Текст книги "День, когда пришли марсиане"

Автор книги: Фредерик Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Но когда вас возводят в культ… – начал было Сэмпсон, но замолчал на середине фразы. Он усмехнулся Сету. – Я не критикую вас, – сказал он. – Многие из нас совершают ошибки. Вам повезло. Вы еще молоды, но уже поняли, в чем ошибались. Я имею в виду, – торопливо добавил он, – если вы сами решили, что сделали ошибку.

На миг воцарилось неловкое молчание. Затем его глаза округлились, и он сказал, глядя через плечо Сета:

– Вон та хорошенькая девушка, что машет нам рукой – она не вас ли зовет?

Конечно, это была Эванджелина. Она вся раскраснелась от возбуждения и счастья, и Сет с первого же взгляда увидел, что в ее руках тоже больше нет Цветов Мира.

На борту «Алгонкина-9» капитан Сирселлер еще раз проплыл по вонючим, загроможденным помещениям корабля, проверяя, хорошо ли упакованы измученные безропотные марсиане и хорошо ли пристегнуты ремнями безопасности еще более измученные оставшиеся в живых члены его экипажа. Люди сейчас тоже были относительно безропотны – по сравнению с последними несколькими годами. Шарон баз-Рамирес даже потянулась поцеловать его в знак прощения.

– Мы почти дома, – прошептала она. – Еще час…

– Еще час, – пробормотал сидевший рядом с ней Мануэль Эндрю Эпплгейт, – пожалуй, больше я не выдержу! Господи Иисусе! Неужели мы когда-нибудь снова станем чистыми?

Капитан моргнул. Сирселлер почти забыл о том, что все эти месяцы после взлета с поверхности Марса они жили в невероятной, всепроникающей, почти болезнетворной вони. Теперь Эпплгейт об этом напомнил. Воняли люди, марсиане, изношенные механизмы и электроприборы, но больше всего воняло разлагающейся плотью. Если бы за шесть недель до приземления не вышла из строя холодильная система…

Однако это случилось. Еще и по этому поводу будут неприятности, подумал Сирселлер. Да и не только по этому. Как только они вернутся, неприятностей будет выше крыши, и по многим причинам. Сирселлер очень внимательно слушал передачи о расследовании, проводившемся на Земле, и потому смел надеяться, что, поскольку вину за фальсификацию данных повесят явно на кого-то другого, то он после приземления, может, и не угодит под суд.

Но этого было недостаточно. Обвинений хватит с лихвой. В конце концов, это была его экспедиция. Он капитан. Капитан не должен принимать на веру чьи-либо заверения о том, что его расчеты и планы полета правильны. Капитан обязан дважды все проверить, и если все пойдет черт знает как, то подставлять свою задницу потом придется именно капитану.

Сирселлер вздохнул, больше не замечая вони.

Сидевшая рядом с ним Шарон баз-Рамирес вдруг зашевелилась.

– Что такое? – спросил он, увидев, как она расстегивает пояс. – Вы что?

– Вы разве не слышите? Кричат со стороны склада. Кристофер снова выбрался из своей тары!

Прислушавшись к крикам из помещения, где содержали марсиан, он понял, что так и есть – Кристофер выбрался из слоев пенопласта, в которые его завернули, чтобы уберечь от перегрузок при вхождении в атмосферу. От контейнеров с водой отказались, поскольку марсиане слишком много ее выплеснули в атмосферу корабля. Пенопласт был последней надеждой. Передние ноги Кристофера все еще были в пенопласте, но все остальное свободно плавало в невесомости. Он качался вверх-вниз, глядя на капитана своими кроткими спокойными глазами. Самка Гретель тоже начала яростно выбираться наружу.

– О дьявол, – простонал Сирселлер, – они же минуту назад были в порядке! Шарон, немедленно вытащите их и перепакуйте снова.

– С какой стати я? – спросила она с затравленным видом.

– Ну не я же! – резонно заметил капитан. – Возьмите себе в помощь грузовую команду. И поторопитесь – у нас осталось мало времени!

