Текст книги "Тайны парижских манекенщиц (сборник)"

Автор книги: Фредди Пралин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Только в центре сцены я приоткрываю жакет, чтобы показать декольте. Это гвоздь показа. Зал, вначале развеселившийся, теперь восхищается, аплодирует. Возвращаюсь мелкими поспешными шажками, как мадам Хризантема [158]158
  Имеется в виду героиня книги П. Лоти «Мадам Хризантема» (1887), ставшая первоисточником бессмертной оперы Дж. Пуччини «Мадам Баттерфляй».


[Закрыть].

Аттракцион вечера, некий скетч [159]159
  От англ.sketch – эскиз, набросок, зарисовка. В XIX – начале ХХ в. короткая пьеса с двумя, реже тремя, персонажами. Получил наибольшее распространение на эстраде.


[Закрыть], за который я слышу от невероятно серьезного Джонни комплименты. Этот скетч я пронесу через тысячи километров. Общий триумф обеспечен. Даже милые билетерши, в чудесных брюках небесной голубизны, дарят нам букеты полевых цветов и – Боже праведный! – шампанское. И отказываются что-либо принять от френчбьютис [160]160
  Французская красавица (англ.).


[Закрыть].

Нас приглашает консул Франции, потом американский консул.

Большое празднество у Курсель, графини, вышедшей замуж за бизнесмена, оба соотечественники. Они собирают в своем особняке тысячу должностных лиц Йоханнесбурга. Привычное существование: жуткая жара и феерия. Ночные заведения, коктейли, ночные заведения. Чтобы заработать немного денег в дополнение к контракту, мы согласились (сменяя друг друга) за два фунта за вечер проводить частные показы в «Касбе». «На мели»? Думаю, читатели пожимают плечами. Парижанки без денег в этой стране набобов?

Но кроме уважения, с которым к нам относятся, Джонни устроил за нами… настоящую слежку. Его полиция ежедневно доносит ему, как мы себя ведем. Если одна из нас покинет гостиницу или примет приглашение в неурочный час, разве только пожарных не предупреждают!

Визит на ферму Босса, затерянную на природе, в полутора часах езды по пыльной дороге. Большое бунгало на вершине красного холма. Вместо цепного пса старый лев! Африканки в кофтах. Завтрак под зонтами, а перед глазами фантасмагорическая панорама. Обезьяны жмут вам руки и прыгают на шею! Посещение «Золотых рудников». Нас предупреждают, что лучше надеть «грязные» брюки и пуловеры (у нас они чистые!) Зачем, если на нас напялят бело-голубые блузы, а голову повяжут шарфами. Лифты за миг спускают нас на двести метров. Под сводом рудника запах от факелов, атмосфера золотого… тельца? Золото! Золото! Да, эта серая плита и есть золото!

– Будет ваша, если поднимете!

Хитро! Стал бы он так говорить с Ригуло? [161]161
  Р и г у л о, Шарль (1903–1962) – французский спортсмен, тяжелая атлетика. Установил 52 рекорда.


[Закрыть]

Может, и эти булыжники! Чернокожие рабочие передают их друг другу под потоками воды. Несомненно, они пожелтеют! Другие рабочие с кайлами в руках, истекающие потом, рубят стенки. Впечатление, что здесь царит рабство, а это вызывает неприятные ощущения.

Нам дали таких булыжников. Свой я храню на камине. В городе нам дарят всякие безделушки.

Шестнадцатого июня прощаемся с Йоханнесбургом.

Нас перевозят в Кейптаун, красивый город с обширными садами, грандиозными авеню. Город похож на современные кварталы Каира. Два внимательных журналиста посвятили себя Даниель и Пралин. Благодаря им – по случаю «дыры» перед показом, – мы совершаем в их машине классическую прогулку по Кейптауну, отдыхаем в парке, где много черепах и птиц, а деловые белки пересекают дорогу, как кролики. Друзья наших чичероне, владельцы одного из крупнейших магазинов, требуют принять от них подарки: «Уверяю вас… Вы нас смущаете!» Даниель, я сообщила, что она мать семейства, не смогла устоять перед сказочным электрическим поездом в подарок своему малышу.

