.

Она изворачивается и пытается щелкнуть гигантским клювом. Я перекатываюсь, не выпуская из рук перьев.

Я чувствую страх. Ее страх.

Она дергает всем телом и заваливается на бок. Я просто взлетаю рядом, по-прежнему держа в руках перья. Гарпия клекочет, понимая, что у нее не получилось.

Ей обидно. Обидно и страшно.

Снова выравнивается. Я ложусь ей на спину, вытягиваюсь по всей длине. Ноги не дотягивают до конца туловища, она, наверное, длинней меня на метр. Крепко держу ее за перья.

– Никуда не денешься, – шепчу я ей, – Ты мне нужна, ясно?

Глупо это, наверное. Она вряд ли меня слышит. И уж точно не понимает. Ей объяснять надо по-другому.

Закрываю глаза. Резко открываю.

Она уже не хочет никого убивать. Она лишь хочет на свободу, к своему гнезду. К своему яйцу, которое надо высиживать.

А мне надо в Казань. Надо! И я не донесу Тимура до Замка, он ранен. Выход только один.

Опустись вниз.

Я никогда раньше никому не приказывал. Странное ощущение. Как будто это и не ты говоришь, а кто-то совсем другой, сильнее. Вот Валерка мог приказать. И Леку может. Но я?

Гарпия нехотя, переваливаясь, но начинает снижаться. Аккуратно приземляется, подняв крыльями мелкие камушки и какие-то ветки.

Стой смирно. Жди.

– Тим! Сюда!

Кричу наверх. Тимур далеко, метрах в тридцати выше. Он спрыгивает и через пару секунд приземляется на каменной платформе. Почти падает и с полминуты не может встать. Одежда на спине разодрана в клочья. Гарпия издает угрожающий клекот.

Не смей!

– Залезай, – говорю я, кивая на место за собой, на спине птицы. У Тимура округляются глаза:

– Кир ты того… головой ни обо что не ударялся в последнее время? Там камни острые были, может об них?

– Лезь!

Я приказываю Тимуру. Потом мне будет стыдно. Потом. Когда мы будем в Казани, и я найду ребят. А сейчас это и не я вовсе. Кто-то другой, сильный, смелый.

Он тяжело разбегается и взлетает. Садится за мной. На его одежде кровь.

– Ну-ну, – говорит он зло, – Она что тебе, вертолетик с пультом? Сейчас как скинет нас на…й.

– Держись за меня, – говорю я тихо. Смыкаю ресницы.

Лети в Замок!

Гарпия послушно отталкивается от камня и поднимается в воздух.

Ей тяжело нести нас двоих. В одиночку, она долетела бы до Замка за час. С нами выходит все два. Тимур сначала вцепился мне в плечи как сумасшедший, а сейчас отпустил. Держится за перья, наверное.

Когда мы долетаем до Замка, выходит солнце, и он сверкает белизной в голубом небе.

– Совсем как на твоей картине, – говорю я Тимуру. Он усмехается:

– Что-то есть.

На площадке для полетов толпа народа. Как только появляется гарпия, Леку поднимается в воздух.

– Тим, – прошу я, – спустись, объясни всё.

Мы всего метрах в двадцати. Тимур немного отдохнул и уж на такой прыжок у него должно хватить сил.

– А ты?

– Я попытаюсь приземлить ее на площадку.

– Чокнутый, – говорит он. Не спорю. Псих, да. Мне уже говорили.

Тимур осторожно перекидывает ноги на одну сторону, отталкивается от туловища гарпии и взлетает. Она вздрагивает от толчка.

Кружи над площадкой.

Через две минуты площадка становится почти пустой. Приземлившийся Леку отправляет всех вниз. На платформе остаются лишь он и Тимур.

Опускайся.

Она устало садится на башне. Я с трудом спускаюсь на каменные плиты, обхожу гарпию и останавливаюсь, чтобы посмотреть ей в глаза.

Не сметь нападать на это место и людей, которые в нем живут! Ни ты, ни твои сородичи не должны этого делать.

