Текст книги "Таинственный сад"

Автор книги: Фрэнсис Бернетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Есть много резеды и маков, – сказал он. – Резеда пахнет лучше всех цветов, а растет повсюду – где бы ее ни посеяли, и маки – тоже. Оглянуться не успеешь, только посеял – а они уже взошли, и вот уже и цветут. Самые хорошие цветы.

Он умолк и быстро повернул голову, а его краснощекая физиономия так и просияла в улыбке.

– Откуда это нас зовет малиновка? – спросил мальчик.

Трели доносились с покрытого красными ягодами куста остролиста, и Мэри сразу догадалась, чей это голос.

– Она, в самом деле, зовет нас? – спросила Мэри.

– Да, – подтвердил Дик, словно это было самой естественной на свете вещью, – она зовет кого-то из своих друзей. Это как будто она говорит: «Я здесь. Посмотри на меня. Давай поболтаем!» Вот она – на этом кусте. Чья это птица?

– Бена Уэзерстаффа, но мне кажется, что она и меня немного знает, – ответила Мэри.

– Ага! Она вас знает, – тихо подтвердил Дик. – И вы ей нравитесь. Она вас зовет. Сейчас она мне все о вас расскажет.

Он приблизился к кусту тем медленным движением, которое Мэри заметила раньше, а потом издал звук, почти настоящую трель малиновки. Малиновка несколько секунд внимательно слушала, потом защебетала, словно отвечая на вопрос.

– Ага, она говорит, что вы с ней подружки, – улыбнулся Дик.

– Ты так думаешь? – переспросила Мэри. Ей, в самом деле, очень хотелось это знать. – Ты думаешь, я ей, правда, нравлюсь?

– Она бы не подлетела так близко, если бы вы ей не нравились, – ответил Дик. – Птицы – народ переборчивый, а такая малиновка может кого хочешь обмануть – не хуже, чем человек. Посмотрите, как она красуется. Будто хочет сказать: «Разве вы не видите, какая я красотка?»

Казалось, все так и есть. Малиновка щебетала, прыгая по кусту, испускала трели и склоняла головку.

– Ты понимаешь все, что говорят птицы? – спросила Мэри.

Лицо Дика просияло, он широко улыбнулся и взъерошил свою шевелюру.

– Мне кажется, что я понимаю, и они думают, будто понимаю, – ответил он. – Я уже так давно живу среди них на вересковой пустоши. Я так часто видел, как они из яиц вылупились, как на них перышки вырастали, как они учились летать и начинали петь, что мне иногда начинает казаться, будто и я – птица, или лисица, или кролик, или белка, или даже жук.

Он засмеялся, вернулся к своему дереву и снова принялся рассказывать о семенах цветов. Он рассказал ей, как они будут выглядеть, когда зацветут, как их надо сеять, ухаживать за ними и поливать.

– Слушайте, – вдруг сказал он, оборачиваясь и глядя прямо ей в глаза, – я сам их для вас посею. Где ваш сад?

Худенькие руки Мэри стиснулись в кулачки. Она не знала, что ответить, поэтому с минуту сидела молча. Она об этом не подумала. Ей стало как-то не по себе, и она почувствовала, что сначала краснеет, а потом бледнеет.

– Вам же выделили кусочек сада, разве нет? – спросил Дик.

Мэри продолжала то краснеть, то бледнеть. Дик это заметил, а поскольку она все еще ничего не говорила, мальчик почувствовал себя озадаченным.

– Они что, не выделили вам ни кусочка земли в саду? – переспросил он. – У вас еще ничего нет?

Девочка еще сильней стиснула руки и подняла на него глаза.

– Я не знаю, можно ли доверять мальчишкам, – медленно произнесла она. – Сумеешь ли ты сохранить тайну, если я тебе расскажу? Это большая тайна. Не знаю, что бы со мной было, если бы о ней кто-то узнал. Я бы, наверное, умерла! – последние слова она почти выкрикнула.

Дик растерялся еще больше и снова принялся тормошить свою рыжую шевелюру, но ответил весело: – Я всегда берегу тайны. Если бы я не мог держать в секрете от других ребят, где находятся лисьи норы и птичьи гнезда, то на вересковой пустоши ничего живого бы не осталось. Ага, я умею хранить секреты!

Не осознавая, что делает, мисс Мэри ухватилась за его рукав.

