Текст книги "Воронежские страдания"
Автор книги: Фридрих Незнанский
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Глава одиннадцатая
Не застрахованы даже боги
Настал момент, когда показалось, будто сани облегченно «вздохнули», покатившись с горы...
Ну покатились-то, может, и покатились, да вот только их ускоряющийся бег почему-то не вызывал у Александра Борисовича довольной улыбки. Лишний раз подтвердилось его убеждение в том, что самоуспокоенность – самое глупое состояние здравомыслящего человека. Смешно ведь: киллер был фактически в руках, только протяни – и он твой. Конечно, грамотно протягивай ручонки-то, не делай пустопорожних движений, – на то ты и профи высокой пробы. И такой промах! Теперь можно сказать с изрядной долей уверенности, что он потерян. Он уже понял, что его засекли, видели, значит – линяй! А это, всего-навсего, ровно половина дела. Если не больше. Никто не может гарантировать того, что он уже не созвонился с напарником и не описал ситуацию. Следовательно, можно считать, условно пока, что и второй фигурант может оказаться потерянным. И это – красивый результат всего-навсего какой-то мелкой промашки. Будет большой удачей, если воронежский «деятель», этот пожилой киллер, снова выйдет на связь с Корженецким. Что вряд ли. Полсотни тысяч баксов – это уже результат. Не тот, на который они рассчитывали, но, с другой стороны, еще с позапрошлого века известно, что за отсутствием гербовой бумаги пишут и на простой. И не умирают...
Неловко было глядеть в глаза бывшему полковнику Кротову, объясняя причину срыва операции в Москве нелепой ошибкой самого виновника, то бишь Николая Матвеевича Щербатенко. Надо ж было на кого-то списать собственную неудачу. Кажется, получилось убедительно, ухмылки, во всяком случае, Турецкий у собеседника не заметил. Впрочем, кагэбэшная школа – хрен что прочтешь в глазах начальника службы безопасности...
Договорились лишь об одном: если киллер позвонит, пусть Георгий Витальевич «устало» соглашается на все его условия. Обязательно устало. И покорно. Ощущение покорности у твоего клиента добавляет наглой уверенности исполнителю, что и требуется. А еще тем самым будет сделана попытка убедить того «деятеля» в том, что у Щербатенко и Корженецкого не было и не может быть никаких реальных контактов. Тогда и слежка за тем, московским, киллером будет выглядеть как неловкая, непродуманная инициатива частного сыскного агентства. Если эти «выдумщики» уже не сопоставили концы, обнаружив в обоих делах присутствие категорически нежелательной для себя фигуры бывшего «важняка» Турецкого. Тогда, как говорится, суши весла... Людей, придумавших такую великолепную комбинацию, недальновидными или небрежными в своих действиях назвать трудно.
Ну а если вдруг, тогда и посмотрим, решил Александр Борисович. В одном он был уверен твердо: никакой крови здесь уже не будет. Мужики увлеклись определенным изяществом исполнения, предусмотрев все, кроме одной-единственной, словно бы и несущественной, детали. Их главная ошибка, если говорить об операции в целом, не принимая во внимание тех денег, что неосмотрительно передал киллеру Корженецкий, заключалась лишь в том, что преступники, сами того не желая, в буквальном смысле наткнулись на Александра Борисовича Турецкого, который быстро разгадал их хитроумную загадку. Но это так и называется – не повезло. В иной ситуации они сорвали бы свой миллион долларов. Или что-нибудь около того.
Но крови не будет, нет. Скорее всего, они молча отойдут в сторону, и ни у кого не останется ни малейшей зацепки, если... Вот об этом «если» и хотел вечерком поговорить Александр Борисович с Филиппом, потому что знал, как бывает обидно, когда тебя обвели вокруг пальца, а по старой привычке не бросать недоделанных дел и недорешенных вопросов, если еще имеется хоть какая-то возможность. А один из ходов, даже если все на этом и закончится, представлялся Александру Борисовичу отчасти еще перспективным. Тем более что у «Глории» теперь была замечательная сотрудница, для которой просьба Александра Борисовича поработать в архивах должна зазвучать восторженной музыкой «высокой причастности» к великим делам века – не меньше.
