Текст книги "Акедия"

Автор книги: Габриэль Бунге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Но он настаивает, что эту молитву подобает произносить только тем, кто чист сердцем, кто способен предаваться познанию сущих независимо от крепости телесных сил[247]247
  Kephalaia Gnoslika IV, 70.


[Закрыть]. Кто пребывает узником собственных страстей и просит Бога как можно скорее взять его душу, подобен больному, который просит плотника поскорее разрубить своё ложе[248]248
  Kephalaia Gnoslika IV, 76.


[Закрыть].

В этой главе едва ли найдётся фраза, в которой перед читателем не ставился бы экзистенциальный вопрос. Уныние – всеобщий феномен и в определённом смысле присущ самому человеческому бытию. Времена, места и обстоятельства жизни меняют лишь конкретные проявления. По сути своей уныние пребывает вне времени.

5. Лекарственные средства

Столь беспощадная анатомия уныния может привести к мысли, что этот недуг неизлечим. Однако это ложное утешение, ещё одна иллюзия, порождённая тем же унынием. Евагрий, как первые монахи и древняя церковь, – непоколебимый оптимист в вопросе победы над злом. Ибо в действительности зло это не-бытие, и воскресший Христос явил всему миру его иллюзорный характер, «отняв силы у начальств и властей, властно подверг их позору»[249]249
  Кол 2:15.


[Закрыть]. Бес не имеет никакой власти над человеком; по крайней мере, до тех пор, пока он в безумии самолично опять ему не уступит себя. Поэтому уныние, которое представляет собой как бы некий итог воздействия всех воображаемых страстей, по мнению Евагрия, вполне излечимо, и те средства, которые он предлагает, на удивление просты.

Это лекарства двух типов: общие и специальные. Поскольку уныние – это болезнь двух способностей души (гневливой и вожделеющей), необходимо добиться полного исцеления этих последних. И поскольку «уму присущи как знание, так и невежество, вожделеющая часть души склонна как к воздержанию, так и к роскоши, а гневная привычна как к любви, так и к ненависти»[250]250
  Kephalaia Gnostika I, 84.


[Закрыть]; из этого следует, что «знание исцеляет ум, любовь – гнев, а воздержание – вожделеющую часть»[251]251
  Kephalaia Gnostika III, 35.


[Закрыть].

И ещё: «телесные страсти пресекает воздержание, а душевные – духовная любовь»[252]252
  Praktikos 35.


[Закрыть]. Последние куда более неистовы, они могут преследовать человека до самой смерти, тогда как первые отступают гораздо быстрее[253]253
  Praktikos 36.


[Закрыть].

Таким образом, яростная часть души нуждается в более интенсивной терапии, вот почему апостол Павел говорит о любви, что она «всех больше»[254]254
  1 Кор 13:13. Praktikos 38.


[Закрыть]. Для Евагрия познание, любовь, кротость и воздержание покрывают собой всю полноту духовной жизни[255]255
  Epistula 56, 3 ss.


[Закрыть], по крайней мере, в том виде, как он её понимает:

Чада! Веру укрепляет страх Божий, а его – воздержание. Воздержание делают непоколебимым терпение и надежда, от которых происходит бесстрастие; бесстрастие в свою очередь порождает любовь, которая становится вратами естественного познания, а последнее ведёт за собой богословие и конечное блаженство[256]256
  Praktikos, prol. 8.


[Закрыть].

Говорить о познании, любви и воздержании – означает говорить о духовной жизни во всей её полноте, и это невозможно сделать в тесных рамках нашего исследования. Мы остановимся лишь на том, что Евагрий говорит о печали, роковой и неизменной предтече уныния, и его тесной связи с другими страстями. Этот текст показывает, что в духовной жизни следует начинать «снизу», то есть, вооружившись против вожделения, страсти, лишившей наших прародителей райского блаженства[257]257
  De Octo Spiritibus Malitiae 1. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 121.


[Закрыть]. Можно легко понять, что без воздержания любовь невозможна. Духовная любовь любит другого ради него самого, не причиняя ему никакого вреда, ничем не уязвляя; вожделение же, напротив, представляет собой исключительно эгоистическую отчуждённость самости, её похоть неутолима по определению и неизбежно приводит к печали и унынию.

Пленника варвары оковывают железом, а пленника страстей связывает печаль. Не усиливается печаль, когда нет других страстей, как и узы не вяжут, когда нет связующих. Кто связан печалью, тот побеждён страстями, и в обличение своего поражения носит узы, потому что печаль бывает следствием неудачи в плотском пожелании, а пожелание сопрягается с всякою страстью. Кто победил вожделение, тот победил страсть, а кто победил страсти, тем не овладеет печаль. Не печалится воздержный, что не удались снеди, и целомудренный, что не успел в задуманном неразумно непотребстве, и негневливый, что не возмог отмстить, и смиренномудренный, что лишён человеческой почести, и несребролюбец, что потерпел утрату. Они с силою отклонили от себя пожелание всего этого, потому что как одетого в броню не пронзает стрела, так бесстрастного не уязвляет печаль[258]258
  De Octo Spiritibus Malitiae 11. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 128.


