355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Фрэнк Харрис » Моя жизнь и любовь » Текст книги (страница 1)
Моя жизнь и любовь
  • Текст добавлен: 13 июля 2021, 21:30

Текст книги "Моя жизнь и любовь"


Автор книги: Фрэнк Харрис



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Фрэнк Харрис
Моя жизнь и любовь

Коротко об авторе

Фрэнк Харрис (1855–1931, Джеймс Томас Харрис) родился 14 февраля 1855 года в Голуэе, в Ирландии, в семье валлийцев. Его отец, Томас Вернон Харрис, был военно-морским офицером из Фишгарда, Уэльс. Живя со своим старшим братом, Фрэнк около года больше проучился в Королевской школе в Арме. В возрасте 12 лет он был отправлен в Уэльс, чтобы продолжить свое образование в гимназии Ruabon в Дербишире, однако мальчик был недоволен школой и в частности царившими в ней гомосексуальным насилием, как со стороны старших школьников, так и со стороны педагогического состава (обо всём этом он с ужасающими подробностями рассказал в своей откровенной книге-исповеди «My Life and Loves» – «Моя жизнь и любовь»). Ровно через год мальчик сбежал оттуда в Соединенные Штаты и в конце 1869 года приехал в Нью-Йорк практически без гроша. В 13 лет он подрабатывал случайными заработками, чтобы прокормить себя, работая сначала чистильщиком обуви, носильщиком, разнорабочим и строителем на возведении Бруклинского моста. Позже Харрис описал эти ранние профессиональные опыты в рассказах, которые включил в свою первую книгу «Бомба» (1908).

Из Нью-Йорка Харрис переехал на Средний Запад Америки, поселившись во втором по величине городе страны, Чикаго, где он устроился на работу клерком в отеле, а затем и менеджером. Благодаря тому, что Чикаго занимал центральное место в мясной индустрии, Харрис познакомился с различными скотоводами, которые вдохновили его покинуть большой город и заняться животноводством. Так он стал ковбоем. В конце концов Харрису надоела жизнь в индустрии крупного рогатого скота и он поступил в университет штата Канзас, где изучал право и получил степень, а также допуск к государственной ассоциации адвокатов штата Канзас.

В 1878 году в Брайтоне он женился на Флоренс Рут Адамс, которая умерла в следующем году. Вскоре после ее кончины Харрис понял, что не создан для юридической деятельности и решил обратить свое внимание на литературу. Он вернулся в Европу, в своих литературных поисках путешествовал по разным городам Германии, Австрии, Франции и Греции. Некоторое время он проработал корреспондентом американской газеты, прежде чем обосноваться в Англии в 1882 году, чтобы серьезно заняться журналистикой.

Харрис впервые стал известен в качестве редактора ряда лондонских газет, включая Evening News, Fortnightly Review и Saturday Review; последняя является высшей точкой его журналистской карьеры, где он завёл дружбу с Г. Уэллсом и Дж. Бернардом Шоу, как регулярными авторами.

С 1908 по 1914 годы Харрис сосредоточился на деятельности романиста, стал автором серии популярных книг, таких как «Бомба», «Человек Шекспир», «Желтый билет» и др. С началом Первой мировой войны, летом 1914 года, Харрис решил вернуться в Соединенные Штаты.

С 1916 по 1922 годы он редактировал в США издание «Журнала Пирсона», популярный ежемесячник, который сочетал короткие фантастические рассказы с просоциалистическими особенностями толкования новостей. Один из выпусков журнала даже был запрещен к рассылке гл. почтмейстером Альбертом С. Бурлесоном в период участия Америки в Первой мировой войне. Несмотря на это, Харрису удалось справиться с деликатной ситуацией, с которой столкнулась левая пресса, и сохранить работоспособность и платежеспособность журнала в годы войны.

