Текст книги "Байкальский экспресс"

Автор книги: Г. Касьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Капитан! – командирским голосом позвал Мущепако.

И представшему перед ним участковому приказал:

– Впредь до моего указания гражданин Конусов поручается тебе. Води его, как козу на верёвочке.

– Ага! Я бодаться буду, – пообещал я.

– Наручники не одевать, – продолжал майор, не обращая внимания на мои слова, – но не отпускать от себя ни на шаг. Он нам ещё потребуется. И если утекёт, я с тебя спрошу.

Капитан нахмурился. Вероятно, остался не очень доволен таким поручением. Он ещё не знал, что бегаю-то я довольно быстро...

Стоявший недалеко от входа в туннель поезд производил странное впечатление. Двери вагонов были закрыты, за исключением самой последней; большинство окон плотно задраены; лишь из некоторых высовывались чьи-то сконфуженные физиономии. На площадке у единственной открытой двери стоял человек в форме железнодорожника и смотрел почему-то не на нас, а вперёд, вдоль вагонов. Потом он ловко спрыгнул на землю и пошёл в нашу сторону, поминутно оглядываясь.

Прежде, чем спуститься вниз, капитан внимательно посмотрел на меня.

– Кхм... Утекать собираешься?

– Пока нет.

– Как соберёшься – скажешь. А пока ходи рядом.

И мы спустились на землю.

Мущепако, Мудраков и железнодорожник подошли, тем временем, к странному сооружению, стоявшему в двух шагах от вагонов, на которое я, обозревая окрестность, в первую минуту не обратил внимания. Это была грубо сколоченная тренога, на которую был водружён кусок фанеры, и на нём крупно написано красной краской:"Стой! Диверсия! Туннель заминирован". Мы с участковым направились туда же.

– Это не Федька, – сообщил нам Филимонов, шедший следом. – Не его рука. Он пишет, как курица лапой.

– Помолчи, Филимонов, – попросил участковый, и Филимонов умолк.

Мы приблизились к треноге.

– Только что здесь были, – говорил в это время железнодорожник.

Лицо его было бледным и напряжённым, голос временами чуть подрагивал. – Вооружённое нападение... Из вагонов не разрешали выходить. Поставили двоих с автоматами, одного здесь, другого у тепловоза. Чуть кто высунется сразу палили навскидку. В меня тоже очередь пустили.

– Задели кого-нибудь? – спросил Мущепако.

– Как будто нет. Проводники не сообщали...

– Ага. Минутку.

И майор косолапым медвежьим шагом заспешил к спецназу, дружно присевшему на одно колено в настороженном ожидании дальнейших событий. Старший выслушал майора, быстро оглядел крутой склон горы и негромко что-то скомандовал. Четверо ребят снялись с места и, пригибаясь, побежали к горе и потом вдоль неё, растягиваясь цепочкой. Ещё трое, пригнувшись, исчезли за вагонами со стороны берега. Остальные, клацнув затворами автоматов, полезли в последний вагон.

– Да ушли они! – отчаянным голосом вскрикнул железнодорожник. – Зачем же на боевой ставить? Постреляют мне пассажиров...

– Успокойтесь, у нас ребята опытные, – проговорил следователь. – Что нападавшие в вагонах делали?

– Да их двое всего было-то! Но с автоматами. Идиотская жизнь! – вдруг взорвался он. – Как работать? Всякая шваль по вагонам с автоматами ходит. И ничего им не скажи, сразу приклад в зубы. Или пулю в живот... Куда мы катимся? – опять вскричал он возмущённым голосом.

– Это я вам объясню подробно, – пообещал басом вернувшийся Мущепако. На досуге. Сейчас не время. А?

– Не время, – согласился железнодорожник и вздохнул. – Искали они у нас кого-то. Заходили в вагон, проводника за ворот и – по всем купе. И заодно весь багаж у пассажиров осмотрели.

– Вскрывали?

– Нет, только внешний осмотр.

– Инциденты?

– Парня одного избили. И проводница у меня из последнего вагона пропала. Не пойму, то ли спряталась с испугу, то ли ещё чего...

– Если с испугу – найдётся, – успокоил его следователь. – Как, по-вашему, нашли они, кого искали?

– Похоже, что нет. Очень злые были.

Из тамбурных дверей первого, дальнего вагона в этот момент высунулась фигура в камуфляже, махнула призывно рукой и сообщила:

– Чисто!