Она понимает и соглашается.

Теперь я вижу, что у нее желтые круглые глаза, следящие за каждым моим движением. Она похожа на орла, только очень большого.

– Леку, я не принес яйцо, – громко говорю я, не спуская с нее глаз, – Но привел ее. Прошел ли я Испытание?

От подошедшего чуть ближе Леку доносится насмешливое:

– Да уж, мальчик, с лихвой.

Тебя ждет твой детеныш, твое яйцо. Лети.

Гарпия словно ждала этого. Секундный взмах крыльями и она уже в воздухе. Улетает. Я подбираю маленькое упавшее перо медного цвета и зажимаю в кулаке.

Кир, который мог приказывать гарпиям, вдруг исчезает. Я – снова я. От того, что было в этот день, что Тимур едва не погиб из-за моей дури, мне становится горько.

Тим, хромая, подходит ко мне, берет за плечо.

– Пошли, Кир. Пойдем, а.

Я киваю. Он прав. Нам здесь больше делать нечего.

Я собираю вещи. На самом деле, мне нечего собирать. Просто слоняюсь по комнате, в ожидании пока Фиона обработает раны Тимура. От нечего делать решаю вымыться, а после ванной расчесать спутанные волосы. Просто расчесать не получается. Подхожу к зеркалу, такому ненужному в этой комнате, и застываю.

Я помню мальчишку на слишком больших костылях, в порванном сером свитере, откуда-то притащенном Зулей, мальчишку с волосами неопределенного цвета и застывшим взглядом. Я помню. Я видел его отражение всего месяц назад в трамвайном стекле. У того мальчишки был горб на всю спину.

Из зеркала на меня недоверчиво смотрит незнакомый мне парень – мой ровесник. Бледное лицо, темно-русые лохмы, темные глаза. Невысокий – мне и не стать высоким, наверное – и болезненно худой. Но здоровый. Горба не стало. Одно плечо повыше другого – чуть-чуть, едва заметно. И всё.

Я подношу руку к стеклу – отражение делает то же самое. Поворачиваюсь, и оно поворачивается в тот же момент. Значит, это не чья-то шутка, не розыгрыш, не…

Значит, это правда.

Мне хочется и плакать и смеяться одновременно. Так вот каким я мог быть, должен был быть… Я все-таки выбираю и начинаю хохотать от радости.

Мы встречаемся у входа в ту часть Замка, где еще никогда не были. Меня привел Леку, Тимура Фиона. Он весь в бинтах, видных даже из-под свитера, но лицо довольное.

– Ты как? – шепчу

– Залатали, – коротко сообщает он, – Так что, готов и дальше отравлять существование крупным видам пернатых.

Дурак. Только Тимур над этим может шутить, больше никто.

Леку молча распахивает тяжелые двери и мы входим внутрь. Круглый зал без окон, зато свет проникает через стеклянный потолок, льется сверху. На стенах – картины.

То есть гобелены, вспоминаю я один из своих снов. Я понимаю, что круг замкнулся. Отсюда все началось, здесь же и закончится.

Стоит странная, торжественная тишина. Словно мы в церкви. Я однажды был в католической церкви, она рядом с метро, там так же было. И Леку в своих белых одеждах немного похож на священника.

– В все времена, во всех пространствах, – начинает Леку нараспев, – когда мир начинает принимать темную сторону, рождаются те, кто умеет летать. Они приносят людям надежду и веру, они разгоняют зло.

– Что мне делать? – спрашиваю я в звенящей тишине. Я не Избранный, в который раз хочется сказать мне. Я не сумею спасать людей, я не супермен из комиксов, я…

– Сам решай, – говорит вдруг Фиона, – Только ты можешь знать, что тебе делать. Мир не меняется сразу, его меняют наши поступки. От твоих поступков будет бОльшая отдача, чем от поступков обычных людей, только и всего. Сделаешь зло, солжешь в мире – прибавится лжи, совершишь чудо – кто-то поверит в чудеса и изменится. Простой человек может изменить совсем маленькое пространство вокруг себя, твоей силы хватит, чтобы изменить мир.

