Текст книги "Руфь. Непреклонная"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Ришон оглядел собравшийся народ, он был взволнован. Он быстро развязал сандаль и передал его Воозу, публично подтверждая законность сделки [9]9
  У израильтян был такой обычай: при обмене или выкупе чего-либо для подтверждения законности сделки один снимал сапог свой и давал другому. – Примеч. ред.


[Закрыть].

– Ты выкупай землю, я не могу. Покупай ты, – он быстро встал и начал проталкиваться сквозь толпу зевак.

Ноеминь крепко сжала руку Руфи.

– У него получилось! – с ее губ слетел довольный тихий смешок. – Я знала, что получится.

Руфь затаила дыхание, когда Вооз посмотрел на нее. Хотя выражение его лица было торжественным и важным, глаза его сияли, как никогда раньше. Он спохватился, заморгал и отвел взгляд в сторону. Вооз стоял, крепко сжимая в руке сандаль Ришона. Он обратился к десяти старейшинам и народу, собравшемуся посмотреть, что происходит.

– Вы свидетели, что я выкупил все имущество Елимелеха, Хилеона и Махлона. Вместе с землей я взял Руфь, моавитянку, вдову Махлона, чтобы сделать ее своей женой. Таким образом, она может родить сына, который продолжит род ее умершего мужа и наследует родовое имущество здесь, в его родном городе. Сегодня все вы свидетели этому.

Рядом с Воозом стояли десять старцев, которые выглядели величественно в своих длинных одеждах с молитвенными покрывалами и филактериями.

– Мы свидетели, – сказали они.

– Мы свидетели, – вторила им толпа.

Ноеминь подтолкнула Руфь вперед.

– Иди, – шепнула она невестке, у нее самой лицо горело от волнения, – иди к нему, дорогая.

Самый старый из старейшин протянул Руфи руку. Толпа расступилась, Руфь подошла и вложила в его руку свою. Подошел Вооз и встал рядом со старцем, но с другой стороны. Старейшина улыбнулся Воозу, а затем склонился к Руфи.

– Да соделает Господь жену, входящую в дом твой, как Рахиль и как Лию, от которых произошел весь народ израильский! – он вывел Руфь вперед, и Вооз протянул ей свою руку. Когда их руки соединились, он нежно сжал ее пальцы.

Старейшина положил свою руку на их ладони.

– Приобретай богатство в Ефрафе, и да славится имя твое в Вифлееме. И да будет потомство, которое Господь даст тебе от этой молодой женщины, как потомство нашего праотца Фареса, сына Фамари и Иуды.

Слуга, который ходил за Руфью и Ноеминью, поспешно протиснулся сквозь толпу и побежал вниз по улице. Народ громко выкрикивал благословения Руфи и Воозу. Люди в большом волнении теснили их со всех сторон, мужчины похлопывали Вооза по спине, а женщины обступили Руфь и, обнимая ее, искренне благословляли их. Вооз смеялся и разговаривал со всеми. Ноеминь широко улыбалась и, жестикулируя, в смятении перекидывалась словами со своими подругами. Руфь была все еще ошеломлена исходом дела. Вооз крепко сжимал ее руку, удерживая ее рядом с собой, в то время как народ толпился вокруг них, выкрикивая благословения и поздравления. Когда Вооз повел Руфь в город и дальше по улице, горожане последовали за ними. Руфь, стесненная со всех сторон людьми, шла, оглядываясь через плечо, ее щеки горели, сердце бешено колотилось. Где Ноеминь? Идет ли она с ними?

– Руфь! – крикнула Ноеминь, прокладывая себе дорогу через толпу доброжелателей, следом за ней протискивались несколько женщин.

– Мы должны все приготовить для брачного пира, – сказала она и, обняв невестку, потянула ее в сторону, шутливо ударив Вооза по руке:

– Твоя невеста к вечеру должна быть готова.

Руфь оказалась оттесненной Ноеминью, ее подругами и слугами Вооза, все говорили одновременно. Руфь едва могла перевести дыхание.

Ее привели в дом Авигеи, подруги детства Ноемини. В дальнюю комнату, где с Руфи снимали ее поношенное платье, принесли воду. Ее тщательно вымыли, натерли ароматическими маслами и расчесали длинные, до самого пояса волосы, и вся кудрявая густая масса ее волос заблестела.

За Ноеминью зашла молоденькая служанка.

