Текст книги "Черчилль"

Автор книги: Франсуа Бедарида

Черчилль

Каждый человек рождается и формируется для звездного часа своей жизни.

Альбер Коэн, Черчилль Английский, 1943 г.

ПРОЛОГ

Суббота 30 января 1965 года. Утро этого исторического дня выдалось на редкость студеным. Хмурое серое небо нависло над Лондоном. Воскресным днем 24 января умер самый прославленный сын Альбиона. Увенчанному почестями и славой герою было девяносто лет. Он прожил необыкновенно яркую жизнь: преодолевал бесконечные препятствия, укрощал бури. Уинстон Черчилль, дожив до глубокой старости, стал символом Великобритании. И не только как исторический деятель, служивший королевам Виктории I и Елизавете II и на протяжении девяти лет управлявший страной в качестве премьер-министра. Он стал легендой, вписав свое имя на страницы истории. Англия, пораженная в самое сердце смертью своего героя, готовит титану достойные похороны, которые стали прощанием с великим человеком и ностальгическим чествованием былого величия страны. Для жителей Альбиона смерть Уинстона Черчилля значила гораздо больше, чем конец земного существования отдельного человека. Уже несколько лет при мысли о славном прошлом и пугающем неизвестностью будущем родной Англии их охватывала тревога, особенно усилившаяся после неудачи в Суэце. Вот уже несколько лет британцы размышляли о самобытности своей нации, ее основах и критериях ее самоопределения. В свое время Черчилль был символом сильной, единой Великобритании, гордой своим наследием, уверенной в своем будущем, призванной исполнить великую миссию. И вот теперь англичан мучили сомнения в прочности возводившегося веками здания, их пугали появившиеся в его фундаменте трещины, которые могли стать причиной страшной катастрофы.

Своим влиянием, размахом всей деятельности Уинстон Черчилль живо напоминал ушедшую эпоху, эпоху колониальной державы, пышности империи... Ведь он вырос в то время, когда звезда королевы Виктории еще сияла в полную силу. В юности кавалерист Черчилль сражался на границах Индии, устремлялся со своими уланами в атаку на берегах Нила. И вот, потеряв Уинстона, его соотечественники вдруг осиротели. А потому многие восприняли эту смерть как личную утрату. В этот день, 30 января 1965 года, жители Соединенного Королевства предавали земле часть самих себя и своей истории. Внезапно стало очевидным, что старая Англия, старая добрая империя умерла. Родился новый мир – мир шестидесятых.

Вот почему погребению героя придавалось такое историческое, символическое и эмоциональное значение. В 1940 году был заключен крепкий союз, который ничто не могло разрушить – настолько верны были друг другу стороны, его заключившие в минуту смертельной опасности. Слились воедино воля премьер-министра и воля целого народа. Принадлежавший к аристократической элите премьер-министр хотя и тосковал по разделенному на иерархические ступени обществу, но при этом умел сообразовываться с требованиями демократии, хотя его не оставляла мысль об имперском величии. И вот в чем парадокс и ирония истории: в значительной степени именно благодаря своим устаревшим взглядам он стал гением чрезвычайных ситуаций, он отражал удары судьбы, взяв на вооружение традиционные ценности своего народа и призвав прошлое на службу настоящему. В его речах англичане будто бы слышали эхо голосов Генриха V, Дрейка, Мальборо, Питта. Черчилль же, виртуозно владевший словом, сумел привести к гармонии отголоски прошлого и голос современной эпохи.

* * *

Похороны Черчилля вовсе не были импровизированным действом, развивавшимся по воле случая. План погребения, получивший кодовое название Hope not [1]1
  Hope not (англ.). Оставь надежду.


[Закрыть], разрабатывался на протяжении многих лет. Королева и службы Букингемского дворца всё взяли в свои руки и отдавали распоряжения, согласуя свои действия с Даунинг стрит и советуясь с семьей Уинстона Черчилля. Чтобы оценить исключительную честь, оказанную Черчиллю решением устроить ему похороны государственного масштаба, напомним, что за всю историю Англии лишь четверо выдающихся людей, не являвшихся членами королевской фамилии, были удостоены подобной чести: Питт II, Нельсон, Веллингтон и Гладстон. Следовательно, в XX веке лишь Черчиллю, единственному, Англия воздала столь высокие почести.

