Текст книги "Педро Жестокий"

Автор книги: Франсуа Пиетри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

XIII. Финальная драма

На Рождество 1368 года Энрике в сопровождении 400 французских рыцарей под командованием бастарда из Беарна – которого он посвятил в рыцари и сделал графом де Мединачели – и небольшого войска кастильцев под предводительством графа Доссуна пересек границу Арагона на равнине Арана.

Несмотря на сопротивление Педро IV, который еще колебался и хотел ему помешать, он продолжил путь, готовый при необходимости к отчаянному сопротивлению и уверенный, что к нему присоединятся по дороге все сеньоры и общины, уже уставшие от неисправимой тирании короля Педро.

Поддержка французского короля, одобрение папы Урбана V, раздраженного преступным и кощунственным поведением короля Педро Жестокого, скорее неприязненный нейтралитет англичан – все это давало ему настоящую силу, и Педро IV, сделав вид, что отрекся от своего вчерашнего союзника, позволил ему продолжить путь через Арагон.

Проезжая через Эбро, граф Трастамарский при виде безграничной равнины Кастилии встал на колени, начертил мечом крест на земле, с благоговением поцеловал его и воскликнул:

– Клянусь этим крестом, символом искупления: что бы ни случилось, я не уйду живым из этого королевства, где меня ждет судьба или смерть, назначенные мне Богом!

Затем он приказал своему небольшому войску идти на Бургос. Смелость бастарда не подвела его. На всем его пути замки, города и селения спешили встать под его знамя.

Бургос раскололся на две неравные части. Более многочисленную составляли сеньоры, духовенство и корпорации, выражавшие чаяния графа Трастамарского. Им противостояла партия замка, оборону которого возглавлял сын короля Хайме Майоркского, имевший в своем распоряжении немногочисленных приверженцев и двести воинов гарнизона. На стороне этой партии были лишь местные евреи, благосклонно расположенные к королю Педро хотя бы из-за его ссор с Церковью.

Архиепископ в окружении влиятельных горожан сразу же пошел навстречу графу Трастамар-скому и вручил ему ключи от города, куда тот вошел как победитель. Замок и еврейский квартал несколько дней оказывали сопротивление. Победитель Энрике проявил великодушие, ограничившись только повышением налогов с евреев и требованием выплатить восемьсот тысяч дублонов за освобождение короля Майорки.

Педро Жестокий скрылся в Севилье, не зная, что делать. Узнав, что Кордова сдалась бастарду, он покинул свою любимую столицу и занял крепость Кармона, в четырнадцати километрах от нее. Покинутый своими лучшими вассалами, он напрасно пытался заручиться поддержкой эмира Гранады, хранившего молчанье, и построить с Тельо интригу, где зависть и скупость его партнера давали ему ложную надежду.

Граф Трастамарский пошел на север; Вальядолид, Паленсия, Мадрид поспешили сдаться на его милость. Толедо проявил более сдержанное отношение, и бастард ограничился его плотной осадой.

Вскоре во власти короля Педро остались только Эстрамадура, юг Андалузии, Мурсия, Галисия, которой управлял Фернандо де Кастро, и несколько портов в Бискайи и Гипускоа. Хотя кто знает, не скрывалась ли за этой видимой преданностью скорее нерешительность, а не противостояние бастарду?

Между тем захват Кордовы, которую мусульмане считали своей святыней, склонил эмира Мухаммада наконец уступить настояниям того, кто еще недавно помог ему вернуть корону. Он дал Педро тридцать тысяч пехотинцев и пять тысяч легких всадников – настоящее народное ополчение мавров Гранады, при условии, что они тотчас же пойдут отвоевывать Кордову.

Эта армия до такой степени усилила позицию короля Кастилии, что он без труда собрал еще 1500 андалузских конных копейщиков и четыре тысячи пехотинцев. Они стремительно атаковали Кордову, которую защищал небольшой гарнизон.

