Текст книги "Сумма теологии. Том VII"

Автор книги: Фома Аквинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Раздел 10. УМЕНЬШАЕТ ЛИ НАЛИЧИЕ РАЗУМНЫХ ДОВОДОВ В ПОЛЬЗУ ТОГО, ВО ЧТОМЫ ВЕРИМ, ЗАСЛУГУ ВЕРЫ?

С десятым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что наличие разумных доводов в пользу того, во что мы верим, уменьшает заслугу веры. Так, по словам Григория, «нет никакой заслуги в том, чтобы верить в очевидное для нашего разума»[38]38
  Hom. XXVI in Evang.


[Закрыть]. Таким образом, если человеческий разум может представить достаточное доказательство, то заслуга веры устраняется. Следовательно, похоже на то, что любой вид человеческого рассуждения в пользу вопросов веры уменьшает заслугу веры.

Возражение 2. Далее, что бы ни уменьшало меру добродетели, оно уменьшает и количество заслуги, поскольку, как говорит Философ, «счастье – это награда добродетели»[39]39
  Ethic. I, 10.


[Закрыть]. Но человеческое рассуждение, похоже, уменьшает меру добродетели веры, поскольку, как было показано выше (1, 4, 5), вере присуще [верить в] невидимое. Но чем более что-либо обосновано разумом, тем менее оно невидимо. Следовательно, человеческие доводы в пользу веры уменьшают заслугу веры.

Возражение 3. Далее, причины противоположностей тоже противоположны. Но наличие того, что побуждает к неверию, которое заключается либо в преследовании со стороны тех, кто понуждает человека отречься от веры, либо в приведении ими доказательств в пользу такого отречения, увеличивает заслугу веры. Следовательно, разумные доводы в пользу веры уменьшают заслугу веры.

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «Будьте всегда готовы всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ» (1 Петр. 3:15). Но апостол никогда бы не дал подобный совет, если бы это подразумевало уменьшение заслуги веры. Следовательно, разум не уменьшает заслугу веры.

Отвечаю: как уже было сказано (9), акт веры может заслуживать награды в той мере, в какой он является субъектом воли не только со стороны исполнения, но также и со стороны согласия. Затем, содействующий нашей вере человеческий разум может относиться к воле верующего двояко. Во-первых, как предшествующий акту воли (например, когда человек не желает или же медлит желать верить до тех пор, пока не подвигается к этому доводами человеческого разума), и в таком случае человеческий разум уменьшает заслугу веры. В самом деле, ранее, говоря о нравственных добродетелях, мы уже показали (II-I, 24, 3; II-I, 77, 6), что та страсть, которая предшествует выбору, делает добродетельный акт менее достойным похвалы. И как человек должен осуществлять акты нравственной добродетели согласно суждению своего разума, а не вследствие страсти, точно так же он должен верить в основоположения религии не согласно суждению человеческого разума, а в силу божественного авторитета. Во-вторых, суждения человеческого разума могут последовать воле верующего. Когда же воля человека готова уверовать, то [значит] он любит истину в которую верит, он обдумывает и принимает сердцем любые доводы в пользу своего стремления, и в таком случае человеческий разум не уменьшает заслугу веры, но, напротив, свидетельствует о ещё большей заслуге. Это, опять же, подобно тому, как в случае нравственных добродетелей, согласно вышесказанному (11–1, 24, 3), последующая [суждению разума] страсть демонстрирует интенсивность воли. Свидетельством этому служат слова самаритян, обращенные к символизирующей человеческий разум женщине: «Уже не по твоим речам веруем» (Ин. 4:42).

Ответ на возражение 1. Григорий [в настоящем случае] говорит о том, кто не желает верить до тех пор, пока не будет подвигнут к этому доводами разума. Но если человек желает верить в основанные на божественном авторитете положения веры, то даже тогда, когда он с помощью рассуждений доказывает некоторые из них, например существование Бога, заслуга его веры от этого не устраняется и не уменьшается.

