Текст книги "Приключения Джейкоба Фейтфула"

Автор книги: Фредерик Марриет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА XXXIX

Домине доказывает, что мнение Степлтона о человеческой природе правильно. Том продает за шиллинг то, что от него осталось. Что имеем – не храним, потерявши – плачем

Язнал, что всем обязан Домине, и часто обдумывал, как бы сделать его жизнь спокойнее, и однажды завел с ним об этом речь. Но он решительно ответил:

– Я вижу, Джейкоб, мой сын, чего ты желаешь, но этого не должно быть. Для человека привычка – все; привычка для него не только необходимость, но и роскошь; а я привык к своей жизни. Мое дело составляет тягостную задачу, но жить без него я не могу. То, что было моей жизнью в течение всех этих лет, должно оставаться неизменным. Я похож на старую лошадь, которая так долго вертела мельничный жернов, что разучилась ходить по прямой линии (Буль-буль), и если Всевышний допустит, я умру в упряжке. Но все же я благодарю тебя, Джейкоб, благодарю от всей души.

Выслушав его отказ, я решил зайти к отцу Тома, так как, к моему удивлению, Том младший давно не был у меня. Я застал старую чету в доме; стояла прекрасная погода, но старик не работал, и даже его жена не плела сетей.

– Где Том? – спросил я после первых приветствий.

– Ах, Боже мой, – вскрикнула старуха, закрывая глаза передником. – Эта дурная, негодная девушка!

– Да, Джейкоб, – перебил ее старый Том, вытягивая свои деревянные ноги и кладя руки на колени. – Тома забрали в солдаты.

Я вскрикнул.

– Да, да, – продолжал он, – и что еще хуже, его полк идет в Индию, значит, благодаря лихорадке в мозгу и желтой индийской лихорадке, он скоро сделается пищей крабов. Я вижу, – прибавил старик, отирая слезы указательным пальцем, – как его кости белеют под крепостным палисадом… Я знаю это место. О Джейкоб, прости меня, не можешь ли ты помочь нам?

– Постараюсь, если возможно, но расскажите мне, как это случилось.

И он рассказал, что Мэри Степлтон сперва хорошо приняла Тома, соглашалась выйти за него замуж и жить со стариками. Но она не могла бросить прежних привычек и продолжала кокетничать и с ним, и с сержантом-вербовщиком. Наконец, Том вышел из себя и потребовал честного объяснения, спросил, за кого она выйдет замуж: за сержанта или за него, напомнив ей о ее письмах и обещаниях. Она рассердилась и объявила Тому, что он может уходить и что она не желает видеть его. Том не сдержался, наговорил ей резкостей, и они расстались. Но это глубоко поразило его. На следующий день он пришел просить прощения, но она снова отослала его, сказав, что через неделю обвенчается с сержантом. Том совсем потерял голову и пошел в трактир, где часто бывал сержант, в надежде вызвать его на ссору и отплатить ему; но сержанта там не оказалось, и Том, чтобы заглушить печаль, стал пить стакан за стаканом. Когда Сержант вошел в таверну, в голове у Тома было совсем неясно. Увидев налившееся лицо соперника, сержант угадал положение вещей, сел за другой столик и, точно рассерженный, ударил по нему кулаком. Том подошел к солдату и заговорил с ним о Мэри, вызывая его на драку, но сержант стал хитро уверять, будто она прогнала и его также, прибавив, что он не будет драться за нее, так как она не хочет выйти замуж ни за того, ни за другого. Это немного успокоило Тома; оба уселись за один стол и, как пораженные общим несчастьем люди, стали вместе пить. Сержант все поил Тома, давая клятву вернуться в полк и навсегда расстаться с Мэри; в то же время он советовал Тому поступить в солдаты. Ему, наконец, удалось завербовать бедного малого и дать ему при свидетелях шиллинг. Этого только и нужно было сержанту. На следующий день Тома взяли под стражу в «депо», а солдат продолжал ухаживать за молодой девушкой.

– Не поможете ли вы нам, Джейкоб? – твердила старуха.