В апреле 1921 года Харрис стал гражданином США. В 1922 году он отправился в Берлин, чтобы опубликовать свою самую известную работу – автобиографический роман «My Life and Loves» («Моя жизнь и любовь»). Книга получила известность благодаря откровенным описаниям сексуальных контактов автора и преувеличенными масштабами его приключений и роли его личности в мировой истории.

«Моя жизнь и любовь» – это 4-хтомная автобиография, публиковавшаяся между 1922 и 1927 годами. Каждый из четырех томов был проиллюстрирован многими рисунками и фотографиями обнаженных женщин. В книге наглядно представлены эротические подвиги Харриса и помещены раздутые сплетни о сексуальной активности знаменитостей того времени.

В течение последующих 40 лет это произведение было категорически запрещено как в США, так и в Великобритании. Впервые оно стало доступно в Америке лишь в 1963 году. Одно время книга продавалась в Париже дороже, чем за 100 долларов. В России это произведение не появлялось ни до перестройки, ни после неё. У читателя в руках первое русское издание этой книги.


Обложка первого прижизненного издания

книги Ф. Харриса «My Life and Loves» («Моя жизнь и любовь»)

Современные и исторические деятели, часто обсуждаемые в этой книге, включают Роберта Браунинга, Элизабет Браунинг, Томаса Карлайла, Джозефа Чемберлена, лорда Рэндольфа Черчилля, сэра Чарльза Дилка, лорда Фолкстоуна, Юарта Гладстона, Генриха Гейне, Джорджа Мередита, Чарльза Парнелла, Сесиля Родса, лорда Солсбери, Байрон Смита, Алджернона Суинберна, Оскара Уайльда и многих других.

Пятый том, предположительно взятый из авторских дневников и заметок (сомнительного происхождения), был опубликован в 1954 году, намного позже смерти автора.

Спустя годы журнал Time в марте 1960 года так отозвался о личности Харриса: «Не будь он завзятым лгуном, Фрэнк Харрис был бы великим биографом… у него была ужасающая дисквалификация, поскольку однажды он всё-таки сказал правду, как отметил Макс Бирбом, только «когда его сочинительство было замечено».

Кроме этой автобиографии, Харрис также писал рассказы и романы, две книги о Шекспире, серию биографических очерков в пяти томах под названием «Современные портреты» и биографии своих друзей Оскара Уайльда и Дж. Бернарда Шоу. Его опыты в драматургии были менее успешными: на сцене была поставлена только пьеса «Мистер и миссис Давентри» (1900 г.) (основанная на идее Оскара Уайльда).

Трижды побывав в браке, Харрис умер в Ницце 26 августа 1931 года в возрасте 75 лет от сердечного приступа. Позже он был похоронен в том же городе, на кладбище Cimetière Sainte-Marguerite, рядом с Cimetière Caucade.

Сразу после его смерти была опубликована его биография, написанная Хью Кингсмиллом.

Источник «Википедия» (https://en.wikipedia.org/wiki/Frank_Harris)


Предисловие

Бреди душа, гость тела,

По скользкому и мерзкому пути.

Не бойся лучшего удела,

Чем истина в твоей груди.

Сэр Уолтер Рэйли

Однажды жарким августовским днём, сидя в пыльном и многолюдном Нью-Йорке, я взялся за создание своего духовного завещания с верой и надеждой в то, что это будет лучшее, что мне удавалось в жизни. Надеюсь, что я успею его написать, прежде, чем уйду в лучший из миров.

Моя журналистская деятельность в период войны и во время перемирия подверглась судебному преследованию со стороны федерального правительства, которое обвинило меня в подстрекательстве к мятежу и неповиновению; и хотя третий генеральный почтмейстер, экс-губернатор города Докери, шт. Миссури, который был выбран судебным департаментом при верховной суде США в качестве его главного судьи, заявил о моей невиновности и заверил, что меня больше не будут преследовать во внесудебном порядке, мой журнал «Индивидуум» то и дело задерживали на почте, а тираж уменьшился на две трети. Я практически разорился в результате незаконного преследования президентом Вильсоном и его главным помощником – Бурлесоном. Надо мной открыто глумились в прессе, когда я через суд потребовал денежной компенсации. Однако американское правительство не сочло нужным признать свои ошибки и раскошелиться. В результате я получал лишь отписки от судебных властей разных инстанций. И дело заглохло. Требовались огромные деньги на взятки, чтобы запустить скрипучую систему правосудия. Увы, на тот момент денег у меня не было.