Ответ на возражение 2. Доводы в пользу авторитета веры не являются теми доказательствами, которые сообщают человеческому уму внутреннее видение, поскольку они не уменьшают невидимости. Они только устраняют то, что препятствует вере, показывая, что предлагаемое верой не является невозможным, и потому такие доводы не уменьшают заслугу или меру веры. С другой стороны, доказательные рассуждения в пользу тех положений веры, которые являются началами догматов веры, уменьшают меру веры, поскольку они сообщают видимость тому, во что верят. Однако они не уменьшают меру любви, которая сообщает воле готовность в них верить даже тогда, когда они невидимы, и потому мера заслуги не уменьшается.

Ответ на возражение 3. Что бы ни было противоположно вере – связано ли это с приводимыми доказательствами или внешними гонениями, оно увеличивает заслугу веры в той мере, в какой обнаруживает интенсивность и твердость воли в ее желании верить. Поэтому мученики, которые в часы гонений не отреклись от веры, и мудрые, которые, несмотря на выдвинутые против положений веры философами или еретиками доводы, сохранили веру, обрели большую заслугу веры. С другой стороны, то, что благоприятствует вере, не всегда уменьшает интенсивность воли в ее желании верить и потому оно не всегда уменьшает заслугу веры.

Вопрос 3 О ВНЕШНЕМ АКТЕ ВЕРЫ

Теперь нам надлежит рассмотреть внешний акт веры, а именно исповедание веры, под каковым заглавием наличествует два пункта: 1) является ли исповедание актом веры; 2) является ли исповедание веры необходимым для спасения.

Раздел 1. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ИСПОВЕДАНИЕ АКТОМ ВЕРЫ?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что исповедание не является актом веры – ведь один и тот же акт не может принадлежать различным добродетелям. Но исповедание принадлежит покаянию, частью которого оно является. Следовательно, оно не является актом веры.

Возражение 2. Далее, от исповедания веры человека подчас удерживает страх или некоторое замешательство, по каковой причине апостол просит молящихся молиться о нем, чтобы ему дано было слово «открыто с дерзновением возвещать тайну благовествования» (Еф. 6:19). Но не отступать от добрых намерений из-за страха или замешательства помогает мужество, которое уравновешивает дерзновение и страх. Следовательно, похоже на то, что исповедание является актом не веры, а, пожалуй, мужества или верности.

Возражение 3. Далее, пылкость в вере обусловливает как внешнее исповедание веры, так и другие направленные вовне добрые дела, поскольку, как сказано [в Писании], это есть «вера, действующая любовью» (Гал. 5:6). Но другие направленные вовне дела не являются актами веры. Следовательно, не является актом веры и исповедание.

Этому противоречит следующее: глосса на слова [апостола]: «И дело веры в силе» (2 Фес. 1:11) говорит, что сказанное относится к «исповеданию, которое является присущим вере делом».

Отвечаю: внешние действия в собственном смысле слова принадлежат той добродетели, к цели которой они конкретно относятся; так, пост конкретно относится к цели направленного на смирение плоти воздержания и, таким образом, он является актом воздержания.

Затем, исповедание того, что принадлежит вере, как к своей цели конкретно относится к тому, что касается веры, согласно сказанному [в Писании]: «Имея тот же дух веры… и мы веруем, потому и говорим» (2 Кор. 4:13). Но предназначением внешнего говорения является выявление внутренней мысли. Поэтому как внутренняя мысль о том, что касается веры, в собственном смысле слова является актом веры, точно так же является [актом веры] и направленное вовне ее исповедание.

Ответ на возражение 1. Священное Писание предписывает троякое исповедание. Во-первых, исповедание веры, и оно является надлежащим актом веры, поскольку, как уже было сказано, относится к цели веры. Во-вторых, исповедание благодарения и хвалы, и оно является актом «поклонения единому Богу», поскольку оно предназначено для внешнего почитания Бога, что и является целью «поклонения единому Богу"· В-третьих, исповедание грехов, которое определено к очищению от грехов, что является целью покаяния, каковой добродетели оно и принадлежит

Ответ на возражение 2. То, что устраняет препятствие, является, согласно Философу, не непосредственной, а опосредованной причиной[40]40
  Phys. VIII, 4.


[Закрыть]. Следовательно, мужество, которое устраняет то, что препятствует исповеданию веры, а именно страх или замешательство, является не надлежащей и непосредственной причиной исповедания, а его опосредованной причиной.

