Текст книги "Гимн Рождества"
Автор книги: Флора Спир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Простите, Николас. Я не подумала. Но вы покажете мне ваш дом?
– Если хотите, мы проедем мимо него. Вы знаете, что принять вас без провожатого я не могу.
– Я понимаю.
Дом, похожий на белый разукрашенный свадебный торт, находился в Мейфэар. Никакой струны в памяти Кэрол он не затронул, хотя она, бродя по Лондону, часто проходила по этой улице.
– Какой большой, – прошептала она.
– Я не сомневаюсь, что вы разберетесь, как вести дом. Ваша матушка воспитала вас как хорошую хозяйку именно такого дома.
К тому времени, когда Николас повез ее к Марлоу-Хаус, голова у нее трещала от обилия сведений, которые она пыталась рассортировать. Она смотрела вслед уезжавшему экипажу и понимала одно: трудно будет дождаться встречи с ним у леди Линнвиль.
Глава 4
Кэрол, Пенелопа и леди Августа сначала поехали в театр, а потом уже на бал. Огромный бальный зал был переполнен элегантной публикой.
– Какая давка, – изумилась Пенелопа, – леди Линнвиль будет в восторге, потому что все будут говорить, что бал имел большой успех.
– А разве успех тем больше, чем меньше удобств для гостей? – спросила Кэрол, пробираясь сквозь толпу. – Если так, то наш бал был неудачный, да? В Марлоу-Хаус столько помещений для гостей.
– Неужели ты это заметила? – Пенелопа как всегда насмешничала, и ее хорошенькие голубые глазки весело сияли. – Клянусь, ты видела только Николаса и никого больше, и потом, ты провела с ним столько времени в библиотеке.
– В этом доме прекрасная библиотека, – раздался голос позади Кэрол. – Буду счастлив показать ее вам, дорогая.
– Николас, – воскликнула Пенелопа, – вы не должны предлагать мне этого. – Взглянув на человека, стоящего рядом с Пенелопой, она слегка покраснела. – Добрый вечер, лорд Симмонс.
Спустя несколько мгновений Пенелопа и лорд Симмонс уже танцевали, а Кэрол кружилась в объятиях Николаса. Ее второй вечер в Лондоне начала XIX века казался Кэрол чем-то вроде череды неясных картин: переполненные, жарко натопленные комнаты, непрерывная легкомысленная болтовня, незнакомые мужчины, во что бы то ни стало желающие танцевать с ней. Николас то и дело возникал рядом, и Кэрол воспринимала его как единственный устойчивый элемент среди чужого, меняющегося и беспорядочного окружения. Пенелопа большую часть времени проводила в обществе лорда Симмонса, если не считать нескольких танцев с другими мужчинами, чьи приглашения она приняла только из приличия. Леди Августа пребывала, вероятно, за карточным столом с лордом Феллонером. Только Николас был неизменен.
– Вам нехорошо? – спросил он, когда спустя какое-то время после полуночи нашел ее на террасе за раскрытым французским окном.
– В зале слишком жарко, – ответила она, глубоко вдыхая жгуче-холодный воздух. – И все так крепко надушены. Мне захотелось прочистить легкие.
– А кончится это воспалением легких, – предостерег Николас. Затем, после минутного молчания, он спросил:
– Отвезти вас домой? – Сейчас? – Она повернулась к его высокой, темной фигуре. В этот вечер он опять был в черном. Они стояли в тени, и видны были только смутные очертания его лица и яркая белая рубашка. – Вы хотите сказать, что мы можем покинуть эту… эту ужасную давку, как выражается Пенелопа, не вызвав волнения у пожилых дам и не задев чувств хозяйки?
– Это можно устроить, – сказал Николас, – если вам желателен ранний уход. – Что-то в его голосе сказало Кэрол, что это было не просто предложение доставить ее в Марлоу-Хаус. Внезапно ей показалась невыносимой перспектива провести еще несколько часов, танцуя с незнакомыми мужчинами и притворяясь, что она их знает, или болтая с молодыми леди, которых в основном интересовало, как подцепить богатых и титулованных мужей.
