Текст книги "Байкальский экспресс"

Автор книги: Г. Касьянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Касьянов Г
Байкальский экспресс

ГЕОДИМ КАСЬЯНОВ

БАЙКАЛЬСКИЙ ЭКСПРЕСС

Вы верите в гениального и не берущего взяток следователя? А в кристально честного и неподкупного прокурора? Может быть, в благородного опера, как две капли воды похожего на несравненного Дон-Кихота? Нашему герою Филиппу Конусову (о нём – в детективе "Конспиративная квартира") такие почему-то не встречались. Поэтому, когда силою обстоятельств он стал желанной добычей банды преступников и одновременно с этим – запущенной на полные обороты машины правосудия, надеяться ему пришлось только на собственные ум, волю и сообразительность. И на плечо друга. Но чтобы остаться в живых, нужно было раскрыть тайну. И сделать это самостоятельно, потому что при таком раскладе надеяться не на кого...

* * *

Случайность – она и в Африке случайность. Другое дело, что в саванне или у берегов озера Нгоро-Нгоро она может вызвать совсем другие последствия. Как раз о последствиях и пойдёт речь в нашем правдивом повествовании... Однако, к чёрту Африку. Гиен и шакалов у нас своих в избытке. А начнём мы, как это и положено делать в детективах, со своих баранов.

День был неудачным, но погода стояла прекрасная. И пейзаж вокруг был неправдоподобно сказочным. Впрочем людям, глазевшим на него, было не до восторгов.

Они с унынием смотрели на залитые солнцем горы, мохнатые от зелёной тайги, на торчавшие за ними скалистые пики гольцов, покрытых шапками снега, хмурились и качали головами.

– Я никогда в жизни не попадал в такие дикие места, – сказал пожилой, интеллектуального вида мужчина другому, такого же возраста. – Бог миловал. А вы, Владимир Николаевич?

– Я тоже, – ответил Владимир Николаевич с кислой улыбкой.

И они с осуждением покачали головами.

Мягко говоря, по поводу диких мест пожилые мужчины были не совсем правы. Потому что стоило повернуть голову в другую сторону – и дикие места сменялись вполне цивилизованными; с другой стороны был вокзал, шумная толпа пассажиров и тьма привокзальных киосков, чуть ли не сидевших верхом друг на друге.

Вокзал был старинный, из серого камня, с высокими сводчатыми окнами, а толпа – вызывающе яркая и по-современному нагловатая, лишь слегка ошарашенная обилием видов дикой природы и чистым воздухом. Напротив вокзала пути у нескольких перронов были забиты пассажирскими и скорыми составами. А за зданием из серого камня, между куполом православной церкви и кирпичной коробкой административного корпуса мерцала таинственно водная гладь. Отсюда широкой полосой – километров в тридцать – уходила на восток и далее на север громада священного озера. Самого глубокого в мире. С самой прозрачной и чистой водой. С тысячью таинственных загадок, которые не могут разгадать самые изобретательные умы. Озеро Байкал... Вот где бы жить, да радоваться подарку судьбы. Но...

* * *

Но все мы спешим по неотложным делам.

А скорые стояли уже почти полсуток на южном берегу Байкала и конца этому стоянию не было видно.

Чуть западнее того места, где стали на отстой поезда, Транссиб уходил от священного моря влево, пробираясь тайгой и горами к перевалу, и далее спускался вниз, в долину Ангары. Где-то на полпути к шумному торговому Иркутску и произошло событие, которого ждали последние двое суток, которого боялись и надеялись, что оно не произойдёт: железную дорогу пересекло половодье.

Половодье в разгар лета? Именно так.

Неясные даже самым дошлым метеорологам причины принесли в горы Саяна раннюю весну. На гольцах стал бурно таять снег, пополняя талой водой горные озёра. Метеорологи заохали: зима-де была снежной, как бы чего не вышло... Да и быстрый Иркут стал прибывать на глазах. Но кто и когда слушал охающих? Жизнь шла своим чередом: президент издавал указы, Дума что-то обсуждала, губернаторы от Калининграда до Камчатки принимали к сведению. Заводы, слава Богу, работали, натужно скрипя механизмами, оптовые рынки торговали чёрт знает чем оптом и в розницу, рестораны шумели в ночи, а ранним утром бессонные киллеры мочили неугодных. Поезда же, как это им положено, возили через всю Сибирь пассажиров и товары широкого потребления.