Я освещаю этот позорный для Америки факт с тем, чтобы борцы за свободу и справедливость обрели силу духа и уверенность в своих притязаниях к власти имущих. Лично о себе же я хочу сказать, что ни в коей мере не жалуюсь на судьбу и даже благодарен ей за то, что она обошлась со мной, как с равным из равных и дала возможность добиться справедливости. Впрочем, если бы меня не довели до нищеты, то я бы вряд ли взялся за написание сей смелой во всех отношениях книги, ибо это тяжёлый и неблагодарный труд, который совершенно не подходит джентльмену в летах.

Ради доброго слова от своих почитателей, будучи человеком, попавшим в кабальную ситуацию, как говорят французы, я оборачиваюсь и с высоты своих лет, призываю людей к компромиссу. Я всегда боролся за аксиому святого духа и был, как сказал Гейне, её храбрым солдатом. И моя книга, которую я пишу – это последний и решительный бой в этой жизни.

Как известно, существует две основные традиции английского письма: одна, которая зиждется на абсолютной свободе выражения, в лучшем стиле Уильяма Шекспира и Джеффри Чосера, основанная на безусловном откровении и остроумной, мужланской грубости; другая – пуританская, присущая циничной и лицемерной, иезуитской власти тори. Со времён Великой французской революции, когда вся прилизанная и кастрированная мода была с презрением была отброшена и забыта, в литературе стали править фривольные, легкомысленные особы среднего класса. А как известно, средний класс не отягощён тонким вкусом и изысканными манерами. При королеве Виктории в Англии пышным кустом расцвели взрослые сказки, как, например, в рассказе «Маленькая Мэри», несколько провинциальные, сентиментальные и доморощенные, а если хорошенько приглядеться, то мы с удивлением обнаружим в современной прозе присутствие Диккенса, Теккерея и Рида, при несомненном влиянии великих французов: Бальзака, Флобера и Золя.

Зарубежные шедевры, такие как «Les Contes Drolatiques»[1]1
  «Озорные рассказы» Бальзака.


[Закрыть]
и «L'Assommoir»[2]2
  «Западня» – роман Э.Золя.


[Закрыть]
, были уничтожены в Лондоне как непристойные по приказу мирового судьи; даже Библия и Шекспир были вычеркнуты, а все книги разукрасили в строгом стиле английской воскресной школы. И Америка с неподобающим смирением усугубила этот позорный и безмозглый пример.

Всю свою жизнь я восставал против этого канона поведения в стиле старой девы, и с годами мое восстание только усилилось.

В «Предисловии» к «Человеку Шекспиру»[3]3
  Книга «The Man Shakespeare and His Tragic Life Story» (Шекспир, как Человек и трагическая история его жизни), выпушенная Харрисом в Лондоне, «Фрэнк Палмер», в 1909 г.


[Закрыть]
я попытался показать, как пуританство, вышедшее из нашей морали, перешло в язык, ослабляя английскую мысль и обедняя английскую речь.

Наконец-то я возвращаюсь к старой английской традиции. Я полон решимости рассказать правду о своем странствии по этому миру, всю правду и ничего, кроме правды, о себе и о других, и постараюсь быть по крайней мере так же доброжелательным к другим, как и к себе.

Бернард Шоу уверял меня, что никто не является достаточно хорошим или достаточно плохим, чтобы говорить о себе чистую правду; но в этом отношении я выше добра и зла.

