Текст книги "Шпионы XX века"
Автор книги: Филлип Найтли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 38 страниц)
Четверо офицеров пришли в гостиницу и застали Редля пишущим прощальные письма. Он заявил, что ему известна причина их появления, и попросил дать ему возможность «расстаться с жизнью». Они вручили ему браунинг, и в пять часов утра один из агентов, заглянув в номер, обнаружил Редля с пулей во лбу. На клочке бумаги была записка: «Легкомыслие и страсть погубили меня. За свои грехи я расплачиваюсь жизнью. Альфред». Когда австрийская разведка стала разбираться в делах Редля, обнаружилось, что он любил пожить роскошно, а также являлся гомосексуалистом. Ему принадлежал дом в Праге и дом в Вене, большое имение, четыре дорогих автомобиля, а в подвале одного из домов хранилось 160 дюжин бутылок первоклассного шампанского. Документально было подтверждено, что он получал от русских порядка 2400 фунтов стерлингов в год – сумму, десятикратно превышающую его жалованье. Основной задачей Редля было информировать русских об австро-венгерских шпионах, действовавших в России. История утверждает, что он продал «План три» – полный план военных действий против Сербии в случае войны.
Этот факт вроде бы полностью подтвердился с началом военных действий. Сербы отбили три наступления австро-венгерской армии, нанеся противнику большие потери. Четвертое наступление было успешным только благодаря большому численному превосходству австрийцев и недостаточному обеспечению сербских войск. Потери австрийцев составили порядка полумиллиона человек. В заключении по делу Редля сказано, что он «был прямой или косвенной причиной 20 – 30% этих потерь».
Дело Редля является важной частью истории разведки, поскольку полковник Редль – первый в истории двойной агент, занимавший высокий пост, и этот факт мало кто берется оспаривать. Однако многое в этой истории кажется весьма маловероятным. Альфред Редль – реально существовавший человек и, несомненно, русский шпион. Но принятая версия его предательства, ареста и смерти, а также глубина его измены, значение его как шпиона выглядят весьма сомнительно. Создается впечатление, что эта версия была создана для того, чтобы поднять авторитет австрийской контрразведки и дать достойное объяснение унизительному поражению Австро-Венгрии в начале войны.
Давайте приглядимся повнимательней. Редль получает письма до востребования и расписывается в их получении (причем ни в одном отчете не указано, какой фамилией он подписывался). На данном этапе никаких улик против него нет: он мот получить их для какого-нибудь приятеля. Затем Редль исчезает на такси, но – фантастическое везение! – то же такси проезжает мимо контрразведчиков несколькими минутами позже. Им везет вдвойне, так как Редль забывает в машине чехол от перочинного ножа. Во всех отчетах особенно подчеркивается, что именно эта деталь позволила окончательно идентифицировать Редля. Агенты получают возможность проследить за ним от самой гостиницы. Но Редль что-то подозревает и, чтобы отвлечь шпиков, вынимает из кармана какие-то бумажки. «Он не посмотрел на них. Он порвал их в клочки и выбросил». От нас требуется не только поверить в то, что человек с опытом Редля способен выбросить бумаги, даже не глянув на них, но и в то, что эти бумаги оказались тем самым недостающим звеном, которое доказывало виновность Редля: квитанции об отправке писем его хозяевам! Какой уважающий себя разведчик будет хранить при себе столь опасные бумаги? И будет хранить вообще?
Известно, что Редль страдал от приступов депрессии и обращался к врачам с жалобами на плохое состояние его психики. По всей вероятности, он покончил с собой в момент одного из таких приступов. (Предсмертная записка имеет неоднозначную трактовку.) Последующая проверка деятельности Редля выявила его измену – отправной точкой, скорее всего, послужило его необъяснимое богатство, – после чего австрийская разведка быстренько состряпала наиболее выгодную для нее версию предательства и самоубийства Редля и аккуратненько подсунула эту стряпню берлинским и пражским газетам. А по поводу важности переданной Редлем информации шеф австрийской военной разведки генерал Август Урбански фон Остримиц заявил, что поражение австро-венгерской армии в начале войны было вызвано чисто военной слабостью, а не предательством.