– Вооз прислал дары для Руфи.

Они вышли из комнаты и через несколько минут вернулись. Ноеминь несла резную шкатулку, выложенную слоновой костью.

– Взгляни, – сказала она Руфи, открывая ее. – Драгоценности! Посмотри, как он высоко ценит тебя.

Она вынула из шкатулки ожерелье, украшенное изумрудами, сапфирами, бриллиантами и рубинами.

– Также он прислал брачные одежды.

Ноеминь отдала шкатулку Авигее и стала помогать Руфи одеваться.

– Ты будешь выглядеть, как царица.

Руфь глубоко вздохнула, когда ей через голову надели белую длинную тунику. Никогда в своей жизни она не носила ничего столь мягкого. Было и верхнее платье, вышитое яркими цветными нитками, и пояс, сделанный из тончайших золотых, голубых, пурпуровых и алых льняных нитей, переплетенных в замысловатом узоре. Были браслеты и серьги, с камнями всех цветов радуги, и узкий золотой венец, украшенный цепочками с золотыми круглыми пластинками.

Одна из служанок Авигеи заплела волосы Руфи в косы, украсив их драгоценными камнями, которые прислал Вооз. На голову надели, уложив изящными складками, прозрачное покрывало, окаймленное вышитыми гроздьями винограда и связками пшеницы. Легкая, как облако, ткань опустилась до колен.

– Скоро придут мужчины, – сказала Ноеминь, она взяла Руфь за руку и поцеловала ее. На глазах блестели слезы:

– Я так счастлива за тебя.

Руфь двумя руками схватила руку Ноемини.

– За нас обеих.

Ноеминь погладила девушку по щеке.

– Не бойся его, дорогая. Я не послала бы тебя к нему, если бы не была уверена, что он может сделать тебя счастливой.

Глаза Руфи наполнились слезами.

– Но сделаю ли я его счастливым?

– О, милая моя. Разве ты не видела лица Вооза, когда Ришон отдал ему свой сандаль? Золото и серебро не могли бы доставить ему большего удовольствия. Ты его сокровище, дочь моя, дар Божий.

Руфь опустила голову и закрыла глаза. Она была потрясена словами Ноемини. Неужели Вооз действительно так сильно любит ее? Безусловно, такой человек, как Вооз, достоин того, чтобы и его тоже любили. Но способна ли она дать ему то, чего он, должно быть, желал более всего? Расположится ли ее сердце к нему так, как расположилось к Махлону? Будет ли трепетать она от одного его прикосновения? Будет ли она испытывать томление при одном его виде? Руфь восхищалась Воозом. Она очень уважала его. Но любила ли? Смогла бы она отдать ему без остатка свое сердце и свое тело? Отзовется ли она на его любовь так, чтобы принести ему радость? Или же всегда будет видеть в нем доброго отца, старшего брата, которым восхищается?

О, Боже, я не хочу огорчать Вооза. Прошу Тебя, соделай из меня женщину, предназначенную для этого мужчины. Я видела его всепоглощающую любовь к Тебе. Прошу Тебя, наполни меня такой же любовью к нему! Сотвори из меня женщину, которая украсит его венец. Я скорее умру, чем причиню ему боль!

Руфь почувствовала на своей голове руки Ноемини, легкие и успокаивающие, и услышала тихую, но страстную молитву:

– О, Бог Израилев, прогони страхи моей девочки. Она, как и я, принадлежит Тебе. Прошу, благослови Руфь за ее покорность и любовь ко мне. И если я прошу не слишком много, то подари ей любовь к Воозу, которая будет сильнее ее любви к Махлону… – ее голос слегка задрожал, – моему сыну.

Она замолчала и поцеловала Руфь в голову.

* * *

Вооз никогда раньше так не нервничал. Он старался скрыть свою нервозность, но заметил улыбки, которыми обменивались слуги, и понял, что ему это не удается. Он рассмеялся над собой.

– Я не в состоянии даже сам завязать этот пояс!

Шемеш подошел к нему.

– Вы позволите, мой господин?

Вооз с благодарностью отдал ему пояс и облегченно вздохнул, когда слуга закончил завязывать его. Другой слуга держал наготове белый плащ с лиловой, голубой и красной отделкой. Вооз закрепил его золотыми пряжками, соединенными золотой цепочкой. Наконец на его голову был возложен золотой венец, усыпанный драгоценными камнями.

