Текст книги "Секрет счастья"

Автор книги: Френсис Дикинсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Фрэнсис Дикинсон

Секрет счастья

1

Утро началось с неприятности: встав с постели, Джессика не обнаружила у кровати тапочки, которые – она знала это совершенно точно – оставила вечером на коврике. Перебрав в уме возможные варианты (необъяснимый провал в памяти, похищение тапочек любознательными инопланетянами, тайный визит Майкла, забравшего их в качестве сувенира), она остановилась на единственном реальном и, решительно прошествовав по коридору, открыла дверь в кабинет.

Так и есть! Ее любимец, терьер Цезарь, метнулся было к хозяйке с приветливым визгом, но на полпути внезапно остановился и, поджав хвост, бочком потрусил к дивану.

– Значит, это ты, Цезарь? Ты стащил мои тапочки?

Пес отвел глаза, сделав вид, что нашел что-то интересное под антикварным столиком, купленным Майклом год назад на аукционе.

– Эх ты, предатель. Тебя бы следовало назвать Брутом. – Джессика укоризненно покачала головой. – Ладно, где они? У тебя еще есть шанс на прощение.

Цезарь почти по-человечески вздохнул и, опустившись на живот, полез под диван, откуда через несколько секунд появился, держа в зубах шлепанец.

– А второй? – твердо напомнила хозяйка.

Пес снова исчез под диваном, на этот раз надолго, а когда он наконец вылез, Джессике ничего не оставалось, как только всплеснуть руками.

– Ну и ну! – Шлепанец действительно являл собой печальное зрелище: похоже, кое-кто проверял на нем остроту своих клыков и когтей. – И что мне теперь с ним делать?

Цезарь виновато вздохнул.

– И что делать с тобой? Оставить без завтрака? Или, может, отдать в приют для плохих собак?

– Гав, – ответил терьер, мотая головой.

– Конечно, в приют никому не хочется. – Джессика опустилась на корточки, потрепала собачку по загривку и, заглянув в полные раскаяния большие карие глаза, почувствовала, как злость и раздражение проходят. Цезарю было всего два года, и во многих отношениях он оставался ребенком, а кто же держит зло на неразумное дитя? – Ладно, иди на кухню, – смилостивилась она, подбирая злосчастные шлепанцы. – Но помни…

Песик обрадованно завилял хвостом и понесся в коридор, а Джессика, просунув ноги в тапочки, подошла к письменному столу, на котором лежал раскрытый ежедневник.

– Пора на работу, – пробормотала она себе под нос. – Хватит лодырничать.

Две недели назад, уходя в отпуск, Джессика испытывала совсем другие чувства: радостное предвкушение отдыха на пляжах Акапулько, облегчение оттого, что позади остался, возможно, самый тяжелый период ее почти тридцатилетней жизни, волнительное ожидание чего-то нового, чего-то такого, что снова расцветит утративший краски мир. Она улетала в Мексику с надеждой, как когда-то отправлялись в эту страну испанские конкистадоры, соблазненные и завороженные рассказами уже побывавших там счастливчиков. Она была готова к любым приключениям, к любому риску, ко всему, что только может предложить одинокой женщине всемирно знаменитый курорт.

И что же?

А ничего. Все воспоминания об отпуске поместились в чемодан, который так и стоял пока, неразобранный, в прихожей. Серебряное блюдо с непонятными символами кровожадных ацтеков, кожаная жилетка, купленная на экскурсии в Мехико, литровая бутылка текилы да пончо, украшенное индейским орнаментом, – вот и все, что она привезла в скучный, ничуть не изменившийся за время ее отсутствия город Спрингфилд, штат Иллинойс.

Ты никому не нужна. Даже в Акапулько.

Слова эти, оставшиеся непроизнесенными, вспыхнули перед глазами, как надпись на предупреждающем дорожном знаке.

Джессика тряхнула головой, отгоняя неприятные мысли, посмотрела на старинные настенные часы и, поборов искушение проверить поступившие по электронной почте сообщения, вышла из кабинета и свернула налево, к лестнице. Она рассеянно подумала, что надо бы, конечно, сначала принять душ, но в кухне ее наверняка ждал соскучившийся и голодный Цезарь, проведший две недели у соседки Джессики, миссис Грейвстоун.

