Текст книги "Воронежские страдания"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава двенадцатая
Новая информация

О том, что задержанный заговорил, наконец, стало сразу известно всем заинтересованным лицам. Как, впрочем, и незаинтересованным – тоже. Еще длился допрос, а уже «из уст в уста» передавали красочные картинки того спектакля, который устроил в СИЗО московский следователь. И хохотали, и пожимали плечами, сомневаясь в законности действий московского следователя, но пока сходились на том, что победителей не судят. А Турецкий был в данном случае бесспорным победителем. Хотя сам об этом думал меньше всего.

Его-то как раз куда больше беспокоила информация, случайно вырвавшаяся у Бугаева относительно общежития. Он уже прекрасно «просекал» в этой ситуации главное: мальчики, пацаны – это флер, легкий камуфляж, который используют умные дяденьки, награждая тех бесплатным пивом.

По этому поводу, кстати говоря, Смородинов уже послал пару оперов в известный бар, чтобы выяснить суть вопроса. Никто им, конечно, ни черта не скажет, был уверен Турецкий, но сам вопрос шуму наделает и острое беспокойство в определенных кругах вызовет. Важно не упустить этого момента. Вместе с беспокойством должно начаться и движение. Каким оно будет, пока оставалось только догадываться, но оно должно было начаться. И вот тут надо бы постараться ухватить концы, если есть кому это делать. Завладеть, другими словами, инициативой.

А своими мыслями он захотел поделиться «с куратором данного проекта», то бишь с Костей Меркуловым.

Соображения по делу, высказанные заместителю генерального прокурора Турецким, были для Константина Дмитриевича не новыми, с подобными вещами сотрудники Генеральной прокуратуры, выезжающие в командировки, в областях и губерниях сталкивались не единожды. Так что открытия Америки здесь ожидать не приходилось, просто всякий раз появлялись некоторые новые детали, и на том все заканчивалось, а цель оставалась всегда ясной и понятной – достижение власти. Любой ценой, любыми силами.

– Знаешь, Саня, – подвел итог разговору Меркулов, – тебе, пожалуй, следует, не откладывая дела в долгий ящик, поговорить с губернатором. По-моему, он – самое заинтересованное лицо. Давай-ка я ему позвоню, мне, из Москвы, сам понимаешь, гораздо ближе...

– Можешь не острить, – нахохлился Турецкий, – тебе действительно ближе – из Генеральной. Чем мне – из гостиницы. Звони, и что?

– А я попрошу его срочно принять тебя. Вот и выскажешься. Лады? И действуй в этом плане, привет, не мешай работать...

Костя был верен себе. Как и своим обещаниям. Потому что буквально десять минут спустя в прокуратуру позвонили из резиденции губернатора и попросили срочно найти Турецкого. Секретарша переключила телефон на кабинет Смородинова, и Александр Борисович взял трубку, в самом деле удивившись оперативности происходящего.

Помощник губернатора поинтересовался, как скоро освободится господин Турецкий, чтобы можно было подослать за ним машину?

Короче говоря, получаса не прошло, как Александр Борисович входил в кабинет губернатора. Тот был один и встал навстречу, вышел из-за своего огромного стола. Пожали руки, губернатор пригласил сесть, сам сел напротив и, сложив руки перед собой, вопросительно уставился на Турецкого. Фокусов, что ли, ожидал, с юмором вдруг подумал Александр Борисович. Но он понимал ответственность, тем более исходящую от Меркулова, и острить не решился.

Вкратце изложил причины своего пребывания в Воронеже, отведя далеко на второй план историю с «заочной дуэлью» бывших когда-то партнеров. Но заметил, что губернатор не упустил и эту тему из своего внимания. Перешел к насущным проблемам.

Тут пришлось объяснить, что само дело, как теперь становится понятным, и выеденного яйца не стоило бы, если бы не два фактора: первый – это само по себе убийство чернокожего человека, и второй – убийство чернокожего иностранца. Случись это с каким-нибудь бомжом или той же бомжихой, и разговоров бы особых не случилось в городе. Такие бытовые, в сущности, убийства, к великому сожалению, стали едва ли не знамением времени. Жизнь человека обесценена, и никуда от этого не денешься. Но в данной ситуации именно случайное убийство неожиданно приобретает едва ли не международный резонанс, ибо кое-кто усматривает здесь удобный повод для дипломатического скандала, а следовательно, и возможность раскачать общественную стабильность, например в регионе, где скоро начнутся очередные предвыборные баталии. Отсюда может проистекать и естественный соблазн у той же оппозиции поиграть проблемами ущемления демократических свобод, фактами грубых нарушений прав человека – кого-то там разгоняли дубинками, и так далее. Ясно, что такое внимание имеет ярко выраженный тенденциозный характер.