Оттого и готовились к предстоящим похоронам с особой тщательностью. Задуманный церемониал отличался небывалой роскошью, и действие должно было развиваться строго по сценарию, без малейших сбоев. Величественное зрелище надолго запечатлелось в умах и сердцах граждан. Автору книги посчастливилось присутствовать при этом историческом событии, дабы теперь иметь возможность поделиться своими впечатлениями. Затерявшись в толпе, наводнившей Уайтхолл – место, игравшее огромную роль в черчиллевской истории, – прижавшись спиной к внушительному фасаду военного министерства, главой которого Черчилль был в течение двух лет (с 1919 по 1921 год), упираясь взглядом в парадный портал адмиралтейства, в котором покойный, дважды становясь первым лордом [2]2
  Министр морского флота Великобритании. – Прим. пер.


[Закрыть](с 1911 по 1915 год и с 1939 по 1940 год), разворачивал кипучую деятельность, – ваш покорный слуга находился всего в нескольких десятках метров от Даунинг стрит, где Черчилль провел судьбоносные годы своей жизни (1940—1945 и 1951—1955), и от министерств, главой которых он успел побывать за свою долгую карьеру, – министерства финансов (1925—1929), министерства внутренних дел (1910—1911), министерства торговли (1908—1910), министерства по делам колоний (1905—1908 и 1921—1922). Какой длинный путь прошел Черчилль, верой и правдой служивший Ее императорскому величеству, и как мало места было ему на то отведено!

* * *

В девять часов тридцать минут началась похоронная церемония. Накрытый государственным флагом Соединенного Королевства тяжелый гроб, сделанный из выросших в Бленхейме – фамильном поместье герцогов Мальборо – вековых дубов, выносят из старинного здания на Вестминстерском холме, где в течение трех дней перед катафалком, установленным в парламенте, не иссякал людской поток – десятки тысяч человек пришли проститься с великим Черчиллем. Затем саркофаг приняли отряд королевских гусар и взвод 21-го уланского полка – в составе этих полков Черчилль служил в молодые годы. А гвардейские гренадеры, вместе с которыми он сражался в Артуа в 1915 году, поставили фоб на лафет. Везти его взялись сто сорок два матроса и восемь офицеров военно-морских сил Великобритании. Именно на этом лафете в свое время доставили к месту последнего упокоения останки королевы Виктории. Когда траурная процессия достигла Уайтхолла, Биг-Бен [3]3
  Часы на башне британского парламента. – Прим. пер.


[Закрыть]пробил в последний раз и замолчал до утра следующего дня.

Теперь, согласно сложному замыслу, величественная траурная процессия достигла полутора километров в длину. Она проследовала через всю историческую часть Лондона, сначала от Вестминстера до Уайтхолла, затем от Трафальгарской площади до собора Святого Павла и, наконец, оттуда до лондонского Тауэра. Семь тысяч солдат и восемь тысяч полисменов рассредоточились на пути следования процессии.

Оркестр британских военно-воздушных сил, возглавлявший шествие, играл траурный марш Бетховена. За гробом шли члены семьи усопшего: леди Черчилль, закутанная в черные покрывала, дети – Рандольф, Сара, Мэри и ее муж Кристофер Сомс, внуки. Мужчины – пешком, женщины – в каретах, запряженных каждая шестеркой гнедых, которыми правили кучера в алых ливреях. Вслед за семьей с огромным барабаном впереди следовали кавалерия конной гвардии ( Household Cavalry) в парадных мундирах, музыканты артиллерийского оркестра в красных киверах, представители британского морского флота, делегация от лондонской полиции. Участники процессии продвигались очень медленно, делая не более шестидесяти пяти шагов в минуту. Особое место в процессии занимала небольшая группа английских боевых летчиков ( The Few), возглавляемых новозеландским асом Эл Диром. Вдруг в парке Святого Джеймса раздались оглушительные пушечные залпы – девяносто залпов – по одному на каждый год жизни покойного. Когда процессия подошла к Ксенотафу [4]4
  Памятник погибшим во время Первой мировой войны. – Прим. пер.