Дефиле, устоявшийся порядок которого вам уже известен, прекрасная атмосфера, успех. Экскурсия в горы, где, как нам сообщили, живут «настоящие зулусы». Эти «настоящие», на наш взгляд, ничем не отличаются от остальных черных. Они, похоже, враждебно разглядывают нас, пока мы беззаботно вальсируем на постоялом дворе на вершине горы.

День в парламенте, где нас атакует невероятная толпа любителей автографов: «О, Франция! О, манекенщицы!» Подписываем все, что они хотят, в том числе и меню завтрака в зале заседаний. Потом, получив разрешение, отправляемся на съемку короткого фильма для известного парикмахера, что приносит каждой по пять долларов.

Новые копи – на этот раз алмазные. Вернее котлован. Снова булыжники. Забавно видеть, как их отмывают, разбивают, трут, режут… на десятке машин. Такие булыжники нам не дают. Новый завтрак в «Ротари», завтрак без женщин, только мы восседаем за почетным столом. В ответ на торжественно-благородную речь одного из президентов компаний приятельницы решают подшутить надо мной: «Пралин! Пралин! Тебе отвечать!»

Мадам Смайл растеряна. А я отвечаю своей старой шуткой – примерно с той же речью, что и на радио Голливуда. Я уже добилась определенного прогресса, а потому, быть может, мое короткое выступление не забудется.

Все о Кейптауне? Стоит сказать об удивительно волнующем энтузиазме толпы! Когда мы проезжаем мимо, слышны выкрики «Да здравствует Пралин! Добро пожаловать!» Натиск публики с требованием дать автограф. Любезность хозяев завода готовой одежды Rex Truffam(там ко мне подошел отец одного из служащих Бальмена), где нам подарили черные брюки и желтые блузки.

Мы покидаем Кейптаун.

Порт-Элизабет предлагает довольно посредственные гостиничные номера и соответствующие услуги. Дефиле состоялось в день приезда. Нет прежнего задора, по крайней мере с моей стороны. Хотите знать почему? Крохотный прыщик на подбородке раздражает меня, потом появляется второй на границе верхней губы. Дани: «Прыщик на губе – это плохо. Не стоило его выдавливать». Ба! Стоит ли беспокоиться по поводу прыщика? Из-за него не следует пропускать коктейль в «Марин Отель», где встретилось все высшее общество.

А вечерний бал! Меня вдруг начинает трясти. Какой-то соотечественник доставляет меня в гостиницу. Посмотрим, что будет завтра!

Смотрю… губа распухла. Болит. Вызванный доктор мрачно качает головой. Считаю его «нулем», ведь он явился с устаревшим набором инструментов.

Дани переводит:

– Он считает, что тебя надо отправить в больницу.

– Никогда!

– Во всяком случае, он запрещает тебе участвовать в дефиле.

– А я пойду.

Отправляюсь на дефиле, назначенное на полдень. Несмотря на пенициллин, щека у меня распухает. Лицо перекошено!

Мэр приглашает нас в горы посмотреть, «как едят слоны в дикой природе».

– Только не ты! – требует Дани.

– Ни в коем случае! – поддерживает ее мадам Смайл. – 150 километров пути. Вас засыплет пылью!

Но «питающиеся слоны» должны быть уникальным зрелищем! Я поеду, отказавшись измерить температуру.

Я равнодушна ко всему, мне так плохо! Плевать, но надо купить корзину апельсинов и взять с собой! Нет! Для слонов? Любопытно! Это подстегивает меня. Дорога лезет вверх. Горы какие-то странные, покрыты коричневой коркой. На небе бледно-голубые облачка.

Вот и вершина. Оглядываемся! Небольшой квадрат, окруженный проволокой, похоже под током. Какой-то ковбой открывает нам ворота.

– Тебе плохо, Пралин?

– До крика! – отвечаю я. – Тем хуже! Ой! Ой! Боже!