– Всё, – заторопился Мущепако. – Пошли к людям.

– Секундочку, – Мудраков глянул на участкового. – Посёлок на двадцать девятом километре – это рядом?

– Меньше километра, – отвечал капитан.

– Мне нужен Гусев, – заявил следователь и посмотрел на Филимонова, скромно державшегося в стороне. – Здесь и поскорей. Вот местный житель поможет.

– Помогу, – откликнулся Филимонов.

– Да на кой чёрт? – неожиданно возмутился Мущепако. – Что мы с того дурня возьмём? Потеря времени.

– Дурень, точно, – мгновенно согласился Филимонов.

– Я попрошу вас, – тонким голосом и нараспев вдруг сказал следователь, – дать соответствующие указания.

– Тю! – громко удивился Мущепако, скроил дурашливую физиономию и повернулся к участковому. – Нэ було у бабы заботы, га? Сходи, капитан. С этим, – он кивнул на Филимонова. – И этого не отпускай, – и он ткнул пальцем в мою сторону.

– Пошли, – мрачно сказал капитан и цыкнул зубом. После чего мы переглянулись и втроём двинулись вдоль вагонов к туннелю.

* * *

Через туннель нас, конечно, не пустили, и, осыпав проклятьями неведомых террористов, мы спустились по крутой тропинке вниз, на берег, и долго шли вдоль кромки воды по камням, обходя крупные, перешагивая через средних размеров валуны и бесстрашно топча мелкие. Потом, когда туннель кончился, мы с неимоверными усилиями карабкались к полотну, осыпая вниз всё те же камни и проклиная теперь Федьку Гусева, рельеф местности и следователя Мудракова впридачу. Став, наконец, твёрдой ногой на полотно и отдышавшись, участковый мрачно спросил Филимонова:

– А ты как на этой платформе, вообще, оказался?

– А я, – отвечал скромно Филимонов, – после смены всегда на ней домой возвращаюсь. У меня сват на том тепловозе работает. Пятый год уже.

– И пятый год ездишь?

– Ага.

– Пошли, – задумчиво сказал участковый, и мы двинулись по шпалам в направлении громадной скалы, за которой как раз и скрывался жилой посёлок.

Положение моё было странным и двусмысленным. То ли арестован, то ли нет... С полсотни шагов я молча думал об этом, а потом задал участковому прямой и бесхитростный вопрос:

– А что от меня Мущепаку надо? Или Мущепаке... Зачем я ему могу понадобиться?

Капитан чуть подумал и ответил именно так, как должен отвечать милиционер любому любопытному лоху. Он сказал:

– А как понадобишься, так он объяснит, зачем.

Некоторое время я переваривал этот ответ. И, переварив, остался неудовлетворённым.

– А почему тогда он не оставил меня на этой, как её... на платформе? Пристегнул бы наручниками к буферу, и пошёл по своим делам.

– К буферу?! – ужаснулся Филимонов. – А если это... задний ход даст?

– Я что-то не пойму, – сказал капитан мрачноватым голосом. – Ты сожалеешь, что он тебя не пристегнул? Плюнь, не переживай. Давай, я пристегну. Я мигом. Извини, буфера нет, я к этой вот берёзке тебя пристегну. Устроит?

– Не, я только в принципе узнать хотел, – объяснил я. – Не пристегнул – и ладно. Я не против.

– А потому не пристегнул, – сурово пояснил капитан, шагая сразу через две шпалы, – что по времени совпадения нету.

– Как это?

Оказалось, что между моментом подачи телефонограммы о событии на виадуке и моментом прохождения поезда через тридцать шестой километр прошёл очень короткий промежуток времени. Маловероятно, чтобы успели мы с Селивёрстычем за этот промежуток заключить преступный сговор, спуститься вниз, обыскать труп и изъять обнаруженное богатство. Какое – участковый не сообщил. Слишком быстро я бежал по шпалам к телефону и тем самым спас себя от ареста. Впрочем, это не исключало и другого варианта развития событий, когда криминальные действия мог совершить один Селивёрстыч, а я... мгм... Вот мою степень участия в возможном преступлении и предстояло выяснить майору Мущепако.

– Дурак он, – не сдержавшись, заявил я. – Хоть и майор.

– Работа такая, – угрюмо заметил участковый и зашагал по шпалам ещё шире.