Фактически получается, что Редль был скорее помехой, чем подспорьем для его русских хозяев. По мнению профессора А. Свечина из Академии Генерального штаба в Москве, сведения, полученные от Редля, к началу войны были устаревшими. Свечин пишет: «Работа разведывательной службы принесла России больше вреда, чем пользы»(31).
К концу первой мировой войны все элементы несостоятельности спецслужб в ещё зачаточной стадии их бюрократизации легко определяемы. В Великобритании Бюро секретной службы привлекло на работу людей малопочтенных, это касается и руководства, которое, мягко говоря, было слабым и эксцентричным. Деятельность этих людей была скрыта такой завесой тайны, которая чуть не угробила в зародыше единственную форму разведки, доказавшую свою состоятельность, – перехват и дешифровку. Эта секретность и разрекламированные доклады о деятельности таких шпионов, как трогательная Мата Хари, создали у публики ложное впечатление о том, что шпион – это тот романтический герой, чье влияние на ход войны было огромно. Внутри же самих спецслужб были люди, которые ясно понимали бесполезность шпионов-любителей.
Глава 3
Сокрушить красный ужас
Когда мир находится в состоянии величайшей нестабильности, меняющихся друзей и врагов, для нас, учитывая, что наша военная мощь очень ослаблена, более чем жизненно важно иметь верную и своевременную информацию.
Из письма Уинстона Черчилля Ллойд Джорджу от 19 марта 1920 г.
Покупка информации толкает на её придумывание. Но даже выдуманные сведения менее опасны, чем честные доклады людей несомненно храбрых и одаренных лингвистическими способностями, но не умеющих формировать надежное политическое суждение.
Роберт Брюс Локкарт. «Воспоминания британского агента» (1932 г.)
В конце первой мировой войны британская разведка переживала кризис. Несмотря на успех шифровальщиков, руководство было не очень-то довольно тем, что оно получило от СИС и других спецслужб, а ещё к тому же предстояло убедить правительство в необходимости увеличить ассигнования, чтобы содержать постоянную разведывательную организацию в мирное время.
СИС была в состоянии договориться со своим непосредственным руководством – его нужно было лишь убедить в том, что в неудачах спецслужб во время войны были виноваты не только они сами, но в не меньшей степени и военное руководство. Для подтверждения этого имелось достаточно вполне весомых доказательств. Например, генерал Дж. В. Чартерис, помощник фельдмаршала Хейга, через которого проходили все разведданные, по своему усмотрению отбрасывал любую информацию, которая могла, по его мнению, расстроить фельдмаршала. Капитан Пейн Бест вспоминал, что после успеха англичан в Камбре в ноябре 1917 года во время первого настоящего танкового сражения он представил доказательства подготовки немцев к контрнаступлению. Чартерис не показал рапорт Хейгу, и союзники потеряли 50 тыс. человек. Когда позже Бест напомнил Чартерису об этом, тот, по словам Беста, заявил: «Я не хотел волновать бедного дорогого фельдмаршала»(1).
