Текст книги "Остров тетушки Каролины"

Автор книги: Франтишек Пиларж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Перси. Ясно. А мисс Паржизек имеет к этому отношение?

Билль. Не слишком большое! Впрочем… на «Алькантару» летят радиограммы со всех концов мира, только искры сыплются. Вчера пришло сразу три. Что вы на это скажете?

Перси (нетерпеливо). Какие радиограммы?

Билль. А что я буду за это иметь?

Перси. Не хлопнуть ли нам еще по одной?

Билль. Я не прочь. (Задумчиво.) Сначала я служил американцам, теперь – англичанам. И скажу вам, мир отвратителен и грязен. Грязен и отвратителен. Мало платят за верную службу…

Перси (покорно). Хорошо. Сколько хотите за радиограммы?

Билль. Двадцать долларов, дружище. Ни больше, ни меньше, ровно двадцать. Выпьем? (Пьют.)

* * *

Хорошо развитая ушная раковина Франтика приблизилась к окну в тот момент, когда настроенный под влиянием «Мартини» весьма оптимистически Перси Грезль говорил:

– На этой Паржизек можно заработать золотые горы, Билль! Глупа, как индюшка в марте, сумасбродна и к тому же владеет островом. Конечно, у нее голова закружилась. Десять миллионов долларов или три миллиона фунтов стерлингов! Не каждый день человек получает такие предложения. Не хватает только одного. Хорошей рекламы в газетах. Вот с этой целью я и пришел сюда, Билль. Такого интервью, какое я с ней устрою, не знали люди с той поры, как Моисей интервьюировал господа бога по поводу своих евреев.

Другой голос отвечал:

– Правильно, валяйте, Перси! Я буду приносить вам все новости. Из дружеских чувств. Двадцать долларов за каждую информацию. Хотел бы я быть журналистом, Перси! Это – благородное занятие. Детективам живется куда хуже: они должны всегда держать язык за зубами. На этом деле себя не покажешь. У меня всегда был независимый характер, Перси, ведь вы меня знаете. За большую работу большие деньги – вот мой принцип, и никаких гвоздей. А тут – извольте любить сироток! Прямо тошно становится.

– Сироток?..

– Ну да, сироток. Потому что я – мисс Пимпот, основавшая триста шестьдесят пять сиротских домов. Перси, меня эти бабы с ума сведут!.. Ах, мое сердце пылает любовью к несчастным покинутым деткам!.. Что вы на это скажете?..

– Каждый сам кузнец своего счастья. Вот я, например, безумно влюбился в мисс Паржизек. Она поможет мне, Билль, достигнуть успеха и довольства, попомните мои слова!

– Возможно, только какая мне от этого польза?

– У вас отсутствует философский взгляд на жизнь. Вы смотрите на богатых людей предвзято. Хорошо, что существуют на свете богачи, Билль! Есть кого общипывать! Само собой, они должны быть немного придурковатыми, это необходимое условие. Богатым людям ум ни к чему. А бедным не годится быть глупыми. Лучше всего, когда человек беден, но умен, как я например. Он выжмет денежки из кого следует, разбогатеет, а ум останется при нем. И тогда ему уже нечего бояться, разве только трамвай задавит. Итак, если ты меня внимательно слушал, тебе должно быть ясно, что речь идет о том, как половчей обчистить мисс Паржизек. Я-то уж придумал. Теперь дело за тобой. Но поторопись, за этим лакомым кусочком на пароходе охотится по крайней мере дюжина людей.

– Я бы рад, Перси, но, дорогой мой наставник, в голову ничего не приходит. С тех пор как я превратился в ходячий сиротский дом…

– Все очень просто, Билль. Деньги вскружили голову мисс Паржизек. А если этого еще нет, то непременно будет, потому что она, во-первых, женщина, во-вторых, человек. Дело только в том, чтобы не упустить подходящий психологический момент. Послушай, Билль, если кто-нибудь имеет в кармане, ну, скажем, пятьдесят центов, он не станет раздумывать, купить ему шестиместный «бьюик» или гасиенду во Флориде. Заботы начинаются с пятидесяти долларов. Когда человек может приобрести швейную машину или холодильник, он начинает прикидывать, что ему нужнее. Ну а уж если у кого заведется пятьдесят миллионов, тут дело дрянь. Потому что холодильник, швейная машина, «бьюик», гасиенда и вообще все на свете у такого типа уже есть и он не знает больше, куда ему деньги девать. А в этот критический момент и появляется человек, который кое-что смыслит во вкусах богатых людей, и говорит: «Уважаемая мисс, как обстоит дело на вашем острове – ну хотя бы с цивилизацией? Есть у вас кому позаботиться о спасении падших девиц, о культурном наследии, великосветских приемах и увековечении знаменитых предков?.. Разве вы не обзавелись такими людьми? У вас еще нет министерства цивилизации? Вы, верно, хотите отстать от других государств? Надеюсь, вы позволите мне исправить это упущение?» И если вам удастся произнести речь с надлежащими интонациями и подчеркиванием при помощи ударений определенных слов, вы станете заправилой министерства. Это общепринятый способ организации подобных богоугодных заведений. Доверься опыту старого друга, Билль, и поспеши, пока есть время.

