Текст книги "Шпионы XX века"
Автор книги: Филлип Найтли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 38 страниц)
Операция закончилась катастрофой, и Даллесу пришлось за это расплачиваться. Президент сказал, что ему хотелось «растереть ЦРУ в пыль и развеять по ветру»(36). Он даже рассматривал возможность назначения Роберта Кеннеди директором вместо Даллеса, но все же решил вопрос в пользу Джона Маккоуна. Во всяком случае, было ясно, что Соединенные Штаты проиграли Советскому Союзу первый раунд. Кеннеди и Хрущев встретились в Вене, и Кеннеди произнес: «Залив Свиней был ошибкой». Хрущев ответил: «Да, Кастро не коммунист, но вы его им сделаете». Советский лидер добавил, что Советский Союз предоставит Кубе всю помощь, необходимую для того, чтобы отбить вооруженное нападение. Поль Нитце говорит, что Венская встреча вылилась «в часы и часы оскорблений со стороны Хрущева, который подчеркивал, что он, простой рабочий, металлург, знает, как управлять сверхдержавой, а Кеннеди, милое дитя, не может управлять ничем»(37).
Неудивительно, что по возвращении из Вены Кеннеди неотрывно думал о Хрущеве. Чего этот человек хочет? Каков будет его следующий шаг? Ответы на эти вопросы не вдохновляли. В последующие месяцы Советский Союз возобновил ядерные испытания в атмосфере и тем самым покончил с надеждами Кеннеди на договор, который запрещал бы подобные эксперименты. В это же время была возведена Берлинская стена, а русские военные чины принялись хвастаться точностью своих межконтинентальных ракет.
Для США было жизненно важно узнать, действительно ли Хрущев проводит свою политику с позиций реальной силы. Кеннеди выиграл выборы, пообещав «положить конец разрыву в ракетных вооружениях», или, иначе говоря, выделить достаточно средств для того, чтобы США могли догнать СССР в этой области. После избрания ЦРУ сообщило президенту, что на самом деле никакого разрыва не существует. Однако после фиаско в заливе Свиней Кеннеди начал с подозрением относиться ко всем данным, получаемым в ЦРУ. Поэтому он поручил наследнику Даллеса Маккоуну и министру обороны Макнамаре выяснить истину.
Сразу возникли сложности. Как измерить разрыв? ЦРУ уже пыталось подсчитывать количество площадок для запуска ракет. Но нельзя было сказать, имеются ли ракеты на данной площадке. Сведения, конечно, содержались на фотографиях, сделанных с самолетов У-2, однако возникли серьезные осложнения при их интерпретации. «Для военно-воздушных сил любое пятно, оставленное мухами на пленке, было ракетой. В разных случаях за советские ракеты принимались навесы складов боеприпасов на Урале, монумент в память о Крымской войне, средневековая башня»(38). Но, даже установив с максимальной точностью возможности , которыми располагает Советский Союз для ведения войны, совершенно необходимо установить его истинные намерения. Что хочет предпринять Хрущев и насколько он выражает настроения других советских руководителей? Премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан был убежден, что Хрущев всего лишь хвастается и пытается взять Запад на испуг, не представляя собой реальной угрозы. Премьер-министр был убежден: выходки Хрущева беспокоят других, более консервативных советских лидеров, которые боятся, что он таким образом может спровоцировать опасные действия со стороны Запада. ЦРУ оказалось неспособно прийти на помощь. Сосредоточив все свое внимание на проведении тайных операций, оно было лишено возможности добыть надежную политическую информацию о Хрущеве, его отношениях с другими советскими лидерами и о том, каким образом Москва на самом деле намерена строить свои отношения с Западом.
