Текст книги "По живому следу"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

– Вставай, красавица, – потрепал ее по плечу Игорь. – Солнце… Или как там? Короче, петушок пропел давно.

– Я заболела, – простонала девушка.

– Ты постарайся, – посоветовал ей Игорь. – Нам нужно на этой неделе два фильма сдать в копировку.

В прихожей хлопнула дверь. Донеслись мужские голоса.

– А це що? – громко и радостно прозвучал вопрос девушки. – Мэни?

Игорь, удивленно прислушавшись, вышел в большую комнату.

– Придется вставать, – сказал он отвернувшейся девушке. – Пошли к станку, труба зовет…

– Ох, спать хочется. И есть…

– Там вроде жрачки принесли.

Девчонка оживилась и стала быстро натягивать на себя майку и шорты.

– Снимать будут?

– А как же. Придет крутая тетка… И такое покажет.

– Какая тетка?

– Мне вчера дядя Витя показывал на видео…

Девчонка только вздохнула.

В комнатку заглянул Мотя:

– Вы уже готовы? Или хотите пожрать? Там я пирожков купил. Налетай, пока хохлы все не умяли.

С пирожком в руках появился Игорь:

– Господа артисты. Прошу на съемочную площадку. – И он откусил пирожок. – С повидлом. Какая гадость. Будто с дерьмом.

Они вышли под свет фотософитов.

Съемочная площадка переменилась. Теперь на фоне синей простыни стояла обыкновенная школьная парта. За ней книжный шкаф с глобусом.

Виктор, пробежав глазами что-то написанное на большом листе бумаги, скомандовал:

– Игорь, ставь камеру сюда, – и показал пальцем. – Одевайте актрису, – протянул Моте скомканную школьную форму – коричневое платье и белый передник. – А ты сам останешься в костюме. Только пиджак у Игоря возьми.

– Гляди у меня, – хмуро усмехнулся Мотя, – только чтоб харю мою не светить.

– Забрюлим, – пообещал Виктор.

– Это такими квадратиками, как в прошлый раз? – недовольно поморщился Мотя. – Там же любой опер узнает. А вы еще печатаете кассеты сотнями.

– Радуйся тиражам. – Виктор похлопал его по плечу. – Это же наши заработки. Чем больше продадим, тем больше получим.

– В ментуре мы получим, – пригрозил Мотя.

– Это уже твоя забота, – хмыкнул Виктор. – На то тебя и кормим, чтоб ты нас прикрывал.

– Там тоже денег просят. – Мотя натянул тесный пиджак Игоря.

– Дай-ка я кошелек заберу. – Игорь засунул руку в карман.

– Боишься, – засмеялся Мотя, – что заиграю?

– Оттопыривается некрасиво. – Оператор отошел к камере.

– Смотрите, наколки мои тоже чтобы видно не было…

– Ладно, не бойся, на общих планах снимем парня…

– Я потом посмотрю, что вы там наснимали! – пригрозил Мотя.

Девушка вошла в комнату уже переодетая школьницей.

– Волосы заплети в косички, – приказал Игорь.

– Так никто уже не носит, – заупрямилась та. – Я же лучше знаю. Это неправда будет.

– Тебя никто о правде не спрашивает, – обрубил споры Виктор. – Нужно, чтобы ты была с косичками. Так зрителю больше нравится.

Виктор задумчиво уставился вдаль невидящим взором:

– Мотя, а может, ты сначала с учительницей начнешь? Современный директор школы и учительница. А потом в классе с невинной ученицей… Продвинутая девочка. Он думает, что она ромашка белая. Она так и начинает, а потом входит во вкус, распаляется все больше и больше, берет инициативу в свои руки.

Девушка брезгливо сморщилась, но промолчала.

– Ну и вот… А дальше – сообразим по ходу действия, – подмигнул Игорь.

– Может получиться два эпизода минут по пятнадцать, – подумав, заключил Виктор. – Мотя, ты продержишься?

– Без проблем. Старый конь не подведет.

26

Я сидел на работе, сосредоточенно размышляя о ходе розыска. Конечно, неудача с Пореченковым выбила нас из колеи, но расслабляться не следовало.