Сирселлер поспешно ретировался на свое сиденье у пульта управления на случай, если нужно будет передать на мыс что-нибудь еще. Но сейчас они вышли из зоны радиовидимости и потому сбежать на законном основании ему не удалось. Когда он вернулся на место, вонь была сильнее, чем прежде. К сожалению, при конструировании гамаков, которые должны были уберечь марсиан от перегрузок, не приняли в расчет их естественных отправлений. Пенопласт был пропитан их экскрементами, и люди, перепаковывавшие марсиан, естественно, перемазались.

– О Господи! – простонал капитан. – Да посмотрите же на себя! Как это будет выглядеть, когда мы выйдем наружу! Там же повсюду телекамеры, там президент и все такое!

– Если вы думаете, что можете справиться с этим лучше, так, может, сами попробуете? – отрезала Шарон. -А если нет, так отойдите с дороги!

Сирселлер послушался, и довольно охотно, насколько это было возможно в загроможденном помещении. Все марсиан© тихонько, печально перешептывались, шевелясь в своих путах. Кристофер и Гретель, освобожденные от своих уз на время, пока команда старалась снова привести в порядок их койки, плавали вокруг, вцепившись друг в друга. Но то, как они вылизывали и обхаживали друг друга, заставило Сирселлера присмотреться к ним повнимательнее.

Кристофер перекинул одну из своих длинных лапок через Гретель.

– Прекратить! – заорал капитан. – Эй вы, остановите этих грязных тварей! Вы что, не видите, что они пытаются заниматься любовью?

До приземления оставалось только двадцать минут, и все люди на мысе Канаверал – по обе стороны реки – и почти повсюду на Земле забыли о своих собственных делах и, перешептываясь, смотрели, чувствуя, как колотится от возбуждения сердце.

Тем не менее, Сет и Эванджелина были сейчас в своем собственном мире. Они сидели, болтая ногами, на краю крыши фургончика Бернарда Сэмпсона и шептались. Сэмпсон старался не прислушиваться к шепоту у себя за спиной.

– Знаешь, Сет, – серьезно сказала Эванджелина, – ты так храбро дрался с этими депрограммерами. Я не знаю, как и благодарить тебя.

– А, с этими ублюдками, – проворчал он. Он не хотел сквернословить, просто не смог удержаться, когда подумал, что они посмели прикоснуться к Эванджелине.

Она, похоже, не заметила.

– Дело в том, – мрачно сказала она, – что они делали это не по собственной воле. Это папа их послал. Может, мне стоило с ними поговорить…

– Но они же хотели похитить тебя! Да к тому же ты так и так знаешь, что они могли бы тебе сказать. Они просто попытались бы уговорить тебя оставить служение Преподобному.

– Сет, – очень серьезно сказала она, – я по своей воле последовала за Его Преподобием. По своей воле и уйду.

Сет выпрямился и посмотрел на нее.

–  Неужели ты…

Она не стала дожидаться, пока он договорит, продолжая рассказывать о своем.

– Сет, папа всегда обращался со мной, как с пятилетней девочкой. Мне кажется, он просто ничего не мог с собой поделать. Может, он любил меня так. Но я не могла этого вынести. Мне нужно было уйти. Вот так я пришла к Его Преподобию.

– Чтобы убежать от невыносимой домашней обстановки, да? – кивнул ей Сет. Она посмотрела на него.

– Да, но потом… Ну, раз ты прямо об этом заговорил, Сет, то подумай – как обращается с нами Его Преподобие? Может, даже хуже, чем с пятилетними. Ох, Сет! Я ведь действительно люблю всех своих дорогих братьев и сестер. Они самые милые, самые добрые люди на свете. Но они же все как дети, Сет. Может, я хочу перестать взрослеть…

Сет глубоко вздохнул и коснулся руки Эванджелины прежде, чем заговорить.

– Эванджелина… Когда ты сказала, что любишь всех своих братьев, может, ты думала о ком-то одном?

Она бросила на него долгий взгляд. Но только она открыла рот, как толпа снова зашумела. У них за спиной Бернард Сэмпсон сказал, извиняясь:

– Только что пришло еще одно сообщение с борта «Алгонкина». Они почти пересекли Тихий океан и уже видят мексиканское побережье. Через несколько минут они будут здесь.

– Спасибо, – вежливо ответила Эванджелина и снова повернулась к Сету. – Так о чем мы говорили?

