Текст книги "Цена любви"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Фридрих Евсеевич Незнанский
Цена любви

В романах серии использованы мотивы телевизионного сериала «Возвращение Турецкого» (производство ООО «Студия АРТ-Базар», 2007 год)

В основе книги подлинные материалы как из собственной практики автора, бывшего российского следователя и адвоката, так и из практики других российских юристов. Однако совпадения имен и названий с именами и названиями реально существующих лиц и мест могут быть только случайными.

1

День выдался холодным и пасмурным. Из тех, которые не самым лучшим образом влияют не только на тело, но и на душу, особенно если у тебя и без насупленного, сочащегося моросью неба есть основания для паршивого настроения.

У Александра Борисовича Турецкого, бывшего помощника генерального прокурора России, ныне пребывающего в отставке по состоянию здоровья и принятого на службу в агентство «Глория», эти основания были. Во всяком случае, так полагал он сам, когда серым августовским утром усаживался за руль синего «пежо», с тем чтобы отправиться на свою новую работу… Да, для него – все еще новую. Александр Борисович, когда отсутствовал исполняющий обязанности директора ЧОПа Всеволод Михайлович Голованов, обычно садился в кабинете погибшего Грязнова-младшего, и время от времени ему казалось, что вот сейчас дверь кабинета распахнется и войдет Дениска… Как всегда, с улыбкой или коротким смешком, бросив на ходу свое традиционное: «Привет, дядь Сань!»

И вслед за этим наваливалась острая мысль: не войдет. Нет больше на свете Дениса, принявшего на себя всю смертоносную силу взрыва в детдоме в Мневниках и тем самым спасшего жизнь ему, Сане Турецкому. Как нет рядом и самого близкого друга Грязнова-старшего, Славки… Не сумел смириться генерал с гибелью своего племянника, единственного родного ему человека. Именно себя счел виновным в его гибели, не смог избавиться от мысли, что и Дениску и Саню уговорил отправиться в Мневники с подарками для сирот именно он, а оказалось – прямиком на роковую встречу с террористкой.

Вячеслав Иванович подал в отставку, покинув пост заместителя главы Первого департамента МВД, и уехал из Москвы в далекую сибирскую тайгу. Турецкий так до сих пор и не разобрался: то ли зверюшек охранять на пару с приятелем юности в какой-то зверосовхоз, то ли просто егерем в лесничество…

Да и какое это имело значение? Значение имело лишь то, что сейчас их со Славкой разделяли тысячи и тысячи километров, преодолеть которые если и удастся, то нескоро. А ведь именно сегодня, будь все по-старому, Александр Борисович, скорее всего, прежде чем отправиться на работу, заехал бы к старому другу, с которым, едва ли не единственным, мог позволить себе не просто расслабиться, но и поделиться, если было невмоготу, своими душевными муками.

Конечно, был еще и Костя Меркулов. Но Константин Дмитриевич по-прежнему находился на своем посту заместителя генпрокурора по следственной работе. И ехать к нему означало очутиться во все еще родных стенах прокуратуры, а значит, бередить еще одну рану, связанную уже с его собственной отставкой. Имелась и сугубо личная причина, по которой он не мог, как в прежние времена, делиться с ним своими бедами.

Турецкий невольно вздохнул и, бросив взгляд на подъезд, из которого только что вышел, нехотя повернул в замке ключ зажигания. «Пежо» отозвался ровным мурлыканьем с полуоборота, и, еще немного посидев за рулем неподвижно, Александр наконец тронул машину с места. Его мысли переключились на ту самую душевную боль, которую после отъезда Славы Грязнова разделить было не с кем. Потому что причиной являлась его собственная жена.

Позавчера, после того как они проводили в Лондон дочь, которая училась уже второй год в английском колледже, первое, что сделала Ирина Генриховна, – на всех парах умчалась к Плетневым… А он так надеялся, что общение с их Ниной отвлечет наконец Иринку от чужого ребенка, чужих проблем!

