Текст книги "Безальтернативная реальность (СИ)"
Автор книги: Филипп Улановский
Жанр:
Альтернативная история
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
– Так на Земле – совсем другой график жизни! Там усыпляют только во время хирургических операций...
– Вот и я говорю – не надо смешивать наркоз с анабиозом! Поэтому разбудим поселенцев, как и положено по программе, за полгода до посадки на Ялмез. И нарушать график из-за чьих-то прихотей я никому не дам!
–Так ты плюешь на партию!
– Запомни, Василий Иванович, партия – это не ты один, а вся наша необъятная страна!
– Но партия – это авангард рабочего класса, трудового крестьянства и прогрессивной интеллигенции! – зазубрено произнес парторг.
– Хоть ты и секретарь парторганизации, но ломать программу полета я тебе не дам! Так то! – ответил ему командир.
– Посмотрим, посмотрим, кто – кого! – последние слова Чудилов произнес, уже выходя из командирской рубки.
Безальтернативная реальность – глава четырнадцатая
Филипп Улановский
Глава четырнадцатая, в которой колонисты решили организовать восстание на космическом корабле
Шел семнадцатый, последний год полета звездолета к планете Ялмез. До звезды Тау Кита и ее третьей планеты Ялмез оставалось лететь всего чуть больше полугода. Первые три года корабль летел с ускорением, затем двигался с очень высокой скоростью, лишь немногим уступающей скорости света. Даже дважды немного переходил через световой барьер... В последние три года полета до Тау Кита корабль должен был снизить скорость от околосветовой до того уровня, при котором станут возможными маневрирование в окрестностях звезды и высадка на Ялмез.
Будущих поселенцев решили окончательно пробудить из состояния анабиоза согласно утвержденному графику и в связи с проведением объединенного общего партийно-профсоюзного собрания, на котором экипаж и поселенцы должны был проявить сплоченность и нерушимое единство блока коммунистов и беспартийных перед высадкой на другую планету.
Собрание, конечно, провели согласно распорядку, установленному совместно парторгом Чудиловым, профоргом Веником и товарищем Алексеевым (нашлись колонисты, которые помнили, что у Алексеева на Земле было звание полковника КГБ, и назывался он в те времена товарищем Алешиным), приняли в партию несколько колонистов, но какой-то неприятный осадок после него остался у многих будущих поселенцев. Вначале колонисты избегали бесед по душам, а потом как-то постепенно, на протяжении последующих двух недель, часть из них стала заметно более откровенной.
Феликсу неслыханно везло. Его земные кураторы решили, видимо, не беспокоить своего негласного сотрудника вплоть до прибытия на Ялмез, поскольку специальный товарищ Алешин предоставлял им всю необходимую информацию о настроениях экипажа и колонистов. Феликс занимался самообразованием – много читал, в основном – между строк.
Вокруг старейшины колонистов и экипажа сформировалась явно диссидентская группа, насчитывавшая более 10 человек. В группу вошли Петр, Павел, Самвел, два Дмитрия (старший и младший), Миша «Толстый» (его так назвали в отличие от штурмана Михаила Савина, которого именовали Михаилом «Худым»), и еще несколько молодых парней-колонистов, в их числе – чех Мирослав с символичной фамилией Свобода (дальний родственник того самого генерала Людвига Свободы) и венгр Лайош Мадьяри. Все эти ребята в шутку назвали себя апостолами Феликса.
К мужской группе тяготели шестеро весьма миловидных юных женщин (или, возможно, даже девушек) – русская Ольга, эстонка Харью, грузинка Тамара, азербайджанка Фатима, полька Данута и кирибатянка Таоляо Мичунг.
Вот и на этот раз в коридоре, рядом с каютой, в которой проживали Феликс и еще семеро звездонавтов, и в непосредственном соседстве с отсеком анабиоза блока «Бэ», собрались практически все участники его «кружка». Феликс решил, не теряя времени, рассказать им о рыночном обществе, его достоинствах и недостатках. Однако – едва он начал свой рассказ, как был решительно остановлен Петром.
– И стены имеют уши, – сказал Петр Феликсу, намекая на то, что корабль буквально нашпигован подслушивающими устройствами, и все разговоры прослушивает товарищ Алексеев – то есть куратор КГБ, полковник, а то уже и генерал-майор Алексей Александрович Алёшин. – А вот мы собрались на сходку, да еще столько человек сразу...
