Текст книги "Богиня весны"

Автор книги: Филис Кристина Каст

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Но он не повернул назад. Он просто не мог. Не сейчас. Ему хотелось наблюдать за Персефоной. Свет маленького шарика как будто ласкал ее нежные черты. Гадес завидовал шарику света.

Персефона быстро прошла через туннель, ненадолго остановилась у выхода, подняла руку и велела шарику скрыться. Потом вышла из Подземного мира в нежный свет начинавшегося дня. Гадес последовал за ней.

Персефона быстро огляделась по сторонам. Гадес сначала подумал, что она опасается Орфея, который мог все еще болтаться где-нибудь неподалеку. Впрочем, нет, тут же напомнил себе темный бог. Музыканта отшвырнула сила праведного гнева богини. И Персефона должна знать, что теперь он далеко отсюда.

Но она как будто что-то искала. Отойдя от туннеля, она направилась по узкой тропинке, что вилась в густых зарослях папоротника. Время от времени богиня останавливалась и всматривалась в пышную зелень, как будто искала какую-то потерянную вещицу. Потом вздыхала, бормотала что-то себе под нос и двигалась дальше.

Тропа шла вверх, и вскоре Персефона уже стояла на высоком берегу озера Авернус. Богиня улыбнулась, глубоко вздохнув, – она явно наслаждалась пейзажем.

Гадесу хотелось крикнуть, что Авернус покажется ей ничем в сравнении с красотой полей Элизиума. Красота его владений была куда более необычной, нежели простое озеро в самом обыкновенном предрассветном освещении. Гадесу пришлось покрепче стиснуть зубы. Ему слишком уж хотелось показать ей все величие своих владений и увидеть, как просветлеет ее лицо от этого открытия.

– А, вот ты где!

В голосе Персефоны послышалось облегчение. Она бросилась к мраморной чаше на подставке, затаившейся в папоротнике рядом с тропой. В чаше лежал большой хрустальный шар. Он был непрозрачным, белым, как будто его наполняла густая сметана. Гадес сразу узнал оракул какой-то богини.

Персефона встала перед оракулом. Вид у нее был неуверенный. Гадесу даже показалось, что она не знает, что делать дальше. Потом богиня закрыла глаза, как будто ей нужно было как следует сосредоточиться. Когда мгновение спустя она их открыла, уголки ее пухлых губ приподнялись в улыбке. И, более не колеблясь, она трижды провела ладонями над шаром.

– Деметра, – заговорила Персефона, обращаясь к оракулу. – Я чуть не совершила ошибку. Ужасную ошибку.

В хрустальном шаре возникло лицо богини урожая.

– Ты сказала «чуть», что должно означать: ты свою ошибку уже исправила, – произнесла Деметра; ее голос звучал из шара немножко гулко и неестественно.

Персефона вздохнула.

– Да, но это могло стоить одной чудесной девушке долгих лет страданий.

– Быть богиней не значит быть абсолютным совершенством. Каждая из нас должна стараться выносить как можно более правильные решения. Однако иной раз и мы ошибаемся.

Персефона ухватилась за длинную прядь своих волос и принялась наматывать ее на палец.

– Но я не хочу совершать такие ошибки, которые причинят страдания другим.

Гадес наконец заставил себя отвернуться. И быстро вернулся к туннелю. Он и так слишком долго подсматривал за богиней, нарушая ее уединение. Совесть не позволяла ему более слушать разговор Персефоны с матерью. Гадес сорвал с головы шлем невидимости. Шлем вовсе не предназначался для подслушивания. Гадесу было стыдно за себя. Разве не он совсем недавно выговаривал Стенопии за эгоизм и жульничество?

Он никогда прежде не позволял себе ничего подобного. Он ведь не какой-нибудь неоперившийся юнец. И прекрасно понимает, что слежкой и шпионажем не завоевать сердца богини.

Гадес внезапно остановился.

А что, разве он желает именно этого – завоевать сердце Персефоны?

Гадес запустил руку в густые волосы. Да, он желал ее. Его тело отчаянно стремилось к ней. Многие тысячелетия он думал, что его отличие от других богов надежно запечатало его чувства, избавив от страсти и похоти, присущих богам. Он избегал женщин, будь они хоть смертными, хоть бессмертными, потому что был так устроен – кратковременная страсть и недолгий союз казались ему недостаточными. Век за веком он наблюдал за душами умерших и видел вечные узы, которые связывали двоих. Это поразительное свойство любви смертных, навеки соединявшей противоположности, глубоко впиталось в его натуру. И его не удовлетворило бы меньшее, нежели вечный союз.