Благодаря орудиям арабов, нападавшие быстро пробили в крепостной стене брешь, и солдатня уже кинулась на женщин, когда Гонсалесу Мексиа, магистру Сантьяго, с помощью Альфонсо де Гусмана, сына несчастной Урраки, который примчался из соседнего замка, удалось собрать свой народ и отбить атаку, сопровождая отступление врага градом стрел.

Разгневанный король Педро, вынужденный снять осаду, приказал протрубить на всех крепостных стенах, что он скоро вернется и предаст мечу всех жителей, а мятежный город сровняет с землей. Затем он призвал гранадских эмиров самих окупить свой поход на Кордову. Те устроили ужасный разгром и захватили несколько тысяч женщин и столько же юношей, чтобы продать их и пополнить свои гаремы. Неужто подобными нелепыми и отвратительными методами, восстанавливающими против него всех крестьян, неисправимый деспот надеялся вновь завоевать доверие своих подданных?..

В Бордо дю Геклен, все еще находившийся в плену у англичан, страстно желал присоединиться к графу Трастамарскому и взять реванш за поражение при Нахере. Черный Принц, продолжая обращаться с ним как с другом и сотрапезником, не решался освободить его, опасаясь, что вооружит против собственной страны грозного противника. Хитрый бретонец смог задеть его слабые струнки – честь и гордость. Однажды вечером за ужином Принц спросил, хорошо ли ему в Бордо.

– Ваше высочество, – ответил тот, – я самый уважаемый здесь человек, но вы же знаете, как и почему я остаюсь вашим пленником.

– Что это значит?

– Во французском королевстве ходит слух, что вы так обращаетесь со мной, потому что не решаетесь отпустить меня.

– Да ну! Мессир Бертран, неужели вы думаете, что ваше рыцарское достоинство внушает нам опасения? Установите сами выкуп, и мне этого будет достаточно, даже если это будет обычная соломинка.

Дю Геклен, как поведал нам Фруассар, «поймал его на слове» и ответил:

– Такой бедный рыцарь как я, ваше высочество, найдет в кошелке своих друзей, надежных поручителей, по меньшей мере сто тысяч золотых флоринов.

Черный Принц не мог отречься от своих слов, и верхом благородства стало то, что эту сумму предложили оплатить Хуан Шандос и другие английские капитаны. Но дю Геклен не менее благородно отказался и обратился к королю Карлу V, который без труда собрал необходимые деньги и добавил из своей казны тридцать тысяч золотых франков, чтобы его верный коннетабль восстановил свое пропавшее снаряжение.

Дю Геклен, первый меч Франции, за несколько дней добрался до Кастилии и доставил к Энрике шестьсот отборных рыцарей. Он нагнал графа Трастамарского перед Толедо. Этот город еще продолжал сопротивление, и бастард начал его осаду. Подкоп, проведенный его инженерами, закончился неудачей, но в городе начался голод. Гарсиа де Виллодро, комендант Толедо, вынужден был забить всех лошадей, чтобы накормить жителей. Он обращается к Педро, ждущему у Кармо-на, с душераздирающими просьбами.

Король не терял времени даром. К полутора тысячам легких всадников из Гранады, которые у него уже были, он добавил три тысячи пехотинцев, набранных в Эстрамадуре и Галисии. Возглавив эту небольшую армию, уставшую после трудного горного перехода, он располагается лагерем в Монтьеле, на Ла-Манше, где один из его вассалов, Гарсиа Моран, командор Сантьяго, принимает его и размещает у себя.

Положение очень серьезно, так как граф Трастамарский, узнав о приближении своего врага и позвав на помощь Гонсалеса Мексиа, который тотчас же покинул Кордову со значительным подкреплением, сам выступает ему навстречу в сопровождении тысячи всадников.

Войска встречаются в Оргасе, куда прибывает также дю Геклен под охраной четырех-пяти сотен французских копейщиков – опытных наемников, жаждущих вступить в схватку. Здесь, накануне битвы, которую каждый считал решающей, король Педро совершил единственный благородный поступок в своей жизни. Депутатам Логроньо, пришедшим к нему просить разрешения передать их город под власть короля Наварры, чтобы не отдавать его графу Трастамарскому, Педро с необычайной резкостью ответил:

– Не делайте этого и помните, что корона Кастилии должна прежде всего оставаться единой!..