[Закрыть], делегация французского движения Сопротивления вместе с несколькими солдатами-фронтовиками Первой мировой войны начала размахивать триколорами, выражая признательность товарищу, бывшему вместе с ними в дни испытаний. Рядом с французской делегацией разместились участники норвежского и датского Сопротивления, прибывшие также засвидетельствовать свою верность усопшему.

Через Трафальгарскую площадь, Стрэнд и Флит стрит процессия проследовала к базилике Святого Павла. Именно в этом соборе, символизирующем героизм лондонцев в годы бомбежек, состоялась панихида, на которой присутствовали представители ста десяти наций. Усопшему была оказана небывалая честь: сама королева прибыла в собор, чтобы попрощаться с одним из своих подданных, в жилах которого не текла королевская кровь. Тем не менее, он был самым прославленным «простолюдином». Рядом с Елизаветой II в соборе находилась вся королевская семья: королева-мать, герцог Эдинбургский, принц Чарльз, а также первые люди королевства: архиепископ Кентерберийский, епископ Лондонский, архиепископ Вестминстерский, премьер-министр Гарольд Уилсон, члены правительства, служащие органов управления и суда, генералы и адмиралы. Самые прославленные из тех, кто работал вместе с премьер-министром Черчиллем в период с 1940 по 1945 год, держали концы гробового покрывала: лорд Маунтбеттен, генерал Исмей, Клемент Эттли, Энтони Иден, лорд Эвон, Гарольд Макмиллан, маршалы Александер, Портал, Слим.

Со всей планеты в базилику Святого Павла съехались короли, руководители государств, премьер-министры. Из товарищей по военному времени – генерал Де Голль в форме защитного цвета, ставший президентом Французской Республики, генерал Эйзенхауэр в гражданском костюме, королева голландская Юлиана, король норвежский Олав, австралиец Мензис, маршал Советского Союза Конев. Представители Германии и Италии, США и Канады, Испании и Латинской Америки, Индии и Африки поспешили отдать последнюю дань великому Черчиллю. Король греческий Константин рядом с наследным принцем Эфиопии, канцлер Эрхард и президент Замбии Каунда в ярко-красном африканском одеянии, Бен Гурион и принц иорданский Хассан. По окончании службы, сопровождавшейся музыкальными фрагментами из произведений Перселла, Элгара и Вогэна Уильямса, под сводами собора, в Галерее Шепота полились звуки The Last Post [5]5
  Мелодия во славу павших. – Прим. пер.


[Закрыть], затем трубач сыграл зорю.

От собора Святого Павла процессия двинулась к последнему памятному месту столицы – лондонскому Тауэру. Там она была встречена шеренгой солдат шотландского полка в сине-зелено-красных шотландках под душераздирающие звуки волынок и шеренгой неподвижных, безмолвных йоменов-стражников Тауэра, вооруженных пиками и одетых в красно-золотые мундиры. На пристани под залпы тауэрских пушек гроб установили на палубе портового катера, с тем чтобы доставить его к вокзалу Ватерлоо. И здесь присутствующие стали свидетелями необычного зрелища: когда катер, на корме которого развевался столь дорогой усопшему штандарт лорда Уордена – управляющего пятью портами, начал подниматься вверх по Темзе под звуки Rule Britannia(«Правь, Британия»), крановщики всех доков единым движением, словно безмолвные часовые, склонили к реке высокие стрелы своих кранов, приветствуя ушедшего героя.

С вокзала Ватерлоо специальный поезд с локомотивом класса Battle of Britainдоставил траурную процессию к маленькому сельскому кладбищу – месту последнего упокоения Черчилля. На протяжении всего пути, то есть в течение двух часов, в окнах домов, у садовых калиток, на вокзалах и вблизи железнодорожных путей толпились люди, молчаливо и серьезно глядя на проезжавший поезд и отдавая великому человеку последнюю дань любви и признательности. Среди них были и ветераны в увешанных медалями мундирах, и дети, размахивавшие английскими национальными флагами.

