Текст книги "Алая королева"
Автор книги: Филиппа Грегори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
ЗИМА 1460 ГОДА
И я оказалась права, а мой муж, хоть и был поставлен надо мной, был старше и умнее, ошибся. Уже в Святки мы получили тому яркое доказательство: герцог Йоркский, считавшийся блестящим, чуть ли не гениальным полководцем, был взят в плен у стен своего замка Сандал вместе с небольшим отрядом вооруженных воинов, среди которых оказался и его сын Эдмунд, граф Рэтленд. Оба Йорка были жестоко умерщвлены. То есть с тем, кто попрал закон, собирался стать монархом и предъявлял свои права на продолжение королевского рода, было покончено.
Королевские солдаты забрали исколотые тела и привезли в Йорк. У ворот города выставили на посмешище обезглавленный труп герцога Йоркского и его голову, надетую на пику и украшенную короной из золоченой бумаги, чтобы он мог видеть свое королевство, прежде чем вороны и стервятники выклюют его мертвые глаза. Это была страшная смерть, смерть предателя, и вместе с Ричардом Йорком умерли все надежды его сторонников. Хотя кто из них еще остался? У его могущественного союзника графа Уорика были только бесполезные дочери, а трое живых сыновей самого Йорка – Эдуард, Георг и Ричард – были еще слишком юными, чтобы самостоятельно командовать армией.
В присутствии супруга я постаралась скрыть свое ликование; мы с ним условились жить спокойно, не задевая друг друга, и теперь праздновали Рождество вместе с нашими вассалами, арендаторами и слугами, словно мир вовсе не раскачивало из стороны в сторону, словно в нем не царили полнейшая нестабильность и неуверенность в завтрашнем дне. Мы с мужем больше не говорили о том, что королевство раздирают противоречия, и он, постоянно получая какие-то письма от купцов и деловых людей из Лондона, не делился со мной новостями, которые ему сообщали. Впрочем, он не упоминал и о том, что, по твердому мнению его семьи, он просто обязан отомстить за смерть отца. Генри знал, что Джаспер регулярно шлет мне весточки из Уэльса, но ни разу не заинтересовался историей о том, как Джаспер отвоевал свой замок Денби, не спросил у меня, как Джасперу удалось столь смело осуществить эту маленькую военную операцию.
В подарок на Рождество я послала своему сыну Генри игрушечную повозку на деревянных колесиках, которую можно возить за веревочку, а мой муж передал для него серебряный шиллинг на ярмарочные гостинцы. В свою очередь я вручила супругу серебряный шестипенсовик для маленького Генри Стаффорда, герцога Бекингема. Но мы по-прежнему ни словом не обмолвились о грядущей войне и о том, что королева Маргарита двинулась на юг, возглавив пятитысячное войско, состоявшее из настоящих головорезов – шотландцев, которые, точно кровожадные охотники, уже запятнали себя кровью мятежного Йорка. И еще один момент мы не обсуждали, а именно то, что моя уверенность в поддержке Господом правящего дома Ланкастеров имела все основания, поскольку, согласно Его воле, этот дом вновь одержал блистательную победу и, опять же согласно Его воле, в течение следующего года окончательно закрепит ее, и никак иначе.
ВЕСНА 1461 ГОДА
Мне казалось, как и всем, кто обладал хоть каплей здравого смысла, что смерть герцога Йоркского положила конец бесчисленным войнам. Его восемнадцатилетний сын Эдуард остался в полном одиночестве где-то на границе с Уэльсом, где почти все население можно было причислить к сторонникам Джаспера Тюдора и дома Ланкастеров. А супруга покойного герцога, герцогиня Сесилия, сознавая свое окончательное поражение, облачилась в траур и отослала своих младших сыновей Георга и Ричарда во Фландрию, подальше от опасности, к герцогу Бургундскому, предполагая, возможно, что, прибыв в Лондон с целой армией диких шотландцев, королева решит и ей отомстить за тот неудавшийся мятеж. Своего старшего сына герцогиня, правда, спасти не сумела; да и второму ее сыну, Эдуарду, грозил, по всей видимости, скорый конец на уэльской границе, в бою за безнадежно проигранное дело своего отца, поскольку армия его была слишком мала по сравнению с войском противника.