Собрались друзья, заполонив весь дом. Некоторым доставляло удовольствие поддразнивать его, другие пользовались случаем похвалить его невесту.

– Пора бы тебе и жениться, Вооз!

– Ему для этого пришлось обмануть родственника!

– Руфь достойна всяческой похвалы, мой друг.

– Она родит тебе детей, которые наполнят твой дом.

– Жаль, что такая хорошенькая девушка выходит замуж за такого старого барана!

Вооз смеялся вместе с ними, но у него совершенно не было той уверенности, какую он демонстрировал друзьям. Как Руфь примет его? Он уже не молод и никогда не был красавцем. Он не мог думать ни о чем другом, кроме того, как понравиться добродетельной молодой женщине. Несмотря на радостную атмосферу, царившую в его доме, Вооза одолевали сомнения.

– Не хмурься так, Вооз, – шутил Шемеш. – Ты напугаешь бедную девушку.

Вооз заставил себя улыбнуться. Его дом был переполнен друзьями и городскими начальниками. Он отдал распоряжения по подготовке к пиру, проследил, чтобы бедные получили нарядную одежду, в которой они могли бы прийти на праздник.

– Что тревожит тебя, Вооз? – спросил Шемеш.

Вооз выбрал своего надсмотрщика другом жениха для брачной церемонии. На протяжении многих лет Шемеш показал себя верным слугой. Вооз отвел его в сторону и рассказал о том, что терзало его.

– Я принудил ее к этому браку. О чем я думал? Мне надо было подобрать ей пару получше, чем…

– Пару получше? Лучшей пары нет! Разве не достаточно того, что эта девушка уважает тебя?

Могли ли эти слова ободрить Вооза?

– Мне недостаточно ее уважения, мне нужно больше.

– Многие начинают с малого, – Шемеш горько улыбнулся. – Кроме того, теперь слишком поздно волноваться об этом. Ты ее муж. Все, кто был у ворот, – свидетели вашего договора. Уже смеркается, пора идти за невестой.

В его глазах Вооз увидел сочувствие.

– Руфь умная женщина, Вооз. В будущем она будет счастливо удивлена тем, что Бог приготовил для вас двоих.

Вооз нервно рассмеялся.

– Я уже счастливо удивлен, мой друг. Никогда не думал, что у меня будет жена, тем более такая, как Руфь.

Прежде чем покинуть дом, Вооз убедился, что все приготовления к брачному пиру завершены. Навес был установлен и украшен цветами и зелеными ветками, под ним для удобства были разложены мягкие подушки. Дом наполнился ароматами тушеного мяса, свежеиспеченного хлеба, специй и цветов. Блюда, нагруженные разными кушаньями, оставалось только вынести гостям. Вооз сосчитал глиняные сосуды, стоявшие у дальней стены.

– Вина достаточно?

– Да, мой господин, – ответил Шемеш. – Это самое лучшее в Вифлееме вино!

О комнате для новобрачных Вооз не спрашивал. За ее приготовлением следили его служанки.

Шемеш подошел к Воозу.

– Все готово. Если ты еще немного задержишься, то Руфь может подумать, что ты изменил свое решение.

Вооз тут же вышел из дома в окружении своих друзей. Процессия потекла по улицам Вифлеема. Его спутники пели. Одни играли на тростниковых свирелях, лютнях и лирах. Другие танцевали.

Когда Вооз подошел к дому Авигеи, дверь отворилась, прежде чем он успел постучать. Перед ним стояла Ноеминь, выражение ее лица изменилось. Он не видел ее улыбки с тех самых пор, как она вернулась из Моава. Теперь же она выглядела почти молодой и напомнила Воозу прошлые годы, когда он думал жениться на ней.

– Я пришел за своей невестой, – сказал жених.

Его сердце замерло: за спиной Ноемини он увидел празднично одетых женщин, они вели к нему Руфь в брачном покрывале. Больше Вооз не мог вымолвить ни слова. Подойдя к нему, Руфь взяла его руку. Он чувствовал, как в его руке дрожали ее пальцы, когда она вставала рядом с ним. Он хотел поднять покрывало и заглянуть ей в глаза. Возможно, тогда он узнал бы, что чувствовала его невеста.