Надо было искать настоящего похитителя. И начинать с самого начала…

Мне поначалу казалось, что поймать этого маньяка не составит особого труда. Ведь, судя по рассказам очевидцев, он часто появлялся в одном и том же районе, некоторые его запомнили и в случае чего опознают, да и вообще, контактные телефоны «Глории» всем розданы – и мороженщицам, и газетчикам, и попрошайкам у церкви… Народ у нас, если что, бдительный. Если знает, что ему от нарушителя ничего за это не будет… Нет чтобы раньше внимание на подозрительного мужика обратить.

Но пока что поиски не принесли результата.

И поэтому судьба Сони Бритвиной волновала меня больше и больше. Действовать надо было быстрее. Что может произойти с пятнадцатилетней девочкой за несколько дней в мегаполисе, даже если она сама ушла из дома, – страшно себе представить. А в руках извращенца – и подавно…

В отличие от Бритвиной, я, конечно, понимал, что шансы найти Соню живой невероятно малы. Если это было элементарное изнасилование, после которого девочке удалось уйти от преступника, – она бы уже объявилась. Взрослая девушка, адрес помнит, дорогу домой знает. А ведь даже при обычном сексуальном насилии преступники часто стараются не оставлять жертву в живых, чтобы доносить было некому. Правда, не каждый сможет убить… А уж тем более – почти ребенка. Хотя и совращение малолетних – преступление, мягко говоря, небанальное, довольно редкое. С другой стороны, такими делами обычно занимаются люди слабые, трусоватые. Но ведь собственная трусость тоже бывает хорошим стимулом для убийства…

А самое главное – неизвестно, первая ли это была жертва или нет. Судя по солидному возрасту преступника…

Я понимал всю серьезность положения, и все же ничего так не хотелось, как обнаружить в результате поисков девочку живую и здоровую. Только вот каких действий? Пока что ничего определенного предпринять невозможно – искать преступника только на основании туманных примет и видеосъемки, на которой он был запечатлен со спины, я не мог. Конечно, в местах, где появлялся похититель, велось наблюдение, но ничто не могло гарантировать, что он там вообще когда-нибудь появится. Тем более у него теперь есть игрушка…

Когда-то у меня была собака, любимый пес, потом он умер, когда пришло время, но с тех пор я остерегался заводить животных. А с детьми-то, наверное, еще тяжелее – внимания больше требуют, сил, денег… Нет, и как это только некоторые отваживаются иметь детей? Хотя, с другой стороны, продолжал я свои холостяцкие размышления, взять ребенка из приюта – это не нового рожать, это все равно что подобрать собаку на улице, там ей заведомо будет хуже, а у тебя еще неизвестно…

Зазвонил телефон. Это была Бритвина.

– Я нашла его! Я видела! – кричала она в трубку.

– Кого?

– Преступника! У него фотография моей дочери!

– Вероника Сергеевна, успокойтесь. Где вы находитесь?..

Через полчаса мы знали подробности визита Бри-твиной в квартиру похитителя. А еще через двадцать минут у подъезда его дома заняли позицию мои наблюдатели. Теперь оставалось только ждать.

В конце рабочего дня открылась дверь, и на пороге кабинета, загадочно улыбаясь, возник один из лучших моих сыщиков – Алексей Петрович Кротов. По одному его виду можно было сразу понять, что дело сдвинулось с мертвой точки. Уж очень он был доволен.

– Ну?! – спросил я нетерпеливо.

– Готов, голубчик, – сказал Алексей Петрович, бросая мне на стол набитую фотографиями папку. – Испекся…

– Что?

– Я говорю, маньяк наш попался.

– Да ну?! – обрадовался я и потянулся к папке. – Скоро же вы его…

– Да уж постарались, ну тут еще и личный интерес, сердце же не камень – у всех дети… А что с ним церемониться? Подумаешь, неуловимый Джо… Знаете анекдот про неуловимого Джо? Который потому неуловимый, что его никто не ловит?..

– О девочке никаких известий? – спросил я, открывая папку и рассматривая содержащиеся в ней фотографии.