Французская литература служила мне подсказкой и вдохновением: она свободнее всего обсуждает вопросы секса и, главным образом, из-за ее постоянной озабоченности всем, что относится к страстям и желаниям, она стала мировой литературой для мужчин всех рас.

«Женщины и любовь, – пишет Эдмон де Гонкур в своем дневнике, – всегда являются предметом разговора, где бы ни происходила встреча интеллектуальных людей, которых социально объединяет еда и питье. Наши разговоры за ужином поначалу были грязными (polissonne), и Тургенев слушал нас с открытым ртом (l'étonnement un peu medusé) варвара, который занимается любовью (fait l'amour) очень естественно (très naturellement)».

Кто внимательно прочитает этот отрывок, поймет, какую свободу я собираюсь использовать. Но я не буду привязан даже к французским конвенциям. Как в живописи, наши знания о том, чего достигли китайцы и японцы, изменили всё наше представление об искусстве, так и индусы и бирманцы расширили наше понимание искусства любви. Я помню, как ходил с Роденом через Британский музей и был удивлен тому времени, которое он провел, наблюдая за маленькими идолами и фигурками островитян Южных морей: «Некоторые из них тривиальны, – сказал он, – но посмотрите на то, и это, и это – настоящие шедевры, которыми может гордиться каждый – всё это прекрасные вещи!»

Искусство стало сосуществовать с человечеством, и некоторые из моих опытов с так называемыми дикарями могут быть интересны даже самым культурным европейцам.

Я собираюсь рассказать, чему меня научила жизнь, и если я начну с азбуки любви, то это лишь потому, что я вырос в Великобритании и Соединенных Штатах. Я не буду останавливаться на достигнутом.

Конечно, я знаю, что издание такой книги сразу оправдает худшее, что говорили обо мне мои враги. Вот уже сорок лет я отстаиваю почти все непопулярные дела и, таким образом, нажил себе множество врагов; теперь все они смогут утолить свою злобу, взяв на себя ответственность за своё предвидение. Сама по себе эта книга наверняка вызовет отвращение к «непослушным» и всяким посредственностям, которые всегда были ко мне недружелюбны. Я также не сомневаюсь, что многие искренние любители литературы, которые захотят принять такую манеру, которую используют обычные французские писатели, осудят меня за то, что я вышел за этот предел. И все же есть много причин, по которым я решил использовать совершенную свободу в этой своей последней книге.

Во-первых, я совершал ужасные промахи в раннем возрасте и видел худшие промахи, допущенные другими молодыми людьми из-за своего полного невежества. Я хочу предостеречь молодых и впечатлительных людей от мелей и скрытых рифов океана на карте жизни, так сказать, в самом начало путешествия сквозь «непроходимые воды», когда опасность особенно велика,

С другой стороны, я упустил неописуемые удовольствия, потому что способность наслаждаться самому и доставлять наслаждение другим особенно остро проявляется в раннем возрасте, в то время, как понимание того, как отдавать и как получать удовольствие, приходит намного позже, когда способности находятся уже в упадке.

Я имел обыкновение иллюстрировать абсурдность нашей нынешней системы обучения молодежи причудливым сравнением. «Когда я учился стрелять, – сказал я, – мой земной отец подарил мне маленькое одноствольное ружье, и когда он увидел, что я выучил механизм и мне можно доверять, он дал мне двуствольное ружье. Через несколько лет у меня появилось магазинное ружье, которое при необходимости могло стрелять полдюжины раз без перезарядки, и моя эффективность росла с моими знаниями».

Однако мой Создатель, или Небесный Отец, с другой стороны, когда я был совершенно лишен опыта и только-только вступил в подростковый возраст, дал мне, так сказать, магазинный пистолет секса, и едва я научился его использованию и удовольствиям, он отнял его у меня навсегда и дал мне вместо него двуствольное ружье. Однако через несколько лет он забрал и его и дал мне одноствольное ружье, которым я был вынужден довольствоваться большую частью своей жизни.