– На тебя обратит внимание Джонни!

В 5 часов, когда наступит ночь, со стороны ущелья покажутся толстокожие.

– Первому, кто их увидит!

Слышны крики на английском:

– Проклятые обезьяны! Прогоните их! Обезьяны принялись воровать апельсины.

Спускаются слоны… Стоит рассказать об этом дома! Я забываю о боли. Всматриваюсь в заросший лесом гребень:

– Вот они!

Я первой увидела их! И что мне это дает? Боже, губа!.. Посмотрите, какая щека! Я, наверное, ужасно выгляжу! Хочется сжаться, исчезнуть. Откроем глаза пошире. Вниз спускается уже два десятка слонов. Забавные слонята ходят вперевалочку!

Трое взрослых животных ссорятся метрах в ста от нас. Один, отступая, валит дерево. Несмотря на провода под током, не чувствую себя в безопасности.

Наконец животные приступают к делу и принимаются пожирать апельсины! И с какой жадностью! Вокруг нас возникает какое-то свечение. Мы словно окунулись в солнечный свет. Охранники хлопают в ладоши, и слоны убегают.

В восемь часов вечера я стону от боли на постоялом дворе «Замбез Колин», где для нас забронированы номера. Какое сумасшествие погнало меня сюда! Вены на висках и шее раздулись. Хватаю гидрофильную вату, смачиваю ее 90-градусным одеколоном и прикладываю компресс к переносице и щеке, заворачиваюсь в шарф.

Поверьте, я так и не заснула! 25-го числа, в полдень, я превращаюсь в мученицу. Доктор диагностирует сибирскую язву. Температура под 40°. Больше всего меня заботит то, что одеколон обесцветил шарф и все краски легли на щеку… Синяя щека! Вот те на! А дефиле!

– Дефиле! Ты с ума сошла?

– А ты разве не видела, что они на афишах объявили «Китайский наряд»?

Отправляюсь на репетицию, где диктор просит, чтобы мне больше аплодировали. Дефиле состоялось, и прошел ужин в «Марин», данный консулом Франции.

Я возвращаюсь в отвратительном состоянии.

Утром снова пенициллин. «Не двигаться!» – требует доктор. А надо двигаться, если хочешь посетить General Motors.Хотя мы не по своей воле отказались рекламировать автомобили, директор на нас не в обиде! Он угощает нас завтраком в ресторане, а на десерт вручает каждой ларчик с самой лучшей пудрой. На крышке изображены «бьюик», «кадиллак»…

Веская причина, чтобы не пропустить визит! Как, впрочем, и последующие дефиле.

– Знаешь, – говорит Дани, – ты можешь сдохнуть.

– Знаю.

27-го числа, после чая, которым нас леди канонического возраста угощали в клубе, еще одного дефиле, посещения мэрии, где нам демонстрируют опахала из страусовых перьев, и безумной покупки золотого браслета (воспользуемся обменным курсом!) мне становится лучше! Настолько лучше, что я почти полностью восстанавливаюсь. Теперь хватает сил для отъезда в Ист-Лондон. Довольно банальный этап, где, как я отметила в записной книжке, нас угостили горячим чаем после дефиле в огромном магазине. Потом состоялся обед в «Ротари», полное повторение обеда в Кейптауне (я вновь произнесла свой пресловутый спич), и посещение деревни, где под палящим солнцем бедные полуголые чернокожие смотрели на нас глазами битых собак.

– Какие они печальные!

– Или доведенные до отупения?

А вот и Дурбан, о нем нам прожужжали все уши.

– Город шика! Самое модное жилье! Дождитесь приезда в Дурбан.

Действительно, очень похоже на Канны. Нас селят в гостинице, ничем не уступающей Голливуду. Нас ласкает ветер с океана. Окна выходят в парк с ланями. Жуткая жара, жажда, с которой не справляются ледяные напитки: ими нас отпаивают на коктейле в консульстве.

В утро показа нам дают небольшую передышку.

