Текст книги "День, когда пришли марсиане"

Автор книги: Фредерик Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

Они сидели в баре, ожидая Малженицера – типичная пара средних лет – слишком молоды для гольфа, но слишком стары для джаза, и они это осознавали. Джеффри пил коктейль, Джорджетта взяла на пробу оузо. Она была в бледно-голубом шелковом костюме, он – в пиджаке стиля сафари блекло-песчаного цвета – оба одеты так же изысканно, как и другая пара по соседству с ними.

– Мы того гляди пропустим представление на досках,-сказала Джорджетта, наливая немного воды в бокал и глядя, как оузо становится молочно-белым. Она не жаловалась, она только еще раз напоминала.

– Но мы как раз успеем к бузуки, – примирительно сказал ее муж. Они собирались – не по инициативе Малженицера – пройтись по ночным Афинам, пообедать в греческой таверне с музыкой и попасть на представление son et lumiere в одном из древних амфитеатров. Джеффри это казалось более интересным, чем пить с этим противным старым иностранцем, но Байард и Свенсон поговорили с ним, и он изменил свое мнение.

– Вот и он идет, – сказала Джорджетта Тэтчер, уставившись в свой молочно-белый напиток.

– Пусть подойдет, – сказал Джеффри. Он не смотрел по сторонам. Его немного удивлял этот человек, который ясно дал понять, что не ожидает платы за этот вечер, но вне всякого сомнения не отказался бы от чаевых. Или чего-нибудь еще: по опыту Джеффри, всем чего-то было нужно. Но это было правильно – ведь Джефф Тэтчер и сам так поступал.

Время от времени Владимир Малженицер бывал во всех больших отелях Афин, не в тех, что служат причудливой ловушкой для туристов, но в действительно элегантных, которых никогда не заказывают туристские брокеры. Короче говоря, это декадентское изобилие угнетало его. Но сейчас все было по-другому. Он с удовольствием осматривал вестибюль. Его не поражали ни зеркальные стены, ни огромный золотой маятник Фуко, высотой в шесть этажей. Что действительно производило впечатление на Малженицера, так это деньги. Он до гроша знал, сколько стоили комнаты, еда и напитки в таких местах. Американцы! Как чудесно, как по-американски это – иметь средства, чтобы столько переплачивать, да еще почти получать от этого удовольствие!

Он оглянулся, нахмурился, когда портье чуть не назвал его по имени и стал торопливо пробираться между столиками бара к дальнему концу вестибюля.

– Миссис Тэтчер, мистер Тэтчер, – он лучезарно улыбался, стараясь не показывать золотые зубы – американцы это считали вульгарным, и он это знал. Он торжественно вынул маленькую коробочку шоколадных конфет. – Небольшой подарок для еще большего удовольствия от пребывания в Афинах, – сказал он, отдавая ее.

– Как мило, – сказала чернокожая женщина, снимая с коробочки ленточку медного цвета, стараясь не повредить маленькую веточку сирени под бантом. Малженицер одобрительно смотрел, как бережно она открывает коробочку – ведь он заплатил восемьсот пятьдесят драхм за восемь шоколадных конфет, и он оценил ее осторожность.

– Смотри, Джеф, – сказала она, – конфеты!

– Вы очень любезны, – сказал Тэтчер. – Не хотите ли подняться наверх, мистер Солженицын? Наши друзья не простят нам, если мы не дадим и им поговорить с вами.

– О, конечно! – вскричал Малженицер, польщенный тем, что его просили подняться в комнату отеля – это было почти как приглашение в чей-нибудь дом. – Но, могу ли я вас попросить… Моя фамилия Малженицер, а не Солженицын, хотя, честно говоря, – подмигнул он, – очень лестно, когда вас путают с этим великим русским, величайшим из мировых писателей!

– Ваша правда, – сказал Тэтчер. Он записал его имя на чеке и пошел к лифту, Малженицер вслед за ним. Лифт двигался так плавно, что Малженицер вряд ли замечал, как они проезжали этажи. – Это в конце холла, – сказал Тэтчер, указывая путь.