– Я украла сад, – быстро проговорила она. – Он не мой. Он ничей. До него нет никому дела, никто о нем не заботится, никто туда даже не приходит. Может быть, все там уже погибло – я не знаю.

Она чувствовала, что ей стало жарко, и злилась, как еще никогда в своей жизни.

– Все равно! Все равно! Никто не имеет права отнять его у меня, потому что я одна о нем забочусь. Они бросили его умирать, заперли его на ключ, – взволнованно закончила она, закрыла лицо руками и взорвалась громким плачем – бедная, маленькая мисс Мэри.

Круглые голубые глаза Дика становились все круглее и круглее.

– Ага-а-а! – протянул он, что означало и удивление, и симпатию.

– Мне нечего делать, – сказала Мэри. – У меня ничего нет. Я сама его нашла, и сама вошла в него. Я там совсем как малиновка, а ведь у малиновки сад не отнимают.

– А где этот сад? – приглушенным голосом спросил Дик.

Мисс Мэри мгновенно вскочила. Она понимала, что опять впала в злое, капризное, упрямое настроение, но ей было абсолютно все равно. Она стала такой же нетерпимой, какой была в Индии, и одновременно была полна энергии и грусти.

– Пойдем со мной, я покажу, где этот сад, – сказала она.

Она провела его по обсаженной лавровыми кустами дорожке до того места, где рос густой плющ. Дик шел за ней со странным, сочувственным выражением лица. Он чувствовал себя так, словно его вели посмотреть гнездо какой-то неведомой птицы, и надо ступать на цыпочках. Когда Мэри подошла к стене и подняла свисающий плющ, он вдруг приостановился. Он увидел калитку, Мэри толкнула ее, калитка медленно открылась, и они вошли в сад. Тогда Мэри остановилась и обвела рукой вокруг: – Вот он – таинственный сад. Я одна на всем свете хочу, чтобы он остался живым.

Дик долго оглядывал все вокруг.

– Ух, ты! – почти прошептал он. – Какое же это странное, прекрасное место. Оно выглядит так, словно человек, который спит глубоким сном.

Глава XI. ГНЕЗДЫШКО ДРОЗДА

Две или три минуты он стоял, оглядываясь вокруг, а Мэри наблюдала за его лицом; потом он начал осторожно двигаться вперед, может быть, еще осторожней и тише, чем Мэри, когда она оказалась среди этих стен впервые. Казалось, его глаза замечают все: и серые деревья с серыми вуалями вьющихся по ним ветвей, и густоту перепутанных побегов на стенах и среди травы, и заросшие беседки с каменными лавочками и большими каменными вазами.

– Вот уж не думал, что мне доведется увидеть это место, – наконец, прошептал он.

– Ты слышал о нем? – спросила Мэри.

Она говорила громко, и Дик приложил палец к губам: – Мы должны разговаривать тихо, чтобы нас здесь никто не услышал и не увидел.

– Ох, я и забыла! – испугалась Мэри, прикрывая рот рукой. – Так ты уже знал об этом саде? – повторила она, когда немного успокоилась.

Дик кивнул.

– Марта мне говорила, что здесь есть сад, куда никто никогда не ходит, – ответил он. – Нам всегда было интересно, как он выглядит.

Он остановился и окинул взглядом прекрасную серую вуаль вокруг, и его круглые глаза казались странно счастливыми.

– Ох, сколько же гнезд будет здесь весной! – воскликнул мальчик. – Это будет самое лучшее место в Англии для гнезд. Никто сюда не ходит, и так переплелись ветки и розы! Удивительно, почему все птицы с вересковой пустоши не слетелись сюда, чтобы вить гнезда.

Мисс Мэри опять, сама этого не замечая, ухватилась за его рукав.

– Расцветут ли розы? – прошептала она. – Ты можешь мне сказать? Потому что я боюсь, что все они могли засохнуть.

– Да нет же! Не все! – ответил он. – Посмотрите сюда!

Он подошел к ближайшему дереву – очень, очень старому, кора которого была покрыта серым мхом, а ветви оплетены занавесом перепутанных веток роз. Мальчик достал из кармана большой нож и раскрыл одно из лезвий.