Шутка. Но если Филя одобрит, почему бы и нет?..
А еще образовавшаяся пауза давала возможность Турецкому сейчас активнее помочь коллегам. Зная Антона и Петра, но, совершенно не зная местных следователей и их методов работы, Александр Борисович уверенно считал, что правильно построенный допрос того «молчальника» явится ключом к разгадке всего дела. И при всем уважении к ним, сам бы не доверил им его проведение. Зачем, не надо усложнять. Пусть лучше выполняют другие пункты общего плана расследования, бомжей ищут, контачат с криминалистом, судебным медиком и прочее. В процессе расследования каждого уголовного дела всегда имеется масса вещей, из которых в конечном счете и складывается доказательная база. Профи это твердо знают, а молодежь частенько относится спустя рукава, после чего дела, как это нередко уже стало практиковаться в судах, возвращаются прокурору на дополнительное доследование. Прежде это считалось позором, теперь... в порядке вещей, что ли?..
Итак, переговорив с полковником Кротовым и успокоив Корженецкого, что волнения сейчас излишни, однако элементарную осторожность проявлять все-таки следует, Александр Борисович вдвоем со Смородиновым – как-никак лицо местное и ответственное, сел готовить допрос задержанного. И все дальнейшее по указанию Турецкого было обставлено – по известной присказке, как в лучших домах...
Одиночная камера в городском следственном изоляторе, в которой содержался задержанный парень, отказавшийся отвечать на вопросы, скоро преобразилась. Контролеры занесли в нее стол и стулья. Появились неизвестные люди и стали устанавливать осветительную аппаратуру, будто собирались снимать кино.
Бык, на которого надели наручники, настороженно смотрел на происходящее – он ничего не понимал, а с ним никто и не разговаривал. Рядом стоял охранник, который даже и не смотрел на задержанного, словно ему было наплевать на него. Два дня, проведенные в милицейском «обезьяннике», а затем и здесь, в СИЗО, угнетающе подействовали на Быка, но он продолжал молчать – скорее, из солидарности с теми, кто остался на свободе. Словно черная кожа куртки придавала ему уверенности. Да и не верил он, что у ментов что-нибудь против него имеется. Влад говорил, что все они делали чисто, никаких следов и подозрений, а уж он-то опытный в таких делах. Ну подержат и отпустят. Молчи, и ничего они тебе не сделают. Но где-то в глубине души нарастала неосознанная тревога. Ведь если не допрашивают, тогда чего держат?
Потом вошли двое молодых людей, у одного из которых на плече была большая кинокамера. Они включили свет в лампах и, направив его на Быка, начали искать нужное освещение. Смотрели в «очко» камеры, о чем-то тихо совещались.
И вот, наконец, появился в сопровождении нескольких ментов высокий мужик средних лет, в очках, с толстой папкой под мышкой. Он сел за стол. И раскрыв папку, стал молча читать. Остальные стояли за его спиной полукругом, и, значит, он был здесь самым главным.
Наконец, мужик поднял глаза, уставился на Быка и сказал:
– Начинайте.
Охранник, который стоял рядом с Быком, подхватил его под руку и поднял на ноги. Прислонил к стене. И отошел на шаг в сторону.
Мелькнула совсем страшная мысль: Бык почему-то решил, что его сейчас будут расстреливать и снимать для кино. Он же видел где-то... в кино... А этот станет читать приговор. Голову заволокло туманом. К горлу подкатила тошнота. Ноги не держали.
– Не шевелись! – грубо рявкнул охранник. – Глаза открой, смотри в камеру!
Он разлепил веки и услышал громкий стрекот работающей кинокамеры, такой громкий, что, казалось, в голове отдается.
– И фото – в фас и профиль, – сказал сидящий за столом мужик.
Отчетливо щелкнуло два раза, и свет в камере стал гаснуть. Стойки с лампами тут же унесли, ушли и все остальные, за исключением троих. Охранник снял с рук Быка наручники и подтолкнул его к стулу у стола. В камере остались Бык и еще трое.