Ответ настоящего короля, как замечает Айяла в своем труде…

Кроме того, такой ответ свидетельствует об определенном национальном чувстве, которое, несмотря на уродливую эпоху, уже зародилось в душах испанцев и предвосхищало великое будущее Испании.

13 марта 1369 года часовые замка Монтьель ближе к концу ночи сообщили, что на равнине зажглись огни и они, кажется, приближаются к крепостным стенам. Это был авангард Энрике, который при свете факелов выбирал позиции для сражения. На рассвете король Педро на расстоянии полета стрелы от первого укрепления увидел блестящие доспехи французов и более темную толпу кастильских легких всадников.

Надеясь врасплох застать врага, устанавливающего свои шатры, он приказывает поднять свой флаг и лично отдает приказ начать сражение. Под яростной контратакой войск Бега де Вилена его маленькая армия разбегается и в беспорядке отступает к замку, где у нее хватает времени только на то, чтобы укрепиться. А в это время дю Геклен и Энрике осаждают стены замка и расставляют своих людей перед главными воротами.

Не считая мавров, которые имели неосторожность слишком рано начать атаку и были разбиты наголову, бой закончился без большого кровопролития, но Педро теперь занял центральную башню, без еды и оружия, почти без воды, и лишился своего лучшего друга, Хуана Ксименеса из Кордовы, ставшего одной из немногих жертв этого боя.

В этом критическом положении королю приходит необычная мысль (такое могло прийти в голову только людям, которые судят остальных в меру своей низости!): подкупить храбреца дю Геклена, которого он считает вожаком наемников и разбойников, готовым на любое выгодное предательство. Педро тайно посылает к дю Геклену переодетого рыцаря Родригеса де Сенабриа. Тот хорошо знает коннетабля, так как недавно был его пленником и смог оценить его отвагу во время взятия Бривьески в 1366 году. Сенабриа приходит к месту стоянки дю Геклена, находит его в своем шатре и откровенно говорит ему:

– Мессир Бертран, умоляю вас пожалеть благородного короля, моего хозяина. Его благодарность будет огромной, а для вас будет большой честью, когда все узнают, что он обязан вам своей жизнью и короной.

– Друг мой, – отвечает дю Геклен, удивленный таким вступлением, – когда-то я с вами обошелся благородно, поэтому вы не должны со мной так разговаривать. Мой король послал меня сразиться с союзником англичан, и я бы предал его, если бы спас вашего короля.

– Если вы согласитесь перевезти дона Педро в безопасное место, – неловко отвечает Родригес, – то он обещает отдать вам города Сория, Атьенсу, Альмазан, Монтеагудо, Деса и Серон, а, кроме того, двести тысяч золотых дублонов высшей пробы. Вы будете первым в этом королевстве, и он всегда будет считать себя вашим должником.

Нахмурив брови, бретонец прибегает к одной из своих хитростей, которые не раз помогали ему в боях:

– Друг мой, раз так, то мне нужно время все обдумать и переговорить со своими командирами.

Дю Геклену пришла в голову мысль притвориться, что он принимает сделку и, таким образом, заманить короля Кастилии в его же ловушку. Но его сдерживало одно сомнение: будет ли достойно выдать секрет рыцаря?.. Однако дю Геклен быстро находит ответ: раз Сенабриа сам задал такой позорный вопрос, то тем самым он поставил себя вне рыцарского закона. Поэтому он не имеет никакого права на соблюдение тайны и, даже напротив, было бы нечестно скрыть разговор от графа Трастамарского и не посоветоваться с ним, как поступить.

Когда Энрике сообщили об этом разговоре и спросили его мнение, то тот, желая прежде всего отблагодарить дю Геклена, пообещал подарить ему предложенные Педро поместья. Затем он предложил выманить короля Педро из замка и схватить его.