– Нет, Петя, ты не прав! – возразил Феликс.
– Это почему?
– Неверно излагаешь еврейскую пословицу, которая на самом деле звучит так: «Есть уши у Стены».
– Вообще-то я – не еврей, и знать еврейские пословицы мне не нужно. Но какая разница?! – удивился Феликс.
– Большая! В пословице речь идет не о системе внешней «прослушки», а...
Дмитрий-младший попытался зажать рот Драгуновского, выразительно показывая пальцем на вентиляционное отверстие в потолке, но Феликс продолжил:
– Речь идет о стене древнего Иерусалимского храма и о Боге, который слышит все молитвы и читает все записки, которые вкладываются в стену. Вот и я вкладывал записку.
– Опять ты, Феликс, бредишь... – заметил Дмитрий-младший.
– Нет, не в вашей дикарской свинцово-мерзкой реальности это было, а в совсем другом времени... Там у меня была семья, и там никто, вы слышите – никто, не пытался манипулировать мною...
– Забудь об этом, Феликс! Даже если твои бредовые слова правдивы, тебе никогда не вернуться в твой мир! – отметил Дмитрий-старший.
– А я и не пытаюсь вернуться туда... Я только стараюсь превратить эту реальность в некое приближение моей собственной реальности...
– И что ты хочешь сказать относительно этой самой стенки в Иерусалиме? Что Бог твой – не фраер, и все видит? – насмешливо возразил Петр. – Если бы он всё видел, он бы ни за что не допустил бы твоего перехода в нашу реальность...
– А если это испытание? – спросил Феликс. – Испытание на человеческую стойкость?
– Плевал я на такое испытание, при котором человека вырывают с корнем из своего времени! Что это за бесчеловечный эксперимент такой! Так что, дорогой Феликс, брось ты свои талмудические измышления! – сказал Павел, внезапно появившийся словно из подпространства и вставший рядом с остальными.
– А ты не подслушивай! – замахнулся на него Дмитрий-старший.
– Эх, Павел, Павел... – философски протянул Феликс. – Глупости ты говоришь относительно божьих экспериментов. А коммунисты, которые заявили, что они лучше и сильнее бога, которого вообще нет? Мало, что ли, они с народом экспериментировали, а? Забыл ты, Павел, наверно, в честь кого тебя назвали? В Евангелии есть такой герой Павел, который во время перехода через пустыню уверовал в учение Иисуса Христа... – указал ему Феликс.
– Так я советский человек, мне верить в какого-то мифического Христа не положено... – попытался возразить Павел. Но Феликс не дал ему ни единого шанса на оправдание:
– Как ты вообще, носитель такого громкого имени, можешь так беспечно и спокойно рассуждать о том, мог ли нам всевышний уготовить такие вот жизненные испытания?
– А что, по твоему, я должен прыгать и беситься, как герои Достоевского?
– Беситься не нужно, но вот пытаться что-либо изменить в жизни к лучшему – не помешало бы, – менторским тоном произнес Феликс.
– А как изменить? – спросил Мирослав.
– Я знаю, – прошептал Дмитрий-младший. – Мы должны вернуться на Землю и устроить там новую революцию. Отправить к чертовой бабушке власть этих генсеков и всю их партийную элиту!
– А что ты предложишь взамен? Придет новая элита! Партию власти невозможно уничтожить, потому как она всегда возрождается, и каждый раз – под новым именем. Так будут не коммунисты, а «Партия демократического возрождения». Или «Общенациональное движение за свободу, равенство и братство»... Или еще какие-нибудь экологические социалисты и прочие дерьмократы... Какая разница? – отметился мудрым изречением Лайош.
– Надо уничтожить всю эту систему спящего разума, порождающую этих чудовищ, – сказал шепотом Дмитрий.
– Ну ты загнул! На саму систему покушаешься?! Тут одним перевоспитанием родная Софья Власьевна не обойдётся. Как пить дать – сгноит она тебя на урановых рудниках в Сибири, – прокомментировал Павел.
– Мне бы только в пилотскую кабину попасть... А там я покажу, на что способны советские люди, – сказал Петр.