– Я, кажется, чудовищно устала, – сказала она, безукоризненно копируя одну из этих леди. Она распахнула веер и стала изящно им обмахиваться. – Я уверена, что у меня начинается головная боль. Не говоря уже о кашле, который может привести к воспалению легких.
– Это превосходные причины для немедленного возвращения домой. – Он говорил совершенно серьезно, но она понимала, что все это его забавляет.
– Не будете ли вы так добры устроить наш скорый, но незаметный уход?
– С удовольствием. Обопритесь о мою руку, сделайте милость.
Он чудесно обставил их отбытие. Он разыскал хозяйку, описал плохое самочувствие леди Кэролайн и умолял леди Линнвиль простить их. В это время Кэрол отвела в сторонку Пенелопу и шепотом выдала ей свое собственное объяснение, чтобы сестра не беспокоилась. Леди Августы нигде не было видно, но Пенелопа обещала все ей передать.
– Не представляю, где она может быть, – сказала Пенелопа. – Я только что заглянула в комнату, где играют в карты, но ее там не было. Лорд Феллонер тоже ищет ее. Интересно, подумала Кэрол, не отбыла леди Августа с бала еще куда-то, чтобы получить новые инструкции, как мучить свои жертвы. Она не стала об этом задумываться. И жертвой она себя больше не чувствовала. Закутав ее в теплый отороченный мехом плащ леди Кэролайн, Николас торопливо провел ее по лестнице особняка леди Линнвиль к своему экипажу. Это была закрытая карета с кучером и двумя ливрейными лакеями, которые помогали войти и выйти из нее. Внутри карета была отделана роскошной мягкой обивкой из серой кожи, на сиденье лежала меховая полость. Николас укутал ее в эту полость и сел рядом на заднее сиденье.
– Как хорошо! – сказала она. – Благодарю вас за то, что вызволили меня оттуда. Все это было как-то чересчур.
– Я помню, вы однажды сказали, что не очень любите большие собрания.
– Никогда не любила. – Это была чистая правда.
– Я рад слышать, что, по крайней мере, в этом отношении вы не изменились, поскольку я, как вам известно, тоже предпочитаю спокойную жизнь за городом непрерывному светскому коловращению.
– Вы постоянно говорите, что я сильно изменилась. – Кэрол помолчала, надеясь, что он подкинет ей еще какие-нибудь сведения о настоящей леди Кэролайн. Она получила больше, чем ожидала. Он схватил ее за руки, крепко сжал их и заговорил с нескрываемым жаром:
– Я не знаю, почему ваша манера держаться так непохожа на обычную вашу манеру – холодную и бесстрастную, но я умоляю вас, Кэролайн, никогда не возвращаться к себе прежней, какой вы были до вчерашнего вечера. Если это произойдет, я не вынесу.
– А мне было показалось, что вы не одобряете моей пылкости, – сказала она, старательно подбирая слова, чтобы избежать возможных ошибок в будущем и не навредить леди Кэролайн.
– Я ею удивлен. Перемена была такой внезапной, Кэролайн, когда мы решили пожениться, мы едва коснулись этой темы, и сегодня вы также уклонились от ответа. Теперь я должен снова заговорить об этом. Я знаю, что мое предложение пришлось вам по душе – из практических соображений, как вы сами мне сказали. И я понял – по вашим же высказываниям, – что я вам нравлюсь и что вы меня уважаете. Но у меня сложилось впечатление, что некоторые ваши будущие супружеские обязанности вызывают у вас дрожь – чтобы, не сказать отвращение.
– Вы так подумали? – Кэрол старалась выиграть время, пока не узнает побольше, в каком направлении развивались отношения между графом Монфортом и леди Кэролайн до того, как она, Кэрол, не появилась на сцене.