– Да, хорошо, – с удовольствием ответил Малженицер. Все лучше и лучше! Комнаты в конце холла не были просто комнатами – это были номера люкс. О, как же он был прав, выбрав этих черных американцев, убеждал он себя, улыбаясь и болтая, пока они шли через холл.

Это действительно был люкс. Не один из тех больших люксов, в которых останавливаются настоящие богачи или политически важные персоны, но все же эти гостиная и спальня стоили за ночь больше, чем Малженицер зарабатывал за месяц. Здесь были и остальные две пары. Они элегантно поднялись, приветствуя вошедших Тэтчеров и Малженицера. Мужчины пожали друг другу руки.

– Вам надо выпить, – сказал тот, которого звали

Байард. Он показал рукой на буфет. Малженицер увидел виски, бурбон, два сорта ликера, полдюжины этих сладких американских поп-содовых напитков, а рядом с ними блюда с канапе, вафлями или тостами, даже розетку с икрой. – Что вам угодно? Семь и семь будет как раз, мистер Мал… Малжен…

– Малженицер, пожалуйста. Прошу прощения, это такая труднопроизносимая фамилия… – извинился он. -Не могли бы вы называть меня Воля? Это краткая форма моего имени Владимир.

– Конечно! – тепло сказал Байард, но его жена возразила:

– Но не будет ли это звучать так, будто мы обращаемся к вам как к слуге? – Гвен Байард преподавала в чикагской средней школе французский язык до того, как бизнес с недвижимостью, которым занимался ее муж, начал процветать, и она прекрасно понимала разницу между tu и vous. -

– Но я и есть ваш покорный слуга, дорогая моя леди,-галантно сказал Малженицер. – В конце концов, здесь, в Греции, я только жалкий туристский гид, хотя у себя на родине я много лет был в нашей космической программе кое-кем более заметным.

– Да, – сказал Тэтчер. – Я хотел поговорить с вами об этом. Садитесь же! Вы уже выпили, чтобы Тед налил вам еще?

Малженицер моргнул. Он еще даже не пригубил. Считалось ли у американцев оскорблением, если тебе налили, а ты не выпил это сразу? Он глотнул, почти поперхнулся приторно-сладкой содовой, которой было разбавлено виски и все-таки сумел проговорить:

– Да? Вы хотите узнать о советской космической программе? Что ж, хотя я несколько лет не занимаюсь ей, но моя работа состояла в расчете баллистических орбит – о, уверяю вас, для сугубо мирных целей…

– Вы говорили о Марсе, – перебил его Байард.

– Марс? Да-да. Я много занимался расчетом орбиты…

– Я имею в виду Марсов Холм.

– Марсов Холм? – Малженицер потерял нить разговора. Он нахмурился и отпил еще глоток.

– Вы сегодня рассказывали нам об -›том. Тот маленький холм у Акрополя. Вы как-то еще называли его.

– О да, конечно, Ареопаг, – просияв, воскликнул Малженицер.

– Марсов Холм. Холм, с которого проповедовал святой Павел. Конечно, – добавил он, пытаясь разобраться, чего добиваются эти чернокожие. – Но в этом случае Марс обозначал не планету, а древнего бога.

– Но ведь это правильное название? В смысле, по-английски, – напирал Байард. Казалось, что это действительно беспокоит его. Когда Малженицер неохотно кивнул, Байард расслабился и окинул своих друзей торжествующим взглядом. – Что же вы, мистер… Воля, вам же еще осталась пара глотков! Кончайте с этим, и я налью вам еще!

– У них такие прелестные названия, правда? – сказала миссис Свенсон, предлагая Малженицеру поднос с канапе, пока Байард снова наливал ему в бокал.