Я узнал от стариков название полка и место, где помещалось так называемое «депо», и, сопровождаемый благословеньями несчастной четы, быстро ушел.

В тот же день я отправился к Мэри Степлтон, застал ее в слезах и осыпал ее упреками.

– Я презираю и ненавижу себя, – с отчаянием ответила она, – лучше бы я умерла! О, мистер Фейтфул, ради Бога, освободите его, вы можете сделать это; у вас есть деньги и все!

– Если я сделаю это, то не для вас, Мэри; я не позволю вам играть с ним. Я постараюсь освободить его, но раньше возьму с него слово никогда не говорить с вами.

– Не говорите этого, – закричала Мэри, хватаясь за лоб. – О Боже, Боже, какая я несчастная! Выслушайте меня, – прибавила молодая девушка и, упав на колени, схватила мои руки. – Только освободите его, только дайте мне раз увидеться с ним, и я клянусь всем святым, я на коленях попрошу у него прощения, как теперь прошу вас. Я все сделаю, все, только бы он простил меня, потому что я не могу и не буду жить без него. Я была безумна, что обращалась так дурно с человеком, для которого хотела жить. Вы говорите, что Том меня любит, я знаю это, но он не любит так, как я его люблю. О, мое сердце разрывается! – Мэри поднялась с колен и, помолчав, прибавила: – Прочитайте, что я написала ему.

Я прочитал ее письмо; в нем она трогательно просила у Тома прощения и умоляла его позволить ей, если он не будет освобожден, идти за ним. В то же время она старалась унизить себя, как только было возможно. Письмо тронуло меня.

– Хорошо, Мэри, – сказал я, – я сделаю все, что возможно, и завтра же отправлюсь в «депо».

– Благослови вас Бог, Джейкоб, и дай вам Бог никогда не полюбить такую девушку, как я.

В этот день я не мог отправиться в «депо», так как был приглашен на обед к м-ру и м-с Уорнклифф. Сидя за столом, я заговорил о моем желании освободить Тома, и Уильям посоветовал мне немедленно отправиться в военное управление, предложив поехать со мной. На следующее утро мы отправились в его экипаже. Уорнклифф послал свою карточку одному из секретарей управления, нас ввели, и я высказал, чего желал бы. Ответ был таков:

– Если вы успеете достать заместителя, это будет легко сделать; однако, полк так неполон и отвращение к Индии до того велико после последних лихорадок, что вряд ли его королевское высочество позволит кому-либо откупиться. Впрочем, увидим. Герцог очень добрый человек, и ему все будет доложено. Но посмотрим, находится ли ваш солдат еще в «депо».

Секретарь позвонил в колокольчик и спросил клерка, отправился ли к гавани отряд 47-го стрелкового полка. Оказалось, что отряд ушел третьего дня и в это самое утро должен был отплыть. Дул попутный ветер, и секретарь сказал, что, без всякого сомнения, фрегат с рекрутами уже отошел.

– Что же делать? – мрачно спросил я.

– Вы должны подать просьбу о его освобождении и отыскать заместителя. Тогда, может быть, ему пошлют позволение вернуться домой. Однако, боюсь, «то уже поздно. Если что-нибудь задержит отплытие фрегата, я постараюсь, чтобы его королевское высочество узнал все обстоятельства вербовки, и, если возможно, сегодня днем дам вам ответ.

Мы поблагодарили секретаря и простились с ним. Мне было грустно, но стало еще печальнее, когда один из привратников подбежал к коляске и по приказанию секретаря показал мне телеграфное сообщение из адмиралтейства, в котором говорилось: «Отряд в Индию отошел утром».

На время все было кончено. Я молчал. М-р Уорнклифф высадил меня подле дома м-ра Драммонда. Я пошел к Саре, с которой делился всеми моими мыслями, и рассказал ей печальный эпизод с бедным Томом.

Она негодовала на Мэри и даже не признавала ее раскаяния.

– А между тем, как часто, помимо воли, молодые девушки забрасывают в сердце встречающихся молодых людей горячие чувства и увлекают их любовь в волны предательского моря, в котором они терпят кораблекрушение.