Не отвлекло. Случались моменты, когда Александр Борисович почти жалел о том, что вытащил Антона Плетнева из беспробудного пьянства, вытащил в интересах следствия и не ошибся: бывший спецназовец им действительно помог. А дальше?… И дальше помогли они ему: вернули Плетнева в ряды нормальных людей, устроив оперативником в «Глорию», но самое главное – вернули ему восьмилетнего сына Ваську, отправленного властями в детдом в тот страшный момент, когда сам Антон оказался в психушке за убийство: бывший спецназовец отыскал и буквально растерзал насильников и убийц его горячо любимой жены Инны, матери Васьки.

Казалось бы, им можно было начинать жизнь сначала – сын и отец обрели друг друга. Увы, столь гладко все складывается разве что в женских романах да, пожалуй, еще в мыльных операх. И то потому, что занавес опускается в момент, когда очередная Золушка празднует свадьбу со своим принцем. А за занавес пока что ни одному зрителю заглянуть и в голову не пришло…

Что касается Плетневых, то проблемы у них начались сразу, не успели отгреметь победные фанфары. Не складывались отношения между Плетневым и ребенком, едва помнившим отца и выросшим, по сути дела, в детдоме, успевшим усвоить все жестокие правила, по которым живет на самом деле детский коллектив. А сам Антон оказался отнюдь не «Макаренкой»… Но почему именно Ирина должна теперь играть роль буфера?! Этого Турецкий понять и принять не мог…

Конечно, ее горячее (слишком горячее!) участие в делах семьи Плетневых можно объяснить тем, что Ирина Генриховна только что потеряла ребенка: выкидыш случился, едва она узнала о взрыве во Мневниках… То есть фактически из-за него же, из-за неугомонного мужа. Однако это объяснение, связанное с временным, слишком болезненным отношением Ирины к детям после собственной трагедии, Турецкого почему-то не устраивало. Черт знает какие мысли лезли в его голову, когда в очередной раз жена срывалась с места, бросая все, и мчалась встречать Ваську из школы, а потом занималась с ним допоздна, затем готовила отцу и сыну ужин, начисто позабыв про собственного супруга, и, наконец, являлась домой едва ли не к полуночи… И что же, все это следует объяснять больным инстинктом неудовлетворенного материнства?!

Так ведь в итоге не только Васька, но и Антон весь в шоколаде, в отличие от него, Турецкого! И уж кто-кто, а Александр Борисович помнил по меньшей мере о двух вещах, не имеющих прямого отношения к материнским чувствам. Во-первых, Ирина Генриховна сыграла немаловажную роль в возвращении Плетнева-старшего к нормальной жизни: пока она не включилась в переговоры с ним по поводу помощи следствию, он вообще не желал общаться с правоохранительными органами.

Но самое неприятное для Турецкого было «во-вторых»: в свое время, в процессе следствия по делу Плетнева, ему довелось пересмотреть уйму снимков погибшей от рук мерзавцев жены Антона… Так вот: несчастная женщина походила на Ирину Генриховну так, словно они были родными сестрами… И покажите хотя бы одного мужчину в мире, которого все эти обстоятельства, вместе взятые, не наводили бы на вполне конкретные мысли и намерения.

Работай Турецкий сейчас в Генпрокуратуре, сама работа хоть как-то помогла бы ему отвлечься. Но в «Глории», с его точки зрения, дел было – сущий мизер. К тому же отвратительное лето явно растянуло мертвый сезон. Большинство москвичей укатили на юга и возвращаться пока явно не собирались. Нечего делать в столице, где каждые несколько дней погода меняется, словно в калейдоскопе узоры: то жара, то неделя дождей, то неделя осеннего холода с почти ледяным ветром и снова внезапная адская жара.

– Дьявольщина! – выругался Александр Борисович, обнаружив, что едва не врезался в стоявший на подъезде к парковке «Глории» чужой автомобиль: роскошную белую иномарку. Мило начинается денек, ничего не скажешь!

«Пежо» заглох, пришлось снова заводить, сдавать назад и уж потом как можно аккуратнее заезжать на стоянку.