Солнечный свет заливал горы, берег и тайгу на склонах. Деревья стояли неподвижно, словно оцепенев от обилия солнца и плотной тишины,

повисшей в воздухе. Лишь под нашими ногами громко хрустела крупная галька.

* * *

Жилой посёлок располагался в длинном ущелье, выходящем к Байкалу, и состоял из десятка деревянных одноэтажных домов, расположенных вдоль небольшого ключа, текущего среди зелёной травы откуда-то с гор. От калиток к ключу вели утоптанные тропинки. Огороды на задах взбегали на склон горы; сразу за заборами, сооружёнными для защиты от кабаньих стад, начиналась тайга. По ту сторону ключа, за зарослями вербы вздымалась другая гора, тоже поросшая лесом, будто шерсть на загривке гигантского зелёного медведя, прилегшего отдохнуть.

Дом Федьки Гусева стоял последним в ряду, высоко на склоне, подпёртый снизу мощным крыльцом. Забор, когда-то надёжно защищавший границы усадьбы, перекосился. Калитка отъехала в сторону. Во дворе на цепи брехала собака.

– Жена у него ненадёжная, – промолвил Филимонов, приведший нас к дому. – То уезжает, то возвращается.

– А сейчас где? – спросил капитан, заглядывая в калитку.

– Недели две, как уехала. Кажись, не возвращалась ещё.

Капитан поднял голову, осматривая огород на склоне, и вдруг спросил громко:

– Хозяйка! Сосед ваш дома?

На соседнем огороде стояла пожилая женщина, укрывшись за густой черёмухой, и глядела на нас.

– Дома был, – сказала она низким голосом, вышла из-за черёмухи и наклонилась над грядкой.

– Если спит – не выйдет, – заверил Филимонов.

Капитан пристально глядел на бесновавшуюся лохматую тварь.

– Цепь длинновата, – отметил он. – Но крыльцо широкое. Достанет или нет? Ладно, вы тут стойте пока.

И пошёл к крыльцу. Собака чуть присела на задние лапы и зашлась рёвом. Капитан постоял у крыльца и вдруг уверенно поднялся по ступеням...

– Не, его собаки не берут, – восхищённо чмокнув, сказал Филимонов.

Не обращая внимания на пса, капитан наклонился через перила, пытаясь заглянуть в окно, потом подошёл к двери и потянул её на себя. Дверь открылась и он шагнул за порог.

– Дома Федька, – заключил Филимонов. – Спит.

Но через секунду в дверях вдруг показалась капитанова спина. Я уставился на неё. Зачем-то постояв на пороге, капитан медленно шагнул назад, на крыльцо. Собака, рыкнув, внезапно кинулась прочь, к будке.

– Ребята, – сказал капитан сиплым голосом, медленно поворачивая к нам голову, – он через окно...

И вдруг, не кончив фразу, стал падать на спину. Падал он медленно, хватаясь рукою за дверь, но всё время срываясь. И только когда упал, я увидел, что слева в груди его торчит нож.

Несколько секунд мы ошарашенно глядели на крыльцо.

– Федька?! – в ужасе шепнул Филимонов. – У него крыша поехала!

– Почему Федька? – шёпотом возразил я. – Через окно же...

Прежде, чем шагнуть в калитку, я взглянул на соседний огород. Женщина всё так же корпела над грядкой. Потом посмотрел на углы дома. Из-за них никто не показывался. Индейским шагом, с носка на пятку, я пошёл к крыльцу.

– Я туда не пойду, – твёрдым голосом сказал Филимонов позади меня.

– Не ходи, – согласился я, не оглядываясь. – Стой у калитки.

Догадливая лохматая тварь нырнула в свою будку и выглядывала оттуда, скаля зубы.

– Вылезешь – покусаю, – предупредил я и осторожно поднялся на крыльцо. Взглянул в лицо участковому.

Капитан был мёртв. Чёрная пластмассовая рукоятка, как гигантская заноза, торчала из его груди.

Я заглянул в сени. Дверь в избу была открыта; в комнате справа находился длинный стол и висели полки над ним; на столе стояла наполовину опорожненная бутылка водки и два стакана; на полках покоилась посуда. Слева была печь и дверь в другую комнату; напротив – открытое окно; через него были видны грядки, разномастная изгородь и далее кусты. Всё.