– Конечно, – сказал Малженицер. Он вовсе не был уверен, что понимает, о чем речь, но его «конечно» можно было расценить как «конечно, я с удовольствием возьму канапе». Он взял ближайшее. Оно оказалось намазанным каким-то сладким мягким сыром с тонким ломтем бледного и почти безвкусного перца сверху. Он куда больше предпочел бы икру, хоть она и была красной, но он не знал, как попросить. И потому он занялся вновь наполненным бок;июм. Напиток был тягучим и сладким, как детское питье, но с привкусом алкоголя, и Малженицер начал ощущать его действие.

– Поговорим о деле, – любезно сказал Джефф Тэтчер.

Малженицер спрятался за еще одним вежливым «конечно». Он даже сумел удержаться от вопроса, хотя и не мог представить себе, о каком деле идет речь, разве что… разве… Он не смел и подумать, что это «разве что» может быть тем самым, о чем он так безнадежно мечтал.

– Мне кажется, что вы говорили, будто вы были специалистом по Марсу в советской космической программе? – резко спросил Тэтчер, почти как судебный следователь, записывающий на пленку основные показания прежде, чем подвести обвиняемого под высшую меру.

– О да! – Затем, взяв себя в руки: – Да, конечно. На Байконуре. Много лет. Я работал по многим направлениям в советской космической программе, в частности рассчитывал марсианскую орбиту. Вы помните наш орбитальный проект?

Было совершенно ясно, что нет. Малженицер внутренне вздохнул, но на его губах по-прежнему была легкая улыбка и говорил он беспечным тоном.

– От нашего марсианского корабля требовалось выйти на сильно наклонную орбиту вокруг планеты. Она не могла быть точно полярной – у нас нет такой маневренности, как у ваших великолепных кораблей – но она была рассчитана так, чтобы за семь недель орбитер мог снять карту примерно 93,8 процентов поверхности планеты. Картографированием, – пояснил он, – я имею в виду, естественно, не обычные съемки. Нет, конечно, нет! В дополнение к оптическим системам у нас были приборы инфракрасного и ультрафиолетового диапазона, также радар для нанесения контуров на карту, магнетометры, всякое тонкое оборудование. И, – добавил он, неодобрительно пожав плечами, – орбиту и коррекцию курса рассчитывал я. – И, если честно, еще сорок пять человек. И все же это не было ложью. Малженицер решил не лгать, по крайней мере в том, где его ложь могли раскрыть. Хотя риск был невелик. Откуда американцам знать в точности, кто и что делал на Байконуре, когда даже Советы не знали своих работников по именам?

– Что это? – удивленно спросил он, когда мистер Свенсон вынул что-то из кейса и протянул ему.

– Если вы знаете Марс, – сказал Свенсон, – то вы знаете, где находятся эти места?

Малженицер уставился на бумажку. Это была карта Марса. Не очень-то хорошая. Ее, наверное, вырвали из международного выпуска «Ньюсуик». Но на ней была вся планета – оба полушария в проекции Меркатора.

Он взглянул на пристально смотрящих на него людей, затем вынул из кармана пенсне. Протер линзы маленькой салфеточкой, которую дал ему мистер Байард и изучил карту.

– Да, это Марс, – нерешительно сказал он, не понимая, чего от него хотят.

– Но конкретные места, – настойчиво повторил Свенсон, – вы знаете, что это за места?

– Он имеет в виду те, у которых приятные названия, Воля, – помогла ему жена Свенсона. – Как вот это, Лакус Солис, видите?

Малженицер уставился на нее, затем склонился над картой.

– Да, Лакус Солис, – сказал он. – Или, по-английски, Озеро Солнца. Конечно, это на самом деле не озеро, вы сами понимаете. Всем этим основным подробностям рельефа названия были даны очень давно астрономами, у которых не было очень хороших телескопов. Они, возможно, считали, что это на самом деле озеро, но мы теперь знаем точно, что на всем Марсе свободной воды в любом состоянии не наберется на такое большое озеро!

– Озеро Солнца, – задумчиво сказал Байард. – Сан-Лейк драйв? – Он пожал плечами и ткнул в карту пальцем. – А это?

Малженицер посмотрел туда, куда указывал палец.