Спустя пятнадцать минут он, спустившись на пару ступеней, вошел наконец в помещение ЧОПа и, миновав небольшой застекленный тамбур, оказался в обширном холле, уставленном кожаной мебелью и пальмами.

Александр Борисович открыл рот, чтобы поздороваться с молоденькой секретаршей Наташей, но так и не произнес ни звука.

Ему навстречу поднялась из глубокого кресла женщина, показавшаяся Турецкому просто ослепительной красавицей.

– Доброе утро! – В ее низком голосе с завораживающими интонациями слышалось волнение. – Как хорошо, что вы пришли, я уже хотела уезжать, чтобы посетить вас позже!

Прежде чем ответить на приветствие, Александр Борисович бросил быстрый взгляд на настенные часы, висевшие над входом в кабинет Дениса. Он действительно опоздал, правда всего на десять минут.

– Здравствуйте… Прошу прощения, пробки… Здравствуй, Наташа, два кофе… Проходите, пожалуйста.

– Мне лучше чай. – Женщина бросила это на ходу, уверенно шагнув в распахнутые перед ней двери.

– Один кофе, один чай, – улыбнулся Турецкий.

Они сели друг напротив друга по разные стороны длинного письменного стола. Перед Александром Борисовичем была женщина, как он наконец разглядел, не слишком молодая – вероятно, что-то около сорока – и действительно красивая. Тщательно ухоженная, пепельная блондинка с не просто правильными, а, можно сказать, совершенными чертами лица, большими серыми глазами, в дорогом деловом костюме голубого цвета. И этот костюм, и тонкая блузка в тон к нему ненавязчиво подчеркивали общее изящество облика прекрасной незнакомки. Но более всего, вопреки удивительно гармоничной внешности, поразило Турецкого полное отсутствие у нее женского шарма… Причины он пока понять не мог. Казалось, она до такой степени была лишена даже намека на сексуальность, что напоминала собой прекрасный манекен, выставленный в витрине модного магазина.

Очевидно, женщина тоже внимательно разглядывала его, поскольку целую минуту оба молчали. Затем, удовлетворенно кивнув, она заговорила.

– Меня зовут Лидия Ильинична Клименко, – сообщила посетительница. – Я занимаюсь модельным бизнесом, вполне успешно…

«Кто бы сомневался, наверняка успешно!» – подумал Турецкий и сказал:

– Очень приятно. Директора нашего агентства сейчас нет в Москве, но я готов выслушать вас.

– Благодарю, мне сказала ваша секретарша… Я хочу, чтобы вы расследовали смерть… Гибель моего отца.

– Вас не удовлетворяет по каким-то причинам официальное следствие? – поинтересовался Александр Борисович.

– Не удовлетворяет. К тому же никакого расследования фактически не было: его гибель квалифицирована как несчастный случай. Но это не так, отца убили…

Турецкий незаметно для Клименко нажал кнопку записывающей аппаратуры, размещенной в ящике стола.

– Не могли бы вы изложить все с самого начала, подробно, с датами и деталями? – попросил он. – После этого я смогу ответить вам, займемся ли мы этим делом.

– Я готова заплатить столько, сколько понадобится, если возьметесь. – Она нахмурилась. – А все, что нужно, я сейчас расскажу.

Она помолчала, видимо собираясь с мыслями, прежде чем продолжить.

– Моему отцу, Илье Петровичу Клименко, шестьдесят четыре года… было. Полторы недели назад мы с ним поехали на очередной плановый прием к его доктору, в клинику…

– По поводу? – перебил ее Турецкий.

– Скорее, по причине, – Лидия Ильинична слегка нахмурилась. – Видите ли, у папы была онкология – желудок… Но отнюдь не в безнадежной стадии. Лечение оказалось очень и очень результативным, в последний месяц он чувствовал себя отлично, практически так же, как до болезни…

– Понятно… И что же было дальше?

– По дороге нам необходимо было заглянуть в супермаркет, тот, что на улице Ласточкина, неподалеку от клиники…

И, заметив, что Александр Борисович тут же перевел взгляд на крупномасштабную карту Москвы, висевшую справа от его стола, пояснила:

– Папа лечился не на Каширке. То есть он, конечно, состоял там на учете, но лечила я его в клинике профессора Хабарова… Возможно, вы слышали? О нем многие знают. Он действительно поднимает на ноги безнадежных больных… при определенных условиях.

