Текст книги "Солнечный огонь"

Автор книги: Френсис Стивенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Конец его фразы также затерялся при спуске по лестнице.

Джон Б. ни перед кем не оправдывался. Ведь объясняться ему было уже не с кем. Всем известно, что даже опытнейшие мужи иногда подчиняются инстинкту и просто «следуют за толпой».

Достигнув нижнего уровня с его магическим притяжением, стюард не потерял головы и не бросился опрометью в гостеприимные объятия, в отличие от своего юного нанимателя. Но шляпу с головы уважительно стянул. И звать назад никого не стал, хоть это было бы разумнее всего.

Как позднее сетовал Сигзби, девушка, на их беду, оказалась из тех, кого в древней пирамиде да еще в компании колоссальной сороконожки встретить не ожидаешь! Будь она загорелой амазонкой с пылающими черными очами и буйными кудрями, ее присутствию в таком месте никто бы не удивился, даже больше, от такой они бы легко отвернулись и ушли, а может, и в плен бы ее взяли.

Но эта девушка смотрела на гостей большими и немного печальными глазами. И глаза ее поражали синевой, какую встретишь лишь летом – в восточной части неба, перед самым восходом солнца. Попав под ее чары, мужчины не спешили покинуть площадку. Мало того, мысль о необходимости уйти вдруг показалась ненужной, совершенно пустячной. Лик в ореоле рыжего золота локонов с короной из звезд не мог таить зла.

К тому времени Отуэй успел спуститься и с удивлением убедился, что упоминание «Блаженной девы» было не столь неуместным, как виделось сверху. Уэринг же, достаточно придя в себя, тихонько посмеивался.

– Отуэй, – заговорил он, – жрица древнего солнечного культа… культа стоножки… короче, какой-то там чудаковатой религии горит желанием с тобой познакомиться! Ты ведь у нас знаток местных наречий. Знаешь, на каком языке беседовали до Адама? Нам бы это сейчас пригодилось.

Ученый тоже пожал протянутую женскую ручку и заглянул в рассветно-синие глаза. После чего набрал в грудь воздуха и покачал головой в ответ на вопрос репортера.

– Попробую поговорить с ней на тупи или подобном диалекте. Но она не индианка. Сам разве не видишь? Чистейший европеоид. Судя по глазам и волосам, у нее либо англосаксонская, либо французская кровь. Возможно, есть и ирландская. Посмотри на ее нос…

– Боже мой! Перестаньте говорить о ней в таком тоне, – возмутился юный Сигзби, сдавшийся девушке без борьбы, – по-моему, она понимает каждое ваше слово.

Последовало смущенное молчание. Всем вдруг показалось, что серьезное лицо, озаренное приветливой улыбкой, и предрассветная синева глаз светятся умом.

Уэринг опять заговорил с незнакомкой и спросил, знает ли она английский, но девушка промолчала и не подала виду, что понимает его. Отуэй сделал схожую попытку, обратившись к ней сначала на португальском, затем на тупи, универсальном языке торговли в Бразилии, и на нескольких индейских диалектах. Все было напрасно, как и вопросы на французском, итальянском и немецком, заданные уже от отчаяния, ибо результат был неизменно отрицательным. Путешественникам подумалось, что все их ресурсы исчерпаны, но неожиданно Теллифер внес свою лепту, произнеся несколько звучных фраз на древнегреческом.

Услышав их, девушка заулыбалась еще печальнее. Будто укоряя себя за неспособность понять, она попятилась. Грациозно взмахнула тонкими белыми руками – и слегка отступила за центральные колонны.

– Греческий! – фыркнул Уэринг. – Теллифер, ты никак вообразил, что Рио-Силенсиозо – это Геллеспонт? Ты же ее напугал!

Эстет принялся яростно оправдываться:

– Выбор мне подсказала Психея! Эти твои немецкие глаголы навели жути…

– Джентльмены, зря мы предаемся раздору! Она пошла звать сюда свою ужасную стоножку! – вмешался Отуэй.

Джон Б. успел незаметно проскользнуть вслед за незнакомкой и оглядеть западную сторону площадки; теперь он быстро поправил товарища:

– Простите, мистер Отуэй, но вы ошибаетесь. Она просто закрывает нору, в которую прошмыгнуло чудище… Закончила, идет обратно.