Погребение совершилось в узком кругу семьи и нескольких очень близких друзей в деревеньке Бладон, в Оксфордшире, где расположены родовой замок и поместье Черчиллей Бленхейм. При въезде в деревушку катафалк встретили мальчики из окрестных селений, каждый из них нес по огромной свече. Пастор приходской церкви произнес Божественную литургию. Так завершился жизненный путь Уинстона Черчилля, – теперь его прах покоится в нескольких километрах от того места, где он родился, рядом с прахом его отца и матери, лорда и леди Рандольф. На свежую могилу Черчилля возложили венок из роз, гладиолусов и лилий, собранных в соседней долине. Надпись, сделанная от руки на ленте венка, гласила: «От благодарной Родины и Британского содружества наций. Елизавета Р». Великолепие похорон и нарочитая торжественность остались позади, страна погрузилась в задумчивость и молчаливую скорбь.

* * *

Это был единодушный порыв целого народа, так трогательно проводившего в последний путь своего кумира. Миллионы людей поспешили отдать ему последнюю дань уважения и признательности. Телевидение подхватило эстафету и сделало весь мир свидетелем прощания с героем Британии. Половина жителей в самой Англии и десятая часть населения всей планеты следили за траурной церемонией у экранов телевизоров – фантастические для того времени цифры. Во время похорон всеобъемлющее ощущение трагедии во всех уголках земного шара – ведь речь шла о кончине одного из великих мира сего – усиливалось поражающим воображение беспрецедентным обрамлением самой церемонии, которая была вполне под стать ушедшему титану XX века. В великолепии происходящего все составляющие этого действа идеально сочетались и дополняли друг друга, усиливая впечатление, – от величественной исторической части Лондона, обремененной десятивековой историей, до безукоризненно выстроенной процессии карет, людей в мундирах, оркестров, сопровождавших гроб с останками героя. От представителей королевских домов, руководителей государств, высокопоставленных чиновников, присутствовавших на похоронах, до глубокой скорби миллионов простых людей, собравшихся на пути следования похоронной процессии. От захватывающего дух величия церемонии, состоявшейся в соборе Святого Павла, до скромной могилы на крошечном сельском кладбище и переливов тысяч цветов, искусно вкрапленных на протяжении всего скорбного пути и смягчавших серый гнет неба и черную печать траура. Едва ли можно себе представить более пышные похороны, которыми благодарный народ мог бы почтить своего спасителя.

На следующий день придворному поэту Сесилу Дэй-Льюису оставалось лишь воспеть на Би-би-си в полуэпическом, полуэлегическом стихотворении под названием Who goes home?проводы к месту последнего упокоения выдающегося государственного деятеля и патриота:

 
Soldier, historian,
Orator, artist – he
Adorned the present and awoke the past;
Now ended his long span,
A one-man ministry
Of all the talents has resigned at last.
So he becomes a myth,
A dynast of our day
Standing for all time at the storm's rough centre
Where he, a monolith,
Of purpose grim and gay,
Flung in the waves' teeth the rock's no-surrender.
Who goes home? goes home?
By river, street and dome
The long lamenting call echoes on, travels on
From London, further, further,
Across all lands. The Mother
Of Parliaments is grieving for her great, dead son.
Who goes home? A man
Whose courage and strong span
Of enterprise will stand for ages yet to come.
Storm-riding heart now stilled
And destiny fulfilled,
Our loved, our many-minded Churchill has gone home [6]6
  Воин, историк/Художник, оратор/Он украшал «сегодня»/И воскрешал «вчера»;/Он завершил свой долгий путь/Он олицетворял в своем лице все правительство/И наконец свершилось его отречение от всех талантов/Он стал мифом/Он был столпом/Был монолитом/Стоявшим прямо в центре шквала/Он сильным был/Волнам пучины кричал он дерзко:/«Не сдадимся!»/И вот закончил долгий путь/Правитель наш, легендой ставший/Ушел в отставку человек/Собой правительство с успехом заменявший/Кто оставляет нас, уходит под звон колоколов по улицам/Кого несет река/Под эхо горестных рыданий/Из Лондона все дальше, на века?/Скорбит Мать-Демократия по своему /Усопшему прославленному сыну/Нас оставляет тот, кто мужеством и смелостью своей/Обрел бессмертье в летописях мира/Успокоилось сердце, укрощавшее бури/Замкнулся жизни круг/Наш Черчилль, наш герой любимый/Вернулся в неба колыбель.


