Текст книги "Гимн Рождества"

Автор книги: Флора Спир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава 14

Кэрол стала за высоким, тепло укутанным Ником, а он выпрямился и загородил ее так, что от Мирового Древа ее не было видно. За этим прикрытием ей было довольно легко пробраться сквозь толпу, увлеченную церемонией. Кое-кто взглянул на нее, и все; она опустила голову, надеясь, что так ее труднее будет в случае чего опознать. Если до этого дойдет, если начальник гвардейцев захочет выяснить, кто она такая. При мысли о возможном столкновении с этим человеком ее опять охватил страх и предчувствие всяких ужасов. Но задерживаться на таких мыслях не было времени. Ее ближайшая цель – выбраться с площади.

Она дошла до угла. На полквартала левее стоял Марлоу-Хаус. Кэрол представилось, что дом ее зовет, обещая безопасность, которую ей так хотелось обрести. Но если за ней следят, то самое последнее из того, что она хотела бы, – это привлечь внимание к дому Ника. Перед ней открылась улица, ведущая от площади. Она шла на запад, и Кэрол направилась по ней. Расстояние между Кэрол, Мировым Древом и церемонией, происходящей у его подножия, увеличилось. Толпа здесь была не такой густой.

Теперь Кэрол была уверена, что начальник гвардейцев не узнает, куда она пошла, но ей хотелось какое-то время побыть вдали от Марлоу-Хаус. И еще она напомнила себе, что должна быть предельно осторожна и больше не попадаться ему на глаза. В его ледяном, почти механическом взгляде было что-то, от чего у нее по спине бежал холодок. Инстинкт говорил ей, что такие люди не слушают никаких объяснений и не знают пощады.

Смеркалось. Наверное, церемония уже кончилась. Это подтверждалось еще и тем, что ее обгоняло все больше людей. У всех был понурый послепраздничный вид, очень похожий на тот, который она замечала на лицах своих современников после окончания рождественских праздников.

Кэрол всегда чувствовала свое превосходство над этими грустными людьми. Поскольку она не признавала Рождества и ничего не ожидала от него, отсутствие веселья в собственной жизни ее не разочаровывало, и для нее дни, следующие за праздничными, ничем не отличались от всех других, таких же монотонных дней.

Теперь же ей было жаль нищенски одетых, дрожащих людей, пробиравшихся домой по морозу, который все крепчал. Кроме того, она сознавала свое сходство с ними. Как и у них, ее одежда состояла из набора случайных вещей, и дрожала она точно так же.

Кэрол замедлила шаги, намереваясь затеряться в безымянной толпе, покидающей площадь. Поскольку процессия официальных участников торжества и народные гвардейцы явно приходили и уходили по одной и той же улице, Кэрол думала, что они здесь не появятся, но все же ей понравилась идея притвориться такой же понурой, как и все эти люди. Она шла в западном направлении, не имея никакой определенной цели.

Мало-помалу толпа вокруг нее поредела – люди сворачивали в боковые улочки и переулки.

– Лучше вам убраться с дороги, – предупредил ее какой-то человек, проходя мимо с ребенком на руках. – Сюда идут гвардейцы.

Вас задержат.

– Спасибо. У меня как-то вылетело это из головы. – Кэрол быстро свернула вслед за ним в темный переулок.

– Заблудились? – спросил человек, не замедляя шага и поглядывая на нее в полутьме. – Я пошла не по той улице, – сказала Кэрол. – Гвардейцы пройдут, и я вернусь на площадь. Ничего, я найду дорогу.

– Только берегитесь гвардейцев и бегите домой как можно быстрее. Вы же знаете, что они делают с теми, кто бродит по улицам после праздника.

– Верно. Еще раз спасибо. – Кэрол видела, как человек с ребенком на руках ушел в темноту и исчез. Чтобы не столкнуться с гвардейцами, она решила не пренебрегать советом прохожего и переждать, прижавшись к стене какого-то дома, пока сапоги не прогрохочут мимо. Шум затих где-то во мраке. Вернувшись из переулка на улицу, она увидела, что людей там почти не осталось. Быстро приняв решение, она перебежала улицу.