И довозились.

Где-то южнее, в верховьях то ли Чёрного, то ли Белого Иркута горы толкнуло землетрясением. Одно из вместительных горных озёр, расположенное в седловине между пиками, дало течь. За несколько часов течь обрушила берег и произошёл залповый сброс воды вниз. На пути ревущих потоков оказалось другое озеро, и его берега тоже были снесены...

В результате за двое суток Иркут поднялся на одиннадцать метров. Быстрое течение понесло вниз удивительные предметы: заборы, ворота, крыши сараев и домов с гуляющими по ним курами и свиньями. Притоки Иркута вздулись, затопили долины, прорвали заградительные дамбы и в одном гнилом месте насыпь вместе с рельсами ушла под воду.

Теперь всем приходилось несладко: и пассажирам, застрявшим на узловой станции, и начальству упомянутой станции, вынужденному кормить, поить и обхаживать эту пёструю нервную толпу, свалившуюся нежданно-негаданно на его шею.

Один из великих учёных нашего тёмного прошлого сказал: мы не можем ждать милостей от природы... Они, значит, не могут, а мы можем? Или мы дурней кого-то? И железнодорожники нашли способ, чтобы хоть как-то разгрузить станцию. После обеда вокзальное радио трижды объявило, что граждане пассажиры, следующие до Иркутска, могут завтра утром отправиться в путь, пересев на дополнительный поезд, следующий вдоль берега по кругобайкальской железной дороге – КБЖД. Не пропустите райское наслаждение! В порту "Байкал", конечном пункте КБЖД, вас будет ожидать теплоход, который доставит пассажиров по Ангаре до Иркутска. Поездка этим маршрутом, являющимся "золотым поясом" Транссибирской магистрали, принесёт неизъяснимое удовольствие. Неповторимые байкальские виды, каскады туннелей и галлерей, общим числом пятьдесят шесть... Ажурные мосты и виадуки, коих насчитывается двести сорок восемь... И всё это на пути длиной в восемьдесят пять километров. Не упустите свой шанс! И так далее.

В толпе возникла лёгкая паника. Десятки людей ринулись к единственному окошку справочного бюро задавать вопросы. Что, двести пятьдесят мостов и виадуков – и все исправны? А как же знаменитый ветер Баргузин? Он не снесёт поезд в волны священного моря? А туннели числом пятьдесят шесть, не поселились ли в них медведи? А ну как остановят поезд и в окна начнут заглядывать? Детей испугают... Не остановят, отвечало справочное бюро, два дня назад по этому пути у нас ходил туристический поезд, и ничего, к утру назад вернулся...

* * *

В отличие от тех, кто толкался на узловой станции, я в тот день ни о чём не заботился и никуда не спешил. И был в меру счастлив и доволен жизнью, наслаждаясь безмятежным отдыхом у берега моря. Но достали сии события и меня.

Началось вот с чего. На следующий день, ближе к обеду я сидел на каменистом берегу Байкала километрах в тридцати от места описанных событий и смотрел на медленно колыхавшуюся бирюзовую гладь воды. С моря дул юго-восточный ветер – шелонник. У ног моих под прозрачной метровой толщей воды серебрились на дне камни и между ними сновали бычки-желтокрылки. Чуть дальше от берега дно зримо уходило вниз, в сумрачную бездну. Вдали чуть синели горы Хамар-Дабана; то был южный берег. За моей спиной, метров на десять выше уровня воды лежали рельсы КБЖД; за ними вздымались скалистые, изборождённые морщинами утёсы; справа шумел горный поток Шарыжалгай, пробивший себе путь вдоль широкой расселины в скалах. В расселине же стоял старинный деревянный дом, где жил добрый путевой обходчик с женой и пятью детьми. У него я и скрывался от жизненных бурь и суеты, привозя с собой в качестве платы за такую счастливую жизнь водку, колбасу и тушёнку.

Но мир устроен так, что всё хорошее в нём непременно когда-то кончается... Конец моему безмятежному отдыху положило появление на берегу коренастого мужика в форме капитана милиции.