Ответ на возражение 3. Внутренняя, действующая любовью вера обусловливает все внешние акты добродетели посредством других добродетелей, распоряжаясь ими, хотя и не выявляя, в то время как акт исповедания она осуществляет как присущий ей акт без посредства какой-либо иной добродетели.

Раздел 2. ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ИСПОВЕДАНИЕ ВЕРЫ НЕОБХОДИМЫМ ДЛЯ СПАСЕНИЯ?

Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что исповедание веры не является необходимым для спасения. В самом деле, похоже, что нечто может быть достаточным для спасения в том случае, если оно является средством к достижению цели добродетели. Но надлежащей целью веры является соединение человеческого ума с божественной истиной, и оно может быть осуществлено без какого-либо внешнего исповедания. Следовательно, исповедание веры не является необходимым для спасения.

Возражение 2. Далее, посредством внешнего исповедания веры человек демонстрирует свою веру другому человеку. Но это необходимо только для тех, кто должен обучать вере других. Следовательно, похоже на то, что простолюдины не обязаны исповедовать веру.

Возражение 3. Далее, все то, что может возмущать или тревожить других, не является необходимым для спасения, поскольку апостол сказал: «Не подавайте соблазна ни иудеям, ни еллинам, ни церкви Божией» (1 Кор. 10:32). Но исповедание веры подчас причиняет волнения среди неверных. Следовательно, оно не является необходимым для спасения.

Этому противоречит сказанное апостолом о том, что «сердцем веруют к праведности, а устами исповедуют ко спасению» (Рим. 10:10).

Отвечаю: все, что необходимо для спасения, подпадает под предписания божественного закона. Далее, коль скоро исповедание веры суть нечто утвердительное, то оно может подпадать только под утвердительное предписание. Следовательно, необходимость его для спасения зависит от того, каким образом оно подпадает под утвердительное предписание божественного закона. В самом деле, как уже было сказано (II-I, 71, 5; II-I, 88, 1), утвердительное предписание обязывает всегда, но не постоянно, т. е. оно обязывает в соответствии как с местом и временем, так и с сопутствующими обстоятельствами, в отношении которых должно упорядочивать человеческие акты для того, чтобы они были актами добродетели.

Таким образом, исповедать веру необходимо для спасения не всегда и везде, но только в определенное время и в определенных местах. При этом ее не исповедание не должно приводить ни к тому, чтобы Богу не были возданы должные почести, ни к тому, чтобы ближний был лишен необходимого ему нашего служения. Так, если кто-либо спросит человека о его вере, а тот промолчит, то вопрошающий может подумать, что тот либо неверующий, либо вера ложна, и это может отвратить его от веры. Поэтому в таких и подобных им случаях исповедание веры является необходимым для спасения.

Ответ на возражение 1. Как и цели других добродетелей, цель веры должна быть соотнесена с целью любви, каковая суть любовь к Богу и ближнему Следовательно, когда это требуется для почитания Бога и блага ближнего, человеку надлежит не только соединять свой ум с божественной истиной, но и явно исповедать свою веру.

Ответ на возражение 2. В случае необходимости, [а именно] когда вере угрожает опасность, каждый обязан или открыто заявлять о своей вере, или подавать добрый пример и поддерживать других верующих, или отбивать нападения неверных. Если же времена спокойны, то [далеко] не все верующие должны обучать вере других.

Ответ на возражение 3. Нет ничего похвального в публичном исповедании веры, если оно возмущает и тревожит неверных без какой-либо пользы для веры или верующего. Поэтому Господь говорит: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего пред свиньями – чтобы они… обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7:6). Однако если есть надежда на то, что это может принести пользу вере, или же существует какая-либо иная серьезная причина, то человек должен пренебречь возмущением неверных и явно исповедать свою веру. Так, [в Писании] сказано, что когда ученики сказали Господу: «Фарисеи, услышав слово сие, соблазнились», Он ответил: «Они – слепые вожди слепых» (Мф. 15:12, 14).