Насыпав в одну мисочку сухого корма, а в другую налив свежей воды, Джессика приготовила себе кофе и горячий бутерброд. На кухне, как, впрочем, и во всех остальных комнатах, царил порядок – об этом позаботилась Сьюзен, убиравшая в доме два раза в неделю. После расставания с Майклом Джессика подумывала о том, чтобы отказаться от услуг домработницы, но в конце концов решила выждать какое-то время, освоиться в роли одинокой женщины, а уж потом инициировать другие перемены. Иногда она думала, что, может быть, ее нерешительность объясняется подсознательным желанием сохранить видимость неизменности, нерушимости прежнего уклада, частью которого последние четыре года был Майкл Кэррингтон, ее муж.

Бывший муж, поправила себя Джессика.

Официально они еще оставались супругами, причем ни один не делал значимых шагов в направлении развода, но фактически…

Майкл бы остался, если бы она только захотела.

– Чепуха, – возразила сама себе Джессика, споласкивая кружку и вешая ее на крючок над раковиной.

Цезарь уже утолил голод и теперь крутился у ее ног, выпрашивая внимание и ласку.

– Конечно, сначала утащил мои шлепанцы, а теперь подлизываешься. Нет, голубчик, с вами, мужчинами, надо быть построже.

Укрепив себя такой мудрой сентенцией, она посмотрела на электронное табло плиты. На работе нужно быть к половине девятого, а значит, в запасе не так уж много времени. Итак, в душ!

Джессика надевала туфли, когда зазвонил телефон.

– Да?! – коротко бросила она, сняв трубку.

– Джесси, милая, вернулась? – Последние несколько лет мать Джессики страдала прогрессирующим ослаблением слуха, а потому разговаривала все громче.

– Да, мама, вернулась. Как у вас дела? Ты здорова? Что папа? Он дома?

– У нас все в порядке. Твой отец, как всегда, в саду. Ждем тебя сегодня к обеду. Я приготовлю твои любимые рыбные фрикадельки. Успеешь к шести?

– Мм… пожалуй, лучше к семи. Я еще не знаю, что там в редакции.

– Хорошо, значит, к половине седьмого. – Похоже, информация все же дошла до миссис Фоллетт с некоторым искажением. – Знаешь, вчера у нас был Майкл…

Джессика закатила глаза. Ее родители обожали Майкла и все еще надеялись, что их дочь смягчится и простит мужу «маленькую шалость».

– Мама, извини, мне некогда. Опаздываю. Позвоню перед ланчем. Все. Поцелуй папу.

– Да-да, – согласилась миссис Фоллетт. – Обязательно передам.

Редакция «Спрингфилд дейли кроникл» занимала двенадцатый этаж вознесшегося в восточной части города двадцатичетырехэтажного административного здания. До недавнего времени газете вполне хватало вдвое меньшей площади, но учредительный совет, во главе которого еще четыре года назад стоял отец Джессики Рэймонд Фоллетт, после долгих и ожесточенных дискуссий взял курс на превращение «Кроникл» в ведущий печатный орган не только города, но и штата, и в качестве первого шага к этой амбициозной цели перебросил редакцию в новое здание. Через полтора года Рэймонд Фоллетт перенес инфаркт и отошел от дел, а Джессика, работавшая в одной из крупнейших газет Чикаго, откликнулась на призыв родителей и вернулась домой, где незамедлительно попала в водоворот интриг и страстей.

Дело в том, что с уходом с арены Рэймонда Фоллетта, пользовавшегося и в совете, и в коллективе газеты непререкаемым авторитетом, на освободившееся место появилось слишком много претендентов. Не выдержав склок и раздоров, делавших невозможным проведение четкой редакционной политики, покинул свой пост Кеннет Баркли, многолетний главный редактор «Кроникл» и давний друг семьи Фоллетт. Столкнувшись с угрозой развала вполне успешного бизнеса, хозяева газеты нашли в себе мужество отказаться от взаимных претензий и согласились на компромисс. Итогом продолжавшегося целую ночь совещания стало коммюнике из двадцати четырех пунктов, и в одном из них говорилось о приглашении на вакантное место главного редактора Джессики Монро, дочери Рэймонда Фоллетта.