– Ну вот, дело сделано, – спокойно сказал мужик за столом. – Я – следователь по особо важным делам Турецкий Александр Борисович. Прибыл из Москвы, чтобы расследовать тягчайшее уголовное преступление, участником которого явились, по заключению следствия, вы, молодой человек, не желающий назвать себя и своих подельников. Я понимаю ваши чувства: выдавать товарищей вам не позволяет ваша гордость. Охотно верю. Но в таких случаях закон все равно продолжает действовать. Это означает, что отвечать за убийство иностранного дипломата придется обязательно. И виновным суд посчитает вас. Вам и отвечать – по всей строгости закона. Может быть, даже и на пожизненное заключение потянет, как суд решит. А если вы, тем не менее, будете настаивать, что убивали дипломата не вы, а кто-то другой из ваших товарищей, вам придется его назвать. Не хотите – не надо, за все ответите сами. И это будет справедливо. Это первое. Есть вопросы?
Ошарашенный Бык молчал. Он не совсем понимал еще, вернее, совсем не понимал, что происходит, и как это он вдруг должен тащить на себе чужой воз?! Он, который сам еще никого не «замочил», в общих делах участвовал, это было, но сам – ни разу. Влад, наверное, прощал ему за то, что Бык никогда не рассуждал и всегда первым лез в бой. За кулак, который всегда был наготове, и прощал. А теперь чего? За всех – одному?!
– Я вижу вам все понятно, молодой человек, раз вопросов не имеете. Это хорошо. Это дает нам возможность поскорее передать дело в суд. Но это еще не все. В процессе судебного следствия вы так и не назвали своего имени. Это ваше право. Но и мы имеем право поступать, не нарушая закона, таким образом, чтобы установить в конечном счете истину. Вы понимаете, о чем я говорю?
Бык тупо смотрел, переваривая услышанное. О таком, вспоминал он, у них с Владом никогда базара не было... Как же понимать?..
– Вы видели, только что вас снимали для воронежского телевидения. Комментарии корреспонденту дает сейчас следователь, который уже разговаривал с вами, вы его знаете, Алексей Гаврилович Смородинов. Он рассказывает корреспондентам телевидения о том, как вы были задержаны – когда и при каких обстоятельствах, в чем подозреваетесь и так далее. И сегодня же по городскому телевидению этот репортаж будет показан в «новостях». Его повторят трижды, а потом сделают то же самое завтра и послезавтра. Вы вправе спросить, зачем? Отвечу... Кстати, – Турецкий обернулся к одному из спутников: – Сделайте одолжение, посмотрите, там, наверное, уже листовки готовы, принесите один экземпляр. – И снова повернулся к Быку. – Эти листовки, одну из которых вы сейчас увидите, сегодня будут расклеены по всему городу. Ну а все остальное вам станет понятным из написанного на них текста... Значит, не имеете желания сделать какое-либо заявление?
Бык продолжал насупленно молчать, он вообще уже не понимал, что вокруг происходит. Да и как он мог понимать!.. Позже, когда уже «раскрутилась» эта история, многое стало понятным...
Обычная и, к сожалению, почти типичная судьба подростка с городской окраины, у которого природный недостаток знаний и сообразительности с лихвой компенсировался отменным физическим здоровьем и желанием первенствовать. Именно из таких парней, еще не прошедших в силу недостаточного возраста солдатской службы, не сформировавшихся как личности, и собирались чаще всего банды подростков, приезжавших с окраин в центр «мстить» благополучным ровесникам. Примеров подобных реалий всегда было по всей стране навалом, начиная с «прогремевших» в свое время «люберов». Игорь Бугаев, которого за тупость и пробойную силу называли Бугаем, а потом сократили кличку до Быка, был одним из таких «окраинных» мстителей. Восемнадцати ему еще не исполнилось, но, благодаря завидным наследственным физическим данным и накачанным мышцам, он выглядел гораздо старше – на двадцать пять, не меньше. Оставаясь при этом незрелым и довольно-таки примитивным юнцом. Именно это и ценил в нем Влад. Такого, считал он, и «вязать кровью» было совсем необязательно. То есть сам факт ничего бы не добавил к тому, что уже имелось.