– Вы имеете в виду оплату?

– Это само собой, – она слабо улыбнулась. – Клиника-то ведь частная! Но я имела в виду не это, а ряд сугубо медицинских показателей.

Турецкий решил пока не уточнять эту сторону дела: ему показалось, что Клименко слишком долго подбирается к сути.

– Итак, насчет супермаркета, – напомнил он.

– Да… – она кивнула и снова помолчала, собираясь с мыслями. – Вы просили с деталями… В маркете я собиралась купить бутылку дорогого коньяка для папиного доктора: в предыдущий визит мы случайно узнали, что у него день рождения, а коньяк, о котором идет речь и который всегда имеется в этом магазине, его любимый…

– Удачная случайность… – пробормотал Турецкий.

– Что вы имеете в виду? – удивилась она.

– Случайно узнать столько всего сразу, включая то, что упомянутый коньяк всегда есть именно в этом супермаркете, – он слегка растянул губы в улыбке. – Вы не находите, Лидия Ильинична, что вам практически прямо предложили поздравить доктора с днем рождения конкретным подарком?

– Не нахожу, – холодно отрезала та. – Тем более что о дне рождения мы услышали случайно из разговора медсестер между собой, а насчет подарка я по собственной инициативе посоветовалась с одним из врачей.

– Продолжайте, – кивнул Турецкий, целью которого как раз и было прояснить ситуацию. В делах, связанных с убийством (если, конечно, речь действительно шла об убийстве), мелочей не существовало.

– Я оставила папу в машине, – вздохнула Клименко, – а сама пошла в супермаркет…

Александр Борисович вновь внимательно посмотрел на карту и, поднявшись, подошел к ней поближе: район, в котором располагалась улица Ласточкина, он знал неплохо, а с упомянутым супермаркетом года два назад было связано одно из его расследований, так что «сцену» он представлял хорошо. Дело было за действием.

– Где вы припарковались? На стоянке? – поинтересовался Турецкий.

– Нет. – Она тоже встала и подошла к нему, обдав его настолько приятным запахом духов, что Турецкий даже шмыгнул носом. – Стоянка была забита. Я припарковалась с торца, пришлось загородить выезд нескольким машинам, но я не собиралась задерживаться в магазине долго.

– Та-а-ак… – протянул Александр Борисович. – Значит, где-то вот тут, почти на обочине, верно? – Он ткнул в карту прихваченным со стола карандашом.

– Верно… Я вижу, вы знаете это место? – И, дождавшись его кивка, продолжила: – Как видите, в отличие от шоссе, улочка тихая и малооживленная. Когда я уходила, папа сидел в машине, и я не представляю, почему он вдруг из нее вышел… То есть на самом деле просто знаю, что вышел, а почему и кто был мужчина, который его из машины выманил…

– С этого места, пожалуйста, подробнее!

– Когда я вернулась, – женщина заметно побледнела, – отец лежал почти на середине улицы, мертвый, толпа уже собралась, я… Его сбила машина, понимаете? Сбила, выскочив из-за угла, со стороны шоссе, и скрылась сразу же…

– Марка, номер?

– Если бы! – с горечью произнесла она. – Единственное, что известно, – цвет. Как сказала девочка, похожий на какао… Ну, еще пара свидетелей тоже запомнили цвет и то, что это была иномарка…

– О каком мужчине и какой девочке вы говорите?

– Простите, я, видимо, все еще не могу рассказывать об этом спокойно… Понимаете, отец мог выйти из машины, только если его об этом попросил специально, под каким-нибудь предлогом, знакомый человек… Но никто ничего и никого не видел, кроме одной малышки… Ей всего семь лет, но я ей верю, в отличие от милиции… Те Машеньку даже слушать не стали!

Понимаете? Им это ни к чему, проще назвать происшествие несчастным случаем. А кому, скажите на милость, надо убивать обыкновенного пенсионера, да еще и больного?!