Предложение стало для нее полной неожиданностью. Конечно, кое-какой опыт у нее имелся, но достаточно ли его для того, чтобы в течение трех лет удвоить тираж, увеличить прибыли и при этом сохранить независимость от противоборствующих групп? Джессика попросила на размышление три дня. Ей дали два. Семейный совет с участием приглашенного Кеннета Баркли принял решение. Через два дня она села в кресло главного редактора.

Сейчас, оглядываясь на пройденный путь, Джессика искренне удивлялась: как она смогла все это выдержать? Два года без отпуска, практически без выходных, в атмосфере зависти и сочувствия, злобы и уважения, завуалированного саботажа и поддержки. Она вставала в пять утра и ложилась не раньше полуночи. Выслушивала жалобы и давала советы. Искала рекламодателей и спонсоров. Посещала приемы и вечеринки. Спорила с отцами города и принимала тех, кто видел в газете последнего защитника своих попранных прав. Она завела десятки знакомств, стала вхожа в лучшие дома, попала в ежегодный список «Ста самых влиятельных людей штата».

И нажила немало врагов.

Но самое главное – потеряла мужа.

Свободных мест на стоянке не было. Кроме одного.

Дежуривший на въезде Сол Деррик, отставной сержант морской пехоты, потерявший руку во время операции «Буря в пустыне», еще издали узнал серебристый «вольво» Джессики и, выйдя из будки, приветливо улыбнулся.

– Мисс Фоллетт! Рад вас видеть. Мы все тут без вас скучали. Хорошо отдохнули?

– Спасибо, Сол. Отдохнула хорошо. Что нового у вас?

– Все по-старому. – Сол наклонился к окну машины. – Ваше место свободно. Проезжайте.

– Удачного дня, Сол.

– И вам того же, мисс Фоллетт.

Выйдя из салона, Джессика невольно остановила взгляд на стоявшем рядом роскошном, хотя и далеко не новом «астон-мартине». Интересно, чей же это? Раньше здесь обычно оставлял свою машину директор страхового агентства, располагавшегося этажом ниже редакции. Неужели Каррадайн сменил «мерседес» на «астон-мартин»? На него не похоже.

Она прошла по асфальтированной дорожке, взбежала по широким каменным ступенькам и вошла в просторный прохладный холл. Несколько человек поздоровались с Джессикой, кто-то улыбнулся, кто-то бросил шутку, кто-то комплимент – и она вдруг поймала себя на том, что соскучилась по этому зданию, которое за два прошедших года стало для нее едва ли не вторым домом.

Ждать лифта не пришлось, и через пару минут главный редактор «Спрингфилд дейли кроникл» двадцатидевятилетняя Джессика Фоллетт ступила на синюю дорожку, вытянувшуюся во всю длину коридора двенадцатого этажа.

Она открыла дверь кабинета, нащупала на стене выключатель – на потолке замигали лампы дневного света – и оглядела помещение, стараясь найти приметы произошедших за время ее отсутствия перемен. Кажется, все на местах – те же оклеенные бледно-зелеными обоями стены, бежевый ковер на полу, просторный рабочий стол с компьютером, рядом с ним тумбочка, в которой пряталась кофеварка и две китайские чашечки с золотыми драконами, яркие пейзажи в маленьких рамках…

Стоп, а где же шторы? Сейчас окно закрывали вертикальные жалюзи серебристого цвета, совершенно не гармонировавшие с обстановкой кабинета. Ладно, надо будет узнать у Тони.

Кондиционеры в редакции всегда работали с перебоями, и по телу, привыкшему за две недели к мексиканскому зною, пробежала легкая дрожь. На стоящей в углу вешалке висел жакет, и Джессика с удовольствием набросила его на плечи.

Прежде чем провести традиционную редакционную летучку, Джессика пригласила в кабинет своего заместителя Энтони Рашмора. Энтони проработал в газете около двадцати лет и считался своего рода хранителем традиций «Кроникл», верность которым он ставил превыше всего прочего, даже лояльности к шефу. Отец Джессики, хорошо знавший Энтони, не раз говорил, что на него можно положиться во всем. Энтони было всего лишь сорок семь, и он только что развелся с женой.