Ближе к её концу старый одноствольный механизм начал проявлять признаки износа и старения: иногда он срабатывал слишком рано, иногда не попадал в цель и к стыду моему, делал всё, что хотел.

Я хочу научить молодежь тому, как пользоваться своим оружием секса, чтобы оно могло действовать годами, а когда они перейдут к двустволке, то чтобы они смогли позаботиться о том, чтобы это оружие сослужило им службу до пятидесятилетнего возраста, а по прошествии этого времени, чтобы одноствольное ружьё доставляло им удовольствие ещё на протяжении трех десятков лет и ещё десяти.

Более того, я не только желаю таким образом увеличить количество счастья в мире, уменьшая при этом боли и инвалидность мужчин, но я также хочу подавать пример и воодушевлять других писателей продолжать работу, которая, как я уверен, полезна, а также приятна.

У.Л. Джордж в книге «Романист по романам» пишет: «Если бы писатель разрабатывал своих персонажей равномерно, трехсотстраничный роман мог бы увеличиться до пятисот, а дополнительные двести страниц полностью состояли бы из сексуальных озабоченностей персонажей. В спальне сцен будет происходить столько же, сколько и в гостиной, а может, и больше. Дополнительные двести страниц содержали бы изображения сексуальной стороны персонажей и заставили бы их ожить: в настоящее время они часто не оживают, потому что развиваются, скажем, пять сторон из шести… Наши литературные персонажи однобокие, потому что их обычные черты полностью изображены, в то время как их сексуальная жизнь скрыта, сведена к минимуму или исключена… Следовательно, все персонажи современных романов ложны. Они мегалоцефальные и выхолощенные. Английские женщины много говорят о сексе… Это жестокая позиция для английского романа. Писатель может обсуждать все, что угодно, но не главную заботу жизни… мы вынуждены прибегать к убийствам, кражам и поджогам, которые, как всем известно, являются совершенно моральными вещами, о которых стоит писать».

 
Чистый снег – пока не смешан с грязью —
Никогда не будет чище, чем огонь.
 

Есть более серьезные причины, чем те, которые я приводил до сих пор, для того, чтобы смело говорить правду. Пришло время, когда те, кто являются, как их называл Шекспир, «шпионами Бога», познавшими тайну вещей, должны быть призваны на совет, потому что обычные политические проводники привели человечество к катастрофе: слепые лидеры слепых!

Мы нырнули над Ниагарой, как и предсказывал Карлайл, и, как каждый, обладающий зрением, должен был предвидеть, мы теперь, как коряги, бессильно кружим в водовороте, не зная, куда нас несёт и почему.

Одно можно сказать наверняка: мы заслуживаем страданий, в которые попали. Законы этого мира неумолимы и не обманывают! Где, когда, как мы заблудились? Болезнь столь же обширна, как и цивилизация, что, к счастью, ограничивает поиск времени.

С тех пор, как мы начали покорять силы природы, ближе к концу XVIII века, когда материальное богатство цивилизации росло не по дням, а по часам, наше поведение ухудшилось. До того времени мы, по крайней мере, оказывали честь устам Евангелия Христа; и в некоторой степени проявили внимание, если не любовь, к нашим ближним: мы не отдавали десятину на милосердие; но мы давали мелкие пособия до тех пор, пока внезапно не появилась наука, которая подкрепила наш эгоизм новым посланием: прогресс приходит через искоренение непригодных, как нам сказали, и самоутверждение проповедовалось как обязанность; идея Сверхчеловека вошла в жизнь, как и Воля к власти, и тем самым учение Христа о любви, сострадании и кротости было отодвинуто на задний план.

И сразу же мы, люди, предались злу, и наше беззаконие приняло чудовищные формы.

Кредо, которое мы исповедовали, и кредо, которое мы практиковали, были полюсами. Я никогда не верю, что в мировой истории не было такой путаницы в представлениях человека о поведении, никогда не было так много разных идеалов, которые предлагались для его руководства. Нам крайне необходимо внести ясность в эту неразбериху и понять, почему и где мы ошиблись.