К тому же обе армейские разведывательные службы во время войны соперничали не только между собой, но и с СИС, причем до такой степени, что иногда все три платили одним и тем же агентам за одну и ту же, зачастую ложную, информацию. Поскольку привлекать внимание к подобного рода вещам было не в интересах всех спецслужб, СИС была уверена, что это вынудит других руководителей присоединиться к ней в её планах на будущее. А вот правительство – это была особая статья. В послевоенном стремлении к экономии разведслужбы становились одной из основных мишеней. СИС и МИ-5 были подведомственны Министерству обороны. Теперь же СИС, как и дешифровальщиков, которых почему-то решили назвать Государственной школой кодов и шифров (ГШКШ), передали Министерству иностранных дел. Королевский флот продолжал финансировать дешифровальщиков, но Казначейство урезало бюджет СИС в 1919 году с 240 до 125 тыс. фунтов стерлингов, а бюджет МИ-5 с 80 до 35 тыс.(2)
Сокращение ассигнований было сильным ударом по СИС, которая только-только начала формировать корпус постоянных агентов, набираемых главным образом из армии и индийской гражданской службы. Набор происходил в основном наугад, когда, например, один из старых агентов вспоминал, что дедушка кандидата «ошивался в окрестностях Калькутты в восьмидесятых», а кто-то ещё добавлял, что учился в одной школе с его отцом, и на основании этого переплетения связей в средних и высших слоях общества Британии того времени новый агент получал доступ в мир спецслужб. В СИС такая политика создала обстановку, которую позже Генри Керби, работавший там в то время, описал как «атмосферу, когда никто не думал нарушить секретность, знал цену предательству и уж конечно не мечтал написать книгу»(3).
Но предстояло ещё сражение за то, чтобы СИС осталась в целости и сохранности, и здесь её руководители нашли союзника в лице Уинстона Черчилля. Черчилль был очарован разведкой и крепко верил в нее. Когда в 1920 году Казначейство предложило урезать бюджет СИС до 65 тыс., а Министерство иностранных дел не собиралось вставать на защиту своего нового департамента, Черчилль взялся за дело сам. Он написал «совершенно секретное» письмо премьер-министру Ллойд Джорджу: «Когда мир находится в состоянии величайшей нестабильности, меняющихся друзей и врагов, для нас, учитывая, что наша военная мощь очень ослаблена, более чем жизненно важно иметь верную и своевременную информацию». Он писал, что формирование СИС займет от пяти до десяти лет и, «по моему мнению, в наши неспокойные времена было бы чрезвычайно опасно подрывать то, что уже создано»(4). К письму он приложил меморандум, составленный совместно с Каммингом, где было показано, как СИС расходовала средства и что придется сокращать в её деятельности, если бюджет будет и дальше уменьшаться. Это весьма интересный документ, в котором указано, где у СИС имелись агенты, почему они находились именно там и сколько им платили.
Как и можно было предположить, Германии по-прежнему уделялось большое внимание в сфере интересов СИС. У Камминга были агенты в Берлине и Гамбурге (каждому из них платили по две тысячи фунтов в год), а также во всех странах, граничащих с Германией. Агентурная сеть в Голландии, ориентированная только на Германию, обходилась в 30 тыс. фунтов в год. Кроме того, в Вене, Праге, Варшаве, Бухаресте и Копенгагене также находились свои люди. Имелись и планы расширить действия на Дальнем Востоке, «что будет весьма ценно в случае осложнений с Японией», но, поскольку эта затея обошлась бы в 15 тыс. в год. «их придется оставить, количество сведений об этом регионе немедленно сократится и будет весьма незначительным». Агентурную работу в Италии, Испании и Португалии, обходившуюся в 2, 5 тыс. фунтов ежегодно, также пришлось бы свернуть в случае сокращения ассигнований. Удивительно, но факт – СИС тратила 9 тыс. фунтов в год на разведывательные операции в Соединенных Штатах, которые были годом раньше столь высоко ценившимся союзником Великобритании. В меморандуме давалось такое объяснение этому. Если бюджет будет сокращен, «станет невозможно следить за развитием подготовки к химической войне в любой другой стране, кроме Германии. Генеральный штаб особенно заинтересован в получении сведений по этому вопросу из Америки»(5). В сопроводительном письме Черчилль просил сохранить финансирование в таком виде, как оно есть, ещё на год. За этот период возможно было бы добиться экономии средств, скомбинировав три «отдельные весьма секретные организации, существующие в настоящее время: гражданскую организацию сэра Бэзила Томсона (специальное подразделение полиции), службу контрразведки полковника сэра Вернона Келла (МИ-5) и Сикрет Интеллидженс Сервис (СИС)». Это письмо проигнорировали, финансирование было сокращено, и к 1921 году СИС работала с бюджетом 65 тыс. фунтов, а МИ-5 – 25 тыс. Но к 1927 году объем ассигнований увеличился до 180 тыс., это был самый большой бюджет с конца войны и рекорд для мирного времени. Что же произошло за эти несколько лет?