В двадцати девяти сотнях миль оттуда, в деловой части Лос-Анджелеса, Сэм Харкоурт стоял в очереди в закусочной торгового центра «Арко» за сандвичами с чили и прочим. Со всех сторон доносилось бормотание телевизоров, установленных по всему подземному торговому залу. Но Сэм не слушал. Голова у него была занята более важными вещами.

На него снова снизошло вдохновение. Конечно, никто в Лос-Анджелесе не ходил обедать в деловую часть города, но Сэм сделал для себя исключение. Этот поход он предпринял с целью рассмотрения своего нового замысла – марсиане живут под землей и врываются в торговый центр вроде «Арко». Сэм абсолютно точно знал, что это очень хорошая идея, хотя Олег отказывался браться за нее. Это показывало только, какой тупица его агент. Но Сэм был уверен, что он сразу же изменит свое мнение, как только увидит набросок того, что собирался сделать Сэм, только вот наберется впечатлений в «Арко».

Тем не менее, и гению надо кушать. Когда Сэм Харкоурт получил свой чили, он стал подыскивать место, где бы сесть. Все столики в закусочной были заняты. В основном здесь сидели люди, смотревшие вверх на экраны телевизоров, передававших репортаж из Флориды. Сэм презирал их. Он знал, где найти местечко, надо было только пройти несколько шагов.

Через минуту Сэм сидел перед радиотрансляционной рубкой зала. Здесь было не слишком много конкурентов. Все те, кто хотел убить время за какой-нибудь электронной развлекаловкой, отправились к телеэкранам. Конечно, даже маленькая радиостанция УКВ передавала что-то о марсианах. Поскольку всю программу транслировали через громкоговорители, установленные за стеклянной стеной, Сэм все-таки кое-что слышал.

Сэм знал ведущего передачи. Его звали Джонни Труба. Когда-то он был джазовым музыкантом, теперь вел передачу, специализирующуюся на борьбе с фреонами, на людях, пишущих книги о коммунистических шпионах и женщинах, твердящих о соответствии права и жизни. Сегодняшние его гости, как видел Сэм через стеклянную стену, были несколько более необычными. Один из них был лысым кругленьким человечком в сиреневом одеянии, другой – в черно-белом, с тростью с золотым набалдашником.

Сэма как током ударило. Он ведь и их знал! На самом деле знал, хотя до этой минуты ничто не могло заставить его признаться в этом вслух – это были те самые люди, которые способствовали рождению идеи фильма о живущих под землей марсианах. Он хмуро уставился на них. Что они делают в Лос-Анджелесе? Почему они не копаются где-нибудь в своих пещерах? Вдруг кто из них пронюхал о замысле Сэма и, черт его знает, затеял против него какой-нибудь сумасшедший, совершенно безосновательный процесс об авторских правах? Он смотрел на них с подозрением и ненавистью… и вдруг через мгновение к нему из ниоткуда или из волшебного откуда-то, откуда берутся все великие, сногсшибательные идеи, снизошла мысль – снизошла и двинула его прямо промеж глаз. Он понял, как сделать свой замысел совершенно окупаемым.

Тридцатью секундами позже Сэм был в телефонной кабине в нескольких ярдах от столика. Он звонил своему агенту, не сводя глаз с дверей студии.

– Олег, это ты? Слушай, Олег, ты помнишь ту историю о марсианах под землей, которую ты не знал, как продать?

– Ох, Сэм, – послышался измученный голос его агента, – Сэм, Сэм… Когда ты очнешься? Марсиане уже здесь, Сэм. Практически уже здесь. И дешевых фильмов о них никто смотреть не захочет, поздно, Сэм! Когда же ты поймешь, что если кончено, то кончено?

– Еще не кончено, Олег, если учесть ту концепцию, которую я разработал. Дело даже еще и не начиналось. Давай сейчас забудем о театральной постановке, ладно? Займемся телевидением. Конечно, – продолжил он, воодушевляясь, – после телепостановки, которая в любом случае пойдет минисериалом, будет театральная постановка в Канаде и по всему миру, и кто знает, может, даже в США…

– Сэм!