– Здорово! Значит, я стану министром, Перси! Выпьем?..

С минуту было тихо, затем раздалось приятное журчанье, и наконец голос произнес:

– Ну, я пойду, Билль. Подумай же об этой старой индюшке. Она хорошо откормлена и вполне годится на жаркое.

Дверь слегка скрипнула, и Франтик остался один среди глубокой тишины, которую нарушали только всплески волн; над головой Франтика сверкали звезды.

Он стоял, приложив руку к холодной стене, маленькое существо, затерянное на огромном иностранном теплоходе, набитом страшными людьми, стремящимися погубить тетушку Каролину. Теперь Франтика страшили не только людоеды, к которым тетушка продолжала приближаться. Он думал о людях, алчных до денег, и перед ним вставал трудный вопрос: кто из них хуже?

Франтик еще плохо знал жизнь. Ему было известно, что есть люди добрые, вроде тетушки Каролины или дядюшки Бонифация, и люди злые, как например школьный сторож пан Вондроуш или Гитлер. А теперь оказывается, мир прямо кишит каннибалами и злодеями. Они принимают разное обличье, но самые опасные из них те, которые рассуждают о цивилизации. Невинное сердце Франтика Паржизека забилось. Если до сих пор у него была серьезная причина предостеречь тетушку, то теперь этих причин стало множество.

А он стоит тут и даром теряет время!..

Франтик оторвался от окна каюты, внезапное безмолвие которой таило в себе новую, неизвестную угрозу, и быстро отошел в сторону. Отошел и остановился.

Куда идти? В этом огромном плавучем отеле сотни дверей, похожих одна на другую как две капли воды. Когда он представил себе эти бесконечные ряды дверей, тянущихся вдоль белых коридоров и крытых прогулочных палуб, ему стало жутко. Как найти нужную дверь?

Да, положение выглядело безнадежным. Таким безнадежным, что Франтик чуть было не заплакал. Он чувствовал, как затуманиваются его глаза, как предметы вокруг теряют ясные очертания. Колеблются, расплываются, приобретают странные, фантастические формы. И один из этих призраков принимает обличье тетушки Каролины…

Он протер глаза и попробовал прогнать чарующий призрак, который, очевидно, смеялся над его растерянностью. Но ему это не удалось. Призрак не исчезал. Наоборот. Он двигался по темной палубе и медленно приближался прямо к нему. И чем ближе он подходил, тем отчетливей становилось его сходство с тетушкой. Ее могучая грудь, широкие бедра, пухлые округлости рук и ног.

Призрак остановился у перил. С минуту раздумывал, а затем сел на скамейку, вглядываясь в необъятные манящие дали. Да, так может смотреть только человек, который вспоминает далекую родину, мечтает о своих близких…

– Тетушка! – закричал Франтик и бросился вперед.

* * *

Расставшись со своими подругами, миссис Компсон решила погулять по опустевшей палубе левого борта. На сердце у нее был мир и покой. Она знала, что бог, милосердию которого нет границ, не допустит, чтобы потерпевшая горькую обиду мисс Пимпот не испытала теперь заслуженного счастья. Как и когда оно придет к ней, миссис Компсон, разумеется, не знала. Но была убеждена, что это непременно сбудется.

Усевшись на ближайшей скамье, она смотрела вдаль. Говорят, оттуда чаще всего приходит наитие. Приходит тихо, незаметно, как легкое дуновение ветерка. Долго ждать ей не пришлось.

Представьте себе ее изумление, когда не из таинственной дали, а из какого-то темного угла к ней кинулось с криком живое существо и прижалось к ее подолу. Изумление миссис Компсон было так велико, что она чуть не упала со скамьи. Но тотчас взяла себя в руки. Пути господни неисповедимы! Очевидно, на сей раз господь решил отступить от своих обычаев и послал ей счастливую весть в человеческом образе. Она протянула руку к коленям, в которые уткнулось таинственное существо, и нащупала взъерошенную голову.