– Смею ли я надеяться, что у вас было время, чтобы сжиться с перспективой – могу ли я сказать это прямо? – с перспективой разделять со мной ложе? Ваша новая манера поведения заставляет меня надеяться, что причина именно такова. Иначе я не разговаривал бы так смело сегодня днем.
– Милорд, вы заставляете меня краснеть, – прошептала Кэрол, все еще надеясь, что ей удастся что-нибудь узнать.
Что же такое было с леди Кэролайн, Господи помилуй! Почему она ничего не чувствовала к этому человеку? Может, она фригидна? Какое воспитание получали девушки в эту эпоху? Во всяком случае, из того, что она заметила, Кэрол поняла, что молодых женщин учили подавлять на людях любое проявление льющей через край молодости. Она не сомневалась, что, учитывая правила приличия и строгий надзор многочисленных наставниц, большинство хорошо воспитанных девушек были девственны, когда выходили замуж. Но каким образом им объясняли, как вести себя, оставшись наедине с женихом или мужем? Совершенно непонятно.
– Вчера вечером я целовал вас, и это не заставило вас покраснеть, – сказал Николас, и внезапные стальные нотки в его голосе напомнили ей, что, как бы ни был он чуток со своей невестой, в глубине души он остается все-таки упрямым и высокомерным барином. В карете было темно, но свет с улицы проникал в окна, и Кэрол видела, что он многозначительно посмотрел на нее. Когда он опять заговорил, его тон был все еще строгим:
– Ответьте мне честно, Кэролайн.
– Вы правы, – медленно сказала она, – я изменилась. Зная, что наше совместное будущее устроено, что мне не нужно больше интересоваться…
– Да, – прервал он, – вы говорили мне, принимая мое предложение, что какое-то время вы беспокоились о своем будущем и о будущем Пенелопы.
– Вы действительно помните каждое мое слово? – спросила она, понуждая его пересказать этот разговор.
– Вы говорили, что намереваетесь стать компаньонкой леди Августы или найти унизительное место гувернантки, если это единственная возможность для вас жить достойно, но вы не хотите такой жизни для вашей сестры. Насколько я помню, тогда вы собирались отдать Пенелопе свое маленькое приданое, чтобы увеличить ее часть наследства и таким образом помочь сестре сделать хорошую партию. К счастью, я убедил вас, что Пенелопа наверняка откажется от этого плана, сочтя его несправедливым по отношению к вам, и поэтому вы приняли мое предложение. Полагаю, что мое предложение дать за Пенелопой хорошее приданое сыграло главную роль в вашем решении.
– Пенелопе можно желать только хорошего.
– Именно ваша любовь к сестре привлекла меня к вам поначалу. У меня нет ни сестер, ни братьев, и я рассматриваю вашу привязанность друг к другу как нечто прекрасное и священное.
– А я вам дорога? – прошептала она.
– Вы с каждым днем становитесь мне все дороже.
Кэрол подавила легкую вспышку ревности, поняв, что ей не дождаться любви Николаса. Ревновать к леди Кэролайн у нее не было никакого права. Не по вине этой леди Кэрол оказалась в теле женщины XIX века.
На самом же деле Кэрол начинала нравиться леди Кэролайн. Девушка, которая хотела выйти замуж, чтобы обеспечить счастливое будущее сестры, заслуживала восхищения в эту эпоху, когда возможности женщин были так ограничены. Кэрол только хотелось бы узнать истинные чувства леди Кэролайн к Николасу. С ее же точки зрения, выйти замуж за Николаса, спать с ним каждую ночь, вынашивать его детей отнюдь не было уделом худшим, чем смерть. Жизнь с ним могла стать интересным вариантом жизни в раю.
– Вы не можете утверждать, что боитесь меня, – прошептал Николас ей на ухо, – после вчерашнего вечера.