Историки не могут прийти к единому мнению о том, хотел ли коннетабль, чтобы Педро стал его пленником (в этом случае он, конечно же, сохранил бы ему жизнь), или он пообещал передать его графу Трастамарскому, что означало бы заранее принести короля в жертву. Фруассар придерживается первой версии, Айяла – второй. Зная благородство дю Геклена, мы склонны думать, что драма, о которой речь пойдет дальше, была егоошибкой и даже вызывала у него горькие воспоминания.

Продолжая колебаться, дю Геклен все-таки отправил Родригеса де Сенабриа за королем и попросил привести Педро в свой шатер.

23 марта 1369 года, спустя десять дней после битвы при Монтьеле, Педро с Родригесом, Фернандо де Кастро и двумя оруженосцами под покровом ночи покидают замок через потайной ход, ведущий в ров. Чтобы создавать меньше шума, копыта лошадей обвязали тряпками. Король был одет в легкий камзол, на который он сверху накинул темный плащ. Дю Геклен ожидал у крепостной стены.

– Не будем терять время, – сказал ему тихо король, – пора идти.

И, как будто почувствовав в молчании француза какой-то подвох, он сделал мимолетный жест, словно поворачивая обратно. Но его лошадь уже держали за узду и вели по направлению к шатру бретонского капитана Ива де Лаконнета.

Только он подошел туда, как на пороге шатра, приподняв занавес, появился человек в доспехах с поднятым забралом шлема. Это был граф Тра-стамарский.

– Где, – воскликнул он громовым голосом, – этот еврейский бастард, сукин сын, который называет себя королем Кастилии?

Неожиданный намек на ходивший когда-то по Испании слух (упоминающийся, например, в не внушающих доверия произведениях французского монаха Филона де Венета), о том, что королева-мать Мария, отчаявшись родить наследника королю Альфонсу, якобы подменила своего мертворожденного ребенка сыном одного еврейского торговца…

– Я – король Кастилии, – ответил Педро, сделав шаг навстречу своему брату, – а сукин сын – это ты!…

Энрике, ухмыляясь, быстро подходит к Педро, ударяет его рукоятью своего кинжала, как бы приглашая сразиться, и готовится вытащить меч. Но они так близко стоят друг к другу и настолько плотно окружены, что никто из них не может вытащить оружие из ножен. Тогда они схватываются врукопашную. Король Педро, который сильнее Энрике, валит его наземь и, бросив его на походную кровать, не дает встать под тяжестью своего веса и пытается проткнуть его кинжалом, найдя зазор в латах. Согласно рыцарскому закону, в их поединок никто не вмешивается, а вокруг них образуется круг людей, наблюдающих за сражением.

Тут арагонский рыцарь Рокабери (по свидетельству Фруассара) или один из пажей Энрике (по словам Айялы), или сам дю Геклен (если верить некоторым народным рассказам) приблизился к дерущимся и схватил короля Педро за ногу. Это помогло графу Трастамарскому освободиться, одержать верх и воткнуть Педро в бок кинжал. Итак, согласно проклятию Священного Писания, тот, чей кинжал столько раз убивал, сам умер от кинжала!..

На глазах свидетелей этой ужасной сцены, чувствовавших, что игра закончена, и не решавшихся вмешаться, граф Трастамарский плюнул на труп своего брата, а затем приказал одному из оруженосцев отрубить голову, которую он отправил в Севилью, чтобы повесить ее при входе в королевский замок. Один каталонский летописец того времени утверждает, что до этого ее провезли по улицам города, а тело, зажатое между двумя досками, висело на зубцах крепостной стены.

Только век спустя при Хуане II эти мрачные останки погребут в Мадриде, в крипте монастыря Сант-Доминго эль Риаль. Потом на какое-то время они пропадут, пока в 1868 году их не перевезут в королевскую часовню в Севилью.

По странному стечению обстоятельств Педро Жестокий покоится там между могилами де ла Падильи и дона Фадрика – любовью и ненавистью, двумя сторонами его страшной жизни.