– Было бы глупо не воспользоваться ею, – говорит Дани. – Мы в Дурбане. Такое случается в жизни редко. Пойдем искупаемся?

Мы уходим, никого не предупредив. Выскользнув из парка, наталкиваемся на владельца странного экипажа, который заметили еще вчера в городе. Это рикша везет двух– или трехместную коляску, впрягшись в оглобли. Рикша без особого труда по нашим жестам пловчих (с моей стороны это смешно) понимает, что нас надо отвезти на пляж.

– Садимся, поехали!

Сам рикша кажется наиболее странной частью своего экипажа: парень без возраста, черный как уголь, лицо испещрено морщинами, следствие то ли прожитых лет, то ли тяжелой профессии. На нем цветная юбчонка, пояс из тряпок, в нем гремят разноцветные камушки, старая грязная рубаха. Обнаженные плечи и руки с множеством браслетов. Но самое удивительное – его прическа, столь же высокая, как у Людовика XIV, но украшенная двумя буйволиными рогами. Он бегает именно в таком облачении. Думаю, он даст солидную фору нашим кроссменам!

Славный парень! Полагаю, воздавая нам честь, а не собираясь запугать, он тащит нас в бешеном темпе, иногда вдруг замирает на месте и кладет оглобли на землю так, что мы едва не падаем вперед. Оборачивается, смеется, вновь пускается в бег, изо всех сил кричит на перекрестках. Или опрокидывает тележку назад и движется шагом. Дани постоянно вскрикивает. Как с ним расплатиться? Дани предлагает: «Полфунта?» Огромная сумма. Я вручаю ему деньги (вместо нескольких шиллингов, как следовало. Они здесь умирают с голода).

Он пораженно глядит на банкноту, пускается в зулусский бешеный танец, напоминающий пляску русских. С тех пор он подстерегал нас повсюду днем и ночью, у разных выходов из гостиницы, на пляже, у мэрии, консульства. И мы не могли не давать ему каждый раз одно и то же вознаграждение. Глупо ли это? Эти несчастные не доживают до старости.

День на трибуне ипподрома. Жуткая жара! Алжир в августе. Я блистаю в леопардовом плаще, фотографию которого воспроизводят во всех газетах.

Вторая половина дня на пляже. Никаких кабинок. Раздеваемся прямо на песке с возбуждающей стыдливостью француженок. Прячущиеся в траве черные наблюдают за нами.

– Они бы нас изнасиловали, если… – роняет Дани.

Еще бы!

Я выдерживаю надоевшие съемки. Потом мы встречаемся с йоханнесбургскими друзьями, приехавшими нас навестить (всего-то два часа лета).

Каков практический итог турне? Я осторожно спрашиваю мадам Летеррье, она вначале пожимает плечами в знак неведения, потом качает головой: не блестяще! Нами восхищаются, но покупают мало. Чуть больше обычного. На самом деле наши блистательные и экстравагантные платья созданы не для элегантных женщин этого уголка мира, погрязшего в буржуазном достатке, в своих полуспортивных, полудеревенских привычках.

Джонни, однако, удовлетворенно улыбается. Его общество потратило тридцать миллионов на повышение престижа. Для него это то же самое, что для меня сто су!

Мы уже месяц в пути. 4 июля. В верхах рассматривается вопрос, стоит или не стоит предлагать нам «довесок» в виде Родезии.

Там дела пойдут еще хуже! Но Джонни считает, что мы заслужили поощрение.

Итак, еще несколько дней. Я помню о новых формальностях, таможне, поездках через мелкие городишки, по живописному краю, по стране, отставшей на триста лет, через заросли, похожие на девственный лес.

Гвоздем пребывания будет посещение «Парка Крюгера» [162]162
  Самый популярный Национальный парк в Южной Африке, известен своей огромной территорией и наличием так называемой большой пятерки: льва, носорога, слона, буйвола и леопарда.


[Закрыть]. Я не подозревала, что заповедник так знаменит. Не могу вспомнить ни одного репортажа об этом Национальном парке, размером, как нас уверяют, в две Бельгии.