Только и всего?

Тимур усмехается:

– Значит, мне нельзя писать плохие картины?

Фиона смеется и треплет его волосы:

– Значит. Но главная ответственность на Кире.

Мне на мгновенье становится завидно Тимуру. Но это глупо.

Леку достает с одной из полок деревянную шкатулку. Берет из нее две серебряных цепочки с кулонами в виде трех башен. Протягивает одну Фионе. Она одевает цепочку на Тимура, Леку на меня.

И Замок исчезает.

10

В нашем мире день.

Мы попадаем в уютную тимуровскую кухню, валимся на стулья и вдруг начинаем хохотать. Наверное, это истерика. Не знаю. Но похоже.

На кухне все так же. Тикают настенные часы, гудит холодильник, за окном, грохоча, едет трамвай. На столе валяется разодранный конверт. Без марки.

Тимур вдруг вспоминает.

– Кир, я – идиот, мне надо срочно тетке позвонить! Блин, убьет же нафиг, нас же почти месяц не было.

Он кидается к лежащему на холодильнике телефону и вдруг осекается.

– Так. Стоп. За месяц бы зарядка села. У меня ее и так на два дня только хватает, я же музыку в плейере слушаю.

Потом поднимает глаза:

– Кир, какое число было, когда мы попали в Замок?

Пожимаю плечами. Понятия не имею. У меня не получается следить за датами.

Раздается телефонная трель. Тимур зажмуривается и отжимает зеленую кнопку.

– Алло. Что? Привет, Алин. У себя, да! Молока? Ладно, куплю. Ага, давай.

Заканчивает разговор и осторожно кладет мобильник на стол.

– Кир, нам приснилось всё, да? Сестра звонила – молока попросила купить. Здесь и часа не прошло, Кир.

Приснилось? Я осторожно встаю на ноги. Память тела подсказывает, что рядом должны быть костыли, что надо на что-то опереться. Но ноги держат. Легко делаю шаг, два. Смотрю на свое отражение в стекле кухонного шкафа. Горба нет. Нет и всё.

– Нет, не приснилось, – говорит Тимур и мы одновременно дотрагиваемся до груди.

Два тяжелых серебряных медальона на месте, – Значит, и летать мы тоже можем.

Тим «на минутку» убегает в свою комнату и пропадает. Встаю у окна и смотрю на красный автобус, в который заходят люди. Народ спешит по своим делам, да и мне пора. Иду в комнату, чтобы попрощаться.

– Я на Кирова. Буду искать ребят.

Тимур захлопывает альбом с фотографиями. Встает и убирает его в тумбочку.

– Я с тобой.

– Зачем?

Он пожимает плечами:

– Затем. Мало ли, вдруг какая помощь будет нужна. И вообще, у тебя денег даже на метро не хватит.

Кривлюсь. Подумаешь. Как будто я когда-нибудь за билет платил. Но Тимура не переубедишь, он упрямый.

– И это… жара на улице, а ты в свитере своем.

Свитер остался после Замка. На вороте еще видны темные пятна. Кровь Айше толком не отстиралась. Другой одежды у меня нет. Только то, что там было – джинсы, белье и ботинки.

Тимур критически меня оглядывает.

– Мда… мое тебе, конечно великовато будет. Хотя, погоди, мама вроде собирала мои старые вещи, чтобы потом раздать, может, остались, – он вылетает в родительскую комнату. Я иду следом, но не вхожу. Стою в коридоре и смотрю на то, как Тимур без сожаления потрошит шкаф.

В старом пакете из Икеи он находит то, что нужно. Здесь и джинсы и футболки и рубашки. Я думаю о том, что нам бы очень пригодились эти вещи. Валерке, Деньке и Рустику, девчонкам.