– Привет, Джесс, – бросил он, входя в кабинет и без приглашения устраиваясь в потертом кожаном кресле неопределенного цвета и возраста. – Не буду спрашивать, как отдохнула – вижу, что, по крайней мере, загорела. – Он покачал головой и, усмехнувшись, добавил: – Молодец, что вернулась.

– А ты думал, что я не вернусь? Не хотелось слезать с нагретого места? – отшутилась Джессика.

Энтони пожал плечами.

– Ты же знаешь, к старости начинаешь думать, как бы устроиться так, чтобы и делать поменьше, и получать побольше. – Он похлопал по подлокотнику. – Здесь сидеть куда удобнее, чем по твою сторону стола.

– Что-то ты рано о старости заговорил.

Она сняла трубку и моментально услышала голос секретарши Роуз Макговерн:

– Да, миссис Монро?

Черт бы тебя побрал, с внезапной злостью подумала Джессика. Прекрасно зная, что они с Майклом разошлись, Роуз упрямо продолжала называть ее «миссис Монро». Секретарша досталась Джессике «в наследство» от предшественника и, надо отдать ей должное, исполняла свои обязанности безукоризненно. Однако теплые отношения между ними так и не сложились. Впрочем, может быть, и к лучшему.

– У меня мистер Рашмор, так что придержите все звонки до девяти, – распорядилась Джессика.

– Хорошо, миссис Монро.

– Старушка Роуз в своем стиле, – заметил Энтони. – Сколько я ее помню, всегда была такой. Впрочем, если в мире остается что-то неизменное, это не так уж плохо.

Джессика пожала плечами.

– Похоже, ты становишься консерватором. Ладно, Тони, рассказывай. Я, конечно, в курсе последних событий – читала газету в Интернете, – но…

– Тебя, разумеется, интересует статья Пола Бродерика, не так ли?

– В первую очередь. – Она развернула номер недельной давности и постучала ногтем по броскому заголовку на первой полосе. – «Сомнительные сделки мэра Киркленда». Ты же знаешь, что мы решили придержать материал до полной проверки всех фактов.

Энтони внимательно посмотрел на нее и покачал головой.

– Знаешь, Джесс, будь на твоем месте кто другой, я бы решил, что меня подставляют.

– О чем это ты?

– Не догадываешься?

– Нет.

– Стентон.

– Стентон? Билл Стентон? Ты хочешь сказать, что он заставил тебя это напечатать? – Джессика подалась вперед. – Тони…

Энтони Рашмор посмотрел в окно, за которым простиралось безоблачное голубое небо.

– Ты не против, если я закурю?

Вернувшись в кабинет после летучки, Джессика устало опустилась в кресло. Они все-таки ее обыграли. Дождались, пока она ушла в отпуск, и протолкнули материал, появление которого означало только одно: открытая война против мэра началась.

Саймон Киркленд не нравился многим. В том числе и самой Джессике. Мэра обвиняли во взяточничестве, в финансовых махинациях, в злоупотреблении властью и во многом другом. Часть обвинений выплеснулась на страницы газет. Киркленд подал в суд на издания и выиграл несколько дел. Проигравшие отделались опровержениями и относительно легкими штрафами. Мэр же, выступая по телевидению в популярной передаче «Лицом к народу», предупредил своих оппонентов, что в следующий раз ударит сильнее. Противники замолкли. И вот…

По словам Энтони Рашмора, на третий день после отъезда Джессики в Акапулько в его кабинете появился Пол Бродерик, известный в городе репортер, сотрудничающий с несколькими изданиями, и предложил опубликовать статью, разоблачающую связи мэра со строительной компанией «А. Г. Индастриз», незаконно – по мнению автора – получившей подряд на возведение нескольких социально значимых объектов.

Внимательно изучив материал, Энтони счел приведенные доказательства неубедительными и ответил Бродерику отказом. На следующий день ему позвонил Билл Стентон, член учредительного совета и крупнейший акционер газеты. Противостоять его давлению Энтони не смог, тем более что Стентон заявил, будто вопрос уже согласован с Джессикой, которая и в отпуск-то отправилась только потому, чтобы не брать на себя ответственность за «горячую» публикацию.