– Вопросов сразу два: ваш отец действительно был «обыкновенным пенсионером»? И что конкретно сказала Машенька?

– Папа действительно был обыкновенным пенсионером, – коротко сказала Клименко. – Тем не менее девочка видела, как «дяденька», с которым папа о чем-то разговаривал, прогуливаясь, толкнул его под неожиданно выскочивший из-за угла автомобиль… Вы тоже не верите? – Лидия Ильинична зло сощурилась.

– Я пока не выработал никакого отношения к этой ситуации, – честно сказал Турецкий. – Кроме того, в подобном деле подход «верю – не верю» неуместен в принципе… Адрес ребенка у вас есть?

– Да! Когда я поняла, что менты… – Клименко вдруг смутилась, употребив случайно вылетевшее из нее расхожее, но все-таки жаргонное словечко. – Извините, милицейские… Когда я поняла, что они спишут все на случайность со скрывшимся с места преступления водителем, я вспомнила про эту девочку, как она пыталась кому-то из взрослых сказать, что «этого дедушку дяденька толкнул»… В общем, я ее мордашку каким-то чудом, несмотря на шок, запомнила, она очень хорошенькая девчушка… Я потом несколько дней бродила по дворам в том районе, и наконец мне повезло.

– И что же, Машенька вновь подтвердила вам то, что говорила тогда в толпе?

– Слово в слово! – кивнула Лидия Ильинична. – И я ей верю.

Некоторое время они помолчали, после чего Турецкий задал неизбежный вопрос:

– Мог кто-то убить вашего отца, если это действительно убийство, в связи с вашим бизнесом? Отомстить за что-то, например?

– Это исключено, – твердо возразила Клименко. – У меня всего лишь среднее по величине модельное агентство, называется «Круиз», работаю я в тесном контакте с более крупными, и куда более крупными, коллегами, никто меня как конкурентку рассматривать не станет. Да и дорогу я никому не перебегала…

– Что, вот так все гладко? – усомнился Александр Борисович.

– Не все. Но, поверьте, не до такой степени, чтобы папина гибель имела отношение к нашим мелким неурядицам…

– Лидия Ильинична, – покачал головой Турецкий, – если вы действительно хотите, чтобы мы взялись за ваше дело, вам придется предоставить право решать, что к чему имеет отношение, нам. Насчет «верить – не верить» я уже говорил. И соответственно предоставлять нам любую информацию, какую мы запросим, включая связанную с вашим бизнесом…

Она немного подумала, прежде чем ответить:

– Хорошо. Я согласна, хотя…

– Никаких «хотя»…

Турецкий нажал клавишу миниатюрного селектора и окликнул секретаршу:

– Наташенька, кто из наших на месте?

– Плетнев и Щербак, – отозвалась та.

– В таком случае Щербака ко мне. – Он покосился на поднос с давно остывшими и так и не тронутыми кофе и чаем, который Наташа незаметно внесла и оставила в самый разгар беседы с посетительницей. – Сейчас я познакомлю вас с оперативником, который будет заниматься гибелью вашего отца. Но вначале вместе с ним подойдите к Наташе, она должна составить контракт… Точнее, трудовое соглашение… Входи, Николай.

Последнее относилось уже не к Клименко, а к Щербаку, абсолютно бесшумно появившемуся на пороге кабинета.

– Я полагала, моим делом будете заниматься лично вы, – пробормотала Клименко, нахмурившись. – Я… Я о вас слышала… Вы ведь тот самый Турецкий, из Генпрокуратуры?

– Тот самый… Делом вашим я заниматься тоже буду. Обязательно. От кого вы слышали обо мне?

– Это так важно? – Женщина закусила нижнюю губу, и в ее глазах мелькнул наконец огонек, который с некоторой натяжкой мог сойти за попытку кокетства.

– Не очень, но я человек любопытный, – улыбнулся он.

– Хорошо… У меня есть подруга-врач, она работает вместе с подругой вашей жены… Такая вот цепочка.

– С Катей?