Я была уверена, что мой деверь Джаспер вместе со своим отцом Оуэном Тюдором будут защищать правое дело. И уж они-то никак не уступят какому-то мальчишке, который только что лишился старшего брата и отца и командовал теперь их армией. Послание, полученное от Джаспера, подтвердило мои предположения.
Нам придется убить детеныша. Надо вырвать жало у всей семейки. Слава богу, самого старого льва больше нет на свете. Мы с отцом сейчас как раз проводим смотр войск перед битвой с новым герцогом Йоркским, юным Эдуардом; через несколько дней нам предстоит встретиться с ним на поле боя. Твой сын находится в полной безопасности в замке Пембрук. Не тревожься и ничего не бойся: победить в этой схватке будет наверняка легко.
– По-моему, вскоре состоится еще одно сражение, – осторожно сообщила я, когда муж заглянул ко мне в спальню.
Он сразу скинул халат в изножье кровати и забрался в постель, а я еще некоторое время продолжала сидеть у камина.
– Твоя постель всегда такая уютная, – похвалил он. – Может, у тебя простыни тоньше, чем у меня?
Я хихикнула и на мгновение отвлеклась от своих воинственных мыслей.
– Вряд ли. Ведь постельное белье заказывает твой управляющий. Что касается моих простыней, я привезла их с собой из Уэльса, но, если угодно, могу распорядиться, чтобы их и тебе стелили, раз они кажутся тебе мягче.
– Нет, мне нравится наслаждаться мягкостью этих простыней здесь, вместе с тобой. И давай сейчас не будем вспоминать о тех бедах, что постигли нашу страну.
– Но я получила письмо от Джаспера…
– Расскажешь о нем утром.
– Но я думала, это важно.
– Ну хорошо, – вздохнул муж. – И что же он пишет?
Я вручила ему листок, и он быстро пробежал глазами по строчкам.
– Да. Я знал об этом. Слышал, что они собирают армию в Уэльсе. Ваш старинный враг Уильям Херберт вновь сменил обличье.
– Не может быть!
– Уверяю тебя, это так. Теперь он снова нацепит белую розу и станет драться за этого мальчишку Йорка. Он давно уже порвал дружбу с ланкастерцами. И Джаспера, должно быть, это весьма раздражает.
– Да у этого Херберта ни чести, ни совести! – возмутилась я. – Как он может! Ведь сам король даровал ему прощение!
Муж только плечами пожал.
– Неизвестно, почему человек выбирает ту или иную сторону. Благодаря кузену я выяснил, что те, кто сейчас в войске королевы, сначала планируют очистить территорию, дабы избежать угрозы со стороны йоркистов, а затем с победой войти в столицу.
– Мы сможем поехать во дворец, когда королева вернется в Лондон? – спросила я.
– Хочешь принять участие в праздничном пире? – сухо и как-то неприязненно произнес сэр Генри. – Впрочем, у меня, конечно, найдутся дела в парламенте. Половина английских лордов будет названа предателями и лишена земельных владений. А вторая половина получит эти земли в качестве уплаты за участие в убийстве.
– Ну да, а нас не будет ни среди тех, ни среди других! – сердито бросила я.
– Я бы предпочел отказаться от земель человека, которого обвинили в предательстве только потому, что он попытался дать королю толковый совет, – спокойно возразил мой более опытный супруг. – Могу с полным основанием заверить тебя: добрая половина этих земель будет возвращена их владельцам, как только король придет в себя, вновь окажется на троне и начнет раздавать помилования. Разумеется, он простит всех врагов и вернет их в родные дома. А его союзники сочтут, что за верную службу вознаградили их плоховато, что они не получили ни особой выгоды, ни особой чести, последовав за таким правителем.
Я крепко сжала губы, изо всех сил сдерживая негодующие возражения. Это все-таки мой муж. И его слово – закон для всего нашего дома. Он от Бога мой супруг и повелитель. И не имеет смысла вслух спорить с ним. Хотя в душе я снова назвала мужа предателем.