[Закрыть].

Для полного исцеления необходимо истребить самый корень зла; но чаще всего в нашей повседневной жизни проявления недуга уныния не считаются таковыми. Поскольку так или иначе необходим курс лечения, следует как можно скорее прибегнуть к испытанным средствам, которые тут же принесут ощутимые результаты. Для этого Евагрий предлагает многочисленные специальные лекарства.

Вообще говоря, уныние он определяет как упадок сил, слабость (атония) души и тем самым указывает на его связь с трусливым малодушием[259]259
  Praktikos 28.


[Закрыть].

С другой стороны, все его проявления отмечены душевной неустойчивостью и склонностью к бегству от жизни. Пороку малодушия противостоит добродетель мужества. Мы обратимся к уже упомянутому тексту, в котором описаны присущие от природы и отвечающие замыслу Творца три способности души в их действии.

В нём говорится, что добродетели гневливой части души суть мужество и любовь, и каждая исполняет назначенную ей роль:

Дело терпения и мужества – не бояться врагов, ревностно и стойко противостоять грозящей опасности; дело любви – предоставлять себя каждому образу Божиему почти так же, как и Первообразу, даже когда бесы стараются осквернить эти образы[260]260
  Praktikos 89.


[Закрыть].

Если уныние представляет собой разновидность малодушия, здесь требуется прежде всего активное противостояние этому противоприродному действию гневливой части души.

Терпение сокращает уныние[261]261
  De Vitiis 4.


[Закрыть].

Первое и самое эффективное средство от уныния – просто «держаться молодцом» перед лицом опасности бегства:

Если дух уныния нападёт на тебя,

не покидай жилища своего,

и не уклоняйся,

борьба приносит пользу,

как очищают серебро,

и душа твоя заблестит[262]262
  Ad Monachos 55.


[Закрыть].

Евагрий не устаёт повторять:

Терпение усмиряет уныние[263]263
  Institutio admonachos (PC 79, 1236 A).


[Закрыть].

Это тоже надлежит знать: если анахореты в борьбе с бесом нечувствия не поддаются нечистым помыслам, не покидают стены жилища своего под натиском уныния, тогда получают воздержание и упорство, сошедшие с небес, и блажен удостоенный такого бесстрастия[264]264
  Mai. cog. 12. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 170.


[Закрыть].

«Бесчувствие», или полное безразличие, о котором здесь говорит Евагрий, – это первое следствие полной победы бесов с их страстями над несчастной душой[265]265
  Kephalaia Gnostika IV, 85.


[Закрыть], это своего рода духовная смерть. Евагрий описывает это состояние (причём он замечает, что ему редко подвержены те, кто живёт в братствах) такими словами, которые остаются на все времена и не требуют комментариев. Быть может, сегодня утверждение, что бес был бы окончательно постыжен, видя наше сострадание к тем, кому он причиняет в данную минуту зло, не прозвучит столь оптимистично. Современного человека уже не так легко убедить в этом.

О демоне же, который делает душу бесчувственною, должно ли что и говорить? Ибо боюсь писать о нём и о том, как душа выходит из собственного своего состояния, потому что во время пришествия этого демона она отлагает и страх Божий, и благоговение, греха не вменяет в грех, беззакония не почитает беззаконием, о мучении же и Суде вечном помнит как о пустых речениях, и «посмеивается» над сим «огненосным подлинно трясением» [266]266
  Иов м 41:20 (LХХ).


[Закрыть] , и хотя исповедует Бога, но, что повелено Им, того не ведает. Ударяешь ты в перси, когда душа стремится ко греху, – и она не чувствует этого; говоришь ей от Писаний – и она в совершенном ослеплении и не слышит; представляешь ей укоризну людей – и она ни во что вменяет людской стыд и вовсе не понимает его, наподобие свиньи, смежившей глаза и пробивающейся сквозь ограду.

Но сего демона, от которого, «аще не быша прекратится дние оны, не бы убо спаслася всяка плоть»[267]267
  Мф 24:22 «Если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть».


[Закрыть], наводят на нас закосневшие в нас помыслы тщеславия[268]268
  Mai. cog. 11. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 169–170.


[Закрыть].