– Я не боюсь вас. В том смысле, как вы это понимаете. Просто есть вещи, которых вы обо мне не знаете, – я имею в виду обо мне настоящей. Я не то, чем кажусь.
– Как бы то ни было, я хочу держать вас в объятиях и молю Бога о том времени, когда вы будете приходить ко мне со всеми вашими надеждами и светлыми ожиданиями, когда мы станем мужем и женой. Не могу выразить, как был бы я счастлив, если бы вы признались, что испытываете ко мне нежность. Вы так ответили на мои поцелуи, что мне показалось – вы не остались равнодушной к моим попыткам сближения. Уверяю вас, это совершенно естественно.
– Вы говорите о физической любви, – с трудом прошептала она. Сердце ее сильно билось. Его удары отдавались у нее в ушах, и она вся дрожала. Это была не только реакция Кэрол Симмонс. Это как-то было связано с телом леди Кэролайн. Девушка не понимала, что с ней, и никак не могла перестать дрожать. – Я должна вам объяснить…
– Могу ли я надеяться, что эта сторона наших супружеских отношений станет для вас источником радостного ожидания, поскольку мы теперь начали ближе узнавать друг друга и использовать возможности, которые у нас есть?
– Да, но… – Она хотела рассказать ему о леди Августе и о том, как та перенесла ее в другую эпоху. Она хотела признаться, что в юности глупо и неразумно вела себя с Робертом Драммондом и это привело ее к эмоциональному срыву, и пусть он скажет, узнав правду, что это не имеет значения. Она хотела, чтобы он знал о ней все и по-прежнему любил ее, потому что ему нужна именно она, Кэрол Симмонс.
Она пыталась говорить – и поняла, что не может. Предостережение леди Августы в сочетании с ее собственным страхом перед тем, как может сказаться в будущем нарушение этого запрета, удержали ее от рассказа, уже сложившегося у нее в голове и готового сорваться с языка.
– Все это так сложно, – прошептала она.
– Тогда давайте поищем вместе, как все упростить. – Николас обнял ее и крепко поцеловал.
Она не сопротивлялась, поскольку сама этого хотела. Поэтому же она не обращала внимания на непрекращающуюся дрожь всего ее тела и странный голосок, панически твердящий где-то в глубине сознания, что всякое мужское прикосновение должно вызывать у нее отвращение. Другой голос, более громкий, перекрыл его, утверждая, что ничто, связанное с Николасом, не может быть отвратительным. Кэрол встретила его поцелуй, охваченная волной нарастающего желания.
Не прерывая поцелуя, Николас расстегнул ее плащ. Его руки скользнули под тяжелые полы плаща из толстой шерсти, отбросили их. В этот вечер на ней было платье из желтого газа. Между низким вырезом и высокой талией было совсем мало ткани, и ему легко удалось стянуть с нее лиф платья. Ее обнаженная кожа чувствовала холодный воздух и его горячие губы. А руки! Ничьи руки не прикасались к ней с такой нежностью и не вызывали такой сумятицы в чувствах.
Кэрол застонала, прижимаясь к нему. Он еще сильнее потянул вниз ее желтое газовое платье. Мгновение спустя она предстала перед ним обнаженной от талии до подбородка, и он прикасался к ней, целовал и ласкал.
– Красавица моя, – шептал он с обожанием, хотя, конечно же, ничего не видел в темноте кареты. Кэрол охватило блаженное тепло. Его руки ласкали ее все ниже. – Ты прелестна, Кэролайн!
Жесткая от крахмала льняная рубашка Николаса царапала ей грудь, бриллиантовая головка булавки, воткнутой в галстук, попав ей на губы, показалась кусочком льда, когда она прижалась к нему, ища его губы… и нашла…
Карету тряхнуло, и она остановилась. Кэрол слышала – как будто это происходило где-то очень далеко, – что один из лакеев спрыгнул на землю и пошел по хрустящему льду открывать дверцу кареты.