– Как много у вас поэзии плавателей, Джейкоб, – ответила Сара. – Но такие вещи действительно случаются; однако, мне кажется, что крушение, выражаясь вашими словами, чаще терпят женщины, чем мужчины. Правда, девушка должна быть слепой, если она не замечает чувств мужчины, и низкой оказывается она, когда продолжает играть его сердцем, не разделяя его намерений.

– Сара… – произнес я и замолчал.

– Что?

– Я хотел… хотел, – продолжал я, запинаясь, – спросить вас, не слепы ли вы?

– По отношению к чему, Джейкоб? – вспыхнув, спросила она.

– Относительно моих чувств к вам.

– Нет, мне кажется, вы очень привязались ко мне, – с улыбкой ответила Сара.

– И вы думаете, что я только привязан к вам?

– Где вы сегодня обедаете, Джейкоб? – спросила она.

– Это зависит от вас и от вашего ответа. Если я останусь обедать здесь сегодня, то, вероятно, буду часто сидеть за вашим столом. Если же я не останусь, то, вероятно, никогда не буду больше у вас. Я хочу знать, Сара были ли вы слепы относительно моих чувств к вам; видя пример того, что случилось с Томом и Мэри, я чувствую, что не должен больше полагаться на мои собственные надежды, которые могут окончиться разочарованием. Будете ли вы так добры, чтобы покончить мои мучения?

– Если я была слепа относительно ваших чувств, то не слепа относительно ваших достоинств, Джейкоб. Но, может быть, я видела и ваши чувства, и я совсем не похожу на Мэри Степлтон. Мне кажется, вам следует решиться пообедать у нас сегодня, – прибавила она, вспыхивая и отворачиваясь к окну.

– Я с трудом могу поверить моему счастью, Сара, – прибавил я, крайне взволнованный.

Еще день не окончился, как я уже переговорил с м-с Драммонд и попросил ее передать все мужу; с ним лично я не решался говорить. Она улыбнулась; дочь повисла у нее на шее. Когда перед обедом я встретился с м-ром Драммондом, «мои мучения окончились», потому что он пожал мне руку, сказав:

– Ты всех нас делаешь счастливыми, Джейкоб, потому что дочка решила или выйти замуж за тебя, или навсегда остаться девушкой. Пойдем, обед готов.

С этого дня я сделался членом семьи Драммонд. Но мне нужно вернуться к Мэри Степлтон и Тому Бизли.

На следующий день я только что собирался отправиться в моей лодке к старикам Бизли, чтобы рассказать им о моей неудаче, как вдруг в столовой передо мной опять вырос молодой Том. Он был в одной рубашке, белых брюках, весь запыленный, помертвевший от усталости и волнения.

– Боже мой, Том, ты вернулся… Ты дезертировал!

– Да, – ответил Том, бессильно падая на стул. – Вчера вечером я переплыл на берег и пошел сюда. Я совсем измучен, напои меня чем-нибудь, Джейкоб.

Я подал ему стакан вина и, пока он с жадностью пил, мысленно обсуждал последствия его ужасного шага.

– Том, – сказал я наконец, – ты знаешь, как наказывают дезертиров?

– Да, – мрачно ответил он. – Но я не мог поступить иначе. Мэри написала мне; она просила у меня прощения, говорила, что всюду пойдет за мной. Великий Бог, я не мог оставить ее! Другого выхода у меня не оставалось, и я почти обезумел. Мы остановились подле Нидля, я спустился по канату и переплыл на берег. Я знаю, меня могут арестовать, но может быть, если тебе удастся получить для меня освобождение от военной службы, меня отпустят.

Я велел Тому спокойно ждать меня и отправился посоветоваться с м-ром Уорнклиффом; потом, сговорившись с ним относительно плана действий, побывал у старого Тома, сообщил ему обо всем, а затем пошел к Драммондам. Вечером садовник сказал мне, что Том ушел и не возвращался. Я понял, что он отправился к Мэри. Мрачные предчувствия зашевелились во мне. На следующее утро пришел старый Степлтон, и едва его впустили в мою комнату, как он закричал:

– Все пропало. Тома схватили; Мэри валяется в обмороках – человеческая природа. Вот что: он пришел к ней, пришел и солдат; увидел Тома и схватил его. Том стал драться и выбил штирбортный глаз у сержанта, потом хотел убежать – человеческая природа! Тут ворвались солдаты, подняли сержанта, схватили Тома. Мэри принялась кричать и упала в обморок, – человеческая природа. Печальная история, Джейкоб; уж хуже всех чувств – любовь.