И Александр Борисович изложил свои соображения по поводу молодых «быков», которыми, как показывает практика, с успехом манипулируют некие умные люди, сидящие не где-нибудь, а именно тут, в городе, возможно, совсем рядом с губернаторской резиденцией. И в связи с этим те события, которые могут произойти со дня на день, если не с часу на час, в общежитии, заселенном жителями бывших республик Советского Союза, – иностранными рабочими и прочим беспаспортным людом, определенно окажется очередной громкой бомбой, подводящей уже подготовленные умы представителей СМИ к мысли о «государственном» терроризме. Либо укажут на прямую связь государственной власти, в данном случае губернской, с радикальными националистическими силами, готовыми подавить любое проявление здравомыслия и свободы в угоду сохранения данной властью своих откровенных антидемократических позиций.

Получилось немножечко выспренно, но, главное, – по делу, желающий слышать, да услышит.

А затем Турецкий с легкой улыбкой рассказал губернатору о сегодняшнем допросе. Ну и о его положительных результатах, конечно. Встречную улыбку у того, однако, быстро сменила озабоченность.

– Скажите, Александр Борисович, вы не будете возражать, если мы наш разговор продолжим в присутствии некоторых заинтересованных лиц? Причем, может быть, я попрошу вас повторить кое-что из того, о чем вы уже мне рассказывали? Так сказать, ваши впечатления как бы со стороны? В частности, это касается и преамбулы – с этим дипломатом. А то у нас кое-кто, – как-то задумчиво сказал он, – категорически не желает видеть непосредственной связи.

– Нет проблем, – Турецкий развел руками.

И пока они пили с губернатором чай, а Турецкий по его просьбе поведал о «заочной дуэли», вызвав откровенный смех губернатора, которого искренне развеселила эта история, подошли руководители областных управлений ФСБ и милиции. Понятно, силовики – опора и надежда...

Кое-что повторил Турецкий, добавил своих рассуждений и губернатор. Вопрос этот, с его точки зрения, был более чем серьезен. Александр Борисович наблюдал за реакцией. Эфэсбэшник был мрачен и сосредоточен, что-то даже записывал в свой блокнот. Или делал вид. А вот «милиционер», очевидно, не собирался принимать всерьез того, на что особо напирал губернатор. То есть его совершенно не волновали, скорее, раздражали любые разговоры о проблемах неприятия частью городской молодежи присутствия в области гастарбайтеров и вообще приезжих иностранцев, главным образом, из стран Юго-Восточной Азии, как и нарастающие в связи с этим конфликты, результатами которых явились участившиеся митинги протеста и публичные обвинения в национализме, сыплющиеся со страниц демократической печати. Хулиганство – и все, читал Турецкий категорическое заключение в его глазах. Чрезвычайно удобная позиция. А с хулиганством надо бороться исключительно адекватными мерами.

Александр Борисович понял теперь смысл сказанного Смородиновым, когда тот говорил, что после последнего митинга иностранных студентов и выступления нигерийского дипломата перед журналистами милицейского генерала увезли из кабинета губернатора едва ли не с инфарктом. Нет, жив-здоров курилка, ничто его не свалит. Ни губернатор, ни инфаркт. Из чего следует конкретный вывод: те дяденьки, которые руководят «пацанами-скинхедами», прекрасно знают, на кого они могут рассчитывать. Либо – кто опирается на них, обеспечивая поддержку, не исключено, в первую очередь, себе любимому. Поэтому всякие намеки будут восприниматься в штыки...

А интересно, генерал не собирается выдвигать на выборах свою кандидатуру? Впрочем, это был уже вопрос, скорее, риторический, и на кой хрен, грубо говоря, Александру Борисовичу требовался определенный ответ, он и сам не знал.

Но ему не понравилась идея губернатора повторить своим единомышленникам рассказ о том, как прошел сегодня допрос Бугаева, подозреваемого в убийстве иностранного дипломата. Турецкому, в принципе, уже начал надоедать этот цирк. И он лишь пожал плечами, предоставив возможность поговорить самому губернатору. А тот, как он убедился теперь, обожал выступать перед внимательными слушателями.