Помысел тщеславия, честолюбия, суеты непосредственно предшествует появлению гордыни, которая внушает мысль, что ты не такой как все. Это искушение «преуспевших», стяжавших совершенство в безупречной жизни – превзойти всех, вознестись к небу и быть уверенным, что добился всего этого собственными силами. Такому монаху и сам Бог не нужен.

Поскольку этот помысел совершенно суетен и пуст и не имеет никакого отношения к реальному положению вещей, жажда славы остаётся неутолённой. Рано или поздно с осознанием этой суетности приходит уныние, чувство полной опустошённости.

Перед этой бездной человек иногда в прямом смысле одержим страстью бегства, его как будто хватают за горло[269]269
  Antirrheticus. VI, 57.


[Закрыть]. Перед лицом этой ярости собери воедино все силы души и стойко держись, пока бес не отступит. Затем можешь делать всё, что сочтёшь более разумным[270]270
  Praktikos 28.


[Закрыть].

В такой предельной ситуации как пустынножительство терпение выражается в простой выносливости, решимости не покидать свою келлию:

Во время искушений нельзя покидать келлию, придумывая благовидные предлоги, но следует оставаться внутри [неё], терпеливо и мужественно перенося всех нападающих, особенно беса уныния, который, будучи самым тяжёлым из всех [бесов], делает зато душу весьма испытанной. Ибо избегать таковых борений – значит научить ум быть неискусным, робким и склонным к бегству.

Разве благоразумный человек в подобной ситуации не повёл бы себя совершенно иначе? Кто-то подумает: «Но ведь когда Евагрий советует не отступать человеку, обуреваемому инстинктом бегства, этот монах передаёт лишь плоды личного опыта, своего собственного или своих собратьев». И действительно, только на собственном опыте и можно проверить совет, который даёт авва Моисей:

Пойди, сиди в своей келлии, она тебя научит[271]271
  Apophthegmata Patrum. Моисей, 6.


[Закрыть].

Терпение, которое необходимо для того, чтобы оставаться в своей келлии, содержит в себе и «всё остальное»: добровольный отказ от всяких развлечений, путешествий, встреч или бесед. Кому-то это покажется непониманием элементарных человеческих потребностей. Отнюдь. Другой монах, который был искушаем теми же самыми помыслами, однажды услышал, как авва Арсений Великий даёт удивительный ответ, в котором разводит главное и второстепенное:

Пойди, ешь, пей, спи и не работай, но не покидай своей келлии[272]272
  Apophthegmata Patrum, Арсений, 11


[Закрыть].

Подобно тому, как существует своя иерархия добродетелей, существует иерархия пороков. Что касается уныния, которое представляет собой свершение всех страстей, выносливость в уединении становится важнее всех прочих трудов подвизания.

Иногда даже приходится, как говорит Евагрий[273]273
  Praktikos 58.


[Закрыть], «клин клином вышибать», то есть выбирать наименьшее зло. Разумеется, это возможно, если мы, сами того не осознавая, ещё не поддались унынию. Но древние отцы с нами, и об этом можно спросить у них самих.

Сами по себе отдых, отлучка (прогулка, например)[274]274
  Cf. E. AMELINEAU. Histoire des monasteres de la Basse-Egypte// Annales du Musee Guimet 25. Paris, 1894. P. 35. 10.


[Закрыть], не возбраняются, но при том условии, что ты остаёшься в уединении.

Ужасна бывает нелепая мания докучать другим рассказами о своих несчастьях, равносильная бегству. Однако отцы-пустынники не возражают против общения с другими людьми, а скорее наоборот. Если бы они охотно не разговаривали с людьми, у нас не было бы и многочисленных собраний их изречений. Даже отшельнику не возбранялось принимать друзей, с которыми он един в своих мыслях[275]275
  Rerum monachalium rationes 7.


[Закрыть]. Пагубными считались «духовная нескромность» и склонность к празднословию, когда монах уже был не в состоянии молчать ни о благодати, полученной от Бога, ни о вражьих кознях[276]276
  Epistula 16, 5.


[Закрыть]. Возбранялось также нездоровое панибратство, «обманчивая свобода в обращении», которая подобно знойному южному ветру выжигает подлинную дружбу и всякое доверие.

Можно было бы многое ещё сказать здесь о дружбе монахов, и, прежде всего, в среде пустынников, которые чаще всего были не такими уж неотёсанными, как это иногда может показаться. Евагрий посвящает этой «духовной дружбе» (дружбе во Христе и через Христа, который Сам становится этой Дружбой) самые волнующие строки в своих Схолиях на Притчи[277]277
  См. краткую заметку P. GEHIN. Evagre le Pontique. Scholies aux Proverbes. Paris, 1987. P. 53 54. (Sources chretiennes; 340). Эта тема заслуживает специального изучения.


[Закрыть].