– Кажется…

– Точно с ней, – покачал головой Александр Борисович. – Других подруг-врачей у моей жены нет… Хм!

Он пожал плечами: удивительные существа женщины! Екатерина его всю жизнь недолюбливала, это он знал точно. А вот поди ж ты – клиентке порекомендовала, судя по всему, как хорошего спеца… Ладно, проехали!

Турецкий посмотрел на застывшего в ожидании Николая, отметив его недовольную физиономию: кому ж понравится, если про тебя забудут, предварительно выразив косвенное недоверие к твоим профессиональным качествам?!

– Да, так вот, прошу любить и жаловать, – спохватился он, – наш Николай Щербак, несомненно лучший оперативник.

Клименко нехотя поднялась и повернулась к Николаю, а Александр Борисович с удовлетворением пронаблюдал почти молниеносную смену выражений на физиономии оперативника – от упомянутого недовольства до трепетного восхищения совершенной красотой Лидии Ильиничны. И, дождавшись, когда оба они покинули кабинет, с некоторым сомнением потянулся к чашке остывшего кофе: хоть такого хлебнуть, тем более что Наташа сейчас уже занята с новой клиенткой – оформляет договор. Вряд ли, конечно, клиентка эта «долгоиграющая»: Турецкий почти не сомневался в том, что подозрения Лидии Ильиничны не следствие реальной ситуации и плохой работы милицейских, а результат ее собственного шока.

Во внезапную смерть близкого человека поверить всегда трудно, особенно поначалу. Он много раз за годы работы видел и знал, что люди в таких случаях отвлекают себя от безусловности случившейся трагедии с помощью собственной фантазии, накручивают вокруг гибели жертвы сюжеты собственного изготовления, чаще всего как раз детективные… А тут еще девочка, тоже со своими явными фантазиями… Ладно, их дело, во всяком случае, на данном этапе важнее всего проверка фактов. И Коля ее осуществит, как всегда, блестяще, так, чтобы никаких сомнений ни в чем и ни у кого не осталось.

А что касается поиска скрывшегося с места водителя, это дело милиции: у них и возможностей больше – и информационных, и физических, – и людей для их реализации. Остается надеяться, что в свое время он сумеет объяснить это красавице-манекену достаточно убедительно.

Придя к столь утешительному, но малоинтересному выводу, Александр Борисович вздохнул и, в очередной раз с сомнением поглядев на остывший кофе, все-таки решился и сделал маленький глоточек.

– Не так уж и плохо, – кивнул он сам себе.

Однако допить кофе ему сегодня было явно не суждено: в дверь кабинета постучали. И не успел Турецкий в этой связи поморщиться, как на пороге возник не кто иной, как Константин Дмитриевич Меркулов собственной персоной!

Тот самый Костя Меркулов, откровенничать с которым Александру Борисовичу в последнее время по самым разным причинам совсем не хотелось…

2

Ровно за полторы недели до неожиданного появления Константина Дмитриевича Меркулова в «Глории» в просторной, только что заново обставленной московской квартире, расположенной в центре столицы, немолодой, но прекрасно сохранившийся бизнесмен Николай Николаевич Мальцев ласково прижал к себе жену, прежде чем выйти из дома. Шел одиннадцатый час вечера, однако прервать уютный семейный вечер в обществе молодой супруги и маленькой дочки Мальцева заставили дела, связанные с работой, а вовсе не желание прогуляться перед сном.

– Маринушка, – он нежно улыбнулся, слегка отстраняя ее от себя. – Ну поверь ты мне наконец: волноваться совершенно не о чем! Мы ж говорили с тобой об этом и вчера, и позавчера… Вот увидишь, все будет хорошо! Я наконец-то сдвинусь с места, откроем второй магазин, а там…

– Ох, Коля… – Она подняла на него томные карие глаза. – Не надо укладывать… Моя бабушка всегда так говорила, когда мы начинали с мамой строить планы на будущее, и была права! И волноваться я все равно буду! Сейчас знаешь как взялись за контрафакт?