– Туда и ушёл, – объяснил я вполголоса сам себе. – Значит, из окна нож запустил и... точно в яблочко. Вот это квалификация...

С опаской переступив порог, я обошёл печь и осторожно заглянул в другую комнату. В ней стоял широкий топчан с матрасом, подушкой и одеялом, и стол, за которым сидел человек, уронив голову на его поверхность. На столе лежал открытый альбом с марками. На спине у человека расплылось здоровенное красное пятно. Руки висели вдоль тела.

Два трупа, чёрт возьми. С размахом сработано. Будет чем заняться угрозыску в таёжном посёлке. Но кто этот, который сидит за столом? Хозяин? А если нет?

С трудом удалось мне затащить в дом Филимонова. Увидев сидящий за столом труп, он широко раскрыл глаза и сказал:

– Вот блядь!

После чего сел на топчан и впал в прострацию. На все мои вопросы он отвечал двумя вышеприведёнными словами, повторяя их лишь с разной интонацией. Пришлось заорать на него, и тогда он сказал, что да, за столом действительно сидит мёртвый Федька Гусев...

Когда мы вновь вышли на крыльцо, на небе ярко светило солнце, в траве громко стрекотали кузнечики, с Байкала дул лёгкий ветерок. А у наших ног лежал мёртвый капитан с ножом, пропоровшим ему грудную клетку. Женщина, работавшая в соседнем огороде, разогнулась и посмотрела на нас с неодобрением. Капитана она не видела. Встретившись со мною взглядом, она крикнула:

– Нашли хозяина?

– Нашли, – отвечал я хмуро. – А вы видели, кто приходил к нему перед нами?

– Мужчина какой-то, – сказала она, и тут до неё дошла некоторая нелогичность моего вопроса. – А где он сам-то? – настороженно спросила она и медленно пошла к забору, разделявшему огороды.

Но, пройдя несколько шагов, увидела лежавшего на крыльце участкового и замерла. Пару секунд мы все стояли в оцепенении.

– Что вы с ним сделали? – в ярости завопила она. Вероятно, её смутные подозрения в тот момент перешли в уверенность.

– Это не мы! – с озлоблением крикнул Филимонов. – Что ты плетёшь, дура?

– Помолчи, – оборвал я его. – Сейчас я всё объясню.

Но сделать это оказалось не так-то просто.

Едва я спустился с крыльца, как соседка завизжала – вы представляете, как визжит женщина, говорящая басом? Но визжит всё же, на то она и женщина...

– Не подходи-и! – завизжала она и резво отпрыгнула от забора.

– Куда вы? – испугался я и сразу остановился. Если она сейчас скроется, то события могут принять неуправляемый характер.

– Не уходите! – спасая ситуацию, надрывался я. – Я мирный человек. Я вам ничего не сделаю плохого. Нам помощь нужна...

Насчёт помощи – это был беспроигрышный ход.

– Какая ещё помощь? – спросила она с подозрением, но остановилась.

Тут я и выложил ей всё: что в доме находится зарезанный хозяин, а на крыльце – зарезанный участковый. Но сделали это не мы с Филимоновым, а тот мужчина, что приходил к Гусеву. Убил и скрылся.

– Господи, – сказала она и трижды перекрестилась. – это что творится?

Беспредел творится, объяснил я. Потому что бардак кругом. Люди обалдели от такой грёбаной свободы, с жаром продолжал я, обнаружив,

что она прислушивается всё более внимательно. Начальники денег не платят, а подчинённые воруют всё, что на глаза попадёт. Хмыри, тем временем, людей режут... Тут она кивнула согласно и я понял, что стал, кажется, для неё своим человеком. И сразу попросил помощи: мы с Филимоновым бежим немедля за милицией на тридцатый километр, а она остаётся здесь и никого не пускает ни в дом, ни во двор. До появления милиционеров.

– Да у меня мужа дома нет, – сказала она растерянно. – Я одна боюсь.

– Как вас зовут? – спросил я напористо.

Она немного подумала и призналась:

– Тётя Валя.

– Тётя Валя, надо. Понимаете? Вы станьте вот здесь, у забора, и возьмите в руки эти... вилы. И кричите громче, если что. У вас голос хороший.

После чего, посчитав проблему решённой, повернулся к Филимонову.

– Пошли.

И мы ринулись на улицу.

Но через сотню шагов, когда дом Федьки Гусева скрылся за уступом горы, возникла следующая проблема.