– Кто ты? – спросила она настойчиво.

Теперь наступила очередь Франтика удивляться. Ему ли было не знать голоса тетушки Каролины! Он слышал его при самых различных обстоятельствах, изучил все его модуляции. Но голос, прозвучавший сейчас, совсем не походил на тетушкин. Франтик быстро поднял голову; одного взгляда, брошенного на склоненное над ним лицо, было достаточно, чтобы убедиться в своей ошибке. Он вскрикнул и хотел вскочить. Но миссис Компсон оказалась более проворной. Она схватила его за руку и притянула к себе с такой силой, которая ясно доказывала, что на физическое состояние миссис Компсон нисколько не влияет общение с потусторонним миром.

– Откуда ты взялся, кто ты такой? – еще настойчивей повторила она.

Франтик покрылся холодным потом. Мозг его заработал с лихорадочной быстротой; нужно поскорей выдумать такую штуку, чтобы эта страшная тетка отпустила его. И тут в голову ему пришла спасительная мысль. Он вспомнил давным-давно прочитанную книжку «Судьба подкидыша». В ней описывалось, как подброшенный ребенок разжалобил злую, грубую женщину рассказом о своей печальной судьбе. Франтик не имел понятия, с чего начинают подобные истории, но решил, что лучше всего сразу изложить суть дела. Овладев собой, он перестал стучать зубами и выдохнул волшебную фразу: «Я сирота, сударыня…»

Миссис Компсон осмотрела рваную рубашку Франтика, его дырявые тапочки, веснушчатый нос, и глаза ее отразили глубокое волнение.

– Я это предчувствовала, – произнесла она взволнованным голосом. – Пойдем со мной, мой бедный мальчик…

И, крепко вцепившись в руку Франтика, миссис Компсон без колебаний направилась к ярко освещенному входу в апартаменты сильных мира сего.

* * *

Мисс Пимпот, она же Билль Пимпот, уже лежала в постели, собираясь заснуть, когда в коридоре послышался шум и вслед за тем в дверь постучали. Она сразу поняла, кто пожаловал, выругалась потихоньку и решила притвориться спящей. Это было смешно и наивно, потому что, если жрицы задумали куда-нибудь войти, их не остановишь.

– Мисс Пимпот! – послышалось за дверью. Голос, вне всяких сомнений, принадлежал миссис Компсон.

– Мисс Пимпот!! – упорно повторил голос.

– Мисс Пимпот!!! – раздалось в третий раз. – Боже мой, уж не больны ли вы, душечка? Если вы не ответите, я позову врача и слесаря!

Билль Пимпот снова выругался, влез в халат, натянул парик и открыл дверь.

Первой проследовала в каюту миссис Компсон, за ней сомкнутым строем остальные девять жриц. Когда все они вошли в каюту, у окна осталось ровно столько места, чтобы могла поместиться мисс Пимпот.

Мисс Пимпот со страхом окинула взглядом возникшую перед глазами картину. Она плохо знала историю, и ей было невдомек, что такой же страх испытали немецкие полки, когда впервые увидели перед собой укрепления из гуситских повозок. Мисс Пимпот не знала об этом и тем не менее содрогнулась.

– Вот мы и опять вместе!.. – затараторила миссис Компсон. – Не правда ли, дорогая мисс Пимпот, как хорошо, когда все в сборе?

– Да… – ответила мисс Пимпот изменившимся голосом.

– Вас нисколько не удивляет наш визит?..

– Удивляет… – промямлила мисс Пимпот, хотя это слово далеко не выражало всех ее чувств.

– Милая моя, это случилось исключительно по великой благости господней. Не так ли, дорогие подруги?

– О да!.. – хором подтвердили жрицы.

– Около часа тому назад мы разошлись грустные, погруженные в глубокую думу, – продолжала миссис Компсон, сдерживая бурное дыхание, вздымавшее ее грудь. – Мы говорили друг другу: наша лучшая подруга обижена нами и мы не в силах загладить свою вину перед ней, развеселить ее опечаленное сердечко. Говорили мы так, милые подруги?

– Говорили! – дружно подтвердили жрицы.

– А все потому, что мало верили. Только я одна не переставала надеяться. И бог услышал меня. Вы все еще не понимаете, почему мы пришли, моя милая?

– Нет, – проронила мисс Пимпот со слабой надеждой, что прежде, чем жрицы сообщат цель своего визита, «Алькантара» пойдет ко дну.