Его письма – лучшее свидетельство той деликатности, с которой он умел дружить, эта дружба основывалась не столько на «удобопревратных», легко подверженных злу, человеческих привязанностях, сколько на «познании Христа», благодаря которому становишься не только «другом Христа, какими были Иоанн Креститель и апостолы, но через Него – другом других людей и даже святых ангелов». Но вернёмся к нашему предмету.

Исповедь сердца, или открытие помыслов, всегда совершалась в присутствии духовного отца. Ему можно без страха и ложного стыда открыть все тайные брани и духовные опыты, спросить совета или его личного мнения. Приведённый выше отрывок из Жития показывает, с какой деликатностью Евагрий умел выслушать исповедь. Мы увидели также, что он сам, будучи уже весьма почитаемым аввой, обращался за советом и суждением к своему близкому другу.

Эти духовные отцы и матери (и сегодня их во множестве можно встретить на христианском Востоке) не обязательно были священниками; Евагрий всю свою жизнь оставался диаконом. На пять тысяч насельников Нитрийской пустыни и шестьсот наиболее испытанных братьев, живших в непосредственной близости с Евагрием, было всего лишь восемь священников[278]278
  Historia Lausiaca 7.


[Закрыть]. Большинство выдающихся духовных учителей-пустынников были мирянами почти в современном значении этого слова, поскольку монашество к тому времени ещё не оформилось как религиозный институт.

Духовное отцовство или материнство никак не связаны с местоположением в церковной иерархии, это свободная «харизма», дар, добытый ценой побед и поражений в собственной духовной жизни, это опыт, которому невозможно научиться по книгам.

Это не связано с возрастом: некоторые из «отцов» или «матерей» для того времени были ещё достаточно молоды.

Нередко, особенно на Западе, можно услышать, что сегодня нигде не найти духовных отцов. Но не следует забывать, что в делах благодати не отец порождает сына, а сын – отца. Современному западному человеку существенно недостаёт подлинного духа сыновства, из которого возродится и духовное отцовство. Причину этому объясняет известный отец пустыни, современный коптский монах Матта Эль-Маскин в своём определении духовного отцовства[279]279
  Cf. Pere МATTA EL-MASKINE; Priere, Esprit Saint el Unite chretienne. Bellefontaine, 1990. P. 18ss. (Spiritualite orientale; 48). G. BUNC.E. Geistliche Vaterschaft…


[Закрыть]:

«Духовный отец – это, прежде всего, человек, которого ведёт Дух, и который стал послушным орудием в руках Божьих. Именно поэтому он никогда не призовёт своих учеников следовать за ним, поскольку мы все суть ученики единого Учителя-Христа. Он даже не будет пытаться окормлять ученика, ибо он всего лишь человек, а не ангел. Он скорее смиренно последует за ним как слуга, чтобы в случае нужды оказаться полезным тому, кто, как и он, по настоянию Духа, следует по стопам Христа. Чтобы жить так, ему надлежит с ещё большим вниманием, чем ученик, слушать, что именно Дух Божий ждёт от него, ему следует отринуть всё личное в себе. Ученик из его уст не должен услышать ни единого слова простой человеческой премудрости, но лишь Слово Божие».

Полное забвение самого себя отличает истинного духовного отца в христианском значении этого слова от прочих «гуру», которых в избытке можно встретить в наши дни. Такой духовный отец никогда не стремится основать свою «школу». Только те, кто будет духовно близок ему, кто последует за ним, и являются тем «уделом Духа Божия», который ему был дан.

Терпение в келейном уединении – та высшая способность, символический смысл которой заслуживает особого внимания. Большинство людей живёт, разумеется, не в «кельях», а чаще всего в семейном и профессиональном окружении, где они могут почувствовать себя в «тесноте». Молчаливо переносить это без горечи и злопамятства – вот что делает человека «монахом» в изначальном смысле этого слова, то есть единой, цельной, неразделённой личностью.

Однако просто «стиснуть зубы» со временем может стать слишком негативным отношением, которое только усугубит и без того плачевное положение унывающего вместо того, чтобы его освободить от уныния. Лучше занять позитивную жизненную позицию, возвести преграду на пути губительного потока уныния повсюду, где он врывается в нашу жизнь. Евагрий предлагает настоящую стратегию, которая становится правилом жизни:

От уныния врачует постоянство,

делание всякого дела

с великою внимательностью и со страхом Божиим.

Во всяком деле определи себе меру

и не оставляй прежде,

нежели кончишь, что назначено,

также молись разумно и усильно,

и дух уныния бежит от тебя[280]280
  De Octo Spiritibus Malitiae 14. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 130.


[Закрыть].