– А, это Олимпус Монс. Это гора, настоящий вулкан,самый высокий из вулканов, обнаруженных в солнечной системе. Сейчас, естественно, потухший.

Миссис Свенсон поджала губы.

– Я не знала об этом «Монсе». Это, знаете, звучит приятно, даже как-то… сексуально.

– Мы можем называть ее горой Олимп. Олимпус Маунтэйн паркуэй? Маунт Олимпус драйв? – сказал ее муж.

– Уже вторая «драйв», дорогой, – заметила миссис Свенсон.

– Запиши названия – попозже разберемся, – скомандовал муж. – О'кей, Воля. А остальные названия?

– Дайте же ему еще выпить, – добродушно сказал Тэтчер. – Вы что, не видите, что слишком рьяно взялись за него?

Пей тут или не пей, решил Малженицер, но насели они на него действительно весьма изрядно, и, что больше всего его тревожило, он не понимал, ради чего он сейчас старается. Каждое название, которое он читал на карте, вызывало некую реакцию. Он не понимал, к чему все это. Валлес Маринерис показалось им скучным, хотя по размеру она далеко превосходила Гранд Каньон. Утопиа Планита – в ответ отрицательно покачали головой.

– Видели мы Утопию в Шомберге, – загадочно сказал Байард, и, когда Малженицер ухватился за Хризе Планита и рассказал им, как там опустился американский «Вайкинг», Байард только и заметил:

–  Как-то религиозно звучит.

Затем мужчины снова сели, глядя друг на друга. Байард кивнул Свенсону. Свенсон кивнул Тэтчеру. Тэтчер сказал:

– Думаю, пора еще выпить. – Казалось, он доволен, хотя Малженицер и не видел для этого причины. Свенсон тоже выглядел довольным, он весело болтал, наливая всем по новой, Байард, вставший, чтобы ему помочь, тоже.

– Надеюсь, я был вам полезен, – уныло сказал Малженицер.

– О да, Воля, – лучезарно улыбнулся Байард. – Идите сюда. Сейчас поговорим о деле. Мне кажется, вы сможете помочь нам в небольшом проекте, который мы собираемся осуществить вблизи Чикаго.

В жизни Малженицера и раньше бывали моменты триумфа – хотя и немного, – но, конечно, ни один не шел в сравнение с этим! Его охватил жар. Малженицер попытался подняться из глубокого кресла, чтобы взять «освежающее» – это уже, кажется, четвертый бокал? – думал он. Но какое это имеет значение! Когда же и отпраздновать это, если не сейчас?' Чикаго! Он смаковал это слово, глотая новый напиток. Он даже не ощущал сладкого лимонного вкуса. Он смаковал это восхитительное слово. Чикаго – это Америка.

Правда, в замешательстве говорил он себе, он не слышал о каких-либо космических сооружениях вблизи Чикаго. Нет. Такое было в Хьюстоне, или на мысе Канаверал, или в Ванденберге в Калифорнии, или в Хантсвилле в Алабаме. А Чикаго, как был почти уверен Малженицер, находился значительно севернее, поэтому там не могло быть, по крайней мере, посадочной площадки – только русские сажали корабли в холодной зоне, потому что выбора не было.

Малженицер ощутил легкое разочарование. Он видел столько снимков мыса Канаверал – с его песками, крокодилами и пальмами, голубым Атлантическим океаном на востоке… Дурак, сказал он сам себе, пальмы есть ив Афинах. Америка – это космос Америка – это Америках Он поймал себя на том, что потеет от радости.

Малженицер украдкой вытер лоб салфеткой, волнуясь, как бы кто не заметил. Он старался сидеть прямо, внимательно следя за тем, что происходит. Чернокожий по имени Свенсон взял несколько напечатанных страниц из папки со штампом стенографистки отеля и серьезно заговорил. Малженицер вздрогнул, когда уловил волшебное слово консультант.

– Да-да, – сказал он, сияя, – консультант. Конечно. Если мой опыт может пригодиться. Я был бы счастлив работать для американской космической программы в любом качестве.