Мы сидели на камнях с Павлом Селивёрстычем, повернувшись лицом к солнцу, и распутывали леску. Хитрый капитан зашёл с противоположной стороны и спикировал на нас совершенно бесшумно.

– А если бы медведь? – рявкнул он, застав нас врасплох, и захохотал оглушительно.

– Медведь не дурак, – отвечал на это Селивёрстыч, пожимая капитану руку. – Он без дела по шпалам не шляется, как некоторые. Садись.

Стульев поблизости не было. Капитан сел на валун, расставил ноги в сапогах и сразу же поинтересовался у хозяина, кто я такой. И правильно сделал: зачем спрашивать меня обо мне самом? Мало ли что я о себе, любимом, наплету; я человек нездешний, поди проверь; а хозяин никуда не денется, его, в случае чего, и к ногтю потом можно... Поэтому вмешиваться я не стал, а вместо того загадочно улыбнулся, отвернулся деликатно и уставился на завораживающую байкальскую волну. И тут услышал, какое мнение обо мне имеет суровый путевой обходчик. Пересказывать его слова не буду, но мысленно я с ними согласился...

Капитан внимательно выслушал, задумчиво почесал подбородок и тут же перевёл разговор на рыбалку. Селивёрстыч вновь взялся за леску. А я опять углубился в наблюдение за подводным миром прибрежной полосы. И вдруг услышал слово: наводнение...

– Паршивая ситуация, – говорил капитан, постукивая ладонью по голенищу. – Давно такой не было. Всё из-за этого... природного катаклизма. Через час дополнительный мимо тебя пойдёт, восемь вагонов. Пассажиров в объезд повезут. Такое паскудство приключилось... Ты, Селивёрстыч, присмотри за ним, как мимо пойдёт. Так, на всякий пожарный.

– Да знаю я, когда и что пойдёт! – откликнулся Селивёрстыч. – По линии сообщили уже. Ну и что? Дорога в порядке, камнепада нет. Ты-то чего переживаешь?

– Тут вот какое дело, – начал объяснять капитан и вдруг посуровел. Кхм... Слушай. На перегоне от Гончарово до Иркутска наши ребята брать какого-то важняка хотели. А сейчас, видишь, в объезд людей повезли. Теперь такая картина: кто за этим важняком в дороге присматривал, тот вчера пропал куда-то. Понял? Может, он уже в Байкале рыб кормит.

– Может, – согласился Селивёрстыч. – Это дело нехитрое.

– Вот! И теперь никакой информации нет, будет тот важняк ждать, когда вода спадёт, или сегодня мимо нас покатит.

– Может и покатит, – опять согласился Селивёрстыч и, сорвав травинку, стал крутить её между пальцев. – Тогда его надо в порту Байкал встречать.

– Надо, кто же спорит. Но только наши командиры чего-то опасаются. Есть у них в уме какой-то наихудший вариант, когда с поездом может это... что-нибудь нештатное случиться. Что за вариант – не знаю.

– Да ты что? – изумился путевой обходчик. – Не может такого быть. У нас не Чечня. Вот если камнепад... Но его ещё весной из пушек расстреляли. На семьдесят восьмом километре.

– Не Чечня, это конечно, – подтвердил капитан. – Но представь: а если по нашей дороге сегодня повезут какие-нибудь оху... офигенные воровские ценности? А? Вполне может случиться какой-нибудь беспредел. Вот паскудство-то будет... По жопе прилетит непременно. И всё из-за наводнения.

Тут он замолчал и стал рассматривать свои сапоги. Сапоги имели начищенный вид.

– Да, наводнение – это вам не фунт изюму, – задумчиво заметил Селивёрстыч. – Ладно, приглядим за дополнительным. Ты у Проценко был? Он, вроде, болеет сегодня.

– Ничего, за него баба на путь выйдет, – отвечал капитан. – Ну, я пойду. Надо ещё зайти кое куда.

И он, пожав нам обоим руки, выбрался на полотно дороги.

– Он кто? – спросил я.

– Участковый.

Не спеша Селивёрстыч убрал под камень леску, которую распутывал только что, и поднялся.

– Схожу-ка вон к той туннельке. Там подожду. Пойдёшь со мной?

Я встал и потянулся.

– Само собой. Вдруг и в самом деле эти... офигенные ценности повезут. Любопытно взглянуть, хоть издали...