– Это ужасная история, Степлтон, – сказал я.

Я дал «глухарю» денег; он ушел. Я же опять повидался с Уорнклиффом, и он заявил, что дела плохи.

– Не теряйте времени, мистер Фейтфул, отправляйтесь в Медстон в «депо» и повидайте полковника, который заведует им. Я же сделаю все, что возможно.

В «депо» мне подали мало надежды и сказали, что все зависит от его королевского высочества, прибавив, что герцог недавно высказывался за строгость наказания в таких случаях.

Объяснив подробности дела, я попросил начальника «депо» позволить мне и невесте арестованного повидаться с ним. Разрешение было дано.

ГЛАВА XL

Прочтите ее

В мрачной камере я застал Тома. Он сидел, делая зарубки на палке и насвистывая невеселую песню.

– Как хорошо, Джейкоб, что ты пришел ко мне, но я и ждал тебя, – сказал он. – Что с бедной Мэри? Я только о ней и думаю теперь. Сам я вполне доволен: она меня любит, и я выбил сержанту глаз.

– Но, Том, знаешь ли ты, какой опасности подвергаешься?

– Да, Джейкоб, вполне. Меня будут судить военным судом и расстреляют. Я приготовился. Это все же лучше, чем знать, что тебя повесят, как собаку, или засекут, как негра.

– Не время шутить, Том.

– Я не шучу, но не боюсь и не горюю. Я не сделал ничего дурного. Меня завербовали, когда я был пьян и безумен, и я дезертировал. На мне нет позора; позорно, что правительство терпит такие деяния. Если мне придется быть жертвой, что делать! Ведь умираешь только раз.

В эту минуту дверь каземата отворилась и в нее вошел Степлтон, поддерживая дочь. Мэри бросилась к Тому и в конвульсиях упала в его объятия. Ее пришлось унести. После этого Том попросил меня не пускать к нему больше бедную девушку.

– Попрощайся со мной, – сказал он, – и смотри не пускай ее.

Тут он отвернулся, чтобы скрыть свое волнение.

Я кивнул ему головой, так как не мог говорить, и ушел вслед за Степлтоном и солдатами, которые несли Мэри.

Хлопоты м-ра Уорнклиффа мало помогали. Всю следующую неделю я провел в большом унынии; я тревожился за Тома, ежедневно старался до известной степени убедить Мэри подчиниться воле Провидения и слушал, как она обвиняла себя, называя убийцей Тома и походя на безумную. Полное отчаяние стариков Бизли отнимало у меня всякие душевные силы, и я даже не смел обнадеживать их.

Наконец собрался военный суд. Тома приговорили к смерти. Приговор утвердили, и нам было объявлено, что все просьбы о помиловании останутся тщетными. Ужасное известие пришло к нам вечером в субботу; казнить Тома должны были утром во вторник. Больше удерживать Мэри я не мог, том более, что получил от Тома письмо, в котором он просил всех нас, включая и Домине, побывать у него и проститься с ним. Я нанял экипаж для старого Тома, его жены, Степлтона и Мэри, а сам взял Домине в мой собственный шарабан. Утром в воскресенье мы поехали в Медстон. В одиннадцать часов мы были уже на месте и остановились в гостинице подле бараков. Было решено, что прежде всех у Тома побываем мы с Домине, потом к нему отправятся его родители и, наконец, Мэри Степлтон.

Когда мы вошли в камеру Тома, он встретил нас одетый очень чисто и заботливо и, протянув мне руку, со слабой улыбкой сказал:

– Я готов к смерти, Джейкоб, но хотел бы, чтобы последнее прощание окончилось поскорее: оно отнимает у меня мужество. Я надеюсь, вы здоровы, сэр? – обратился он к Домине.

