Текст книги "Значит, ты жила"
Автор книги: Фредерик Дар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Секретарь улыбнулся. Вот уж впрямь подходящее выражение! Стефан и Андре, подобно двум несчастным барашкам, послушно идущим на бойню, позволили себя казнить, блея от страха.
– В кого вы выстрелили вначале, мосье Сомме?
Он не знал? Это было ясно написано в полицейских протоколах… Но разве его работенка не строится на повторах одного и того же?
– В жену!
– Почему в жену?
Я мог бы ответить ему замечательным образом: «А почему нет?»
– Вы требуете от меня как бы редукции моей мысли, господин следователь!
– Я требую от вас правды!
– Я сказал ее!
– Правдивого изложения фактов в их истинной последовательности! – подчеркнул он, вытягивая из рукавов накрахмаленные манжеты.
Наблюдая за его жестом, я обратил внимание, что рукава его рубашки уж чересчур длинны. То были рукава со старомодными отложными застегивающимися манжетами, которые уже не отгибали, потому что они протерлись на сгибе. Жена следователя зашила верхние петельки и утопила всю эту ветхость и штопку в огромном количестве крахмала. Теперь конец рукава доходил ему почти до кончиков ногтей. Я не улыбнулся, ибо у меня хватило присутствия духа не показать, насколько мне это показалось забавным. Почему в столь ответственный момент подобные детали действовали на меня благотворно? Я чувствовал себя причастным к жизни других людей… К новой заманчивой жизни, в пользу которой я сделал выбор.
Мой адвокат устремил взгляд в узкое серое окно… За окном виднелась цинковая крыша и голубь на ней, – сидящий высоко над улицей, словно над пропастью; казалось, он вслушивается в доносящийся снизу шум, стараясь различить в нем некий тайный голос. А еще там было небо, главное – небо, подернутое зеленью, будто старая серебряная монетка… О чем думал мой адвокат? О моем деле? О любви, которую ей вряд ли придется испытать?
– Продолжайте, Сомме!
– Господи, мне кажется, я все сказал… Я выстрелил в жену… Почему в нее? Несомненно потому, что именно на ней сосредоточилась моя ненависть. Наверное я разрядил бы всю обойму в нее, но тут Стефан бросился к двери… Тогда я направил оружие на него, продолжая стрелять, ну и…
– Что было потом?
– Потом?
– Да. Между тем моментом, когда вы закончили стрелять, и тем – когда вы открыли соседям дверь?
– Не знаю… Я выронил оружие… Опустился на колени возле жены…
– Хотели проверить, не дышит ли она?
– Возможно…
– Если бы она была еще жива, вы бы ее добили?
– Наверняка нет. Но к чему эти предположения, господин следователь?
Я не смог удержаться от этой реплики. Он действовал мне на нервы своим видом разорившегося буржуа и залатанными рубашками…
Секретарь вытер перо о тряпочку, предназначенную для этой цели. Когда наступало молчание, он, похоже, думал о своем и даже не смотрел на меня. У меня было впечатление, что моя история нисколько его не интересует. Ему наверное приходилось записывать гораздо более увлекательные рассказы, чем мой. Рогоносец, стреляющий в виновников своего позора – это так банально, так заурядно… Ни тайны, ни величия.
– Дальше? – снова заговорил следователь.
Адвокат прокашлялась.
– Господин следователь… Я думаю, нервы моего клиента натянуты до предела. Прошу вас отметить, что он честно постарался изложить вам всю правду и что…
Я прервал ее.
– Вовсе нет, мэтр, я целиком в распоряжении господина следователя!
Она замолчала. Она боялась следователя, боялась и меня тоже, но не как убийцу, а как мужчину. Должно быть, она жила вместе со старенькой мамой в маленькой квартирке, где из столовой устроили, наверное, для нее кабинет.
Не знаю почему, но мысленно я видел ее обедающей на кухне рядом со старой дамой…
– В таком случае…
– Итак, вы смотрели на свою жену. Но с момента, как раздались выстрелы, и до прихода соседей прошло несколько минут. Вы смотрели на тело мадам Сомме на протяжении нескольких минут?