* * *

На выходе из короткого, длиной всего метров сто пятьдесят туннеля сразу начинались заросли дикой малины, подходившие почти вплотную к полотну. Далее на двух каменных быках висел небольшой ажурный виадук, высотой метров двенадцать, по которому проходили рельсы. Внизу,

под виадуком бился о камни узкий поток, младший брат Шарыжалгая;сбоку, ближе к скалам по виадуку был проложен узкий деревянный тротуарчик для пешего хождения, с невысокими металлическими перилами, кое-где почему-то разорванными. За виадуком стоял франтоватый километровый столб и за ним длинная бетонная стенка, подпирающая скалы. Чтобы не было у них соблазна устроить камнепад. А ещё дальше – поворот, за которым полотно огибало по берегу небольшую бухточку и вползало в следующий туннель.

Путевой обходчик ступил на шпалы, глянул вдаль, на рельсы, исчезающие за поворотом, и поскрёб за ухом.

– Ну и что? – спросил он, оборотясь почему-то не ко мне, а к священному морю. – Что с ним может быть, с составом? Восемь вагонов, скорость – хоть и захочешь, нигде не разбежишься...

– Обыкновенная перестраховка, – заявил я.

– Ага. Ну наше-то дело телячье. Значит давай, Филипп, займём позицию. Ты иди под скалу, влезь в малину и сиди там.

– Это можно, – согласился я. – Ещё какие будут мои функции?

– А такие: как состав пойдёт – не спи, гляди в оба: все ли двери вагонов закрыты. И нет ли на крыше кого.

– На крыше? Да вы что!

– Э-э! Попадаются в народе клоуны. Такие номера выкидывают – в цирке не увидишь. А я со стороны берега посмотрю. Надо бы буксы ещё поглядеть, мало ли что. Вагоны, небось, из резерва...

Я принял сосредоточенный вид и пошёл к кустам.

Вагоны из резерва, конечно, меня ни капли не озаботили. Фиг с ними, с буксами. В тот момент в голову мою пришли совсем другие мысли.

Что это за чертовщина такая – наихудший вариант, о котором обмолвился участковый? Что бы это конкретно значило? Ограбление поезда? Чушь. Кто его будет грабить? Местные жители, чтобы добыть несметные воровские богатства? Или сама транспортная милиция? Ерунда. У нас не Америка, ковбоев здесь нет. Тогда, может, наихудший вариант – это непредвиденная остановка поезда в глухом месте и тайный побег с него некоего пассажира, груженного этими богатствами? Тоже глупость.

В тайгу можно беспрепятственно уйти на любом из остановочных пунктов, которых должно быть ещё несколько. Трое или четверо участковых, работающих по всей линии, вряд ли смогут помешать этому, тем более, что диких туристов, как и обыкновенных бомжей, здесь в тёплое время года бывает немало.

Тогда что же это такое – наихудший вариант?

Я влез в малину и укрылся за кустами, устроив перед собою удобный обзор. В воздухе гудели шмели, перед глазами мелькала разная летучая шантрапа; над скалой, в которой был пробит туннель, кружились чайки. По роду своей деятельности – а был я профессиональным научным сотрудником – я сильно не любил необъяснимых явлений или поступков. И по мере сил старался всегда найти им логическое объяснение, если они попадались на моём пути. Но вот сейчас зловредный наихудший вариант логично не объяснялся. Может, всё это выдумки милицейских теоретиков? Здесь, на узкой прибрежной полосе, прижатой к морю скалами и с трудом обжитой людьми, не могли, я был уверен, происходить такие крутые и циничные события, которыми сейчас полна жизнь больших городов. Ведь всегда на Земле – думал я, сидя за кустами, найдутся такие тихие уголки, в которых...

– Филипп! – рявкнул Селивёрстыч. – Состав идёт. Слышишь?

– Нет. Далёко?

Селивёрстыч подумал.

– Минут через десять будет.

Ну что же, додумаем эту интересную мысль потом.

Тепловоз вынырнул из туннеля через девять минут с секундами. За ним с ритмичным грохотом покатилась вереница зелёных пассажирских вагонов. Скорость потрясающая – километров за двадцать. Скептическим взглядом следил я, как вагоны, дружно подскакивая на стыках, катятся мимо меня. На крышах вагонов пусто. В окнах торчат изумлённые физиономии. Из-под колёс дымок не струится. Двери везде... Стоп! Что там за идиот выглянул из двери последнего вагона?