– Нет, мой бедный мальчик, лета и болезни меня осаждают, но я не могу пожаловаться, видя, что молодость, здоровье и сила гибнут, когда они могли бы дать счастье многим. – И Домине шумно высморкался.

По просьбе Тома я ввел его отца и бедную старуху Бизли. Произошла сцена, раздиравшая сердце. Том обещался отцу умереть, как надлежит храбрецу. Родители, заливаясь слезами, благословили его.

– Мой мальчик, мой Том! – вскрикнула старушка и пошатнулась. Я отнес ее и уложил в уголке камеры.

– Благослови тебя Бог, благослови тебя Бог! – закричал старый Бизли, задыхаясь и протягивая обе руки к Тому, потом, потеряв равновесие, упал мне на руки.

Мы с Домине положили его рядом с его несчастной женой.

– Джейкоб, – сказал Том, сжимая мне руку, – ради Бога, пусть поскорее окончится последнее; введи сюда Мэри.

Я послал Домине за ней, и старый Степлтон ввел в камеру свою дочь. Я думал, что она опять упадет в обморок, но, напротив, бледная как смерть и задыхаясь, она подошла к Тому и села на скамейку рядом с ним. Окинув взглядом всех нас, она сказала:

– Я знаю, что говорить теперь бесполезно, Том, но все же я скажу, что я одна по безумию причинила весь этот ужас… одна я! Том, твоя убийца – я.

– Нет, Мэри, нет, это я был безумцем, – ответил Том и взял ее за руку.

– Не скрывай от меня истины, дорогой Том, – произнесла Мэри. – С твоей стороны хорошо говорить так, но я чувствую свою ужасную вину. Вот отец, принесший в жертву отечеству молодость и силы, он рыдает в объятиях своей бедной жены… У них, – продолжала Мэри, падая на колени перед старой четой, – у них я должна молить прощения! Отвечайте мне, можете ли вы простить такой несчастной, как я?

Наступила тишина. Я опустился на колени перед старым Бизли и попросил его ответить.

– Да, я прощаю бедную, – сказал он и, обращаясь к жене, прибавил, – прости и ты…

Старуха посмотрела отуманенным взглядом на красивую молящую Мэри и прошептала:

– Как я надеюсь на милосердие Божие к моему мальчику, которого вы убили, так прощаю и вас, несчастная девушка.

– Да благословит вас Господь! – ответила Мэри и стала молить меня простить ее за то, что она лишает меня Друга, а у Домине прощения за ее прежнее недостойное поведение с ним.

– Мэри, от всего сердца прощаю вас, – сказал я.

– Благослови тебя Бог, девушка, – прорыдал Домине.

Попросив прощения у отца за прежнее своеволие, Мэри повернулась на коленях к Тому с выражением муки и любви на лице.

– Я знаю, ты простишь меня… простил, и мысль о твоей любви делает еще ужаснее для меня твою смерть. Но слушайте все, слушай, Том, я любила только тебя, тебе я отдала все свое сердце и, огорчая тебя, сама страдала.

Мэри протянула объятия к Тому, он прижал ее к своей груди.

Домине опустился на колени поодаль и прочитал молитву Господню; все мы повторяли его слова. Наконец, мы с Домине и со Степлтоном увели из камеры старых Бизли, потом вырвали Мэри из объятий Тома. Ее отец и Домине унесли ее в обмороке в гостиницу.

– Все ушли? – шепнул Том, опустив голову мне на плечо.

– Все, Том.

– Значит, главная горечь смерти миновала. Смилуйся над ними, Бог; им нужна Его помощь больше, чем мне.

Он залился горючими слезами, и это облегчило бедного малого, успокоило его.

Он поручил моим попечениям своих близких и прибавил:

– Благослови тебя Бог, Джейкоб Фейтфул, ты действительно был верным другом. А теперь уйди, мне нужно остаться одному. От вечности меня отделяет немногое.

Я еще раз пожал его руку и ушел.