Но разгоряченный Сигзби все-таки высказался:

– Парни, как я от вас устал! Как будто эта девушка вообще способна обидеть кого-то, тем более после таких рукопожатий и… и…

– Улыбок, – холодно произнес Уэринг, заканчивая за него фразу. – Сиг, Отуэй прав. Мы валяем дурака. И мы давно не дети. Место тут странное. Чересчур странное! Возможно, женщина что-то замышляет. Надо заставить ее… А вот и она сама! Готов поспорить, что за ней явится все ее племя!

– Простите, мистер Уэринг. – Джон Б. по-прежнему следил глазами за жрицей. На сей раз она зашла в один из скрытых кустарником проходов от центра к стенам. – По-моему, юная леди никого не зовет, сэр. Она опять возвращается.

Пока он говорил, незнакомка появилась вновь. В тонких руках она держала что-то вроде плетеного подноса с щедрой горой спелых манго, бананов и изысканных плодов гуавы.

В такой ситуации только самый нерадивый из стюардов не бросился бы на помощь. Однако молодой наниматель Джона Б. тут же опередил его на целый ярд и лично, галантнейшим образом, принял тяжелый поднос из рук хозяйки. Джону Б. осталось лишь негодовать.

Сигзби вернулся настоящим победителем – с подносом в руках и с синеглазой девушкой, будто облако, плывущей следом.

– Вот только попробуйте намекнуть, что она собирается отравить нас фруктами, и будете разбираться со мной! – пригрозил он.

– Перестань, Сиг. Головой подумай. Ты о ней ничего не знаешь.

Уэринг внезапно замолчал – две нежные ручки протянули ему самые красивые плоды на выбор. По какой-то причине, стоило глазам девушки встретиться с его взглядом, веснушчатый великан-репортер залился краской. И вроде бы промычал «извините», спешно схватив подношение.

– Не сыщешь в море глубины, что у нее в глазах^[5], – рассеянно проговорил Теллифер.

– Теллифер, и ты перестань! Пожалуйста. Она ведь еще девочка, детей нельзя обижать, отказываясь от их милых подарков, например, от фруктов.

– Она не хочет нам зла. – Отуэй мгновенно пришел на выручку другу. – Сам же, Уэринг, говоришь, что это просто ребенок. Она никому намеренно не навредит. Бог знает, что с ней приключилось: это же белая девочка, воспитанная недалекими, может, даже отсталыми представителями расы, построившей это место. Ее определенно намеревались сделать жрицей или даже принести в жертву богам. Если помнишь, внизу мы видели изображение религиозного шествия, где точно так же одетые танцовщицы играли на многоствольных флейтах, а чудовищные сороконож…

– Замолчи! – В голосе юного Сигзби звучало отчаяние. Он уже поставил поднос и теперь принимал фрукты из рук девушки. – То, что мы видели сверху, было иллюзией – мороком! Ни с каким чудовищем она не танцевала.

– ТНТ!

Это восклицание, или скорее крик, исходило от Уэринга. Под пристальным взором рассветно-синих глаз корреспондент пытался совершить невозможный подвиг – изящно откушать манго – и вдруг заметил, как Теллифер заходит за центральные колонны. Оставалось неясным, из чего сделана мерцающая белая глыба, покоящаяся на них. Уэринг, по крайней мере, еще не настолько утерял бдительность, чтобы не думать об этом.

– А ну вернись! – позвал он. – Теллифер, мы не знаем, что это за штука. Она может оказаться опасной.

Но эстет словно оглох, полностью поглощенный предметом. Чем ближе он подходил к мерцающей массе, тем быстрее становился его шаг, и тут все увидели, как его руки взметнулись вверх в жесте поклонения.

А через мгновение он начал падать, будто Арлекин, проваливающийся в люк в старомодной комедии.

Каменная плита пола наклонилась под его тяжестью, и он кубарем покатился вперед и вниз. Друзья беспомощно наблюдали, как ТНТ соскальзывает в окруженную восемью колоннами яму неизвестной глубины.

Из предательской ловушки раздался слабый крик. И сразу смолк.