Кэрол рассудила, что если она время от времени будет определять, где находится широкая улица, то сможет двигаться в нужном направлении даже в темноте, где трудно сориентироваться. И стала пробираться к Марлоу-Хаус по узким боковым улочкам, где можно скорее, чем на широкой улице, укрыться, если хочешь остаться незамеченной.

Но она не приняла в расчет извилистые переулки и тупики-ловушки. Какие-то части Лондона за 175 лет претерпели большие изменения. Основные артерии города, должно быть, сохранились, но улицы поменьше, когда-то такие знакомые, не один раз подвергались бомбардировке и восстанавливались до самого последнего повсеместного разрушения. Дорогу преграждали развалины и груды кирпича. Приходилось их обходить, и она теряла направление. Несколько часов прошло с тех пор, как она рассталась с Ником, и теперь он, конечно, беспокоится.

Поняв наконец, что заблудилась, Кэрол решила, что самое лучшее – продолжать двигаться в нужном направлении или, во всяком случае, в том направлении, которое казалось ей нужным, и уповать, что она скоро придет к знакомому месту. Иногда придется прятаться, хотя на это уйдет еще время. С одной стороны, это не трудно: на улицах почти никого нет. С другой стороны, если появятся народные гвардейцы, ее сразу же увидят и арестуют.

– Ненавижу! – шептала она. – Я привыкла бродить в этой части Лондона и не бояться, что встречу полисмена. Наоборот, я отношусь к полисменам как к друзьям и защитникам честных граждан. В какую гадость превратили наш мир! А если я не вернусь в Марлоу-Хаус в ближайшее время. Ник с ума сойдет. Из-за моего отсутствия он еще, чего доброго, отложит свой план. Где же в этом проклятом городе Марлоу-Хаус? Ах, наконец-то!

Это восклицание вырвалось у нее потому, что она вышла на открытую площадь. И почти тут же поняла, что это не то место, которое она ищет. Здесь дома были целы. Груды из кирпичей не преграждали путь – вместо этого под ногами была ровная мостовая.

Мирового Древа на площади не было. Кэрол увидела множество автомобилей, припаркованных аккуратными рядами, которые заполняли почти все свободное пространство. В каждом автомобиле, казалось, могут разместиться шесть-семь человек.

– Лимузины, – сказала Кэрол, пытаясь рассмотреть салон машины сквозь переднее стекло, – не совсем такие, как в двадцатом иске, но такими роскошными бывают только лимузины.

Ей не пришлось долго гадать, почему здесь поят лимузины. В одном из прекрасных домов, выходящих на площадь, был званый вечер.

Спрятавшись позади машины, Кэрол быстро оглядела все пространство. В самом дальнем от нее конце площади горел костер, и вокруг него сидели и стояли несколько человек, судя по их аккуратной одежде разных темных цветов, очень отличающейся от общепринятой, но, очевидно, были шоферы припаркованных машин, ожидающие вызова, чтобы развезти по домам хозяев после окончания вечера. У них был неплохой запас еды и напитков, и они громко разговаривали и пели. Время от времени на них поглядывали около полудюжины человек в коричневой форме народных гвардейцев.

Здесь, в отличие от окрестностей Марлоу-Хаус, было электричество. Красные фонари освещали площадь, а в домах ярко горел свет. Дом, где проходил прием, стоял прямо перед Кэрол. Сквозь широкие окна было видно людей внутри. Осмелев, она подняла голову, чтобы смотреть поверх машины.

Судя по дамским туалетам, в комнатах было тепло.

Легкие, прозрачные одеяния не закрывали рук и шей, а у некоторых была открыта и белоснежная грудь. Все дамы щеголяли сверкающими серьгами, ожерельями, браслетами, кольцами и диадемами. Мужчин украшали тяжелые золотые и серебряные цепи с драгоценными камнями, надетые поверх костюмов, которые состояли из рубах и узких штанов, а на руках у них были кольца с еще более яркими многоцветными камнями. После нескольких дней, в течение которых Кэрол видела на людях только темные поношенные одежды, ее глаза просто ослепли от изобилия ярких красок на фоне обитых шелком стен с золотым карнизом.