Я покачал головой.
– Вы теперь говорите о минутах, господин следователь! Но, клянусь вам, тогда время уже не имело значения… Я был в каком-то отупении… Подавлен! В дверь звонили, стучали ногами! Мне понадобилось время, чтобы… осознать…
– Хорошо, не будем настаивать!
Он сделал знак секретарю. Тот отложил ручку и промокнул последние строчки толстым зеленым бюваром, с благоговением орудуя им, высунув от усердия обложенный как у печеночного больного язык.
Следователь прочел показания вслух.
– Вы со всем согласны, мэтр? – спросил он у дурнушки – моего адвоката.
– Безусловно.
– Подпишите.
Он интересовался, согласна ли она, а подпись требовал у меня. Я подписался под черными ровными строчками, выведенными рукой краснолицого секретаря.
– Это все… на сегодня…
Следователь поклонился маленькому адвокату. Она мялась, не зная, протянуть ли ему руку, но так и не решилась. Затем мы вышли в коридор, где ожидавшие меня охранники беседовали со своими коллегами…
Глава VII
На следующий день мэтр Сильви Фуко пришла ко мне в камеру.
Мне моя камера нравилась. Она являла собой чистилище и одновременно преддверие моей новой жизни. Здесь я наконец остался наедине с самим собой, со своим удовлетворенным самолюбием. Наедине со своими мечтами… Заветными мечтами, не дающими мне покоя.
Отодвинув задвижку, надзиратель негромко сказал:
– Ваш адвокат.
Она вошла, прихрамывая. У нее был еще более несчастный вид, чем обычно, несмотря на новую черную мантию с чистеньким жабо. Но при всем этом – жалкая желтоватая физиономия старой девы, отдавшейся во власть благопристойной удобной бедности.
Она присела на кровать, поскольку ей тяжело было стоять. Я не смог удержаться от вопроса.
– Скажите, вы живете вместе с матерью, не так ли?
Эта девица являлась моим защитником, то есть, ее миссия заключалась в оказании мне помощи и поддержки, но, странная вещь, у меня было чувство, будто помочь ей должен я.
– Да. Почему вы спрашиваете?
– Ваша мать – вдова?
– Да…
– Отец был чиновником?
Она улыбнулась, а ее глаза странно сверкнули, выражая одновременно нерешительность и страх.
– Вы знаете множество вещей.
– Я их не знаю.
– Как же так?
– Я их угадываю. Мне думается, я отличный психолог, вам не кажется?
– Несомненно!
Я мог бы еще долго рассказывать ей про ее жизнь, подобно тому, как производят опыт; но к чему ее удивлять?
– Что нового, мэтр?
– Ничего, если не считать того, что сегодня днем нас вызывает следователь.
– Опять!
– Да…
– Но что он хочет, чтоб я ему сказал?
Она отвела глаза. Втянув голову в плечи, она стала похожа на больную черную курицу.
– Мне кажется, он считает вас виновным, – пролепетала она.
У меня защемило сердце.
– Считает меня виновным! Разумеется, я виновен, я и не пытался это отрицать…
– Да нет, виновным по-настоящему.
– Говорите яснее!
Она словно поддалась некоему тайному порыву. В это мгновенье я почувствовал, что она действительно желает мне помочь не только для того, чтобы как следует выполнить свой профессиональный долг, но и чтобы уберечь меня от опасности.
– Скажите, мосье Сомме…
– Да, мэтр?
Я изо всех сил старался не утратить хладнокровия, сохранить спокойный и безразличный вид, что было относительно легко из-за холода, пробегавшего у меня по спине и леденящего сердце.
– События происходили именно так, как вы описали?
– Конечно!
– Ну хорошо, хорошо. Видите ли, полицейских и следователя в особенности удивила одна вещь…
– Какая?