– Всё, – сказал Филимонов и остановился. – Я не пойду дальше. Иди сам. Всё им расскажи, как было.

Я обалдело уставился на него.

– Почему не пойдёшь?

– Как ты не понимаешь? – возмутился Филимонов и брови его от негодования подпрыгнули вверх. – Он уже двоих порешил. И третьего рядом положит. Зачем мне это надо?

– Кто третий? Ты, что ли?

– Я.

– Хе! При чём здесь ты?

– А Федька был при чём? – заорал Филимонов. – И я так же, как он. Беспредел, ты же сам сказал.

Сказал на свою голову... Глядя туманно на ручей, текущий среди зелёной травы, я срочно принялся просчитывать варианты. Когда меня отправляли вместе с капитаном сюда, я был, как никак, под подозрением.

И вот я сейчас предстану пред ясные очи майора Мущепако и объявлю,

что Гусев убит, и участковый убит, можно сказать, на моих глазах, а сам я жив и невредим, и ничего конкретно о преступнике сказать не могу.

Не видел, не слышал, не знаю. И никого не будет рядом, чтобы подтвердить мои слова... Нет, так дело не пойдёт. Мгновенно я окажусь в наручниках.

– Тогда сделаем так, – сказал я Филимонову. – Ты не хочешь светиться. Я – тоже. Я что, дурней тебя? Если ты со мною не идёшь, то моя совесть будет в разговоре с майором это самое... глуха. Я расскажу ему всё так, что через двадцать минут у твоего дома будет толпиться весь омон в полном составе. Ты хочешь этого?

– Тьфу! – всердцах ответил Филимонов. – Нах я пошёл с тобою в этот дом? Вот дурак. Не видел бы ничего и спал бы спокойно. А теперь...

И мы отправились дальше. Но шли теперь на расстоянии двух метров и не глядели друг от друга.

* * *

Поезд стоял на том же месте. Ждали собаку с проводником, которые должны были приехать следом на дрезине, но запаздывали.

После нашего экстренного сообщения двое ребят с автоматами побежали в посёлок.

Допрашивать меня взялся Мудраков. Мущепако в это время орал на Филимонова в некотором отдалении – нас сразу же разлучили и я не мог расслышать, что именно вызвало недовольство майора. Следователь был хмур и суров, и я старался как можно толковей отвечать на его вопросы.

– Вас придётся задержать, – сообщил он в конце своим писклявым голосом. – Теперь точно установлено, что наркотики были у курьера в сумке.

– Наркотики?

– Да. А их, к сожалению, в сумке не оказалось.

– Да может их там и не было никогда! – нервно усомнился я.

– Успокойтесь. Были. Мы нашли проводницу последнего вагона, откуда курьер выпрыгнул. Вернее, она сама нашлась... выползла.

– Как это понимать – выползла?

– В буквальном смысле понимать. Очнулась и выползла из кустов.

Налётчики увели её с собой, но недалеко, вон за тот выступ. И стали бить. Она сказала, что им нужна была синяя сумка с товаром; а она не видела, что курьер выпрыгнул из её вагона, и не могла сказать, что сумка была у него. Вообще-то она её видела у погибшего. А вы ещё и знаете, где она, сумка...

– Знаю. Но зато они не знают, что я знаю.

– Да. Но зато мы знаем. Поэтому задерживаем вас до выяснения обстоятельств. Я думаю, что ненадолго, – добавил он.

– Ага!Ненадолго. Это выяснение обстоятельств будет идти, пока вы не найдёте товар. А где он, в самом деле?

– Найдём. Товар – не иголка. Вы не нервничайте, это совершенно не в вашу пользу, – вдруг заявил он. – С вами ещё майор поговорить жаждет.

Увидев майора, я сразу понял, что он жаждет не поговорить. Он жаждет расправы. Поставив меня у колеса пустующей платформы, он сделал леденящий душу прищур и навёл его на меня.

– Ты помнишь, о чём я тебе говорил?

– Когда?

– Когда отправлял с капитаном за Гусевым.

– Помню. Нич-чего не говорили. Вы всё говорили капитану, а не мне.

Мущепако после моих наглых слов чуть поплыл, глаза у него на мгновенье стали бессмысленными, а усы вдруг встопорщились, но тут же опали.

– А ты стоял рядом и ничего не слышал?