Гости все еще прибывали. Парадная дверь была гостеприимно распахнута, но на лестнице стояли двое гвардейцев в форме, не спускавших глаз с входящих. Чтобы лучше видеть, Кэрол переменила положение, прокравшись вдоль машины и низко опустив голову. В это время на площади появилась еще одна машина, ярко осветив ее фарами.

В этом лимузине сидел Вождь, тот самый Фэл, который присутствовал на церемонии у Мирового Древа. Фэл несколько неуклюже выбрался из машины. Он по-прежнему был одет в не идущие ему ярко-зеленые рубаху и штаны, в которых был на празднестве, но с тех пор успел добавить к своему костюму несколько тяжелых золотых цепей на груди. На каждой висел медальон, усыпанный драгоценными камнями. При появлении Вождя гвардейцы у дверей подтянулись, потом подтянулись еще больше, потому что из машины появился еще один человек. Кэрол быстро опустила голову, узнав начальника народных гвардейцев, того самого человека, которого она хотела бы встретить меньше всего в жизни. И почти сразу же, влекомая каким-то ужасным очарованием, опять стала смотреть поверх крыши автомобиля, за которым пряталась.

В отличие от низкорослого и толстого Вождя Фэла, начальник был высок и гибок. Его форма в сочетании с бледным лицом и совершенно гладкими, зачесанными назад каштановыми волосами делала его похожим в глазах Кэрол на убийцу. Ее испугало, что из множества полуразрушенных улиц, по которым она должна была убежать от него, она выбрала ту, которая ее к нему привела. В этой почти встрече она увидела какое-то предрешение свыше. А от того, что она услышала, опасения ее только усилились.

– Ну-ну, Драмм, – раздраженно говорил начальнику Вождь Фэл. – Я часто говорил тебе, что беспокоиться не о чем. Это просто слухи, а слухи и раньше появлялись, и не один раз. Ни один из них не оправдался. Так же будет и с этим. Усильте охрану на улицах и забудьте об этом.

– Я знаю каждого жителя этого района в лицо, – ответил тот, кого называли Драммом. – И все же я дважды заметил там чужака. Что бы это значило?

– Это, возможно, значит, что кто-то пригласил родственника в город на праздники. Готов прозакладывать все звенья вот этой цепи, что вы никогда больше не увидите вашего чужака.

– Я привык доверять своему инстинкту, – настойчиво продолжал начальник. – Сначала слухи, потом появляется некто, кому здесь совершенно не место, и этот некто вызывает у меня в душе самую бурную реакцию.

– Не знал, что у тебя есть душа. – Вождь Фэл оскорбительно засмеялся. – А скажи, этот некто – мужчина или женщина?

– Какая разница? – огрызнулся Драмм, обнаруживая явный недостаток уважения к Вождю. – Я узнаю опасность, когда с ней сталкиваюсь, и я говорю тебе, что дважды за последние два дня чуял на этой площади опасность.

– А я говорю, что мы легко управимся с любой проблемой, какая может возникнуть. А теперь не позволишь ли ты мне посетить прием, устроенный в мою честь? В самом деле, Драмм, ты хуже этих женоподобных жрецов. Народ совершенно покорен и останется там, где ему и место, – на самом низу социальной лестницы. У него свои маленькие развлечения, и сегодня я внес в них свою лепту. Теперь я хочу отдохнуть.

– У мудрого человека, – сказал Командир Драмм, – бдительность никогда не отдыхает.

– Нет, нет, Драмм, – поправил его Фэл, – бдительность – твое дело. Мое дело – управление.

Продолжая препираться, они поднялись по ступенькам, где гвардейцы застыли по стойке «смирно», и вошли в дом. Отчаянье и страх охватили Кэрол, потому что она наконец узнала Командира Драмма. И ничего удивительного, что этого не случилось раньше. Его лицо сильно изменилось с тех пор, как она его знала и по девичьей наивности полагала, что любит. Но в его холодном и неуважительном отношении к Вождю Фэлу и в плоской пустоте его глаз Кэрол только что узнала характер того человека, которого она надеялась никогда больше не встретить.