Эфэсбэшник хмыкал, поглядывая на Турецкого с юмором, а вот «милиционер», тот напротив, был заметно раздражен. Нарушения усмотрел, ну как же!

А ведь и вправду, как в воду глядел!

– Ну и как вы сами считаете? – милицейский генерал уставился на Турецкого уничтожающим взглядом, дослушав веселый рассказ губернатора о том, как совсем молодой парень по кличке Бык сдал-таки своих подельников.

– Что конкретно вас интересует?

– Насколько такой обман, ну или шантаж, называйте, как хотите, согласуется с нашими э-э... правовыми принципами?

– Опять не понял. Что конкретно смущает именно вас, генерал? Та листовка? Она пока существует в одном экземпляре, который я ему, кстати, и подарил на память, но может быть немедленно размножена в любом, угодном вам количестве, хотя никакой необходимости в этом пока не вижу. Она хорошо и вовремя сыграла свою роль, вот и пусть остается ему как предупреждение на будущее. В другой раз подумает, прежде чем сделать глупость. А на телевидение, если бы парень не раскололся сам и не упросил меня никому ее не показывать, я бы сегодня же передал этот материал лично. Так что же вам не нравится? Где вы углядели шантаж? Как раз напротив, задержанный сам пришел к выводу, что лично для него будет гораздо лучше, если он начнет немедленно сотрудничать со следствием, не дожидаясь, пока произойдут другие преступления. Этим, как я вижу, он и вашему ведомству отчасти помог, потому что с агентурной работой у вас, кажется, не все в порядке.

– Креститься надо! Кажется!.. – резко бросил генерал.

– Понял. Слушаюсь, – бодро ответил Турецкий и истово перекрестился.

Губернатор будто захлебнулся глотком чая. А что, веселый мужик... Но улыбаться в ответ Турецкий не собирался.

– А касательно сотрудничества обвиняемого со следствием, которое, возможно, вызывает у вас, генерал, аллергическую реакцию, могу с уверенностью ответить весьма кратко. На это обстоятельство, как на весьма желательный фактор, в первую очередь указывают и вся зарубежная, да и наша, отечественная, следственная практика. У вас имеются возражения? Так есть для этого Комитет по законодательству Государственной думы, внесите свои коррективы, надеюсь, уж там-то вас внимательно выслушают.

Эфэсбэшник громко хмыкнул, а «милиционер» сердито дернулся. Видать, у них тут свои собственные «тараканы».

– Перестаньте!.. А кто вам, вообще, разрешал относить это на телевидение? У вас там... в столице, такие вещи делаются по личной инициативе? С грубейшими нарушениями... э-э? И нигде не согласовывается? Но насколько я...

– Не знаю, генерал, насколько вы, а вот я и не догадывался, что у вас здесь детский сад, и я должен был спрашивать разрешения у старшей няни. Дело в том, что свои личные следственные действия я согласовываю только с теми, кто в этом деле действительно разбирается. Но как раз в данном случае, – Турецкий таинственно улыбнулся, – вы правы, чтоб не задавали потом... всяких вопросов, взял, да и согласовал, представьте себе! Поставил в известность заместителя Генерального прокурора Российской Федерации Меркулова, который, собственно, и направил меня сюда. Такой уровень вас устраивает? Или надо было получить еще и ваше личное согласие, генерал?

Александра Борисовича просто распирало от злости. Но он сдержанно улыбался, и, как сообразил потом, именно это и «заводило» генерала.

– А почему?.. А почему, позвольте спросить, – его голос почти зазвенел от ярости, – вы все время придаете уничижительный оттенок званию «генерал»? Это как прикажете понимать?!

«О-о-о! Так вон оно в чем дело!.. Непочтением пахнет!.. Да, диагноз недвусмысленный. Действительно, тяжелый провинциальный случай. Тут уж врачи не помогут...»

– Не знаю, что конкретно вы имеете в виду, – небрежно перебил его Турецкий, видя, что дискуссию пора сворачивать, и поднимаясь из кресла. – Но уверяю вас, что в отношении меня вы сильно ошибаетесь, как раз мне-то и не пристало ерничать над этим высоким званием, ибо я сам – генерал.