– Слышал.

– Ага. Что же ты слышал? Повтори.

– Ну... Чтобы он водил меня, как козу на верёвочке. Это?

– Ка-з-зёл безрогий! Почему ты не пошёл вместе с ним в дом? Ты нарушил моё...

– Он сам сказал, чтобы мы остались у калитки.

– А Филимонов говорит, что ты отказался.

– Что?! – изумился я. – Вот трепач! Это он отказался идти со мною, когда капитан вышел из дома с ножом и упал на крыльце.

– Я всякую лажу от вашего брата слушаю каждый день уже двадцать пять лет! – взревел майор. – Фраер! Врать научись сначала!

И далее он стал прямо и нелицеприятно высказывать своё мнение о моей личности. В таких случаях я завожусь обычно втечение первых же трёх секунд, как жигуль с безотказным двигателем, но на этот раз в голову мою пришла холодная и трезвая мысль: он меня провоцирует. Ему,

значит, это надо. И искра, зашипев, погасла. Я отвернулся и стал молча смотреть вдоль вагонов.

Вдоль вагонов в нашу сторону направлялась группа людей. В центре её медленно шла женщина в железнодорожной форме, голова её была накрыта низко надвинутым платком, прикрывавшим лицо. Под руку её держал дюжий омоновец. Рядом вышагивали Мудраков, дознаватель Синичкин,

железнодорожник, встретивший нас в самом начале, вероятно – бригадир;

а позади этих людей стоял, сунув руки в карманы куртки, Филимонов. Он стоял и смотрел мимо них на нас с майором. Заметив, что я гляжу на него в упор, он повернулся и зашагал прочь.

Кто это? – подумал я про женщину. Наверное та, что выползла из кустов. Лицо платком прикрывает, потому что в синяках. Куда они её ведут?

– ... Если бы ты пошёл с ним, он бы жив остался! – рычал, между тем, Мущепако. – В двоих сразу нож не кинешь, этот тать не решился бы на твоих глазах его зарезать. А у него трое девок, между прочим!

Такие слова переполнили чашу моего терпения.

– А ты, майор, почему не пошёл с ним? Подчинённого под нож послал! зашипел я.

У майора зримо отвалилась челюсть. Омоновец, ведший под руку проводницу, вытянул шею и уставился на нас.

– Скажешь, не знал? И я не знал!И капитан не знал! – продолжал я ораторствовать. – А кто виноват?

Теперь уже не только омоновец, но и вся компания, за исключением женщины, уставилась на нас.

– Вы соображаете, с кем разговариваете? – зловещим тоном спросил Мущепако, переходя внезапно на "вы".

– Соображаю! – запальчиво отвечал я, понимая, что в настоящий момент соображаю как раз плохо.

– Так, – сказал Мущепако, оглянувшись на приближающихся. – Сейчас сделаем так...

Но больше он ничего не сказал. Потому что откуда-то сверху, с горы раздался выстрел; женщина в руках омоновца взвизгнула и стала валиться на землю.

– Бери её! – крикнул омоновец бригадиру, кинувшемуся на помощь,

а сам прыжком развернулся лицом к горе и сдёрнул с плеча автомат.

– Говно! – смачно сказал майор Мущепако кому-то. – Свидетеля не уберегли... Ложись, а то запустит с горы из автомата веером!

И он присел у чугунного колеса. Я опустился рядом.

– Под вагон кантуй! – распоряжался омон, сканируя автоматом по горе. И на ту сторону.

– Синичкин! – гаркнул майор и встопорщил усы. – Сюда давай.

Выстрелов больше не было.

– Вижу! – вдруг крикнул кто-то справа. – Толя, на склоне берёза и куст выше, видишь? Он за кустом.

– Ага!Счас мы тебя, суку...

Могучий Толя в два прыжка перескочил к громадному валуну и сноровисто прилёг за ним, выставив ствол. Чёрт возьми... Коли началась стрельба, то одним выстрелом дело не кончится.

Я взглянул на гору. Склон её был покрыт травой и редкими кустами и вверху закруглялся, так что с того места, где сидели мы, вершины видно не было. Ниже, где начинался крутой спуск, из земли торчала тонкая берёзка и повыше неё рос пышный куст.

– За тем кустом, товарищ майор, – сообщил вполголоса лысый дознаватель, после длинной перебежки оказавшийся рядом.