– Нет…

Ребята работали профессионально – снимки были большие, четкие, хорошо скомпонованные, хоть сейчас в рамку да на выставку. На них был изображен в разных позах и в разные моменты своей повседневной жизни несимпатичный, высокий лысый мужчина в сером плаще. Не по сезону… Голова у него была самой обычной формы, лысина блестела как миллионы других лысин… Одутловатое лицо тоже блестело, фигура была крупная и довольно обрюзгшая. Вот он стоит, повернувшись спиной к фотографу, и звонит из автомата. Следующая фотография – крупно рука и диск телефона.

– Номер записали? – спросил я.

– Конечно…

Вот ест чебурек, небрежно облокотившись о столик на улице. Вот закуривает, подняв воротник. Вот лицо его крупно – блестящее, глаза светлые, мутноватые и мелкие. Неудивительно, что никто из видевших его не мог назвать особых примет – их у него на самом деле не было. Я бы и сам затруднился описать такое лицо…

– Каков красавец! – Алексей Петрович заглянул через плечо. – Неудивительно, что у него с женщинами проблемы… Кому он, на хрен, сдался! Таких надо с детства убивать, в пропасть младенца – и готово дело. Молодцы, в сущности, были спартанцы…

– Лучше бы у него не было проблем с женщинами, – резонно заметил я, – тогда на школьниц бы не охотился…

– Гадко, конечно, но бывают вещи и похуже.

– Да… – вздохнул я. – Бывают и похуже.

– Хоть отстреливай их!.. – сердито сплюнул Алексей Петрович. – Сам бы занялся на досуге, да где ж его взять…

– Ладно, поборник нравственности, докладывай… – проворчал я, отложив снимки.

– Мы следили за ним с тех пор, как он вышел из дома, – сказал Алексей Петрович. – В принципе это было несложно. Да и не ходил он в общем-то никуда – просто гулял. Слонялся по городу. Все на школьниц пялился. Тьфу!

– И что дальше?

– Ничего. Отследили, под дверью оставили нашего сотрудника, сами справились в ЖЭКе и у соседей. Пятьдесят пять лет. Артур Антипов. Что самое интересное, военный на пенсии. Судя по всему, контуженый.

– Стоп… Точно известно?

– Нет. Но догадываюсь. Раньше частенько бывал за границей, теперь уже несколько лет никуда не выезжает. Соседей никогда к себе не пускал. Ну знаете, как некоторые, – цветы там полить, кота покормить… Ничего подобного. Жизнь ведет замкнутую. Гостей у него почти не бывает. При Министерстве транспорта работает, как я понимаю, ночным сторожем, хотя сами работники гордо называют себя охранниками. Но посмотрите на него – что он может охранять? График дежурств у него – ночь через две. Его напарник отзывается о нем положительно. Впрочем, близко они не знакомы, сидят вместе, телевизор смотрят… Остальное время ничем не занят. Тут есть кстати подробный отчет о том, куда он ходил.

– Живет один?

– Да, натурально. В подозрительных контактах не замечен. Общается только с товарищами по службе. К детям при нас особенно не приставал, так, на уровне: хочешь конфетку? Только пялился… Сначала вышел в магазин, купил батон хлеба и кефир. Привычки старого холостяка. Потом снова вышел, ходил по улицам. Долго стоял напротив детской площадки. Смотрел. Ничего не делал. Гулял в Филевском парке. Потом зашел в «Макдоналдс». Вечером вернулся домой. Больше никуда не выходил. Не знаю, совсем, что ли, у нас в стране ситуация демографическая хромает и каждый мужик на счету? Вы мне объясните, как его вообще в армию взяли, на него посмотришь – сразу видно, калека, освидетельствование проходить не надо…

– А вы у него спросите, – посоветовал я. – У вас будет такая возможность. Он сам поделится опытом. И потом, может, он не всегда такой был, может, раньше он выглядел нормально. Но вы уверены, что это именно он?

– Денис Андреевич! – укоризненно произнес Алексей Петрович. – Сколько мы уже вместе работаем? А вы мне такие вопросы… Обидно, право. Конечно, мы уже съездили и предъявили фотографии свидетелям. И мороженщица, и девочка – обе его опознали.