Молодой мужчина в спортивном костюме висел на подножке, напряжённо глядя вперёд. В руке его болталась голубенькая сумка.

– Дурак! – крикнул я в пространство, цепенея от дурного предчувствия. – Там же виадук!

И тут же сообразил, что виадук ему не виден за кустами малины.

Человек, проехав мимо меня, сгруппировался и прыгнул.

Далее всё произошло втечение трёх секунд. С первых же шагов человек попал на пешеходную дорожку, проходившую по виадуку, и его тут же бросило на перила. Мелькнула в воздухе сумка, потом ноги в ботинках...

Мотаясь по колее, последний вагон удалялся к повороту.

* * *

Как ни странно, первым на насыпь выскочил старик Селивёрстыч. Хотя увидеть этот акробатический прыжок он никак не мог – сидел с другой стороны.

– Кто там был? – оторопело спросил он, глядя вперёд.

Стряхнув, наконец, оцепенение, я ринулся сквозь кусты.

– Он вниз упал, через перила! Вон там...

И мы оба помчались к виадуку.

В беге по шпалам я вырвался вперёд. Прибыв к финишу, я ухватился за перила и заглянул вниз.

Он лежал на камнях в неестественной позе, отвернув в сторону голову. Длинные светлые волосы разлетелись в стороны и были запачканы чем-то бурым. Сероголубая сумка валялась в стороне.

– Чёрт возьми, – сказал я ошеломлённо. – Только что живой был...

– А я гляжу – чьи-то ноги под вагоном мелькают. Итить твою мать... Как его угораздило? – говорил Селивёрстыч. – Из какого вагона выпрыгнул?

– Из последнего.

Старик крякнул.

– Давай, Филипп, ноги в руки и ко мне домой. Если хозяйка дома – пусть звонит по линии. Виадук на тридцать шестом километре. Если её нет – пусть из пацанов кто-нибудь позвонит, телефонистки их голоса знают. Тебе самому лучше не соваться, а то разбираловку устроят. Чужим не положено.

– А вы?

– Вниз полезу, вдруг он жив ещё. Хотя вряд ли, на камни упал... По этому берегу выше по ручью тропка есть, козы ходят. По ней спущусь.

И снова я, что было сил, помчался по шпалам, но теперь уже в другую сторону.

Хозяйка, пожилая, расплывшаяся от множества родов и тяжёлой работы женщина, готовила обед на многочисленную ораву, толкущуюся в доме и поблизости от него.

– А Паша где? – спросила она, выслушав меня.

– Хотел вниз спуститься, к... пострадавшему. По какой-то козьей тропе.

– Всегда так. Как козёл по горам скачет, будто молодой, – заметила она с неодобрением, вытерла руки о фартук и пошла к телефону.

К моему удивлению, после телефонного сообщения о событии у виадука громоздкая, скрипучая машина правоохранения заработала довольно шустро. Когда я приплёлся по шпалам обратно, то обнаружил, что внизу, у трупа толкутся уже трое, а мимо меня с воем покатила автодрезина. Как потом выяснилось – за криминалистом в Култук. Всего пару десятков километров.

Моя одинокая фигура у перил не осталась незамеченной.

– Спускайся! – призывно махнул рукой участковый, один из появившихся внизу.

– Как?

Тут же я получил разъяснение, следуя которому подошёл к скале, поднялся чуть вверх, проник в расселину и там уже обнаружил козью тропу. Действительно, козью...

Но спустился по ней, впрочем, благополучно. Подошёл к трупу. Участковый и ещё один человек в штатском, с короткой шеей и прилизанными волосами, прекратили разговор и смотрели на меня очень внимательно. А путевой обходчик Селивёрстыч сидел на валуне, курил сигарету и смотрел, почему-то, в сторону.

– Крупно не повезло парню, – сразу же объявил я и взглянул наверх, прикидывая, сколько пришлось лететь несчастному.

Никто на это замечание не откликнулся.

– Малина здесь густо растёт, – продолжал я делиться своими соображениями, – он и не увидел. От вагона прыгнул подальше, и сразу через перила...