– Здесь много сухих веток, которые надо бы обрезать, – сказал он. – И большая часть деревьев мертва, но в прошлом году появились свежие побеги. Вот этот – новый, – и он прикоснулся к ветке, которая была не серой, а коричневато-зеленой.

Мэри стремительно и с благоговением прикоснулась к ветке.

– Эта? – переспросила она. – Вот эта – она живая?

Дик широко улыбнулся.

– Такая же живая, как вы или я.

– Какое счастье! – прошептала девочка. – Я хочу, чтобы все они были живы. Давай обойдем весь сад и посмотрим, много ли живых деревьев осталось.

Она прямо дрожала от волнения, и Дик тоже волновался. Они шли от дерева к дереву и от куста к кусту. Дик не выпускал ножа из рук и показывал ей разные вещи, которые казались ей чудом.

– Они одичали, – говорил мальчик, – но самые сильные остались. Слабые засохли, зато те, что остались, разрастаются и разрастаются, и пускают новые побеги, просто удивительно! Посмотрите сюда! – и он наклонил толстую серую, на вид сухую ветку. – Можно подумать, что она засохла, но я в это не верю. Обрежу возле самой земли, и посмотрим.

Он стал на колени и надрезал ветку без листьев над землей.

– Вот! – обрадованно воскликнул он. – Я же говорил. Внутри дерево живое, зеленое. Вы только посмотрите!

Он еще не успел произнести это, а Мэри уже стояла на коленях, вся превратившись в слух.

– Когда они такие зеленые и сочные, это значит, что они живые, – объяснял он. – А если внутри сухие и легко ломаются, как вот этот кусок, который я отрезал, то уже погибли. Вот этот толстый ствол – живой, и пускает свежие побеги, а когда все сухое отрежем, вокруг окопаем, да будем за ним ухаживать, то он выздоровеет. – Он приостановился и поднял лицо к свешивающимся сверху плетистым побегам: – Летом здесь будет настоящий водопад из роз.

Они ходили от куста к кусту и от дерева к дереву. Дик был сильным, ловко пользовался ножом и знал, какие ветки надо обрезать, какая ветка действительно усохла, а в какой еще дремлет жизнь. Через полчаса Мэри подумала, что теперь и она все умеет, и когда Дик надрезал на вид безжизненную ветку, при виде хотя бы тени свежей зелени ей хотелось кричать от радости. Лопатка, грабли и мотыжка очень пригодились. Дик показал девочке, как пользоваться граблями, пока он окапывал круги вокруг деревьев и кустов и рыхлил землю, чтобы к корням доходил воздух.

Они прилежно трудились возле одной из самых больших штамбовых роз, когда Дик вдруг увидел нечто, что заставило его изумленно вскрикнуть.

– Что это? – воскликнул он, указывая на траву в нескольких шагах от себя. – Кто это сделал?

Это было одно из расчищенных Мэри мест вокруг зеленых побегов.

– Это я, – ответила Мэри.

– А я-то думал, что вы про садоводство совсем ничего не знаете, – удивился мальчик.

– А я и не знаю, – ответила она. – Но они были такие маленькие, а трава вокруг такая густая и высокая, и казалось, что им мало место, и они задыхаются. Вот я и расчистила для них место. Я даже не знаю, что это за растения.

Дик подошел к расчищенному месту, стал на колени и засмеялся.

– Все хорошо, – сказал он. – Никакой заправский садовник лучше бы не сделал. Они вырастут, как бобовый побег у Джека из сказки, до самого неба. Это крокусы и подснежники, а вон там – нарциссы. Эх, и красота здесь будет!

Он бегал от одного расчищенного места к другому.

– Так вы кучу работы переделали, как я погляжу, а такая на вид маленькая, – сказал он.

– Я здесь поправилась, – сказала Мэри, – и стала сильней. Раньше я все время была усталой. Но когда копаю, то совсем не устаю. Мне очень нравится запах свежей земли.

– Это для вашего здоровья очень даже полезно, – серьезно сказал Дик, кивая головой. – Нет на свете ничего лучше, чем запах хорошей, свежей земли – разве что запах свежих растений, которые вырастают из нее, когда их польет весенний дождик. Когда идет дождь, я часто выхожу на вересковую пустошь, ложусь под кустом и слушаю, как шумят капли, которые падают на вереск – и нюхаю, и нюхаю. Матушка говорит, что у меня кончик носа шевелится, будто у кролика.