Ну да, он когда-то пытался... много веков назад. У него до сих пор все сжималось внутри, когда он думал о своей недолгой смертной возлюбленной, Минте. Он встретился с этой девой во время одного из кратких визитов в мир живых. Она собирала цветы для своего первого ритуала плодородия, и Гадес решил, что она и есть ответ на его мольбы. Она отдалась ему там, на душистом лугу, и он часто навещал ее, а она клялась, что любит его и что покинет дом и уйдет с ним.

Оглядываясь назад, Гадес лишь изумлялся собственной наивности. И все еще вздрагивал при воспоминании о том, какую она закатила истерику, когда он наконец открылся ей, сказал, что он – владыка Подземного мира. В его памяти все повторялось снова и снова, как будто это было вчера. Он видел, как Минта бросилась бежать от него как безумная и в отчаянии прыгнула с утеса, а он поймал ее в воздухе до того, как она разбилась насмерть. И вместо того чтобы проклясть девушку и обречь ее на вечные страдания в своих владениях, Гадес призвал все свои силы бессмертного и превратил Минту в душистое растение, в котором сохранились и имя девушки, и ее нежная красота.

Богини, в отличие от смертных женщин, не боялись его, но тоже не понимали. Они презирали Гадеса, считая его мрачным и суровым, потому что он правил Подземным миром. До Персефоны ни одна из богинь и не думала заглядывать к нему в гости. Гадес хмыкнул. По правде говоря, он никогда и не приглашал их. Богини не обладают истинной преданностью, равно как и подлинным даром любви. Вспомнить хотя бы Афину, она ведь предала даже обожаемого Одиссея, позволив ему блуждать двадцать лет подряд, прежде чем он сумел вернуться домой, к верной супруге.

Гадесу нетрудно было убедить себя, что настоящей пары для него просто не существует. Смертным женщинам пришлось бы умереть, чтобы править рядом с ним вечно, и потому они боялись его и избегали его внимания. Богини были бессмертными, а следовательно, они просто не могли по-настоящему полюбить его.

Поэтому Гадес довольствовался тем, что правил своим миром и жил среди красоты полей Элизиума и чудес своего дворца.

Но теперь...

Губы Гадеса насмешливо искривились. Бог смерти преисполнился страсти к богине весны!

Даже ему самому это казалось невозможным.

Потом он вспомнил сияющую улыбку богини и детское изумление, с которым она открывала для себя его владения. И при этом она то и дело выказывала странную зрелость ума, скрытую под юной внешностью. Она отличалась от других богинь, это она уже доказала. Но настолько ли она другая, чтобы полюбить его?

Как ему добиться благосклонности Персефоны? Гадес размышлял об этом, шагая по черной дороге. И наконец его осенила идея. Лицо темного бога вспыхнуло торжеством. Гадес поднес пальцы к губам и резко свистнул. Свист разрезал тьму, и по образовавшейся перед ним щели в пространстве Гадес мгновенно добрался до своего дворца.

Глава 15

– Другими словами, нет никакой волшебной палочки или чего-то в этом роде, чтобы ты могла помахать вокруг меня и дать гарантию, что я приняла правильное решение. Даже если это означает, что мои ошибки принесут другим множество несчастий?

Лина понимала, что в ее голосе звучит откровенное раздражение. Но что толку быть богиней, если ты все равно можешь ошибаться?

Взгляд Деметры был теплым, мягким.

– Мудрость не приходит вместе с бессмертием, дочь! – Богиня подчеркнула последнее слово, чтобы напомнить Лине о роли, которую она должна играть. – Мудрость приходит только с опытом. А тебе в жизни пришлось набраться отличного опыта. Прислушивайся к своей интуиции. Не забывай пользоваться разумом. Верь в себя. И если сделаешь ошибку, извлеки из нее урок. – Хрустальный шар начал наполняться белесыми клочками, похожими на обрывки облаков, затенявшими лицо богини. – Возвращайся к Гадесу с моим благословением, дочка.

Голос Деметры затих, изображение исчезло.

Лина вздохнула. Она осталась с тем, с чем и была, – то есть наедине с собой.

– Ну, надеюсь, Персефоне в «Хлебе богини» придется не так трудно, – пробормотала она.

Туман внутри хрустального шара снова закружился. И пока Лина изумленно наблюдала за ним, шар прояснился, и Лина увидела нечто такое, от чего ее просто-таки скрутило приступом тоски по дому.