Адмирал «Моргун» Холл как лев сражался из-за финансирования с Казначейством («такой способ экономии может привести только к краху»), потому что ещё в 1918 году он уже предвидел, где будет находиться в дальнейшем область приложения сил британской разведки. В своем прощальном обращении к коллегам из флотской разведки он заявил: «Я хочу предупредить вас кое о чем. Какой бы тяжелой и кровавой ни были прошлые битвы, теперь нам предстоит столкнуться с ещё более опасным врагом. Это многоголовая гидра, и её дьявольская власть стремится распространиться на весь мир. Эта угроза – Советская Россия»(6). То была очень быстрая реакция, возможно, самого умного из руководителей британских шпионов, поскольку большинство глав британских спецслужб большевистская революция застала врасплох.
У СИС были агенты в России – мы поговорим о них позже, – однако основной их задачей было заставить царскую армию продолжать войну и пресекать попытки германских агентов убедить русских заключить сепаратный мир. Когда Ленин и его последователи захватили власть, Роберт Уилтон, корреспондент «Таймс» в Петрограде и к тому же сотрудник СИС, находился в отпуске в Лондоне, он сообщил и своему редактору, и Каммингу, что большевиков не стоит воспринимать всерьез. Все сведения, полученные Каммингом от других агентов в России, подтверждали эту точку зрения.
Но после убийства царской семьи и развала Восточного фронта, когда миллионы русских солдат побросали оружие и отправились по домам, Каммингу пришлось переосмысливать ситуацию. От агентов хлынули доклады с предупреждениями о большевистской угрозе. В январе 1919 года Уолтер Лонг, первый лорд Адмиралтейства, переслал премьер-министру Ллойд Джорджу длинный доклад бывшего агента СИС. Этот агент, работавший на СИС во время войны и явно поддерживающий тесные отношения с бывшими коллегами, считал, что были приняты надлежащие меры, чтобы не позволить большевистской заразе распространиться на британской территории. Сам доклад, несмотря на истеричный тон, тем не менее отражал точку зрения большинства сотрудников СИС того времени.
«Я теперь пришел к убеждению, что в Англии большевизм должен быть остановлен, все усилия международного еврейства в России сведены на нет и их агенты удалены с территории Соединенного Королевства. Если этому вопросу не будет уделено должного внимания, то я считаю, что в этой стране произойдет нечто вроде революции, причем случится это не позже чем через двенадцать месяцев… В настоящее время СИС получает доклады из Швейцарии, Голландии, Скандинавии и России о действиях большевиков, об агентах, засланных во Францию или Англию, об агитаторах и их планах… После победы в войне появился новый враг, который может быть уничтожен только организацией. Если двенадцать месяцев назад кто-нибудь предсказал бы такое мощное революционное движение в Германии, над ним бы посмеялись, а сегодня слова «большевизм», «советский», «солдатские и рабочие Советы» слышатся повсеместно и заполняют страницы газет. Настолько Троцкий и компания уже смогли навязать свою волю в Европе…
Большевизм в армии – это дело военных, на флоте – моряков, в полиции – полицейских, но большевизм, включающий в себя все эти силы и проникший во многие промышленные центры, становится уже делом государственным и касается не одного департамента, а всей нации. Многие не поддержат эту идею, хотя британских большевиков уже имеется около пяти тысяч. Процент пропорционально численности населения больший, чем тот, который был в России, когда там все это начиналось. Идеи большевизма опасны, но привлекательны для масс, уставших от солдатчины, бюрократии и политиканства, уставших настолько же сильно, насколько русские устали от коррумпированной монархии… Есть все необходимые элементы для социального взрыва, и имеется много провокаторов, старающихся перемешать их и соединить вместе.