Он остановился. Свенсон покачал головой.

– Это не космическая программа, мистер… Воля. Мы говорим о частном бизнесе. Я думал, что ясно дал это понять.

– О, – сказал Малженицер, – А. – Он еще глотнул из бокала. – Да, я понимаю. Я слышал об американских частных космических программах. Чудесно, что они есть. Конечно, поскольку у меня только советские данные, я мало знаю об этих частных проектах…

– Это не космос. Недвижимость.

– А, – слабо кивнул Малженицер. – Строительство. Недвижимость.

– Трое из нас образовали, видите ли, нечто вроде консультационной организации. Чтобы помочь в осуществлении строительства.

– Это первоклассный участок, рядом с Баррингтоном, – вставил Байард. – Тридцать один акр в сельской местности, но со всеми городскими удобствами, такими, как вода, канализация… Все. В основном дома с тремя спальнями, каждый площадью около половины акра. Модели домов почти готовы, и улицы уже проложены. Но, видите ли, я не знаю, как их назвать.

– Да, конечно, – сказал Малженицер, на самом деле ничего не понимая. Он взял бумагу, которую пододвинул к нему Свенсон и посмотрел на заголовок. Он гласил:

ДОГОВОР

между Теодором Байардом, Виктором С. Свенсоном и Джеффри Тэтчером, ассоциация «Марсов Холм», с ограниченным партнерством и (пропуск) Солженицером, постоянным русским представителем в Афинах, Греция.

– Придется изменить имя в контракте, – извинился Свенсон. – Я не был уверен, правильно ли продиктовал.

– Да, для определенности, – кивнул Малженицер, пытаясь понять смысл этого документа.

– Но это прекрасно, – сказал Байард. – Мы назовем все предприятие «Марсов Холм»! Мы назовем улицы согласно марсианской географии – думаю, никто еще не додумался до этого!

– И это так кстати, – добавила его жена. – И в любом случае, хватит называть улицы в честь Гарварда, Принстона, Йеля или именами президентов, или по названию деревьев и птиц. Нам было нужно нечто действительно новое.

– И поскольку мы никогда без вас до этого бы не додумались, – добродетельно закончил Тэтчеру– мы решили, что просто нечестно было бы не взять вас консультантом. С авторским гонораром за каждый проданный дом. И аванс в счет вашего гонорара.

– Итак, – сказал Свенсон, – если вы соблаговолите подписать соглашение…

– Я выдам вам ваш аванс наличными прямо сейчас, -улыбнулся Байард, открывая бумажник. – Двести американских долларов. Посмотрим – по сегодняшнему утреннему курсу за доллар давали примерно триста тридцать песет…

– Драхм, дорогой, – упрекнула его жена.

– Я имел в виду драхмы. – Байард отсчитал двадцать. шесть тысячедрахмовых банкнот. – Мы очень благодарны вам, мистер… Воля. Пожалуйста, укажите в соглашении ваш адрес, чтобы чтобы мы знали, куда высылать ваш гонорар. И… вот так, хорошо. Я был бы рад пригласить вас пообедать с нами, но мы еще раньше запланировали другое…

– Но сначала, – сияя, сказал Тэтчер, – выпьем в последний раз. За Марсов Холм! За лучшее из новых предприятий в северо-западном графстве!

Нетвердо шагнув в плавный до головокружения лифт, Малженицер ощутил настоятельную потребность помочиться. Пошатываясь, он с достоинством пересек вестибюль, холодно кивнув ночному портье, и вошел в мужской туалет.

У него действительно были двадцать шесть тысяч драхм, верно. Почти месячный заработок. Хорошие деньги. Но у него не было визы.

С другой стороны, думал он, опираясь рукой о твердую холодную эмалированную крышку унитаза, чтобы не шататься, он определенно попал в милость, в некую милость у настоящего брата настоящего американского конгрессмена. Так что будут кое-какие основания сослаться на этого конгрессмена при следующем визите в американское консульство. Возможно, что вице-консул, эта баба с каменным сердцем, даже выслушает его.