– Ну что ж… Тогда будем брать, – резюмировал я, закрывая папку.

– Это как брать? Откуда такие полномочия?

– Дядя мой, Грязнов Вячеслав Иванович, подсобил, пообещал людей дать. Так что действительно будем брать. Но двумя пальцами, потому что, как вы заметили, гадость действительно порядочная…

– Хорошо… Предлагаю план действий. Мы его вместе с вами ведем от дверей до тихого места…

– Да. Я свяжусь с дядей, и тогда мы сможем взять его прямо на улице. Я думаю, нас двоих хватит, эта котлета вряд ли умеет сопротивляться. А если попробует… Что ж, узнает, что за ним пришли не школьницы…

– Я бы даже сказал – абсолютно не школьницы, – хохотнул Кротов.

– Ну пошли, – сказал я, с сомнением глядя на фотографии. – Надо быть осторожнее – во-первых, человек служил в армии, во-вторых, он же психический… говорят, у них в момент возбуждения просыпаются невиданные силы…

– Ну мы его не возбудим, – хмыкнул Алексей Петрович. – Я лично ничего брать не буду, а то у меня так руки чешутся, что я за себя не готов отвечать. Вы человек холостой, вам не понять, но я как представлю свою дочку… Голыми руками бы придушил.

– А ведь, если он убийца, вас могут и оправдать. Мол, в состоянии аффекта. По новому закону…

– Да ладно, – отмахнулся Алексей Петрович. – А педофилия вообще-то лечится?

– Никогда специально не интересовался этим вопросом… А что?

– А то, что могут его, вместо того чтобы посадить, отправить в санаторий.

– Там видно будет. Еще ведь неизвестно, что именно он сделал, кроме как конфеты на улицах детям раздавал…

27

Артур Антипов был несчастным человеком. Во всяком случае, самого себя ему всегда было очень жалко. Он считал, что в жизни ему не повезло. Причем не везло с самого детства…

Маленький Артур жил в семье без отца, но мама его с успехом заменяла обоих – это была женщина необычайно властная, решительная, волевая. Работала она в конструкторском бюро.

Жили скудно. Артур был для матери единственной большой привязанностью, и она окружала сына назойливой заботой и далеко от себя не отпускала. Впоследствии Артур понял, что маме хотелось видеть его маленьким как можно дольше – тогда у нее оставался смысл жизни, ей было о ком заботиться.

Мать держала его в ежовых рукавицах, постоянно контролировала его жизнь. Иногда эти заботы становились ему в тягость, а присутствие матери давило. Ему хотелось избавиться от нее, уйти из дома, жить своей жизнью… Однако он этого не сделал – к матери он был, несмотря ни на Что, привязан просто болезненно. Мать его была некрасивой – заметно старше своих лет, с бородавкой на щеке, с вытравленными завивкой волосами. Мужчины она себе под стать так и не нашла, и злые языки в лице соседей утверждали, что она специально какое-то время назад ездила на курорт, чтобы завести ребенка, и кто-то там сделал ей его по пьяни – а чего хорошего можно ждать от такого отца, известно ведь, гены передаются…

Внешностью бог его не наградил, особыми способностями – тоже, был Артур достаточно сер и незаметен. Жизнь всегда вел замкнутую, ни приятелей, ни девушек в ней не было, а были лишь четыре стены дома да работа – не очень денежная и не очень интересная.

Артур чувствовал враждебность людей по отношению к себе и к маме. Вдвоем с мамой они образовывали маленькое государство, остров, вынужденный обороняться от превосходящих сил неприятеля. Таким образом, исходя из последних достижений науки психологии, Артур имел все шансы вырасти гомосексуалистом, но интересы его, как оказалось, лежали в другой области…

Все детство мальчик общался более с матерью, чем с приятелями, да и не было их у него – он был несимпатичный, замкнутый, дети не знали, чего от него ожидать, и немножко побаивались, а за глаза дразнили Кашалотом – из-за непомерно крупной, неправильной формы, головы. Взрослых он неприятно поражал внезапными приступами жестокости – то вспылит из-за пустяка и ударит другого ребенка в песочнице железной лопаткой так, что у того кровь пойдет, то еще что… Много мать имела с ним неприятностей, нередко приходилось выяснять отношения с разгневанными мамашами.