Снова мужчины и женщины со всех сторон окружили Вооза и Руфь, когда все одной процессией возвращались по темным улицам Вифлеема в дом жениха. Кто-то нес факелы. Женщины играли на бубнах, били в тимпаны, звенели кимвалами и колокольчиками и пели вместе с мужчинами. Многие несли масляные светильники, чтобы освещать путь.

Войдя в свой дом, Вооз поднял плащ, покрыл им Руфь и повел ее на помост, поставленный под навесом. Он был приятно удивлен, обнаружив, что она в точности знала, как ей надо было себя вести. Вооз сделал с ней несколько кругов: все свидетели видели, что она имеет покров замужества. Когда они остановились, Руфь не растерялась. Она сняла свое покрывало и, согласно обычаю, положила его на плечо мужа. Собравшиеся воскликнули:

– Владычество на раменах его!

Ноеминь гордо улыбалась.

Руфь сидела на подушке рядом с Воозом.

– Я никогда не видел тебя более красивой, чем сейчас, Руфь.

Она посмотрела на него, и он улыбнулся. Очарованный, он видел, как краска заливает ее щеки.

– Я тоже не видела тебя таким красивым, – сказала она и снова опустила голову.

Вооз тихо рассмеялся.

– Мне было крайне необходимо почистить свои перышки.

Руфь взяла его руку в свои. От ее прикосновения тепло пошло по руке Вооза и распространилось по всему телу.

– Да благословит тебя Господь за твою доброту ко мне.

У Вооза сжало горло.

– Он уже благословил меня.

* * *

Когда их проводили в комнату для невесты и жениха и оставили одних, Вооз почувствовал себя зеленым юнцом. Он не знал, что сказать Руфи. Он хотел бы успокоить ее. Но как, если жених сам нервничал так, как ни разу за всю свою жизнь? Он не знал, как сделать ей приятное, и хотел бы поговорить с одним из своих женатых друзей. Но было уже поздно! Вооз начал расхаживать по комнате, потом остановился. Он потеребил свою бороду. Поймав себя на мысли о том, что совершает все эти нервные движения, он уперся руками в бока. К счастью, Руфь отвернулась и не видела, как глупо и неуклюже вел себя ее муж.

Когда она сняла расшитое верхнее платье, Вооз был потрясен тем, что так сильно желал ее.

– Мы можем не спешить, Руфь.

– Но от нас многого ждут.

Что он услышал в голосе своей жены: покорность или желание?

– Мы можем не спешить, – повторил он.

Руфь посмотрела на мужа через плечо. Слегка нахмурясь, она развернулась к нему лицом и смотрела на него. Она долго молчала, ее карие, как у лани, глаза внимательно изучали его лицо. Вооз хотел скрыться от ее внимательного взгляда, но не мог. Руфь удивленно моргнула. Потом подошла к нему, каждый ее шаг болью отдавался в его груди. Сейчас он был более уязвим, чем тогда, когда просил руки Ноемини, потому что не любил ее так глубоко, как эту молодую женщину.

Руфь взяла мужа за руку. Вооз онемел. Когда она поцеловала его ладонь и приложила ее к своей щеке, он был не в состоянии пошевелиться.

– Нет нужды ждать, муж мой, – произнесла она нежно. – Я пришла к тебе без принуждения.

– Тебя послала Ноеминь.

Руфь серьезно посмотрела на Вооза. Она искала его глаза, в ее же собственных было странное смущение.

– Я предпочла послушаться. Я надеялась, но никогда не осмеливалась поверить, что буду желанной для тебя.

Вооз резко выдохнул.

– Я надеялся, – произнес он хрипло, – но до сих пор не могу поверить…

Закончить он не смог. Эта девушка могла уничтожить его одним словом.

Ее глаза подернулись влагой. Руфь подошла к мужу и погладила его по щеке.

– Чтобы ты знал: я принадлежу тебе, – она наклонила его голову и поцеловала его.

* * *

И женщины говорили между собой…

«Воозу пора было жениться».

«Такая милая девушка».

«Никогда не видела невестки, более преданной своей свекрови».

«Будь я на месте Ноемини, я была бы так счастлива».

«Руфь предана своей свекрови больше, чем сын – матери».

«Мне ли не знать. Сын женится и совсем забывает свою бедную старую мать».

«Руфь нашла для свекрови замечательный кров».

«Будь я на месте Ноемини, я была бы так счастлива!»

«Такая девушка! Я молю Бога о такой невесте для моего сына, но его больше интересует внешность девушки, а не ее добродетели».