ЛЕГЕНДА

XIV. Век преступлений

Прежде чем перейти от хроники Педро Жестокого к легенде о Педро Справедливом, в оправдание тирана следует отметить, что было бы слишком несправедливым не учесть эпоху и место, где он жил. Он стал не единственным королем в череде испанских правителей, получившим такое прозвище, но своей жизнью и поступками Педро Жестокий воплотил самую роковую эпоху, которую когда-либо знал христианский Запад.

Когда начнут защищать этого государя, то постараются найти оправдание его преступлениям и безнравственности в тех горьких уроках, которые он получил в собственной семье, в трудной юности, в жестокости его врагов, в желании уничтожить враждебно настроенную аристократию. Но все эти причины не выдерживают беспристрастного исторического анализа. Единственная причина, оправдывающая или, по крайней мере, объясняющая жестокость правления, словно бы обагренного кровью, – это некая эпидемияубийств, ставшая болезнью XIV века и заразившая даже начало XV века.

Спокойствие XIII века, который часто называют первым Возрождением, сменяется почти ста сорока годами жестокости и убийств, мрачного и бесплодного периода застоя в развитии цивилизации, после которого восторжествует XVI век. Достаточно взглянуть на Европу: ранее она явила нам безупречные и благородные личности Святого Фердинанда, Святого Людовика, Дениса Пахаря, Рудольфа Габсбурга, а также не менее великие фигуры Ричарда Львиное Сердце, Григория X, и вдруг ею овладел некий демон резни, кровавой лихорадки, поглотившей забытое великолепие средневековья. Возможно, наиболее наглядно этот резкий регресс проявился в Испании, но и в соседней Франции тоже можно найти его следы.

Последние годы царствования Филиппа Красивого омрачены казнью тамплиеров и унижением папы в Ананье. Три последних прямых потомка Капетингов оставили после себя память о своих бессмысленных преступлениях: Людовик приказал задушить свою жену Маргариту Бургонскую и своих невесток, повесить Ангеррана де Мариньи, подвергнуть пыткам канцлера Франции Латили и заместителя прокурора Рауля де Пре-сля, преследовал и грабил евреев; Филипп Длинный продавал с молотка дворянские титулы и истреблял прокаженных; Карл Красивый за свое недолгое царствование успел устроить жестокую казнь барону Иль-де-Журдену, племяннику папы, и беспринципно давил на вынужденного оставаться в Авиньоне верховного Понтифика.

Первые Валуа тоже отличаются жестокостью. При Филиппе VI Робер Артуа отравил свою тетю и двух своих кузин, пытался навести порчу на короля, своего дядю, а когда его уличили в колдовстве, бежал в Англию, где вскоре был убит. Дофин Иоанн – будущий Иоанн Добрый – и его кузен Карл де Блуа прикажут перед взятием Нанта обезглавить тридцать бретонских рыцарей, головами которых обстреляют из балистов крепостные стены города. Сам король Филипп пригласит четырнадцать бретонских рыцарей на турнир и, как только они приедут, прикажет убить их у себя на глазах. В 1348 году во время чумы в Париже он обвинит евреев, что те осквернили фонтаны, и чернь с одобрения королевских офицеров заживо сожжет более сотни евреев. И, наконец, именно он во время битвы при Кресси прикажет своей кавалерии пройти по телам своих собственных лучников и «убить этих бродяг, мешающих идти вперед».

Иоанн Добрый, его сын, которого прозвали так лишь из-за его отваги, превзошел всех Валуа в хитрости и преступлениях. Странная дружба, которую он питал к своему фавориту, Карлу де Ла Серда, заставила его отдать приказ обезглавить коннетабля де Бриеня. Когда наемники Карла Злого Наваррского, отомстили, зарезав Ла Серду, король Иоанн за ужином приказал отрубить топором на его глазах голову графу Даркуру и трем сеньорам из его свиты. Захваченный англичанами во время битвы при Пуатье в плен, он, чтобы заплатить за себя выкуп, продает свою одиннадцатилетнюю дочь, Изабеллу, Джану Галеццо Висконти, герцогу Милана, другому образцу жестокости и низости.