– Да он у меня мягкий, мухи не обидит, ласковый, пальцем никого просто так не тронет! – уверяла она. – Это, наверное, ваши его дразнили!

Возможно, какая-то доля правды и была в ее словах… К переходному возрасту вспышки ярости у мальчика прошли, он замкнулся в себе, стал стеснителен. С людьми он знакомился с трудом, был молчалив и малообщителен.

Мать из каких-то своих соображений отдала его в инженерный институт, к знакомым педагогам, – таким образом она могла отслеживать жизнь сына и вне дома. Она ревниво следила за его успехами в учебе. Знакомых у Артура не прибавилось, вечерами он усердно занимался, читал или просто сидел с мамой в одной комнате и смотрел телевизор. Позже он увлекся психологией и психиатрией, записался в три библиотеки, читал научные труды и популярные справочники и вскоре стал таким докой во всех психологических вопросах, что приобрел даже некоторый, правда своеобразный, авторитет в студенческой среде – никто, кроме Артура, не мог так толково проконсультировать, как откосить от армии, что сказать доктору, как симулировать то или иное заболевание. Сам же он знаниями своими не пользовался, разве что время от времени, словно пробуя свои силы, манипулировал окружающими его людьми, с тем чтобы извлечь из дружеских отношений какую-то очевидную для себя материальную выгоду.

Казалось, Артура устраивала его жизнь. Однако, когда мать его в возрасте пятидесяти двух лет умерла, двадцатидвухлетний Артур, оставшись один, обнаружил в себе признаки радости. Сперва он устыдился подобных чувств, но потом, прислушавшись к себе, понял, что горевать не будет. Первый раз в жизни он почувствовал себя свободным – это было и страшно, и прекрасно. Страшно оттого, что теперь отныне и навсегда он должен был решать и делать все сам, а прекрасно – неизвестно отчего. Видимо, по натуре своей Артур был одиночкой и совершенно в близких людях не нуждался – ему и так было комфортно. Кроме того, наличие близких людей – это дополнительная зона уязвимости, а так – никто не знает, что ты за человек, ты полностью защищен и вооружен для схватки с неласковой жизнью. Артур рано понял, что жизнь ему улыбаться никогда не будет, и он должен сам взять от нее все, что ему захочется.

Он несказанно удивил соседей и дальних родственников тем, что не сгорел от горя, с голоду не помер, а наоборот: на следующий же день, еще до похорон, ушел куда-то из дому, а вернулся приодевшимся в новый двубортный серый костюм, похожим на служащего конторы и как-то сразу повзрослевшим, посолидневшим. Похороны он взял на себя, ловко все устроил, проявив сметку вполне практическую, и еще месяц занимался в основном приведением в порядок квартиры, вещей и всего прочего, а также освоением нового набора житейских благ – не всем он мог воспользоваться при жизни матери. Первое время он словно с ума сошел: заходил во все магазины, покупал все казавшиеся ему вкусными продукты, которые в детстве ему запрещали есть в больших количествах, а придя домой, устраивался с ботинками на диване и ел сгущенку ложкой из банки вперемежку со скользкими масляными шпротами, черной икрой и мороженым. Потом у него болел живот. Учебу он почти совсем забросил, – впрочем, педагоги понимали, что у студента Антипова смягчающие обстоятельства – умерла мать – и относились к нему не слишком сурово, напротив, старались перетянуть на следующий курс. А потом Артур и вовсе ошарашил всех новостью о том, что уходит в армию – поступает в Военно-инженерную академию. В свое время от призыва его избавила учеба в институте, поэтому его выбор был более чем странен. Однако Артур знал, что делает…

На знакомых с ним людей эти перемены произвели примерно такое же впечатление, как если бы вдруг прямо перед их носом уличная собака заговорила на латыни. Отношение к Артуру изменилось, но неприязненным быть не перестало – наоборот, люди, почувствовав его непредсказуемость, стали побаиваться Антипова. Впрочем, вполне вероятно, что даже без медицинского заключения о психическом здоровье или даже до появления явных симптомов болезни люди интуитивно чувствуют человека ненормального и стараются держаться от него подальше, руководствуясь элементарным инстинктом самосохранения, – причем это в равной степени относится как к дебилам, так и к гениям – раз человек в чем-то ненормален, говорит инстинкт, он может представлять для меня опасность…

В академию его приняли совершенно спокойно – недаром он долгими вечерними часами штудировал медицинские справочники. Он пообщался с усталым врачом-невропатологом в приемной комиссии, и врач не заметил у Артура ничего особенного – никаких отклонений, никаких заболеваний.