И в этот самый момент по счастливой случайности на сцене появляется «шпион мечты», человек, положение которого позволяет получить все сведения, которые требуются президенту, – полковник Олег Пеньковский. Англичане работали с Пеньковским с апреля 1961 года, ЦРУ же ранее отказалось от его услуг. В отличие от получившей распространение версии, западные разведывательные службы обратили на него внимание не из-за одиноких вечеров полковника в кафе Анкары, а в результате его настойчивых попыток оказаться замеченным. Он бегал по дипломатическим приемам, где загонял в угол сотрудников ЦРУ, СИС, военных ведомств и задыхающимся шепотом предлагал им сведения о советских планах на Ближнем Востоке. Эти сотрудники в установленном порядке докладывали о поступивших предложениях и в установленном же порядке получали указание держаться от Пеньковского подальше. Все его прошлое – участие в войне, женитьба на дочери генерала, постоянное продвижение по служебной лестнице – абсолютно не укладывалось в обычный психологический образ перебежчика. Энглтон самым серьезным образом предупреждал, что предложения Пеньковского – часть заговора КГБ. Боссы ЦРУ согласились с ним, и все посольства стран НАТО в Анкаре получили указание категорическим образом отказываться от услуг напористого полковника.
Прошло пять лет. У власти в Советском Союзе находился Хрущев. Пеньковский возобновил свой турецкий спектакль уже в Москве. Вновь он стал посещать приемы и говорить встревоженным дипломатам о том, что желает раскрыть важные советские секреты. «Вот пакет с документами для ваших властей», – заявлял Пеньковский. Наконец он нашел человека, согласившегося его выслушать. Первоначально это был не Винн, а один канадский дипломат. Пеньковский на приеме всучил ему пачку бумаг и ушел. Дипломат передал полученные документы сотруднику разведки, который в свою очередь переправил их руководителю отделения СИС в Москве. Последний отослал документы в Лондон для оценки(39).
Эксперты, прочитав материалы, полученные от Пеньковского, и решив, что содержащиеся в них сведения подлинные, попросили дополнительной информации. Теперь на сцене в качестве связного появился Винн. Он очень подходил для этой роли. Смелый человек, которому полностью можно доверять и который, самое главное, уже находится на нужном месте. Важно также, что как бизнесмен он вполне приемлем для русских. Резюме первых сообщений Пеньковского СИС направила в ЦРУ, и была проведена организационная работа с целью привлечения ЦРУ к допросам Пеньковского во время поездок последнего на Запад. (В конечном итоге в ЦРУ дело Пеньковского непосредственно вели три двуязычных сотрудника и ещё восемнадцать человек посвящали все свое рабочее время обеспечению операции.)(40)
Поначалу ни СИС, ни ЦРУ не могли поверить в такую удачу. Спектр познаний Пеньковского был настолько широк, доступ к документам столь прост, а память оказалась такой выдающейся, что в это было трудно поверить. Пеньковский для пополнения нужных ему сведений не ограничивался возможностями, которые открывало перед ним его семейное и служебное положение. Как офицеру ГРУ ему было положено регулярно дежурить в самом управлении. Играя роль отличного парня, он вызывался подменить своих товарищей на дежурствах в выходные дни. Таким образом, он, находясь в одиночестве, частенько получал доступ к различным досье ГРУ. Многие (но отнюдь не все) сомнения в намерениях Пеньковского исчезли, когда была проведена полная оценка представленных им материалов. Если Пеньковский был частью плана КГБ по дезинформации или внедрению в западные спецслужбы своих агентов, то русские явно перестарались, стремясь обеспечить Пеньковскому доверие со стороны Запада. Он передал много слишком ценных сведений для того, чтобы быть подсадной уткой.
Между тем ЦРУ оказалось в весьма затруднительном положении. Оно просто не могло себе позволить ошибиться в Пеньковском. Еще одно фиаско, и Кеннеди действительно развеет ЦРУ по ветру. Руководитель операций, связанных с Советским Союзом, Джон Маури передал сырые материалы, представленные Пеньковским, для анализа сотруднику, владеющему русским языком. Эти материалы в основном состояли из технических данных о русской ракетной программе, в частности там содержались сведения о системах наведения межконтинентальных баллистических ракет. (Значение всех этих сведений мы обсудим ниже.) Сотрудник прочитал все документы и подготовил доклад к концу 1961 года. В докладе говорилось, что сведения являются подлинными и из них следует, что Советский Союз отстает в реализации своих ракетных программ. Если и существует разрыв в этом отношении между двумя странами, то это разрыв, бесспорно, в пользу Соединенных Штатов(41).