Швырнув прочь сочащийся соком плод манго, Уэринг ринулся на помощь. Остальные трое бросились за ним.

Тонкие колонны, высеченные из камня закатных оттенков, отличались изяществом, не свойственным иным частям древней пирамиды. Вздымаясь на четыре метра над полом, они стояли по углам восьмиугольного отверстия или ямы.

Сложнее было охарактеризовать форму мерцающей массы, водруженной на столбы. Очертания громады терялись в ее же собственном свечении, смазанные бледными лучами. Однако это сияние не ослепляло. Стоило подойти к колоннами поближе, и форма виделась более определенной. Верхушки столбов служили опорой для чуть выпуклого низа глыбы света. В целом она напоминала полушарие с восемью гранями, разбитое по всей поверхности на множество изогнутых треугольников.

Свет исходил изнутри, точно там горела огромная лампа, однако в глыбе не было сияющего центра, испускающего лучи. Куда бы ни падал взгляд, вещество казалось прозрачным. И все же свечение оставалось достаточно ярким и не давало заглянуть глубоко внутрь.

Уэринга даже сейчас, в столь странную минуту, не покидало необъяснимое ощущение, что где-то он уже видел нечто подобное.

– На край не ступать, – сказал он товарищам, хотя сам, казалось, шагнул вперед со всей опрометчивостью.

Но на самом деле он был очень осторожен. Вокруг колонн он насчитал шестнадцать каменных плит. Восемь из них представляли собой цветные пятиугольники. Они перемежались с узкими продолговатыми камнями, каждый из которых лежал как раз у основания колонн, словно колесные спицы. Никто не знал, попал ли Теллифер в единственную ловушку или же все пятиугольные плиты могли поворачиваться под весом наступившего на них. А если сработает продолговатый камень, жертва полетит прямо в ближайший столб и никак не в яму.

Уэринг беспрестанно обдумывал ситуацию. Инстинкт подсказал ему, что камни-спицы относительно безопасны. Он заскочил на один из них и, вцепившись рукой в колонну, заглянул внутрь ямы.

Остальные не спешили приближаться. Они знали, что дюжего корреспондента и чудаковатого эстета связывает крепчайшая дружба. Было нечто глубоко трагичное в том, как великан Уэринг простер руку над пропастью, поглотившей дорогого ему человека.

Послышался протяжный, дрожащий вздох. Уэринг заговорил заметно срывающимся голосом:

– Хорошо тебе там? Черт побери, ТНТ! В следующий раз услышу твой предсмертный вопль, остановлюсь покурить и только потом кинусь на подмогу! Что не отвечаешь? Горло сорвал?

Все еще не забывая про вдруг ставший неуместным трагизм ситуации, остальные приблизились к краю вслед за Уэрингом.

Иными словами, Отуэй и Джон Б., приметив, как это делал журналист, тоже подошли к яме. Не столь наблюдательный юный Сигзби просто постарался не наступать на камень, отправивший Теллифера вниз. Он поставил ногу на соседний пятиугольник и с опаской шагнул вперед.

Древние строители, трудившиеся над площадкой, превосходно знали свое дело. Заостренные внешние кромки плит на полу были плотно пригнаны к основной кладке, служившей им опорой. Но стоило яхтсмену лишь немного нарушить равновесие, и ловушка сработала. Сигзби тщетно попытался отступить. Поняв, что все напрасно, он просто опустился на камень и скатился по сорокапятиградусному уклону в яму к Теллиферу.

Как только он исчез с глаз, танцовщица огорченно вскрикнула, хотя до этого предпочитала молчать. Затем она пробежала по одному из прямоугольников и тоже схватилась за колонну, стараясь высмотреть Сигзби.

Наверху, под светящейся глыбой, яма представляла собой восьмиугольник, но ее дно было вырезано в форме круглой чаши, чьи ярко-оранжевые стены постепенно чернели и тонули в кромешной тьме. Глубины в ней было от силы метра четыре.

В самом центре, скрестив руки на груди, стоял Теллифер и завороженно смотрел на нижние грани светящейся массы над собой: на лице его читался неподдельный интерес, и ничто не могло отвлечь его от созерцания – ни сложность положения, ни негодование друга. Он видел лишь льющийся сверху свет. Когда к нему, сбив эстета с ног, свалился Сигзби, успевший опять подняться ТНТ был откровенно раздражен из-за того, что его размышления прервали, а не по причине чувствительного удара по лодыжкам.