– Ну же, моя дорогая, догадайтесь, какой сюрприз мы вам приготовили! Это самое приятное из всего, о чем вы только могли мечтать.

Вымолвив эти слова, миссис Компсон с живостью повернулась к своим подругам и скомандовала: «Расступитесь, милые!»

Жрицы повиновались. Стены каюты слегка заскрипели, и в возникшем узком проходе показалась мальчишеская фигурка.

Мальчик был одет в светло-коричневую бархатную курточку, подпоясанную белым шарфом, с кружевами на вороте и рукавах и короткие бархатные светло-коричневые штанишки. Длинные желтые чулки, пара туфель с блестящими пряжками и зеленый берет с пестрым павлиньим пером дополняли его наряд.

Миссис Компсон окинула взором всю сцену, и на глазах ее засверкали слезы. Притянув мальчика к себе, она сказала:

– Это мисс Пимпот, мое дорогое дитя! Сердце ее полно любви и нежных чувств к бедным покинутым сиротам. Она будет заботиться о тебе, как родная мать. – И повернувшись к мисс Пимпот, она добавила: – Ну, что вы на это скажете, душенька?

– О-ох… – прохрипела мисс Пимпот. – Что это такое?..

– Сиротка, – ответила миссис Компсон с нежностью в голосе. – Теперь вы поняли? Дорогая моя, как мы счастливы доставить вам эту радость! Я нашла его на палубе. Он был такой жалкий и оборванный. Нам повезло, у герцогини Хэмпердик, которая путешествует на этом же теплоходе, хранился в ларце этот прелестный костюмчик, его носил покойный лорд Хэмпердик, будучи мальчиком. Она не разлучалась с ним, берегла, как святыню. И все же уступила нашим слезным просьбам. Не правда ли, малютка очарователен? Вам не кажется, что в нем есть что-то аристократическое? Он похож на маленького лорда Фаунтлероя…

– О… – выдавила мисс Пимпот и жадно глотнула свежий воздух, вливавшийся в каюту через полуотворенное окно.

– Нет, нет и нет, не благодарите нас, моя дорогая! Мы только выполнили свой долг. Сознание, что у вас есть ради кого жить, для нас самая лучшая награда. А теперь пойдемте. Будь доволен, малютка, ты нашел вторую мать. Доброй ночи, дорогая мисс Пимпот, доброй ночи!

Укрепление из гуситских повозок заколебалось, «Алькантара» послушно накренилась на левый бок, и дверь захлопнулась. Мисс Пимпот и маленький Фаунтлерой остались одни.

– Черт подери! – выругалась спустя несколько минут мисс Пимпот и, позабыв, что на ней парик, неосторожно вцепилась руками в волосы.

Франтик молчал. Стоя перед зеркалом, занимающим простенок от пола до потолка, он с недоумением разглядывал смешное существо в кружевном воротнике, смотревшее на него из полированной глади. Он вглядывался в свое отражение, и сердце его наполнялось горечью. «Хорошо еще, меня не видят в таком наряде браницкие мальчишки!» – подумал он и уже хотел было отвернуться от неприглядного зрелища, как что-то его остановило.

В глубине зеркала он увидел еще одно странное существо. Как будто это была мисс Пимпот и в то же время словно и не она. Человек, стоящий за спиной Франтика, имел многие видимые признаки мисс Пимпот, например цветастый халат и туфли, обшитые лебяжьим пухом, но на голове его не было больше искусно взбитых локонов, как за минуту перед тем. На голой, багрового цвета лысине лишь кое-где торчали одинокие волоски. И в эту минуту взгляды Франтика и странного существа встретились.

Секунду стояла тишина. Затем Билль сделал энергичный шаг вперед и грубым движением повернул Франтика лицом к себе.

– Отпустите меня, сударь! – закричал в отчаянии Франтик. – Отпустите меня, прошу вас! Я должен выполнить одно очень важное поручение…

– Скажите пожалуйста! Значит, ты задумал убежать? – пробурчал Билль, и губы его сложились в отвратительную гримасу. – Ну нет, этого я, сопляк, не допущу! Ты останешься здесь. А если пикнешь хоть одно слово о том, что видел, раздавлю тебя, как лягушку. Понял?

Высказавшись, Билль Пимпот открыл шкаф, вделанный в стену, бросил в него одеяло и, толкнув туда Франтика, захлопнул дверцы.