На эту эпоху приходится и известное кровопролитие, когда «жаки», пока их всех самих не истребили, резали в парижских пригородах женщин, детей и стариков; когда французские и английские наемники грабили на дорогах и в постоялых дворах; когда Этьен Марсель, заставив дофина Карла присутствовать при резне маршалов Нормандии и Шампани, отдал Париж королю Наварры, а его самого мясник Майар убил на ступеньках городской ратуши.

При Карле V, который, бесспорно, был великим королем, и в эпоху правления несчастного Карла VI кровожадные нравы этой печальной эпохи ничуть не смягчились.

Убийство де Бусико в Милане; ужасная напасть «больших банд», которые убивали крестьян в их собственных домах, насиловали их дочерей, грабили их имущество; страшный приговор к сожжению, отсечению головы и казни через повешение, который герцог Анжуйский, дядя короля, вынес шестистам горожанам в Монпелье; массовые убийства, организуемые майотенами и тюше-нами, несмотря на беспомощную мудрость короля, превратили Францию в настоящую груду трупов.

При въезде молодого Карла VI в Париж триста горожан вместе с президентом Десмаром повесили без суда и следствия. Чуть позже Жана Бетизака, фаворита герцога де Бери и правителя Лангедока, не за бесчинства, а за привязанности отправят на костер; Пьер де Краон попытается зарезать кинжалом Оливье де Клиссона; гнусные оргии королевы Изабо позорят двор, а ее предательство отдает королевство в руки врага.

Если в Испании в первой половине XV века преступления уже перестают носить массовый характер, то во Франции они все еще многочисленны, даже несмотря на искупительную миссию Жанны д'Арк и благотворную политику Людовика XI.

Кровавое соперничество арманьяков и бургиньонцев продолжает опустошать страну. Жестоко убили Людовика Орлеанского, которого наемные убийцы буквально разрезали на куски; Иоанн Бесстрашный убил пятнадцать тысяч жителей Льежа; мерзкие подвиги кабошьенов, вооруженных бандитов времен Столетней войны, скандалистов, ретондеров, мясника Капелюша и Танги Дюшателя заполонили Париж трупами, которые мальчишки ради развлечения таскали по улицам. От трупа коннетабля Бернара д'Арманьяка они отрезали полоску кожи, чтобы «использовать ее дома как веревку».

Богатые вельможи тоже заразились этим бешенством. Герцог Бретани убивает своего брата; герцог Гельдерский – своего отца; сеньор де Жиак (которого король прикажет утопить) – свою жену; графиня Фуа – свою сестру. Знаменитый Жиль де Рец упражняется на детях: сорок детских скелетов найдут в подземельях Шантоса. Ришмон прикажет заколоть мечом Ле Камю де Болье, фаворита Карла VII.

Карл VII, опасаясь мятежа со стороны собственного сына, схватил бастарда Бурбонского и приказал засунуть его в мешок и бросить в реку.

Правление Людовика XI, каким бы плодотворным оно ни было для короны, вовсе не положило конец варварству этой ужасной эпохи, хотя в это время успокоившаяся Испания уже греется в первых лучах золотого века.

Кардинал де Балю и епископ Верденский десять лет провели в заточении в камерах площадью восемь квадратных метров. Герцога Гиени, брата короля, отравили персиком, который ему дал его собственный духовник. Графа де ла Перша, заточенного в камере, кормили с вил. Судьба графа Немюра, младшего Арманьяка, еще хуже: Людовик XI рассердился, что разжали тиски, ломавшие тому ноги. В конце концов Немюру отрубили голову на Центральном рынке, а за ним и графу д'Альбре, коннетаблю де Сент-Полю и многим другим…

Но ниже всего пал Жан д'Арманьяк, женившийся с согласия недостойного монаха на собственной сестре. Кардинал Альби осадил его в Лектуре. Его зарезали в кровати в объятиях беременной жены, которую также не пощадили.