Впрочем, уже через секунду он возвел зачарованный взор горе.

Сигзби, печально застывший за его спиной, прервал поток посыпавшихся сверху вопросов едкой тирадой:

– А мне почем знать? Его и спрашивайте. Я ничего не вижу, кроме белого света, от которого у меня болят глаза. Эй, парни, может, кинете мне трос или еще какую веревку и вытянете меня наружу? Теллифер пусть здесь торчит, раз ему вид так полюбился. А вот я ничего особенного не заметил.

Он оглядел себя и с отвращением посмотрел на ладони, ставшие черными, как у негра.

– Дно этой ямы все в саже! – пожаловался он. – Какая грязища!

– В саже? – Отуэй поправил очки и с особым интересом склонился над отверстием. – Что за сажа?

– Что, что? Охота спрашивать, обычная черная сажа. Не видите, какой я чумазый, да и Теллифер не лучше – правда, по-моему, он об этом не догадывается. – Негодование молодого человека внезапно сменилось смехом. – Негры! Трубочисты! Я такой же черный, как и он?

– Ты не понимаешь, – не унимался Отуэй. – Мне нужно знать, это сухой порошок, как зола после костра, или сажа липкая, словно жгли что-то жирное? – Он по-совиному вытянул шею, глядя из-за своей колонны на Уэринга. – Я хочу выяснить, служила ли яма для жертвоприношений. В ней могли сжигать животных или людей. Скорее, последних. Я сейчас сам спущусь туда и проверю…

– Поступай как угодно, но сначала помоги вытащить меня наружу! – Сигзби с растущим ужасом смотрел на свои почерневшие ладони и одежду. – Тут жир! Быстрее, мне надо это смыть!

– Не нервничай ты так, Сиг, – усмехнулся Уэринг. – Тебя же в жертву не приносят. По крайней мере, пока. Эй! Что там с нашей подружкой такое?

Закрыв лицо руками, девушка съежилась за своей колонной. Она издавала тихие, отрывистые вздохи. Стройное тело содрогалось от нахлынувших эмоций.

– Да она плачет! – сказал Отуэй.

– Или смеется. – Сигзби еще раз перевел взгляд с собственных ладоней на лицо Теллифера. – И я ее за это не осуждаю, – поспешил добавить он.

– Простите, мистер Сигзби, но барышня плачет. – Джон Б. успел тихонько покинуть свое место и пройти на продолговатый островок безопасности, избранный танцовщицей. – Я вижу, как между ее пальцами блестят слезы, – серьезно добавил он.

Растерянные мужчины наблюдали за происходящим, не в силах вымолвить ни слова. Вдруг Отуэй так энергично взмахнул руками, что чуть не полетел в яму вниз головой.

– Джентльмены, – отчаянно воскликнул он, – что это за место?! Где люди, ведь здесь непременно должен кто-то быть! Что это за девушка?! Почему она плачет?! И, ради всего святого, что это за штуковина светится над закоптелой ямой с ловушками по кругу?!

Чуть не разразившуюся истерику неожиданно остановил Теллифер. Он очнулся с глубоким вздохом, будто приняв чрезвычайно важное решение.

– Твой последний вопрос мы сочтем риторическим, потому как и без того ясно, что это такое. А остальные вопросы нам не важны. Ведь мы стоим перед единственной животрепещущей проблемой, и тот, кто ее разрешит, станет притчей во языцех во всех уголках мира, и слава его будет непреходяща, и воспоют его в веках! Вот только я, со всем своим изысканным вкусом и высоким интеллектом, – тут Теллифер с грациозным пренебрежением махнул измазанной рукой, – ни за что не смог бы превзойти этого примитивного, но одаренного знатока, Куямбиру-Петро.