Потрясающая новость не сразу была доведена до президента. С одной стороны, некоторые руководящие сотрудники ЦРУ все ещё сомневались. Энглтон продолжал настаивать на том, что Пеньковский так и не сумел доказать искренность своих намерений. Других волновала реакция, которую это известие могло вызвать у «ястребов» в Пентагоне. Они могли поддаться искушению нанести по слабому Советскому Союзу упреждающий удар. Маури начал действовать очень осторожно, предварительно обсудив с Маккоуном, каким образом и, главное, кому передать полученные сведения. Казалось, торопиться оснований не было. Пеньковский все ещё работал на том же месте и мог сообщать дополнительные данные, чтобы убедить сомневающихся.
В июле Хрущев решил разместить ракеты на Кубе, чтобы предотвратить нападение на остров. Подготовка к нападению уже шла полным ходом. Хрущеву пришлось преодолеть серьезное сопротивление со стороны других советских лидеров. Некоторые из них видели в его решении проявление опасного авантюризма, другие опасались, что этот шаг может серьезно ослабить оборонительную систему самого Советского Союза. Оппозиция была настолько сильна, что Хрущеву, прежде чем он сумел добиться своего, пришлось уволить двух генералов.
Реакция Соединенных Штатов на идею размещения советских ракет практически на их заднем дворе стала уже историей. За двенадцать дней между 16 и 27 октября Кеннеди и Хрущев поставили мир на грань ядерной войны. (Война была настолько близка, что в Белом доме прошло обсуждение списка лиц, допущенных в правительственное убежище.)
Получило широкое распространение мнение, что Пеньковский сыграл главную роль в предотвращении этой войны. Во-первых, его информация о существующих в СССР методах строительства площадок для запуска ракет и порядке размещения на них вооружений позволила ЦРУ рассчитать, что пройдет шестнадцать – восемнадцать месяцев, прежде чем ракеты на Кубе будут представлять из себя реальную угрозу(42).
Во-вторых, копии справочных материалов, представленные Пеньковским, позволили определить тип ракет, для размещения которых готовились площадки. И наконец, самое главное – данные, полученные от Пеньковского, показали, что отрыв в ракетных вооружениях если и существует, то он однозначно в пользу Америки. Этот факт позволил Кеннеди прийти к выводу о том, что Хрущев блефует и на блеф следует дать соответствующий ответ.
По этому последнему пункту самой важной услугой, оказанной Пеньковским, явился его арест. Арест произошел не только в жизненно важный момент, а именно 22 октября, но и был произведен таким образом, что СИС уже через несколько часов узнала о нем. Это событие привело к тому, что наконец ЦРУ и президент признали искренность Пеньковского, и, кроме того, оно серьезно укрепило позиции Кеннеди. Теперь не только Кеннеди знал, что ракетное преимущество было на стороне США, но и Хрущев знал, что Кеннеди об этом известно . Ни один игрок не может блефовать, если уверен в том, что оппонент знает его карты. Менее чем через двадцать четыре часа после того, как он узнал о связи Пеньковского с СИС и ЦРУ, Хрущев написал свое знаменитое письмо, в котором утверждал, что только сумасшедший или самоубийца, который сам стремится погибнуть, может пожелать уничтожить вашу страну(43). Кеннеди предложил заключить сделку: демонтируйте ваши площадки для запуска ракет, и мы оставим Кубу в покое. Хрущев согласился, и кризис миновал.
Пеньковский, таким образом, вошел в историю разведки. Дик Уайт, выступая перед сотрудниками СИС в конце того же года, передал им благодарность ЦРУ за материалы Пеньковского, пересланные СИС своим заморским «кузенам». «Мне дали понять, – сказал он, – что эти данные сыграли важную роль во время принятия решения о нецелесообразности нанесения упреждающего ядерного удара по Советскому Союзу, в пользу чего первоначально склонялись лица, мнение которых имело огромное значение. Я хочу подчеркнуть, если в этом, конечно, есть необходимость, – продолжал он, – что эта операция, вне всякого сомнения, продемонстрировала ценность личности как источника разведывательных сведений, особенно если с этим источником обращаются умело, высокопрофессионально»(44).