«Какая жалость, если Вооз не любит ее по-настоящему».

«В браке по обязанности супруги не бывают страстными».

«Да пошлет им Господь всяческих благ».

Женщины поддержали эти слова, и каждая пошла своей дорогой, к своему дому и к своим заботам.

* * *

И мужчины говорили между собой…

«По тому, как Вооз вел себя, я понял, что для него все происходящее имеет большое значение. Он так торопился устроить это дело».

«У Ришона не было никаких шансов».

«У Ришона были те шансы, которые он заслуживал. Он хотел землю, но не хотел вместе с ней принимать на себя обязательства».

«Не торопись бросить камень. Жена родила Ришону трех дочерей. Ты бы захотел отдать своего первенца, чтобы он был наследником другого человека? А что, если его первая жена и вовсе не родит сына? Что тогда?»

«Все это не важно, все же Ришон пренебрег своим долгом перед Ноеминью и Руфью».

«Она прекрасная девушка».

«Да дарует ей Господь много сыновей».

«Все эти годы Вооз жил один, без жены. Ему будет трудно привыкнуть».

«На месте Вооза я был бы счастлив!»

Кто-то засмеялся.

«Она очень молода. Я не хотел бы увидеть своего друга с разбитым сердцем в последние годы его жизни».

«Твои страхи беспочвенны. Руфь молода, но характер ее уже проверен».

«Я не сомневаюсь в ее характере. Я только молюсь, чтобы она полюбила его, он-то, сразу видно, любит ее».

«Да расположит Бог Израилев ее сердце к моему другу».

Глава пятая

Спустя девять месяцев Руфь родила. Опустившись на матрац, она отдыхала и ждала, когда Ноеминь возьмет ребенка, вымоет его, посыплет солью и завернет в пеленки.

– Какой он красивый, – Ноеминь плакала, прижимая ребенка к груди, – такой хорошенький.

Она унесла его из комнаты, и Руфь повернулась лицом к стене, беззвучно плача.

Позднее к Руфи пришел Вооз. Она поднялась с постели, оделась и вышла к двери, выходящей в сад, села посмотреть, как Ноеминь прогуливалась с ребенком. Вооз вынес табуретку и сел рядом с женой.

– Ноеминь больше не будет называться Марою.

Руфь взглянула на него. Он, как и она, смотрел в сад, но она не могла понять выражение лица своего мужа.

– Благодарю тебя, – произнесла она тихо.

Вооз не посмотрел на нее.

– Не благодари меня, я сделал то, что должен был.

Его голос был резким от сдерживаемых эмоций.

– Ты отдал своего первенца, чтобы он был наследником рода другого мужчины.

– Таков наш обычай, Руфь.

– Нет. У Ришона нет такого обычая. Это твой обычай, Вооз. Ты о других заботишься больше, чем о себе.

Вооз посмотрел на нее.

– Не превозноси меня слишком высоко, Руфь. Во мне борются желание и долг, – он отвел взгляд. – Я такой же мужчина, как и любой другой.

Руфь смахнула с ресниц слезу. Как ей хотелось крикнуть Воозу, что он не похож ни на одного из тех мужчин, которых она знала до сих пор. Даже Махлон, которого она так любила, не сделал бы того, что сделал Вооз.

– Ты хочешь назвать его Махлоном? – тихо спросил Вооз, по-прежнему наблюдая за Ноеминью, сидевшей на каменной скамейке под оливковым деревом.

– Назовем его Овид. Услужливый.

– Быть по сему. Ноеминь теперь не будет бояться, что в старости останется одна, – сказал Вооз.

– Ты тоже не будешь бояться.

Вооз встал. Он легко коснулся головы Руфи и ушел, оставив ее одну наблюдать за Ноеминью и их сыном.

Ночью ребенок был с Руфью, через определенные промежутки времени она вставала и кормила его грудью. Она наслаждалась этими минутами, когда в окружающей ее тишине держала своего сына и чувствовала, как он тянется губами к ее груди. Она гладила его мягкие щечки, давала ему палец, и он крепко зажимал его в своей ручке. Из ее глаз текли слезы, и Руфь часто моргала, чтобы остановить их. После кормления она укладывала сына на своей кровати, поближе к себе. Каждое утро Ноеминь заходила в комнату Руфи, целовала ее, а потом брала Овида на руки и нянчилась с ним целый день, отдавая матери только для того, чтобы та покормила его.