Он, помнится, уже успел дать имя сему невероятной красы феномену. Рассказывая нам об острове, он упомянул «аньи» – некий дух, сверхъестественную силу, властвующую здесь и зовущуюся Тата Кварахи! Тогда мы его не поняли. А у бедолаги просто не хватило слов для более подробного описания. Но все же как точно эти два буквосочетания отражают суть. Тата Кварахи! Солнечный огонь! Почему бы не звать это так? Разве можно придумать нечто более подходящее? Солнечный огонь! Такое сияющее название. Оставим его: пусть даже те, кому не посчастливится узреть его воочию, смогут представить хотя бы отблески его божественного великолепия. Хотя я вижу, – тут глаза Теллифера встревоженно забегали, вглядываясь в удивленные лица компаньонов, склонившихся над ямой, – вижу, что слишком много на себя беру и вы готовы со мной не согласиться!

– ТНТ, – с отчаянием в голосе сказал Уэринг, – погоди, вернись на землю. Объясни, если сам знаешь, что это за штука!

Зачарованный взгляд Теллифера опять заскользил по сияющему ореолу покоящейся, нет, парящей над восьмью колоннами громадины.

– Прости, Олкот, – проговорил он, – я действительно думал, что вы поняли. Мерцающий свет… сияющая прозрачность… небесная лучезарность, царственным покрывалом окутывающая все это… Эх, Олкот! Говорить такое в присутствии дамы. Но если хочешь грубо – получай: над нами, конечно, бриллиант!

Глава 5

БРОНЗОВЫЙ РЫЧАГ

Вызволение друзей из покрытой сажей ямы оказалось делом незатруднительным. Стены чаши отличались гладкостью, однако было несложно скрепить пряжками пару кожаных ремней и спустить их, чтобы люди внутри могли взойти по крутому склону, схватиться за протянутые руки и выбраться на твердую поверхность за колоннами.

Четверо путешественников вскоре покинули предательскую площадку и, возбужденно переговариваясь, то стояли в сторонке, то кружили около нее, глядя с разных точек на объект и пытаясь понять, прав ли Теллифер, заявляя, что огромная сияющая глыба над ловушкой действительно бриллиант.

Девушку, надо сказать, на какое-то время позабыли. Один только Джон Б. оставался в стороне на протяжении этой примечательной дискуссии.

– Не меньше чем полтонны! – возражал Уэринг. – Даже предположить нелепо! Бывают камни размером с куриное яйцо. Но это! Птица Рух отложила! Гарун аль-Рашид… Синдбад… Тысяча и одна ночь! ТНТ, тебе привиделось! Полтонны!

– Ох, Олкот, ладно тебе. Поверь, я имел дело с драгоценными камнями, и, по моему скромному мнению, «Солнечный огонь» такой же бриллиант, как «Кохинур» – «Гора света». Но, конечно, если ты докажешь обратное…

– Сколько каратов в половине тонны? – спросил Сигзби. – Слушай, Теллифер, а ты бы булавку с таким камушком на галстук приколол?

– Я отказываюсь продолжать разговор в подобном тоне! – Голос Теллифера задрожал от ярости. – Была бы в ваших душах хотя бы капля благоговения пред чудом, хотя бы намек на уважительное отношение к божественной красоте, вы бы… вы бы сами возненавидели тех, кто отпускает шутки про «Солнечный огонь»!

– Джентльмены, – сказал Отуэй, до этого не хотевший вступать в разгорающийся спор, – почему бы нам не оставить разговор до лучших времен? Неужели мы позабыли, зачем поднимались сюда? Как же летчики, которых мы собирались спасать?

Спорщики пристыженно замолчали. И, подумав, все как один, включая Теллифера, согласились, что удивительные приключения на вершине пирамиды в самом деле отвлекли внимание от цели.

– Но мы, однако, пока не видели никого из попавших в беду, – заметил Сигзби. – Тут одна лишь девушка.

– Простите, сэр, юная леди сейчас не с нами. – К спорщикам наконец присоединился Джон Б. Он смотрел на остальных печальными карими глазами, чуть исподлобья, как смотрит оставленный на пороге пес. – Когда вы с Теллифером выбрались из ямы, она, по-моему, повеселела и перестала плакать. Я попытался с ней заговорить, даже угощение попробовал, но ей, кажется, было все равно. Она только что ушла отсюда. Ушла, – Джон Б. ткнул пальцем в сторону одного из боковых проходов, – туда, а дверь за ней сразу закрылась.