– Иди же ко мне, – ласково сказал он. – С какой стати тебе так беспокоиться о тех или других, если ты и твой сын в безопасности? А уж твою безопасность, Маргарита, я обеспечу. Я не допущу, чтобы война вторглась на мою территорию, и второй раз не сделаю тебя вдовой, отправившись сражаться ради славы. Так что забирайся в кровать и поскорее улыбнись мне.
И я легла в постель исполнять супружеский долг, но мужу так и не улыбнулась.
А потом я получила от Джаспера самые плохие, самые страшные из всех возможных новостей. До сих пор я считала его совершенно неуязвимым, но выяснилось, что это совсем не так. Я всегда полагала, что Джаспер просто не умеет проигрывать. Но, как это ни прискорбно, оказалось, что проиграть он вполне способен.
Сестра, мы потерпели поражение. Мой отец мертв. Он шутя взошел на эшафот, до самого конца не веря, что они способны это сделать; но они отрубили ему голову и выставили ее на столбе у ворот Херефорда.
Твоего мальчика я собираюсь переправить из Пембрука в замок Харлек; там мы будем в большей безопасности. Не бойся за меня, но я думаю, что мы проиграли, по крайней мере, на целое поколение, а возможно, и навсегда. Маргарита, я вынужден сообщить тебе нечто поистине ужасное: здесь, в Мортимерс-Кроссе, было знамение, и оно свидетельствовало отнюдь не в пользу нашего дома. Господь показал нам в небесах три солнца Йорка, они горели прямо над полем брани; и тот из сыновей Йорка, что возглавлял войско, оставил после себя сущую пустыню.
Я видел все собственными глазами. Над армией Йорка пылали три одинаково ярких солнца, их лучи легко проникали сквозь густой туман. Да, Маргарита, солнц было три, и взошли они одновременно, и все три светили прямо на боевое знамя Эдуарда. Повторяю, я все видел собственными глазами, это чистая правда. Не представляю, каков смысл этого знамения, и, конечно, буду продолжать бороться, поскольку считаю свое дело правым, до тех пор, пока не пойму, что говорил нам Господь. Но я по-прежнему верю, что Он не оставит нас, хотя совершенно точно знаю: в тот день Его не было с нами. И свет своей поддержки Он даровал Йорку, как бы благословляя явлением трех солнц трех сыновей Ричарда. Я непременно снова напишу, как только мы с Генри благополучно прибудем в Харлек.
Дж.
Мой супруг в это время находился в Лондоне; мне пришлось несколько дней ждать его возвращения и не терпелось рассказать о письме Джаспера и о том, что война, по мнению моего деверя, закончена и проиграна. Едва поздоровавшись с мужем, я тут же, прямо на конюшенном дворе, выпалила все новости, а он в ответ на мои возбужденные речи лишь покачал головой и произнес:
– Тише, Маргарита. На самом деле все обстоит гораздо хуже. Тебе еще не известно, что молодой Эдуард Йорк предъявил свои права на трон и лондонцы, а также большая часть аристократов, совершенно утратив разум, провозгласили его королем.
Я тут же испуганно замолкла и огляделась, словно это могло сохранить случившееся в тайне.
– Королем?
– Да. Ему предложили занять трон и объявили его законным королем и наследником престола. И теперь ему даже не нужно ждать смерти его величества Генриха, он и так стал правителем. Эдуард намерен изгнать из Англии бывшего монарха с его супругой, а затем устроить себе чин коронации, совершить помазание на царство и надеть корону. Я приехал домой, только чтобы собрать своих людей. Мне придется воевать за короля Генриха.
– Тебе? – не веря собственным ушам, отозвалась я. – Наконец-то!
– Да. Мне. Наконец-то.
– Но почему именно сейчас?
Он вздохнул.
– Видишь ли, дело уже не в том, что некий подданный пытается возражать своему королю и даже противодействовать ему – тогда бы было время медлить и надеяться, что этот подданный действительно даст своему королю дельный совет, идущий вразрез с дурными советами его приближенных. Но теперь это не что иное, как открытый мятеж, мало того, выдвижение лжекороля одновременно с существованием короля истинного. Я не могу этого допустить и должен действовать, хотя до сих пор у меня не возникало такой необходимости. Теперь Йорк борется во имя предательства, и я обязан сразиться с теми, кто это предательство защищает.