В Англии XIII век был не таким спокойным, как в Испании и Франции, и правления Иоанна Безземельного и Генриха III не дали в этом отношении ничего поучительного, но их эпоха все-таки осталась эпохой Великой хартии вольностей и рождения Парламента. Зато последующие два века, начиная с правления Эдуарда I вплоть до XV века, до Генриха VIII и Елизаветы Великой, погружают страну во мрак.

Эдуард I, по большому счету великий государь, приказал четвертовать Давида, предводителя валлийцев, на которого он напал без причины; отправил на казнь храброго Уоллеса; оставил Шотландию в руинах и крови; грабил и преследовал евреев. Эдуард II, слабый и порочный, выдает своего фаворита, Гавестона, его врагам, которые его зарезали. Мучимый угрызениями совести, он пытается восстановить справедливость, отрубив голову своему кузену, Томасу Ланкастеру. Его новые фавориты, отец и сын Спенсеры, устраивают такое массовое истребление сеньоров, что против них замышляется заговор по подстрекательству самой королевы Изабеллы Французской, официальным любовником которой был Роджер Мортимер. Спенсеров повесят на виселице высотой в четырнадцать метров. В конечном итоге несчастного короля свергли и бросили в тюрьму, где двое наемных убийц, Монтравер и Гурне, пронзили его внутренности раскаленным железом. Эдуард III, победитель при Кресси и Пуатье, заточил в тюрьму свою мать и приказал повесить ее любовника, что, однако, не помешало ему иметь любовницу, грабившую королевскую казну и предававшуюся безумным сумасбродствам.

Черный Принц, который наряду с дю Гекленом, своим соперником, считается воплощением рыцарства, приказал разграбить Лимож, где – по свидетельству Фруассара – «были жестоко убиты более трех тысяч человек, среди которых дети и женщины». Ричард II, его сын, проливал реки крови, подавляя мятеж Уота Тайлера, сжег двадцать городов в Шотландии, конфисковал земли и графства, отправил на эшафот Арундела. Окруженный фаворитами и любовницами, он приказал задушить Глостера, своего дядю, который на некоторое время лишил его власти, после чего Херефорд, его кузен – будущий Генрих IV – сверг Ричарда с трона и оставил умирать от голода на дне каменного мешка.

При династии, основанной Генрихом IV, узурпировавшим трон, разразилась фанатичная война Алой и Белой роз, в которой братья и кузены безжалостно убивали друг друга: Нортумберлент, Глостер, юный сын Маргариты Анжуйской, сам Генрих VI, зарезанный в Тауэре… Эдуард IV, король энергичный, но порочный и находившийся под влиянием Джейн Шор, своей любовницы, утопил своего брата Кларенса в бочке с мальвазией.

Вслед за ним появляется жестокая фигура Ричарда III, физического и духовного монстра, двойное и мрачное уродство которого обессмертил гений Шекспира. Приказав сначала заточить, а потом задушить юных сыновей своего брата Эдуарда IV, опекуном которых он являлся, Ричард III захватывает трон, приговаривает к смерти своего кузена Риверса и великого камергера Гастингса, отправляет на эшафот герцога Бэкингема, отравляет свою жену Анну Невиль. Он погибает в битве при Ботсворте, всеми преданный и ненавидимый, а с ним угасает после трех сотен лет беспокойного существования грозная династия Плантагенетов.

В Германии, если говорить лишь об императорах, XIV век начинается с убийства Альберта I Австрийского, который, чтобы получить скипетр Карла Великого, собственными руками зарезал Адольфа Нассаского.

Генрих VII Люксембургский, достойный правитель, умирает от отравленной просфиры, которую монах Политьен, подкупленный гвельфами, подал ему на алтаре. Людовик V Баварский свергает папу Иоанна XXII, сомневающегося в его императорском достоинстве, и приказывает посвятить себя в антипапы. Карл IV Люксембургский – хоть и был автором Золотой буллы! – избавляется от своих соперников с помощью яда, продает дворянские титулы и привилегии городов и не дает покоя евреям, желая присвоить их имущество.