Как бы то ни было, в академии Артур вполне пришелся ко двору. Физическое здоровье его было безукоризненно, на службу он подался сам и, кажется, даже находил в ней удовольствие. Строгая военная дисциплина не была ему в тягость, жесткая вертикальная структура армии как бы заменила умершую мать, снова было кому им командовать и думать за него.

И снова помогли учебники – все же и от специальной литературы может быть польза в жизни. Потихоньку он стал на практике применять свои знания, стараясь забрать власть над окружающими его людьми, подчинить их своей воле. Однако сил для полного подчинения у Антипова было недостаточно – призрак сильной матери довлел над ним, – а для того чтобы управлять людьми, внушая им обожание, у него не хватало личного обаяния. Вот так он и перебивался своей скудной, серой жизнью без происшествий, словно солдатским сухим пайком, в то время как мечты Аго были яркими и головокружительными. Будучи приспособленцем, своих мыслей Артур пока ни перед кем не обнаруживал, даже от себя прятал, только вот сны ему снились цветные и неприличные.

Окончив академию и удачно распределившись (он был отличником), Антипов стал помаленьку продвигаться, делать карьеру. Знакомился с вышестоящими работниками, особо не высовывался, гениальными способностями никого не пугал, но и абсолютно бездарен не был. Его заметили. И в результате через несколько лет, после специального обучения, он был принят в некое спецподразделение.

Эта группа занималась в основном деятельностью, связанной с военно-технической разведкой – добыванием сведений по технике и электронике, новым технологиям, разработкам. Добывали сведения о достижениях иностранных специалистов, охраняли свои, а зарубежные коллеги, соответственно, наоборот. Обеспечивали секретность испытаний новейшей радиоаппаратуры, позволяющей перехватывать, перекодировать сигнал, управлять электронными устройствами противника… Артур со своим образованием инженера-электронщика пришелся как нельзя кстати. Впрочем, и тут он специалистом был неплохим, но средним, не выделяющимся из общей массы, хорошим исполнителем, составлял, так сказать, фундамент разведывательного здания и был подобен второму голосу в хоре…

Технический прогресс шел вперед семимильными шагами, и Антипов чувствовал, что еще вот-вот – и ему будет не угнаться за последними научными достижениями, хоть он и читал кучу специальной литературы. Тогда на смену ему придут новые, молодые таланты, а ему пора будет отправляться на пенсию, – впрочем, слава богу, немаленькую…

28

Мы сидели прямо в машине напротив подъезда. Парня, который наблюдал за дверью, Алексей Петрович отпустил поесть – бедняга торчал здесь уже несколько часов. Тот скрылся с места прямо-таки галопом, – видно, здорово проголодался.

Ждать нам пришлось недолго. Вскоре дверь подъезда отворилась и на тротуар вышел, качнувшись, высокий человек в светло-сером плаще.

– Похож на слона, – заметил я.

– На мудака он похож, – сердито возразил Алексей Петрович, так и не справившийся с личной неприязнью к нашему подопечному.

– Это верно… – легко согласился я и осторожно тронул джип.

Антипов отправился спокойным шагом на троллейбусную остановку, дождался «рогатого» и поехал куда-то, а я соответственно рулил за ним. Через какое-то время клиент пересел на другой маршрут.

– Похоже, что сегодня он не собирается гулять по зоосаду, а направляется в какое-то конкретное место.

– Посмотрим… – охотно согласился Алексей Петрович, – что ж ему, в самом деле, каждый день одинаково проводить?