Едем туда на машинах. Удивительная экспедиция с танцами маленьких негритят на каждом повороте.

Нас всех обыскивают, чтобы убедиться… – оружия у нас нет! Служители парка: «Go this road!» [163]163
  Поезжайте по этой дороге (англ.). – Прим. пер.


[Закрыть]

Мы въезжаем на стоянку, окруженную колючей проволокой, где надо оставить машины. Здесь их уже стоит не один десяток. Нас ведут в дома-хижины, выровненные, словно по ранжиру.

Одна комната для меня и Дани, похожая на карцер казармы, но с одной кроватью и одним столом. Электричества нет.

В пристройке деревенская ванная комната. Чернокожий слуга улыбается во весь рот, сверкая зубами, мы не осмелимся ничего у него попросить.

Ночь наступает довольно рано. Выходим, прогуливаемся, посещаем друг друга, светя себе карманной лампой, подвешенной к поясу. Вскоре в джунглях поднимается хор голосов: ревут хищники, и так громко, что мы цепенеем.

Ужинаем перед хижинами, рассевшись вокруг костра (как скауты), на котором жарят куски мяса. Мы стараемся говорить громко, чтобы перекрыть вой и рев… тот раздается совсем близко.

– Послушай, когда тигры голодны!..

– Но охранники спокойны.

– Колючая проволока, это хорошо! Но есть звери, которые умеют прыгать.

– Или ползать, – добавляет Симона.

Мадам Летеррье:

– Одного раза хватит.

Всю ночь мы умираем от страха. Звери продолжают реветь, гавкать, вопить, стонать. А если сюда заползут боа? [164]164
  Удав (фр.).


[Закрыть]В какой-то момент в квадрате двери вырисовывается фигура.

– Какой-то тип!

– Негр!

– Да нет!

Кожа покрылась мурашками.

Пробуждение в 5 часов, нас будит расплывшийся в улыбке чернокожий, спавший у нашего порога. Холодно. Снова костры. Рассвет. Пение птиц, ночные шум и гам постепенно стихают.

– Земной рай, не так ли? – говорит мне мадам Смайл. По машинам! Распахиваются барьеры, открывая дорогу в парк. К зверям. Удивительно.

У водителя строгий приказ – двигаться медленно, со скоростью не выше 10 км/ч. Никаких клаксонов, чтобы не пугать животных. Мы задыхаемся. Хочу опустить стекло. Ни в коем случае! Опасно. Стекла, кстати, усилены. Водитель сидит в стеклянной клетке, в изоляции.

Отказываюсь описывать свои ощущения. Мы не проехали и пятисот метров, как останавливаемся: лев, львица, целое семейство пересекает дорогу. Чуть дальше пантера, она вскочила на ноги и вцепилась когтями в кору кокосовой пальмы. Притормаживаем. Водитель дает знак – гиены! Деревья высотой с храмовые столбы (баобабы?) окружают нас, спасая своей тенью. Дорога сужается, мы катим по песку.

– А если авария?

Перекусываем около полудня в «форде», не выходя наружу. Водитель бросает вокруг встревоженные взгляды. Ему надо по маленькой нужде, он исполняет ее, постоянно крутя головой. А мы? Лучше смерть! Трогаемся вновь. В какой-то момент отстаем от каравана. Догоняем его. На перекрестке все машины останавливаются, и нам разрешают сходить по нужде.

Мадам Смайл:

– Глядите в оба! Ничего подобного в мире нет.

Обмен информацией:

– Здесь есть три лагеря, но опасно даже пытаться добраться до них.

– Слоны дальше к югу.

– Один из надзирателей, ехавший на велосипеде, был найден наполовину съеденным не далее как в прошлый вторник. Сплетни? Пора отправляться обратно… Немой ужас, когда тигрица – а может, леопард? – мягкой поступью выходит из кустов, вытянув шею. «Форд» останавливается, чтобы не раздражать хищника. Зверь ставит лапу на подножку машины и с расстояния в тридцать сантиметров заглядывает мне в глаза.