– Поведение вашей жены. Ей никогда не наносили никаких подозрительных визитов… Выходила она мало…
– Она приняла Стефана, потому что я уехал из Парижа…
– Бывало, вы уезжали и раньше, но к ней никто не приходил.
– Откуда вы можете это знать?
– Ваша консьержка…
– К черту консьержку! Она ведь не дежурила у моих дверей постоянно! И даже если Андре принимала Стефана в моей собственной спальне впервые, что же здесь подозрительного? Все когда-то бывает в первый раз! Допустим, что по воле случая я и застал этот первый раз!
Бедняжка не стала настаивать.
– Следователь Лешуар человек добросовестный, он всегда старается вникнуть в сущность дела.
Черт! Надо же было мне нарваться на педанта! Многообещающее начало!
– Но, Боже мой, мэтр, какую же иную версию можно выдвинуть вместо моей? Я же не виноват, что случилась авария и мне пришлось вернуться домой…
– Разумеется!
– Я хотел добраться до Анже на поезде. Но поезда не было!
Она встала.
– Ну конечно, мосье Сомме, что касается меня, я не сомневаюсь…
– Вы не сомневаетесь, а сами спрашиваете меня сейчас, в самом ли деле все произошло так, как я описал!
Она опустила голову.
– Я… я должна была задать вам этот вопрос: моя профессия…
Бедная малышка! Ее профессия… Эта профессия так же мало подходила ей, как мне – моя. Она была создана для другого, для жизни на свежем воздухе рядом с мужчиной… Она была создана для жизни, которой ей никогда не придется познать, ибо у нее-то не хватит сил завоевать такую жизнь…
– Вы счастливы, мэтр?
Она залилась румянцем.
– Странный вопрос.
– Сколько вам лет?
– Однако, мосье Сомме!..
– Ох, я не должен бы, но мы же с вами не на светском приеме; в конце концов – я убийца и могу себе позволить не считаться с приличиями.
Она покачала головой.
– Вы не убийца, мосье Сомме… Вернее, не обычный убийца.
Она сама не подозревала, насколько была права.
– Так сколько же вам лет?
– Двадцать восемь!
– Не замужем, это я понял… У вас есть жених?
– Нет.
– Итак: мама, плохо идущие дела и старая квартирка с трофеями, которые остались от прошлых поколений и от которых вас тошнит?
– Почему вы мне все это говорите?
– Потому что вы мне симпатичны, моя крошка…
Подследственный, разговаривающий покровительственным тоном со своим адвокатом, называющий ее «моя крошка», дающий ей советы, расспрашивающий о ее личной жизни – такую уморительную сцену наверняка не часто можно наблюдать в государственных тюрьмах.
– Видите ли, мэтр…
– Да?
– Вам не хватает свежего воздуха!
Она нахмурилась.
– Вас связывает старенькая мама? Надо срочно перерезать путы… Для начала пойти к хорошему парикмахеру – у вас прическа как у служаночки, отправившейся на гулянку!
Еще и это сорвалось у меня с языка. Я пожалел о своих словах, увидев в ее глазах слезы.
– Извините, но это правда.
– Я… Не так давно со мной произошел несчастный случай, нога еще не совсем зажила и…
– Ах, значит, вы хромаете не от рожденья?
– Нет, я упала у нас в доме на лестнице.
И оттого, что она упала в своем доме на лестнице, она сожгла себе волосы в какой-то захудалой парикмахерской своего квартала! Как адвокату ей недоставало логики… Мне явно стоило опасаться за свою защиту.
– Вы насмехаетесь надо мной, – вздохнула она. – Я знаю, я смешна. Знаете, если вы хотите взять… другого адвоката, это еще возможно. По закону вы имеете право.
Она хотела принять гордый вид, но вместо того, чтобы сказать «другого адвоката», она чуть было не сказала «настоящего»! Я чувствовал это. И она знала, что я каким-то таинственным образом интуитивно читаю в ее сердце, понимаю ее тоску… Она не умела держаться с достоинством, равно как и не умела быть адвокатом!