[Закрыть].
 

ВВЕДЕНИЕ

Уинстон Черчилль, этот титан политики XX века, всегда волновал воображение соотечественников и чужеземцев. Так было при жизни легендарного премьер-министра, а после его смерти этот интерес, пожалуй, только усилился. «Великий Черчилль» – так генерал Де Голль, президент Французской Республики, назвал его в своей торжественной речи, произнесенной однажды в английском парламенте, чем вызвал слезы на глазах своего старого, восьмидесятилетнего товарища. Солдат, журналист, депутат, политик, писатель, художник, историк, оратор, государственный деятель – это все Черчилль. За свою долгую жизнь он совершил немало ярких поступков, его заслуги были не раз отмечены всевозможными наградами: в 1922 году Черчилль стал кавалером ордена Чести, в 1946-м – кавалером ордена «За заслуги», в 1954-м – кавалером ордена Подвязки, в 1958-м – кавалером ордена участника движения Сопротивления, в 1963 году – почетным гражданином Соединенных Штатов Америки. О Черчилле говорили, что он на пятьдесят процентов был американцем, но англичанином – на все сто. Уинстон Черчилль творил и писал историю.

Черчилль, последний из аристократов, управлявших Англией, был необыкновенным человеком, сотканным из противоречий, – романтиком и реалистом, рабом честолюбия, не изменяющим своим принципам, авантюристом, признававшим достоинства компромисса. В его голове буквально роились гениальные идеи, однако это не мешало ему совершать легкомысленные поступки. Случалось, Черчилль заблуждался, пойдя на поводу у собственного воображения, однако при этом он умел прислушиваться к голосу разума и выбираться на правильный путь, продиктованный здравым смыслом. Богатый политический опыт, непоколебимый патриотизм, врожденный дар красноречия, колоссальная энергия мысли – такое обилие козырей поставило Черчилля над простыми смертными, сделало его столь же привлекательным, сколь не похожим на других. Он и сам был убежден, что послан Провидением, чтобы спасти свою страну. Черчилль был наделен невероятной интуицией и в равной степени лишен чувства меры. Если им вдруг завладевала, ослепляя его, очередная навязчивая идея, он становился столь же безответствен, будучи не у дел, сколь тираничен, находясь у власти. Черчилль, человек крайностей, слишком жестко обращался с окружающими и в то же время поражал своей беспримерной впечатлительностью. Лорду Биркенхеду приписывают такие слова: «Когда Уинстон прав, он неподражаем. Но когда он ошибается – о Боже правый!» [7]7
  См. Джон Кэмпбелл, F.E. Smith, First Earl of Birkenhead, London, Pimlico, 1983 г., второе издание книги вышло в 1991 г.


[Закрыть]Снедаемый беспредельным эгоизмом, в своих действиях Черчилль проявлял железную волю, неизменные бойцовские качества – этим объясняются все его успехи и поражения. К тому же в силу своего маниакально-депрессивного темперамента Черчилль то впадал в глубокую депрессию, то пребывал в состоянии крайнего возбуждения, если не эйфории.

* * *

Увы, судьбе было угодно, чтобы звезда этого необыкновенного человека недолго сияла на политическом небосклоне. Генералу Де Голлю, к примеру, повезло значительно больше. Несмотря на то, что для него весна 1940 года, а также годы войны были крайне тяжелыми, все же тернистый путь испытаний вывел его к Пятой республике. Возвращение же Черчилля к власти в 1951—1955 годах было освещено лишь слабыми лучами заходящего солнца его славы. Премьер-министр, в котором с трудом можно было узнать прежнего пышущего энергией Черчилля, был словно человеком из прошлого и оставшимся в прошлом. Но как бы то ни было, пять лет испытаний – с 1940 по 1945 год – покрыли его немеркнущей славой. Ведь на протяжении этих пяти лет именно он был главным кузнецом победы над нацистской Германией, и это позволило ему войти и навсегда остаться в пантеоне великих людей XX века.