– Бог мой, что я делаю?
Николас поспешно натянул ей на плечи платье. Кэрол услышала звук рвущейся ткани. Она путалась в плаще, пытаясь надеть его до того, как дверца откроется. Ее руки в перчатках так дрожали, что она не могла застегнуть крючок. Она всхлипнула от отчаянья – отчаянья не только по поводу неподдававшейся застежки.
– Я застегну. – Отведя ее пальцы, Николас застегнул крючок и запахнул полы плаща как раз в тот момент, когда лакей широко распахнул дверцу и опустил лесенку. По обе стороны двери Марлоу-Хаус горели факелы. Их бешеное пламя отразилось в глазах Николаса. Он вышел из кареты и подал руку невесте.
Ее изумило его самообладание. Ни единая черта в его надменном лице не говорила о том, что происходило между ними в карете. Он благополучно ввел ее в дом, сохраняя холодноватую сдержанность истинного аристократа.
– Я не сомневаюсь, что мы увидимся завтра утром. – Он поклонился, а лакей с явным одобрением созерцал его прекрасные манеры. – А также на следующем балу. Вы оставите первый вальс за мной? И позволите проводить вас к ужину?
– Конечно, милорд. – Поняв его намек, она протянула дрожащую руку для поцелуя. – Если я верно подсчитала дни, завтра рождественский сочельник.
– Это верно. Когда мы встретимся на балу, я воспользуюсь случаем и пожелаю вам особенно радостного Рождества. – На мгновение огни, пылающие в его глазах, сверкнули для нее одной, придав скрытый смысл его словам, прежде чем он вернулся к своей прохладной манере. – Доброй ночи, дорогая, до завтра.
Лакей закрыл за ним дверь и повернулся к Кэрол.
– Ваш плащ, миледи? – Он протянул руки.
– Я, пожалуй, не буду раздеваться, пока не поднимусь к себе и не окажусь у огня, – сказала Кэрол. – Я очень озябла – было так холодно, пока мы ехали.
На самом деле она дрожала отнюдь не от холода. Она вся горела от поцелуев Николаса и его слишком смелых ласк. Она не знала, как сильно он разорвал тонкую ткань ее бального платья, и потому боялась снять плащ прежде, чем окажется в более укромном месте, чем прихожая.
Ей следовало бы знать, что для светских людей укромных мест практически не бывает. В спальне леди Кэролайн ее поджидала горничная Элла, и не было никаких поводов не давать ей снять с себя плащ.
– Кажется, я наступила на подол, когда выходила из кареты. Наверное, платье порвалось. – Это объяснение Кэрол придумала в последний момент.
– Совсем немного. – Элла не стала оспаривать это объяснение. – Это нетрудно починить. Ой, как вы дрожите! Ложитесь в постель, миледи, а я положу вам к ногам горячий кирпич, а то вы расхвораетесь.
Наконец через полчаса Эллины заботы и хлопоты кончились, и Кэрол оказалась в долгожданном уединении. Закутав хозяйку в нагретые простыни и выслушав уверения Кэрол, что у нее все в порядке, Элла ушла.
Горячий кирпич, завернутый во фланель и положенный в ногах, не умерил дрожи, которая охватывала ее теперь, казалось, до мозга костей. Она чувствовала, что это связано с ласками Николаса, потому что началась эта дрожь именно тогда, когда он заговорил о будущем супружеском ложе.
– Леди Кэролайн, – прошептала она, не понимая, откуда исходят слова, они словно звучали у нее в сердце, – он будет любить вас. Вам не нужно больше его бояться. Он никогда не причинит вам зла. Вы можете ему верить.
Медленно-медленно утихала дрожь. Казалось, что испуганная птица, посаженная в клетку, перестала биться и, устав, уснула.
Что это такое? Кэрол замерла, не желая ни движением, ни словами снова пробуждать испуганное существо, которое, очевидно, было сознанием леди Кэролайн.