Роберт Драммонд. Она не думала, что он заметил ее сейчас, но все равно задрожала, как будто этот человек преследовал ее из века в век.

Теперь у нее были серьезные причины бояться за Ника и за своих друзей в Марлоу-Хаус. Она не удивилась, услыхав из уст самого Командира Драмма, что он ее заметил, но ее встревожило сообщение о том, что слухи о предстоящем восстании уже распространились. Она не думала, что кто-то из друзей Ника мог выдать его случайно или преднамеренно, но она не знала тех, кто входит в другие группы. Может быть, кто-то, злоупотребив крепкими напитками во время праздника, и сболтнул лишнее.

Кэрол знала, что нужно немедленно уходить с площади и пытаться найти Марлоу-Хаус как можно скорее, чтобы предупредить Ника. Но сначала нужно выяснить, не удастся ли ей узнать еще что-нибудь. Она осторожно пробралась до машины, стоящей у самых окон особняка. В это время в двери входила еще одна пара запоздавших гостей, заставившая гвардейцев вытянуться в струнку. Люди же на противоположной стороне площади никакого внимания на прибывающих не обращали. Кэрол встала и вытянула шею, чтобы заглянуть внутрь дома.

В теплой, украшенной позолотой комнате музыканты играли неслышную ей мелодию. Везде были цветы, огромные вазы высотой в шесть футов стояли на полу, а вазы поменьше – на столах и столиках. На другом конце комнаты пальмы в кадках и миниатюрные деревца были расставлены вокруг бьющего фонтана из белого мрамора. В этом искусственном саду прогуливались несколько человек, болтая, смеясь и время от времени прерывая болтовню долгими поцелуями и такими ласками, которые обычно приберегаются для более уединенных мест.

– А в Марлоу-Хаус вода идет один час в день, – негодующе проговорила Кэрол, глядя на фонтан.

В другом конце этой огромной комнаты гости подкреплялись у длинного буфетного стола, располагающегося вдоль стены. Этот стол привлек самое пристальное внимание Кэрол. Увидев то, что на нем стоит, она выругалась сквозь зубы.

Скатерть была из блестящей золотистой ткани, а большая часть блюд – из золота и серебра. Там был громадный жареный окорок, официант резал его на куски. Были корзины прекрасного белого хлеба, салатницы с салатами и овощами, блюда с уже нарезанным мясом разных сортов. В гнездах из зеленых листьев лежали зажаренные целиком рыбины. В центре этой выставки кулинарной роскоши стояло огромное золотое блюдо, на котором возвышалась гора из апельсинов, виноградных кистей, гранатов и персиков, и все это необычное сооружение было утыкано живыми пурпурными орхидеями на длинных стеблях и увенчано самым крупным ананасом, который Кэрол когда-либо видела.

Зрелище именно этого фрукта так разозлило ее, что ей захотелось швырнуть камнем в окно. Несправедливость увиденного подействовала на нее как удар ниже пояса. Джо торгуется из-за костлявой курицы, которой могут насытиться два, от силы три человека, но которую нужно разделить так, чтобы наполнить дюжину голодных желудков за праздничным столом; БЭС готовит суп из объедков и говорит, что ел апельсины один раз в жизни; Лин не может купить своей дочке ничего вкусного даже на праздник, а эти люди, так называемые Вожди, живут в упаднической роскоши. И запрещают остальным что-либо подобное. И не желают делиться ни с кем. Людям нормируют даже подачу воды.

Не удивительно, что им нужны взводы народных гвардейцев, чтобы поддерживать порядок. Не удивительно, что Ник с единомышленниками задумали переворот.

И Кэрол поклялась:

– Я сделаю все, что могу, чтобы помочь им.

– Эй, ты! Что ты здесь делаешь? – Один из гвардейцев увидел ее с противоположного конца площади. – Иди сюда, быстро. – В его голосе слышалась абсолютная уверенность, что ему подчинятся тут же.