Я прикусила язык, опасаясь, что с него сорвется упрек: вот если б муж раньше отправился на войну, столь ужасных последствий, возможно, удалось бы избежать.
– На поле брани должен быть хоть один Стаффорд, бьющийся за своего короля. Там должен развеваться наш боевой штандарт. Первым в этой бесконечной сваре погиб мой бедный брат, затем мой досточтимый отец, и вот настала моя очередь. Теперь я пойду под знаменами Стаффордов, пойду, возможно, без особого восторга и, пожалуй, даже с некоторой неуверенностью, но в данный момент я старший в семье Стаффорд, так что сражаться придется мне.
Вообще-то я не слишком прислушивалась к доводам супруга: они казались мне совершенно неинтересными.
– Но где же король? – осведомилась я.
– Королева держит его при себе. Сейчас он в безопасности. После победы при Сент-Олбансе[17]17
В 1461 г. королева Маргарита выиграла сражение при Сент-Олбансе, и ей даже удалось вызволить из плена своего мужа, так что на какое-то время в Англии оказалось два короля, однако уже в том же 1461 г. ланкастерцы потерпели сокрушительное поражение при Таутоне.
[Закрыть] она вновь взяла его под свое крыло.
– Неужели армия Йорка потерпела поражение? – растерянно сказала я. – Но мне казалось, они все время побеждают.
Генри покачал головой.
– Нет, это была всего лишь небольшая стычка в центре города Сент-Олбанс между людьми Уорика и сторонниками королевы, а тем временем Эдуард Йоркский с триумфом входил в Лондон. Прежде Уорик держал короля при себе, но после того, как йоркисты отступили, ланкастерцы нашли своего правителя под дубом, он сидел и наблюдал за боем.
– И он был невредим? – уточнила я.
– Да, в течение всего боя его хорошо охраняли два йоркиста, лорд Бонвиль и сэр Томас Кириел, которые вполне обеспечили его безопасность. Король был тихий и спокойный, точно ребенок. Затем его передали супруге, и теперь она держит его при себе вместе с сыном.
– А он… – Я помедлила, подбирая слова. – Он в своем уме?
– Вроде да. По крайней мере, пока.
– Так в чем же дело? Почему ты так мрачен?
– Из-за одной истории, которую мусолят в лондонских тавернах. Возможно, все это и неправда. Очень хотелось бы на это надеяться.
– Что за история?
– Якобы те лорды-йоркисты, что в течение всего сражения охраняли короля и берегли его от опасности, были доставлены к королеве и предстали перед ней и ее маленьким сыном, принцем Эдуардом, которому всего семь лет.
– И что?
– Говорят, она спросила у мальчика, как следует поступить с этими людьми, лордом Бонвилем и сэром Томасом Кириелом, которые так заботились о его отце во время битвы, а затем честь по чести передали короля верным ему людям. И принц велел отрубить им головы. Просто по собственной прихоти! И обоих несчастных обезглавили по приказу семилетнего мальчишки! А затем его самого за проявленное мужество посвятили в рыцари. Судя по всему, сынок Маргариты Анжуйской и впрямь постиг искусство ведения войны. Вот только сможет ли он править страной в мирное время?
Я колебалась, не зная, как реагировать, но, увидев искаженное горем и гневом лицо мужа, все-таки воскликнула:
– Это просто отвратительно!
– А еще ходят слухи, что королевский сынок так же злобен, как и его мать. И теперь, кажется, весь Лондон уже за Йорков. Никто не желает, чтобы на трон взошел нынешний принц Уэльский.
– И что же теперь будет?
Генри покачал головой.
– Возможно, эта схватка станет последней. Король и королева снова вместе и намерены возглавить свою армию. Против них выступают молодой Эдуард Йоркский и Уорик, друг его отца Ричарда. Вопрос о том, кто именно должен давать советы королю, больше даже не возникает. Теперь эти двое будут драться за право владеть короной. А мне все-таки придется встать на защиту моего короля.
Вдруг я почувствовала, что меня трясет.
– Никогда не думала, что ты отправишься на войну, – пробормотала я, и мой голос дрогнул. – Я всегда была уверена, что ты откажешься сражаться. Нет, я никогда не думала, что ты тоже туда отправишься!