Торопясь из отеля к площади, где он мог поймать автобус, чтобы добраться до дома, он размышлял: «Сначала новый костюм. Деньги для этого очень кстати! Затем написать письмо конгрессмену. Затем, когда получу ответ, конечно, он будет достаточно вежлив, чтобы ответить мне, еще раз отправлюсь в консульство. И тогда…»

Он не мог представить, что будет за этим «и тогда», но, быстро шагая по жарким влажным улицам Афин к автобусной остановке, он решил, что, в конце концов, счастье, может, и улыбнется ему.

Когда десятью минутами позже три чернокожих пары спустились в вестибюль, они были чрезвычайно довольны собой. В маленьком греческом такси места для всех шестерых не было, поэтому они разделились. Жены поехали первыми. Мужчины, улыбаясь, толпились вокруг швейцара, пока он, неистово свистя, подзывал другое такси. Они не выпивали бокал одним духом, как Малженицер, но все же немного приняли и поэтому были в хорошем настроении.

– Кажется, дождь собирается, – заметил Свенсон.

– А, все равно, – сказал Тэтчер. – Завтра утром будем в Каире.

– Да и какое нам дело до маленького дождичка, когда мы только что выбили у федеральных властей кучу: денег?

Все трое рассмеялись от души, и Свенсон восхищенно произнес:

– И все это нам стоило каких-то двух сотен баксов! Вы, двое, не забудьте внести свою долю!

– В любой момент, – сказал Тэтчер. – Но не забывайте, что мы еще должны выплатить старику Воле его гонорар -как там, пять долларов за дом?

– Я говорил три, – запротестовал Свенсон, оборачиваясь к юристу.

– Да не жадничай, – упрекнул его Байард. – Я написал пять, когда мы составляли контракт. Иначе он вообще никакого гонорара не получил бы, а это выглядело бы незаконно.

– Ну, ладно, – с сомнением сказал застройщик. Затем ухмыльнулся. – Какого черта! Шестьдесят шесть домов. Значит, чуть больше сотни с каждого из нас. Ты уверен, что все в порядке, Тед?

– Абсолютно, – ответил юрист. – Посмотри на факты. Строительство вполне реально. Ты на самом деле собираешься следовать нашим советам как консультантов. Мы совершили поездку в Афины, чтобы привлечь еще и этого консультанта. Мы посвятили ему целый день, все мы, вместе с нашими женами. Мы даже подписали контракт -нет, это железно. Я буду держать под контролем проверку лично для вас двоих, ежели власти будут оспаривать сделку.

– Сотня с мелочью с каждого, и мы окупим всю поездку! – восхищенно сказал Свенсон. – Джефф, это же был прямо-таки мозговой штурм!

– Черт, это блестяще! – согласился Байард. А Тэтчер, наслаждаясь их респектабельностью, энергично пожал плечами.

– Каждая маленькая налоговая скидка идет на пользу,– сказал он. – Особенно в пару тысяч долларов каждая! – Затем, когда такси наконец показалось и вспотевший швейцар открыл перед ними дверь, воскликнул: – Эй!

Остальные остановились.

– Ты что, забыл бумажник? – спросил Свенсон.

–  Нет. Кое-что вспомнил! Каир!

– Ну да, мы летим туда завтра утром. И что? На лице Тэтчера сияла неземная улыбка.

– Пирамиды! Сфинкс! Все эти египетские штучки, понимаете? Вы собираетесь после «Марсова Холма» делать еще одну застройку? Может, мы найдем погонщика верблюдов или кого еще…

– И создадим еще одну консультационную группу? Ох, Тед! – заорал Свенсон. – Слушайте! Вы понимаете, что мы здесь нашли? Каждый год! Китай! Индия! Рио-де-Жанейро, черт побери – ребята, если мы сделаем все

как надо, мы получим налоговые скидки, что окупят наши поездки на десять лет!

– И, – целомудренно сказал Байард, – каждый доллар получен абсолютно законным путем!