Почему бы не иметь кого-нибудь, кто следил бы за провокаторами, пытающимися перемешать эти элементы, препятствовал им это делать и устранял тех, кто представляет опасность. Кого-то, облеченного властью и не верящего бумагам, кого-то сильного, бесстрашного и не боящегося предстать перед палатой общин?»(7)
Сия смесь антисемитизма, страха и политического экстремизма является только отражением тех чувств, которые испытывали члены британского сообщества спецслужб по мере поступления к ним материалов, свидетельствующих об укреплении большевиков в России. Когда стали известны подробности, касающиеся нового ленинского порядка, тревога охватила высшие классы общества Франции и Великобритании. Достаточно плохо было уже то, что большевики лишили их принадлежащих им владений в России, а стремление большевиков распространить свои догмы на всю Европу и на весь мир просто вселяло ужас. Поэтому доклад был передан тем министрам, со стороны которых можно было встретить понимание и надеяться, что они в свою очередь предупредят премьер-министра о большевистской угрозе. Некоторые министры так и сделали. А первый лорд Адмиралтейства добавил и свой комментарий: «Я убежден, что угроза реальна. Я также убежден, что на одного из Ваших самых опытных министров должна быть возложена обязанность курировать СИС, ему должны быть даны полномочия действовать и, естественно, он должен докладывать Вам напрямую».
Это предложение не понравилось СИС. Перспектива иметь куратором политика ставила под угрозу секретность, которая считалась необходимой для сохранения полной свободы действий. Хотя Ллойд Джордж и не счел нужным последовать совету первого лорда Адмиралтейства – он решил, что некоторые его министры чересчур озабочены большевизмом, – СИС приступила к разработке операции, касающейся России. Это было сделано отчасти потому, что большевизм был признан серьезной угрозой, а также для того, чтобы пресечь всякие попытки взять под контроль антибольшевистские действия СИС. Таким образом, с начала 20-х годов и до прихода в начале 30-х годов к власти в Германии Гитлера, показавшего, что угроза для Великобритании может исходить не только от крайне левых, но и от крайне правых, большевизм с его планами мировою господства стал основной сферой приложения сил СИС. На Россию была выделена львиная доля бюджета. В 1920 году лишь на агентов в Хельсинки, работавших только на севере России, было истрачено 20 тыс. фунтов, это можно сравнить с двумя тысячами, израсходованными за это же время в Берлине. СИС засылала своих лучших агентов, свободно говоривших по-русски и хорошо знающих страну и её народ, в Москву и Петроград, предоставив им практически неограниченную свободу действий в создании агентурных сетей, финансировании контрреволюционной деятельности и возможность делать все ради уничтожения большевистской заразы ещё в зародыше. Они потерпели крах, но их похождения стали легендой, а сами они вошли в анналы СИС и – через биографические книги и мемуары – в людскую память как «супершпионы» и «асы шпионажа». Они прославились как люди огромной храбрости и изобретательности, «смеявшиеся смерти в лицо», люди, для которых опасность – это тот же наркотик и которые всегда ускользали из лап большевиков, жаждавших их крови. Заслужили ли они такую репутацию?