Мои спутники уехали, я же решил остаться до конца, но лихорадочное возбуждение заставляло меня ходить взад и вперед по комнате. Во время этих блужданий я машинально увидел газету, машинально же развернул ее и взглянул на широкий лист. Одна статья вдруг привлекла мое внимание. «Корабль его величества „Имморталите“ пришел в Чатам». Наш фрегат вернулся! Так что же! Однако какой-то голос шепнул, что мне следует повидаться с капитаном Маклином и посоветоваться, нельзя ли что-нибудь сделать. Я немедленно заказал лошадей, отправился в Чатам, услышал, что капитан еще на палубе фрегата, и переправился на корабль. Офицеры меня узнали, обрадовались мне, провели к капитану, и я рассказал ему то, что случилось, и попросил его помощи.

– Фейтфул, – ответил он. – Том Бизли дважды дезертировал, однако есть смягчающие обстоятельства, и смертная казнь слишком суровое наказание для него. Мне не нравится, чтобы его казнили. Я могу спасти его и спасу. По правилам, дезертир одного рода оружия может быть потребован другим начальством, и его обязаны судить офицеры первого места служения. Следовательно, приговор был произнесен неправильно. Я пошлю отряд моряков и потребую выдачи Тома как дезертира флота. Они должны выдать мне его. Успокойтесь, Фейтфул, он в такой же безопасности, как и вы.

Мне хотелось упасть на колени и поблагодарить его.

– Нельзя терять времени, – прибавил я, – его расстреляют завтра в десять часов утра.

– Завтра в это время он будет здесь, не будь я капитан Маклин. Но времени терять действительно нельзя, и я напишу письмо начальнику «депо».

Через несколько минут письмо было готово, и катер с отрядом моряков, со вторым лейтенантом и со мною двинулся к берегу. Раньше одиннадцати часов вечера почтовые кареты привезли всех нас в Медстон. После нескольких формальностей я и несколько моряков вошли в камеру Тома. Он читал Библию, поднял голову и, увидев красные мундиры, подумал, что его сейчас поведут на казнь.

– Я готов, – сказал он. – Чем скорее, тем лучше.

– Нет, Том, – заметил я, выходя вперед, – надейся на лучший исход. Тебя вызывают как дезертира с фрегата «Имморталите».

Я постарался объяснить все Тому и ободрить его. Его увезли. Я же отправился к м-ру Драммонду и рассказал моим друзьям о том, что произошло. На следующий день м-р Уорнклифф поехал вместе со мной в адмиралтейство, где я с чувством счастья узнал, что Тома могут судить только за дезертирство с военного судна, что если он докажет, что был учеником на реке во время вербовки, его, по всей вероятности, оправдают. Военный суд собрался через три дня после того, как адмиралтейству получило извещение о деле. Я поспешил в Чатам, чтобы присутствовать на суде. Дело тянулось недолго. Факт дезертирства доказали, Тому предложили защищаться. Он вынул свои бумаги и доказал, что его насильно завербовали раньше, чем окончилось его учебное время. Суд ушел на несколько минут, затем заседание вторично открылось. Тома оправдали на основании того, что он был незаконно задержан, что противоречило акту парламента. Его освободили. Я горячо поблагодарил капитана Мактина и офицеров. Том молчал, но я мог понять его чувства. Мы поспешили в Лондон, чтобы сообщить Драммондам счастливое известие. Ночевали мы с Томом в моем собственном доме. На следующий день я дал Тому мое платье, и мы сели в мою лодку.

– Куда мы направимся прежде всего? – спросил я.

– О, к матушке, – ответил Том.

Мы вскоре были подле дома старой четы. Я посадил Тома на весла, но запретил ему поворачиваться, чтобы старики не увидели его раньше, чем я подготовлю их. Бизли сидели в кухне и смотрели, как дым поднимается в их громадном камине. Старики ласково и печально поздоровались со мной и усадили подле очага.

– Теперь мы можем говорить о нем, – сказал старый Том, – потому что он уже на небесах. О, мы будем о нем разговаривать до самой смерти. Ну, расскажи, Джейкоб, все, что ты знаешь…

– Расскажу, – ответил я, – и вы, дорогая миссис Бизли, приготовьтесь услышать не то, что ожидаете. Том еще не расстрелян.