Стюард сделал паузу.

– Она ее с другой стороны заперла, – грустно закончил он.

Четверо путешественников уставились друг на друга. В их взглядах читалось взаимное презрение.

– Плохая из нас спасательная команда, – сказал Отуэй. – Для исследователей опасных тайн мы чрезвычайно опрометчивы. Дипломаты из нас и вовсе никакие. Во вражеских рядах нам удалось найти друга, готового помочь освободить пленников, если таковые, конечно, имеются. Умного друга. Готового общаться с нами знаками. И мы тут же обидели его, повернувшись спиной. Если девушка решит к нам вернуться, то, возможно, с ней придет кто-то менее приветливый.

– Мы ранили ее чувства! – горестно воскликнул Сигзби.

– Но все было так чертовски странно! – произнес Уэринг. – Ружейный залп… крики… но никто так и не показался, кроме нее.

– Не спорю, она может быть тут в совершенном одиночестве. – Отуэй снял очки и принялся задумчиво их протирать. Затем опять водрузил на нос и воззрился на сияющую глыбу «Солнечного огня».

Затем он продолжил:

– Не знаю, бриллиант это или нет, но понятно, почему Петро назвал его «аньи», то есть «призрак». Люди с подобным мышлением, сталкиваясь с неизведанным, всегда принимают его за сверхъестественное. Также не вызывает сомнений то, что в этой яме частенько что-то сжигалось. Девушка заплакала, потому что двое из нас туда попали! Интересно, что за жуткие зрелища приходилось видеть здесь бедняжке.

Сигзби опять рассвирепел:

– Она не замешана ни в чем плохом!

– Разве я как-то намекнул на это? – В обычно дружелюбном голосе ученого вдруг промелькнуло ехидство, но потом на губах появилась улыбка. – Если мы продолжим спорить о том, бриллиант ли перед нами и причем тут девушка, мы вцепимся друг другу в глотки. А что, если не терять время на догадки и просто исследовать это место? Мы его толком не осмотрели. Не исключено, что, кроме запертой девушкой двери, есть другие ходы и выходы. Бликенсдерфер, ты уверен, что там действительно засов?

Джон Б. подтвердил это кивком.

– Я слышал, как она его задвигает. И толкнул дверь плечом, сэр.

– Ладно. Поищем другие двери.

Из центра внушительных размеров площадки восемь окружающих ее стен просматривались плохо. В самых высоких пальмах не было и десятка метров, но свечения «Солнечного огня» не хватало, и верхушки тонули во мгле. Низ стен плотно укрывала роскошная зелень лоз.

Товарищи проследовали по одной из мощеных дорожек, пересекавших искусственные джунгли, и обнаружили, что вокруг площадки идет тропа, проложенная между стенами и кустарником. Карманные фонарики помогли также увидеть, что поверхность стен испещрена теми же гигантскими фигурами, что танцевали на барельефах, опоясывающих пирамиду снаружи.

Стены не были наклонены. Видимо, между внешней частью пирамиды и внутренней площадкой ее верха скрывалось немалое пространство. И оно могло оказаться частично полым, так как каждый проход оканчивался дверью. Как и по всей пирамиде, дверные проемы имели форму усеченного треугольника.

Но если ранее путешественники свободно входили внутрь, то теперь они видели лишь тяжелые металлические двери, сделанные из бронзы или иного похожего сплава. Девушка скрылась за дверью в юго-восточном углу. Дверь и впрямь оказалась заперта.

Осматривая всю бегущую по краю дорожку, компания нашла еще две подобные двери: первая находилась по центру южной стены, а вторая – юго-западной. Ни одну из дверей открыть не удалось. В западной части нашлось еще больше дверей – целых восемь.

Они не только выглядели иначе, чем другие двери, но были широко распахнуты. К ним от центра площадки сквозь заросли вели восемь очень узких параллельных тропок. Зелень аркой смыкалась над дорожками, и свет «Солнечного огня» не падал на них. Но тут опять выручили карманные фонарики, быстро указав путь.

Сначала путешественники молчали. В этом открытии им чудилось нечто зловещее и неприятное.