«Положи меру всякому труду», – вот основное правило, которое ангел заповедал отцу монахов Антонию Великому[281]281
  Отечник. Избр. изречения святых иноков… Антоний 1.


[Закрыть].

Уныние проявляет себя и как искушение не соблюдать меру, будь то по небрежению, будь то – и это наименее заметно – по склонности к всякого рода неумеренности. Заметим, что сам Евагрий не был фанатически привержен этому правилу:

Не во всякое время можно исполнять обычное правило, но надлежит принимать во внимание обстоятельства и стараться наилучшим образом исполнять посильные заповеди[282]282
  Praktikos 40.


[Закрыть].

Это «обычное правило» не было писаным монашеским уставом, в Ските его вообще тогда не существовало. Скорее речь идёт о «мере», которую каждый устанавливает себе по силам и по совету старцев. В обычное время следует безоговорочно придерживаться этого келейного правила, но в исключительных случаях следует поступать, помня о христианской свободе. Умелое балансирование на гране послушания и свободы составляет самую суть духовного учения древних Отцов.

Испытанное средство предотвратить душевное смятение, которое несёт в себе уныние, или победить его, если оно уже проникло в душу, – это тяжёлый, но исполненный с тщанием и мерой труд, который не является ни самоцелью, ни поводом к корыстолюбию – монахи всегда это почитали своим долгом. Евагрий даёт этому следующее объяснение:

Будь внимателен к труду своему, по возможности ежедневно и еженощно, дабы не оказаться ни на чьём попечении, но, прежде всего, дабы делиться с другими, как к этому призывает своим словом апостол Павел[283]283
  1 Фес 2:9; 2 Фес 3:8; Еф 4:28.


[Закрыть], в твёрдой решимости победить беса уныния и отразить все прочие вражьи козни. На самом деле, следом за ленью приходит бес уныния, и человек «праздный погрязает в похотях», как сказано в Писаниях[284]284
  Притч 13:4. Rerum monachalium rationes 8.


[Закрыть].

Так, в нескольких строках Евагрий кратко изложил весь духовный опыт отцов-пустынников, своих учителей, и каждое из этих положений можно подтвердить изречениями и других монахов[285]285
  Cf. A. Guil-i. AUMONT. Le travail manuel dam le monachisme ancien. Contestation et valorisation //Aux origines du monachisme chretien. Bellcfon-taine, 1979. P. 117–126. (Spiritualite orientale; 30).


[Закрыть]. В эпоху, когда ручной труд считался презренным занятием рабов, отцы его высоко ценили, прекрасно сознавая при этом, что работающий монах всё же рискует оказаться в сетях у страсти наживы и нездоровой активности[286]286
  Rerum monachalium rationes 8, продолжение цитаты, приведённой выше.


[Закрыть]. Едва ли не большая внутренняя дисциплина требуется для того, чтобы завершить начатый труд, или чтобы прервать его, когда тебя ждут более важные дела. Совершенно справедливо Венедикт Нурсийский просит своих братьев ничего не предпочитать Богослужениям[287]287
  Regula Benedicti 43. Русский перевод см. в кн.: Древние иноческие уставы. М., 1892.


[Закрыть]. Во всё времена это единственное, что ставило преграду лени и неумеренности в труде. В обеих этих крайностях Евагрий проницательно усматривает формы того же уныния.

Помимо мужественного терпения, которое способствует исполнению природного назначения гневливой части души, другие лекарства от уныния врачуют вожделеющую часть души, тоже пострадавшую, утратившую свои добродетели и уже неспособную соответствовать заданной от природы цели:

Дело целомудрия – бесстрастно созерцать вещи, возбуждающие в нас неразумные мечтания; дело терпения – с радостью отвергать все наслаждения гортани[288]288
  Praktikos 89.


[Закрыть].

Можно легко распознать те формы уныния, которые искушают эти две добродетели души; в качестве примера мы уже называли необузданное желание недоступного или неосуществимого и всевозможные иррациональные похоти. Мы не можем привести здесь все многочисленные средства, которые Евагрий предлагает для исцеления вожделеющей части души. Подробно остановимся лишь на воздержании. Проблемы чревобесия (необузданного аппетита) и гортанобесия (нездоровой потребности в постоянном наслаждении от вкушения пищи) – их природа и сегодня остаётся неизвестной – как и многие другие, были хорошо известны древним отцам. По этическим соображениям в этих случаях монахи прибегали к средству, которое сегодня можно применять разве что в эстетических или терапевтических целях – голодание. Всё сказано в одной фразе:

Владеющий чревом умаляет силу страстей[289]289
  De Octo Spiritibus Malitiae 1. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 121.


[Закрыть].