Ибо мировая война – это только последняя из серии дьявольских актов, потрясших совесть человечества. Величайшие преступления в зарегистрированное время были совершены за последние полвека почти без протеста со стороны наиболее цивилизованных наций, наций, которые до сих пор называют себя христианскими. Тот, кто следил за человеческими делами последние полвека, должен признать, что наш прогресс неизменно был адским.

Ужасные расправы и увечья десятков тысяч женщин и детей в Свободном Государстве Конго без всякого протеста со стороны Великобритании, которая могла бы остановить всё это одним словом, несомненно, происходят из-за того же духа, который руководил ужасной блокадой (продолженной как Англией, так и Америкой спустя много времени после перемирия), которая приговорила сотни и тысячи женщин и детей из числа наших близких и родственников к голодной смерти. Невыразимая подлость и откровенная фальсификация Версальского мира с его трагическими последствиями от Владивостока до Лондона и, наконец, бесстыдная, подлая война, которую повели все союзники и Америка против России за деньги, показывают нам, что мы способствовали свержению самой морали и возвращению к волчьей этике и политике бандитских разборок.

И наши публичные действия как нации совпадают с нашим отношением к нашим собратьям внутри сообщества. Для небольшого меньшинства удовольствия от жизни были увеличены самым необычным образом, в то время как боли и печали существования были для них значительно смягчены, но подавляющему большинству даже цивилизованных народов едва ли было позволено получить какую-либо долю в доступных нам поразительных благах прогресса. Трущобы наших городов демонстрируют тот же дух, который мы проявляли, обращаясь с более слабыми расами. Не секрет, что более пятидесяти процентов английских добровольцев на войне были ниже необходимого физического уровня пигмеев, а около половины наших американских солдат были идиотами с интеллектом детей до двенадцати лет: «vae victis»[4]4
  «Горе побеждённым!» (лат.).


[Закрыть]
было нашим девизом с самыми ужасными результатами.

Религия, которая направляла или должна была направлять наше поведение на протяжении девятнадцати веков, была наконец отброшена. Даже божественный дух Иисуса был отброшен Ницше, как если бы бросали топор вперёд черенком, или, если использовать лучшее немецкое сравнение, ребенка вылили из ванны вместе с грязной водой. Глупая сексуальная мораль апостола Павла дискредитировала все Евангелие. Павел был импотентом; он действительно хвастался, что у него нет сексуальных желаний; он желал, чтобы все люди были такими же, как он, в этом отношении, точно так же, как лиса из басни, потерявшая хвост, желала, чтобы все другие лисы были изуродованы таким же образом – таков был избранный им путь, чтобы достичь совершенства.

Я часто говорю, что христианским церквям были предложены две вещи: дух Иисуса и идиотская мораль Павла, и все они отвергли высшее вдохновение и приняли в свои сердца невероятно низменный и глупый запрет. Вслед за Павлом мы превратили Богиню Любви в демона и превратили венчающий импульс нашего Существа в смертный грех; однако всё самое высокое и облагораживающее в нашей природе проистекает непосредственно из сексуального инстинкта.

Аллен Грант[5]5
  Чарльз Грант Аллен (англ. Charles Grant Allen; 1848–1899) – англо-канадский писатель. Убеждённый агностик и социалист, сторонник идей эволюционизма.


[Закрыть]
правильно говорит: «Наш союз целиком и полностью связан с тем, что в нас самое чистое и прекрасное. Этому мы обязаны своей любовью к ярким краскам, изящным формам, мелодичному звучанию, ритмичному движению. Этому мы обязаны эволюцией музыки, поэзии, романтики, художественной литературы, живописи, скульптуры, декоративного искусства и драматических развлечений. Этому мы обязаны всем существованием нашего эстетического чувства, которое, в конечном счете, является вторичным атрибутом пола. Из него проистекает любовь к прекрасному, вокруг которого все прекрасное искусство является их центром. Его тонкий аромат пронизывает всю литературу. И этому мы обязаны отцовскими, материнскими и супружескими отношениями, ростом привязанностей, любовью к маленьким топающим ножкам и детскому смеху».