– Восемь камер для узников! – наконец проговорил Отуэй. – Восемь застенков с бронзовыми цепями и кандалами, все пустые, все прибраны и готовы принять новых пленников. Не знаю, что творится в ваших душах, парни, но лично мне кажется, нам туда не стоит торопиться. Боюсь, наши несчастные приятели-авиаторы уже не ждут ничьей помощи.

Уэринг стоял на пороге одной из пустующих камер. Луч его фонарика метался по ней. Квадратная, два на два метра у основания; стенки, исключая заднюю, сужаются, как у обрезанной пирамиды. Задней стены просто нет, вместо нее зияет пустота. Там спуск в темную шахту, дно которой – подножие пирамиды: Джон Б. кинул туда остатки недоеденной гуавы для проверки. Фрукт ударился о водную гладь где-то далеко внизу.

– Это для узника. Он может выбрать между жертвоприношением и самоубийством, – предположил Уэринг. – Развеселое местечко, куда ни глянь. Ножные кандалы недавно использовались, тут уж не сомневайся.

Оковы крепились к тяжелому металлическому кольцу в полу массивной цепью бронзового цвета. Звенья казались частично отполированными, словно нетерпеливый пленник то и дело волочил их по камням.

– Самоубийство! – повторил Отуэй. – Объясни-ка, дорогой мой друг, как спрыгнуть в шахту, если ты прикован этими штуковинами?

– Я тут поднял одну. Если кого-нибудь такой слоновьей цепью приковать, то ему точно будет не до прыжков. А что там за треугольные дырки в дверях?

– Может, для освещения. Или, скорее, чтобы узникам еду передавать. Но где сами пленники? Почему нас сюда впустили, позволили палить в священного храмового зверя, любезно развлекли общением с… со жрицей, или кто она там такая, разрешили прыгнуть в жертвенную яму и выбраться из нее, да и вообще вести себя как дома, даже не пытаясь этому помешать?

– А если у них сегодня выходной? – подал голос Уэринг. – Дома одна девчушка Сьюзан с песиком Фидо.

– Олкот, перестань! – В голосе эстета вновь зазвенела глубокая обида. – Из-за твоего легкомыслия от милой тайны не остается и следа…

Тут Уэринг расхохотался, и его бурное веселье, заглушившее все возражения, эхом отскочило от древних стен.

– Как ты точно выразился – «милая тайна», Теллифер! И идиоты тут тоже милые. Стоят, беседуют. До лестницы полсотни метров. Между нами и ступенями нора адского чудища. Что, если кто-то тихонечко опять спустит его на нас, а? Нам его не пристрелить. Уже пробовали. Это все равно что пытаться застрелить радиоволну.

– Но шум и вспышки его отпугнули, – напомнил Отуэй. – Не забывайте, беспозвоночные по природе своей еще боязливее рептилий. Этот Фидо, как ты его называешь, всего лишь жук-переросток, хоть негоже мне, натуралисту, называть губоногих жуками.

– Эй, профессор, в банку для сбора образцов его попозже запихнешь. Сейчас нас ждет северная стена. Мы ее пока не осматривали.

– Простите, сэр, – заговорил Джон Б., успевший пройти чуть дальше, за последнюю из восьми камер. Теперь он внимательно разглядывал что-то у стены. – Любопытно, зачем это здесь? Похоже на ручку – или рычаг.

Товарищи подошли поближе. Стюард обнаружил прямой и увесистый металлический прут, торчавший перпендикулярно из углубления в полу, довольно высокий, где-то по грудь.

– Это переключатель, – без тени улыбки предположил Уэринг. – Электрический. Поверни его и – опля! – «бриллиант» ТНТ гаснет, как лампочка!

В задумчивом взгляде Теллифера вновь мелькнула ярость.

– Это вертикальный рычаг, – сказал он, – чтобы что-то двигать. Хотя я не претендую на обладание практической сметкой некоторых здесь присутствующих, но и стоять на месте, высмеивая друзей, я не намерен, тем паче разрешить такую несложную загадку легко и просто.

– ТНТ! Прости! Не надо!

Но Теллифер уже держался за вертикальный стержень. Он схватил его у самого верха и навалился всем своим весом. Рычаг поддался, покачнулся над пазом, и его конец описал в воздухе дугу. Если раньше он стоял перпендикулярно полу, то теперь наклонился, образуя острый угол.