Под голоданием, «постом» подразумевался не только полный или частичный отказ от вкушения того или иного рода пищи (например, мяса) – скорее всего монахи руководствовались правилом апостола Павла: «ешьте без всякого исследования»[290]290
  1 Кор 10:25; cf. Rerum monachalium rationes 10.


[Закрыть]. Гораздо важнее было уметь добровольно ограничить собственные потребности[291]291
  Rerum monachalium rationes 3.


[Закрыть], отказаться от изысканных и дорогостоящих яств[292]292
  Ibid. 8.


[Закрыть], особенно тогда, когда очень хочется разнообразных и вкусных блюд[293]293
  Praktikos 16.


[Закрыть].

В этом отношении Евагрий опять же не был непреклонным ригористом. Кто по слабости или болезни должен питаться три раза в день или чаще (тогда как монахи обычно принимали пищу только раз в день, после 15 часов), не должен печалиться об этом[294]294
  Rerum monachalium rationes 10.


[Закрыть]. Ещё менее следует огорчаться, когда святое – превыше всех – «правило» гостеприимства требовало нарушить пост, иногда даже по нескольку раз в день[295]295
  Ibid.


[Закрыть].

Не менее строго Евагрий обличает и противоположную крайность. Так, одной монахине он советует:

Никогда не говори «сегодня я ем, а завтра – не буду», ибо ты поступаешь неблагоразумно. В действительности это причинит вред твоему телу и приведёт к болезни желудка[296]296
  Ad Virginem 9.


[Закрыть].

Какой бы строгой ни была аскеза отцов-пустынников, она всегда умеренна, то есть всегда в меру сил каждого. Тем более она не предполагает беспрекословного исполнения всех запретов и во всём подчинена духу евангельской свободы, как это неоднократно подчёркивает Евагрий. Свобода основана на том, что пост, как и другие аскетические упражнения, относится к разряду «добровольных жертвоприношений», которые человек приносит Богу от чистой души, без принуждения, а не потому, что это предписано в заповедях[297]297
  In Ps. 118, 108 fit


[Закрыть]. Подлинный смысл аскезы Евагрий усматривает в воспитании воли.

Воздержание от пищи должно быть делом свободной воли и работой души[298]298
  Rerum monachalium rationes 10.


[Закрыть].

Будучи «добровольной жертвой», оно соразмерно нашим силам[299]299
  Ibid.


[Закрыть].

То, от чего мы отказываемся, не является нечистым, поскольку Бог всё сотворил нам на потребу и не сотворил никакого зла[300]300
  Ps. 145, 8


[Закрыть], но в нашем нечистом сердце лежит корень всякого зла[301]301
  Мф 15:18.


[Закрыть] и в постоянном дурном употреблении того, что сотворил Господь[302]302
  Kephalaia Gnostika III, 59.


[Закрыть]. Это эгоистическое отчуждение лежит в основе первородного греха:

Пожелание снеди породило преслушание, а усладительное вкушение изринуло из рая[303]303
  De Octo Spiritibus Malitiae 1. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 121.


[Закрыть].

Из этого можно понять, что не только чревоугодие, но и чревобесие (буквально: бешенство чрева) относится к первому из восьми общеродовых пороков, а пост, воздержание от самых элементарных удовольствий плоти, открывает собой ряд добродетелей.

Начало язычников – Амалик, и начало страстей – чревоугодие[304]304
  Исх 17:8; De Octo Spiritibus Malitiae 1. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 121.


[Закрыть].

Кто овладел челюстью, тот избил иноплеменников и без труда разрешил узы на руках своих[305]305
  Смиряет собственную гортань по образу Самсона, см. Суд 15:14–17. De Octo Spiritibus Malitiae 1. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 121.


[Закрыть].

Однако сами по себе мудрые советы и самые проницательные замечания ничего не меняют, ибо яростная и вожделеющая части души своими корнями уходят в иррациональное и инстинктивное[306]306
  Kephalaia Gnostika VI, 85.


[Закрыть]. Главное побуждение к действию должно прийти «свыше», чтобы разбить порочную цепь чувства подавленности и агрессивности.

Это побуждение может произойти только от ума, благодаря которому человек является «образом Божьим» и «способным к Богу». Конечно, ум бывает уязвлён страстями души, но он никогда не теряет от природы присущей ему способности воспринимать Слово Божье и навсегда остаётся условием свободного выбора, в нём определяется подлинная или иллюзорная ценность любого человеческого деяния.

Итак, чтобы выйти из тупика уныния, следует обратиться к «владычественному уму», «господствующей» способности человека[307]307
  Praktikos Prol. 2; De Orationell.