– Знаю! Потому и взял в партнеры Чжана: китайцы в этом отношении настоящие волшебники, руки у них… Ни одна собака от подлинника не отличит… Все, милая, мне пора!

После того как за мужем захлопнулась дверь, Марина еще какое-то время стояла в прихожей, печально глядя себе под ноги. На душе было почему-то особенно тревожно именно сегодня. Конечно, Коля прав насчет китайцев. Пошьют все так, что комар носа не подточит, а уж покупательницы-то точно не усомнятся, что приобретают подлинную французскую фирму. И тем не менее!

– Вce же зря я подписала эти бумаги… – пробормотала женщина и, вздохнув, побрела в глубину квартиры, посмотреть, как там спит их Машенька. Спит, конечно. Николай успел уложить девочку, прежде чем засобираться в цех к Чжану, а при папе она всегда засыпала мгновенно и спала, не просыпаясь, до самого утра.

Вероятно, теперь такая вот ночная работа станет для него постоянной на довольно долгое время: китайский цех по пошиву одежды был нелегальным, располагался едва ли не на краю Москвы, в подвале стремительно ветшавшей пятиэтажки. Публика в доме, да и вообще в микрорайоне, жила та еще, подразделяясь всего на две категории. Как однажды пошутил Николай, пьющие и сильно пьющие. Про китайский цех, конечно, знали все. Однако жаловаться на доносящийся по ночам из подвала легкий, почти неслышный стрекот швейных машинок никому из местных и в голову бы не пришло. Во-первых, ясное дело, что менты, в чьи обязанности входило отслеживать таких подпольщиков, давно были куплены хозяином нелегального предприятия. А что касается шума, так Чжан сразу обшил потолок и стены импровизированного цеха чем-то почти звукоизолирующим, так что не очень-то они жильцам и мешали.

Разворачивая машину в сторону северной окраины столицы, Николай думал и об этом, и о своей молодой, горячо любимой им жене одновременно. И в конце концов принял решение в следующий раз взять Мариночку к Чжану с собой: пусть посмотрит на все собственными глазами и сама убедится, что волноваться не о чем! Пусть уж за все про все сам Чжан волнуется и его работники.

Николай Николаевич улыбнулся, потом слегка нахмурился и прибавил газа, выехав на полупустое в этот поздний час шоссе. С одной стороны, сегодня он мог бы и не ехать в цех. Но с другой – вчера, когда он отвозил Чжану деньги, обнаружил, что новый работник цеха – маленький, юркий и совсем юный, с его точки зрения, паренек – Чонгли, кажется? – едва не пустил часть дела насмарку, перепутав бирки «фирмы»: вместо оговоренной французской притащил мешок с немецкими лейблами… Хорошо, что Мальцев это заметил, прежде чем швеи начали их настрачивать… Нет, контроль за ними все-таки нужен, особенно с учетом того, какая сумма на сей раз вложена им в проект.

Николай Николаевич решил, что постарается все же возвратиться домой до того, как Мариночка ляжет спать: много времени, чтобы проверить, какие именно лейблы используют работники и работницы, не понадобится…

Ему и в голову не могло прийти, что времени на это лично ему, наконец-то выбившемуся из проблем бизнесмену Мальцеву, потребуется на этот раз много: целая вечность…

Точно так же не могло прийти в голову китайскому юноше Чонгли, что очередная ошибка, за которую его яростно отчитывал хозяин в тот момент, когда Мальцев входил в цех, станет вовсе не роковой, как пообещал только что Чжан, а спасет ему жизнь…

Спустя ровно семь минут после того, как Николай Николаевич оказался в цехе, а донельзя расстроенный Чонгли, притащивший опять не ту упаковку лейблов, был едва ли не пинками отправлен за нужным товаром, хранившимся в дворовом гараже, входная дверь цеха лязгнула и распахнулась под ударом тяжелого армейского ботинка. Трое амбалов в масках, ворвавшиеся в подвал, обрушили настоящий шквал автоматных очередей, под которым первыми упали Мальцев и Чжан, оба сраженные насмерть. Спустя короткое время были расстреляны и все остальные работники цеха…