«Леди Августа сказала, что мы с леди Кэролайн будем единым целым и что я не стану причинять ей вред. Почему же тогда она пробудилась в таком малодушном страхе, когда Николас начал ласкать меня?»
Долго Кэрол лежала, глядя, как мерцающие отблески огня освещают красивую комнату леди Кэролайн. Она пыталась не думать ни о ней, ни о ее женихе. Но это последнее было совершенно безнадежно, поскольку Кэрол поняла с мучительной определенностью, что о Николасе она будет думать всегда. Она полюбила его – того, кто не принадлежал ей и никогда не будет принадлежать.
* * *
Марлоу-Хаус преображался. Парадные комнаты – приемная, бальный зал и большая столовая – были украшены еще раньше для бала в честь обручения леди Кэролайн, а жилые комнаты, согласно традиции, украшались утром, накануне Рождества, чтобы в праздничный день все выглядело свежим.
Спустившись в холл, Кэрол чуть не столкнулась с лакеем. Его было практически не видно за огромной вазой с еловыми лапами, плющом и остролистом, которую он нес.
– Прошу прощения, миледи. Я не видел вас.
Лакей поставил вазу на стол посреди холла и поспешно вышел, чтобы исполнить последние указания дворецкого.
В кремово-белой гостиной пахло зеленью. Кэрол знала, что обычай ставить на Рождество украшенную елку возникнет только в конце века. Она и не ожидала увидеть ее там. Но ее поразил праздничный вид букетов из вечнозеленых растений, остролиста, красных и белых тепличных цветов, обвитых ярко-красными лентами.
Букеты, присланные от Николаса леди Кэролайн и от лорда Симмонса Пенелопе, стояли тут же и добавляли к рождественскому убранству свои запахи и многоцветье.
– Николас. – Кэрол взяла визитную карточку, прикрепленную к букету, который предназначался для леди Кэролайн. Дрожащими пальцами тронула она розу глубокого красного цвета. – Что же мне делать с тобой, Николас? Как могу я продолжать эту ложь?
В дверь гостиной заглянула Пенелопа:
– Тети Августы нет дома. Ты еще спала, и она велела мне присмотреть, как будут украшать комнаты. Почти все уже готово. Пойдем завтракать, в столовой тихо, и мы сможем поболтать.
Пенелопа обняла ее за талию, и Кэрол пошла с ней рядом, тоже обняв девушку. Большую часть жизни Кэрол прожила одна – или, по крайней мере, предоставленная самой себе – и до самого последнего времени думала, что так и должно быть. У нее никогда не было ни с кем обычных дружеских отношений, и она не понимала, как ей этого не хватает. В Пенелопе она нашла настоящую сестру. Удовольствие, которое Кэрол испытывала в обществе этой девушки, не могло испортить даже воспоминание о неизбежном возвращении в XX век.
В веселой бледно-желтой утренней столовой в окна било солнце морозного дня. Солнечные пятна лежали на фарфоровой вазе с остролистом, стоявшей в центре стола. Стол был уставлен тарелками с почками, беконом, яйцами и разными сортами хлеба. Кэрол села за стол, и горничная налила ей кофе.
– Ты говорила с тетей Августой до ее отъезда? – Кэрол не видела старую даму со вчерашнего вечера, и ей хотелось бы знать, как обстоят дела. Она почти привыкла, что леди Августа наблюдает за ней, и ей казалось странным, что ее призрачная спутница куда-то исчезла. Кэрол хотела рассказать ей о том, что она ощутила присутствие леди Кэролайн. Может, леди Августа объяснит ей это.
– Она сказала лакею, что у нее дела, – ответила Пенелопа, откусывая кусок булочки, покрытой глазурью.