– Я не желаю другого адвоката, кроме вас, мадмуазель… Я уверен, что вы сумеете добиться моего оправдания!
Она смущенно улыбнулась. Потом ее лицо омрачилось.
– Не слишком-то тешьте себя иллюзиями. Все-таки вы убили двух человек, мосье Сомме. Вы единственный, кто забывает об этом!
Вот так-то!
Довольная, она вышла из камеры, не добавив ни слова. Только что она заткнула мне рот, а это являлось для нее своего рода важной победой.
* * *
Мы встретились снова во второй половине дня в кабинете следователя Лешуара. На этот раз на нем была рубашка с нормальными рукавами. Однако ее нежно-сиреневый цвет, учитывая серьезную должность Лешуара, казался неуместным. Он постарался исправить впечатление белым целлулоидным воротничком и черным галстуком.
Все это не мешало ему походить в этот день на рисунок Пейне, на слегка наводящего тоску Пейне.
Секретарь по-прежнему напоминал толстую сытую жабу, и по-прежнему перед ним лежала стопка белой бумаги. В этот раз он взглянул на меня с интересом – один только взгляд из-под тяжелых век, лениво скользнувший по мне. Затем он взял ручку и заточил кончик пера о неровный край чернильницы.
– Добрый день, мэтр Фуко; добрый день, Сомме!
Я выбрал стул, Сильви Фуко села в жалкое кресло под «ампир», из которого торчал конский волос. Воцарилось тягостное молчание. Перед следователем лежало несколько листочков разного формата, и он занимался тем, что накладывал их один на другой, начиная с большего, так, чтоб совпал один из уголков. Господи, до чего эта операция меня раздражала! Мне хотелось кричать! Я нервничал! Я злился на всех этих людей за то, что они нарушили мой покой. Почему они не оставят меня в тишине моей камеры? Мне нравился ее тусклый, какой-то потусторонний свет. При этом свете так хорошо мечталось. Он не отпугивал мои мечты. Мне нравился вделанный в стену деревянный стол, жесткая кровать, на которой я отдыхал куда лучше, чем на нашем «прежнем» ложе. Я спал на ней один! Вот почему это была настоящая постель!
Разумеется, мэтр Сильви Фуко после всего, что я наговорил ей сегодня утром, сочла нужным изменить прическу. Она сделала сбоку пробор. Пробор, который решительно ничего к лучшему не изменил.
– Сомме, сегодня я хотел бы, чтобы вы рассказали мне о своей поездке в Анже…
– Я уже рассказывал о ней, господин следователь.
– В таком случае повторите свой рассказ!
Он чуточку повысил тон, желая поставить вещи на свои места и показать мне, что допрос ведет он… Он, и никто другой!
– С чего начинать?
– Что вы имеете в виду, Сомме?
– Вы хотите, чтобы я начал с самого начала, то есть, с того момента, когда я принял участие в сдаче подряда с торгов, или же, чтобы я рассказал вам о самой поездке, то есть, о поездке, которую я предпринял в то утро, когда… когда случилась трагедия?
– Да, расскажите мне только о своей поездке, которую вам пришлось сократить.
– Не сократить, господин следователь, а прервать!
– Если хотите.
– Не если я хочу – просто мне показалось, вы придаете значение нюансам.
Никогда еще мой бедный адвокат не чувствовала себя такой несчастной. Она ерзала в кресле и в конце концов уронила свой портфель. Я нагнулся, чтобы его поднять.
– Прошу вас! – быстро прошептала она, когда мое ухо оказалось на уровне ее губ.
Мой резкий тон привел ее в ужас.
Выпрямляясь, я встретился глазами со следователем. Лешуар хранил невозмутимость, но его неподвижный взгляд не предвещал ничего хорошего. Этого человека не впечатляли ни упрямцы, ни краснобаи.
– Итак?
– Ну вот, значит, я вышел из дома около семи утра…
– Ваша жена спала?