Александр Борисович вынул из верхнего кармана пиджака свое удостоверение, привычно ловко раскрыл его и резко вытянул руку в сторону, в направлении «милиционера». Как Штирлиц в известном фильме. Секунду подержал, разрешая тому взглянуть на свою цветную фотографию, где он – в парадном генеральском кителе, а затем щелчком захлопнул корочки и отправил обратно в карман.

– Господин губернатор, – сказал он, так и не повернув головы к «милиционеру», – все, что я должен был передать вам, я передал. И напоследок буквально два слова. Если в том общежитии ничего трагического не произойдет, можете поверить, я буду только рад. Но если?.. – вот тут Турецкий кинул холодный взгляд на «милиционера» и снова повернулся к губернатору: – Тогда выводы – за вами. И еще я очень надеюсь, что ваша доблестная милиция сможет обеспечить безопасность пока хотя бы одного подозреваемого, который является к тому же и важным свидетелем и содержится в камере следственного изолятора. Не заявит, скажем, завтра, смущенно отводя при этом глазки, что она, как всегда, не успела предотвратить попытку суицида... Но мы-то ведь давно знаем, как это делается. Да еще, чтоб никаких концов не оставалось... А засим позвольте откланяться. Имею честь, господа.

Губернатор демонстративно поднялся, подошел и пожал ему руку, кивнув ободряюще. Эфэсбэшник лишь приподнял ладонь над столом и, как когда-то Брежнев, слабо покачал ею, но, видно, не сдержался и все-таки подмигнул с ухмылкой вдогонку. Начальник ГУВД сидел красный, уставясь в стол.

«Ну вот, и нажил ты себе очередного врага, – подумал Александр Борисович. – Ох, умеешь ты это делать, Турецкий, а зачем?.. Но ведь и без конца спускать всяким... тоже нельзя, – попытался запоздало утешиться он. – За что ж себя тогда уважать?»...

Вечер оказался длинным.

Капитан Егоров, который – участковый, молодец, постарался быстро, отыскал на вокзале бывшего медбрата и доставил его к себе, в опорный пункт. И туда же немедленно выехал Петя Щеткин. Он давно уже уехал, узнал Турецкий, и, значит, должен был возвратиться с минуты на минуту.

А Плетнев, закончив работу со студентами, вписал в протоколы их свидетельских показаний то немногое, о чем они знали, материалы привез, а сам вместе с местными операми отправился в «Золотую рыбку», имея перед собой те краткие данные на интересующих следствие молодых людей, которые Турецкий смог выжать из Быка. Ну и клички, само собой.

Если такая возможность представится, в чем Александр Борисович был не очень уверен, то задерживать парней в черных «косухах» оперативники решили на выходе из бара, а внутри шума не устраивать. Там все-таки и много посторонних бывает, непричастных, как говорится, опять же – студенты. А среди них преступников искать не приходится.

Мужики вошли в бар, осмотрелись – прилично. Чисто, главное. И обритый наголо молодой бармен, вероятно, тот самый, что выдавал, кому следовало, бесплатное пиво, с независимым видом распоряжался официантками, разносившими по залу спиртное, закуски и пивные бокалы. Сидела в основном молодежь. Вопреки предположению сыщика, что здесь должен был оказаться своего рода питомник для скинхедов, таковых на самом деле не было, ни одной черной куртки. Значит, прав был Турецкий, который сказал, что им всем тут наверняка будет дан отбой. Временный, конечно, пока шум не затихнет.

А разговаривать на эту тему с барменом было вдвойне бессмысленно. Это значило бы спугнуть их, объявив, что вот, мол, и до вас добрались. Но предъявить бармену нечего, кроме того, то он отпускал кому-то пиво бесплатно. А он станет отрицать. Или скажет, что да, отпускал, но тем, кто ему помогает ящики с пивом разгружать. А может вообще послать интересующегося к такой-то матери. Имеет право не отвечать на вопросы, но если тебе нужно, вызывай повесткой в прокуратуру, а тогда и спрашивай. Словом, и тут пустой номер.

Потолкался Антон, выпил кружку действительно хорошего пива и, оставив оперов дежурить дальше – на всякий случай, отправился назад, в прокуратуру. Туда же вскоре подгреб и Петр, и вот что привез.