Я даже не строю ему рожу… Зверь ревет, отчего у меня замирает сердце. Быть может, так он здоровается с нами, потом, словно призрак, тает за лианами.

Несколько раз гориллы (?) или шимпанзе приличных размеров сопровождают нас, развлекаются, бросая в нас кокосовые орехи. Только бы стекла не разбили!

Парк закрывается в шесть вечера. Мы успели вернуться. Запоздавшие – бывают и такие – должны провести ночь снаружи!! Мы рады, что увидели это и остались живыми. Я ведь так боялась львов! Я цепляюсь за эту нелепую мысль и не расстроена тем, что прогулка продолжится назавтра примерно в тех же условиях, вызывая те же эмоции. Теперь ощущаем себя знатоками, посвященными. И все же перехватывает дыхание при виде питона толщиной с дерево, который ползет по дороге перед нами. Мы не решаемся догнать его. А что, если ему вздумается заснуть в солнечной луже!

К концу дня все машины съезжаются к реке – речка быстрая, но покрыта водорослями, вроде больших распустившихся кувшинок. Чернокожие охранники с ружьями в руках прогуливаются по берегу. Мы стоим недалеко от крокодилов, грязных громадных бревен, лениво переползающих с места на место. Безопасны? Поговаривают, охранники редко выживают больше триместра. По другую сторону реки, метрах в трехстах… Там носороги! Эти не любят, чтобы за ними наблюдали. И гиппопотамы, горы раздутой плоти, чьи злые глазки видны даже с нашего берега.

Возвращение из «Парка Крюгера», чем еще можно удивить? Несколько городов Родезии, столица Претория, просто большое поселение по сравнению с современными городами Мыса. Дефиле в мэриях, муниципальных театрах, то же самое, что метать бисер перед… крестьянами! Однако люди очень любезны. Статьи! Фотографии! Француз 85 лет, который «ждал нас», как он сказал, с незапамятных времен (увиденных во сне!). Он делает всем нам подарки – одной коллекцию почтовых открыток, а мне, уверяет он, редчайшую вещь, пластину с отпечатком копыта газели и печатью «Парка Крюгера».

Календарь указывает конец июля. А что сейчас происходит в Париже!.. Я телеграфирую Бальмену: «Не могу представлять коллекцию. Глубокие сожаления». «Глубокие»? Немного рисуюсь. Можно ли беспокоиться о другой планете?

Однако наступает момент, когда надо возвращаться на родную планету.

Возвращение в Дурбан, прием на английском броненосце. Пышащие здоровьем красавцы-офицеры покоряют своей корректностью и обхождением, кроем белых мундиров.

Как описать «прощание с Йоханнесбургом»? Огромные заголовки в прессе: «Посланницы нас покидают». Фотографии на фотографиях, руки полны букетов, мужчины, женщины на улицах приветствуют нас, целуют, школьники умоляют подписать их школьные тетрадки. Джонни угощает нас шампанским, и это много значит: «Девушки, я доволен вами». (Наполеон на Аустерлице.) Мы выстояли, кроме одной, кто не выдержал испытания! Мы показали себя истинными француженками.

Обратный полет без всяких происшествий.

Приехав из Лондона, я с предосторожностями краснокожего отправляюсь увидеть нашу коллекцию. Меня тут же замечают.

– Тс! Тс! Я, быть может, уже не работаю в Доме.

Какое сожаление, окажись это правдой! Еще не было столь великолепной коллекции… Ведь это платье создано точно для меня!

У моей дублерши невероятный успех! Со мной покончено!

Я ухожу… путешествие стоило… Но…

Передо мной возникает Бальмен:

– А, все же явилась!

– Хозяин, поцелуемся?

Мы целуемся.

– Хозяин, у вас еще никогда не было столь потрясающей коллекции!

– Чтобы вы испытали угрызения совести.

– Какие угрызения? Они будут у вас, если вы тут же не восстановите меня. Не сожалейте ни о чем. Я вдохновляю вас больше, когда нахожусь в четырех тысячах лье от вас!