Вопрос 4. О ДОБРОДЕТЕЛИ ВЕРЫ КАК ТАКОВОЙ

Теперь у нас на очереди рассмотрение добродетели веры как таковой: во-первых, самой веры; во-вторых, тех, кто верует; в-третьих, причины веры; в-четвертых, ее следствий.

Под первым заглавием наличествует восемь пунктов: 1) что есть вера; 2) в какой душевной способности она находится; 3) является ли ее формой любовь; 4) что общего между живой и безжизненной верой; 5) является ли вера добродетелью; 6) является ли она одной добродетелью; 7) о ее отношении к другим добродетелям; в) о ее достоверности по сравнению с достоверностью умственных добродетелей.

Раздел 1. ПРАВИЛЬНО ЛИ ОПРЕДЕЛЯТЬ ВЕРУ КАК «ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ ОЖИДАЕМОГО И УВЕРЕННОСТЬ В НЕВИДИМОМ»?

С первым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что данное апостолом определение веры, [а именно] что «вера есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1), неправильно. В самом деле, качество не может быть сущностью, в то время как вера, будучи, как уже было сказано (II-I, 62, 3), теологической добродетелью, является качеством. Следовательно, она не может быть осуществлением.

Возражение 2. Далее, у разных добродетелей разные объекты. Но то, что ожидается, является объектом надежды. Следовательно, оно, не будучи объектом веры, не может быть включено в ее определение.

Возражение 3. Далее, вера, пожалуй, совершенствуется любовью, а не надеждой, поскольку любовь – это форма веры, о чем речь у нас впереди (3). Следовательно, в определение веры надлежало включить то, что нужно любить, а не то, на что нужно надеяться.

Возражение 4. Далее, нельзя приписывать одно и то же различным родам. Но «сущность» и «уверенность» относятся к различным родам, причем ни один из них не является частным случаем другого. Следовательно, неправильно говорить, что вера является одновременно и «осуществлением», и «уверенностью».

Возражение 5. Кроме того, уверенность свидетельствует об истинности того, к чему она относится. Но когда истинность вещи засвидетельствована, то о ней принято говорить как о видимой. Следовательно, похоже на то, что слова «уверенность в невидимом» содержат противоречие, и потому определение веры неправильно.

Этому противоречит авторитет апостола.

Отвечаю: хотя некоторые говорят, что вышеупомянутые слова апостола не являются определением веры, однако если мы вдумчиво исследуем этот вопрос, то [придем к заключению, что] в приведенном определении не опущен ни один из тех пунктов, в отношении которых может быть определена вера, несмотря на то, что сами слова не приведены к форме определения, что подобно тому, как [подчас] философы исследуют начала силлогизмов без использования силлогистических форм.

Чтобы прояснить этот вопрос, нам надлежит вспомнить, что коль скоро навыки познаются через посредство своих актов, а акты – через посредство своих объектов, то вера, каковая суть навык, должна быть определена через посредство присущего ей акта в его отношении к присущему ему объекту. Затем, как уже было сказано (2, 2), акт веры, а именно «верить», является актом ума, определенного распоряжением воли к единственному объекту. Следовательно, акт веры связан как с объектом воли, то есть с благом и целью, так и с объектом ума, то есть с истиной. А так как у веры, которая является теологической добродетелью, как было показано выше (11–1, 62, 2), объектом является цель, то ее объект и цель необходимо должны быть адекватны друг другу. Затем, как уже было сказано (1, 1), объектом веры является первая Истина, причем невидима и она, и все то, к чему мы прилепляемся ради нее, и поэтому необходимо, чтобы первая Истина являлась целью акта веры под аспектом невидимости, каковой аспект является также аспектом и того, на что мы надеемся, согласно сказанному апостолом: «Надеемся того, чего не видим» (Рим. 8:25), поскольку видеть истину означает обладать ею. Но, как уже было сказано (II-I, 67, 4), надеются не того, чем уже обладают, а того, чем ожидают обладать. Поэтому отношение акта веры к являющейся объектом воли цели выражено словами: «Вера есть осуществление ожидаемого» (ведь мы привыкли обозначать именем «сущность» первое начало вещи, в особенности же тогда, когда вся вещь виртуально содержится в первом начале; так, например, мы могли бы сказать, что первые самоочевидные начала являются сущностью науки, поскольку эти начала, если так можно выразиться, являются для нас первыми началами науки, в которых виртуально содержится вся наука). Таким образом, о вере говорят как об «осуществлении ожидаемого» постольку, поскольку наличие в нас первого начала вещей, на которые нам надлежит надеяться, обусловлено согласием веры, которая виртуально содержит в себе все то, на что нам надлежит надеяться. В самом деле, все мы надеемся обрести счастье через созерцание свободной от завес истины, путь к которой указывает нам вера, что очевидно из того, что было сказано нами ранее при исследовании счастья (IM, 3, 8; II-I, 4, 3).