* * *

– Я никогда больше не буду называться Марою, – говорила Ноеминь, со смехом глядя на забавные гримасы Овида. – Никогда.

– Какой он красивый! – восклицали женщины, восхищавшиеся малышом.

Жительницы Вифлеема часто собирались в доме Вооза посмотреть, как растет его ребенок, и поговорить о каждом новом этапе его развития.

– Хвала Господу, который дал тебе ныне наследника!

– Да будет он славен в Израиле.

– Да возродит этот ребенок твою юность и позаботится о твоей старости.

– Несомненно, так и будет, ведь он сын твоей невестки, которая так любит тебя.

– Руфь для тебя лучше семи сыновей!

Ах, да, ее дорогая Руфь. Ноеминь улыбнулась, поднимая Овида на руки и гладя его по спинке, она испытывала неизъяснимое удовольствие, когда он тыкался носиком в ее щеку и, разомлев, тесно прижимался к ней. Она не могла вспомнить более счастливое время в своей жизни, чем то, когда она держала малыша на руках. Бог открыл наготу ее, но теперь Он подарил ей новую жизнь, которая строилась на твердом фундаменте. Этого ребенка, родившегося для того, чтобы заменить Ноемини сыновей и мужа, дал ей Вооз, муж веры, который исполняет закон со всем усердием и страстью, человек, который сидит у городских ворот и управляет народом с мудростью и нежной заботливостью.

– Ах, мой маленький, – Ноеминь подняла малыша и поцеловала его в кругленький подбородок. – Да вырастет из тебя такой же человек, как твой отец.

Она наслаждалась счастливым смехом малыша. Повернувшись, Ноеминь увидела Руфь: невестка стояла у дверей и наблюдала за свекровью, ее глаза были полны материнской любовью. Ноеминь почувствовала укол совести при мысли о добровольной жертве, которая была принесена ей. Задумывалась ли она когда-нибудь о том, чего это стоило Руфи? А Воозу? Невестка улыбнулась и ушла в дом, чтобы снова заняться домашними делами. Ноеминь нахмурилась, поудобнее устраивая Овида на руках.

Чего-то не хватало. Ноеминь знала, чего не хватало, но ничего не могла с этим поделать. Она, не переставая, молилась, молилась и молилась о том, что только Бог мог дать этим двоим, подарившим ей так много.

* * *

Руфь узнала, какой это тяжелый труд – управлять большим домом, но она была рада работе, которая занимала все ее время и ум. Вооз заставлял ее самостоятельно принимать решения, и она часто обращалась за советом к Ноемини, постепенно привыкая к своей новой роли – жены важного в городе человека. Руфь научилась давать поручения слугам, а не пытаться все делать самой. Она хвалила их за работу, благодарила за все возрастающее усердие. Они, казалось, изо всех сил старались угодить своей хозяйке, а она в равной степени старалась заботиться об их нуждах. Руфь поднималась затемно, чтобы приготовить завтрак для своих домочадцев и распределить работу между слугами. Она делала на рынке самые выгодные покупки и заботилась о бедных. В ее доме никто ни в чем не нуждался. Руфь всегда была щедра, ибо все, чего касалась рука Вооза, приносило обильные плоды.

Когда почти два года тому назад Вооз пришел за Руфью в дом Авигеи и привел ее в свой дом, она боялась, что разочарует его, что не сможет любить его так, как он того заслуживает. Но все ее страхи прошли после первой брачной ночи, когда он отнесся к ней с глубокой почтительностью и нежностью. Кто смог бы не полюбить такого человека? Шли месяцы, чувства Руфи расцветали, становились все глубже, пока не случилось чудо. Она, не надеявшаяся когда-нибудь полюбить снова, обнаружила, что любит Вооза настолько сильно, что ей приходилось напоминать себе: он женился на ней только ради рождения сына – наследника ее первого мужа.

Руфь и Ноеминь проводили много времени вместе, чесали кудель, ткали, чтобы был материал для пошива одежды нуждавшимся, в то время как Овид играл на полу рядом с ними. Они смеялись над его проказами, это был очаровательный и счастливый ребенок. Ох, и намучились они с ним, когда он начал ползать по дому, а потом потихоньку учиться ходить, и хватал все, до чего дотягивались его ручонки. Иногда Вооз, приходя домой, наблюдал за его играми, но брал ребенка на руки только тогда, когда Ноеминь передавала ему Овида. Это выглядело так, будто он ждал разрешения подержать собственного сына.