Его сын, Ванцлав Пьяница – другая типичная фигура XIV века, которая казалась бы еще более мерзкой, чем Педро Жестокий, если бы его поступки не объяснялись некоторым умственным расстройством. Он был человеком распутным и склонным к самым экстравагантным излишествам. Ванцлава заточил в тюрьму его брат, Сигизмунд, но ему удалось сбежать на лодке с помощью девушки из простонародья, на которой он впоследствии женился. Затем, продав Ломбардию Джану Галеаццо Висконти за сто пятьдесят тысяч золотых экю, пфальцграф Рупрехт изгоняет его из империи и заточает в пражскую башню. Ванцлав опять сбегает, и запуганный им сейм провозглашает его королем Богемии. С именем этого государя, которого очевидцы того времени сравнивают с Нероном, Сарданапалом, Копронием, связано множество отвратительных историй. Недовольный блюдом, он приказывает насадить на вертел и зажарить своего повара. Рядом с собой он держит злого дога, который кидается на каждого встречного. Он ни на шаг не отпускает от себя палача и обедает с ним за одним столом. Он бросает во Влтаву священника, который отказался раскрыть ему тайну исповеди.

Ванцлав умер смертью, достойной своего правления: поссорившись со своим виночерпием, он схватил его за волосы, пронзил кинжалом, а затем, как описывает историк того времени, неожиданно рухнул на землю «со страшными криками и покраснев как лев». Его хоронят в гробнице чешских королей, но чернь откапывает его труп и бросает в реку. Тело вылавливает рыбак и продает за двадцать дукатов родственникам государя.

В миланском герцогстве, рассказом о котором мы закончим это долгое повествование об убийствах и преступлениях, яростная борьба гибеллинов и гвельфов связана с такими же кровожадными интригами.

Аццо Висконти, наместник императора, приговорил к смерти своего дядю Марка. Лучано Висконти был убит своей женой Изабеллой де Фиеско, которую он уличил в измене. Матео II, племянник Лучано, точно так же поступил со своими братьями Галеаццо и Бернабо. Бернабо, погрязшего в насилии и распутстве, отправили в тюрьму, где его впоследствии заколол его зять Джан Галеаццо.

Джан Галеаццо, который одновременно купил свой титул герцога Миланского и свою молодую супругу, Изабеллу Валуа, почти не успевает запятнать себя новыми преступлениями, так как умирает от чумы под стенами Флоренции. Но его сын, Джан-Мария, превосходит отца в низости. Отравив свою мать Екатерину, он изощряется в жестокости и преследованиях. Тиран и садист, он кормит псов трупами своих жертв. В конце концов его заколет кинжалом бастард Астор, его кузен.

В XV веке на смену Висконти придут Сфорца, которые будут не лучше их. Якобо, сын пахаря, ставший кондотьером простого ландскнехта, приказал зарезать Оттобона Терци, предал всех, кого только мог, и умер в уличном бою. Один из его незаконнорожденных сыновей, Франциско-Алессандро, захватывает герцогство и становится хозяином Италии; менее кровожадный, чем его предшественники, он отличается только своим коварством и порочностью.

Его сын, Галеаццо Мария, отравит свою первую жену, Доротею Гонзаго, и свою мать, Бланку Висконти, а его самого убьют три дворянина, которые поплатятся за это жизнью. И, чтобы закончить это печальное перечисление преступлений, вспомним, что Джана Галеаццо Марию, сына Галеаццо Марии, отравил его дядя, знаменитый Людовик Моро, который, чтобы захватить власть, вначале отрубил голову Симонетте, министру и регенту герцогства, одному из редких порядочных людей той ужасной эпохи.

Если бы Педро Жестокий один менее чем за двадцать лет своего правления не совершил то, что потом пытались превзойти самые худшие правители, Испания казалась бы зараженной этой кровавой чумой XIV и первой половины XV веков менее, чем другие христианские нации. До Педро Жестокого и после него в Кастилии и на остальном полуострове были достойные государи.