Какое-то мгновение Кэрол не двигалась. Похолодев, она застыла на месте, глядя не на гвардейца, приказавшего ей подойти, но по-прежнему на то, что происходит за окном. – Говорят тебе: иди сюда. – Гвардеец возвысил голос, а те, что стояли у входа в дом, переключили внимание на ряды припаркованных машин, ища взглядами злодея, не бросившегося сразу же исполнять приказание их товарища.

А внутри ярко освещенного дома Командир Драмм задержался на пути к столу, повернулся и направился к широкому окну на фасаде здания, как будто шум снаружи потревожил великолепное тепло званого вечера. Он подошел к окну и посмотрел на площадь.

Кэрол думала, что он ее увидел. Она все еще стояла, выпрямившись и положив руку на капот лимузина, за которым пряталась. Она посмотрела сквозь мрак прямо в глаза Драмма. Холод и дрожь охватили ее, гораздо более сильные и цепенящие, чем в объятиях леди Августы. В этот момент Кэрол поняла, что чувствует кролик, попав в ловушку, неподвижный, испуганный, обреченный ждать, когда его схватят охотники.

Но вдруг на площади появилось с полдюжины шумных гуляк, смеясь и распевая. У кого-то в руках были бутылки. Все были хорошо одеты. Они направились к дому, где был званый вечер, и потребовали у гвардейцев пропустить их.

При появлении этих новых действующих лиц страшные чары, приковавшие Кэрол к месту, распались. Она обрела способность двигаться и побежала. Пригнувшись, прячась за машинами, она бежала с площади по той же улице, по которой пришла.

Снова она оказалась в узких переулках, но уже не думала о нужном направлении. Преследуемая топотом сапог, она просто мчалась со всей быстротой, на какую была способна, все время сворачивая за угол, чтобы исчезнуть из их поля зрения, бросаясь в проходы между домами и в укромные темные проулки. Оказавшись внезапно на краю узкого канала, она перепрыгнула через него, ни минуты не раздумывая, и опять побежала. Она налетела на кучку людей в лохмотьях, собравшихся в темноте под какой-то аркадой.

– Помогите! – крикнула она, отваживаясь на риск в надежде, что эти люди так же любят ее преследователей, как и она. – За мной гонятся народные гвардейцы.

– А, гвардейцы. Давай сюда. – И, ни о чем не спросив, они стали передавать ее от одного к другому и наконец провели сквозь ворота в противоположном конце аркады и вывели в переулок. Ворота закрылись, и она опять осталась одна.

Здесь было совсем тихо, и теперь, когда мчаться было больше не нужно, к Кэрол вернулась способность соображать. Теперь она уже совершенно потеряла направление. Насколько она могла понять, окружающая местность была в совершенно плачевном состоянии. В черной тишине, которую нарушала только крысиная пробежка или вопли дерущихся котов, Кэрол кралась куда-то, не зная, где она, и боясь остановиться, чтобы не попасть в руки гвардейцев.

Она никогда не могла бы объяснить, как ей это удалось – возможно, не без сверхъестественной помощи, – но вдруг она вышла на открытое место, увидела перед собой Мировое Древо с пустыми скрюченными пальцами и Марлоу-Хаус на другой стороне площади.

И вдруг она остановилась. Командир Драмм говорил Вождю Фэлу, что видел ее здесь, и, может быть, послал гвардейцев сюда. Но ей нужно домой – ибо Марлоу-Хаус на самом деле ее дом, воплощение безопасности и тепла в этом отвратительном будущем мире.

И потом, в Марлоу-Хаус ждет Ник. Нельзя приводить туда людей Драмма, но нужно добраться до Ника, предупредить его. Она не очень понимала, о чем предупредить, но до боли в сердце, до головной боли хотела почувствовать, как его руки ее обнимают. Если идти осторожно, ей может повезти и она доберется до дому незамеченной.

Кэрол скользнула в более глубокую тень разрушенной каменной стены – остатков прекрасного старинного здания. И потихоньку стала пробираться вокруг площади к Марлоу-Хаус. Она почти замерзла, падала от усталости после бессонной ночи и так была напугана, что соображение ее окоченело так же, как ноги и руки. Поэтому-то, услышав позади мягкие шаги, она сначала никак на них не прореагировала.