Муж улыбнулся, словно это было просто горькой шуткой.
– Ну да, ты считала меня трусом, а теперь отчего-то не испытываешь никакой радости, когда я решил проявить храбрость? Забудь об этом. Мой отец сложил голову за короля, но даже он примкнул к армии лишь в самый последний момент. Теперь, видно, настал мой черед; придется и мне поучаствовать в битве. Как и отец, я тоже оттягивал эту необходимость, пока было возможно. Если мы проиграем, королем станет Йорк. На троне будут вечно сидеть его наследники, и дом Ланкастеров никогда уже не станет королевским. Так что это даже не вопрос справедливости, а вопрос того, на чьей стороне я родился. Королем должен быть настоящий король; и мне придется бороться за это. Иначе твоему сыну никогда уже не быть в трех шагах от престола; лишившись титула, земельных владений и принадлежности к королевской фамилии, он станет самым обычным ребенком. А нас с тобой в собственной стране будут считать предателями. Возможно, даже наши земли передадут кому-то другому. Я просто не представляю, как много мы в таком случае потеряем.
– Когда ты выезжаешь? – срывающимся тоненьким голосом спросила я.
Он улыбнулся, но на этот раз в его улыбке не было ни иронии, ни теплоты.
– Боюсь, мне придется выехать прямо сейчас.
ПАСХА 1461 ГОДА
Когда утром они проснулись, вокруг стояла тишина. Весь мир, казалось, укрыла волшебная пелена кружащегося снега. Было очень холодно. Мелкий густой снег начался еще на рассвете, и весь день пурга завивала свои пряди вокруг боевых штандартов. Армия Ланкастеров, занявшая близ селения Таутон командную высоту в длинной цепи холмов, откуда идеально просматривались все окрестные поля и возвышенности, внимательно следила за раскинувшейся внизу долиной, где, прячась за вихрем снежных хлопьев, затаилась армия Йорков. Для артиллерийской стрельбы было слишком сыро, а ланкастерских лучников слепила метель, да и тетивы на луках отсырели. Стреляли они почти вслепую, целясь куда-то в белую пелену, скрывавшую подножие холма; время от времени оттуда тоже взлетала туча стрел, но Йоркским стрелкам попасть в цель было куда легче, поскольку они вполне отчетливо видели силуэты вражеских лучников на фоне светло-серого неба.
Казалось, сам Господь позаботился о том, чтобы из-за погоды в это Вербное воскресенье армии сошлись врукопашную. Это было самое жестокое из всех сражений долгой войны; впоследствии поле, на котором оно состоялось, назвали Кровавым лугом. Ряд за рядом падали ланкастерские новобранцы под градом стрел, прежде чем командиры разрешили им пойти в атаку. Тогда, побросав бесполезные луки, они выхватили мечи, топоры и ножи и лавиной ринулись вниз по склону холма навстречу армии, которой управлял восемнадцатилетний мальчишка, возжелавший стать королем и изо всех сил старавшийся удержать своих людей в строю, несмотря на стремительную атаку ланкастерцев, ревевших: «Долой Йорка!», «Долой Уорика!»
Наконец обе армии слились в рукопашной. Два долгих часа, пока снег не покраснел у них под ногами, они гремели и скрежетали оружием, точно плуги, вгрызавшиеся в каменистую землю. Генри Стаффорд, погнавший коня вниз по склону и врезавшийся в самую гущу схватки, почти сразу получил удар клинком в ногу и почувствовал, что конь под ним зашатался. Он успел соскочить с седла, прежде чем конь рухнул на землю, но и сам тут же споткнулся и упал на что-то мягкое – оказалось, на тело умирающего воина, который неотрывно смотрел на него и еле слышно молил о помощи окровавленными губами. Стаффорд рывком поднялся и поспешно отбежал в сторону, низко клонясь, чтобы избежать удара боевым топором, потом заставил себя выпрямиться во весь рост, крепко уперся ногами в землю и выхватил меч.
Ничто – ни турнирная арена, ни яма для петушиных боев – не подготовило бы человека к дикой ярости того сражения. Брат и впрямь шел на брата.[18]18
Война Алой и Белой розы в английской истории называется «войной кузенов» (Cousin’s War), поскольку Ричард Йоркский и Генрих VI были двоюродными братьями.