– Заявления не будет, – подтвердил свои же слова Турецкий. – Очень хорошо, пойдем дальше...
И тут вошел милиционер, держа в руках большой лист бумаги с напечатанной на ней цветной фотографией и каким-то текстом поверху и снизу. Сразу понять, что это, Бык не мог, но когда Турецкий развернул лист в его сторону и аккуратно положил на стол, Бык слегка вздрогнул.
Перед ним лежал его собственный портрет, если смотреть спереди и сбоку. Очень четко и красиво напечатанный. И если бы не текст... А написано было следующее, что Бык прочитал, внутренне напрягаясь и чувствуя, как у него снова подступает к горлу тошнота.
«Граждане Воронежа! Перед вами фотографический портрет задержанного милицией молодого человека, который подозревается в совершении убийства, целого ряда хулиганских нападений на граждан, а также изнасилований. Он не желает назвать себя следствию. Но он – житель вашего города. Всмотритесь в это лицо и вспомните, может быть, вы видели уже его. Или знаете, кто он, где проживает, как его зовут? Ваша помощь окажет содействие в раскрытии тягчайшего преступления, которое совершил этот человек».
– Ознакомились? – участливо спросил Турецкий. – Я думаю, мы можем оставить вам один экземпляр – на память. Желаете взять себе?
Но Бык и не притронулся, уставившись округлившимися глазами в какую-то точку на портрете.
– Как я говорил, эти листы будут уже сегодня развешаны по вашему городу. В людных местах в центре и на окраинах – где народу много: на остановках, у магазинов, у кафе, баров всяких и так далее. Как полагаете, вас скоро узнают?
Бык продолжал молчать.
– Ну вот и все, – сказал Турецкий, разочарованный отсутствием реакции у задержанного. Или он – полный дебил, или же на редкость сообразительный малый, которому, в самом деле, нечего бояться. Загадка. Но пока не в пользу следствия.
Появились контролеры, вынесли стол и стулья, вышли все, кроме Турецкого.
– Я тебе должен кое-что сказать, – негромко произнес он, – но не хотел это делать при всех. – От уважительного тона не осталось и следа. – Так вот, слушай, говнюк. Руслан, который тебя нокаутировал, сказал мне, что никогда бы не связался с таким дерьмом, как ты, сам нарвался. И в суд он на тебя подавать не желает, стыдно, говорит, с таким ничтожеством связываться. А вот дружков твоих мы найдем обязательно, уже ищем, – ножичек-то, которым убивали, засветился. И они, я думаю, не станут тебя выгораживать. На таких тупых, как ты, только и валить свои преступления. Так что пойдешь ты, голубь, как организатор убийства того дипломата и получишь больше всех. Но, может быть, до суда дело и не дойдет. Мне осточертело играть с тобой в молчанку, и я так решил. Завтра же, после того как тебя снова покажут по телевизору и если к тому времени тебя не опознают твои знакомые и соседи, я сам объявлю, что мы временно, до суда, отпускаем тебя – под подписку о невыезде. Мол, нечего на дармоеда казенные харчи переводить. А что убийца и насильник, так то еще суд будет решать. Вот и приходите, люди, посмотреть, сюда, к воротам СИЗО. Я и сам посмотрю, кто тебя первым грохнет – твои дружки, чтоб навсегда рот заткнуть, или честные граждане, которые не захотят с тобой и срать на одном гектаре. Понял, подонок? И никуда ты не денешься, с тебя ж глаз не спустят. Но огребешь ты теперь на всю катушку. Если у тебя не кочан капусты, а башка, соображай, пока не поздно. Завтра будет точно поздно.
И Турецкий повернулся, чтоб уйти, но Бык неожиданно шмыгнул носом и что-то выдавил из горла нечленораздельное, будто собрался заговорить. Александр Борисович обернулся.