Это был легчайший, еле слышный хруст кирпичных осколков и сухой штукатурки, превращающихся в пыль под чьей-то ногой. Потом все стихло. Ничего. Даже дыхания не доносилось из темноты. Но Кэрол была уверена, что кто-то стоит у нее за спиной. Обернуться она не могла. Она вообще не могла двигаться – даже дышать, и сердце ее замерло.

Рука в шерстяной перчатке зажала ей рот, заглушая крик, который Кэрол все равно не могла бы испустить – в таком ужасе она была. И прежде чем она успела поднять руки для сопротивления, другая рука нападающего обхватила ее поперек груди.

Кэрол почувствовала, что колени у нее подгибаются. Мужество покинуло ее. Она поняла, что теряет сознание. Она пыталась вырваться, и тьма кружилась вокруг нее.

Глава 15

– Где, ради всего святого, ты была? – шепотом спросил низкий резкий голос. Придя В бешенство от страха, она рвалась, задыхаясь, из этих рук, пытаясь достать ногами до земли, чтобы обрести упор и оттолкнуть незнакомца. Ее охватил слепой ужас. Хотя она и не видела его, но была уверена, что это один из гвардейцев, которых Командир Драмм послал на площадь ждать ее.

– Хватит драться, отвечай же, черт побери. Мы все чуть с ума не сошли, пока искали тебя. Где ты была?

– Ник. – Узнав его наконец, она ослабела и обмякла.

Но только на мгновение. Некогда было рыдать и впадать в истерику. Она немедленно должна рассказать Нику очень многое, иначе он может случайно выдать своих товарищей, приведя ее домой.

– Начальник гвардейцев – Командир Драмм, Ник, он опять видел меня и узнал. Его люди гнались за мной. Я попыталась оторваться, но не уверена, что смогла. Он говорил, что видел меня здесь, на площади, во время церемонии. Он, наверное, послал сюда искать меня, на тот случай, если я вернусь, и, если они найдут нас вместе, ты тоже попадешь в переделку.

– Тем больше причин спрятать тебя в доме. Ника, кажется, вовсе не встревожило сообщение Кэрол.

– Ты что, не слышишь? – воскликнула она. И попыталась вывернуться из его рук, чтобы стать на ноги и повернуться к нему лицом, но он только еще крепче обхватил ее. – Ник, тебе грозит серьезная опасность.

– Не думаю. Кэрол, ты, конечно, знаешь, что у нас есть свои часовые и своя система слежения за передвижением гвардейцев. Здесь нет никого, кому тут не место.

– А-а-а! – Конечно же, он расставил людей на посты.

Ник не был беспечным составителем планов, и слишком много чужих жизней держал он в руках. Ее почти истерически выкрикнутое предупреждение показалось ей глупым.

– Я так испугалась, – прошептала она, прижавшись лицом к грубой ткани его пальто.

– Все в порядке. – Он понес ее через площадь к разбитым ступеням у Марлоу-Хаус, затем, когда на его оклик БЭС отодвинул дверные засовы, внес в кухню. Там он посадил ее у стола.

– Она страшно замерзла, – сказал он Джо. И, обратясь к Бэсу, добавил:

– Позови всех домой. Они будут рады хлебнуть горячего и лечь спать.

– Вы все ходили искать меня, вместо того чтобы сидеть здесь в безопасности и говорить о завтрашнем дне. Мне очень жаль, что я причинила столько беспокойства.

Кэрол чуть не заплакала. Теперь, достигнув цели, она чувствовала слабость и опять вся дрожала, а руки и ноги у нее болели, отогреваясь, после того как она их чуть не отморозила.

– Выпей вот это и перестань извиняться. – Джо сунула ей в руки чашку. Кэрол глотнула бренди с горячей водой и травами. – Мы сделали бы это для любого из нас. Ты пыталась отвлечь внимание гвардейцев от нашего штаба, и мы очень ценим риск, которому ты себя подвергала из-за нас.