[Закрыть] Ослепленные снегом, утратив разум от жажды крови, наиболее сильные воины кололи кинжалами, били дубинками, пинали ногами и топтали упавших врагов, а те, что послабее, старались вырваться за пределы рукопашной схватки и поскорее умчаться куда глаза глядят, спотыкаясь и падая в тяжелых доспехах. Зачастую закованный в доспехи рыцарь настигал такого дезертира и одним ударом булавы вдребезги разносил ему голову.
Весь день снег кружил над полем брани, точно пух в лавке торговца битой птицей; весь день обе армии атаковали и теснили друг друга, но ни одна из сторон так и не сумела добиться превосходства и, судя по всему, не имела даже надежды на победу. Казалось, люди угодили внутрь какого-то кошмарного сна, полного бессмысленной ненависти. Упавших тут же заменяли людьми из резерва, и те ступали прямо по телам мертвых и раненых, чтобы снова и снова вонзать клинки в тела врагов. Лишь когда стало смеркаться, когда потемнело волшебное марево серо-белых небес и весеннего снега, передовые отряды ланкастерцев начали постепенно сдавать позиции. Это мгновенно вызвало новую ожесточенную атаку противника, и королевскому войску пришлось еще больше отступить; вскоре и на флангах ланкастерцев начали пятиться, почувствовав, что страх перед неуклонно наступающим врагом пересилил ярость.
Вдруг сразу всем стало легче, поскольку люди Йорка тоже как будто ослабили натиск и даже немного замешкались. Пользуясь временным затишьем, Генри Стаффорд немного постоял, опираясь на меч, и обвел глазами поле.
Было хорошо видно, что передний край ланкастерской армии начинает сильно прогибаться, словно ряд косарей в поле, которым надоело махать косой и они решили пораньше отправиться домой.
– Эй! – закричал Стаффорд. – Стойте! Остановитесь! Защитите своего лорда Стаффорда! Защитите своего короля!
Но воины только прибавили ходу и на него даже не оглянулись.
– Коня! – скомандовал он, понимая, что непременно должен догнать и остановить солдат; нужно было прекратить это дезертирство, пока все войско ланкастерцев не обратилось в бегство.
Сунув перепачканный землей меч в ножны, Генри Стаффорд, сильно прихрамывая, бросился туда, где находилась его конница, но на ходу посмотрел вправо, да так и замер, охваченный ужасом.
Армия Йорка не только не начала отступать, но даже не устроила той краткой передышки, которые часто случаются во время сражения. Выйдя из рукопашной, кавалеристы со всех ног помчались к своим коням, да и те, кто прежде дрался в пешем строю, яростно атакуя и валя на землю ланкастерских рыцарей, теперь вступили в бой, сидя в седле, и безжалостно теснили противника. Они одним ударом булавы разбивали врагам голову, направо и налево рубили широкими мечами и наносили смертельные удары копьем в не защищенное доспехами горло. Стаффорд невольно сделал шаг в сторону, споткнулся об умирающего коня, упал на землю ничком и спрятался за тушу животного, поскольку в этот миг прямо над ним просвистела в воздухе головка кистеня. Услышав какое-то испуганное ворчание, он с изумлением узнал свой собственный голос; тут же раздался оглушительный стук подков – это пошла в атаку кавалерия. Кони неслись прямо на него, и он, извиваясь всем телом, точно перепуганный червяк, приник к брюху стонущей лошади. Над ним мелькнули конские копыта; какой-то всадник одним прыжком перемахнул и через павшего коня, и через прильнувшего к нему человека. Стаффорд успел ощутить лишь порыв ветра и невольно вздрогнул, когда в него полетели комья грязи и мокрого снега; забыв о гордости, он еще плотнее прижался к умирающему коню.