Итак, ее подставили. Нагло, бесстыдно, жестоко. Что делать? Позвонить Стентону? Потребовать экстренного созыва совета? Нанести визит мэру?

А если Тони откажется от своих слов? Если встанет на сторону Стентона?

Может быть, поговорить с Полом Бродериком?

Или сначала все-таки посоветоваться с отцом?

Невеселые размышления Джессики прервал телефонный звонок.

– Привет.

– Майкл? Что тебе надо?

Он рассмеялся как ни в чем не бывало.

– И это вместо «доброго утра»? Ты ничуть не изменилась. Хорошо.

– Почему? – автоматически спросила она.

– Потому что, если бы ты изменилась, это означало бы, что у тебя кто-то появился, а так…

– Иди к черту, – пробормотала Джессика. – У тебя своя жизнь, а у меня своя.

– Не могу! – жизнерадостно сообщил он. – Приглашен на обед к половине седьмого. Угадай куда?

Мама. Конечно, это она. Все еще надеется, что они сойдутся. Боже, какая наивность! Впрочем, ей ведь не все известно.

– Надеюсь, ты отказался? – спросила Джессика.

– С какой стати? – искренне удивился Майкл. – Твоя мать прекрасно готовит, а у твоего отца всегда найдется бутылочка отличного старого бренди. К тому же мы все еще супруги, не забыла?

– Почему ты не оставишь меня в покое? – Несмотря на все старания, Джессике так и не удалось произнести эту фразу бесстрастно.

– А ты подумай хорошенько. Нам есть что обсудить.

– Но не обязательно же в доме моих родителей, – запротестовала она.

– Ладно, давай встретимся в другом месте. Когда у тебя ланч?

– Как обычно.

– Вот и отлично. – Майкл замолчал на несколько секунд, и Джессике показалось, что она слышит еще чей-то голос. – Жду в половине второго в «Павлине».

Не дожидаясь ответа, он повесил трубку.

И после этого кто-то еще станет утверждать, что понедельник – обычный день недели?

Джессика уже собиралась выходить, когда ее внимание привлекла стопка писем, поступивших в адрес редакции на ее имя за минувшие две недели. Она быстро перебрала их, не обнаружила ничего особенного, и лишь предпоследнее заставило ее замереть. Конверт ничем не отличался от прочих, но в правом верхнем углу красовался сделанный от руки рисунок – паучок в раскинутой сети паутины.

2

Кевин Моррисон побарабанил пальцами по столу.

– Итак, миссис Кушинг, вы хотите, чтобы я установил слежку за вашим мужем? Правильно?

Миссис Кушинг с хитрой усмешкой покачала головой.

– Нет, не так. Я хочу, чтобы вы раздобыли доказательства его супружеской неверности. Как именно вы это сделаете, меня не интересует.

Кевин задумчиво посмотрел на сорокалетнюю крашеную блондинку в легкомысленной юбочке и чересчур откровенном топе – такой наряд подошел бы девчонке-подростку, а не матери двенадцатилетней дочери.

– И вы даете мне на всё четыре дня? Не уверен, что успею собрать достаточно убедительные улики.

– Четверо суток, – поправила его женщина. – Я плачу вам четыреста долларов в сутки, плюс расходы, плюс три тысячи в случае успеха.

Теперь уже усмехнулся Кевин.

– Что вы подразумеваете под успехом?

Блондинка подалась вперед так резво, что ее силиконовые груди едва не выскочили из топа. Кевин представил, что было бы, если бы это произошло, и поспешил перевести взгляд на лежащий на столе календарь.

– Под успехом я подразумеваю следующее: вы предоставляете информацию, которая поможет мне развестись с ним и удовлетворить материальные притязания.

– Хмм… – задумчиво протянул Кевин. – В таком случае вы понимаете, что мне придется ждать, возможно, несколько месяцев, потому что решение об удовлетворении ваших притязаний должен принять суд, а это…

– Нет-нет, – перебила его миссис Кушинг, – добытые вами доказательства предварительно оценит мой адвокат. В случае положительного заключения я рассчитаюсь с вами незамедлительно.