– Знаю. Куда проводнице влепили?

– Да там у них суматоха, не поймёшь. Похоже, лёгкое пробило.

Мущепако выдал длинную заковыристую тираду, после чего как-то вдруг успокоился.

– Так. Остаёшься с этим вот... свидетелем. А я – к ней.

– Они в вагоне уже.

Майор кивнул и через пару секунд непостижимым образом исчез. Дознаватель посмотрел на меня как-то недружественно.

– Вы сядьте вот сюда, немножко впереди меня, – сказал он.

– Не-а. Там я буду представлять из себя хорошую мишень.

И я остался сидеть рядом с ним. Не потому, что опасался стать мишенью. Просто в голову мою пришла интересная идея.

В этот момент треснула первая автоматная очередь, за нею, правей вторая. Охота за наглым снайпером началась. Автоматчики долбили куст. Куст не отвечал; с него лишь сыпались листочки.

– Не давайте ему высовываться! – громко крикнул чей-то начальственный голос. – Мы по туннелю поднимемся. Сверху возьмём.

И в ответ на эти слова вдруг из-за куста выскочил человек в каске и толстой куртке и невообразимо быстро полез вверх по крутому склону.

– На поражение! – закричал тот же начальственный голос.

В первый момент я не мог понять, почему человек поднимается так быстро. Почти как медведь. Тот в гору поднимается быстрее, чем спускается вниз. Потом увидел: к его поясу был пристёгнут канат, уходивший на вершину, и человек, перебирая руками, поднимался с его помощью. И ещё я не мог понять, почему он до сих пор не повис на нём; от пуль заговорён, что ли? Разъяснил этот странный факт Толя. Он закричал стонущим голосом:

– Он же в жилете! Вот падло... По ногам надо!

Но человек поднимался всё выше, мотаясь телом влево и вправо, и мне уже казалось, что он почти достиг непростреливаемой зоны и теперь уж точно уйдёт, как вдруг он откинулся назад, взмахнул руками и полетел, нигде не задержавшись, вниз. Он несколько раз ударился о склон, каска с его головы слетела и он покатился, то кувыркаясь через голову, то вращаясь с боку на бок с бешеной скоростью.

Синичкин вскочил. Я поднялся следом и, примерившись, аккуратно ударил его правой боковым в челюсть.

* * *

В той суматохе никто не видел, как Синичкин въехал затылком в борт платформы, сложился пополам и молча уткнулся головой в гальку. А я присел и тоже молча нырнул под колёса платформы. И выбравшись на другую сторону, немедленно исчез.

Да, исчез. Но не сбежал. Сбегать не входило в мои планы. В самом деле, куда бы я побежал? В тайгу? Но я житель города и долго в тайге не протяну. Или пустился бы по шпалам к Великой Сибирской магистрали? Эхе-хе... Меня бы сцапали если не у первого, то у второго распадка. Единственное надёжное убежище я мог найти лишь у Селивёрстыча, но к нему сейчас, как только обнаружится моё исчезновение, помчатся рысью ребята в камуфляже с автоматами. И я решил, что в данной ситуации мне следует где-то затаиться и выждать.

Вот я и затаился. И совсем недалёко. Перекатившись под колёсами на другую сторону, я поднялся с земли, огляделся и, никого не увидев, залез через борт на платформу. С внутренней стороны вдоль бортов её шли сиденья с подъёмными крышками, как в пассажирских вагонах. Под сиденьями были длинные закрытые пространства, предназначенные, видимо, для хранения инструментов и багажа. Вот под одно из сидений я и влез, обнаружив, что под ним ничего нет, кроме пары длинных и тонких деревянных реек. На них я и улёгся, надеясь, что этот стройматериал никому в ближайшем будущем не понадобится.

И закрылся крышкой.

И время пошло...

В тёмном, узком, тесном пространстве время для меня текло както по-другому. Оно замедляло свой ход и я почти не ощущал его течения, если звуки не проникали в мою темницу; жизнь тогда, казалось, замирала вокруг. Но если раздавались голоса – я оживал, прислушиваясь, и время сдвигалось с мёртвой точки и начинало обычный свой бег...