В простой белой футболке, летних светлых брюках и старых тимуровских кроссовках я выгляжу обычным школьником на каникулах. Длинные волосы, едва виднеющаяся серебряная цепочка. Будто неформал из тех, кто гоняет на скейтах и роликах по центральным улицам. Я много таких видел. Только лицо выдает. Глаза "тяжелые".

Тимур наблюдает за моим преображением с улыбкой.

– Хорош. Жалко, что Айше не видит.

Вспыхиваю.

– Причем тут она?

– Да ни причем, – пожимает он плечами и ржет, – Так, к слову пришлось. Эй, ты чего? Ну, шучу я, шучу. Да, дурак, и шутки у меня дурацкие, сам знаю.

Глупо это. Я ведь ее уже больше никогда не увижу. Ее, Лату, Лейку, Шеля, всех остальных. Ведь не попрощались даже. Только сейчас это понимаю.

Тимур озабоченно на меня смотрит.

– Все серьезно, да?

– Что? – не понимаю я. Тимур вздыхает и начинает объяснять как маленькому:

– С Айше все серьезно? Нравится она тебе?

Еще больше краснею.

– Нет! Да. Наверное.

Смешно это со стороны. Я в этом не разбираюсь. Я же калека. Был.

Тим кладет мне руку на плечо.

– Не переживай. Так бывает. Поехали уже, пора. По дороге к моим заскочим, я молоко отдам.

Жарко сегодня. После Замка жара кажется нереальной. Я радуюсь тому, что я в нормальной одежде.

Странно это – идти по городу и не ловить на себе взглядов. Никто не показывает пальцем. Никто не жалеет. Просто иду, как все идут. Иногда по привычке начинаю горбиться, но выпрямляюсь, как только это замечаю.

В магазине Тимур покупает молоко, а я застываю около прилавка с мороженым. Я его ел всего раз пять за последние годы.

– Кир, пойдем, – доносится от кассы. Я нехотя отрываюсь от созерцания мороженого и сглатываю слюну.

Пару остановок проезжаем на трамвае, выходим у перехода метро. Тимур тянет меня к одной из девятиэтажек.

– Пошли, молоко надо занести, а то скиснет.

У входа в подъезд я застываю.

– Чего еще, Кир? – раздраженно бросает Тимур.

– Я тут подожду.

– С фига ли? Пошли, там никто не кусается, даже сеструха в последнее время исправилась.

Мотаю головой. Мне страшновато. Почему-то кажется, что родственники Тима заметят, что на мне его старая одежда и будут задавать вопросы.

Тимур набирает код двери и без лишних слов заталкивает меня в подъезд.

– Не дури, – говорит он строго, – Старше меня, а ведешь себя, ну ей-богу, Кир, как ребенок. У меня племянник такой, но ему-то пять лет, а тебе пятнадцать.

– Четырнадцать, – не задумываясь, поправляю я. Пятнадцать в октябре будет.

– Один фиг, – машет рукой Тимур, – Детский сад, старшая группа.

Мы едем в лифте на девятый этаж. На лестничной площадке есть окно. Пока Тимур звонит в дверь, я смотрю вниз, на двор. На железной горке катаются двое карапузов, сидят на скамейке пара мамаш с колясками.

Позади раздается скрип двери.

– Тимур, ну наконец-то, сколько тебя ждать можно! Обед давно готов!

– Ну вот он я, пришел, не шуми, – быстро отзывается он, – Я не один, кстати. Кир! Ты где там застрял?

Приходится заходить. Его сестру я уже видел, тогда в отделении. Сейчас она кажется младше. Волосы, собранные в хвостик, домашний халат.

– Заходи, чего стоишь, – говорит она, – И дверь закройте, дует из подъезда.

Я шагаю в прихожую и плотно прикрываю дверь.

– Алин, ты нас покорми, и мы дальше побежим, ладно. Дела у нас.

Она переводит взгляд с Кира на меня. Мне сразу хочется спрятаться. Кажется, что она сейчас узнает во мне пацана из участка на Япеева, и устроит Тимуру головомойку. Нечего, мол, дружить с уличными, от них одни проблемы. Еще украдет что-нибудь…

– Привет. Разувайся, проходи, нечего в дверях стоять, – говорит она вместо этого, – Тебя как звать?