Если написание биографии такого человека, как Черчилль, на первый взгляд может показаться рискованной авантюрой, автор считает своим долгом предупредить читателя заранее о том, что он найдет и чего не найдет в этой книге. Он не найдет здесь ни публикаций новых документов или архивных данных, ни неизвестных фактов. Вся доступная документация – от личных бумаг Черчилля до бесчисленных архивов, свидетельств, воспоминаний и записей современников – была тщательно собрана и умело использована в так называемой официальной восьмитомной биографии, опубликованной в период с 1967 по 1988 год. Идея написания этой биографии принадлежала Рандольфу Черчиллю, автору первых двух томов. Затем за дело взялся и довел его до конца Мартин Гилберт, перу которого принадлежат тома с третьего по восьмой. К биографии прилагаются пятнадцать томов разнообразных документов, охватывающих период с 1874 по 1940 год ( Companion Volumes). К этому следует добавить восемь томов речей Черчилля, изданных в 1974 году Робертом Родсом Джеймсом.

Итак, область, в которую мы вторглись, была тщательно исследована. И мы можем смело утверждать, не опасаясь, что факты опровергнут наше утверждение: никакие оглушительно сенсационные сведения не остались погребенными ни в частных, ни в государственных архивах, разве что несколько незначительных подробностей. Черчиллю посвящено так много работ, что было бы напрасно и весьма самонадеянно соперничать с авторами самых блистательных из них.

Вот почему вовсе не внезапное открытие доселе неизвестных фактов навело автора на мысль о создании этой книги. Прежде всего мы хотели бы предложить читателю свой взгляд на личность и деятельность Уинстона Черчилля; подробно рассматривая противоречивые этапы его жизни, предложить свою интерпретацию его характера, его отношения к власти, его поступков в контексте истории, начиная с памятного юбилея королевы Виктории, отмечавшегося еще во времена Английской империи, и заканчивая войной с гитлеровской Германией и кульминационным этапом холодной войны.

* * *

Учитывая все вышесказанное, определим цели автора, которые он преследовал при написании данной исторической биографии и какие приемы изложения использовал. Ведь дело это не простое, оно столь же рискованно, сколь привлекательно. Биография вообще, как справедливо заметил один из мастеров жанра П. М. Кендалл, – это «профессия-наука-искусство невозможного» [8]8
  Пол Мюррей Кендалл, The Art of Biography, London, Allen and Unwin, 1965 г.


[Закрыть]. Безусловно, жизнь и поступки Черчилля могли бы уместиться в чеканную формулу, которой Ришелье подвел итог деяний и сочинений великого Монлюка: «Multa fecit, plura scripsit, gnus tamen vir fuit» [9]9
  Много сделал, еще больше написал, великий муж оставил мир (лат.).


[Закрыть]. Однако такая лаконичность не удовлетворила бы читателя, тем более что биографию следует рассматривать как разъясняющее и интерпретирующее творческое произведение, а не только как рассказ, воспроизводящий реальные события.

Кроме того, биография – центральная составляющая переживающей ныне пору расцвета историографии, в которой немаловажную роль играет воссоздание личности исторического персонажа. На протяжении тридцати славных лет решающим фактором в истории признавалось влияние коллективных сил, а также многовековой закономерности развития. И вот, наконец, личность реабилитирована, в центре событий – снова человек, «единственное существо из плоти и крови», как сказал Марк Блок. Именно этим объясняется интерес к конкретному человеку и его жизни, а не к абстрактным неведомым существам, безликим составляющим классов и групп. И это вовсе не противоречит зарождению нового типа биографии, отказавшейся от «психологизирующих» принципов прошлого, когда большое внимание уделялось пересказыванию «забавных случаев из жизни». Современная биография, напротив, ориентирована на так называемую историю-проблему, в основе которой лежит аналитический, строго фактический, научный подход. Этот подход, как правильно заметил Жак Ле Гофф, «может стать идеальной обсерваторией для конструктивного размышления об условиях и целях профессии историка, о пределах возможного, существующих в этой профессии, о переоценке ценностей, необходимость которой назрела в историографии» [10]10
  Жак Ле Гофф, Saint Louis, Paris, Gallimard, 1996 г., с. 15.