Основными сотрудниками СИС, действовавшими в России, были Сидней Рейли, Джордж Хилл, Сомерсет Моэм, работавший также на американцев, и Пол Дьюкс. Сюда же мы отнесем и Роберта Брюса Локкарта, агента британской дипломатической службы в Москве, который, не будучи офицером СИС, принимал активное участие в её деятельности в России[8]8
«Агент» – это компромисс между официальным признанием и непризнанием вообще, что позволяло британским властям чувствовать себя спокойно. В случае критики по поводу отсутствия контактов с новым российским режимом можно было сказать, что это не соответствует истине: интересы Британии были представлены «агентом». В случае нападок за сотрудничество с большевиками власти опять же могли заявить, что это не так: у Великобритании нет посла в Петрограде, а всего лишь «агент» в Москве
[Закрыть].
Самой яркой личностью из этой четверки является, несомненно, Сидней Рейли. По его собственной версии, он родился в России в 1874 году, мать его была еврейкой, а отец – ирландцем, капитаном торгового флота. Отправившись в Порт-Артур в качестве представителя Восточноазиатской компании, по возвращении в Петроград он работал в русской судостроительной фирме, помогал в переговорах о судьбе российских военнопленных после русско-японской войны 1904 – 1905 годов и нажил большое состояние на комиссионных, полученных от немецкой компании за контракты на восстановление российского флота. Кроме русского языка он знал также английский, французский и немецкий, однако на всех говорил с иностранным акцентом. На какой-то стадии своей деловой активности Рейли был завербован СИС (где имел кодовое обозначение СТ-1). Революция застала его в России, где он ухитрился занять официальную должность и имел доступ к документам из аппарата Троцкого в Наркомате иностранных дел.
Он организовал так называемый «латышский заговор», целью которого было поднять восстание среди латышских стрелков, охранявших большевистских вождей. Латыши должны были захватить Ленина и Троцкого, после чего Рейли и его сподвижники намеревались сформировать временное антикоммунистическое правительство. Существовало также ответвление от этого заговора. Его участница фанатичка-эсерка Дора Каплан должна была застрелить Ленина, если ей представится такая возможность. Возможность представилась, но Дора Каплан стреляла неудачно, и весь заговор провалился. Рейли был вынужден бежать из России под одним из своих многочисленных фальшивых имен – товарища Релинского из ЧК, Георга Бергмана, коммерсанта, или господина Массимо, турецкого бизнесмена.
Прибыв в Великобританию, Рейли попытался предупредить СИС и нескольких британских министров об ужасной опасности большевизма. Затем он наладил связи с белогвардейскими политиками и принял участие в многочисленных заговорах, которые организовывались в 20-е годы с целью свержения советского правительства. Чтобы добыть средства на эти цели, он непрерывно курсировал между США, Англией и Францией. Потом, решив, что больше всего шансов добиться успеха имеет русская подпольная организация, именуемая «Трест», он вернулся в Россию через финскую границу, несмотря на вынесенный ему там после «латышского заговора» смертный приговор. Согласно одной из версий, он был арестован и расстрелян, согласно другой – ушел в подполье и продолжал бороться с большевиками до самой своей смерти в преклонном возрасте.
Как и большая часть сведений о Рейли, это смесь фактов и вымысла. Сидней Рейли родился в Одессе, и оба его родителя были русскими, а история об отце-ирландце, так же как и фамилия Рейли, является одной из его собственных многочисленных выдумок. Он действительно сколотил значительное состояние на посредничестве при сделках по продаже оружия в первую мировую войну, а его многочисленные и разнообразные связи, а также языковые способности привлекли к нему внимание СИС в предвоенные годы. Вполне вероятен, впрочем, и такой вариант, что его использовали как источник информации в Министерстве иностранных дел, а затем, когда СИС подчинили Форин офис, Рейли всплыл в качестве офицера разведки. Он, несомненно, находился во время или сразу же после Октябрьской революции в Москве, где с кольтом в заднем кармане и бездонным кошельком приступил к созданию агентурной сети.