Пока, как мы видим, расхождения между принятой точкой зрения и новыми данными являются минимальными. Несколько особняком в этой картине стоит книга Винна. В ней содержится больше подробностей о сведениях, переданных Пеньковским, и о том влиянии, которое этот человек оказал на политику Соединенных Штатов и их конкретные действия. Однако существует целый ряд специфических моментов, которые все ещё нуждаются в объяснении.
До настоящего времени никто не сумел удовлетворительно обосновать мотивы, которыми руководствовался в своих действиях Пеньковский. Все предлагаемые мотивы или выглядят слишком тривиальными, или просто далеки от истины. Некоторые, например, говорят, будто Пеньковский ненавидел Хрущева, между тем его жена утверждает, что полковник восхищался советским лидером(45). Высказывалось мнение о том, что, узнав о гибели отца, сражавшегося с большевиками в рядах белой армии, Пеньковский решил отомстить за его смерть. Но Пеньковскому было всего четыре месяца, когда погиб отец, и, кроме того, тог, очевидно, не вступил добровольно в ряды участников белого движения, а попал туда в результате мобилизации. Делаются заявления о том, что Пеньковский ненавидел коммунистическую систему. Вряд ли это соответствует истине. Этот человек принадлежал к советской элите, которая не страдала от системы, напротив, она пользовалась всеми предоставленными ею благами. Частое упоминание в «Бумагах Пеньковского» религиозных мотивов и содержащееся в них заявление «автора» о том, что он понял (довольно поздно) ложность коммунистической доктрины, сильно попахивает пропагандистскими ухищрениями ЦРУ. В качестве возможных мотивов действий Пеньковского выдвигались: тщеславие, удовольствие, полученное от самого факта предательства, озлобленность вследствие медленного продвижения по служебной лестнице, приступы маниакальной депрессии и даже моральное разложение. Все это не выдерживает критики. Вопрос о мотивах действий Пеньковского по-прежнему остается без ответа.
Пойдем дальше. Нам говорят, что ценность Пеньковского не только в тех документах, которые он с подозрительной легкостью изымал или копировал во время своих дежурств в ГРУ по выходным дням (интересно, неужели так никто и не поинтересовался, почему товарищ полковник Пеньковский так любит трудиться по уик-эндам?), а в том, что он давал свои оценки советским лидерам и проводимой ими политике, и особенно в его блестящем понимании технических проблем. Но западные технические специалисты, принимавшие участие в беседах с Пеньковским, отмечали, что его познания в области ракетной техники носят рудиментарный характер. По их словам, он знал «не больше, чем простой артиллерист, прошедший курс обучения и сдавший соответствующий экзамен». Материалы, которые ЦРУ так тщательно анализировало, не имели ничего общего с характеристиками советских лидеров или с их политическими намерениями, они содержали всего лишь оценки ракетного потенциала русских. Больше того, оценки, данные Пеньковским советским лидерам, считались ненадежными и им не доверяли(46).
С точки зрения искусства разведки действия, которые, если верить принятой версии, якобы имели место в связи с делом Пеньковского, зачастую просто нелепы. Встречи в гостиничных номерах в Москве, где открывались водопроводные краны, чтобы помешать подслушиванию (почему бы им было не встретиться на тихой улочке или в парке?). Присвоение Пеньковскому псевдонима Алекс, в то время как всем было известно, что Алекс – его любимое прозвище. Наконец, сборище двадцати советских перебежчиков для встречи с Пеньковским перед его отъездом в Москву уже в качестве тайного агента СИС. (Чудовищное нарушение принципа «минимально необходимых знаний». Джон Ле Карре прокомментировал это мероприятие следующим образом: «Я представил себе, как Пеньковский говорит им: «Парни, а теперь смотрите, не протрепитесь».)(47)
Чтобы докопаться до истины, необходимо обратиться к независимому мнению человека, хорошо информированного о деле Пеньковского. С одной стороны, это не должен быть представитель спецслужб Запада, которые, естественно, хотят подтвердить свою версию. С другой стороны, это не может быть и представитель советской стороны, которая, по вполне очевидным причинам, стремится представить Пеньковского в окарикатуренном виде, как дегенерата-предателя. На счастье, такой независимый свидетель имеется. В интересующее нас время в Москве находился английский дипломат, специалист по проблемам Советского Союза, отлично владеющий русским языком. У этого человека были хорошие контакты в советских официальных кругах, и в первую очередь весьма ценные связи в Государственном комитете по координации научно-исследовательских работ.