– А вы видели, как он прыгал? – спросил тот, что был в штатском.

– Прямо на моих глазах произошло. Я ему даже крикнуть успел.

– Что именно?

– А вы кто?

– Дознаватель Синичкин Матвей Григорьевич, – отрапортовал за штатского капитан.

– Что крикнул... – я слегка замялся. – Вообщем, крикнул, что он дурак. Потому что сейчас виадук будет... Но разве в таком грохоте услышишь?

– Что ещё? Вы поподробней, – подбодрил дознаватель.

– Да ничего, собственно. Стоял на подножке, в руках сумка. Постоял, прицелился и прыгнул. В результате, – я вздохнул, – вот – он, а вон сумка.

– В тамбуре был ещё кто-нибудь?

– Никого.

– А зачем он сумку в руках держал? – удивился дознаватель и посмотрел на неё. – Повесил бы через плечо, рука была бы свободной.

– Это ты у него спроси, – пробурчал вдруг Селивёрстыч, причём не очень почтительно.

– Не бубни, Селивёрстыч, – заметил капитан. – У кого надо, у того и спросим.

И в самом деле, почему через плечо не повесил? – удивился и я, но речь повёл о другом.

– Кто этот неосторожный человек? – поинтересовался я, глядя попеременно то на капитана, то на Синичкина. Откликнулся дознаватель, но откликнулся не по существу вопроса. Он сказал:

– Назовите ваши фамилию, имя и отчество. И адрес местожительства. Документ есть какой-нибудь?

– Нету документа, – соврал я, но на остальные вопросы ответил честно. Пока дознаватель записывал мои данные в тетрадочку школьного формата, возник опять Селивёрстыч.

– Они, Филипп, сами не знают, кто это. Ждут, когда фотографии на дрезине приедут.

Никто не опроверг его слов. Участковый мрачно хлопал по голенищу прутиком, а Синичкин, кончив писать в тетрадке, объявил:

– Значит, так. Вам обоим запрещается в интересах следствия уезжать отсюда или скрываться иным способом. Приедет следователь, проведёт допрос и решит, что с вами делать.

– Да уж, он решит, – откликнулся Селивёрстыч, стараясь говорить саркастически, и поднялся с камня. – Идём, Филипп.

Мы направились к козьей тропе.

Выбравшись на насыпь, мы долго шли молча. Потом я, желая как-то утешить старика, выразился в том смысле, что следователь, небось, не дурак, разберётся, кто есть кто.

– Дурак я, а не он, – ответил на это Селивёрстыч. – Не разобрался, что к чему, и полез под виадук. Теперь расхлёбывай...

– С чего это... – начал я, но не закончил; нехорошая мысль вдруг пришла в мою голову, и мысленно я сказал себе, что я тоже дурак. А Селивёрстыч крякнул и сообщил, что, пока Синичкин шарился по кустам, что ему по службе положено делать, участковый имел с ним один на один беседу. В которой высказал интересную эту... версию: если окажется,

что под виадуком лежит тот, кого менты пасли ещё в скором поезде, то он наверняка прыгал не пустой, а с товаром, который тайно вёз. А товара нет, потому что Синичкин сразу, как пришёл, полез в сумку, но ничего путного там не обнаружил. И тут у любого идиота возникнет подозрение...

– Да-да, – сказал я, изображая такого идиота. – Подозрение, что мы с вами того... в преступном сговоре. Как они нас ещё домой отпустили?

– Капитан сказал, что он лично на меня не думает, потому что давно знает, – заметил Селивёрстыч. – Лет, пожалуй, двадцать. Или побольше. А Синичкин – человек новый. Вот говна-то будет...

– Он откуда, Синичкин? – поинтересовался я.

– По морю плавал, баржой командовал. Пока не утопил её на глубоком месте.

– Это как?

– Очень просто. Шли за Ольхоном, баргузин волну раскачал большую, баржа возьми и нырни носом в воду. И не вынырнула. Груз, говорят, неправильно разместили. Хорошо, хоть сами выбрались. Лежит баржа на дне, там глубина метров шестьсот.

– Ого!

– Ну. Лотом четырехсотметровым меряли, он дна не достал. А Синичкин вывернулся. Но всё равно уволили. Так он в милицию подался...

Мы помолчали.