– Я разбудил ее, чтобы попрощаться…
– Дальше?
– Взял чемодан и отправился в гараж… за машиной. И тронулся в путь.
– И вы не останавливались по дороге?
Что-то чертовски похожее на сигнал тревоги сработало у меня в мозгу. ОПАСНОСТЬ! Я вспомнил о телефонном звонке Стефану… Не на него ли намекает следователь?
Однако меня бы это удивило. Откуда ему знать?
– Я остановился, когда случилась авария, господин следователь.
– А до этого? Не останавливались?
Точно. Он знал. Напрасно он старался придать своей физиономии служаки безразличное выражение – я читал его мысли. Он знал!
– Ах да! Я позвонил Стефану, верно!
Он был по-прежнему невозмутим. Зато мой адвокат вздрогнула от неожиданности и посмотрела на меня с упреком.
– Совершенно вылетело из головы, – сказал я мрачно, как человек, не рассчитывающий, что ему поверят.
– Однако, однако! – проворчал следователь. – Если бы еще речь шла о каком-нибудь другом звонке, но о звонке вашей жертве, Сомме! Вашей жертве!
– С тех пор столько всего произошло, господин следователь.
– Зачем вы звонили вашему… э-э… другу?
Необходимо было найти правдоподобное объяснение, найти срочно.
– Так… по пустяку…
– Тем не менее вы потребовали от слуги Стефана, чтобы тот его разбудил!
Он знал все! Мерзавец Ли! Я воспринимал его как бессловесную статую, а он был обычный холуй, готовый, как все другие, рассказать что угодно, лишь бы выглядеть поинтересней и поразить воображение какой-нибудь кухарки.
– Ну так вот, несколько дней назад я между прочим упомянул Стефану, что собираюсь по делам в Анже. Стефан был большим гурманом…
Я говорил едко, даже чуть злобно, именно так, как следовало в данной ситуации.
– … жуиром, так сказать, в полном смысле этого слова. Он попросил меня привезти ему оттуда паштет.
Я с недоверием прислушивался к собственным словам. То, что я говорил, звучало явно плохо, и я это чувствовал. История с паштетом выглядела смешно, к тому же я вообще не знал, делают ли в Анже паштет.
– И дальше? – поторопил меня следователь.
Его лицо было непроницаемым как у театральных критиков на неудавшейся премьере. Тщетно искать на их лицах выражение неудовольствия – они словно каменные. Но это не означает, что впоследствии реакция будет менее бурной. Когда Лешуар расстанется со своим чопорным и сосредоточенным видом, его гнев будет неукротим.
– А я забыл название паштета!
Слово казалось мне все более смешным.
– Я… я позвонил Стефану, чтобы он мне его напомнил.
– И что же это за название?
– Я… ну вот, я снова забыл. Однако, очень простое название…
Я сделал вид, будто пытаюсь вспомнить, и воспользовался паузой, чтобы прикинуть, как же обстоят мои дела. Сильви Фуко казалась подавленной. Следователь больше на меня не смотрел, он принялся чинить карандаш.
Деревянные лепесточки с красной каемкой сыпались на документы. Грифель стал острым как иголка. Наконец Лешуар стряхнул мусор с документов в корзину для бумаг.
– Вы полагаете, это название имеет какое-либо значение, господин следователь? – пробормотал мой адвокат.
Он улыбнулся ей краешками губ, всем своим видом как бы говоря: «Ну куда ты лезешь?»
– Конечно, мэтр, раз я спрашиваю об этом у Сомме. Удивительно, что обвиняемый остановился по дороге для того, чтобы позвонить своей жертве. Но в особенности удивительно, что он разбудил ее ради того, чтобы выяснить название какого-то паштета!
– В тот день и в ту минуту жертва являлась моим другом, по крайней мере я так думал, господин следователь.
Он одобрительно кивнул.
– Пусть будет так! Откуда вы звонили, Сомме?