– Ладно, ладно, ты только послушай! Эти два типа, Маркезе Бокканегра и Как-его-там-Мур – мы пригласим их в качестве ведущих шоу! Понимаешь, что мы получим? Имена! Научное одобрение всему, что мы скажем! Мы запустим их в дело со всем их роковым видом и …

– Сэм! – вскричал Олег. – Прекрати! Ты когда-нибудь слушаешь, о чем я тебе говорю?

– Слушаю, – сказал, поутихнув, Сэм.

– Тогда послушай-ка это! Эти двое, Сэм, они бывшие. Все это знают. Они жулики! Джонни Карсон больше даже не пародирует их в монологах. Кому нужны двое ведущих, над которыми все смеются?

– Они прямо сейчас в студии, и над ними никто не смеется, Олег, – весело возразил Сэм. – Ты слышал, что я сказал? Они прямо сейчас выступают в радиошоу Джонни Трубы, это же престижно, ты сам можешь их послушать!

– Сэм, Сэм, – устало сказал агент. – Что ты считаешь престижным? «Сегодня» престижно. Шоу Донахью престижно. Вечерние новости Си-Би-Эс престижны. А участие в передаче какой-то пятиваттной УКВ-станции, транслирующей свои передачи из клетушки – не престижно. Отстань от меня, Сэм. Почему ты не пытаешься найти верный путь?

Мрачно повесив трубку, Сэм сразу же отмел мысль о верном пути. Во всем происходящем здесь что-то было. Это можно было увидеть. Почти ощутить запах. Он чувствовал, что это нечто вроде большой сделки с заурядными людьми всего мира, людьми, которые, как видел Сэм, не имели ни гроша на жизнь, независимо от того, прилетели ли марсиане или нет.

Он непонимающе уставился на окружавших его людей, таких воодушевленных, таких радостно возбужденных. Он задумался. Как же отразить это… как же это назвать… эти чистые эмоции! В сценарии фильма? В телесериале? Может, так он и сам сможет хотя бы немного ощутить эти эмоции?

Но дело в том, что он не знал – как.

На маленьком экранчике телевизора Сэмпсона они увидели минутную панораму огромных трибун для ОВП. Они стояли втроем – Сет и Эванджелина обнимали друг друга за талию, рядом с ними улыбался Сэмпсон.

– Это он! – вскричала Эванджелина.

Сет посмотрел – действительно, он. Он появился на экране только на какой-то миг, но это был Преподобный собственной персоной – единственный на трибуне, кто сидел, в то время как все вокруг него то и дело вскакивали, всматриваясь в небо. Он ел сандвич с сосиской и вовсе не казался святым. У негр не стоило бы покупать даже подержанный автомобиль, не то что надежду на вечное спасение. Это был просто маленький пожилой человечек, который никак не может до конца понять, чего это тут все так радуются.

– Бедный старый Преподобный, – спокойно сказала Эванджелина.

Сет нежно посмотрел на нее. Затем он наклонился и прошептал ей на ухо:

– Эванджелина, я хочу жениться на тебе.

Она подняла на него взгляд. Казалось, это ее не удивило. Она смотрела на него тепло и слегка насмешливо:

– Сет, милый, – сказала она, – а ты знаешь, что до вчерашнего дня мы с тобой и пяти минут не разговаривали друг с другом?

– А мне больше и не нужно. Я и так знаю. Доктор Сэмпсон говорит, что на время, пока я буду заканчивать учебу, он даст мне работу на полставки в своем институте… а еще я получил шесть тысяч восемьсот долларов в наследство от тети Элен. Если, конечно, не считать серебряного чайного сервиза. Правда, он не полностью серебряный, но вроде трижды посеребренный, увесистая штука…

Он замолчал, увидев, что она смеется над ним. Дружески, может, даже любя. Но прежде, чем он окончательно разобрался, толпа взревела. Все, кто был рядом с портативным телевизором или приемником, услышали одно и то же:

– Вот они!

На маленьком экране телевизора Сэмпсона они увидели «Алгонкин-9», маленькую точку в небе среди светлых легких перистых облаков где-то над Мексиканским заливом.

– Ребята, они летят! – орал с экрана голос Тома Брокоу. – Как сообщают из Космоцентра имени Кеннеди, примерно через семь минут корабль коснется новой взлетно-посадочной полосы, проложенной специально для этого случая!