Лина наклонилась к оракулу поближе, полностью захваченная зрелищем.

В «Хлебе богини» определенно был удачный день. Маленькая кондитерская при пекарне была битком набита посетителями. Лина удивленно моргнула... да там вообще не было ни единого свободного места! Она всматривалась в волшебный шар, подсчитывая знакомые лица и видя, что они оказываются в меньшинстве. Большинства гостей кондитерской Лина не знала.

И все они выглядели весьма довольными. Люди разговаривали, смеялись... Лина снова моргнула, потом ее лицо расплылось в довольной улыбке. Они ели пиццу по-римски, ту самую пиццу, благодаря рецепту которой Лина и вызвала Деметру.

Еще Лина обнаружила новые плакатики, висевшие на стене за стойкой. Четким, дерзким шрифтом на одном из них было написано:

«PIZZADELGIORNO, Пицца дня! Времена года – QUATTROSTAGIONI– с вашими любимыми начинками: томаты, артишоки, грибы, оливки, три сорта сыра и итальянская копченая ветчина».

На втором плакатике красовалась надпись:

«Вино дня, vinodelgiomo: Антинори Кьянти Классико Пепполи».

Была еще и третья надпись, смутившая Лину. Надпись была краткой:

«Сливочный сыр с амброзией, количество ограниченно».

Сливочный сыр с амброзией? Что бы это могло означать?

А потом Лина почувствовала, как ее лицо загорается: она увидела саму себя, не спеша проходящую через вращающуюся дверь кухни в кондитерскую. Лина недоуменно покачала головой, не желая соглашаться с увиденным.

Что это Персефона сотворила с ее телом?! Богиня была одета совсем не в один из отлично сшитых деловых костюмов Лины. Она нарядилась в крошечную шелковую юбочку цвета фуксии и свободную блузку с короткими рукавами, цвета медовой дыни. Юбка была короткой. Очень короткой! А цвет! У Лины вообще никогда не было вещей цвета фуксии! Треугольный вырез блузки был настолько глубок, что почти обнажал грудь Лины. Лина с разинутым ртом таращилась на собственное тело. Длинные ноги, почти полностью открытые, были загорелыми, как и все тело... которого, по мнению Лины, было видно слишком много. И еще она похудела...

Лина сощурилась, присматриваясь к себе. Нет, похоже, на самом деле она не потеряла в весе. Просто она выглядела очень бодрой и здоровой. Все ее округлости остались на месте. Только она как-то подтянулась, линии стали более четкими. И волосы изменились. Они отросли... да, стали длиннее на пару дюймов. Но как это может быть? Лина ведь отсутствует всего лишь день-другой? Лина еще раз присмотрелась. Да, определенно, волосы стали длиннее. Они падали на плечи беспорядочными локонами, придавая Лине такой вид, словно она только что попала в порыв ураганного ветра.

Какой-то мужчина помахал рукой, и она ответила ему дерзкой улыбкой, встряхнув головой. Мужчина... merda! Это был не просто мужчина, это был уж слишком молодой парень, и он обратил на Лину внимание? Лина изумленно наблюдала, как она бесцеремонно флиртует с молодым, красивым, мускулистым, очень молодым человеком, явно хорошо ей знакомым. Ему вряд ли могло быть больше двадцати пяти...

Молодой человек наклонился и поцеловал Лину в губы. Прямо в кондитерской! На глазах у всех!

– По-поверить не могу, черт побери!

Лина была слишком потрясена, чтобы даже выругаться как следует – хоть по-итальянски, хоть по-английски.

Персефона засмеялась и ускользнула от своего поклонника. На долю секунды она оглянулась и подмигнула. Подмигнула Лине.

Лина отшатнулась от хрустального шара, как будто ее ударили. А шар снова начал заполняться белесым туманом и вскоре утратил прозрачность. Картина «Хлеба богини» развеялась как дым.

– Что-то не так с оракулом, богиня? – раздался за спиной Лины низкий голос.

Лина резко обернулась и обнаружила, что рядом с ней стоит мужчина. Фантастически прекрасный мужчина.

– Персефона! Я и не понял сразу, что это ты!

– Привет, – выдохнула Лина, прикладывая дрожащую руку к бешено бьющемуся сердцу. Кто этот обалденный мужик?

И тут в ее уме всплыло имя, похожее на эротический шепот: « Аполлон».