Несмотря на все дела, которые она должна была делать, Руфь испытывала странное беспокойство, болезненное одиночество. Она была замужем за Воозом почти два года, но знала о его душе так же мало, как в тот день, когда впервые встретила его на ячменном поле. Он был ее мужем и, тем не менее, таился от нее.

– Я думаю, что он несчастлив со мной, – сказала она однажды, когда свекровь невзначай упомянула о том, как много времени Вооз проводит со старейшинами у ворот.

– Откуда у тебя такие мысли?

– Вооз встает раньше меня, молится один в саду и уходит на весь день. Он проводит больше времени с чужими людьми, чем в собственном доме. Иногда я думаю…

– Что ты думаешь?

– Не избегает ли он меня.

Ноеминь встала и поспешила поднять Овида, прежде чем тот успел стащить кучу сухой кудели. Она со смехом побранила его и повернулась к Руфи.

– Ты говорила с ним об этом?

– Как я могу осмелиться сказать что-нибудь Воозу, матушка? После всего того, что он сделал для нас, вправе ли я требовать от него большего?

Руфь сосредоточилась на своей работе, боясь слишком много сказать Ноемини. Меньше всего она хотела огорчить свою свекровь, дав ей понять, как сильно она полюбила мужа. Не посчитает ли Ноеминь, что Руфь предала ее дорогого Махлона?

Ноеминь едва заметно улыбалась, покачивая на ноге малыша.

– Что-то изменилось, не так ли?

– Изменилось?

– Ты согласилась пойти к Воозу, чтобы он дал тебе сына, наследника Махлона. Ты пошла к Воозу, чтобы я имела крышу над головой. Ты пошла к Воозу, потому что я послала тебя к нему.

– Я сама согласилась пойти к нему, – губы Руфи дрожали.

Она не хотела, чтобы свекровь чувствовала себя виноватой. Если бы тогда Руфь не восхищалась Воозом, то не согласилась бы с такой готовностью предложить себя этому человеку. Она плотнее сжала губы:

– Ты знаешь, как сильно я любила Махлона, матушка. Ты знаешь, не правда ли?

Какое-то время Ноеминь выглядела смущенной, но потом ее глаза неожиданно засияли и расширились.

– О, моя дорогая.

Она опустила Овида на пол, подошла к Руфи и села рядом с ней.

– Ты была прекрасной женой для моего сына. Я знаю это лучше всех.

Руки Руфи дрожали, когда Ноеминь сжала их в своих ладонях.

– Я не хочу причинить тебе боль, матушка.

Ноеминь обняла Руфь.

– Если ты пытаешься сказать мне, что любишь Вооза, то уверяю тебя, я не посчитаю это неверностью моему сыну. Поистине я буду рада, что Бог ответил на мои молитвы!

– Будешь рада?

Руфь внимательно посмотрела в глаза свекрови и не увидела в них никакого огорчения, даже намека на огорчение.

Ноеминь взяла ее лицо в свои ладони.

– О, Руфь, я люблю тебя так, как любила бы дочь от плоти моей. Я хочу, чтобы ты была счастлива. Вооз хороший человек, очень хороший.

Руфь робко улыбнулась.

– Замечательный человек, – она больше не чувствовала себя виноватой, однако это не изменило того затруднительного положения, в котором она оказалась. – Но я думаю, он женился на мне только для того, чтобы исполнить свой родственный долг.

– Я уверена, ты ошибаешься. Вооз любит тебя. Разве я не говорила тебе об этом, прежде чем послала тебя к нему?

– Он совсем не смотрит на меня. Он не прикасался ко мне с тех пор…

Руфь уныло опустила голову. Потом с усилием сглотнула слюну и продолжила резко:

– Вооз с успехом исполнил свой родственный долг, матушка.

– Ах, – воскликнула Ноеминь, по выражению ее лица можно было понять, что она во всем разобралась.

Руфь смотрела в сторону. А что будет с наследством Вооза? Если он умрет, не родив еще одного сына, все его имение, так же, как имущество Махлона, перейдет Овиду. Добрый и любящий человек заслуживает того, чтобы сын унаследовал его собственное имя.