Ненависть Рейли к большевикам была фанатичной: «…ещё худший враг, чем Германия… отвратительная раковая опухоль, поражающая самую основу цивилизации… силы антихриста… мерзавцы… пьяная сволочь». Ему принадлежала идея – «мы сражаемся не на той войне»:
«О Боже, неужели народ Англии никогда не поймет? Немцы – это человеческие существа; мы можем даже потерпеть от них поражение. Здесь, в Москве, растёт и набирает силу архивраг человеческой расы… Здесь грязнейшие, самые чудовищные и гнуснейшие страсти человеческие, подавляемые и удерживаемые в узде здравомыслием и целомудрием народов и сильной рукой благотворных правительств с начала цивилизации, хохочут и бахвалятся, сидя в правительственных креслах… То, что происходит здесь, сейчас, гораздо важнее любой войны, которую когда бы то ни было вело человечество. Любой ценой эта мерзость, народившаяся в России, должна быть уничтожена… Мир с Германией? Да, мир с Германией, мир с кем угодно. Существует лишь один враг. Человечество должно объединиться в священный союз против этого полночного ужаса»(8).
Этот фанатизм должен был воспрепятствовать Рейли представлять СИС в России. Он застил ему зрение, лишал здравомыслия и заставлял быть необоснованно оптимистичным при оценке шансов контрреволюции. Рейли был направлен СИС в Россию для сбора данных, оценки возможностей различных антибольшевистских движений и выработки рекомендаций, касающихся того, какие из этих движений следует поддерживать союзникам. Но Рейли, чьим хобби была Наполеониана, увидел себя в роли нового Наполеона: «Корсиканец, артиллерийский лейтенант уничтожил следы Французской революции. Несомненно, британский агент с такими возможностями, какими он располагает, сумеет сделаться хозяином Москвы». Когда все пошло наперекосяк, Рейли покорился судьбе и, проанализировав все «если», сделал вывод: «Я был в миллиметре от того, чтобы стать властелином России»(9).
Вернувшись в Англию, Рейли вскоре по уши завяз в интригах, плетущихся белым движением, отказываясь согласиться с тем, что с точки зрения логики его утверждения несостоятельны. С одной стороны, он провозглашал, будто большевики являются всемогущими чудовищами, а с другой – что небольшая кучка самоотверженных людей сможет сбросить их при помощи хорошо организованного заговора. В 1923 году Рейли женился на известной актрисе Пепите Бобадилле, вдове драматурга Геддона Чамберса. Видимо, сама личность Рейли и мир шпионажа были настолько притягательны, что эта вроде бы весьма неглупая женщина очень скоро погрузилась в шпионские фантазии своего супруга и его друзей.
Описывая свое короткое замужество, госпожа Рейли пишет: «Я узнала, что внутри всех европейских столиц плетется заговор российских изгнанников, направленный против нынешних тиранов их отечества». Рейли предупредил жену, что доверять нельзя никому: «Сложность этой игры в том, что ты никогда не знаешь, кто с тобой, а кто против тебя. Многие агенты принимают плату от обеих сторон». Вскоре она заразилась его паранойей. Она пишет о том, как однажды заметила, что у одного из агентов Рейли, недавно приехавшего в Лондон из России, повреждено, по всей вероятности обморожено, левое ухо. Когда госпожа Рейли приехала в Париж на встречу с эмигрантами, она увидела этого человека в толпе встречающих: «Он сбрил бороду… он изменился практически до неузнаваемости, но над воротником торчало обезображенное ухо». Позже, когда супруги плыли в Соединенные Штаты, один из стюардов вроде бы следил за ними: «Это был высокий бритый мужчина, на которого я бы не обратила внимания, если бы не ухо». Еще позже, после исчезновения Сиднея Рейли, госпожа Рейли ожидала его в парижской гостинице, и в холле на нее «с победной улыбкой» смотрел мужчина, мужчина с изуродованным левым ухом(10).
К этому времени у госпожи Рейли уже имелся собственный пистолет, и она не видела ничего особенного в обмене шифрованными телеграммами или в использовании кодовых имен – Рейли был «Мэтт», она – «Джефф». Но ни общение с Рейли, ни собственный жизненный опыт не подготовили её к тому, что и СИС, и правительство Великобритании смогут так быстро отречься от Рейли, когда он исчезнет где-то в русских просторах.