Сет, Эванджелина и Сэмпсон обнимали друг друга. Сет удивился, увидев, что щеки доктора Сэмпсона мокры от слез. Тот коснулся своего лица, усмехнулся.

– Понимаете, – сказал он извиняющимся тоном, -право же, так забавно видеть всех этих людей, таких счастливых… я хочу сказать, вы же знаете, каковы люди.

У них свои заботы и маленькие секреты, свои подлости… и вдруг случается нечто вроде этого. И тогда хотя бы на миг…

– Я понимаю, – сказала Эванджелина. – В конце концов, люди не так уж и плохи, правда?

Там, за рекой, президент Соединенных Штатов отодвинул от своего лица руки визажистки.

– Хватит, хватит, – проворчал он, поднимаясь с кресла.

– Еще минуточку – я поправлю вашу прическу, -взмолилась она, но он покачал головой.

– Пора выходить, – сказал он, тоскливо оглядывая комнату.

Это было его личное убежище под огромными трибунами, со своим телетайпом и красным телефоном и еще четырьмя помощниками. Он страшно не хотел выходить отсюда, но выбора у него не было. Когда откроется дверь корабля, он должен быть там, наверху, на своем месте. Там, наверху, были люди из разведки и газетчики. Там, наверху, была огромная трибуна, где в президентской ложе уже сидели пятьдесят Самых Важных из Очень Важных Персон. Он бросил взгляд на телемонитор, на котором заходил на посадку над мысом «Алгон-кин-9».

– Теперь на нас повесят еще и марсиан – вместе с этими гаитянами, вьетнамцами, кубинцами и русскими евреями, – сказал он с кислой миной. – Этот чертов Сирселлер! Сначала он прошляпил всю экспедицию, а теперь тащит с собой этих чудищ, с которыми нам придется возиться. Мне бы этого сукиного сына под трибунал надо отдать! Какого черта он не оставил их там, где нашел?

Марсианин по имени Кристофер ощутил тошнотворные толчки корабля, входившего в атмосферу Земли. Ему было больно и страшно, но он переносил их со спокойствием, выработанным тысячами поколений, чьей главной задачей было выжить.

Он с тоской подумал о тех кратких мгновениях, когда он и самка, которую земляне называли Гретель, прикасались друг к другу. Кристоферу не приходило даже в голову, что то, что они с Гретель делали, могло показаться землянам оскорбительным. Почему? Он кротко удивлялся, почему их так долго держали отдельно друг от друга в этих гамаках. Ему это казалось совершеннейшей дикостью. Неужели земляне думают, что они смогут долго прожить в одиночестве, лишенные общения друг с другом? Неужели они думают, что марсиане общаются только с помощью звука? Ведь при этом теряется богатейший и полный оттенков язык движений и прикосновений, ухаживания и сексуального наслаждения, ощущения запаха и вкуса? Кристофера это немного удивляло, но не слишком. Марсиане были существами, не слишком склонными к удивлению.

Марсиане были существами терпеливыми. У них в данном случае выбора не было. Какими бы ни были их древние предки, те, что прокладывали туннели и пытались приспособить окружающую среду к своим нуждам, эти их последние потомки были другого склада. Нетерпение в них давным-давно выродилось. Нетерпение ни к чему хорошему не приведет. Нетерпение не поможет их водорослевой пене вырасти хоть на миг быстрее, поскольку ритм их жизни полностью зависит от медленного подъема пищи со дна их вертикальных морей к поверхности, где они могли ее подобрать и съесть. Вот что в понятиях марсиан означало «зарабатывать себе пропитание». Им не нужно было строить дома, потому что они больше не жили в домах, они ничего не производили, потому что им ничего не было нужно. И потому у них было полно времени для того, что они выше всего ценили – для долгих бесед – один на один, или втроем, вчетвером, вдвенадцатером – мыча и постанывая, все равно каким образом, щекоча и серьезно толкаясь, вопросительно покусывая и дружески полизывая. Люди могли бы это понять, если бы попытались. Некоторые люди – особенно молодые, или влюбленные, или коллеги – могли проговорить так всю ночь и считали эти минуты лучшими в своей жизни. Но затем людям приходилось снова окунаться в повседневность, возвращаясь к учебе или работе. Марсианам не к чему было возвращаться. И потому вся их жизнь состояла из лучших минут… за исключением этого бесконечного полета, когда люди держали их слишком далеко друг от друга, чтобы прикоснуться, ощутить вкус. Даже запах едва можно было уловить – совершенно невозможно поговорить об интересных вещах.