Троллейбусный маршрут привел нас сперва к метро «ВДНХ», а затем, обогнув территорию выставки– к Ботаническому саду.

– Интересно, он что, каждый день так развлекается? Посещает только достопримечательности Москвы?

– Нам повезло, – пожал плечами Алексей Петрович.

– Почему?

– Потому что сегодня он мог отправиться и в Третьяковскую галерею…

– Ну и что? Я там как раз сто лет уж не был, – возразил я, – заодно освежил бы в памяти любимые шедевры… Только нет, не пошел бы он сегодня туда.

– Почему?

– Потому что школьные каникулы еще не начались. Улавливаете? А в дни школьных каникул там каждые полчаса экскурсии. Вот так-то…

– Интересно… – задумался Алексей Петрович.

Оставив машину, мы отправились за Антиповым,

который вошел в ворота и теперь широкими шагами удалялся по аллее. Вскоре впереди заблестел пруд.

– Топиться идет, – предположил я.

Алексей Петрович только хмыкнул.

Народу в этой части парка почти не было. Нам пришлось укрыться за деревьями и продолжать наблюдение.

Антипов вел себя нервно: несколько раз оглянулся через плечо, словно был уверен, что за ним будут следить. Но, не увидев ничего подозрительного, пошел быстрее, дошел до мраморной цветочницы, формой напоминающей вазу, вскочил на приступочку и минуту в ней покопался – не разобрать было с такого расстояния, что он там Делал, – и быстрым шагом с индифферентным видом отправился обратно.

– Что-то взял или положил? – шепнул я и, выйдя из-за кустов, крикнул первую попавшуюся фразу: – Эй, закурить не найдется?

На Антипова это невинное обращение произвело неожиданное действие. Он метнулся в сторону и довольно резво побежал по поляне, втянув голову в плечи.

– Сто-ой! – закричал я и рванул следом. Алексей Петрович рванулся было за нами. – Посмотрите, что там! Я сам справлюсь! – крикнул я на бегу.

Поняв, что помощь его не потребуется, Кротов пошел к цветочнице, вскарабкался по лестнице, заглянул внутрь, погрузил руку в цветы, разгреб землю – и обнаружил маленький металлический патрон. Брови его взметнулись вверх, и, держа патрон в вытянутой руке и обтирая пальцы носовым платком, он побежал к нам.

Довольно быстро Антипов устал и сбавил скорость, стал задыхаться; я догнал его, схватил за плечо, и, не удержав равновесия, мы оба свалились на землю. Антипов сделал попытку вырваться, вяло ударил меня кулаком по зубам, сам взвизгнул, потом оскалился и хотел укусить меня за руку, которой я пытался сдавить его Горло. Я отпрянул, легко скрутил Антипову руки за спиной и щелкнул наручниками. Когда Алексей Петрович подошел к нам, я уже стоял над поверженным противником и отдувался.

– Вставай! – сказал я Антипову, встряхнул его за шиворот, и тот поднялся на колени. К щеке его прилипли комья грязи.

– Смотри. – Алексей Петрович протянул мне свою находку. – Вот что он туда положил.

Я осмотрел металлический цилиндр или, скорее, патрон. Он состоял из двух частей, которые соединялись резьбой, достал из него содержимое.

– Это еще что такое?

– Не трогать! – вдруг завопил Антипов. – Это государственная тайна!

Однако я развинтил патрон. В нем имелась микропленка и какие-то бумажки, испещренные маленькими цифрами.

Выражению лица Алексея Петровича в этот момент позавидовал бы самый великий комик. К сожалению, снимать его было некому, и даже полюбоваться никому не пришлось.

Алексей Петрович, что-то усмотрев в пленке своим натренированным взглядом, потянулся и, отобрав ее у меня, стал тщательно рассматривать на свет через оказавшиеся у него в кармане очки с плюсовыми диоптриями, сыгравшими роль какой-никакой лупы, приговаривая: «Интересно… интересно…»

– А знаете, Денис Андреевич, кого мы поймали? – спросил он, странно посмотрев на меня.

– Кого?

– Шпиёна… – Алексей Петрович аккуратно принялся свертывать рулончик пленки.