– А точнее?

– В течение двух дней.

– Что ж, миссис Кушинг, я согласен. Итак, когда я должен представить вам отчет?

– В четверг, к шести пополудни. – Она открыла сумочку, расстегнула замок и достала конверт. – Здесь тысяча двести долларов. Желаю удачи.

Она поднялась. Кевин тоже встал.

– Поверьте, я сделаю все возможное.

Она смерила его неспешным, оценивающим взглядом.

– Нисколько не сомневаюсь. Мне говорили, что работать вы умеете.

Она уже открывала дверь, когда Кевин остановил ее вопросом:

– Скажите, миссис Кушинг, а к чему такая спешка?

Женщина медленно повернула голову и усмехнулась.

– В пятницу я улетаю отдыхать во Флориду. Хочу чувствовать себя свободной.

– Понятно.

– Кстати, вы выглядите усталым, мистер Моррисон. Давно не были в отпуске? Во Флориде сейчас чудно. – Она многозначительно подмигнула. – Подумайте.

Кевин ухмыльнулся. День в обществе миссис Кушинг стал бы для него приговором, равнозначным годичному тюремному заключению. Хотя кто знает, может быть, она полна скрытых достоинств?

3

Разумеется, было бы наивно рассчитывать, что все неприятности понедельника исчерпываются угрозой вылететь с работы, предстать перед судом по обвинению в клевете, встречей с Майклом ланчем и анонимным письмом с изображением паука. Подойдя к лифту, Джессика обнаружила на дверце табличку с надписью «Просим извинения. Временно не работает».

Пришлось спускаться пешком. На площадке шестого этажа она едва не налетела на направляющегося к лестнице высокого темноволосого мужчину лет тридцати пяти в явно пошитом на заказ модно измятом льняном костюме и в рубашке без галстука. Джессика замедлила шаг, пропуская его, но незнакомец сделал вид, что не заметил поданного сигнала, и остался у нее за спиной. В другой день Джессика с удовольствием поиграла бы с ним в эту игру, но сейчас ей было не до игр. Остаток пути ее спину сверлил взгляд мужчины, который Джессика ощущала, казалось, всем телом.

Миновав холл и обнаружив, что преследователь отстал, она облегченно вздохнула, но, уже открывая дверцу «вольво», увидела, что незнакомец тоже направляется к стоянке. Мало того, выезжая на Донован-стрит, Джессика заметила выкатывающийся следом «астон-мартин».

Интересно, кто его владелец? На страхового агента мужчина никак не походил. Юрист? Нет. Может, служащий рекламного агентства? Тоже вряд ли. Незнакомец вообще выглядел слишком независимым, чтобы работать на кого-то. Мужчине с таким взглядом – расслабленным и вместе с тем цепким и внимательным – надлежит охотиться вне стаи. Но где в наше время обитают волки-одиночки?

Ответ не приходил, и Джессика, не любившая пребывать в неведении относительно того, что задело ее любопытство, решила проверить все на обратном пути. Как? Очень просто – если он работает в одном из офисов на шестом этаже. Если же приезжал по делам – можно будет спросить у Сола Деррика. Да мало ли способов… Как говорится, было бы желание.

В ресторане Джессику знали, а потому сразу провели к уединенному столику во втором зале.

– Мистер Монро уже здесь, – доверительно сообщил метрдотель. – Просил вас подождать.

– Он сделал заказ?

– Нет, мисс Фоллетт.

– Что порекомендуете, Габриэль?

Метрдотель, помнивший Джессику еще десятилетней девочкой, на секунду задумался.

– Я бы посоветовал креветки. Их доставили только что. Думаю, вам понравится.

– Отлично, пусть будут креветки.

Майкл появился, только когда официант уже принес бутылку «перье» и салат. Высокий, с коротко подстриженными светлыми волосами и выразительным, с рельефными чертами лицом, он за последний год немного раздался в талии, но оставался по-спортивному подтянутым и подвижным. Когда-то Майкл отлично играл в бейсбол и даже подумывал о профессиональной карьере спортсмена, но перелом ноги, оставивший по себе небольшую хромоту, поставил крест на честолюбивых мечтах. Иногда Джессике казалось, что Майкл и к жизни относится, как к состязанию.