– Ты что, не боишься простудиться? – спросила Мэри, глядя на него во все глаза. Она еще никогда не встречала такого забавного мальчика, да и такого милого – тоже.

– Я – и простудиться! – Дик состроил смешную гримасу. – Да с тех пор, как я на свет появился – ни разу не болел. Со мной не очень-то нянчились. Я бегаю, как кролик, по вересковой пустоши, в любую погоду. Матушка говорит, что за двенадцать лет я так надышался свежим воздухом, что уже никогда не простужусь. Такой я закаленный.

Все это время он не прекращал копать, а Мэри помогала ему, разрыхляя землю граблями или вырывая сорняки.

– Ух, и работы же здесь! – вдруг сказал он радостно, оглядываясь вокруг.

– А ты придешь еще, чтобы помочь мне? – попросила Мэри. – Я уверена, что и я смогу тебе помочь. Я уже умею копать, вырывать сорняки, и сделаю все, что ты скажешь. Ох, Дик, приходи же!

– Если вам так надо, то я могу приходить каждый день, и в дождь, и в солнечную погоду, – решительно пообещал он. – Это самое интересное в моей жизни – быть здесь, в этом закрытом и пробуждающемся саду.

– Если ты придешь, – сказала Мэри, – если поможешь мне оживить сад – то я… я не знаю, что сделаю. Что бы я могла сделать для тебя?

– Я скажу вам, что вы можете для меня сделать, – ответил Дик со своей сияющей улыбкой. – Вы поправитесь, и будете голодная, как молодая лисичка, и научитесь разговаривать с малиновкой так, как я. Вот уж весело будет!

Он принялся расхаживать по саду, задумчиво поглядывая на деревья, стены и кусты.

– Я не хотел бы сделать его похожим на обычный сад, весь подстриженный и ухоженный, – сказал он. – Лучше пусть будет так, как сейчас – с дикорастущими плетями роз, правда?

– Давай не будем его слишком уж приводить в порядок, – испуганно сказала Мэри. – Если он станет чересчур ухоженным и аккуратным, то перестанет быть таинственным.

Дик в замешательстве начал приглаживать свою рыжую шевелюру.

– Это, конечно, таинственный сад, – сказал он, – но, похоже, что кроме малиновки кто-то еще бывал здесь за эти десять лет.

– Но калитка была закрыта, а ключ закопан, – сказала Мэри. – Никто не мог сюда войти.

– Это правда, – согласился Дик. – Странное место. Кажется мне, что кто-то здесь подрезал ветки позже, чем десять лет назад.

– Как же это возможно? – удивилась Мэри.

Он, рассматривая ветку штамбовой розы, помотал головой.

– Угу, как же это возможно? – пробормотал мальчик. – Калитка-то заперта, а ключ закопан.

Мэри казалось, что за всю ее жизнь у нее не было такого прекрасного утра, как то, когда ее сад начал оживать. В самом деле, в то утро казалось, что все начинает расти. Когда Дик расчищал землю, чтобы посеять цветы, ей припомнилась песенка, которую Бэзил пел, чтобы поддразнить ее.

– Есть ли цветы, которые выглядят, как колокола? – спросила она.

– Ландыши похожи на маленькие колокольчики, – ответил он, вскапывая землю лопаткой, – и колокольчики, и кампанулы.

– Давай их посеем, – предложила Мэри.

– Ландыши здесь уже растут, я видел. Они растут слишком тесно, надо будет их рассадить, их здесь видимо-невидимо. А те цветы должны два года расти после того, как их посеяли, но я могу из дому принести отростки, они есть в нашем маленьком садике. А почему вы хотите их посадить?

Тогда Мэри рассказала ему о Бэзиле, его братьях и сестрах в Индии, как она их ненавидела, и как они дразнили ее «мисс Мэри, упрямица Мэри».

– Они танцевали вокруг меня и пели:

 
Мисс Мэри, упрямица Мэри,
Как же растет твой сад?
В нем розы цветут, незабудки растут,
И колокольчики в ряд.
 

Я как раз вспомнила эту песенку, и мне было интересно, есть ли цветы, похожие на колокольчики.

Она наморщила лоб и, словно со злостью, ударила граблями о землю.

– Я вовсе не была такой упрямицей, как они.

Но Дик расхохотался.