Когда грохот первого броска кавалерии несколько стих, сэр Генри осторожно приподнял голову. Рыцари Йорка, точно охотники дичь, гнали ланкастерских рыцарей в тяжелых доспехах вниз, к реке; те, впрочем, неслись быстрее лани к мосту над Кок-Бек, небольшой речушкой, огибавшей поле боя и в данный момент служившей последней надеждой на спасение. Пехота Йорков, поддерживая свою кавалерию радостными кличами, ринулась с фланга, желая нагнать врага, прежде чем тот достигнет моста. Через несколько минут мост оказался забит дерущимися, безжалостно рубящими друг друга людьми; ланкастерцы отчаянно стремились на тот берег, пытаясь пройти прямо по телам убитых и раненых товарищей по оружию, а воины Йорка теснили их и наносили удары в спину. Мост трещал и качался под напором множества сражавшихся воинов; лошади, понукаемые седоками, сталкивали людей за перила в ледяную воду, а многих просто затаптывали копытами. Пехотинцы, видя наступающих рыцарей с огромными обоюдоострыми мечами, которыми те размахивали, точно косами, видя, как боевые кони этих рыцарей встают на дыбы и топчут железными подковами людей, стали сами прыгать в реку, где еще барахтались те, кого прежде туда столкнули. Кто-то прямо в воде пытался освободиться от тяжелых доспехов, кто-то пробирался к берегу, опираясь о головы и плечи соседей и топя их в реке, вода в которой покраснела от крови.
Пошатываясь, Стаффорд поднялся и, охваченный ужасом, закричал, понимая, впрочем, что никто уже не будет выполнять его команд:
– Вернитесь! На берег! Немедленно перегруппируйтесь!
Тут раздался жуткий скрежет, заглушаемый грохотом и воплями яростной битвы: это трещали бревна, из которых был сложен мост.
– Немедленно сойти с моста! Немедленно! – во все горло заорал Стаффорд и поспешил к берегу, с трудом расчищая себе путь и громко предупреждая об опасности.
Однако люди по-прежнему не слышали его и продолжали колоть друг друга клинками и рубить топорами, хотя и сами должны были почувствовать, что мост под весом толпы начинает крениться и шататься. Кое-кто, поняв, что мост вот-вот упадет, попытался вырваться из гущи сражения, но тут перила окончательно сломались, затрещали деревянные опоры, и мост разом рухнул, сбрасывая с себя людей, лошадей и тела мертвецов – все это полетело в реку.
– Берегись бревен! – снова крикнул Стаффорд с берега, увидев, что многие упавшие в воду уже начинают тонуть, и повторил почти нормальным голосом: – Берегись бревен.
Кричать уже не имело смысла.
На мгновение ему показалось – поскольку снегопад все продолжался, а люди все погружались в быструю реку, выныривали, звали на помощь и снова под тяжестью доспехов и оружия уходили под воду, – что вокруг все вдруг затихло и единственный, кто остался в живых, это он сам. Он огляделся, но и впрямь не увидел больше никого, стоящего на ногах. В реке, правда, еще были живые: кто-то еще цеплялся за доски и бревна развалившегося моста, кто-то пытался даже нападать на врага, нанося удары по пальцам, цеплявшимся за спасительные деревяшки; но многие тонули прямо у Стаффорда на глазах, или же их, еще живых, уносило водой, алой от крови; да и поле боя было завалено неподвижными телами, которые постепенно заносило непрекращавшимся снегом.
Стаффорд почувствовал холодное дыхание ветра и прикосновение снежинок к разгоряченному, потному лицу; ему страшно хотелось пить, и он, точно ребенок, открыл рот, с наслаждением ощущая, как снежные хлопья тают на губах и на языке. Вдруг из белой круговерти медленно появился какой-то человек, более всего напоминавший привидение. Стаффорд усталым движением вытянул из ножен меч, готовясь к новой схватке, хоть и не был уверен, что у него достанет сил даже удержать в руках тяжелый клинок. И все же он понимал: надо собрать все свое мужество и постараться убить очередного врага – и своего соотечественника.
– Мир, – совершенно бесцветным голосом промолвил незнакомец. – Мир, дружище. Все кончено.
– И кто победил? – поинтересовался Стаффорд.
А рядом с ними река все перекатывала трупы, унося их вдаль. На заснеженном поле повсюду начинали шевелиться те, кто казался мертвым; люди с трудом поднимались на ноги и шли или даже ползли в ту сторону, где, по их представлениям, находилась их армия. Но большая часть лежавших на поле воинов так и осталась неподвижной.
– Какая разница? – отозвался незнакомец. – Я знаю только, что потерял весь свой отряд.