Этот Боря Свиридов – он, кажется, сам с трудом вспомнил свое имя, поскольку не пользовался им больше десятка лет, – когда-то служил в городской клинической анатомичке, после окончания медицинского училища. И все свои основные житейские навыки и привычки усвоил там. Петя в разговоре с ним решил не трогать философские аспекты бытия и вечности, которые именно в данном заведении переплетаются наиболее тесно, а сразу перешел к ночному случаю в парке.

Бомж, считал Боря, ничего в жизни не боится, кроме посягательств на свою личную свободу. И поэтому, прежде чем начать отвечать на вопросы сыщика, долго и мучительно прикидывал, насколько его случайные знания могли бы оказаться опасными для него в этом отношении. Пете пришлось поклясться, что никакой опасности нет и не предвидится. И все равно сомнения остались.

Фактически же информация Бори свелась к тому, что он вместе с приятелем Дуркой... Странное имя? А он – такой, объяснил Свиридов. Короче, они с этим Дуркой случайно услышали шум драки, потому что там громко матерились. А когда высунулись из-за гаража, то увидели силуэты четверых мужиков, которые «метелили» длинного, а потом завалили его и сразу разбежались. Или те услышали, как Дурка вскрикнул, и испугались, что свидетель появился. А Дурка, он ничего в жизни не смыслит, избили его однажды, вот он с тех пор даже вида драки не переносит: кричит, валится, пена – все симптомы приступа эпилепсии. Навалился на него Боря, чтоб не привлечь нечаянно внимания тех, замочат же, как два пальца... А когда осторожный Боря все-таки решился и подобрался поближе к лежащему человеку, то увидел, что тот был черный, ну то есть как негр. Почему решил, что негр? Так ведь одна рубашка на нем была белая и рукава белые торчали, а все остальное – черное. И лежал он, скорчившись, и дергался еще.

Боря, как человек бывалый, сразу сообразил, что трупака – а было понятно, что тот уже отходил, – менты обязательно повесят на него. Кто для них бомж? Да никто. Сами труп ограбят, а укажут на него. Вот он и сделал ноги. Побежал-то к сторожке, чтоб Никитычу сказать, в ту ночь он дежурил. Только сторожа на месте не оказалось, а дверь за собой он не закрыл. Вот Боря и воспользовался. Набрал «ноль-два», сказал про черного, а дальше-то смелости и не хватило. Но все равно, потом встретили капитана Егорова – они его уважительно Егорычем звали, – а тот мужик справедливый, лишнего не повесит. Он спросил, они и рассказали. То есть говорил-то Боря, а Дурка – тот кивал. Вот и все, как на духу. И по карманам того черного не шарили. Ну это стало бы и так известно...

Записал Петр показания, а Боря подтвердил собственным корявым автографом.

Из всего сказанного Антон сделал только один, полезный для себя вывод: он не ошибся в одном – нападавших оказалось действительно четверо. Вот и вся радость. Один – сидит, трое – на воле: Влад, Колун и Нос. Если клички связаны с портретным сходством, двое должны напоминать монстров, у одного из которых еще и синяк во всю правую сторону физиономии. Чем не особая примета?..

Турецкий думал о своем. Разговор с губернатором и его «приспешниками» свидетельствовал о том, что в их команде согласия нет. И как обоими силовиками руководит губернатор, одному богу известно. А может, это и есть тот самый, известный метод сдерживаний и противовесов? В смысле, разделяй и властвуй...

Но теракт в общежитии губернатор начальнику ГУВД не спустит, поэтому, возможно, и волноваться не стоит. И торопить события – тоже. Александр Борисович был уверен: слухи о том, что Бык дал показания следователю, уже наверняка достигли ушей тех, кому эта информация нужна как воздух. Но вся прелесть в том, что никто толком не знает, в чем признался задержанный. То есть неизвестен уровень его компетенции. Значит, начнутся зондирования, «случайные» вопросики, намеки всякие пойдут, а главный мент уже предупрежден, что его возможная игра уже разгадана, и вряд ли станет рисковать своим положением. Одно дело устраивать «патриотическую» фронду, а совсем другое – идти против губернатора в открытую. Хотя черт их тут всех знает! Во всяком случае, Александр Борисович попросил всех причастных к расследованию постараться, ради собственного же блага, держать языки за зубами и избегать нечаянных утечек. Не осложнять свои биографии. Сказано им было как бы в шутку, но тон оставался серьезным, а само предупреждение – недвусмысленным.

После этого он закрыл совещание, предложил всем отдохнуть, а сам взялся за мобильник, чтобы звонить Корженецкому.