– Эх, – сказал он, разминая в руке комочек теплой черной земли и с удовольствием вдыхая ее запах. – Сдается мне, что никому и не захочется быть упрямцем, когда вокруг такие цветы. И столько чудесных, диких растений, которые растут повсюду, и животные и птицы, которые строят дома и вьют гнезда, и поют, и щебечут, правда?

Лицо Мэри, которая стояла возле него на коленях и подавала ему семена, просияло.

– Дик, – сказала она, – ты, в самом деле, такой хороший, как и рассказывала Марта. Ты мне нравишься, и ты – уже пятый, кто мне нравится. Никогда и подумать не могла, что мне понравятся целых пять человек.

Дик присел на корточках, как Марта, когда она чистила камин. Мэри подумала, что он выглядит одновременно забавно и симпатично – со своими круглыми синими глазами, румяными щеками и смешным, задорным носом.

– Вам нравятся только пять человек? – переспросил он. – А кто же остальные четверо?

– Твоя матушка и Марта, – принялась загибать пальцы Мэри, – и малиновка, и Бен Уэзерстафф.

Дик так расхохотался, что ему пришлось руками закрыть себе рот.

– Я знаю, что вы думаете, будто я странный парень, – сказал он, наконец, – но я думаю, что вы – самая странная барышня, которую я только видал.

Тогда Мэри сделала странную вещь. Она наклонилась вперед и задала ему вопрос, который раньше никогда не приходил ей в голову: – А я тебе нравлюсь?

– Ага! – от всего сердца ответил он. – Что да, то да. Вы мне страшно нравитесь – и малиновке тоже.

– Тогда у меня есть уже два друга, – сказала Мэри.

И они продолжали работать – еще старательней и радостней, чем раньше. Мэри испугалась и опечалилась, когда услыхала со двора бой больших часов и колокол, который звал на обед.

– Мне надо идти, – грустно сказала она. – Но тебе, наверное, тоже пора уходить, правда?

Дик улыбнулся: – Мой обед легко унести с собой. Мама всегда старается положить мне в карман что-нибудь.

Он поднял из травы свою куртку и вытащил сверток в большом, чистом платке из бело-голубой ткани. В нем было два толстых куска хлеба с чем-то еще внутри.

– Чаще всего это только хлеб, – сказал он, – но сегодня мама положила еще кусочек жирного бекона.

Мэри подумала, что это странный обед, но Дик, похоже, был им доволен.

– Поторопитесь, и хорошенько пообедайте, – сказал мальчик. – Я-то со своим обедом быстро управлюсь. Да еще немного поработаю перед тем, как идти домой.

Он сел на землю и оперся спиной о ствол.

– Позову сюда малиновку, – сказал он, – и дам ей поклевать шкурку от бекона. Они очень любят жирное.

Мэри трудно было расстаться с Диком. Вдруг ей показалось, что Дик – вроде сказочного лесного духа, который исчезнет, и она его больше не застанет, когда после обеда вернется в сад. Он казался слишком хорошим, чтобы быть настоящим. Она медленно прошла половину дороги до калитки, потом остановилась и вернулась.

– Что бы ни случилось, ты никому не расскажешь? – спросила она.

Его румяные щеки оттопырились от первого куска хлеба с беконом, но он попытался ободряюще улыбнуться.

– А если бы вы были дроздом и показали мне, где ваше гнездо, то, как вы думаете, разве бы я кому сказал? Нет, я не такой, – сказал он. – Так что можете быть спокойной, как дрозд.

И Мэри действительно чувствовала себя совершенно спокойной.

Глава XII. «МОЖНО МНЕ ПОЛУЧИТЬ КУСОЧЕК ЗЕМЛИ?»

Мэри бежала так быстро, что вбежала в свою комнату, совершенно запыхавшись. Ее волосы растрепались, щеки алели румянцем. Обед уже ждал ее на столе, а Марта стояла неподалеку.

– Вы чуток опоздали, – сказала девушка. – Где это вы были так долго?

– Я видела Дика! – объявила Мэри. – Я видела Дика!

– Я знала, что он придет, – обрадовалась Марта. – Как он вам понравился?

– Я думаю… Я думаю, он – прекрасный! – решительно сказала Мэри.

Марта была слегка озадачена, но видно было, что ей приятны эти слова.