Так случилось, что Франтик, покинув один шкаф, оказался в тот же день пленником другого. Он вытянулся на дне и уперся взглядом в темноту. «Алькантара», легонько вздрагивая, резала волны океана. На ней плыла тетушка Каролина, одинокая, слабая женщина, приближавшаяся с каждой милей к гибели, от которой ее уже некому спасти.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ,
описывающая, как мистер Тернболл посылает в эфир радиограмму-молнию

Обнаружив на своем столе сенсационную депешу Перси Грезля, мистер Фергюсон, главный редактор «Нью-Джерси кроникл», нахмурился и произнес одно только слово: «Дурак!»

Мистер Фергюсон работал журналистом уже сорок лет и знал душу человека – в частности журналиста – не просто хорошо, а отлично. Ему сразу вспомнилось, как, попав однажды в немилость, он пытался смягчить сердце своего шефа газетными утками, которым никто бы не поверил, кроме круглых дураков или слабоумных. Перси Грезль находится на пути в Аден, где ему надлежит отбыть наказание, и прибегает к подобному же трюку.

Мистер Фергюсон уже собирался бросить радиограмму в корзину, но в последний момент передумал. Да, Перси пробует его обмануть, это ясно. Но действительно ли Перси такой дурак?

Эта мысль заставила мистера Фергюсона расправить скомканный лист и перечитать снова:

политическая акция канарейки… бедная фабричная работница тайно покидает Чехословакию целью захвата важной морской базы… преступная деятельность одной иностранной державы направленная против цивилизованного мира… невинная птичка…

Да. Несомненно, все нагороженное здесь Перси – сплошная глупость. Несмотря на это, мистер Фергюсон не мог не подумать, что и глупость бывает полезна, если попадает в руки умного человека. А мистер Фергюсон никогда не сомневался в остроте своего ума. Он угадывал совершенно безошибочно момент, когда читатель перестает интересоваться Чудовищем с Бродвея и начинает симпатизировать Джеку Головорезу. В результате этого тонкого знания читательской психологии «Нью-Джерси кроникл» за двадцать шесть лет своего существования переходил тринадцать раз из рук республиканцев в руки демократов и обратно и никто из читателей этого не заметил.

Тем не менее жизнь становилась все более сложной, и мистеру Фергюсону временами приходили в голову неприятные мысли о надвигающейся старости. Его смущали некоторые изменения, происшедшие во взглядах на многие вещи. Взять хотя бы вопрос о патриотизме. Когда-то сознательным патриотом считался человек, который способен перебить сколько угодно врагов, если его родине угрожает опасность. Теперь же сознательным патриотом называют того, кто готов поставить свою родину в какое угодно опасное положение, лишь бы истребить как можно больше своих конкурентов.

Конечно, это тонкости, но пренебрегать ими нельзя. Мистер Фергюсон изо всех сил старался не запутаться в идеологических дебрях. Долголетний опыт подсказывал ему, что истинная мудрость не в правильном решении проблемы, а в ее формулировке. Высказывать открыто чужие взгляды, в особенности непроверенные, не следует. Куда безопасней задавать неизвестно кому адресованные риторические вопросы без опасения получить на них ответы. Вот почему в «Нью-Джерси кроникл» появлялись передовицы, жирные заголовки которых вопрошали:

Почему валяются на наших складах, ржавея и теряя привлекательный вид, такие полезные предметы, как танки и пушки?

Отчего войны ведутся в отдаленных уголках земного шара, где люди не имеют в этом деле достаточного опыта?

По какой причине некоторые государства отвергают предложение такой цивилизованной страны, как США, проводить на соседних территориях военные маневры?

Эти и подобные им вопросы свидетельствовали о том, что «Нью-Джерси кроникл» крайне прогрессивная в пределах закона газета и ее главный редактор не имеет оснований опасаться за свое будущее.

Однако мистер Фергюсон не был спокоен. Он с грустью вспоминал добрые старые времена, когда в газетах печатали все подряд, не задумываясь, кто и что об этом скажет. Времена, когда способный журналист мог сфабриковать любую сенсацию, положившись всецело на свое богатое воображение, не оглядываясь на государственного секретаря и его помощника. Такой сенсации жаждало стареющее сердце мистера Фергюсона.

Мистер Фергюсон немного задумался. В руке он все еще держал скомканную радиограмму, а перед его глазами мелькали тысячи и десятки тысяч листов «Нью-Джерси кроникл», вся история его славного прошлого, богатая сенсациями, способными заставить конкурентов позеленеть от зависти. Неплохо бы тряхнуть стариной! Но можно ли выдумать в пятидесятых годах двадцатого столетия нечто новое, неслыханное, небывалое?..