– Господи! Он это сделал! Что теперь будет?

Глаза репортера, как и прочих, нервно забегали, обшаривая стены и центральную площадку. Но зря они так переживали из-за опрометчивого поступка Теллифера. Все оставалось прежним, нажатие на рычаг не произвело никакого эффекта.

По-настоящему это огорчило только ТНТ.

– Старый, противный, раздолбанный механизм! – пробормотал он. И отпустил прут.

Будто обидевшись на уничижительное замечание Теллифера, рычаг вернулся в прежнее вертикальное положение с такой скоростью и силой, что экспериментатор плашмя шлепнулся на пол. Действие сопровождалось тяжелым глухим скрежетом, заставившим плиты под ногами дрожать.

– Звук с центральной площадки! Зуб даю, это он свой алмаз разбил! – закричал Сигзби.

– Чепуха! Тут все еще светло. – Уэринг бросился бежать по ближайшей тропке. Затем вернулся и подошел к так и не вставшему с земли другу.

– Не поранился? – спросил он.

– Ничего страшного, только сломал руку и пару ребер да плечо вывихнул. Как жутко загрохотало! Олкот, не говори, что я и вправду «Солнечный»… «Солнечный огонь» разбил!

– Конечно, нет. Твой бриллиант сияет ярче витрин «Тиффани».

– Эй, Уэринг! Не хочешь еще раз за рычаг дернуть? – Это Отуэй прокричал им из центра, куда он, не дожидаясь ТНТ с репортером, побежал вместе с Сигзби и стюардом. Убедившись, что повреждения Теллифера не мешают тому встать, Уэринг взялся за рычаг.

Прут поддался довольно легко. Через секунду вновь раздался голос Отуэя:

– Все в порядке! А теперь плавно поднимай рычаг!

Уэринг подчинился. Если сильно не давить, прут плавно возвращался в прежнее положение. В этот раз ничего не загремело. Уэринг увидел, что Теллифер уже ушел, и последовал за ним.

Дойдя до площадки, он обнаружил, что все четверо, столпившись у опор «Солнечного огня», разглядывают что-то в яме.

– Рычаг раздвигает чашу, – пояснил Отуэй, – теперь мы знаем, куда исчезают останки жертв. Он приводит в действие очистную систему!

Уэринг выбрал безопасный маршрут по плитам и присоединился к компании. На одной стороне огромной каменной чаши он заметил трещину, пробегавшую тонкой змейкой практически от дна до верха.

– Не понял. – Уэринг нахмурился.

– Сейчас покажу, сэр.

Услужливый Джон Б. помчался к бронзовому рычагу. Минуту спустя Уэринг наблюдал, как казавшаяся целой огромная чаша в яме затряслась, дернулась и начала медленно разъезжаться в стороны. Она продолжала раздвигаться, словно вращаясь вокруг невидимой оси. Через несколько секунд корреспондент смотрел уже не в измазанную сажей яму, а на выступающую на три человеческих роста полусферу из огненно-красного камня, поднявшуюся чуть ли не до нижних граней «Солнечного огня».

– Бликенсдерфер, теперь осторожно ее опускай! – крикнул Отуэй. – Как бы толчка опять не было, – пояснил он. – Когда Теллифер в первый раз с размаху отпустил рычаг, плиты вокруг не поломались, колонны остались целы. А вот сама чаша слегка треснула.

У Уэринга перехватило дыхание.

– Ты… ты намекаешь, что я поднял этот многотонный камень легким нажатием на рычаг?

– Глаза тебя не обманывают, – заверил Отуэй, когда вращающаяся громадина свободно вернулась на место. Перед ними опять зияла черная от сажи яма. – Древние строители знали толк в рычагах. Как иначе гигантские камни этой пирамиды переправили через озеро и установили на место? Чаша крепится по краям, подобно плавильному ти-гелю, прутьями, проходящими под плитами пола. Кстати, если плиты приподнять, – тут ученый с интересом поглядел на пространство между ямой и западной стеной, – то механизм, приводящий все это в действие, немало удивит наших современных инженеров.