У Рейли по-прежнему имелся куратор, коммандер «Е», работавший под консульской «крышей» в Финляндии. Основной его задачей было финансирование организаций русских эмигрантов, и он использовал Рейли в качестве советника, чтобы определить, которая из этих организаций имела наибольшие шансы добиться чего-либо. Когда Рейли исчез, госпожа Рейли отправила коммандеру «Е» тревожную телеграмму. Сначала «Е» участливо отнесся к ней, но, когда выяснилось, что Рейли отбыл в Россию, не поставив его в известность, поведение «Е» резко изменилось. Он писал: «Дорогой Джефф, я считаю, что было бы неплохо проконсультироваться с хирургом в Париже. Это действительно печальная новость о старине Мэтте. Надеюсь, он выкарабкается». Госпожа Рейли последовала совету «Е» и поехала в Париж, видимо, обдумывая по дороге мрачный тон его письма.
В Париже она получила ещё одно послание от «Е», сообщавшего, что положение хуже, чем он ранее думал, и что он прибудет через несколько дней в Париж для встречи с ней. Затем, пять дней спустя, пришло письмо, в нем говорилось, что «Е» не знает, когда у него будут известия о Рейли, «поскольку сейчас возникли неотложные дела, вынуждающие меня вновь уехать за границу и препятствующие моему приезду в Париж. Более того, в течение некоторого времени у меня не будет постоянного адреса».
По мере того как шло время и стало ясно, что Рейли либо мертв, либо находится в плену у большевиков, поведение СИС все больше озадачивало госпожу Рейли. Неужели Британия не собиралась ничего предпринимать, чтобы или спасти своего супершпиона, или хотя бы почтить его память? Она написала личное письмо Уинстону Черчиллю, большому почитателю Рейли. Его ответ подтвердил её опасения: что касается СИС и правительства Великобритании, то к Рейли они отношения не имеют. Если не существовало секретной службы (как рекомендовал подкомитет Хэлдэйна в 1909 году), то как могли существовать офицеры секретной службы? Секретарь Черчилля Эдди Марш писал: «Господин Черчилль просил меня подтвердить, что Ваше письмо от 13 декабря получено, однако оно свидетельствует о полном непонимании Вами положения вещей. Ваш муж отправился в Россию не по поручению британских властей, а по своим собственным делам. Господин Черчилль сожалеет, что не может помочь Вам в этом деле, так как, по последним опубликованным данным, мистер Рейли встретил смерть в Москве после своего ареста»(11).
Практика британских властей отрицать какие бы то ни было связи с разведчиком, попавшим в переплет, является достаточным объяснением того, почему пресекались все попытки госпожи Рейли помочь мужу или хотя бы выяснить причину его смерти. Но возможно и другое объяснение. Британские власти, если говорить откровенно, не хотели слишком глубоко копать дело Рейли по той причине, что его исчезновение было своевременным и желанным. Причина эта имеет прямую связь с пресловутым письмом Зиновьева, величайшим «коммунистическим шрамом» в политической истории Великобритании.
Это письмо, предположительно написанное 15 сентября 1924 года Г. Е. Зиновьевым, председателем Исполкома Коминтерна, и адресованное британской коммунистической партии, содержало инструкции для её членов по подготовке революции в Британии путем усиления партийной работы в армии и привлечения сторонников в лейбористской партии. Письмо было опубликовано британскими газетами за четыре дня до всеобщих выборов 29 октября 1924 года. Эта публикация имела целью оттолкнуть избирателей от первого британского лейбористского правительства и вернуть консерваторов к власти. Письмо также свело на нет возможность ратификации англорусских торговых соглашений и испортило взаимоотношения между двумя странами более чем на четверть века.