[Закрыть].

Биографии больше, нежели другим жанрам, свойственна повествовательная структура. В ней исторический рассказ занимает центральное место. Именно это и придает особое очарование неповторимому миру отдельно взятого человека, именно это заставляет жизнь пульсировать на страницах книги. Без этого даже такая яркая, овеянная ореолом романтики жизнь, какую прожил Черчилль, показалась бы тусклой. И, тем не менее, не стоит поддаваться искушению, подстерегающему всякого биографа, – искушению углубиться в телеологические рассуждения, – тогда как в силу закона жанра он должен уловить a posterioriсуть происходящих с героем в течение его жизни событий. Вот тут-то и возникает скрытая опасность представить жизнь персонажа как последовательную цепочку предопределенных происшествий. Итак, основное требование, предъявляемое к биографическому сочинению, – не умалять роли случая. Биография должна отражать свободное течение жизни персонажа, а не превращать героя в жертву всемогущего рока. Джованни Леви был прав, утверждая, что как инструмент исторического знания «биография предоставляет уникальную возможность убедиться в промежуточном характере факторов, определяющих судьбу человека» [11]11
  Джованни Леви, «Les usages de la biographie», Annales ESC, ноябрь-декабрь 1989 г., с. 1333.


[Закрыть]. Но, разумеется, нельзя представить жизненный путь Черчилля как долгое, медленное восхождение на пик власти и славы. Это было бы непростительной ошибкой.

По-прежнему остается дискуссионным главный вопрос – о роли великих людей в истории. Высказывалось мнение о том, что великий человек озаряет свою эпоху, а эпоха – великого человека. И в этом есть доля правды. В 1931 году сам Уинстон в одном из своих эссе размышлял над этим вопросом, не дававшим ему покоя. Ведь он был убежден, что призван небом, ниспослан судьбой для спасения родины. Так какова же роль личности в истории? Человек ли стоит у истоков происходящего или он всего лишь зеркало, игрушка всемогущих коллективных сил, с которыми ему не справиться, не важно, воплощает он их или использует? «Является ли история хроникой жизни знаменитых мужчин и женщин или она лишь отражает тот факт, что они сумели противопоставить направлениям, силам и движениям своей эпохи?» [12]12
  У. Черчилль, «Mass Effects in Modern Life», Thoughts and Adventures (1932 г.). Статья вышла в Strand Magazine в мае 1931 г.


[Закрыть]

Ко второму мнению склоняется не только Раймонд Эрон, не признающий «бесплодных» споров и не считающий биографию историческим жанром. Фернан Бродель придерживается близкой Эрону точки зрения, утверждая, что «как это ни парадоксально, но великий деятель – тот, кто реально оценивает свои скудные возможности, учитывает это и даже извлекает выгоду из бремени неотвратимого». А вот Клод Леви-Стросс признавал, хотя и не без скептицизма, некоторые достоинства биографической истории, несмотря на то, что «сами по себе подобные произведения ничего не объясняют». В самом деле, «биографическая, занимательная история не ставит перед собой цели что-либо объяснять, но зато она наиболее информативна, поскольку рассматривает каждого отдельно взятого человека как индивидуальность со своими неповторимыми качествами и свойствами (...) Выбор, стоящий перед историком, всегда один и тот же – история, которая больше сообщает, нежели поясняет, или же история, которая больше поясняет, нежели сообщает» [13]13
  См. Рэймон Арон, Introduction a la philosophie de l'histoire: essai sur les limites de l'objectivite historique, Paris, Gallimard, 1938 г., с. 81 и 181; Фернан Бродель, La Mediterranee et le monde mediterraneen a l'epoque de Philippe II, Paris, A. Colin, второе издание, 1966 г., том второй, с. 520; Клод Леви-Штросс, La Pensee sauvage, Paris, Plon, 1962 г., с. 346—347.


[Закрыть].