– Ну что, решился наконец? – спросил нормальным тоном, даже с участием в голосе, и Бык машинально кивнул. – Чего могу сказать? – заметил Турецкий. – Правильно решил, зачем из себя дурака делать? Тряпку, об которую ноги вытирают? Ну пошли в кабинет, поговорим...
Александр Борисович вышел из камеры и велел контролеру доставить задержанного в следственный кабинет.
Немного смог сказать следователю Игорь Васильевич Бугаев, по кличке Бык, но и это помогло следствию сдвинуться с мертвой точки. Насчет клички Александр Борисович понял, что дружки Игоря видели его насквозь, присваивая «погоняло», а не по каким-то сопутствующим там – Бугаев, Бугай, проще – Бык. Он и был быком, удобным и не рассуждающим. Удивило одно, что ему только пошел восемнадцатый год. Но вот совсем не удивило другое: то, что он не мог назвать ни по именам, ни по фамилиям своих дружков. Тоже клички – Колун, Нос, Серый... Холодильник еще какой-то. И только одно имя – Влад, старший, значит. Тех он называл без всякого уважения, а имя Влада прозвучало даже с почтением. Но больше, как ни старался Турецкий, никаких нужных сведений выжать из Быка не удалось. За исключением одной детали: «пацаны» любили собираться в пивном баре «Золотая рыбка». Там их уважали. Пиво бесплатно.
И как раз эта деталь говорила о многом. Смородинов немедленно отрядил в «Золотую рыбку» нескольких сотрудников уголовного розыска, чтобы те осмотрелись там и аккуратно задержали «пацанов», которые носят такую же, как у Быка, одежду. И у одного из них здоровенный синяк под правым глазом. Но Турецкий был не уверен, что дело выгорит. Потому что после того, как был задержан Бык, они туда ходить наверняка перестали. Если подчиняются умному руководителю. Но – проверить...
К сожалению, адресов своих приятелей Бык не знал. Не принято было делиться у них такой информацией.
Рассказал Игорь и о том, как получилось у них с тем негром. Про нож у Колуна в руке сказал и про то, что Колун вообще бешеный. А негр тот с Настей ходит, с блондинкой такой красивой, это Бык твердо знал, сам видел. Но убивать негра того не хотели, только проучить. А он первый в драку кинулся, ну Колун и подрезал его. И того «чурку», из-за которого Бык оказался в тюрьме, тоже проучить собирались, и опять же из-за русских девок, к которым тот постоянно приставал в магазине. Так Влад говорил. А вышло иначе... Это уже с сожалением констатировал сам Игорь Бугаев.
Таким образом, по всему выходило, что они хорошие пацаны, и если б не «чернота», которая русским людям жить хорошо мешает, ничего б и не было. Ходили бы себе, пили пиво, с девчонками гуляли... А эти понаехали со всех сторон...
Потом Бык, как мог, а это давалось ему с огромным трудом, попытался описать дружков, кто из них как выглядел внешне. Высокий там блондин или низенький брюнет, или толстый, или нос клювом, или лысый – заметные, бросающиеся в глаза детали. Немного рассказал, с этим делом у него, видно, было плохо – встречаются такие люди.
И уже в конце допроса Игорь Бугаев попросил Турецкого не показывать его по телеку. Сказал, что это из-за матери. С отцом своим он не ладит, а тот считает, что в плохом воспитании сына виновата мать. И если он увидит, а он обязательно увидит, или ему соседи скажут, он просто изувечит мать за такую свою славу. Он злой – отец, и часто бьет мать. Игорю тоже достается, но он еще не в силах дать сдачи, хотя однажды это сделает. Кем отец работает? А в порту, грузы всякие.
«Понятное дело... – подумал Турецкий. – Это тот самый случай, когда яблочко от яблоньки...»
Но уже одно хорошо: значит, парень все-таки задумался, уже прогресс... Да и годков-то ему сколько!..