– К-кир, – заикаясь, отвечаю я.

– Алина, – представляется она весело, – Марш на кухню, оба. Тимка, молоко купил?

– Да купил, купил, ты мне весь мозг уже съела своим молоком, – ворчливо отзывается Тимур и тянет меня в сторону кухни, – Руки мой и садись. Поедим и сразу же рванем на Кирова.

Алина наливает нам борщ в красивые белые тарелки и убегает в комнату. Ей пора на работу. Мы сидим молча. Борщ вкусный, конечно, только мне совсем не хочется есть.

– Ну и чего ты? – без обиняков спрашивает Тимур, когда сестра уходит на работу. Я молча пожимаю плечами. Он хмурится. – Так, что случилось?

Я не знаю, что ему отвечать.

В Замке мы были равные. Просто два ученика. А тут… У него семья, пусть не родители, но все-таки, учеба, школа. А я сам не пойму кто я теперь – и не калека, и не Избранный. Кирилла Мартова, которого в Москве нашли, больше нет. А кто вместо него появился, я не знаю еще.

– Ничего не случилось, – говорю я неохотно, – Устал просто. Поехали уже, а.

Тимур делает гримасу, но больше не расспрашивает ни о чем.

В доме на Кирова пусто. Так же валяются вещи, даже бутылка из-под пива лежит на том же месте.

Тимур брезгливо переступает через старые тряпки, поводит носом.

– Воняет у вас, конечно, знатно, – замечает он. Я обижаюсь и за старый дом, и за ребят, но ничего не говорю.

Тихо. Видно, что никто не приходил сюда.

Выхожу из дома и долго стою, опираясь об стенку. Солнце слепит глаза, и я не вижу подошедшего Тимура.

– Где будем дальше искать? – спрашивает он спокойно.

Не знаю. На рынке. На Баумана. В больницах. В морге. Где угодно. Я плохо знаю город, я почти не видел его. Трудно изучать местность на костылях.

Стоп. Меня Леська-скрипачка с Валеркой и Рыжей видела, они за мной приходили. Может быть, она что-нибудь знает.

Я делаюсь своими соображениями. Тимур кивает.

– Дельная мысль. Пошли.

Идти к моему старому месту минут пятнадцать, не больше. Но я почему-то задерживаю шаг, ищу глазами знакомые лица. На углу улицы, там, где выезд на центральную дорогу, почти сталкиваюсь с куда-то бегущим всклоченным мальчишкой.

– Смотри, куда прёшь, дебил! – он меня толкает и убегает дальше. Я едва не падаю, Тимур успевает подставить плечо.

– Цел?

– Вроде.

– Эй ты, придурок, чё творишь? – орет он вслед убегавшему, – Козел, блин. Ты чего лыбишься? – а это уже мне.

Я пожимаю плечами. Улыбаюсь и всё тут.

Сашка то ли из приюта сбежала, то ли просто спешила по делам. Я ее узнал.

А она меня нет.

У перехода, на моем месте, сидит какая-то тетка в черном платке. Тимур подозрительно на нее косится.

– Блин, и у всех на хлеб не хватает, – жизнерадостно вещает он, – Пойти что ли, купить булку, подать тетеньке.

– Идиот, – бросаю я, и быстро прохожу внутрь перехода. Тимур догоняет меня на ступеньках.

– С чего бы это?

Объяснять не буду. Я тоже не на хлеб собирал.

– Кир, да что с тобой? Шуток не понимаешь?

Мы останавливаемся прямо на лестнице. Вокруг люди снуют, обеденное время. Леська уже пришла после школы, наверное. Расчехлила свою скрипку, начала играть.

– Ну чего молчишь-то опять? Что не так?

Я сажусь на заплеванную ступеньку и отворачиваюсь от тимуровского пристального взгляда.

– Тим, это моя жизнь. Переходы, трущобы, дома заброшенные.