– Я узнала кое-что полезное для вас, – сказала Кэрол, посмотрев на Ника. И быстро пересказала разговор Командира Драмма с Вождем Фэлом. Но не упомянула о том, что она думала об истинной личности Командира Драмма. Эти сведения были важны только для нее и, возможно, для Ника и леди Августы. Для остальных ее друзей самой важной новостью в этот вечер было то, что могло повлиять на их завтрашние планы.

– Я не считаю Вождя Фэла особо умным человеком, – сказала Кэрол, кончив доклад о том, что она делала, уйдя с площади, – но у Драмма ум острый, как вошедший в поговорку гвоздь, и я нисколько не сомневаюсь, что он ничего не упустит, когда дело идет об обеспечении безопасности. И он действительно видел меня за окном того дома, где был прием. В этом я уверена, Ник. Может быть, Драмм усилит охрану в этом районе на тот случай, если я покажусь опять на площади.

– Это все неважно, – ответил Ник. – Потому что, пока не начнется восстание, мы все будем дома.

– Они могут обыскать дома, – настаивала Кэрол, вспомнив со всеми пугающими подробностями рассказ конца XX века, – они могут арестовать всех, кого найдут в домах на площади, и задержат нас на много дней – или лет. Насколько я разобралась в вашей жизни, властей не очень-то беспокоят гражданские свободы простых людей.

– Но до завтра мы в безопасности, – повторил Ник.

– Почему ты так уверен? – Потому что вернулась Авга с сообщениями о других группах, с которыми она встречалась. А когда Авга здесь, она нас защищает.

– Где она? – Кэрол не знала, хочется ли ей увидеть леди Августу. Разве что позже. Она боялась того, что может означать для нее присутствие призрака. Она была не готова возвращаться в свое время, даже для того, чтобы спрятаться от Командира Драмма. А перспектива расстаться с Ником просто невыносима.

– Авга с Элом и Пен и всеми остальными ищет тебя. – Джо налила Кэрол вторую чашку бренди с горячей водой. – Она скоро вернется;

А пока сними с себя все и закутайся в одеяло или во что-нибудь еще, только сначала согрей это у огня. И, судя по твоему виду, тебе совсем не помешают несколько часов сна.

– Как же я буду спать, зная, что мое присутствие ставит всех вас под угрозу? И что мы начинаем через несколько часов?

– Джо права, Кэр, – Ник поднял ее со стула, где она все еще сидела, – тебе нужно отдохнуть, и мне тоже. Я о ней позабочусь, Джо. А когда все вернутся, скажи, чтобы шли спать, и сама ложись. До позднего утра все могут спать. Меньше будет беспокойства и осложнений. Хотя кое-кто, конечно, умудряется и в постели создать осложнения. – Хохотнув, как и пристало человеку, который думает только о том, что у него впереди несколько свободных часов и что он волен провести их как ему вздумается, Ник понес Кэрол вверх по лестнице, через холл в свою комнату.

– Ты, видимо, не понимаешь, что происходит, – не сдавалась Кэрол, – из-за меня вы все в опасности.

– Нет, – поправил он ее, – я со своими друзьями в опасности из-за того, что мы намерены начать сегодня днем, но и сам переворот, и его дату мы задумали задолго до твоего появления. Ты сделала эти последние дни и прекрасными, и бесценными. Я их никогда не забуду. И тебя.

Он поставил ее на ноги и обнял. Кэрол припала к нему. Как ей хотелось любить его, прикасаться к нему!

– Сними эти холодные тряпки, – прошептал он, расстегивая пуговицы ее плаща. – У меня есть во что тебя одеть, пока ты не согреешься, а потом я сниму с тебя все.

Пальцы у нее до сих пор не отогрелись и не могли развязать шнурки, поэтому ему пришлось снять с нее и туфли. Она сидела на краю матраса, закутавшись в грубое шерстяное одеяло, которое он отыскал для нее, а он растирал ей ступни, пока они не обрели способность чувствовать. И лодыжки. И икры, и колени, и бедра.

– Мне кое-чего хочется, – шепнул он, касаясь губами ее колена.