– С почты…
– Значит, вы ехали по важному делу и все же подумали о…
– Я выехал раньше времени; и потом, господин следователь, Я не понимаю, почему, направляясь в Анже по важному делу, я не мог вместе с тем проявить внимание к другу! Я всегда привозил из поездок – деловых или нет – какие-нибудь подарки жене и друзьям. Мне кажется, все тут просто зависит от взглядов на жизнь…
Следователь рассердился.
– Вы лжете, Сомме!
– Господин следователь!
Наверное я побледнел. Руки стали ледяными. Я ненавидел этого упрямого чинушу сильнее, чем кого бы то ни было в жизни, сильнее, чем ненавидел Стефана.
Лешуар со спокойствием, которое сводило меня с ума, копался в бумагах. Его руки не дрожали. Он действовал по праву. ЗАКОН был на его стороне! И даже время!
За что он так терзал меня? Словно дело касалось его лично! Какое он имел право?
Найдя в своей писанине нужный абзац, он внимательно его прочитал. После чего встал и подошел к находившейся позади него обитой кожей двери.
– Я бы сам сходил, господин следователь, – проблеял вечно мерзнущий секретарь.
Открыв дверь, Лешуар заглянул в соседнюю комнату.
– Прошу, заходите, пожалуйста.
Он посторонился, пропуская в кабинет Ли. В костюме синего цвета тот напоминал студентика и казался совсем крошечным. Взгляд его раскосых глаз на секунду задержался на мне. Поскольку ему негде было сесть, следователь принес стул из соседней комнаты. Затем, сложив руки, обратился к Ли.
– Мосье Н'Гуэн, прошу вас еще раз дать показания касательно телефонного звонка мосье Сомме.
Своим бесстрастным невыразительным голосом Ли начал свой рассказ, словно отвечал заученный урок.
– Было чуть больше восьми часов утра, мосье Сомме попросил к телефону моего хозяина. Я ответил ему, что мосье еще спит; он велел мне его разбудить.
Я взял аппарат и отнес его в спальню хозяина, после того как сказал ему о звонке. Пока я открывал ставни и отдергивал шторы, мосье взял трубку. Потом я услышал, как он спрашивает: «В котором часу вы придете?»..
– Берете на заметку, Сомме? – вмешался следователь.
Мой адвокат приблизился ко мне и прошептал:
– Почему вы не сказали мне об этом телефонном звонке?
Только ее не хватало!
Разумеется, она тут же стушевалась, чувствуя себя при этом слегка задетой, но прежде всего униженной.
– Продолжайте, мосье Н'Гуэн.
– Господа разговаривали… Конечно, я не слышал, что говорил мосье Сомме… Мой хозяин отвечал «хорошо», «ладно», «договорились». Потом повесил трубку. Он как будто был удивлен…
Следователь подался вперед, склонившись к письменному столу, словно врач, выслушивающий больного.
– Удивлен, мосье Н'Гуэн?
– Да, – ответил вьетнамец. – Какое-то время он смотрел на телефон, потом вздохнул и сказал: «Надо же, а мне так не хотелось выходить сегодня!»
Ли замолчал. Он держался все так же сдержанно, подобно вежливому студенту. Он ждал.
– Не произнес ли ваш хозяин во время этого разговора названия паштета?
– Название чего? – запинаясь, переспросил Ли.
– Паштета… Мосье Сомме утверждает, что спрашивал у своего друга название фирменного паштета, который как будто производят в Анже…
Вьетнамец, похоже, удивился. Он покачал головой.
– Я слышал не все.
– Очень хорошо, благодарю вас, мосье Н'Гуэн. Это все на сегодня.
Ли встал, церемонно поклонился, и следователь проводил его до двери, ведущей в коридор.
Когда он снова сел за свой стол, вид у него был усталый, но удовлетворенный.
– Мосье Сомме, – произнес он официальным тоном, – предпочитаю играть с вами в открытую. Я абсолютно убежден, что вы, застрелив свою жену и своего друга, совершили преднамеренноеубийство, и я собираюсь это доказать!