Мистер Фергюсон оторвался от славного прошлого, и взгляд его упал на маленькую букашку, пытавшуюся выкарабкаться по гладкой стенке из стакана, стоящего на столе. В его голове мелькнула дерзкая мысль. Несколькими минутами позже секретарша писала под его диктовку:

МИСТЕРУ ГРЕЗЛЮ АЛЬКАНТАРА

ПРОДОЛЖАЙТЕ НАБЛЮДАТЬ ДЕЙСТВИЯМИ КАНАРЕЙКИ НАКАЗАНИЕ СНИМУ ТОМ СЛУЧАЕ ЕСЛИ БУДЕТЕ ПИСАТЬ ЧИСТУЮ ПРАВДУ ТЧК ФЕРГЮСОН

* * *

Тетушка Каролина плохо переносила жару. Она обливалась потом, в носу щекотало, кроме того, тетушка беспокоилась за Маничка, который хватал воздух раскрытым клювом и всеми способами выражал свое недовольство плаванием по Индийскому океану. Отвернувшись от иллюминатора, вот уже целый час он смотрел на портрет королевы Виктории, висящий на стене.

Отложив перо и посоветовав Маничку бросить глупые капризы, она начала обмахивать лицо транспарантом, исчерченным жирными линиями; она любила, чтобы строчки ложились ровными рядами.

Письмо еще было далеко не закончено. У тетушки столько накопилось на сердце, что она не знала, с чего начать и на чем остановиться. Взглянув на исписанную страницу, она вслух прочитала:

Дорогой брат Вацлав!

Прежде всего посылаю вам всем горячий привет с парохода под названием «Алькантара»; он плывет в Сингапур, а потом дальше, до самого Тихого океана. Не заглянешь ли ты как-нибудь в Глубочепы полить фуксии и проветрить комнату? А то у меня сердце не на месте. Кстати, заплати, пожалуйста, по счету за электричество, я в спешке позабыла. Деньги сразу вышлю, у меня их, слава богу, достаточно. По правде сказать, я могла бы их иметь сколько захочу, только все сомневаюсь. Какой-то американец предложил мне десять миллионов долларов, если я продам ему мой остров; а англичанин, так тот даже три миллиона фунтов стерлингов. Деньги порядочные, на них можно бы кое-что приобрести. Например, новую лодку, ведь старая течет, сколько раз я тебе говорила, что, если людям в лодке ноги заливает водой, много не заработаешь. А Франтику не мешало бы купить праздничные штаны и майку в голубую полоску, о которой он мечтает. Боюсь только, как бы не пришлось с этих денег платить большие налоги. Спроси у пана Кумбалка, старшего чиновника налогового управления, какую сумму это составит и что он думает по этому поводу.

Вообще-то и я и Маничек здоровы, если бы только не жарища. Люди ко мне здесь очень хорошо относятся, никогда бы не подумала, что можно так интересоваться простой женщиной из Чехии.

Вчера, например, заявился ко мне один господин и предложил свои услуги, сказал, что хочет заботиться на острове о падших девушках из богатых семей. Мне его предложение показалось не очень-то приличным, и я его прогнала. Немного погодя он опять пришел и обещал поставить памятник кому-нибудь из моих знаменитых предков. Я как-то растерялась; сразу никто на ум не пришел. Пожалуй, скорей всего подошла бы тетя Роза из Буштеграда, у нее своих детей было одиннадцать человек, потом она вышла замуж за вдовца с тремя ребятишками и всех вывела в люди. Напиши мне, как ты на это смотришь.

Вообще я все время нахожусь в центре внимания. Пришлось мне устроить так, чтобы принимать гостей ежедневно утром с десяти до двенадцати и вечером с четырех до пяти. А то совсем некогда вязать носки из той красивой оранжевой пряжи, что я отобрала у мисс Пимпот. Эта особа – член клуба каких-то жриц; я тоже могла бы в него вступить, но мы немножко поскандалили, и дело расстроилось. А жаль, это женщины солидные, только, думается, у них в голове не все в порядке. Одна из них упала в обморок, когда узнала, что я получила в наследство остров. Не всякому, конечно, выпадает такое счастье, не понимаю, к чему ей забивать этим голову.

Как я уже писала, двери у меня хлопают не переставая; я постепенно убеждаюсь, что, если человек имеет хоть какую-нибудь недвижимость, его больше уважают. Кто у меня только не перебывал! Кое-что и путное предлагали. Вот, например, один задумал построить на моем острове музей и собрать в нем всевозможные исторические редкости. Я согласилась. По-моему, туда можно будет передать тот номер «Кролиповода», о котором пишет бедный Арношт в своем завещании. Я приняла еще предложение мистера Хупера, который подрядился провести на моем острове газ. Мне нравится газ, Вацлав. В электрочуде никогда не испечешь хорошего пирога, обязательно подгорит. А зимой у газа человек и погреться может, коли лень печку топить. Затем был еще какой-то тип из кино и соблазнил меня построить киностудию на голливудский манер. Я не прочь. Прошу тебя, Вацлав, сходи в Баррандов и посмотри, как там все устроено. Мне бы не хотелось отставать от Голливуда.

4 июля.

Собиралась кончить письмо, да столько всего набралось, и к тому же здесь нет почтового ящика, надо ждать, пока приедем в Сингапур.

Милый Вацлав, у меня прямо голова идет кругом. За эти четыре дня столько произошло, прямо уму непостижимо. Прежде всего должна сообщить тебе, что мне сделали восемь предложений. И все самые лучшие люди. Но я не хочу выходить замуж: что бы подумал обо мне Арношт? Все же один претендент мне понравился. Это некто Смит, я познакомилась с ним на днях. Правда, он не высказался. Подошел, низко поклонился и обещал прийти, когда получит от его величества посылку. Не знаю, какая такая посылка, но я ответила, что, надо думать, с ней ничего не приключится, в особенности если она послана ценной.

Потом приходил лорд Бронгхэм, которого я тоже знаю. Точнее сказать, он не пришел, его принесли на носилках, потому что не так давно с ним случился небольшой удар. Когда я его спросила, зачем он себя затрудняет, он заявил, что любовь к родине велит ему, невзирая на состояние здоровья, просить моей руки. Вообще-то он очень обходительный человек, и я была с ним любезна. Спросила о его самочувствии, не пучит ли опять живот, пообещала приготовить отвар из собачьей петрушки, когда приедем в Сингапур. Лорд Бронгхэм ничего мне не ответил, я слыхала, как он шептал: «Боже, храни короля, боже, храни короля!..» Не знаю, что это должно означать, но у него уж перед этим ум за разум заходил, а после болезни, верно, хуже стало. Дело кончилось тем, что я его поблагодарила и отказала: раз ты сватаешься к женщине и признаешься ей в любви, не к чему припутывать сюда короля и всякие такие штуки.

7 июля.

Мы уже далеко за Сингапуром, и я опять не отправила тебе письмо. Прости меня, Вацлав, если бы ты знал, сколько у меня забот, ты бы не обиделся.

Мне думалось, что владеть островом дело нехитрое. Оказывается, далеко не так. Я убеждаюсь в этом все больше и больше. Уже во время первой встречи с лордом Бронгхэмом я поняла, с какими трудностями придется встретиться. Только не придала этому значения. И вот теперь, после того как меня интервьюировал мистер Грезль, у меня открылись глаза. Вацлав, представь себе, на острове нужно учредить множество всяких министерств, заведений, издавать газеты… Но лучше я опишу тебе по порядку весь разговор с мистером Грезлем.

Это приятный молодой человек, он носит синие носки. Я люблю синий цвет; правда, его всегда надо чем-нибудь оживить, а то кажется, будто чего-то не хватает. Вроде как небо без облаков. Я ему об этом сказала, и он обещал учесть мои слова. Затем я спросила его, чем могу служить. Он ответил:

– Уважаемая мисс, на протяжении всего пути я следил за каждым вашим шагом, я убежден – вы необыкновенно честная, умная и рассудительная женщина. Не сомневаюсь, что остров Бимхо под вашим управлением станет самой счастливой страной в мире.

– Мне тоже так кажется, – ответила я ему. – Вы видели носки, которые я вяжу для своего народа?

– Нет, не имел счастья, – сказал мистер Грезль и проявил большое желание взглянуть на них. Затем долго перебирал их, потому что у меня их уже семьдесят четыре пары и все разные. Когда осмотр был закончен, мистер Грезль заявил:

– Я не видел ничего более прекрасного, милая мисс! Как корреспондент самой распространенной в мире газеты, я с удовольствием напишу заметку об этой необыкновенной коллекции. Ведь мои читатели жаждут знать все подробности о вас и ваших намерениях.

– Спрашивайте, сударь, – сказала я. – Мне скрывать нечего.

– Что вы думаете о мировой цивилизации, уважаемая мисс? – спросил мистер Грезль и открыл блокнот.

Подумав, я сказала:

– Мне кажется, не стоит о ней говорить. Вы, может, обратили внимание, сударь, когда начинают много говорить о цивилизации, значит, жди где-нибудь войны.

Мистер Грезль записал мои слова и снова спросил:

– Каков ваш взгляд на равноправие женщин?

Ну, на этот вопрос я сразу ему ответила!

– Сударь, – сказала я, – чтобы иметь возможность задать такой вопрос, мужчина должен сначала родиться. А его рождение зависит от нас, женщин.

– И от мужчин тоже, – возразил мистер Грезль.

– А от кого больше?..

Мистер Грезль задумался и хотел было еще что-то добавить, но я быстро перевела разговор на другое: эта тема мне казалась немножко неприличной. Воспользовавшись паузой, я попросила его объяснить мне значение слова «инсинуация»; я прочитала недавно в газетах про станции, распространяющие инсинуации, и ничего не поняла. Мистер Грезль поморщился и сказал, что не может ничем помочь; мне было странно слышать это от такого образованного человека.

Потом он закрыл блокнот и сказал, что теперь ему хотелось бы поговорить со мной неофициально, так всегда легче понять друг друга. Мы ходили взад и вперед по палубе, море было изумительно синее, вдалеке виднелась какая-то земля с высокими горами. Мистер Грезль назвал ее Явой и сказал, что пароход там остановится и я смогу опустить в почтовый ящик это письмо, потому-то я и тороплюсь дописать.

Затем мистер Грезль взял меня под руку и спросил, что я буду делать с такой кучей денег. Я ему говорю: пока никаких денег у меня нет, а есть только остров. А мистер Грезль твердит свое: раз за остров предлагают три миллиона фунтов, значит я владею тремя миллионами. Пришлось согласиться, и тут мистер Грезль спросил меня:

– Вам приходило в голову, любезная мисс, какая огромная ответственность лежит на вас? Пожалуй, такая же точно, как на английском короле, хотя ваш остров несколько меньше Англии. Благосостояние народа, экономический расцвет, внешняя политика, культура – все будет зависеть от ваших способностей.

Я испугалась, но не подала виду и объяснила, что уже толковала по этому поводу с лордом Бронгхэмом.

– Лорд Бронгхэм – идиот, – заявил мистер Грезль и презрительно махнул рукой. – О чем он тут разглагольствовал?

– О выборах и конституции…

– О! – сказал мистер Грезль. – Разумеется, эти штуки тоже имеют право на существование. Но чтобы провести выборы, нужно сначала дать конституцию, а если хочешь иметь конституцию, без выборов не обойтись. Из этого вы можете убедиться, что для организации нового государства необходим энергичный человек, способный провернуть колоссальную работу. Таким человеком являетесь вы, уважаемая мисс!

Теперь мне уже и в самом деле стало страшно.

– Да я никогда ничем таким не занималась!

– Это неважно, – весело сказал мистер Грезль. – На этот случай пригожусь вам я. Во Франции был Талейран, в Австрии – Меттерних… Ну, так сколько же министерств хотели бы вы открыть для начала?

Я боялась хватить через край или недобрать и поэтому назвала цифру пять. Мистер Грезль согласился со мной и сказал, что у него уже подобраны люди, за которых он ручается. Он выразил также желание принести себя в жертву и стать премьер-министром, хотя эта работа неблагодарная и изнурительная.

– А теперь самое главное, – сказал он под конец. – Газета! Я организую вам выпуск газеты.

– Это обязательно? – спросила я.

– Обязательно, – подтвердил мистер Грезль тоном, который свидетельствовал, что я сморозила какую-то глупость. – Газета является трибуной народа. Она гарантия гражданских свобод. Выпускать ее будем я и мистер Химельштосс из Бруклина, который тоже знает в этом толк.

Когда мы уже прощались, мне вдруг пришла в голову одна мысль.

– Охотно верю вам, мистер Грезль, – сказала я, – вы устроите все наилучшим образом на благо моего народа. Но имейте в виду вот что…

– Приказывайте, мадам, – проговорил мистер Грезль и почтительно поклонился.

– Я не желаю заводить никакого военного министерства, во-первых, а во-вторых, картошка будет выдаваться всем людям бесплатно.

Мистер Грезль с минуту размышлял; мне казалось, он улыбается. По-моему, это говорит о доброте его сердца. Затем он опять низко поклонился и ушел.

Ну, Вацлав, пора мне кончать. Не забудь про фуксии и обязательно проветри комнату.

Твоя сестра Каролина

* * *

Радиотелеграфист «Алькантары» мистер Тернболл отложил наушники, расправил плечи и откинулся на спинку стула.