– Все что хочешь. – Она была готова опуститься на кровать, чтобы, он брал ее столько и как ему хочется, раз он здесь, рядом с ней. Только бы не терять его из виду!

– Станцуй со мной. – Поразительная вещь! Когда он поднял голову, чтобы видеть ее реакцию, в его глазах было озорство.

– Станцевать, – повторила она безучастно. Потом поняла:

– Вальс?

– Подожди. – Он вышел на минуту, которой оказалось вполне достаточно для того, чтобы она испугалась, что он не вернется. Она сказала себе, что нервы играют ею как хотят. Здесь, с Ником, она в безопасности. Командир Драмм ее не найдет. Леди Августа еще не вернулась. И все же она вздохнула с облегчением, когда он появился, глядя на дисковый плэйер и нажимая на кнопки. Он поставил музыку, какую хотел, и, когда она началась, протянул руку Кэрол. Та встала.

Босая, в купальном халате, сооруженном из обычного оливково-зеленого шерстяного одеяла – такие одеяла здесь использовали везде, где требовалась теплая, крепкая ткань, – она вошла в его объятья, и они опять танцевали так, будто были в бальном зале, в вечерних туалетах, будто играл настоящий оркестр.

Она сказала умоляюще:

– Не забывай меня. Ник, я не понимаю, почему мне так страшно. Если завтра, когда начнется восстание, с одним из нас что-нибудь случится, знай, что я люблю тебя.

– Т-с-с. – Он нежно прикоснулся губами к ее лбу и векам. Тихо засмеявшись, он попытался юмором отвлечь ее от мрачных мыслей:

– Не хочу думать ни о каком восстании, только о том, которое происходит сейчас у меня.

– Да не завтра, – поправилась она, настолько поглощенная смертельным страхом, леденящим кровь, что едва слышала его слова. – Уже сегодня. Осталось всего несколько часов.

– Женщина, замолчишь ли ты? Или я должен заставить тебя замолчать? Я не хочу беспокоиться о том, что случится или не случится днем. В эти оставшиеся часы я собираюсь обнимать тебя и протанцевать с тобой в последний раз, прежде чем мы переместимся в более просторные апартаменты. В следующий раз, Кэр, мы будем танцевать во дворце Вождей, и мы будем свободны, все мы. Но я хочу сохранить этот вальс в памяти, и я никогда не забуду, каково это – жить здесь, в этом доме, с тобой.

Теперь его голос звучал на самых низких, волнующих нотах, и все внимание Кэрол было захвачено этим голосом. Он обладал властью, заставляющей ее забыть все опасения о будущем. Ник умел сосредоточить ее мысли на настоящей минуте.

– Когда вальс кончится, – продолжал он, – я лягу рядом с тобой, положу руки на твое тело и буду целовать твою красивую грудь. И нежный живот, и прекрасный розовый вход, где меня всегда так восхитительно ждут. Твое лицо становится нежным и загорается внутренним светом, твое дыхание прерывается, я чувствую вкус твоих губ и твоего рта. Знаешь ли ты, как страстно жду я твоего стона в тот последний миг, когда я уже не могу сдерживаться и растворяюсь в твоей сладости?

– Ник. Мой дорогой, мой любимый. – Теперь они стояли не так, как стоит пара, танцующая вальс, на некотором расстоянии, необходимом для танцевальных движений. Ник привлек ее к себе, и они касались друг друга телами. На нем были только рубашка и брюки, верхнюю одежду он снял, когда Кэрол переодевалась. Края одеяла, в которое она завернулась, разошлись, и теперь к Нику прижималась узкая полоска ее дрожащего тела.

С каждым сказанным им словом ей становилось все жарче, а он говорил своим гипнотизирующим голосом, описывая все, что собирается делать, и все то дикое, жаркое, что будет делать она, выполняя его желания, и в конце концов ноги отказались ей служить. Она повисла у него на руках – ее единственной поддержке, – и слушала его, и не могла сдержать дрожь, и постепенно сходила с ума от мучительного желания. Но он все говорил и говорил тихим голосом, почти шепотом, и целовал ее лицо, и уши, и шею. И все это время звуки старинного вальса кружились вокруг.