Вооз всячески таился от Руфи, а она хотела знать все, о чем он думает. Она хотела разделить с ним его мысли, его боль, его стремления, его надежды. Но он, казалось, полностью ушел в работу, в исполнение своих обязанностей перед жителями Вифлеема, в служение Господу: он занимался всем тем, что держало его вне дома и подальше от собственной жены. Но могла ли Руфь жаловаться? Все получили то, что хотели. Доброта Вооза распространялась на всех, включая ее и Ноеминь. Он не жалел своих сил ради нее и Ноемини и ничего не ожидал взамен. Вероятно, Вооз не ждал, или даже не хотел, ее любви.

Руфь ощущала себя пленницей молчания. Она попала в тупик, ее чувства были в полном смятении. Она не пребывала в такой неопределенности, когда уходила из Моава. Она пришла в Вифлеем, готовая провести остаток жизни в заботе о свекрови. Вместо этого Бог взял Руфь под Свое крыло и позаботился о ней, послав ей добродетельного Вооза. Почему она, низшая из низших, чужеземка, была возвышена у всех на глазах и стала женой самого доброго, самого великодушного и самого праведного человека в городе? Руфь каждый день радовалась благословениям, которые Бог даровал ей, даже когда чувствовала, что не достойна их.

Так откуда эта нескончаемая печаль? Как осмеливается она просить большего? И тем не менее… как хотела она сделать своего мужа счастливым!

О, Вооз, мой Вооз!

Каждый день Руфь с нетерпением ждала его возвращения домой. Она таяла, когда муж улыбался ей, даже если это была всего лишь отеческая улыбка. Сам звук его голоса заставлял ее сердце петь. Она трепетала от его прикосновения.

Но Вооз бывал дома все меньше и меньше. И ей приходила в голову только одна-единственная мысль: Вооз не мог ответить на ее чувства, и в ее обществе ему было неуютно. Ведь он, конечно, знал, как глубоко она любит его.

Руфь молила Бога, чтобы Он помог ей смириться с тем, что остаток своих дней она не будет занимать главное место в жизни мужа. Она хотела быть частью его жизни, хотела, чтобы он доверял ей, делил с ней свои труды и победы, хотела быть частью его. Но Вооз, видимо, не разделял ее стремления.

– Что с тобой, дочь моя? – произнесла Ноеминь, беря Руфь за руку. – Чем ты так расстроена?

– Я люблю Вооза. Я люблю его так сильно, что это чувство причиняет мне боль.

Руфь любила его так, как никогда никого не любила, даже Махлона.

– И ты не сказала Воозу об этом.

– Я не хотела обременять его.

– Обременять? Разве лучше, чтобы он думал, что потерпел неудачу как мужчина?

Руфь отпрянула.

– Нет, это неправда!

– Любой может понять, что Вооз несчастлив.

– Потому что держится в стороне, матушка, – Руфь встала из-за станка и взволнованная отошла в сторону. – Потому что никогда не бывает дома.

– Моя дорогая Руфь, мужчина, который так поздно женится, мало знает о том, что думает женщина, тем более молодая влюбленная женщина. Он, наверное, сторонится тебя, потому что считает, что это делает тебя счастливой.

Руфь прищурилась и оглянулась на Ноеминь. Она никогда не могла предположить такое.

– Вооз только лишь мужчина, моя дорогая, а мужчины не всегда так сильны, как стараются казаться. Мне кажется, Вооз думает, что он намного старше своей молодой жены, слишком стар, чтобы она любила его. Ты могла бы растопить его сердце одним словом.

– Я хочу, чтобы мой муж был счастлив.

Ноеминь улыбнулась.

– Тогда прими это благословение старой женщины и сделай так.

* * *

Ноеминь не могла согласиться с тем, чтобы все оставалось, как есть. Ее невестка когда-то была смелой ради нее, но Ноеминь сомневалась, что у Руфи хватит смелости добиться чего-то для себя самой. Вскоре после разговора с Руфью Ноеминь вышла из дома. Она сказала, что идет навестить свою больную подругу. Выйдя за дверь, она направилась прямиком к городским воротам, где знала, что найдет Вооза. Как она и предполагала, он сидел на своем обычном месте. Увидев приближавшуюся Ноеминь, он забеспокоился, особенно когда она поманила его рукой. Сказав несколько слов старейшинам, Вооз поднялся и подошел к старой женщине.