– Нет? – вскрикнула старуха.

– Нет еще, Джейкоб? – закричал Том старый, с силой сжимая мою руку.

– Он жив и, надеюсь, будет прощен, – прибавил я. М-с Бизли вскочила и схватила меня за другую руку.

– Я вижу, я вижу все по вашему лицу. Да, Джейкоб, он прощен и скоро будет с нами?

– Да, так, миссис Бизли.

Старики упали на колени подле меня. Я оставил их, вышел на порог и знаком позвал Тома. Через несколько времени он был в объятиях родителей.

В дом Степлтона я тоже вошел один. Мэри, одетая в глубокий траур, смотрела из окна на реку.

– Вы не пришли, чтобы упрекать меня, Джейкоб, – заметила она, – вы слишком добры для этого.

– Я пришел, чтобы утешить вас, Мэри.

– Это невозможно; посмотрите, Джейкоб, меня съедает тайная язва.

– Мэри, – сказал я, – сядьте, вы знаете, в Библии говорится, что страдать хорошо.

– Да, да, – со слезами произнесла Мэри, – я заслуживаю всех мук. Но разве не слишком невыносимо думать, что я погубила человека, который так любил меня.

– Но вы не погубили его.

И я мало-помалу начал вливать в ее сердце надежду.

– Зачем вы даете мне надежду, – вскрикнула она, заливаясь слезами. – Зачем? Если он еще не умер, он все же умрет, и, значит, его мучения только продолжаются. Ах, я надеялась, что он уже простился с этим жестоким, бессердечным миром.

Потоки слез, которые хлынули из ее глаз, показали мне, что я мог без опасения для нее передать ей счастливую весть. Я начал:

– Мэри, Мэри, выслушайте меня…

– Уйдите, уйдите! – простонала она, отталкивая меня рукой.

– Нет, я раньше скажу, что Том не только жив, но и прощен.

– Прошен! – вскрикнула Мэри и, упав на колени, подняла к небу руки и глаза, потом без сознания опустилась на пол. Услышав крик, Том вбежал в комнату, и я передал ему бесчувственную девушку. Заметив, что она пошевелилась, я ушел, оставив их вдвоем, и направился к старому Степлтону, которому без долгих приготовлений сообщил радостное известие, вскоре написал Домине письмо и, наконец, очутился в доме Драммонда.

В этот вечер был назначен день нашей свадьбы, и я не буду утомлять читателя описанием моих радостных чувств. Мы с Сарой и Мэри с Томом соединили наши жизни в один и тот же день, и ничто не омрачило нашего счастья. Том поселился с отцом и матерью. Мэри, сияющая блаженством, похорошевшая, превратилась в прекрасную жену. Мне нечего говорить того же о Саре: она с детства была моим другом и сделалась лучшей женой, о которой мог мечтать человек. Теперь со дня нашей свадьбы прошло много лет, и Господь благословил нас многими детьми.

Скажу несколько слов и о моих прежних друзьях. Степлтон все еще жив, по-прежнему вечно курит трубку, которая сделалась для него человеческой природой. У него два ученика; сам он не работает. Старый Том силен и здоров, его жена стареет, как говорит он, но Мэри не нужно помощниц. Он перестал чинить лодки; его вывеска снята, потому что он живет зажиточно. Когда Том женился, я спросил, что бы он желал. Он попросил меня дать ему денег на покупку легкой баржи, и я подарил ему новую баржу. Старый Степлтон передал ему двести фунтов наследства Тернбулла, а старуха Бизли выдала такую же сумму, которую хранила в ящике старого комода. Благодаря этому Том купил еще баржу, а теперь у него их шесть или семь. М-р и м-с Уорнклифф остаются моими соседями и дорогими друзьями. М-с Тернбулл умерла несколько месяцев тому назад, и теперь я владелец всего богатства капитана. М-р Драммонд хочет покинуть дело и передать его мне. Старый Домине умер два года тому назад; за последнее время он сделался очень рассеян, и попечители приюта предложили ему выйти на пенсию. Это было тяжелым ударом для старика.

А теперь, читатель, я кончил свой рассказ. Прощай!