В реальной жизни личность и окружающий ее мир находятся в постоянном взаимодействии. В процессе этого взаимодействия устанавливается хрупкое и изменчивое равновесие. Яркий пример тому – жизнь Уинстона Черчилля: сражения, бури, перепутья, извечные противоречия, не говоря уже о бесчисленных экспромтах, на которые Черчилля вынуждали обстоятельства, хотя его принципы и убеждения были постоянны. Как справедливо заметил Генри Берр, «в череде мелких случайностей происходят великие события, в толпе обыкновенных людей встречаются великие люди. Важность события определяется количеством его последствий и их продолжительностью. Велик ли человек, определяется степенью его влияния на события» [14]14
  См. Анри Берр, La synthese en Histoire (1911 г.), переиздано: Paris, Albin Michel, 1953 г., с. 76.


[Закрыть]. Иными словами, человек не может быть великим сам по себе. В этом взаимодействии личности и сил истории Уинстон Черчилль был одновременно актером и постановщиком спектакля.

* * *

Обращаясь к биографии Черчилля, автор понимал, что анализ его жизни и деятельности будет значительно усложнен замысловатым переплетением реальности и вымысла. Мифы об этом великом человеке рождались еще при его жизни. Он сам немало способствовал их появлению, утверждая, что «история меня оправдает, ведь я сам пишу ее». Бесспорным является тот факт, что Черчилль, предлагая на суд читателя свою версию Второй мировой войны, а также многих эпизодов из собственной карьеры, сумел навязать свою точку зрения на события, свою интерпретацию, свои глубоко традиционные взгляды. Свой исторический труд Черчилль украсил афоризмом Оскара Уайльда: «Делать историю может каждый. Только великий может ее написать».

Вот так о славном герое была сложена золотая легенда, открыто и с большим усердием культивируемая начиная с 1940 года по сей день. Так Черчилль и остался героем золотой легенды в памяти самих британцев, европейцев и американцев. Уже при жизни Черчилля восхваляли на все голоса. Немалую службу сослужил ему яркий образ эдакого героя со средневековой миниатюры, созданный им во «Второй мировой войне». Его прославлял дружественный клан «черчиллеанцев», они поддерживали и пропагандировали едва ли не канонизированную версию событий, прочно укоренившуюся в умах честных граждан.

Настало время подвергнуть личность Черчилля критическому разбору, тщательному и непредвзятому, отвлечься от традиционной историографии, в которой преобладает благоговейное, безусловно одностороннее, а значит, искаженное толкование поступков Черчилля. Ведь излюбленный герой мифологии XX века, обладавший даром манипулирования общественным мнением, на протяжении всей своей жизни блистательно исполнял роль великого посредника между народом и властью. Черчилль виртуозно владел искусством риторики, верно рассчитывал впечатление, которое его речь должна была произвести на публику. Над его имиджем трудились фотографы, работники телевидения, средств массовой информации, не остались в стороне и мастера кисти, – традиционные атрибуты народного героя навсегда запечатлелись в подсознании граждан. Стоит произнести его фамилию – и в памяти тут же всплывает образ непримиримого противника Гитлера, защитника мировой свободы с сигарой во рту и с двумя поднятыми в знак победы пальцами, непременно в каком-нибудь живописном одеянии. Его величественная осанка, как ни странно, прекрасно сочеталась с неизменным чувством юмора.

Однако помимо волшебной сказки о народном любимце существовала еще и «черная» легенда, представлявшая знаменитого государственного деятеля то в роли циничного фанатика realpolitikи эгоиста, обладавшего разрушительной, смертоносной волей, то в роли злобного колдуна, упрямо насаждавшего давно устаревший, изживший себя национализм. С самого начала политической карьеры Черчилля в силу его незаурядности и непредсказуемости вокруг него всегда кипели страсти, разгорались ожесточенные споры. Он не только находил верных друзей, но и наживал смертельных врагов. Консерваторы ненавидели Черчилля, упрекая его в том, что он предал свое сословие. Либералы относились к нему с недоверием, лейбористы его на дух не переносили. Каждая его неудача – в 1915, 1930, 1945 годах – вызывала нездоровую радость у его противников, его провалы буквально окрыляли их.