– Ты ранен? – спросил Стаффорд, заметив, что незнакомец покачнулся.
Тот отвел в сторону руку, которой зажимал рану под мышкой – ее, видимо, нанесли мечом, ударив в щель между доспехами, – и оттуда сразу ручьем хлынула кровь, пятная грязный снег.
– Я, наверное, скоро умру, – спокойно сообщил он.
Только теперь Стаффорд обратил внимание, что лицо у мужчины белое как снег, покрывавший его плечи.
– Идем со мной, – предложил Стаффорд. – У меня тут лошадь неподалеку. Думаю, мы сумеем добраться до Таутона; привяжу тебя к седлу, чтоб не упал.
– Сомневаюсь, хватит ли у меня сил.
– Идем, – настаивал Стаффорд. – Попытаемся хоть мы выбраться отсюда живыми.
Ему вдруг показалось невероятно важным, чтобы вместе с ним выжил в этой бойне пусть даже один человек, вот этот самый незнакомец.
Держась друг за друга, шатаясь и прихрамывая, они медленно потащились на холм, где прежде располагалось войско Ланкастера. Вдруг незнакомец остановился, зажимая кровоточившую рану, и хрипло хохотнул.
– В чем дело? – посмотрел на него Стаффорд. – Идем же. Ты сможешь! Да говори же, в чем дело?
– Значит, мы с тобой поднимаемся на холм? И твой конь где-то там, наверху?
– Да, верно.
– Так ты за Ланкастера?
И он вдруг так тяжело осел, что Стаффорд пошатнулся под его весом.
– А ты разве нет?
– Я за Йорка. Стало быть, ты – мой враг.
Так они и стояли, обнявшись, как братья, и гневно друг на друга поглядывая, потом оба бессильно рассмеялись, и незнакомец продолжил:
– Откуда мне было знать, что ты из их лагеря? Великий Боже! Да мой родной брат воевал против меня! Я просто предположил, что ты тоже за Йорка. Как тут точно определить?
– Да я и сам толком не знаю, за кого я, – качая головой, ответил Стаффорд. – Одному Господу известно, что с нами будет дальше и кем придется вскоре стать; Он не даст мне соврать: такими сражениями ничего ни решить, ни добиться невозможно.
– А ты прежде участвовал в этих войнах?
– Нет, никогда, и если смогу, то и впредь постараюсь их избегать.
– Тебе придется лично предстать перед нашим королем Эдуардом и сдаться ему, – заявил незнакомец.
– Король Эдуард! – с горечью воскликнул Стаффорд. – Впервые слышу, что этого мальчишку Йорка называют королем.
– И все же он – наш новый король, – уверенно сказал незнакомец. – Я сам попрошу его простить тебя и отпустить домой. Думаю, он будет милостив. А вот если бы все сложилось иначе, если бы ты отвел меня к вашей королеве и вашему принцу, то, клянусь, мне бы точно не поздоровилось. Всем известно, что она, в отличие от нас, убивает даже безоружных пленных. А уж ее сынок – настоящее чудовище.
– Ну что ж, тогда идем к вашему королю, – согласился Стаффорд.
И они влились в длинную вереницу ланкастерских воинов, ожидавших возможности вымолить у нового короля прощение и пообещать ему, что они никогда более не станут поднимать против него оружие. Среди этих людей были и представители таких знатных ланкастерских семей, с которыми Генри Стаффорд был знаком всю жизнь; там, например, молча стояли, стыдливо опустив головы, лорд Риверс и его сын Энтони.[19]19
Лорд Риверс был отцом будущей жены Эдуарда IV Елизаветы Вудвилл, а Энтони – ее любимым старшим братом.
[Закрыть] Ожидая своей очереди, Стаффорд вычистил меч и приготовился вручить его победителю. А снег все шел и шел. От долгого стояния рана на ноге у Стаффорда разболелась, и он довольно сильно прихрамывал, когда медленно поднимался на вершину холма, где по-прежнему торчало голое древко боевого штандарта Ланкастеров; вокруг него лежали мертвые ланкастерские знаменосцы, а рядом стоял высокий юноша – тот самый мальчишка Йорк, нынешний король Англии.