К этому времени Винн сумел превратиться в подобие бельма на глазу у сотрудников английского посольства. Он требовал, чтобы ему оказывались услуги, которые обычно не предоставлялись бизнесменам. Некоторые из сотрудников, не знавшие о принадлежности Винна к СИС, не могли понять, почему русские воспринимают его столь серьезно. Один сотрудник, не вытерпев, обратил на это внимание одного из руководящих работников Управления внешних сношений. Тот в ответ заметил, что это весьма интересная информация.
Однако последствия оказались просто удивительными. Вместо того чтобы ослабить свой интерес к Винну, русские принялись ухаживать за ним с ещё большим энтузиазмом. Для этой цели был выделен сотрудник протокольного отдела Пеньковский. Здесь хочется высказать несколько замечаний. Во-первых, совершенно ясно, что Управление внешних сношений было подразделением гораздо более важным, чем это казалось с первого взгляда. Нет сомнений в том, что на него возлагались некоторые секретные функции, скорее всего оно было призвано поставлять свежую информацию о достижениях Запада в области электроники[53]53
В период между 1960 и 1963 годами английское правительство серьезно намеревалось развивать торговые отношения с Советским Союзом. И специалисты-электронщики из Великобритании частенько навещали Москву. Однажды специалист, работавший в одной из фирм, действующей где-то на грани военного производства, страшно потрясенный, вбежал в английское посольство в Москве и стал умолять его сотрудников, чтобы те первым же самолетом отправили его домой, в Лондон. Он рассказал, что ему грубо приказали сесть в машину, которая доставила его в совершенно незнакомый дом. Там он был представлен какому-то человеку. Незнакомец сказал, что услуги такою специалиста могут принести огромную пользу Советскому Союзу. Ему предложили поистине королевскую плату и очень настойчиво советовали согласиться. Электронщик сказал, что он был отпущен лишь после того, как дал обещание подумать. Естественно, через несколько часов он вылетел в Лондон
[Закрыть]. Это объясняет присутствие в штате столь значительного количества сотрудников, ранее служивших в КГБ или ГРУ.
Эти сотрудники разведки проявили по отношению к Винну совершенно неоправданный интерес с самого первого момента, как он появился в Москве. Вполне вероятно, что они подозревали об его истинной роли агента СИС. Когда те английские официальные лица, которые не знали, что Винн связан с СИС, заявили русским, что среди бизнесменов из Британии имеются люди, способные сделать для развития англо-советской торговли гораздо больше, чем Винн, русские лишь усилили к нему внимание. Почему?
Упомянутый выше дипломат, хотя и не знал в то время о разведывательной деятельности Пеньковского и Винна, позже осмыслил события в свете увиденного и услышанного в Москве, но с учетом того, о чем узнал позже. Его заключения совершенно ясны, хотя и выражены, в силу необходимости, в весьма осторожной форме. «События, свидетелем которых я был, и живые впечатления, вызванные ими, весьма трудно примирить с признанной версией этого дела. В то же время они прекрасно гармонируют с мыслью о том, что с самого начала Пеньковский был подсадной уткой КГБ. Я пришел к выводу, что Пеньковский либо был посажен на низкую должность в Госкомитете для того, чтобы его можно было постоянно держать под наблюдением и чтобы он не принес большого вреда, либо он по-настоящему работал в Госкомитете как сотрудник разведки и специалист по ракетной технике. В его задачу входило изучение достижений Запада в этой области. Кроме того, он сыграл дополнительную роль и заманил в ловушку Винна, выдав ему «секреты», казавшиеся весьма соблазнительными.