Кэрол улыбнулась, увидев, как забавно слизывает девушка розовым язычком крошку глазури с нижней губки. У Пенелопы были красивые зубы. Кэрол заметила, что под рукой у Пенелопы, где бы она ни находилась, всегда стояла тарелка со сладкими хлебцами, пирожным или конфетами. Девушка проглотила кусок булочки с коринкой и продолжала:
– С украшениями мы почти кончили и на сегодняшнее утро предоставлены самим себе.
– Утро? – Кэрол засмеялась. – Да ведь уже давно день. Чем ты хочешь заняться?
– Покупками, – последовал немедленный ответ. – Мне необходимо купить несколько пар перчаток. Они так быстро пачкаются, и мне их вечно не хватает. А Мэри Энн Хамптон сказала вчера вечером, что в витрине у мадам Салль выставлена очаровательная шляпка. Я хочу ее примерить. Мы можем взять с собой Эллу.
– Значит, за покупками, – с готовностью согласилась Кэрол, обрадованная возможностью отвлечься на какое-то время от мысли о леди Кэролайн и о Николасе.
Молодые девушки приятно провели около часа в лавках на Бонд-стрит. Кэрол воспользовалась возможностью сравнить эти элегантные магазины с теми, которые она видела на той же улице в 90-е годы XX века. Она тоже купила себе перчатки и флакончик духов, пахнущих розой. Ей не удалось совсем изгнать леди Кэролайн и Николаса из своих мыслей, но она прилагала максимум усилий, чтобы слушать, что говорит Пенелопа.
Та восторженно болтала о бале, который состоится в канун Рождества в одном из лучших домов Лондона, о планах тети Августы посетить с племянницами завтра утром рождественскую службу и о праздничном обеде, который готовят по указанию тети Августы.
– Я так люблю рождественские обеды, – говорила Пенелопа, – кухарка с помощницами уже готовят угощение. Я заглянула к ним сегодня утром, до того, как ты встала, дорогая. Будет удивительно жирный гусь, и пирожные с глазурью, и самый большой рождественский пирог, какой ты когда-либо видела! Столько всего! Хорошо, что Николас тоже будет. Без помощи мужчин мы все это не съедим. Тетя сказала, что лорд и леди Феллонер тоже приглашены, и их племянница. Хорошо бы отец Элвина не заставил его провести весь этот день дома!
– Может быть, это и к лучшему, – сказала Кэрол очень серьезно. Пенелопа вопросительно посмотрела на нее, и Кэрол добавила:
– Если лорд Симмонс увидит, сколько сладкого ты поедаешь, он от отчаянья разорвет вашу помолвку.
– Не издевайся надо мной. – И Пенелопа рассмеялась.
Переходя из одного магазина в другой, они время от времени останавливались, чтобы поздороваться со знакомыми дамами. Джентльмены также появлялись на Бонд-стрит, и Кэрол не удивилась, узнав среди них лорда Симмонса. Разглядев Пенелопу, он тотчас же подошел к ним, и хотя он поздоровался с Кэрол очень вежливо, было очевидно, кто его интересует на самом деле.
– Могу ли я пригласить вас выпить чашку шоколада с пирожным? – спросил лорд Симмонс.
– Конечно! – восторженно выдохнула Пенелопа, устремив на него голубые глаза. – Больше всего на свете мне хочется именно этого!
Молодой человек посмотрел на Кэрол, ожидая, что она примет приглашение, но она уже все решила. Она подозревала, что встреча была не совсем случайной. Также она считала, что лорд Симмонс и Пенелопа не были безответственными людьми, которые могут нарушить границы благопристойности. К тому же за Кэрол стояла Элла, нагруженная покупками. С лордом Симмонсом Пенелопа будет в безопасности, и никто не упрекнет ее в неблагоразумии, раз Элла будет ее сопровождать.
– У меня еще есть дела, – сказала Кэрол лорду Симмонсу, – но я не знаю, почему бы Пенелопе не пойти с вами. Я куплю все, что надо, и возьму извозчика, чтобы добраться до дому.