И это научное утверждение неполно: не только сексуальный инстинкт является вдохновляющей силой всего искусства и литературы; это также наш главный учитель кротости и нежности, который делает любящую доброту идеалом и таким образом борется против жестокости, резкости и того неверного суждения о наших собратьях, которое мы, люди, называем справедливостью. На мой взгляд, жестокость – это главый дьявольский грех, который необходимо стереть из жизни и сделать невозможным.

Осуждение Павлом тела и его желаний прямо противоречит мягкому учению Иисуса и само по себе является идиотским. Я отвергаю паулизм так же страстно, как принимаю Евангелие Христа. Что касается тела, я возвращаюсь к языческим идеалам, к Эросу и Афродите и «Справедливой гуманности древних религий».

Павел и христианские церкви осквернили желания, унижали женщин, унижали деторождение, опошлили и поносили наши лучшие инстинкты.

 
«Попы в черных рясах всё бродят по кругу,
Связав шиповником радости и желания».[6]6
  Вильям Блейк.


[Закрыть]

 

И хуже всего то, что высшая функция человека была унижена грязными словами, так что почти невозможно написать гимн радости тела так, как он должен быть написан. Поэты были почти так же виноваты в этом отношении, как и священники: Аристофан и Рабле грубые, грязные, Боккаччо – циничный, Овидий хладнокровно ухмыляется, а Золя, как и Чосеру, трудно приспособить язык к своим желаниям. Уолт Уитмен лучше, хотя часто это просто банальность. Библия – лучшее из всех; но недостаточно откровенна даже в благородной Песне Песней Соломона, которой время от времени с помощью простого воображения удается передать невыразимое!

Мы начинаем отвергать пуританство и его невыразимое, безмозглое ханжество; но католицизм так же плох. Сходите в галерею Ватикана и великую церковь Св. Петра в Риме, и вы найдете прекраснейшие фигуры древнего искусства, одетые в расписное олово, как если бы самые важные органы тела были отвратительными и потому должны были быть скрыты.

Я говорю, что тело прекрасно, и его нужно возвышать и возвеличивать нашим почтением: я люблю тело больше, чем любой из язычников, но я люблю и душу и ее стремления; для меня тело и душа одинаково прекрасны, все посвящены Любви и поклонению ей.

У меня нет разделенной преданности, и то, что я проповедую сегодня среди презрения и ненависти людей, завтра будет принято всеми; ибо и в моем видении тысяча лет как один день.

Мы должны объединить душу язычества, любовь к красоте, искусству и литературе с душой христианства и его человеческой добротой в новом синтезе, который включит в себя все живущие в нас сладкие, нежные и благородные порывы.

Что нам всем нужно, так это больше от духа Иисуса: мы должны подробно узнать у Шекспира: «Слово прощения для всех!»[7]7
  Концовка пьесы «Цимбелин».


[Закрыть]

Я хочу поставить этот языческо-христианский идеал перед людьми как наивысший и самый человечный.

Теперь одно слово моему собственному народу и его специфическим недостаткам. Англосаксонская властная воинственность – величайшая опасность для человечества в современном мире. Американцы гордятся тем, что истребили краснокожих индейцев и разграбили их имущество, а также сжигали и пытали негров во имя священного равенства. Мы должны любой ценой избавиться от лицемерия и лжи и увидеть себя такими, какие мы есть – властная раса, мстительная и жестокая, как это было проиллюстрировано на Гаити; мы должны изучить неизбежные последствия нашего бездушного, безмозглого эгоизма, показанного в мировой войне.