А еще теплотрассы и подвалы с крысами и тараканами, привокзальная площадь, и люди, для которых я даже не просто вшивый беспризорник, а еще хуже, урод. Но об этом рассказывать не стоит.

– Я не могу, когда ты шутишь над этим, – тихо признаюсь я. – Замок – это Замок. Это сказка была, или сон. А в жизни всё по-другому.

Тимур садится рядом.

– Хрена-с-два всё по-другому! – злится он, – Всё так же! Это была твоя жизнь. А сейчас другая, пойми ты это! Сказка, ну-ну… Ты себя в зеркале видел, сказочник?

– Видел! – взрываюсь я, наконец, и начинаю орать, – А толку?! У меня все равно ничего и никого нет!

Утыкаюсь головой в колени и плачу навзрыд. Плевать, что по лестнице ходят люди, и кто-то смотрит. Всё равно!

Я сам хотел вернуться в Казань. Сам напросился на Испытание. Но чувство такое, будто меня обманули. Как щенка, которого сначала взяли домой, а потом обратно на улицу выкинули.

Кто-то кладет руку мне на плечо.

– У тебя есть я.

Поднимаю голову. Тимур внимательно на меня смотрит.

– Всё по-прежнему, – говорит он, – Ты – тот, кто умеет летать. Я – твой Спутник.

Не отвечаю. Мне стыдно за то, что я сорвался. Раньше такого со мной не было.

– Всё по-прежнему, – повторяет он, – И не смей даже думать иначе.

Мы сидим еще минут пять. Я прячу красные глаза, а Тимур просто молчит. Какая-то женщина, проходя мимо нас, осуждающе смотрит. Раньше я подумал бы, что ей неприятно смотреть на калеку. Почему же она смотрит так сейчас?

Его слова меня успокаивают. Не знаю почему, но мне вдруг становится легче. Я справлюсь. Да и нюни разводить, когда с ребятами беда, глупо.

– Пойдем, – предлагает Тимур, – Твоя скрипачка пришла уже, слышишь, пиликает.

И правда, из перехода уже звучит печальная музыка. Это любимая леськина мелодия, она ее чаще всего играет.

Я смахиваю с ресниц последние слезы, тяжело вздыхаю. Тимур гримасничает.

– Успокоился? Больше истерик не будет?

– Не будет, – обещаю я твердо и поднимаюсь со ступеньки.

Она играет с закрытыми глазами.

Я раньше не смотрел, как она играет, даже если рядом сидел. Просто слушал. А Леська, оказывается, красивая, когда играет. И сразу старше выглядит. Словно ей не одиннадцать, а она моя ровесница.

Тимур слушает без интереса. Ему, кажется, такая музыка не по душе. А мне нравится. Я когда такую музыку слышу, даже шума вокруг не замечаю.

Она доигрывает и открывает глаза. Поначалу нас не замечает – ей сыпят мелочь в потертый футляр. Потом народ отходит, и мы становимся рядом.

– Здравствуй, – говорю я.

– Привет. Ты ведь наверху сидел, у входа, да? – отвечает она. Тимур удивленно присвистывает.

И как она узнала? Ведь никто не узнает.

– Лесь, нам помощь нужна, – начинаю я быстро. Мне неохота ничего объяснять. Она понятливая, сразу же кивает.

– Какая?

– Мне надо ребят найти. Помнишь, они за мной приходили. Девчонка такая рыжая и парень в зеленой футболке.

Леська сгребает деньги из футляра в карман и кладет туда скрипку.

– Конечно, помню. Пошли наверх, надоело в темени стоять.

Мы поднимаемся к торговому центру, садимся на скамейку около фонтана-Русалочки. Рустик как-то говорил, что это не Русалочка, а какая-то Су Анасы, Водяная из татарских сказок. Он их много знал и рассказывал.

– Я их позавчера видела, – говорит она, – С ними еще был пацан и девочка. Я хотела их о тебе спросить, но не успела. Их милиция задержала.

Прикусываю губу.