Если правильно первое допущение (хотя оно менее вероятно), то мы имеем дело с разочарованным любителем развлечений. Он не добился успеха, и в силу этого был готов на измену. В этом случае он мог предложить некоторые военно-технические материалы, в первую очередь в сфере ракетной техники. Если бы он располагал первоклассной подлинной информацией политического и стратегического характера и хотел передать её на Запад, КГБ, без всякого сомнения, сразу положил бы конец его деятельности»(48).
Но существует и третья возможность, вовсе не противоречащая впечатлениям дипломата. Одна из фракций, существовавших в то время в Кремле, использовала Пеньковского в качестве канала для передачи на Запад важной информации. Пеньковский действовал в тот период времени, когда произошло серьезное ухудшение отношений между Востоком и Западом. Инцидент с У-2, настойчивые заявления Эйзенхауэра о том, что США имеют право посылать самолеты на советскую территорию, заявление, которое привело Хрущева в неподдельную ярость, – вот события, происшедшие в то время. Затем последовали крах встречи на высшем уровне в Париже и возведение Берлинской стены. Разразился кризис, русские и американские танки нацелили свои орудия друг на друга в Берлине. В это же время Советский Союз возобновил ядерные испытания в атмосфере, и «ястребы» с обеих сторон приводили аргументы в пользу нанесения превентивного атомного удара.
«Голуби» в Москве были серьезно обеспокоены все более и более жесткой политикой, проводимой Хрущевым в отношении США. Политикой, которую они назвали «авантюризмом». Они опасались попыток Хрущева навязать военным свои взгляды по вопросам обороны и не одобряли жесткого тона, каким он разговаривал с только что избранным президентом США Кеннеди. Особое беспокойство вызывало решение московского лидера поднять ставки в ядерной игре и установить ракеты на Кубе. Одно дело – ядерная война в защиту Советского Союза и совсем другое – война, вспыхнувшая в результате хрущевского блефа. А именно такая война становилась все более близкой возможностью. Властные структуры Кремля таковы, что антихрущевская фракция, которая включала в себя и высших военных чинов, не имела абсолютно никаких возможностей послать Западу сигнал о том, что в Кремле нет единства по вопросу хрущевской политики. Этой фракции был нужен канал, по которому она могла бы сообщить президенту о том, что, как бы Хрущев ни угрожал, у него нет возможности привести свои угрозы в исполнение. Я полагаю, что Пеньковский и послужил таким каналом[54]54
Имелся и другой канал. В то же самое время Евгений Иванов, офицер ГРУ (немаловажное совпадение), работавший под прикрытием советского посольства в Лондоне в качестве военно-морского атташе, пытался через МИ-5 довести миролюбивые сигналы Москвы до правительства, депутатов парламента и влиятельных граждан. Имеет значение тот факт, что Пеньковский и Иванов были знакомы. Иванов имел связи в правящих кругах СССР
[Закрыть].
Вполне вероятно, что первые попытки Пеньковского вступить в контакт с разведслужбами Запада были началом операции КГБ. Эти попытки возобновились в 1960 – 1962 годах, когда начался кризис (в этом случае и по сей день Пеньковский жив-здоров и наслаждается жизнью в Москве). Или, напротив, Пеньковский с самого начала искренне стремился помочь Западу, но КГБ, заметив это, что было вовсе не трудно, позволил ему продолжать игру до того момента, пока Пеньковский не понадобился КГБ и не был использован в указанных выше целях (в этом случае приговор был приведен в исполнение).