– Эй, да ты уже начала? И без меня! Могла бы и подождать. – Майкл опустился на стул, взял в руки меню и тут же положил его на стол. – Надеюсь, мне ты тоже что-нибудь заказала?

Джессика покачала головой.

– Нет? – Майкл жестом подозвал официанта. – Мне то же, что и миссис Монро. И бокал шардонне.

– Послушай…

Он поднял руку.

– Подожди. Прежде всего я рад, что ты наконец-то выбралась в отпуск. Акапулько, да? Говорят, неплохое местечко. Жаль, мексиканцы немного распустились. Узнали вкус легких денег. Какой-нибудь мальчишка перенесет твой чемодан на пару метров и уже протягивает руку. А дашь ему пару долларов, так еще и недоволен. Нет, настоящее обслуживание надо искать южнее, в Гватемале или в Коста-Рике.

– Ты, похоже, знаток в этом вопросе. – Джессика усмехнулась. – Давно из Гватемалы?

– Я не шучу. И тебе прекрасно известно, что мне сейчас не до поездок.

– Неужели? Что так? Проблемы с бизнесом?

– Разве это бизнес? Реклама в таком захолустье, как Спрингфилд, никогда не будет приносить хорошие деньги. – Он с удовольствием отпил глоток белого вина и кивнул официанту. – Прекрасно. Уверена, что не хочешь?

– Ты же знаешь, я не пью на работе.

– Да-да, знаю, – немного грустно произнес Майкл, рассеянно осматриваясь.

– Ты хотел поговорить со мной о чем-то, – напомнила Джессика. – У меня мало времени, так что начинай. Только, пожалуйста, ближе к делу.

– Ладно. – Майкл поставил бокал на бледно-зеленую скатерть и, пододвинув тарелку с салатом, взялся за вилку. – Тебе не кажется, что мы уже наигрались?

– Что ты имеешь в виду? – Джессика постаралась не выдать удивления: раньше Майкл упорно уходил от обсуждения их отношений, как будто его вполне устраивало сложившееся положение.

– Может быть, нам пора… хм… ну… воссоединиться… Я вернусь в наш дом, и все будет, как раньше.

– Как?

– Что как? – не понял Майкл.

– Как раньше? Следует ли понимать так, что ты будешь, как раньше, приходить домой за полночь или не приходить совсем? Что будешь таскаться по любовницам? Катать на машине студенточек? Являться со следами помады на лице и жарких поцелуев на шее… и в других местах? Должна ли я…

Майкл поморщился.

– Хватит, перестань. Да, бывало всякое, но это так… забавы.

– Забавы? – Голос Джессики сорвался едва ли не на крик, и несколько человек, сидевших за соседними столиками, повернули головы в их сторону. Черт, держи себя в руках! – Измены – это, по-твоему, забавы?

– Конечно. Подумаешь, прокатился с кем-то. Ты же знаешь нынешнюю молодежь. Сами прыгают в машину. Черт возьми, буквально на днях подвозил одну девчушку лет шестнадцати, не больше, так не проехал и ста метров, как она уже полезла мне в штаны.

– И что же ты? – Джессика усмехнулась. – Высадил ее на ближайшем повороте? Или…

– Боже, ты все переиначиваешь на свой лад! – Майкл изобразил такое отчаяние, что сердце любой женщины преисполнилось бы жалостью к невинному страдальцу и ненавистью к той, которая причиняла ему эти нечеловеческие мучения. Любой, но не Джессики. – Конечно, во всем виноват только я. Но…

– Ах да, конечно, как же без «но», – съязвила Джессика, отодвигая тарелку с салатом и принимаясь за фаршированные креветки. – Ну-ну, интересно послушать.

– А что? Разве не так? – Теперь Майкл попытался изобразить оскорбленное достоинство. – Признайся, что ты отодвинула меня на задний план. Утром – работа, днем – работа, вечером – работа. Ты работала даже в выходные!

– Зато ты… – Джессика прикусила губу. Боже, ну что за идиотизм – прийти в ресторан, чтобы поругаться, взяться за выяснение отношений, привлечь к себе внимание!.. Нет, хватит с нее этого цирка. – Вот что, Майкл, пойми раз и навсегда: между нами все кончено.