Вначале, как и ожидал, я услышал встревоженные голоса, задававшие в нетерпении вопросы: "Что случилось? Где Конусов? ". В ответ кто-то тихо мямлил расслабленным голосом и тем же расслабленным голосом длинно матерился. Потом две или три пары крепких ног поскакали, разбрасывая гальку, туда, откуда прибыли наши поезда. За мною, значит. Вслед им раздался голос Мущепако: "До километрового столба! И назад – берегом". Не верит старый хрыч, что догонят, решил я, тихо ухмыляясь.

А через некоторое время я увидел его самого, потому что с одним из омоновцев он поднялся на платформу и стал рыться в большой, какие бывают у челноков, сумке, стоявшей у противоположного борта. Тут я обнаружил, что чуть дальше моей головы между досок имеется вполне сносная щель...

Мущепако, отвлекаясь от сумки, удивлялся омоновскому снайперу.

– Зачем он в канат-то стрелял? – спрашивал он. – Почему не в человека?

– Молоток потому что, – отвечал омоновец. – Счас бы труп на склоне висел, ребятам морока была бы – снимать... А так – сам упал и лезть никуда не надо.

– Э-э... А если бы не попал в канат?

– Но попал же, – сказал омоновец и довольно хохотнул.

Я внутренне содрогнулся. Ну и меткость у ихнего снайпера...

А потом разговор перешёл на меня.

– Он же к своему обходчику побежал, – будто продолжая прерванный спор, произнёс камуфляжник. – Вот бы ребята тёпленьким его и взяли. А наберёт продуктов да уйдёт в горы – ищи тогда.

– Не уйдёт, – буркнул Мущепако. – Завтра возьмём.

– Ага, он у печки сидеть будет и нас ждать, – не унимался омоновец. Самое надёжное – упаковать, как стемнеет. Завтра он...

– Чего ты такой умный? – взъярился вдруг Мущепако. – Умнее меня хочет быть! Я тебя отпущу, а с горы злодеи опять палить начнут. Кто виноват будет?

– Зачем? – подумав, спросил камуфляжник.

– Что зачем?

– С горы палить.

В самом деле, зачем? – подумал и я, проникаясь недоумением.

– А почему и нет? – Мущепако бросил сумку на сиденье и стоял,

опершись о борт платформы. – Ты что, гарантию даёшь? Стреляли же сейчас на поражение. Отчего ещё не пострелять?

С минуту оба они молчали.

– А почему, майор, – спросил вдруг омоновец, – ты послал опознавать курьера проводницу? Можно было соседа отправить, с кем он ехал. Глядишь её бы не подстрелили.

– А потому, Гриша, – сказал майор, поворачиваясь к нему лицом, – что опознать надо ещё и сумку. Она её видела при посадке, а сосед – нет. Представь: она сумку не опознаёт. Тогда я того обходчика мигом подвешиваю за яйца. Чтобы лапшу на уши не вешал. И гостя его рядышком пристрою. Пусть на ветерке вместе покачаются.

Камуфляжник хмыкнул.

– Суров ты, майор, однако. Но кристально справедлив, – заметил он.

Я хотел было улыбнуться этой как будто бы шутке, но сообразил вдруг, что шутка не того... не смешная. Когда лежишь, вытянувшись во всю немалую длину, и дышишь так, чтобы самому не было слышно, то голова работает замедленно...

– Тогда надо брать их обоих, – упрямо сказал омоновец. – Мало ли что.

– Возьмём, – досадливо отмахнулся майор. – Не спеши, подойдёт срок. Гр-ражданин пассажир! Куда вы? – рявкнул он на кого-то и поспешно выскочил наружу.

А омоновец Гриша сел, закурил и, прищурив глаз, о чём-то задумался.

Задумался и я, но в более неудобной позе. И поскольку голова, как я уже упомянул, работала у меня в такой позе замедленно, то лишь сейчас я сообразил, что, к немалому удивлению, мог бы сегодня посетить Селивёрстыча безбоязненно. Потому что... гм... потому что Мущепако боялся отпускать омон на ночь глядя. Важная информация.

Приближался вечер этого утомительного, полного событий дня, и теперь в свете последних событий мне было необходимо при первой же возможности покинуть своё убежище и бежать к доброму обходчику. Ибо настоятельно требовалось обсудить с ним создавшуюся ситуацию. Качаться на ветерке, будучи подвешенным за что бы то ни было, мне не хотелось, а доказывать свою невиновность майору было в высшей степени утомительным занятием. Как и доказывать что-либо вообще людям, живущим по принципу: я начальник – ты дурак...