[Закрыть]. Природную функцию умной Части души, предназначенную ей по замыслу Самого Создателя, Евагрий описывает следующим образом:

Согласно мудрому учителю нашему Григорию Богослову, разумная душа – трёхчастна. Находясь в разумной части души, добродетель называется благоразумием, разумением и мудростью (…) Дело благоразумия – вести войну против супротивных сил, защищать добродетель, противостоять порокам и распоряжаться вещами средними, сообразуясь с обстоятельствами; дело разумения – надлежащим образом управлять всем тем, что способствует нам в достижении цели; дело мудрости – созерцать логосы телесных и нетелесных вещей[308]308
  Praktikos 89.


[Закрыть].

К этим трём добродетелям следует добавить праведность как общую добродетель, которая устанавливает своего рода гармонию, согласуя между собой три части души. Несколько примеров позволят наглядно представить, как действуют эти добродетели в случае уныния.

Итак, предназначение разума – надлежащим образом управлять тем, что способствует нам в достижении цели; чтобы объяснить это, Евагрий в своём трактате «К монаху Евлогию» говорит о богослужении.

Уныние вызывает отвращение ко всему, и если во время псалмопения застигает монаха не вооружённым терпением, этой «добродетелью достойных мужей», оно превращает его молитву в непосильное бремя. В самом деле, враг испытывает нашу твёрдость[309]309
  Ad Eulogium 8. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 138.


[Закрыть]. Но что же тогда делать? Наперёд разгадать его тактику и опередить противника: проснуться раньше предписанного часа и, наполнив сердце «светоносными» помыслами, приготовиться к псалмопению. Пусть начало богослужения не застанет монаха врасплох, поскольку внутренне он уже будет «одет»[310]310
  Ibid.


[Закрыть].

Он советует совершать чинопоследование, зная о характере бесовских наваждений. Если враг подстрекает ослабить голос, то следует, напротив, читать псалмы громко и вразумительно. Если же он внушает читать нараспев, тогда лучше читать тихо, вполголоса и медитативно[311]311
  Ad Eulogium 9. Цит. по кн.: Творения преподобного отца нашего Нила Синайского. М., 2000. С. 139.


[Закрыть].

Всё, что здесь говорится о монахах и богослужении, «божьем делании» в высшем смысле, разумеется, относится и к mutatis mutandis[312]312
  Перемените то, что подлежит перемене (лат.).


[Закрыть] любого делания. Пробудиться поздно означает начать свою работу скрепя сердце и в дурном расположении духа. Когда чувствуешь, что хочется закончить как можно скорее, лучше будет, напротив, завершить работу с величайшим тщанием. И когда ты не продвигаешься вперёд, следует «встряхнуть» себя. В сущности, это простые опыты житейской мудрости, хорошо знакомые каждому. Но немногие отдают себе отчёт в том, что нередко всё зависит от самых ничтожных вещей, которые могут, вызвав уныние и отвращение, отравить жизнь.

Житейская мудрость защищает от уныния, но когда оно уже поразило ум, требуются более действенные лекарства. Следуя учению отцов, Евагрий упоминает и такие средства, которые, на первый взгляд, приводят современного человека в растерянность. Первое из них упоминается чаще других – это слёзы.

Тяжела грусть и нестерпимо уныние, но слёзы пред Богом сильнее обоих[313]313
  Ad Virginem 39.


[Закрыть].

Плакать можно по самым разным причинам, и слёзы слёзам рознь: они легко могут стать самоцелью и привести на грань безумия[314]314
  De Oratione 7. 8.


[Закрыть]. Слёзы, о которых говорит Евагрий, непосредственно связаны с молитвой. Ибо, по учению отцов, молиться, как ни странно, также означало проливать слёзы пред Богом:

Слезами в ночи призывай Господа,

и да никто не видит тебя в час молитвы,

и ты обретёшь благодать [315]315
  Ad Virginem 25.


[Закрыть]

Когда ум зрит (наступление бесов), да ищет прибежища у Господа (…) и повторяет со слезами, обращая свой взор к небу: «Господи Иисусе Христе, сила спасения моего, услышь меня, поспеши на помощь мне. Будь мне Богом защитником, прибежищем спасения» [316]316
  Mal cog. 34, r 1.


[Закрыть]

Прибегай к слезам во всяком прошении, ибо Господу твоему благоприятна молитва, совершаемая со слезами [317]317
  De Oratione 6.


[Закрыть]

Почему столь высоко ценится слёзная молитва? Почему Богу столь отрадно видеть, как мы в молитве проливаем слёзы? Ответ можно найти в самом Священном Писании. Слёзы великой блудницы[318]318
  Лк 7:36.


[Закрыть], слёзы Петра после постыдного отречения[319]319
  Мф 26:69


[Закрыть] имеют то же значение, что и исповедь мытаря в храме: «Боже, милостив буди мне, грешному»[320]320
  Пс 50:1; Лк 17:3.