– Какого шпиона? – оторопело переспросил я.

– Обыкновенного… Значит, последние секреты родины распродаем? – спросил Алексей Петрович зловещим голосом у вжавшего голову в плечи Антипова. – И в какой же, позвольте полюбопытствовать, области? Отвечать, когда спрашивают! – гаркнул он так, что у меня заложило уши.

– Ребята, вы мне все испортили… Придется за это отвечать… – негромко сказал Антипов и внезапно разрыдался.

– Чего это ты, а? – спросил я, но Антипов не ответил.

– Что мы тебе испортили? – переспросил я.

– Все! Все испортили, – исчерпывающе ответил Антипов.

– Подождите, ничего не понимаю… – сказал Алексей Петрович, почесав затылок. – Это что, мы не того взяли, что ли?

– Вроде как того, – с сомнением ответил я, осматривая зажмурившегося Антипова, – только и я что-то не пойму…

– Эй ты, специалист широкого профиля, мы все знаем. Однако чистосердечное признание… и так далее. Это вот все – дела твои с государством; оно, я думаю, само с тобой разберется. А нам лично нужно от тебя одно, старый хрыч, – девочка.

– Какая девочка? – изобразил удивление задержанный.

– Соня Бритвина, пятнадцати лет от роду, рост метр шестьдесят, глаза голубые! – процитировал я по памяти. – Ушла из дома и не вернулась, была одета в свитер и светлые брюки!

– Какая Соня? – фальшиво переспросил Антипов.

Он струхнул…

До сих пор он считал, что его тайные пристрастия никому неизвестны. Эти же люди знали все, кто бы они ни были и откуда бы ни явились по его душу.

– А у тебя что, их много? – с отвращением произнес я. – Куда девочку дел, паскуда? Где прячешь? А?

– Врежьте ему пару раз, – брезгливо посоветовал Алексей Петрович.

– С нашим удовольствием, – пообещал я, закатывая рукава рубашки. – Ну что, вспомнил?

– Вспомнил, – решил признаться Артур.

– Встретил ее на улице?

– Встретил…

– Куда повел?

– К себе… – прошептал Антипов.

– «К себе»!.. – передразнил Алексей Петрович. – И что ты там с ней сделал?

– Ничего! – с жаром воскликнул Антипов, прижимая руки к груди. – Клянусь, ничего! Она, – сказал он, от крайнего нервного возбуждения сбиваясь на невнятную скороговорку, – она противная девчонка, она меня обманула, я ее поймал, а она меня укусила – за что? Я ничего не хотел ей делать, она была такая красивая… Я ее отпустил.

– Слушай, а я ведь тебе сейчас яйца оторву, – пригрозил грубый Алексей Петрович. – Ты нас за дураков держишь? Домой девочка не вернулась! А может быть, ты ее убил?

– Да вы что! Я никого не убивал!

– Ну и где она сейчас?

– Я ее к знакомому отвел…

– К какому знакомому?

– Я у него кассеты беру, ну такие, понимаете?.. Он их сам снимает.

– Порнография? – догадался я, представив себе реакцию на это сообщение моей клиентки.

– Похоже на то, – мрачно сплюнул Алексей Петрович. – Ну что делать будем? Эй, ты! А знакомого твоего как найти?

– Да не знаю я… Раньше была у него торговая точка – тоже кассетами торговал, пиратскими, а своими – из-под полы, но потом место у него отобрали…

– Ну а где ты с ним встречаешься?

Антипов молчал.

– Похоже, что нам сегодня удалось подстрелить сразу двух зайцев… – хмыкнул Алексей Петрович, имея в виду то ли персонал «Глории», то ли своих бывших коллег из известной организации.

29

Примерно в то же время, когда его приняли в спецподразделение, обнаружились у Артура проблемы с женским полом. Пока он еще был молод да в форме, находились изредка женщины, желавшие обратить на него внимание, подарить ему свою ласку, но каждый раз это были женщины старше его, напоминавшие ему мать, а сверстницы его презирали, и он научился отвечать им горькой ненавистью. Со старшими же женщинами, как выяснилось, он так робел, что решительно ничего не мог – боялся, как битая шавка сапога.