Завершая писать протокол допроса, Александр Борисович просто на всякий случай спросил, даже и не придавая своему вопросу особого значения:
– И что ж вы, все вот так, по мелочам – тому морду набить, другому, да? Кучей – на одного, герои, мать вашу! Пива нажрались на халяву и – драться? – Попутно подумал, что про эту «халяву» надо бы узнать поподробней. – И чем гордишься-то? Чем вы лучше обычного уличного хулиганья? Тем, что черные куртки таскаете? И какому-то Владу в рот смотрите, будто собственного ума нет? А сами-то на что годны? Быки? Рогами вперед бежать, когда вас сзади хитрые людишки погоняют?
– Не, ну чего... – как бы даже и обидевшись, возразил Бык, оставаясь все-таки именно быком. – Влад говорил, «чурок» будем лупить... Крепко...
– Это еще каких?
– А в общаге.
– В общежитии? – сразу насторожился Турецкий. – Ну-ка, парень, давай поподробнее. Какое общежитие, что за «чурки» и когда вы это собирались делать?
Бык и не понял, что проговорился. А потом, раз уж начал, так чего теперь... И он рассказал, запинаясь, что Влад велел приготовиться бить «чурок» в общежитии, где они живут, а потом поджечь его. Или там взорвать чего-то, Влад знает. Он и должен был сказать, когда.
«Вот так, Александр Борисович! – сказал себе Турецкий. – О чем вы думали раньше?.. Нет, ребятки, здесь не хулиганством, здесь уже и терактом припахивает – под видом обычной, очередной разборки с „черными“. И умная голова этим делом руководит, а какому-то Владу отдает распоряжения, чтоб тот, с помощью таких вот быков, расшатывал фундамент под ногами власти. Впервые, что ли? Да это ж самый примитивный и распространенный прием для внутреннего пользования, когда тебе надо любыми средствами прорваться к власти. А такой прорыв в этом городе – вон он, уже виден: осень на носу, перевыборы. Хороший будет подарок для губернатора... А, кстати, – вдруг подумал он, – а почему бы не использовать эту возможность? Уж если кому и хорошо известны конкуренты, так это именно ему! Вот там бы и поискать, откуда ветер дует...»
– Где, ты сказал, находится то общежитие? – деловым тоном спросил у Игоря.
– А я не знаю, Влад обещал сказать. В пятиэтажках где-то.
– Это что, городской район у вас так называется?
– Не. Мы так говорим.
– Так вы или все остальные – тоже?
– Да все...
Значит, свои знают, что это за «пятиэтажки». Турецкий успокоился и велел Игорю Васильевичу Бугаеву внимательно читать, что было записано с его слов. А если чего не совсем так записано, сейчас еще можно поправить, а потом будет поздно. И расписываться надо на каждой странице протокола. И это будет называться сотрудничеством со следствием. Тогда и при назначении наказания судом может быть дано послабление.
Ну уж это Бугаев, то есть Бык, кажется, понял. И пока тот читал, шевеля губами, – у него и с граматешкой было плоховато, Александр Борисович вернулся мысленно к делу Корженецкого. И пришел к неутешительному выводу о том, что даже и у богов, не говоря о простых смертных, случаются конфузы. С Лилит вон, кажется, не так получилось, как было сначала задумано. Опять же, раз Он – Всемогущий, чего ж тогда шесть дней мучился, если Творцу такой работы – на один рабочий день, который, к слову, мог длиться вечно? Да и сделано, мягко говоря... уж прости, Господи, сомнения грешника... Нет, массе – нравится. Так что, по большому счету, никто не застрахован от ошибки. Чего ж Филю-то мысленно казнить?
А с другой стороны, больше, чем сделано, уже, пожалуй, и не сделаешь. Да оно и не нужно. Боялись чего, выстрела? Так его не будет, значит, и вопрос снят. А бывшие друзья-приятели, а затем – непримиримые враги, могут теперь сами разбираться, кто из них и когда был прав, а кто виноват. Об этом Александр Борисович и хотел сегодня, где-нибудь в конце дня, если не появится новых сведений от киллера, и поговорить с Корженецким. Мол, живите, ребята, спокойно, а вы, Георгий Витальевич, возвращайте свою семью назад и простите врага своего – прямо по Писанию.
Но дальнейшие события несколько отложили «смиренные» планы Александра Борисовича. И виной тому оказалась обыкновенная, незапланированная болтовня.