Лина помахала ладонью перед лицом, пытаясь остудить пылающие щеки, и постаралась взять себя в руки.

– Ты меня напугал... э-э... Аполлон.

Бог прислонился к огромному валуну. Он был одет в короткую кожаную тунику, украшенную на груди металлической пластиной; на его бедрах красовалось нечто странное, похожее на юбочку из отдельных полос. Однако «юбочка» никоим образом не придавала Аполлону женственного вида. Еще на прекрасном боге были сандалии, завершавшие его наряд. В остальном его тело было обнажено. Слишком обнажено. Аполлон, казалось, весь состоял из длинных, обтянутых золотой кожей мускулов. Улыбка у него была идеальной и очень привлекательной. Лина не могла отвести от него глаз.

Бог кивком головы указал на хрустальный шар.

– Говорила с Деметрой?

– Э-э... да.

– Она сейчас в гостях у Геры. Думаю, они вместе замышляют что-то новенькое, чтобы досадить Зевсу. – Аполлон конспиративно понизил голос, его глаза заблестели. – Ходит слух, что Громовержец спутался со смертной девицей... опять! – Аполлон задумчиво почесал подбородок. – Вроде бы имя несчастной девы – Ио. – Он покачал головой и рассмеялся, его удивительно синие глаза озорно вспыхнули. – Я никогда не понимал характера Геры. Всем известно, что Зевс неравнодушен к красоте, но он ведь выбрал себе только одну жену. Зачем она тратит зря время на ревность?

Лина вскинула безупречные брови.

– Так ты считаешь совсем неважной измену брачным узам?

– Я считаю, что важно искать удовольствий, и тебе это отлично известно, Персефона. – Взгляд Аполлона разом стал интимным, соблазняющим.

Черт побери... Он что, был любовником Персефоны?

– И я счел бы за честь напомнить тебе кое о каких приятных вещах, богиня весны.

Он оттолкнулся от камня и грациозно, но решительно шагнул к Лине. У нее пересохло во рту. У Аполлона был такой вид, словно он собирался заключить ее в объятия... Лина выставила ладонь, как сигнал «стоп». Ну да, он был самым красивым мужчиной из всех, кого ей приходилось видеть, вот только она не принадлежала к тем женщинам, которым нравится целоваться с незнакомыми... несмотря на то что Персефона в ее мире как раз и занималась чем-то в этом роде.

Аполлон увидел, как напряглась Персефона, и его челюсти сжались. Он был слишком опытен в обольщении и отлично знал, как вести себя с богиней, готовой пофлиртовать – или не готовой к этому. И потому, вместо того чтобы сжать в объятиях молодое, соблазнительное тело, он поймал вытянутую руку Персефоны и галантно склонился над ней. Как истинный джентльмен – каковым он отнюдь не являлся, – Аполлон коснулся этой руки легчайшим поцелуем. Не отпуская руки богини, Аполлон заглянул в ее глаза.

– Я видел, как ты резвишься на лугах, когда мчался по небу на своей колеснице. Твое тело куда более грациозно, нежели цветы, что склоняются под легким утренним ветерком. Мы могли бы стать отличной парой, ты и я – бог света и богиня весны.

Лина чуть не расхохоталась от облегчения. Теперь она видела перед собой нечто такое, с чем давно привыкла управляться, – скользкого парня, ищущего секса. Лина похлопала длинными ресницами, глядя на красавца бога, и вздохнула с девичьим восторгом. Для большего эффекта она даже добавила в голос оклахомского акцента, когда заговорила, слегка задыхаясь:

– Ох, Аполлон, я так рада, что ты это сказал наконец...

Губы бога уже начали складываться в победную улыбку, но при следующих словах его лицо превратилось в маску.

– Вообрази себе – свадьба бога света! Ничего более волнующего и представить нельзя! Только подожди, пока я поговорю с мамой.

Лина хихикнула, сжала руку Аполлона и подпрыгнула на месте, как глупенькая школьница.

– Свадьба? – Он внезапно охрип.

Лина просияла невинной улыбкой, глядя в его сапфирово-синие глаза.

Аполлон выпустил руку богини, как будто та внезапно превратилась в обжигающий факел, и отступил на шаг.

– Ну, наверное, не слишком мудро было бы так стремительно вступать в брак. – Он откашлялся, как будто слово «брак» застряло у него в горле.

Лина велела себе мило нахмуриться.

Вспышка золота за правым плечом Аполлона помешала Лине ответить так содержательно, как ей хотелось. Она заглянула за спину бога – и почувствовала, как ее губы округляются.