– Ну да, – сказала она, – мой братишка – самый хороший парень на свете, но мы никогда не считали его особенным красавцем. Слишком уж у него нос торчит вверх.

– А мне нравятся такие носы, – сказала Мэри.

– И глаза у него такие круглые, – сомневаясь, произнесла Марта. – Хотя и красивого цвета.

– Мне нравится, что они круглые, – заявила Мэри, – А цвет у них – точь-в-точь как у неба над вересковой пустошью.

Марта засияла от удовольствия.

– Матушка говорит, они у него такие, потому что он все время высматривает птиц на небе. Но ведь рот у него великоват, правда?

– Мне нравится его рот, – решительно сказала Мэри. – Я бы хотела, чтобы и у меня был такой.

Марта рассмеялась.

– Это бы смешно выглядело при таком маленьком личике, как у вас, – сказала она. – Я так и знала, что будет, когда вы его увидите. А как вам понравились цветочные семена и инструменты?

– Откуда ты знаешь, что он их принес? – спросила Мэри.

– Я знала, что он обязательно принесет их. Он такой надежный парень!

Мэри опасалась, что девушка начнет задавать ей вопросы, на которые трудно будет ответить, но напрасно. Марта больше всего интересовалась семенами и садовым инструментом, и был только один момент, когда Мэри испугалась: когда Марта начала спрашивать, где она посеет цветы.

– Вы у кого-то спрашивали об этом? – допытывалась девушка.

– Еще ни у кого, – уклончиво ответила Мэри.

– Не советую вам говорить об этом со старшим садовником. Он слишком важный господин, этот мистер Роуч.

– Я его никогда и не видела, – сказала Мэри. – Я видела только помощников садовника и Бена Уэзерстаффа.

– Если бы я была на вашем месте, я бы спросила Бена Уэзерстаффа, – посоветовала Марта. – Он и наполовину не такой плохой, каким старается казаться, хотя всегда такой угрюмый. Мистер Крэйвен разрешает ему делать все, что он захочет, потому что он работал здесь, еще, когда была жива миссис Крэйвен, и старик всегда умел рассмешить ее. Она его любила. Наверное, он найдет для вас какой-нибудь уголок в саду, на отшибе.

– Если бы это было где-нибудь в сторонке, и никому этот кусок земли не был нужен, это никому не помешает, ведь правда же? – осторожно спросила Мэри.

– Конечно, не помешает, – ответила Марта. – Вы ведь этим никому не причините вреда.

Мэри съела обед так быстро, как только смогла, а когда встала из-за стола, то собиралась побежать в другую комнату за своей шляпой, но Марта остановила ее.

– Я должна вам кое-что сказать, только подумала, что лучше вам сначала спокойно пообедать. Мистер Крэйвен приехал утром и, похоже, хочет вас увидеть.

Мэри побледнела, как полотно.

– Ох! – воскликнула она. – Почему? Почему? Он же не захотел меня увидеть, когда я только приехала. Я слышала, как Питчер говорил об этом.

– Ну, – принялась объяснять Марта, – миссис Мэдлок говорит, что это из-за матушки. Она шла в Твейт и встретилась с ним. Раньше она никогда с ним не разговаривала, но мистер Крэйвен был несколько раз в нашем доме. Он об этом забыл, но матушка об этом помнит, и потому осмелилась заговорить с ним. Не знаю, что она о вас говорила, но что-то такое она сказала, и вот теперь он хочет обязательно вас увидеть перед тем, как завтра уедет.

– Ах! – обрадовалась Мэри. – Так он завтра уезжает? Как же я рада!

– Он уезжает надолго. Теперь не вернется до самой осени или даже зимы. Будет путешествовать по разным странам. Он всегда так делает.

– Ах! Как же я рада! – повторяла благодарная Мэри.

Если он не вернется до самой зимы, пусть даже осени, у нее будет время ухаживать за таинственным садом. И даже если потом он узнает обо всем и заберет у нее ее сад, эти радостные минуты у нее уже никто не сможет отнять.

– А как ты думаешь, когда он захочет увидеть… – она не успела договорить, потому что распахнулась дверь и вошла миссис Мэдлок. На ней было ее лучшее черное платье и чепчик, а на воротничке красовалась брошка с портретом какого-то мужчины. Это была раскрашенная фотография мистера Мэдлока, который умер много лет тому назад, и она всегда надевала ее в самые торжественные моменты. Миссис Мэдлок выглядела взволнованной.