По удивленным взглядам своих собеседников Кэрол поняла, что леди не пристало нанимать извозчика, но ей было все равно. Все эти ограничения, накладываемые на незамужних леди, казались ей невероятно скучными. Она решила сделать некое дело, для которого ей не нужны сопровождающие. Но прежде всего надо узнать, где Николас.
– Может быть, я встречу лорда Монфорта где-нибудь в лавке. Он отвезет меня домой. – Говоря это, она не сводила глаз с лорда Симмонса, и он тут же ответил:
– Вряд ли это возможно. Монфорт сказал мне вчера вечером, что у него какие-то дела дома, поэтому он никуда не пойдет, только вечером на бал. Видите ли, леди Кэролайн, перед Рождеством состоятельные люди обычно заняты несколько больше, чем всегда. Монфорт будет решать, какие подарки сделать своим слугам.
Узнав то, что ей нужно, Кэрол улыбнулась и кивнула в ответ на это терпеливое мужское объяснение простого факта. Ей нравился лорд Симмонс, и по тому, как Пенелопа смотрела на него, она не сомневалась, что младшая сестра леди Кэролайн будет счастлива в любви.
– Что же, тогда я найду дорогу домой сама. Не беспокойтесь обо мне, все будет в порядке.
Кэрол послала молодым людям сияющую улыбку, пожелала им насладиться шоколадом с пирожными и ушла. Она знала, что они не очень огорчены ее уходом. Как только она потеряла их из виду, она стала ловить извозчика, но большинство экипажей были частными, а те, которых можно было нанять, явно не привыкли останавливаться перед одинокими женщинами. С таким же успехом можно ловить такси в дождливый вечер в Нью-Йорке.
В конце концов Кэрол отказалась от этой мысли. Она решила идти пешком. До дома Николаса было не очень далеко. Она знала этот район и часто совершала гораздо более далекие прогулки. К несчастью, ее ботинки не годились для долгой ходьбы, и вскоре ноги у нее промокли и озябли. Пару раз она оскальзывалась на льду. Однажды чуть не упала самым неприличным образом, но все же смогла удержаться на ногах. Ей показалось, что прошло больше часа с тех пор, как она ушла с Бонд-стрит, и наконец, поднявшись по ступенькам Монфорт-Плейс, она позвонила.
Открывший ей лакей уставился на нее так, будто не знал, что сказать. Или, может быть, он хотел бы сказать, что леди не приходят к дому знатного господина пешком и без сопровождающего, насколько ему известно по опыту. Кэрол осенила забавная мысль, какого сорта женщиной она ему представляется, несмотря на элегантный вид.
Но за эти два дня пребывания в прошлом Кэрол уже кое-что узнала об аристократическом этикете. Подняв голову, она прошла в холл мимо лакея.
– Я леди Кэролайн Хайд, – сообщила она, – мне нужно немедленно видеть моего жениха по делу чрезвычайной важности.
– Миледи, – лакей склонил голову, сохраняя на лице отсутствующее выражение, – я не знал, что милорд вас ждет. Если вы соблаговолите подождать в приемной, я доложу, что вы прибыли.
Лакей провел ее в маленькую, просто обставленную приемную, в которую вела дверь из холла. Лакей не поверил, что она та, за кого себя выдает, подумала Кэрол, глядя на эту комнату. Но он пошел за Николасом, а все прочее не имеет значения. Она решила увидеть его во что бы то ни стало и сказала лакею чистую правду. У нее действительно было важное дело.
Все утро, занятая самыми разными занятиями, Кэрол потихоньку прокладывала путь к трудному решению. Она любит Николаса, а раз это так, она не может больше лгать ему. Она решила рассказать ему правду – несмотря на предупреждение леди Августы, несмотря на свой страх перед тем, как повлияет это признание на ход истории и на ее отношения с Николасом. Она скажет Николасу, что пришла к нему из будущего.