– О! Они просто изумительны!

Тут же забыв об обходительном боге, она уставилась на четверку лошадей. Они были впряжены в золотую колесницу, сиявшую так, что у Лины заслезились глаза. А сами лошади! Они тоже были золотыми, с серебряными хвостами и гривами. Четверка резко остановилась, фыркая и топоча прекрасными копытами.

Аполлон оглянулся. Его испуг растаял, как только бог увидел путь к отступлению.

– Да, Гадар, да! Я иду! – Он снова посмотрел на Персефону. Он собирался удрать и счел себя просто счастливчиком, поскольку у него появился такой приличный предлог. Женитьба? Да о чем только думает эта Персефона? Однако восторженное выражение прекрасного лица заставило Аполлона остановиться. Персефона была воистину прекрасна... – Я и не знал, что тебя интересуют лошади, Персефона.

– Я люблю их, – ответила богиня, не посмотрев на Аполлона.

– Так идем, я тебя с ними познакомлю! – Он протянул богине руку.

Персефона приняла ее с рассеянным видом и поспешно пошла к лошадям, таща за собой Аполлона. Бог нахмурился. Она что, забыла о нем? Странное чувство охватило бога света. До сих пор ни одна богиня о нем не забывала... особенно не следовало этого делать столь юной богине, которая только что пыталась поймать его в сети брака.

Четыре прекрасные кобылы били копытами и тревожно фыркали. Аполлон торжественно представил их Персефоне.

– Персефона, богиня весны, я польщен возможностью представить тебе четырех кобыл, что влекут солнечный свет по небу. Это Гадар, Аквила, Карина и Денеб, – сказал он, по очереди показывая на каждую из четырех лошадей.

Персефона присела перед лошадьми в реверансе, достойном примы-балерины.

– Я так рада познакомиться с вами! Ваши шкуры – самого изумительного цвета в мире! Вы просто ошеломили меня.

Четыре пары ушей насторожились. Копыта перестали нервно топтать землю. Ближайшая к богине кобыла вытянула шею и осторожно принюхалась, заржав негромко, по-жеребячьи.

– Ах ты красавица! – засмеялась Персефона и погладила лошадиную морду.

Аполлон был ошарашен. Он наблюдал, как богиня бродила между лошадьми, шепча животным ласковые слова. И его кобылы, всегда такие равнодушные и гордые, наслаждались обществом Персефоны. Они старались придвинуться к ней поближе и лизнуть в лицо.

Ничуть не меньше Аполлон был ошеломлен и самой Персефоной. Он никогда не видел ее такой. Она была просто богиней, с которой бог солнца заигрывал и которой время от времени назначал свидания – всегда заканчивавшиеся по его воле. Ему казалось, что ее ничто не интересует, кроме выращивания цветов, игр с нимфами и роскошных пиров. Но сегодня он увидел совсем другое. Персефона и не подумала с охотой упасть в его объятия. Сегодня она играла с ним. Ее на самом деле совершенно не интересовало замужество. А теперь вот она полностью очаровала его лошадей...

Она была просто великолепна.

Аполлон все еще наблюдал за Персефоной и пытался понять, почему юная богиня так изменилась, когда воздух прорезал яростный крик. Его кобылы встряхнули головами, отвечая на крик гневным ржанием. Бог света развернулся, готовый к схватке.

Огромный черный жеребец встал на дыбы, нависнув над богом света. Аполлон узнал в этой твари одного из ужасных жеребцов Гадеса. Конь оскалился, его глаза горели огнем. Лошади Аполлона отвечали ему не менее злобно.

– А ну, прекратите сейчас же! – приказала Лина, и на лошадей словно опрокинулся ушат ледяной воды.

Аполлон молча отступил в сторону, заинтересованный этой новой Персефоной. А она отошла от его золотых кобыл и направилась прямиком к черному жеребцу. Бог света наблюдал за ней, сгорая от любопытства.

– Орион, да что с тобой такое случилось?

Персефона встала так, чтобы видеть одновременно всех животных. При этом она очутилась к Аполлону спиной, предоставив ему возможность созерцать свои идеально очерченные ягодицы. Ему показалось, что они куда круглее и соблазнительнее, чем тогда, когда он видел их в последний раз. А может быть, он просто не присматривался?

– А вы четверо! И что вы собрались делать? Напасть на Ориона, когда он в меньшинстве? – Персефона осуждающе покачала головой.