[Закрыть]. Слёзы без слов – это исповедание того, что мы нуждаемся в спасении. Христос пришёл не для того, чтобы призвать не имеющих нужды в покаянии праведников, а чтобы призвать грешников, которые себя признают таковыми. Следуя святоотеческому учению, Евагрий настаивает на том, что слезами надлежит начинать всякую молитву, исповедуя тем самым свою греховность и нужду в спасении.

Начало спасения – самоукорение [321]321
  A. ELTER. Gnomica I. Sexti Pythagonci… op. cit., LU, n° 1


[Закрыть]

Слёзы, проливаемые в молитве, воздействуют не только на Бога, но и на нас самих, производя в нас перемены:[322]322
  Пс 31:5 (LXX). (место ссылки не точно)


[Закрыть]

Прежде всего молись о даре слёз, дабы посредством сокрушения смягчить свойственное душе твоей ожесточение и, исповедовав свои беззакония пред Господом, получить от Него прощение[323]323
  De Oratione 5.


[Закрыть].

Ничто так не мешает обрести благодать Божью, как ожесточённость, присущая каждому из нас. Именно поэтому слёзы – неотъемлемая часть «практической жизни», то есть аскетического подвизания, его трудов, которые ведут к радости познания Бога[324]324
  In PS. 125, 5 ф.


[Закрыть]

Плод семян – жатва, а добродетелей – ведение. И как посеву семян сопутствуют слёзы, так и жатве – радость[325]325
  Praktikos 90.


[Закрыть].

Разве в заповедях блаженства Христос не обещает радость плачущим[326]326
  Лк 6:21.


[Закрыть]? Тогда становится понятно, почему Евагрий пишет:

«Дух уныния отгоняет благодатные слёзы, а дух печали сокрушает молитву.» [327]327
  Ad Monachos 56.


[Закрыть]

Уныние – злейший враг слёз, которые проливаются в сердечной молитве, и чтобы смягчить эту «ожесточённость», остаётся лишь снова и снова искать прибежище в слезах.

Но что делать, когда даже самая усердная молитва о стяжании дара слёз остаётся бесплодной? Благоразумию известно другое испытанное средство против вражьих козней – «противоречие», противостояние. Его часто понимают неверно, Евагрий ему посвятил одно из своих самых пространных произведений «Антиррезис» («Опровергатель», или «противоречник»). Противостояние, в частности, состоит в многократном повторении с горячим сердцем тех стихов из Священного Писания, которые выбраны в зависимости от состояния духа молящегося. В этой практике, получившей необычайно широкое распространение, Евагрий опять непосредственно обращается к святоотеческой традиции. Непревзойдённым образцом ему послужили три искушения Христа в пустыне, когда вместо того, чтобы вступить в спор с лукавым, он «закрыл ему рот» самим Словом Божьим[328]328
  Antirrheticus, prol.


[Закрыть].

В восточном христианстве на этом принципе основана известная всем практика Иисусовой молитвы – помногу раз повторять одно-единственное прошение, взятое из Библии, в котором содержится уже всё, о чём следует просить у Бога: исповедание Христа Сыном Божиим ведёт к покаянию в грехах и признанию нужды во спасении, которые становятся мольбой о милости[329]329
  Cf. G. BUNGE. «Priez sans cesse». Aux origines de la priere hesychaste II Studia monastica. 1988. ' 30. P. 7–16.


[Закрыть].

Весьма знаменательно, что коптская традиция возводит эту форму молитвы к Макарию Великому, упоминая в качестве гаранта её подлинности имя Евагрия[330]330
  Am. 160, 11 s.


[Закрыть]. Соседство этих имён вполне обоснованно, поскольку, как мы говорили выше, Евагрий учит, что «молитва с трезвением и бодренностью»[331]331
  De Octo Spiritibus Malitiae VI, 18.


[Закрыть] исцеляет от уныния. В своём «Слове о молитве» он также даёт совет в случае особенно сильного искушения прибегать к «молитве краткой и пламенной»[332]332
  De Oratione 98.


[Закрыть], немногословной и настойчивой. В сущности, эта молитва была «односложной», «монологической молитвой», хотя сам Евагрий, вероятно, не ограничивался одним-единственным словом. Вероятно, он полагает, что каждый со временем находит собственную молитву. Всеми почитаемый авва Исаак, научивший Иоанна Кассиана «огненной молитве»[333]333
  Cassian, Conlationes X.


[Закрыть], был не кто иной, как Евагрий, с которым он лично встречался в Египте и чьи наставления неоднократно цитировал, при этом не упоминая его имени. Всё сводится к стиху псалма 69:2: «Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися» («Поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне»).