– Волосы взлохмаченные, – быстро проговорила она. – Иди и пригладь их щеткой. Марта, подай самое лучшее платье, помоги ей одеться. Мистер Крэйвен приказал привести ее в его кабинет.

Щеки Мэри побледнели. Ее сердечко тревожно забилось. Она почувствовала, что опять превращается в скованного, унылого, молчаливого ребенка. Она даже ничего не ответила миссис Мэдлок, а просто повернулась и вышла в свою спальню в сопровождении Марты. Она молчала, когда ее переодевали и причесывали, молчала, когда шла по коридорам за миссис Мэдлок. Что же она могла сказать? Мэри должна была пойти на встречу с мистером Крэйвеном, хотя знала, что она ему не понравится, и он не понравится ей. Она заранее знала, что он о ней подумает.

Ее привели в ту часть дома, где она еще не была. Наконец, миссис Мэдлок постучала в дверь, а когда кто-то сказал: – Войдите, – они вместе вошли в комнату. В кресле перед камином сидел какой-то человек, и миссис Мэдлок заговорила с ним.

– Это мисс Мэри, сэр, – сказала она.

– Можете уйти, а ее оставьте здесь. Я позвоню, когда ее надо будет забрать, – сказал мистер Крэйвен.

Когда она вышла и закрыла за собой дверь, Мэри только и оставалось, что стоять – грустному, бледному созданию с судорожно стиснутыми руками. Она сразу заметила, что человек в кресле – вовсе не горбатый, просто у него слегка согнутые плечи, а черные волосы припорошены сединой.

– Подойди сюда! – сказал он.

Мэри приблизилась к нему.

Он не был уродливым. Его лицо было бы даже красивым, если бы он не был таким худым. Он выглядел так, словно вид Мэри беспокоил и огорчал его, и он не знал, что же с ней делать.

– Тебе здесь хорошо? – спросил он.

– Да, – ответила Мэри.

– О тебе как следует заботятся?

– Да.

Он грустно потер лоб, глядя на нее.

– Ты очень худенькая, – сказал он.

– Но я уже начала поправляться, – ответила Мэри, чувствуя, насколько скованно это прозвучало.

Какое же грустное лицо было у него! Его черные глаза выглядели так, словно не видели ее, и он с трудом осознавал ее присутствие.

– Я о тебе забыл, – сказал он. – Как я мог помнить о тебе? Я собирался прислать к тебе гувернантку или няню, или кого-нибудь, но я забыл.

– Пожалуйста… – начала Мэри. – Пожалуйста… – но сдавленное рыдание перехватило ее горло.

– Что ты хотела сказать? – спросил он.

– Я… Я уже слишком большая, чтобы у меня была няня, – выдушила из себя Мэри. – И, пожалуйста… пожалуйста, не надо пока присылать ко мне гувернантку.

Он опять потер лоб и уставился на нее.

– То же самое говорила миссис Соуэрби, – пробормотал он.

Тогда Мэри собралась с силами.

– Это… это мама Марты? – переспросила она.

– Да, кажется это она.

– Она знает, что детям нужно, – сказала Мэри. – У нее их двенадцать. Она знает.

Казалось, мистер Крэйвен приходит в себя.

– А что бы ты хотела делать?

– Я хотела бы играть в саду, – ответила Мэри, надеясь, что ее голос не дрожит. – В Индии мне это не нравилось, а здесь у меня появился аппетит, и я даже поправляюсь.

Он присмотрелся к ней.

– Миссис Соуэрби тоже сказала, что это тебе полезно, – проговорил он. – Возможно, она права. Она говорит, что ты должна набраться сил перед тем, как гувернантка начнет тебя учить.

– Я чувствую себя сильной, когда играю во дворе, а ветер дует со стороны вересковой пустоши, – сообщила Мэри.

– А где ты играешь? – продолжал расспрашивать он.

– В-везде понемногу, – заикалась Мэри. – Мама Марты прислала мне скакалку. Я прыгаю и бегаю, и смотрю, как растения начинают пробиваться из земли. Я никакого вреда не сделаю.

– Не надо так бояться, – сказал он обеспокоенно. – Ведь такой ребенок, как ты, не может причинить никакого вреда. Можешь делать все, что захочешь.