– Один пацан? – спрашиваю я. Мне сразу вспоминается сон, в котором я видел мертвого Деньку. Она кивает.

– Бл… – начинает Тимур, но успевает изменить слово, – Блин, я имел в виду. Лесь, а ты помнишь номер машины ментовской или еще что-то такое?

Она качает головой.

– Не смогла разглядеть, – огорченно говорит она, – Всё очень быстро случилось.

Их и раньше забирали. Рыжую особенно часто. Работа у нее такая. Но чтобы всех, сразу, такого не было. Почему-то в груди колет. Страшно за них.

– Кир, может у той тетки из отделения спросить, – задумчиво предлагает Тимур, – Она вроде ничего, разбирается.

Я растерянно пожимаю плечами. Может, он и прав. Только мне в милицию идти точно не стоит.

– Ладно, хоть что-то. Ну, что, поедем на Япеева? Как ту тетку звали, ты помнишь?

Галина Ильинична, вспоминаю я. Так ее сестра Тимура назвала, когда его забирала.

– Помню. Поедем. Спасибо тебе, Лесь.

Онаа смотрит на меня с любопытством.

– А ты всегда мог ходить?

– Нет, – честно признаюсь я. И задаю свой вопрос:

– А ты меня как узнала?

Она смеется.

– По голосу. Мне еще в музыкалке говорили, что у меня память на звуки хорошая. Пока, ребята, я работать пошла. Приходите как-нибудь.

Она спрыгивает со скамейки и исчезает в подземном переходе.

А я только в трамвае понимаю, что она не могла узнать меня по голосу. Я с Леськой ни разу не разговаривал, только кивал.

В отделение Тимур идет один. Я сажусь на скамейку в ближайшем дворе и стараюсь думать о хорошем. Ночью мы хотим полетать над городом. Наверное, это очень красиво, когда много огней. И не так опасно, как в горах.

Ко мне подходит высокий парень в очках. Старше меня лет на пять, наверное.

– Братан, зажигалки не найдется?

Пожимаю плечами: откуда? Я не курю. Не могу, дым мешает. Да и в тимуровских вещах ей взяться неоткуда. Он вроде тоже не любитель.

– Жаль, – говорит парень, – Блин, и ларек закрыт. Хоть до Кольца топай…

– А чего не дойдешь? – спрашиваю я, чтобы поддержать разговор. Парень на гопника не похож, вроде нормальный. Так хоть время быстрее будет идти.

– Сессия, – говорит он так, будто это все объясняет, – Завтра экзамен, готовлюсь, а дома даже закурить не от чего.

– А какой экзамен?

Его еще больше корчит.

– Сопромат, – говорит он. Замечает мой непонимающий взгляд и уточняет, – Сопротивление материалов. Слыхал?

Мотаю головой. Он назидательно произносит:

– И не надо. Не поступай на инженера, пацан, и будет тебе счастье. Эй, мужик, – кричит он проходящему мужчине лет сорока, – Мужик, зажигалки не будет? О, спасибо, выручил!

Закуривает и уходит быстрыми шагами. Наверное, к экзамену готовиться будет.

Я усмехаюсь. Чудное это чувство, когда с тобой разговаривают как с обычным человеком. Не прячут глаза. Не издеваются. Просто говорят на равных.

Мне, наверное, только предстоит к этому привыкнуть.

Тимур появляется внезапно.

– У меня две новости, – сообщает он, плюхаясь на скамью, изрезанную неприличными словами.

– Хорошая и плохая? – спрашиваю я.

– Плохая и хреновая, – говорит Тим без улыбки, – Плохая новость: твои придурки что-то не поделили с какими-то другими придурками. Может, территорию, я не разобрал особо. Была драка серьезная. В общем, девчонок и мелкого в приют отправили.

– А Валерка и Денис? – вырывается у меня.

– А это хреновая новость. Валерка твой в реанимации, ничего не видит, – он молчит полминуты, потом говорит очень тихо, – А Денис…В общем, опоздали мы с тобой, Кир…