Но все же самой убедительной представляется версия, которую я обрисовал ранее. Она объясняет, почему Пеньковский столь своевременно появился на сцене, имея на руках информацию, в которой так отчаянно нуждалось ЦРУ. Становится понятной та настойчивость, с которой начальники Пеньковского обхаживали Винна (агента британской разведки, как они не без оснований полагали) и старались свести их вместе. Но самым удивительным во всей этой истории является время ареста Пеньковского. Почему полковник был арестован именно в тот момент? Почему ему не позволили работать дальше с целью выявить других агентов, помимо Винна? Почему не стали направлять через него дезинформацию с целью ввести в заблуждение западные разведки? Наконец, почему не попытались «перевербовать» Пеньковского, позволить ему «бежать» на Запад и получить таким образом своего тайного агента в СИС или ЦРУ? И то, и другое, и третье является обычной практикой КГБ, но в данном случае не нашло применения.
Вместо этого в тот момент, когда кубинский ракетный кризис достиг своей высшей точки, Пеньковского почти публично арестовывают. Это произошло потому, что только арест Пеньковского мог послужить окончательным доказательством того, что информация, переданная на Запад, является подлинной. После ареста Пеньковского ЦРУ и лично президент были убеждены в том, что им открылась истина. Важным побочным эффектом операции было то, что Хрущев понял: его карты известны противнику. Для опасных догадок у обеих сторон просто не осталось места. Советский Союз не имел возможности нанести удар по США своими межконтинентальными ракетами. Кремль не был един, советские «голуби» были услышаны. Все это было на руку тем американцам, которые не хотели войны. Начался процесс, приведший впоследствии к падению Хрущева. Лидеры обеих стран лучше познакомились с реалиями ядерного века. Это привело к улучшению отношений Восток – Запад, характеризовавшему последующие десять – пятнадцать лет.
Уже в то время ЦРУ и СИС, видимо, рассматривали возможность того, что, хотя выдаваемая информация и правдива, она поставляется Пеньковским с ведома какой-то фракции в ГРУ или КГБ. СИС и ЦРУ пришли к заключению, что ценность информации перекрывает опасности, вытекающие из такого рода сотрудничества. Как-то, очевидно утратив бдительность, директор ЦРУ Ричард Хелмс в 1971 году в своей первой публичной речи с момента назначения его на должность в 1966 году сказал, что «несколько отважных, занимавших важные посты русских помогали Соединенным Штатам во время кубинского ракетного кризиса» (выделено Ф. Н. – Ред .)(49). Под давлением репортеров он признал, что одним из этих русских был Пеньковский, но отказался назвать остальных. Его сдержанность, так же как и сдержанность Москвы в этом вопросе, вполне объяснима. Кубинский ракетный кризис послужил важным поворотным пунктом в отношениях Восток – Запад. Как считает весь мир, восторжествовала государственная мудрость. Но если разведывательные организации Советов и Запада вступили в сотрудничество, чтобы важная информация достигла Кеннеди и Хрущева с целью избавить обоих от их ошибочных представлений, то становится совершенно ясно, почему все заинтересованные стороны предпочитают хранить молчание.
Один вопрос остается без ответа. Неужели русские были готовы пожертвовать важными военными секретами ради комбинации, которая могла и не удаться? И здесь ко всему делу Пеньковского появляется курьезный постскриптум. Хотя в ходе операции каждый клочок информации жадно подхватывался западными разведслужбами и тщательно изучался, в ретроспекции они не могут привести ни одного примера полученной от Пеньковского информации, имевшей серьезное военное значение(50). Пеньковский писал свои послания как художник, широкими мазками. Но Кеннеди прочитал их и сумел понять.
Хотя операции ЦРУ против Советского Союза во время голицынской эпопеи, может быть, и прервались, усилия этого ведомства по сдерживанию коммунизма во всем мире продолжались. После того как ЦРУ проинформировало президента Джонсона о характере угрозы, у того появилась навязчивая идея о том, что три страны представляют наибольшую опасность для Соединенных Штатов – Куба. Вьетнам и, как ни странно, Занзибар.
Кеннеди обещал Советскому Союзу оставить Кубу в покое, однако Джонсон и ЦРУ интерпретировали это обещание в самом узком смысле слова. Они решили не предпринимать лишь мер военного характера. Однако теперь хорошо известно, что продолжалась разработка нелепых планов убийства Кастро. Гораздо меньше общественность знакома с усилиями ЦРУ по дестабилизации кубинской экономики путем манипуляций на международных товарных рынках.