– Зачем же он на ходу прыгал? – спросил я вдруг то, о чём неотступно думал всю дорогу. – Ведь мог же на остановке тихо в тайгу уйти. С товаром.

– Значит, напугался чего-то. Наше дело, Филипп, десятое. Нам бы с тобой от следователя уйти, как тот колобок от деда с бабкой. Уйдём, как думаешь?

– Ага. Постараемся. Кто это навстречу по путям несётся?

– Пацаны мои. Вдвоём чешут, – отвечал старик, даже не глянув вперёд; увидел он их раньше меня. – Кабы не стряслось чего...

* * *

И в самом деле стряслось. Хозяйка послала пацанов предупредить путевого обходчика, что по линейной связи передали: дополнительный стоит на тридцатом километре у входа в туннель. Туннель заминирован.

Вот он, наихудший вариант. Кто-то предвидел его, и оказался прав.

Но как поездная бригада узнала о грозящей опасности? И что происходит сейчас с остановившимся поездом? Не шутки же ради затормозили его, в конце концов...

Никаких разъяснений гонцы нам дать, конечно, не могли.

– Драндулетом твою семафору в бок, нехай, – сказал на это Селивёрстыч. – Давно передали?

Пацаны одобрительно хмыкнули, и старший, отогнув рукав, сообщил:

– Четырнадцать минут прошло.

– Угу...

Я подумал и предложил:

– Не мешало бы потереться возле поезда, пока он стоит. Недалеко ведь. Глядишь, полезное что-нибудь узнаем.

– Да нельзя мне, – печально ответил старик. – Ну вот представь: сейчас сапёры должны поехать на дрезине, а их кто-нибудь с того же виадука, упаси Бог, кувыркнёт. А меня как раз на месте нет. Не... Сходи к поезду сам, узнай, что и как...

И я, который уже раз за сегодня, пошагал по шпалам. А что бы вы на моём месте сделали? Другой дороги в этом прекрасном краю просто нет.

* * *

Светило солнце. Справа переливалась разными цветами байкальская вода от пронзительно-синего до сверкающе-серого; слева нависали скалы, словно привставшие великаны, заглядывающие в воду: что там, на дне интересного, под прозрачной толщей?

Я шагал и думал. Работал мозгами. Шевелил извилинами.

Почему остановили поезд? И почему на ходу выпрыгнул из вагона гражданин с сумкой? В самом деле кого-то в поезде испугался? И этот кто-то, обнаружив, что гражданин пропал, срочно остановил поезд? Зачем? Ну, это объяснимо: затем, чтобы кого-нибудь отправить на поиски вдоль путей, а самому искать в поезде, прочёсывать вагон за вагоном. Логично? Нет, что вы. Никакой логики. Потому что тогда непонятно, кто и каким способом заминировал туннель. Изнутри движущегося поезда заминировать его невозможно, а позвонить из автомата, как в городе, и сказать взволнованно машинисту: дяденька, не ездий через туннель, взорвёшься – на КБЖД так не получится. И с какого бы конца я не принимался рассуждать – неизменно упирался в этот туннель: на кой чёрт его заминировали?

Так я шагал по шпалам и развлекал себя размышлениями, пока не услышал позади гул, вой и громыханье. Я шмыгнул к ближайшим кустам, и вскоре мимо проскакал маленький тепловозик, тащивший за собой открытую платформу, приспособленную для перевозки людей: внутри неё были пристроены доски для сидений. На платформе ехали десятка два человек,

и все они разглядывали меня с упорством, достойным лучшего применения.

– Катите дальше, – сказал я им вслед. – Нечего на меня пялиться.

И они укатили.

Но как только я прошёл Селивёрстовский туннель на тридцать шестом километре, я увидел их вновь. Тепловозик и платформа стояли у описанного выше виадука, человек пять суетились внизу, у ручья, а на шпалах лицом ко мне стоял участковый, расставив ноги и заложив руки за спину. Он явно дожидался меня, черти б его взяли.

Вероятно, что-то изменилось в моём облике, когда я его увидел, потому что капитан тут же вытащил руку из-за спины, приветственно помахал ею и зычно крикнул:

– А прибавьте-ка шагу, если можно! Ждём вас с нетерпением.

– Меня?!

И я сделал изумлённый вид, будто такая мысль показалась мне совершенно неправдоподобной.