Мэри схватилась рукой за горло: боялась, дядя заметит, что от волнения у нее почти пропал голос, и подошла к нему на шаг ближе.

– В самом деле? – переспросила она, дрожа всем телом.

Ее испуганное личико, казалось, опечалило его еще больше.

– Да не бойся же ты так! – воскликнул он. – Конечно, ты можешь делать все, что хочешь. Я – твой опекун, хотя опекун для ребенка из меня не очень подходящий. Я не могу уделить тебе ни времени, ни внимания. Я слишком болен, несчастен и растерян; но я хотел бы, чтобы ты чувствовала себя счастливой и довольной. Я ничего не знаю о детях, но миссис Мэдлок должна следить за тем, чтобы у тебя было все, что тебе нужно. Я послал за тобой потому, что миссис Соуэрби сказала, что я должен с тобой повидаться. Ее дочь рассказывает ей о тебе. Она считает, что тебе нужны свежий воздух, свобода и движение.

– Она знает, что нужно детям, – не отдавая сама себе отчета, опять повторила Мэри.

– И должна знать, – сказал мистер Крэйвен. – Я подумал сначала, что это слишком смело с ее стороны – задерживать меня на вересковой пустоши, но она сказала… что миссис Крэйвен была добра к ней. – Казалось, ему было неимоверно трудно произнести имя умершей жены. – Она почтенная женщина. Сейчас, когда я тебя увидел, то понял, что она говорила умные вещи. Играй на улице, сколько тебе хочется. Парк очень просторный, и ты можешь играть, где и как хочешь. У тебя есть какие-нибудь желания? – добавил он, словно под влиянием неожиданной мысли. – Тебе нужны игрушки, книги, куклы?

– А… м-можно мне, – проговорила, запинаясь, Мэри, – можно мне получить кусочек земли?

От волнения она не отдавала себе отчета в том, как странно прозвучали ее слова, и что она вовсе не это намеревалась сказать.

– Земли! – повторил дядя. – Что ты имеешь в виду?

– Чтобы я могла посеять растения… и смотреть, как они развиваются… как они начинают жить, – продолжала Мэри.

Он посмотрел на нее и провел рукой по глазам.

– Ты так заботишься о саде? – медленно спросил он.

– Я ничего не знала о садах, когда жила в Индии, – ответила Мэри. – Я там постоянно болела, чувствовала себя усталой, там всегда так жарко. Иногда я делала из песка маленькие клумбы и втыкала в них сорванные цветы. Но здесь все по-другому.

Мистер Крэйвен встал с кресла и принялся медленно ходить по комнате.

– Кусочек земли, – повторил он сам себе, и Мэри подумала, что, должно быть, напомнила ему о чем-то из прошлого. Когда он остановился и заговорил с ней, его темные глаза смотрели ласково.

– Ты получишь столько земли, сколько захочешь, – сказал дядя. – Ты напомнила мне о человеке, который тоже очень любил землю и растения. Когда ты увидишь тот кусочек земли, который тебе понравится, – с тенью улыбки сказал он, – возьми его себе, дитя, и верни его к жизни!

– А можно мне выбрать такой кусочек земли там, где я захочу, лишь бы он был никому не нужен?

– Где угодно, – ответил он. – А сейчас иди, я устал. – Он прикоснулся к звонку, чтобы вызвать миссис Мэдлок. – До свидания! Я уезжаю на все лето.

Экономка появилась так быстро, что Мэри подумала, будто она, должно быть, поджидала в коридоре.

– Миссис Мэдлок, – сказал ей мистер Крэйвен, – Сейчас, когда я увидел этого ребенка, я понял, что имела в виду миссис Соуэрби. Девочке необходимо окрепнуть перед тем, как приступать к учебе. Давайте ей здоровую, простую пищу и разрешайте свободно бегать по парку. Не связывайте ее постоянным надзором. Ей нужны свобода, свежий воздух и движение. Миссис Соуэрби может посещать ее время от времени, и девочка, если захочет, может пойти к ним в гости.

Миссис Мэдлок выглядела обрадованной. Она вздохнула с облегчением, когда услышала, что не должна «связывать ее постоянным надзором». Забота о Мэри казалась ей весьма тягостной обязанностью, и она старалась видеться с девочкой только тогда, когда это было необходимо; кроме того, она очень любила маму Марты.