В 1963 году Джеймсу Русбриджеру, управляющему брокерской конторы «Дж. А. Голдшмидт Лимитед», расположенной в лондонском Сити, позвонил его приятель «Боб», владелец крошечной брокерской компании на Уолл-стрит. «Боб» сказал, что у него есть клиент, который хотел бы провести крупные фьючерные сделки на лондонском рынке сахара, и спросил, сможет ли «Голдшмидт» заняться этим делом. Русбриджер вылетел в Нью-Йорк и встретился с будущим клиентом. «Я сразу понял, – вспоминает он, – что имею дело с людьми ЦРУ – весьма типичными представителями этой организации того времени: умными, проницательными и одержимыми дикими идеями о том, как лучше свергнуть Кастро. Они со своей стороны много знали лично обо мне и о работе, которую я вел для СИС в Восточной Европе»(51).
План, который изложило ЦРУ Русбриджеру, оказался простым и смелым. Соединенные Штаты после разрыва дипломатических отношений прекратили импорт сахара с Кубы. Это повредило Кастро, так как сахар был главной статьей экспорта страны. Однако Куба сумела найти другие рынки. Помог Советский Союз, забиравший свою квоту и оплачивавший её в рублях. Однако самым значительным новым рынком для кубинского сахара стала Япония. Япония вела оплату на базе «Ежедневных лондонских цен» (ЕЛЦ), устанавливаемых лондонским сахарным рынком на сахар-сырец. Дела у Кубы шли совсем неплохо, потому что циклон в Карибском бассейне повлиял на урожай сахара и цены повысились. ЦРУ задумало снизить уровень ЕЛЦ путем манипулирования рынком. Цены на сахар, продаваемый Кубой в Японию, упадут, кубинские доходы в твердой валюте снизятся, а кубинская экономика получит такой удар, что Кастро будет свергнут.
Русбриджер выслушал этот замысел с большим скептицизмом. Он сказал, что цены на товарном рынке могут быть выведены из равновесия только на короткое время, после чего закон спроса и предложения все вернет на свои места. Но это не остановило людей из ЦРУ. Они хотели продавать сахар через лондонский фьючерный рынок. ЦРУ намеревалось выставлять на продажу сахар, которым в настоящий момент не располагало, по цене ниже существующей с поставками, скажем, через три месяца. Суть такого рода сделок заключается в том, что продавец рассчитывает за данный срок закупить сахар по более низким ценам, чем было условлено заранее, и таким образом получить прибыль. Поскольку ЦРУ хотело использовать такую форму сделок, чтобы сбить цену (кто станет покупать сахар за его полную текущую цену, если фирма Русбриджера предлагает поставить его в будущем по более низким ценам?), а это грозило убытком, Русбриджер потребовал от ЦРУ залог в 500 тыс. долларов, прежде чем начнутся операции. Он полагал, что эта сумма отпугнет ЦРУ. Однако деньги поступили через два дня, после того как Русбриджер вернулся в Лондон.
Брокерская контора «Голдшмидт» приступила к продажам на срок без покрытия, используя свои отделения по всей Европе и привлекая биржевых брокеров. Она хотела создать впечатление, что наметилась общая тенденция снижения цен на сахар и что это не дело рук одной-единственной компании. Вскоре Русбриджер попросил ЦРУ перевести ещё 500 тыс. долларов, которые, естественно, тут же поступили. Миллион долларов, затраченный на срочные продажи без покрытия, возымел некоторый эффект. Но Русбриджер утверждает, что этот эффект не превосходит естественный результат, который был бы получен по мере смягчения последствий циклона. «ЦРУ могло бы сэкономить деньги, но ему казалось, что оно преуспело в своем начинании, и два сотрудника, с которыми я имел дело, были весьма довольны. Мой друг в Нью-Йорке и я были просто счастливы. Нам удалось хорошо заработать на комиссионных».