– Дело того требует, – объяснил капитан. – Отправление задерживаем.

Вот счастье-то привалило...

Может оно и привалило, счастье, но только не мне. Потому что едва я взобрался на платформу и тепловоз, противно свистнув, покатил далее, к тридцатому километру, в меня тут же вцепились два человека: следователь районной прокуратуры и милицейский чин из оперов в звании майора.

Следователь по фамилии Мудраков был лыс, высок и говорил тонким голосом, а опер – тучен, басовит, при усах и при погонах, чтобы легче было обеспечивать надлежащую оперативность среди окружающих. Фамилия его была Мущепако.

– Расскажи-ка нам, – попросил опер, – что такое ты увидел, когда поезд следовал мимо тебя.

Я рассказал.

– А откуда вы сюда приехали? – спросил следователь.

Я объяснил.

– Павла Селивёрстовича давно знаешь? – поинтересовался майор.

Я припомнил, с какого времени.

– Сумочку вы с ним трогали? – подошёл следователь к главному вопросу.

– Какую сумочку? Которая внизу лежала?

– Да.

– Мы на неё даже не глядели. Мы подумали, может этот... попрыгун жив ещё. Павел Селивёрстович спустился к нему для проверки, а я к телефону побежал. А когда вернулся...

– Смотри, не врать мне! – вдруг рявкнул майор, перебив меня, и усы у него как-то странно встопорщились. – Не прощу, если на вранье поймаю.

– Да я не вру! – возмутился я.

– Вот и хорошо, – тонким голосом одобрил следователь. – Во сколько поезд мимо вас прошёл?

– В час двадцать две, – отвечал я недовольно.

– Почему так точно знаешь? – поинтересовался майор.

Я хотел хмуро пошутить по этому поводу, но счёл за благо воздержаться.

– Павел Селивёрстович первым услышал, что поезд идёт, и сказал, что здесь он будет через десять минут. Я тогда засёк время. Для проверки.

– Ну и как? – полюбопытствовал следователь.

– Что как?

– Через сколько времени поезд здесь был?

– Через девять минут.

Следователь и опер глянули друг на друга.

– Он как мыс обогнёт, так здесь слышно бывает, – объяснил майор.

Получив точное время прохождения поезда через виадук, обы они примолкли. Что-то просчитывали. Воспользовавшись паузой, к нам подошёл, держась по пути за лавки, небритый человек в рыжей куртке, и сказал:

– Я, это... знаю, кто заминировал.

Следователь быстро взглянул на майора, потом прочистил горло и уставился на небритого человека. Майор спросил:

– Ты Филимонов?

– Ага, Филимонов.

– Так кто заминировал?

– Мы на охоту ездили в прошлом месяце, – начал рассказывать Филимонов. – На кабана. Ну, подвалили. А вечером в зимовье это... значит, выпили. Чего-то заспорили, не помню уже, и Федька Гусев говорит...

Болтун Федька Гусев жил, как и Филимонов, на двадцать девятом километре, и сказал он в зимовье, что на спор остановит поезд у любого туннеля, не перегораживая ничем колеи. Как? – спросили его, но он предлагал сначала поспорить; а когда никого желающих не нашлось, то открыл свой секретный способ: за полкилометра до туннеля подвесить красную тряпку и под ней сделать надпись: туннель заминирован. И любой машинюга тут же ударит по тормозам. Аж колёса завизжат...

– Кто-нибудь клюнул? – заинтересовался следователь.

Тогда никто не клюнул, отвечал Филимонов, но кто его, дурака Федьку знает; наверное, уговорил кого-то...

– Кто он такой, Федька Гусев? – спросил следователь.

– Лесоводом работает в заповеднике.

– Так себе, трепло обыкновенное, – заметил майор и отвернулся.

Когда тепловозик обогнул маячивший впереди каменистый мысок с галлереей, мы увидели чёрное жерло очередного туннеля и стоящий перед ним состав из восьми зелёных вагонов. Наш тепловозик замедлил ход и пассажиры, ехавшие на платформе, заметно оживились. Десяток ребят в камуфляжной форме подтягивали одежду и поглаживали короткие свои автоматы. Майор и следователь говорили о чём-то тихо и сосредоточенно. Потом оба взглянули на меня.