Германский идеал, который также является идеалом англичан и американцев, мужчины-завоевателя, который презирает все более слабые и менее умные расы и стремится поработить или уничтожить их, должен быть нами отброшен. Сто лет назад было всего пятнадцать миллионов англичан и американцев; сегодня их почти двести миллионов, и ясно, что в следующем столетии или около того они будут самой многочисленной, поскольку они уже являются самой могущественной расой на Земле.

Самый многочисленный народ до сих пор, китайцы, подавали хороший пример, оставаясь в пределах своих собственных границ, но эти завоеватели, колонизирующие англосаксы угрожают захватить землю и уничтожить все другие разновидности человеческого вида. Даже сейчас мы уничтожаем краснокожих, потому что они не подчиняются нам, в то время, как мы довольны унижением негров, которые не угрожают нашему господству.

Разве разумно желать только одного цветка в этом саду мира? Разве разумно исключать лучшие сорта, сохраняя худшие?

А англосаксонский идеал для личности еще более низменный и неумелый. Намереваясь удовлетворить свою завоевательную похоть, он принудил самку этого вида к неестественному целомудрию в мыслях, словах и поступках. Таким образом, он сделал из своей жены кроткую особу, верховную служанку или рабыню (die Hausfrau), которая почти не имеет интеллектуальных интересов и чье духовное существо находит лишь узкий выход в ее материнских инстинктах. Дочь, которую он старался превратить в самую странную двуногую ручную птицу, которую только можно себе представить: она должна искать себе пару, скрывая или отрицая все свои самые сильные сексуальные чувства: в общем, она должна быть хладнокровной, как лягушка и такой же коварной и безжалостный, как апач на тропе войны.

Идеал, который он поставил перед собой, запутан и сбивает с толку: на самом деле он хочет быть здоровым и сильным, удовлетворяя все свои сексуальные аппетиты. Однако самый высокий тип, английский джентльмен, довольно постоянно имеет в виду индивидуалистический идеал того, что он называет «всесторонним человеком», человека, чье тело и ум гармонично развиты и доведены до сравнительно высокого уровня работоспособности.

Он не подозревает о высшей истине, о том, что каждый мужчина и женщина обладают какой-то маленькой гранью души, которая особым образом отражает жизнь или, говоря языком религии, видит Бога так, как никакая другая душа, рожденная в этом мире, не может когда-либо увидеть Его.

Первейшая обязанность каждого человека – как можно полнее и гармоничнее развивать все свои способности тела, ума и духа; но еще более высокая обязанность каждого из нас – развивать свои особые способности до предела, совместимого со здоровьем; ибо только так мы достигнем высочайшего самосознания или сможем выплатить свой долг человечеству. Насколько мне известно, ни один англосакс никогда не защищал этот идеал и не мечтал рассматривать его как долг. Фактически, ни один учитель до сих пор даже не думал о том, чтобы помочь мужчинам и женщинам обнаружить особую силу, которая составляет их сущность и оправдывает их существование. Итак, девять мужчин и женщин из десяти идут по жизни, не осознавая своей особой природы: они не могут потерять свои души, потому что никогда не находили их.

Для каждого сына Адама, для каждой дочери Евы это величайшее поражение, последняя катастрофа. Однако, насколько мне известно, никто никогда не предупреждал об опасности и не говорил об этом идеале.

Вот почему я люблю эту книгу, несмотря на все ее упущения и недостатки: это первая книга, написанная для прославления тела и его страстных желаний, а также души и ее священных, восходящих симпатий.

Я всегда говорю, что давать и прощать – это высший урок жизни.

Мне только жаль, что я не начал писать книгу пять лет назад, прежде чем я наполовину не утонул в солоноватом потоке старости и осознал, что память моя ухудшается; но, несмотря на этот недостаток, я попытался написать книгу, которую всегда хотел прочитать, первую главу в Библии человечества. Итак, я начинаю это предисловие с прекрасной фигурой Королевы Венеры и закрываю его ликом Христа, каким его видел Рубенс, когда Он простил прелюбодейную женщину.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю