Текст книги "Ночные мстители"
Автор книги: Франтишек Чванда
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Шенкырж попытался разыскать этих людей в столовой «Агой и Анка». Не найдя никого из знакомых, он попытался завербовать в «партизаны» нескольких присутствовавших там юношей. Сказал им, что связан с одним человеком из Остравы, который набирает людей в партизанский отряд, а затем переправляет их группами в горы.
Кажется невероятным, но остается фактом то, что, так грубо работая, ему удалось привлечь этих трех юношей.
Один из них, по имени Тонда, признался, что нескольким его знакомым хотелось бы уйти к партизанам. Шенкырж договорился снова встретиться с этими ребятами на другой день в этой же столовой. Обещал, что затем они вместе пойдут к его знакомому – имелся в виду Когутек, – который все сделает. После этого он встретился с Когутеком и рассказал ему обо всем. Когутек велел ему собрать на следующий день побольше людей, чтобы отвезти их затем в горы на машине. При разговоре с Когутеком Тонда упомянул, что у него есть знакомый, который является членом какой-то подпольной организации. Когутек заинтересовался этим, так как увидел тут возможность снова доказать гестапо свои способности, и велел Тонде привести этого знакомого.
На следующий день встретились Когутек, Шенкырж, Тонда, Поскер и официант Земан из кафе «Феникс». Когутек и Земан познакомились. Когутек сказал ему, что является членом подпольной организации, и спросил Земана, с кем он сотрудничает. Земан ему ответил, что вместе с Поскером они являются членами молодежной организации, которая действует под названием «Масарикова гвардия», что, однако, остальных членов он не знает, так как они, чтобы не выдать друг друга, при встречах надевают на лица маски.
Когутек, которого на этой встрече прикрывали гестаповцы Вагнер, Кампф и агент Вилковский, предупредил обоих, что опасно вести такие важные разговоры на улице, и предложил пройти с ним на квартиру. Земан и Поскер согласились. Перед уходом Когутек наказал Шенкыржу и Тонде собрать в тот же день побольше людей и привести их в десять часов вечера к кирке, откуда их отвезут в горы. После этого он расстался со своими дружками, а новых знакомых повел в Пршивоз на квартиру агента Вилковского. Гестаповцы Вагнер и Кампф, поняв, что план их удается, уехали с Вилковским к нему на квартиру, как было условлено с Когутеком. На квартире Земана и Поскера немедленно арестовали и отвезли в гестапо.
Между тем Шенкырж и Тонда снова возвратились в столовую «Агой и Анка» и там продолжали подбивать молодых людей идти к партизанам.
Следует сказать, что Тонда даже не подозревал, что работает на гестапо. И опять эта непонятная вещь! Двое мужчин в столовой открыто вербуют людей идти к партизанам! Как подтверждают свидетельские показания, тогда им удалось собрать около двадцати юношей, которые уклонялись от работы и скрывались от оккупантов. Позже вербовщики отвели их на указанное место к кирке.
О своем замысле Когутек сообщил вечером Вагнеру. Тот вместе с Вилковским достал где-то грузовую машину, укрепил на ней брезент, чтобы никто не мог выскочить из машины, и Вилковский в сопровождении Когутека поехал к кирке. Там Когутек вышел и стал уговаривать собравшихся быстро садиться в машину, так как такое количество людей в одном месте может возбудить подозрение. Но юноши не трогались с места. Чтобы показать им пример, Шенкырж первым вскочил в машину. За ним нерешительно село еще десять человек. Остальные под различными предлогами начали расходиться.
Увидев, что к ним никто больше не подходит, и опасаясь, как бы и те, кто уже был наверху, не высадились, Когутек вскочил к Вилковскому в кабину, и машина тронулась с места.
Люди наверху, поняв вскоре, что машина не выезжает из Остравы, возмущались и с кулаками набросились на Шенкыржа. Они требовали, чтобы машина остановилась. Вилковский остановил, и Когутек пошел успокоить их. Позже он сам признался, что, когда он влезал в кузов, кто-то ударил его ногой в лицо. Парни бросились на Шенкыржа и Когутека, пытаясь выбраться из машины. Шенкырж начал кричать Вилковскому, чтобы ехал. Тот услышал и помчался с бешеной скоростью по улицам Остравы, вскоре машина влетела прямо во двор областного суда. Ворота уже были открыты, и гестаповцы с автоматами окружали машину.
Когутек соскочил с машины и побежал под защиту гестаповцев. Те, думая, что он хочет убежать от них, открыли по нему стрельбу. Прежде чем недоразумение выяснилось, с машины соскочили двое и исчезли за воротами. Гестаповцы стреляли в них, но им удалось бежать. Остальных арестовали. Их участь неизвестна, так как их фамилий никто не помнит.
А как были вознаграждены агенты? Шенкырж говорит следующее:
«Я, Когутек и Вилковский приехали на машине в гестапо. Там нас привели в одну из канцелярий и предложили бутылку ликера. Мы выпили».
Но вернемся к арестованным Поскеру и Земану. Вечером их допрашивал Гинтрингер и нашел у них список членов «Масариковой гвардии». Гестапо узнало, что руководит «Масариковой гвардией» Ладислав Кенкуш из Остравы. В ту же ночь, то есть с 8 на 9 сентября 1944 года, оно приступило к аресту членов «Масариковой гвардии».
Вот что говорит об этом сотрудник остравского гестапо Карел Гинтрингер, который вел следствие по делу этой группы:
«В период с 9 сентября и до конца ноября 1944 года по делу этой группы сотрудники нашей службы арестовали около ста двадцати человек, из них человек шестьдесят – семьдесят передали в вышестоящую службу гестапо с целью предания их суду. Остальных после допроса и взятия подписки выпустили из гестапо».
«…Далее обнаружили очень большое количество бумажных кульков, в которых были вырезаны отверстия для глаз и рта и которые надевались членами группы при встречах, а также разные другие улики, по которым можно было судить о подпольной деятельности. Оружия, взрывчатых веществ, радиоприемников и других важных предметов не нашли…»
«…В то время когда арестовали членов «Масариковой гвардии», не было установлено, что эта группа уже развернула какую-то антигерманскую деятельность. Члены группы лишь собирались в окружном секретариате Национальной конфедерации в Остраве, на Вокзальной улице, и разговаривали. На этих собраниях всегда председательствовал Кенкуш. Перед помещением, в котором происходили собрания, были сложены уже упомянутые пакеты, которые они надевали на лицо. Собрания могли происходить в секретариате Национальной конфедерации по той причине, что Кенкуш состоял членом Опекунского совета по воспитанию молодежи и благодаря этому имел туда свободный доступ…»
Что же самое важное во всей этой истории и почему ей уделяется так много внимания? Дело в том, что на этих допросах гестапо напало на след отряда, который оно так долго и безрезультатно разыскивало, – отряда, руководимого Йозефом Чапкой. Между обеими организациями существовала связь.
Как она возникла? После одной успешной операции, проведенной отрядом Чапки, к Ихновскому зашел его знакомый Индрих Гуздек, тоже работавший на руднике «Франтишек», и упрекнул его в том, что офицеры ничего не делают. А вот он, мол, встретился с группой хотя еще и молодых парней, но их работу уже видно. (Видимо, они хвастались операциями, которые проводил отряд Чапки.) Ихновский сообщил об этом Чапке и Пешелу. Пешел не советовал устанавливать какие-либо связи с этими людьми. Чапка же придерживался мнения, что нужно как можно больше расширить ряды подпольщиков, тем более что люди сами напрашиваются на эту работу. Своего мнения он не изменил, несмотря на предостережение Пешела, и попросил Ихновского связать его с Гуздеком. Ихновский выполнил его просьбу, пригласив обоих к себе на квартиру.
Те договорились о первой встрече Чапки и члена «Масариковой гвардии» Поскера. Встреча состоялась в Остраве у кинотеатра «Альфа» (теперь «Дружба»). После второй встречи Чапка информировал Ихновского о том, что каждый из опытных членов отряда получит в подручные двоих парней, обучит их, после этого они будут вместе проводить операции. С третьей, неудавшейся встречи Чапка прибежал запыхавшимся к Ихновскому и сообщил ему, что связного на месте не оказалось и что он подозревает, что за ним велась слежка.
Это произошло вскоре после ареста Поскера и Земана. Поскер на «усиленном» допросе показал, что был связан с командиром диверсионного отряда, фамилия которого ему неизвестна, а живет он в Паскове. С ним его познакомил Индрих Гуздек, горняк на руднике «Франтишек», который, в свою очередь, связан с бывшим офицером чехословацкой армии, через которого они затем установили связь непосредственно с командиром диверсионного отряда. Вагнер и Гинтрингер, допрашивавшие Поскера, немедленно арестовали Гуздека. После тяжелых пыток он признался, что офицер, который посредничал в установлении связи, – Рудольф Ихновский.
Прибежав с неудавшейся встречи, Чапка сказал Ихновскому, что не хочет в эту ночь оставаться дома. Ихновский ни на одной встрече с членами «Масариковой гвардии» не присутствовал, на них бывал Чапка, поэтому он решил, что ему лично ничего не угрожает.
На другой день в шесть часов утра гестаповцы Вагнер и Гинтрингер арестовали Ихновского. По прибытии в гестапо Гинтрингер, проводивший расследование, предложил ему немедленную свободу, если он расскажет все, что знает. Но Ихновский ни в чем не признался. Чтобы доказать ему, что он зря упорствует, они устроили ему очную ставку с Гуздеком. Но ни на втором, ни на третьем допросе он ничего не сказал. Впоследствии он рассказал о двух страшных допросах: привязанный за руки и за ноги, он висел вниз головой на жерди между столами, а гестаповцы били его ремнями по голове, по спине, по ногам, пинали его, колотили кулаками по всему телу. Кровь заливала лицо. После таких истязаний нервы у него не выдержали, и он начал давать показания.
О допросе Ихновского гестаповец Гинтрингер показывает следующее:
«Когда начальник Леман узнал, что арестованный Ихновский работал на руднике «Франтишек», он приказал мне связаться с начальником третьего отдела нашей канцелярии Павлом Дитрихом. Одновременно он сообщил мне, что диверсии, совершенные в то время в Остравской области, были осуществлены с помощью взрывчатых веществ из рудника «Франтишек», и поэтому допрос Ихновского нужно вести усиленными средствами.
Честно признаюсь, что я сам участвовал в этом усиленном допросе и бил Ихновского вместе с коллегами Лангом, Шроком и Вагнером. На допросе мы старались не нанести серьезного вреда Ихновскому, так как он представлял для нас большой интерес. Поэтому мы били его в основном по лицу, ладонями и резиновыми дубинками.
Первый допрос Ихновского длился около часа. Он все отрицал. С показанием Гуздека не соглашался, придумал какую-то отговорку. Поняв, что в данный момент от Ихновского ничего не добьешься, я прекратил допрос и велел перевезти его в камеру гестапо.
После его ухода велел привести Кенкуша, то есть руководителя группы «Масарикова гвардия». Я снова и снова пытался узнать, кто тот человек, который связан с его группой. Этот допрос Кенкуша я продолжал и на другой день. Категорически отрицаю, что в эти два дня допроса к Кенкушу применялось насилие.
13 сентября 1944 года допрос Кенкуша продвинулся уже настолько, что тот фактически признался, что его группа связана с другой группой, а связным между ними является Гуздек. При посредничестве Гуздека еще до ареста Кенкуша состоялись две встречи Кенкуша с неизвестным нам человеком из этой новой группы. Мне донесли, что одна встреча должна была состояться перед каким-то кинотеатром в Остраве, а другая в городском парке. Наконец Кенкуш признался, что они условились с этим человеком встретиться еще раз 14 сентября недалеко от стрельбища у Остравице. На основе этого показания Кенкуша мы еще раз проверили весь случай. Снова допросили Гуздека, и тот подтвердил показания Кенкуша, указав, что все устроил Ихновский; он, Ихновский, передал также написанный на листке бумаги пароль для Кенкуша, с которым должен был обратиться к нему неизвестный.
После допроса Кенкуша и Гуздека я отправился к начальнику и еще раз сообщил ему все подробности. Леман приказал допрашивать Ихновского до тех пор, пока не признается. При этом он подчеркнул, что необходимо применить все средства для того, чтобы принудить Ихновского к признанию. Здесь я должен заметить, что начальник был особенно заинтересован в этом случае. 13 сентября после обеда в нашу канцелярию снова привели Ихновского. Сначала я стал задавать ему общие вопросы. Поняв, что он опять будет запираться, ударил его несколько раз ладонью по лицу. Затем велел продолжать допрос коллегам Лангу и Шроку и непрерывными вопросами утомить его. Сам же снова приступил к допросу Кенкуша. Ланг и Шрок допрашивали Ихновского в своей канцелярии. Мне известно, что на этом допросе они применили насилие. Примерно в семнадцать часов ко мне в канцелярию пришел Ланг и сообщил, что Ихновский не выдержал пыток и решил признаться…»
После этого начались аресты членов отряда «Ян Жижка». 13 сентября 1944 года заместитель начальника остравской службы гестапо Карел Кордес отдал приказ всем гестаповцам на следующий день в три часа утра явиться в канцелярию для проведения арестов. Так как предполагалось, что гестаповцам придется иметь дело с членами вооруженного отряда, которые могут оказать сопротивление, по договоренности с Франтишеком Турнером, командиром остравских частей СС, было решено усилить отряд гестаповцев еще двадцатью эсэсовцами. Проверить адреса членов отряда и их рабочую занятость поручили Фридриху Шестагу, уполномоченному контрразведки на руднике «Франтишек». Дело в том, что план гестапо был рассчитан на проведение координированной операции как на заводах, так и на квартирах, чтобы члены отряда не могли предупредить друг друга и не могли быть предупреждены другими людьми.
Перед самой операцией Кордес приказал взять членов отряда живыми, так как полагал, что с их помощью можно будет раскрыть всю сеть. Кроме того, он подчеркнул, что арестованных необходимо немедленно связывать, так как они очень опасны. Наконец, была создана группа по проведению арестов и указаны адреса людей, которых необходимо арестовать.
Вскоре после трех часов утра 14 сентября 1944 года гестаповская машина пришла в действие.
Гестапо стремилось арестовать в первую очередь парашютиста «Карла». Под этим именем, как уже упоминалось, в Остравской области действовал Рудольф Пешел. 14 сентября 1944 года Ихновского заставили привести гестаповцев к Роберту Томашу в Гержманице. Только он один имел связь с Пешелом, который скрывался у Станислава Валечко в Рихвальде. Три недели допрашивали Томаша, три недели он подвергался страшным пыткам и, несмотря на это, направлял гестапо по ложному пути. Но потом не выдержал мучений и указал место, где укрывался парашютист.
Пешел, узнав, что Томаш арестован, в тот же день со всей своей экипировкой ушел к Алоизу Томицу в Рихвальд. Оттуда он сообщил в Советский Союз о провале отряда. При уходе Пешел не сказал Валечко, куда он идет. Однако случаю было угодно, чтобы Валечко узнал об этом. Дело в том, что Пешел встречался с Валечко и после ухода к Томицу. Пешел хотел подыскать себе другое убежище в Марианске Удоли у Оломоуца, а чтобы добраться туда с меньшим риском, попросил Валечко, работавшего на железнодорожной станции в Новом Богумине, познакомить его с дежурным по этой станции Йозефом Ганке.
Валечко привел дежурного по станции на встречу с Пешелом. Ганке получил задачу проследить, как часто производятся проверки на станциях и в поездах. На основании этих данных Пешел хотел выбрать наиболее удобное время для проезда поездом к месту своего дальнейшего пребывания. На встрече в поле всех троих увидел Томица. Он пришел к Валечко и в разговоре сказал ему, что война долго продолжаться не будет, что ему об этом сказал парашютист, которого он, Томица, укрывает. Валечко, чтобы не остаться у него в долгу, признался, что тоже укрывал этого парашютиста целых одиннадцать месяцев. Вскоре после этого Валечко был арестован. Не выдержав пыток, он на очной ставке с Томашем указал фамилию Томица, чем практически раскрыл и Пешела.
Сопоставив все показания, остравское гестапо решило нанести подпольщикам последний удар. Оно основательно подготовилось к операции. Заместитель начальника службы гестапо Кордес и гестаповец Винклер поехали в Прагу, чтобы получить от вышестоящих начальников инструкции по поимке парашютистов. После уточнения места жительства Томица создали специальную арестную команду во главе с Вагнером. Операцию назначили на 13 октября 1944 года.
В этот день арестная команда выехала в Рихвальд. Один из арестованных указал гестаповцам дом Томица. Этот дом вместе с другими, рядом стоящими, взяли в кольцо. Постепенно оно все более сужалось.
Как раз в это время объявили воздушную тревогу. Немецкие зенитные батареи, размещенные вокруг Остравы, открыли бешеную стрельбу по звену американских бомбардировщиков. После объявления тревоги в Рихвальде многие люди стали покидать дома и побежали в поле. Из тесного кольца окружения, в котором оставалось лишь несколько домов, тоже вышли мужчины, свободные от сменной работы.
Из дома Томица вместе с другими вышел и Пешел, который хотел воспользоваться случаем, чтобы бежать. Однако все выходившие из кольца подвергались проверке. Пешела проверял агент Вилковский, который также участвовал в операции. Пешел предъявил ему фальшивое удостоверение личности. Вилковский просмотрел его и насторожился. В нем значилась фамилия Карл Тиль. Это оказалось для Пешела роковым. От арестованных, сотрудничавших с ним, гестаповцы знали, что парашютиста, который действует в этом районе и которого они ищут, зовут Карлом.
Вилковский оставил удостоверение личности у себя, а Пешела вернул обратно. Немедленно дал знать об этом остальным членам команды. Тем, согласно показанию Вагнера, стало ясно, что это не кто иной, как разыскиваемый парашютист.
Арест Рудольфа Пешела был проведен следующим образом. Вилковский послал к нему какого-то мальчика с поручением, чтобы тот явился за своим удостоверением личности, поскольку недоразумение прояснилось. Пешел пришел, и Вилковский с несколькими гестаповцами скрутили его.
При обыске у Пешела нашли удостоверение личности на имя Йозефа Гараха. Под этой фамилией Пешел хотел скрываться на новом месте. После ареста Пешела произвели тщательный обыск в домике Томица, в результате нашли коротковолновый передатчик и два пистолета. Вместе с Пешелом гестаповцы арестовали всю семью Томица. Все арестованные были немедленно отправлены в остравское гестапо. Сразу после прибытия в гестапо Рудольфа Пешела подвергли допросу.
Начальник антикоммунистического отдела Штейндорф об этом рассказывает следующее:
«Мне известно, что парашютист не хотел назвать свою настоящую фамилию, поэтому к нему применили насилие. Знаю, что его пытали, вынуждая к признанию. После первоначального запирательства и после многочасового допроса парашютисту представили доказательства, что он – Рудольф Пешел, родом из Биловца либо из его окрестностей, где перед войной был руководителем коммунистической молодежи.
Затем его вызвали к Кордесу для протокольного допроса – как бывшего руководителя коммунистической молодежи. Я задавал ему вопросы, касающиеся его деятельности перед оккупацией, бегства и пребывания в СССР, его деятельностью как десантника я не интересовался. По этой части его допрашивал коллега Дуфек из третьего отдела, присланный в Остраву из Брно специально для этой цели. На допросе ему помогал агент гестапо Вилковский. Пешел давал мне достаточно подробные показания о том, что делал перед оккупацией, так как знал, что эта деятельность не подлежит наказанию. Я знал, что он проводил очень большую подпольную работу, и интересовался тем, какие коммунистические организации создавал он в подполье и имел ли связь с некоторыми до сих пор не известными гестапо организациями. В этой части Пешел ни в чем не признался. Поэтому на основе его показаний наш отдел никого не арестовал. Поскольку его показания относительно Советского Союза нельзя было проверить, я не могу судить, насколько они достоверны. Категорически отрицаю, что применял на допросах насилие к Пешелу. Но мне известно, что Дуфек и Вилковский, допрашивая Пешела о его действиях как десантника, несколько раз истязали его до беспамятства».
Гестапо было весьма заинтересовано в поимке командира отряда «Ян Жижка» поручика Йозефа Чапки из Паскова, которого пока не удавалось арестовать. Поэтому гестаповцы Вагнер, Гинтрингер и агенты Когутек и Вилковский поочередно надолго застревали в Паскове, ведя наблюдение за домом Чапки. Но они напрасно караулили его. Чапка вместе с Баржиной и Выстрчилом, встретившись с Пешелом накануне его ареста, узнал, что Ихновский арестован, и поэтому домой не поехал, а переночевал в Остраве на вокзале. Утром же уехал поездом в Пасков, а оттуда ушел к Арношту Яролиму в Опрехтице, предупредив его, что следует ожидать арестов. Там он узнал также, что за ним домой уже приходили гестаповцы.
Посоветовавшись с Арноштом Яролимом, Чапка решил на другой день уйти в Словакию вместе со скрывавшимся здесь Витезславом Яролимом. Ночью он вернулся в Пасков, незаметно проник во двор своего дома, выкопал спрятанный там пистолет и возвратился в Опрехтице. На другой день утром Арношт Яролим, развозивший у фирмы Сикора в Паскове содовую воду, поехал в Пасков, где ему нагрузили полную машину содовой воды. С этим грузом он возвратился в Опрехтице, где уложил груз так, что сзади осталось место для Чапки и Витезслава Яролима. Когда оба укрылись там, он накрыл груз брезентом. В кабину к нему сели его жена и Анна Форгачева. Кружным путем Яролим повел машину в Билу.
За несколько сот метров до гостиницы «Била» он остановился. Чапка и Яролим вышли из машины, Яролим велел им подождать, пока он не пришлет проводника. Затем с грузом он направился к гостинице. Через несколько минут вернулась его жена, сообщив ожидающим, что их поведет юноша; они должны следовать за ним на некотором расстоянии и не вступать с ним в разговор. Так и было. К вечеру беглецы уже оказались на моравско-словацкой границе. Там проводник показал им, в каком направлении находится Чадца, и ушел обратно.
Тем временем Франк приказал ускорить расправу с отрядом, и гестапо решилось на то, чтобы выпустить кого-либо из членов отряда в качестве агента, который привел бы им командира отряда. После нескольких вариантов выбор пал на Йозефа Ульмана, которому Чапка вполне доверял. Этому выбору способствовало и то, что Ульман был женат и имел двоих детей, из чего гестаповцы заключили, что он будет опасаться за свою семью и после освобождения не уйдет в подполье. Ульман увидел в предложении гестапо возможность для побега и принял его.
Чтобы «побег» Ульмана выглядел более правдоподобно, гестапо составило план. Составитель этого плана гестаповец Гинтрингер так описывает его.
«…После возвращения из Брно Леман вызвал меня к себе и сообщил, что Брно дало согласие на освобождение Ульмана как агента по розыску Чапки. Поинтересовался, как я представляю себе это освобождение. Я ответил ему, что обычное освобождение невозможно и что поэтому необходимо устроить его так, чтобы оно выглядело как побег. Я предложил начальнику привести Ульмана на рудник «Франтишек» под предлогом, что у него якобы на этом руднике закопан динамит, и там предоставить ему возможность для побега.
Затем я позвонил уполномоченному контрразведки на руднике «Франтишек» Шестагу и приказал ему договориться с директором завода о том, чтобы тот в указанный мною день находился на заводе.
В назначенный день вечером я велел привести в канцелярию Ульмана, а также, чтобы этот побег не бросался в глаза, его товарища по заключению Шкуту. Обоим связали руки сзади. Ульману надели наручники так, чтобы он мог снять их сам.
В сопровождении десяти сотрудников гестапо мы выехали на трех машинах на рудник «Франтишек». С целью привлечь к себе внимание мы прошли по всей территории. Потом пошли к инженеру Андресу и сообщили ему, что на территории рудника спрятано очень большое количество похищенного динамита и мы хотим найти и изъять его.
В конторе рудника мы переоделись в рабочую одежду. К наручникам того и другого заключенного привязали веревки, чтобы было удобно водить их по руднику. У каждого выхода из рудника приказали расставить посты из членов заводской охраны и сотрудников нашей канцелярии. Затем спустились в шахту. Проходили по отдельным штольням, чтобы нас видело как можно больше горняков, при этом делали вид, что мы здесь что-то ищем. Через некоторое время снова поднялись наверх и начали производить обыск в машинном отделении.
Как мы условились, Ульман должен был бежать именно из машинного отделения. Оно слабо освещалось электрическим светом. По знаку коллеги Шрок и Ланг начали со Шкутой подниматься по лестнице, а мы с Ульманом остались сзади. Улучив подходящий для него момент, он сбежал. Убедившись, что Ульман уже исчез, я начал кричать и поднял шум, что Ульман от нас убежал. Одновременно я призывал закрыть все выходы из машинного отделения. Коллеги, которые сторожили снаружи, услышав мой крик, открыли, как было условлено, стрельбу.
Этими действиями мы вызвали панику на всем заводе и добились того, что все рабочие рудника поверили, что Ульман действительно убежал. Поверил в это и товарищ Ульмана по заключению Шкута. По формальным соображениям безопасности его немедленно отправили под стражу областного суда. Сотрудники гестапо под моим руководством производили обыск на заводе, притом так, чтобы он окончился безрезультатно. Затем я вызвал директора завода и велел ему развесить по всему заводу объявления о том, что при осмотре места преступления на руднике «Франтишек» удалось бежать от гестапо заключенному Йозефу Ульману. Это объявление должно было содержать призыв ко всем работающим на руднике «Франтишек» оказывать гестапо всяческую помощь в поисках Ульмана, а также угрозу применения самых строгих государственных и полицейских мер к тем, кто будет помогать бежавшему.
По возвращении в канцелярию я доложил о результатах начальнику…
Перед проведением этой акции мы договорились с Ульманом обо всем. Ему приказали сразу после побега связаться с Чапкой и немедленно сообщить в гестапо его адрес…»
Однако Ульман не ушел в подполье, чтобы выдать в руки гестапо своего товарища. Очутившись на свободе, он скрылся и от гестапо, которому, несмотря на все усилия, не удалось выследить и арестовать бежавшего.
А Чапка с Яролимом после перехода через границу пришли в Турзовку. Наткнулись на партизан и пробыли у них около двух недель, а потом ушли из отряда и двинулись навстречу Красной Армии, на восток. Через несколько дней добрались до Банска-Бистрицы, где вступили в армию, чтобы участвовать в Словацком национальном восстании против фашистов.
Здесь их пути разошлись. Чапка пошел рядовым в артиллерию, Яролим в том же звании в пехотную часть. Однако вскоре Чапка снова получил звание поручика и принял артиллерийскую батарею. Батарея через несколько дней была разбита. С оставшимися людьми Чапка ушел в горы, где была сформирована новая батарея. Но немцы напали и на нее. После отражения нападения гитлеровцы окружили повстанцев, намереваясь взять их измором. Однако это им не удалось. Повстанцы вовремя заметили, что им грозит, прорвались через кольцо окружения и ушли дальше в горы. В период окружения Чапка сильно ослаб, заболел и был отправлен в военный госпиталь. Когда он выздоровел настолько, что мог передвигаться, получил приказ от командира своей части – пробираться к Красной Армии.
Надев на военную форму гражданский плащ, Чапка с фальшивым удостоверением личности и пистолетом отправился в путь. Вскоре он вышел к реке Ваг. Переплыть ее он не мог – после недавней болезни чувствовал еще слабость. К тому же вода в это время (27 декабря) была очень холодная. Итак, оставался единственный выход – перейти на другой берег по мосту.
Чапка разыскал самый ближайший мост и хотел пройти по нему. Его остановил мадьярский пост. Чапка показал фальшивое удостоверение личности и продолжал идти дальше. Примерно на середине моста его окликнул второй член поста; Чапку задержали, обыскали и нашли у него подлинные документы, военную форму и пистолет. Солдат, пропустивший Чапку, при обнаружении этих вещей рассвирепел и ударил его прикладом по голове. Удар был настолько сильным, что Чапка упал и около трех часов лежал без сознания.
Затем он попал в руки немцев.
Для первого осведомительного допроса он успел сочинить вымышленную историю, после чего был отправлен в Братиславу. Там его несколько недель держали в тюрьме, а затем, не допросив, передали в Брно.
7 февраля 1945 года остравское гестапо получило донесение о том, что 27 декабря 1944 года в Словакии арестовали Йозефа Чапку. После переправки в Брно его сначала допросил местный гестаповец.
Допрос не дал никаких результатов. 8 марта 1945 года остравское гестапо получило приказ, чтобы в Брно немедленно прибыл тот сотрудник остравской канцелярии, который вел следствие по делу отряда «Ян Жижка». В тот же день туда выехал Гинтрингер, и 9 марта начался протокольный допрос Чапки, который продолжался около двух недель.
Все эти сведения, касающиеся ареста Чапки, сообщил впоследствии на допросе Гинтрингер. В тюрьме города Брно, на стене камеры № 87, где сидел Чапка, имеется сделанная им запись следующего содержания:
«Военнослужащий ч.-с. армии в Слов, пор. арт. Чапка Йозеф, ранен, взят в плен 30.12.44 в Брезно на Гроне при попытке пробиться к русской армии. 12.1.1945 отправлен в Банска-Бистрицу, 31.1 во Вроцлав, 10.2.1945 в Брно. Допрос 12, 13, 14, 15, 16, 17.2.1945».
Из этой записи видно, что Чапка был арестован не 27 декабря на мосту через Ваг, а 30 декабря при попытке перейти Грон. Следует считать более достоверным, безусловно, то, что сам Чапка пишет о себе, а не то, что вспомнил по этому поводу на допросе гестаповец Гинтрингер.
Согласно показанию Гинтрингера, Чапка признал все, что было известно гестапо. И не только это, а рассказал даже, как он сам совершал некоторые диверсии. Видимо, он делал это из чувства собственного достоинства и еще потому, что понимал, что при таких уликах, какие представил ему Гинтрингер, ему уже нечего терять.
Помимо всего прочего Гинтрингер говорит:
«…О личности Чапки хочу сказать, что все время, пока я его допрашивал в Брно, он пытался убедить меня в том, что Германия уже проиграла войну и что моя работа уже бесполезна… Чапку я считаю одним из самых крупных подпольных работников, с которыми мне пришлось встретиться за всю службу в гестапо. Его стойкость, фанатизм и планы на будущее изумляли меня на допросах. Я должен сказать, что, несмотря на свою довольно продолжительную деятельность в гестапо, мне не довелось встретить человека такого типа, который столько хотел сделать для своего народа. Своим поведением Чапка расположил меня к себе, и я восхищался им».