Возможно, кто-то из них был еще жив, когда первые из политых бензином тюков с готовой одеждой вспыхнули от язычка зажигалки одного из убийц…

Чонгли, с упаковкой на спине, увидел их в тот момент, когда те, матерясь, выскочили из подъезда, и замер в глубине двора, инстинктивно прижавшись к стене гаража, буквально слившись с ней во тьме. Три амбала в черных шапках с прорезями для глаз, натянутых на физиономии, прошли в каких-нибудь двух метрах от китайца, не заметив его. Чонгли, выросший в цирковой семье, умел оставаться невидимым и неподвижным часами, даже если вокруг не было спасительной полуночной темноты…

Проходя мимо гаража, один из бандитов пробормотал, торопя товарищей:

– Уходим быстрее, сейчас рванет!

И действительно рвануло, вышибив хлипкую дверь подъезда, и вырвалось наружу багровое смертоносное пламя. Рвануло как раз в тот миг, когда темный джип с убийцами, взревев мощным движком, скрылся на выезде из двора…

– Вот черт… – пробормотал Турецкий, дослушав до этого места историю, излагаемую Константином Дмитриевичем. – Жалко Николая, я его помню… А что он женился, да еще на молоденькой, об этом понятия не имел.

– Ну да, вы давно не виделись, – вздохнул Меркулов. И, поколебавшись, добавил: – Ты, Саня, и остальных знаешь…

– Кого имеешь в виду? – удивленно приподнял бровь Александр Борисович. – Никак… подозреваемых?

– Никак, – вздохнул тот. – Понимаешь, Мальцев, кроме как с нашими, считай, ни с кем не общался…

– Ну как же, а бизнес? Сам говоришь, в последнее время он встал на ноги. Следовательно, конкуренты наверняка были.

– Да в том-то и дело, – болезненно поморщился Меркулов, – его основным и, пожалуй, единственным конкурентом был Толик Гамза. Маринка на поминках Анатолия, считай, из-за стола выгнала, впрямую убийцей назвала… Все остальные, как ты понимаешь, были в шоке…

Они помолчали. Паузу нарушил Александр Борисович:

– Одного я не понимаю, – покачал он головой. – Почему ты, Костя, с эдаким делом пришел к нам… Неужто не хватает связей взять дело под свой контроль?

Да и в угрозыске, кого нужно, тебе легче самому задействовать.

– Вижу, точно не понимаешь, – вздохнул Меркулов. – Ну, дело под мой личный контроль, когда узнают, что все – и жертва и подозреваемые – мои же одноклассники, с которыми я годами поддерживаю связь, вряд ли отдадут… Я и сам его не возьму! Ты же понимаешь, каково это – подозревать своих друзей? Да и объективности от меня дождаться в этой ситуации действительно трудно… Что касается угрозыска, дело у Щеткина, я об этом как раз позаботился…

– Значит, предполагается, что работать мы будем рука об руку с сэром Генри, он же Петя Щеткин… Сносно…

Турецкий немного подумал и, вздохнув, нажал клавишу селектора:

– Наташенька, Плетнев еще в конторе? Позови, пожалуйста.

Отдав распоряжение, Александр Борисович бросил мрачный взгляд на Меркулова и отвернулся к окну. Как-то уж слишком настойчиво сводит судьба Костю с Антоном: одной из причин, по которой Турецкий перестал делиться со старым товарищем Меркуловым своими проблемами, была та, что именно Константин Дмитриевич взял тогда с собой к Плетневу, чтобы привлечь его к расследованию рокового взрыва в Мневниках, именно Ирину. Не мог, змей такой, не отметить сходство Сашиной жены с погибшей женой Плетнева, следствие-то тогда вместе вели! И наверняка Иринку втянул намеренно, в качестве наживки… Отдельное ему спасибо за это!

– Вызывали, Сан Борисыч? – Антон влетел в кабинет, как всегда, стремительно. И Турецкий невольно отметил, как «посимпатичнел» тот в последнее время… С чего бы это ему так сиять? Впрочем, к данной ситуации это отношения не имеет.