Это было воистину прискорбно.

Это было совершенно неожиданно. Тот первый человек, который вошел в их туннель, вроде бы понимал, как разговаривают культурные существа. Он принял уютные объятия марсиан, обнаруживших его. Он даже почтил их тем, что умер у них на руках. Почему же другие не похожи на него?

Сейчас они по очереди смотрели в «Квестар», и за свои законные десять секунд Сет смог увидеть слабый отблеск солнца, отражавшегося от коротких крыльев поворачивающего «Алгонкина». Он и не подумал передавать теле-скоп Сэмпсону. На экране сейчас все равно лучше видно. Сейчас не было никакого хвоста ракетного выхлопа. «Алгонкин» скользил по инерции. На последнем этапе возвращения сверкающего космического корабля скорость регулировал капитан, осторожно снижая ее с помощью клапанов и спойлеров.

Когда корабль коснулся земли, толпа в один голос издала какой-то невообразимый звук – не то крик, не то вздох, не то хрип. Это было что-то вроде звуковых помех – без формы и содержания. Это был просто одновременный удовлетворенный выдох миллионов легких.

Корабль приземлился четко и правильно. Когда он прорвал тридцать тормозных щитов, установленных на посадочной полосе, ошметки пластиковых сетей и тросов полетели во все стороны. Некоторые из них волочились за кораблем, пока он окончательно не остановился в какой-то сотне ярдов от красной отметки «X» на взлетно-посадочной полосе. Там уже стояли наготове автоцистерны. В одно мгновение команды с брандспойтами стали поливать охлаждающей пеной и горячей водой тормозные двигатели, чтобы окончательно устранить ядовитый пар.

Толпа оглушительного заорала. Волна за волной накатывались приветствия, перекрывавшие рев ракетных двигателей, и конца этому не было. Толпа продолжала шуметь, пока бригады делали свою работу. Сет вдруг осознал, что он тоже радостно кричит. Он осекся, ощутив руки Эванджелины на своих плечах и осознав, что она шепчет ему на ухо.

– Что? – проорал он, полуобернувшись к ней.

– Я говорю, – сказала она, – что мне всегда хотелось иметь в своем доме настоящий серебряный чайный сервиз.

Он поцеловал ее, едва заметив, как выехал открытый лимузин президента и как наземные команды подкатили трап к входу корабля. И затем они оба, обняв друг друга, радостно завопили вместе со всей толпой, когда медленно открылась дверь корабля и измученный капитан Сирселлер высунул наружу голову, чтобы посмотреть, какой прием его ожидает.

«Алгонкин-9» был дома.

В пригороде Чикаго дюжина выдающихся покровителей Национального Природного Заповедника имени Джорджа Джеймса Одубона также рукоплескала космическим путешественникам. Но не доктор Мариетта Мариано, вытиравшая бегущие по щекам слезы. Она просто стояла позади них, улыбаясь сквозь слезы. Она знала, что по крайней мере еще полчаса никто из них не вернется на свое место, чтобы продолжить сегодняшнюю важную церемонию – официальное открытие Мемориальной Тропы Соломона Сэйра.

На экране президент прикреплял к грязному комбинезону капитана Сирселлера медаль Свободы.

– Этот героический подвиг, это великое достижение американского мастерства и отваги, – вещал президент, -заслуживает благодарственной молитвы и признательности каждого из нас, каждого представителя человеческой расы, – казалось, он начал воодушевляться. Доктор Мариетта Мариано полагала, что президент проговорит по крайней мере еще минут десять, потом Бог знает что еще произойдет, прежде чем гости вернутся к тому, ради чего они сюда приехали. Это протянется еще довольно долго.

Но она охотно подождет. Тропа была уже закончена. Она носила имя Сола. Он не будет совсем забыт. Солу она бы понравилась, доктор Мариано знала это, как понравился бы ему весь этот чудесный день.

Доктор Мариетта Мариано ощущала мир в душе.

И каким-то чудом, по крайней мере, этот один-единственный день весь мир тоже жил мирно.