– Но почему?

– Потому что ты предал меня.

– Я не предавал тебя, Джесс. – Он подался к ней через стол. – Поверь, мне очень жаль, что так получилось. Но я не изменял тебе… по-настоящему.

Джессика посмотрела ему в глаза. Сказать? Или не надо?

– Не изменял?

Он отвел глаза, но только на мгновение.

– Нет.

– А Синтия?

На мгновение ей показалось, что его хватит удар: глаза расширились, кровь прилила к лицу, губы задрожали…

– Т-ты з-з-знаешь? – прошептал чуть слышно Майкл.

Ей хватило сил только на то, чтобы кивнуть.

Это случилось в январе, сразу после рождественских каникул. Джессике пришлось уехать по делам в Нью-Йорк. Предполагалось, что поездка займет три дня, но ей удалось освободиться раньше и вернуться не в субботу, а в пятницу вечером. Решив преподнести Майклу сюрприз, она не стала звонить и сразу из аэропорта поехала домой. Отпустив такси метрах в ста от дома, Джессика зашла в супермаркет, где купила бутылку вина и пирожные. Как хорошо – впереди целый уик-энд, не надо ни о чем думать, никуда спешить. Они заберутся в постель и… Нет, лучше устроятся у камина в гостиной и…

Мечты уносили ее в романтический мир, картины любви, одна смелее другой, сменяли друг друга, и к тому времени, когда Джессика подошла к дому, она так распалилась, что начала расстегивать пальто уже на ступеньках.

В доме горело только одно окно, окно их спальни на втором этаже. Открыв дверь своим ключом, Джессика бросила сумку в прихожей и взбежала по лестнице. У двери она остановилась, чтобы перевести дух и поправить волосы. И вдруг услышала голоса.

Телевизор?

Она прислушалась. Один голос явно принадлежал Майклу. А второй – о ужас, женский! – Синтии, двадцатилетней девице, исполнявшей в его рекламном агентстве довольно неопределенные функции.

Постояв у двери, Джессика поняла, что говорят они отнюдь не о перспективах развития бизнеса и даже не о последнем бестселлере Дэна Брауна. Они говорили о ней.

Сначала она хотела распахнуть дверь, предстать на пороге разъяренной фурией и изгнать обоих на мороз – пусть покувыркаются в снегу, – но тут Майкл назвал подружку словом, которое использовал только по отношению к ней, Джессике, и только в минуты близости.

У нее вдруг потемнело в глазах, ноги сделались ватными, а в ушах застучало так, словно в голове кто-то стал бить в тамтам.

Слава богу, она не лишилась чувств, а нашла в себе силы спуститься на первый этаж, добрести до библиотеки, выпить бренди и растянуться на маленьком кожаном диванчике.

Самое интересное, что Майкл, выпроводив утром Синтию, тоже куда-то уехал, а вернувшись и обнаружив спящую в библиотеке жену, так ничего и не заподозрил.

Весь вечер Джессика решала, что делать и как быть. Возможно, если бы Майкл признался в содеянном или хотя бы повел себя так, как ведут в кино провинившиеся мужья, она бы простила. Но он оставался весел и бодр, словно ничего не случилось, что зародило в ней новые подозрения. Ночью она сослалась на головную боль и ушла спать в гостевую комнату, а утром, собравшись с духом, заявила, что им нужно расстаться.

Джессика не стала ничего объяснять, и, разумеется, для всех ее решение было загадкой. Родители, возможно знавшие что-то или о чем-то догадывавшиеся, уговаривали ее простить мужа. Майкл картинно обижался, разводил руками, пожимал плечами и даже пытался объяснить выходку супруги тем, что у нее кто-то появился. Подруги качали головой и вертели пальцем у виска.

Джессика настояла на своем, и Майкл ушел.

После ланча Джессика вернулась в редакцию, твердо настроившись на работу. Надо просмотреть верстку, надо встретиться с заведующими отделами, надо побеседовать с фотокорреспондентом Джином Хэккетом, только что вернувшимся из командировки в Ирак… Надо, надо, надо…