Все пятеро повесили головы и стали похожи на провинившихся школяров. Орион сделал осторожный шаг вперед, к предмету своего обожания, и потянулся к Персефоне мордой. Она еще раз строго посмотрела на него, но потом сдалась.

– Что ты вообще тут делаешь? – спросила богиня весны, стараясь сдержать улыбку, когда конь дотянулся носом до ее лица. Потом она заметила на коне уздечку и седло из замечательной кожи, такой же черной, как его шкура. Под уздечку возле уха коня был заткнут нарцисс. Лина улыбнулась от удовольствия. – Он тебя послал, чтобы ты привез меня?

Аполлон был раздражен откровенным восхищением, прозвучавшим в голосе Персефоны. Он? Не может быть, чтобы она говорила о Гадесе.

Золотая кобылица тихонько заржала. Персефона обернулась к лошадям Аполлона.

– Похоже, мне пора уходить. Очень была рада познакомиться со всеми вами. Надеюсь, мы скоро еще увидимся.

Богиня шагнула к черному жеребцу и ухватилась рукой за роскошную гриву, собираясь вскочить в седло и умчаться прочь. Аполлон не поверил своим ушам. Она попрощалась с его лошадьми, но ни слова не сказала ему самому!

– Позволь мне проводить тебя, Персефона, – сказал он.

– Ох, какая же я невежливая! Из-за всех этих... – она махнула изящной рукой в сторону лошадей, – чудес я совершенно забыла о тебе. Я рада была и с тобой познакомиться, правда.

– Познакомиться... – Аполлон многозначительно улыбнулся прелестной богине. – Но мы вроде бы и до сегодняшнего дня были знакомы.

Персефона самым чудесным образом порозовела.

– Ох, разумеется, нет... Я не хотела сказать... я просто... немножко смущена.

Аполлон откинул голову и расхохотался.

– Немножко смущена? Ну, теперь я скорее буду называть тебя богиней сюрпризов, чем богиней весны. – Он нежно коснулся ее щеки. – И я буду думать о тебе. Чао.

Лина ощутила тепло его ладони. Аполлон был так близко, что показалось: она слышит биение сердца бога солнца... а может быть, это колотилось ее собственное сердце. Глаза у Аполлона были потрясающего живого синего цвета, безупречно сочетавшегося с золотыми волосами и золотистой кожей. И Лина, сама того не осознавая, чуть-чуть наклонилась к Аполлону.

Орион громко фыркнул.

Лина вздрогнула и отшатнулась.

Аполлон понимающе улыбнулся. И прежде чем Лина успела сделать шаг назад, он обхватил ее за талию, медленно поднял и посадил на спину нетерпеливо ожидавшего жеребца, постаравшись попутно прижать богиню к себе.

– Когда же мы увидимся снова? – спросил Аполлон, пока Лина поудобнее устраивалась в седле и вставляла ноги в стремена.

– Представления не имею. У меня так много дел! – Лина кивком головы показала на вход в Подземный мир.

– Ты сейчас живешь во владениях Гадеса?

Откровенное недоверие, прозвучавшее в голосе Аполлона, рассердило Лину.

– Я устроила себе небольшие каникулы в Подземном мире.

Аполлон снова расхохотался. Орион прижал уши, и Лина испугалась, что черный жеребец может укусить сверкающего бога.

– Каникулы с умершими? Вот уж никогда не слышал ничего подобного!

– Я обнаружила, что и сам Подземный мир, и его бога слишком уж недооценивают. Хорошего тебе дня, Аполлон! – Лина коленями подтолкнула Ориона.

Жеребец развернулся и с места пустился галопом, стремясь поскорее добраться до дома вместе с сокровищем на его спине.

– Я буду приходить сюда каждый день на рассвете, Персефона! – крикнул вслед Лине Аполлон.

Лина изо всех сил вцепилась в гриву Ориона. Она не обратила внимания на слова бога солнца, стараясь не свалиться с коня, хотя Орион шел удивительно ровным галопом, а проведенное в Оклахоме детство научило Лину отлично держаться в седле. Да, конечно, Аполлон был красив, соблазнителен и интересен. Но у Лины – в отличие от Персефоны – было здесь дело, и она не должна позволять себе отвлекаться на что бы то ни было. К тому же она – опять же в отличие от Персефоны – совсем не желала создавать некую ситуацию, способную смутить их обеих после повторного обмена телами.

Орион несся, стремительно разрезая воздух, и ветер доносил до Лины дивный аромат нарцисса. Лина невольно улыбнулась.