Отношение акта веры к рассматриваемому в качестве объекта веры объекту ума обозначено словами «уверенность в невидимом», где под «уверенностью» понимается предвосхищение очевидности. В самом деле, очевидность побуждает ум твердо держаться истины, и потому твердая преданность ума неочевидной истине веры в настоящем случае названа «уверенностью». По этой же причине в другом переводе использовано слово «убежденность» – ведь ум верующего, так сказать, убежден божественным авторитетом дать согласие на то, чего он не видит. Таким образом, если бы кто-либо решил привести рассматриваемые нами слова к форме определения, то он мог бы сказать, что «вера есть навык ума, благодаря которому начинает в нас быть жизнь вечная, обусловливающая согласие ума на то, что невидимо».

В указанном отношении вера отличается от всего прочего, что имеет отношение к уму. В самом деле, когда мы определяем ее как «уверенность», то тем самым отличаем ее от сомнения, предположения и колебания, которые не побуждают ум давать на что-либо твердое и уверенное согласие. Когда продолжаем сказанное словами «в невидимом», то тем самым отличаем ее от науки и мышления, объектом которых является нечто видимое. Когда же мы говорим, что она «есть осуществление ожидаемого», мы тем самым отличаем добродетель веры от веры в обыденном смысле слова, которая не имеет никакого отношения к чаемому нами блаженству.

Все остальные известные нам определения веры являются [просто] разъяснением определения, данного апостолом. В самом деле, когда Августин говорит, что «вера является добродетелью, посредством которой мы верим в невидимое»[41]41
  Tract. XL in Joan.


[Закрыть], когда Дамаскин говорит, что «вера есть согласие без [всякой придирчивой] пытливости»[42]42
  De Fide Orth. IV.


[Закрыть], когда другие говорят, что «вера есть убежденность ума в отсутствующем, которая превосходит мнение, но уступает науке», то все это означает не что иное, как сказанное апостолом об «уверенности в невидимом». А когда Дионисий говорит, что «вера есть постоянное утверждение верующих, истиной их и им истину утверждающее»[43]43
  De Div. Nom. VII, 4.


[Закрыть], то это означает не что иное, как «осуществление ожидаемого».

Ответ на возражение 1. «Сущность» в настоящем случае является указанием не на высший и отдельный от других род, а на некое подобие сущности, которое можно обнаружить в любом роде постольку, поскольку первое в роде виртуально содержит в себе все остальное, и потому о нем говорят как об их сущности.

Ответ на возражение 2. Поскольку вера принадлежит уму как подчиненному распоряжению воли, она необходимо должна быть определена как к своей цели к объектам тех добродетелей, которые совершенствуют волю, в числе которых, как будет доказано нами ниже (18, 1), находится и надежда. По этой причине в определение веры включен объект надежды.

Ответ на возражение 3. Любовь может относиться как к видимому, так и к невидимому, как к наличествующему, так и к отсутствующему. Следовательно, то, что нужно любить, не в такой мере соответствует [природе] веры, как то, на что нужно надеяться, поскольку надежда всегда связана с отсутствующим и невидимым.

Ответ на возражение 4. Включенные в определение веры «сущность» и «уверенность» не указывают ни на различные рода веры, ни на различные акты, но – на различные отношения одного акта к различным объектам, как это явствует из вышесказанного.

Ответ на возражение 5. Уверенность, которая зиждется на присущих вещи началах, делает эту вещь видимой, тогда как уверенность, которая зиждется на божественном авторитете, не делает вещь видимой саму по себе, и именно такова та уверенность, о которой идет речь в определении веры.