– Знаю – нет такого барьера, который бы остался непреодолимым для советского человека, – сказал Дмитрий-младший.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Самвел.
– Нет такого преступления, на которое не пошел бы советский человек во имя идеи. А на остальных людей ему просто наплевать... – ответил ему Дмитрий-старший.
– Да, наплевать! Я не хочу садиться на этот проклятый Ялмез! Предлагаю после того, как мы окажемся на орбите вокруг Ялмеза, повернуть корабль обратно, чтобы полететь к Земле и устроить там новую революцию... – заявил Дмитрий-младший.
– И при подлете к Земле наш корабль будет уничтожен залповым ударом ядерных боеголовок противоракетной обороны. А потом скажут народу – авария на завершающей стадии... – философски заметил Феликс.
– А мы народу сообщим о нашем намерении заранее! – это сказал Самвел.
– По тахионному каналу? Так он только у КГБ и властей! Народ и не узнает о твоих планах! Или – предложил бы еще лучший вариант – по интернету, в расчете, что «Запад нам поможет» и распространит твои идеи с помощью вражьих голосов? Ты что – изменник Родины? Враг? А творческая интеллигенция вообще плевала на тебя и твои революционные идеи! Для нее главное – сытно поесть! – это вновь отметился Феликс.
– Не знаю как вы, а я пойду в кабину пилотов, – заявил Петр.
– Тебя туда никто не пустит! – высказался Лайош.
– А я хитростью проникну... Скажу, что у меня – срочное дело к командиру.
– Какое еще срочное дело? Что ты там собираешься наврать? – иронически заметил Феликс.
– Эпидемия ящура... Или чего-нибудь еще пострашнее – ответил Петр.
– Эпидемия? После всех земных проверок и карантинов? Ну, ты знаешь... – заявил Вася Курочкин.
– Мясо, скажу, несвежее, – возразил Петр.
– Тоже мне, матрос с «Броненосца Потемкин»! – скривился Павел.
– Это мясо на протяжении двадцати лет перед нашим полетом Родина специально для нас под землёй в консервах сохраняла, народу не давала, а ты ещё называешь его несвежим? Очень аполитично выражаешься! Тебе не поверят и задержат до выяснения обстоятельств. Потом посадят в карцер. А затем переловят всех нас, – констатировал Дмитрий-старший.
– Надо достать оружие. Тогда мне сразу поверят, – парировал Петр.
– И ты так спокойно говоришь об оружии? Помни, товарищ Алёшин подслушивает! – напомнил Павел.
– Ничего он не услышит! Я полчаса назад выломал всю подслушивающую и подсматривающую аппаратуру из этой фальш-панели, – тоном, не терпящим возражений, произнес Петр.
– Да?! И не сработала сигнализация? – усомнился Миша «Толстый».
– Не сработала! Я ее тоже на хрен отключил!
– Странно, странно... Неужели, кроме Алешина, за нами здесь никто не следит? – озабоченно произнес Дмитрий-младший.
– Следят, да еще как! – ответил Феликс.
– Уж не Вы ли, товарищ Драгуновский? – иронически спросил Дмитрий-старший.
– Нет, не я! Операторы в рубке слежения и контроля! – ответил Феликс.
– Странно, очень странно... Тогда почему же с пункта слежения никого не прислали заменить испортившуюся аппаратуру? – с подозрением произнес Дмитрий-младший.
– Никого! Алешин сейчас спит, – ответил Петр.
– А где его команда? – спросил Павел.
– Плевал я на товарища Алёшина, его команду слежки и все их жучки! – ответил Петр.
– Слюны не хватит! Ладно, хрен с ними! А что ты, Петр, говорил об оружии? – спросил Феликс.
– Я знаю, как и где его достать! – заявил Дмитрий-младший.
– Где достать – знают все. В нашей опечатанной оружейной. Но там сидит такой неподкупный Цербер... – протянул Миша «Толстый».
– Не такой уж он и неподкупный, этот товарищ Иванов... – заметил вскользь Дмитрий-младший.
– Ты что-то знаешь о товарище Иване Ивановиче Иванове и не хочешь сообщить нам, своим товарищам? – спросил Дмитрий-старший.
– Забыли вы все, видно, поговорку: «Тамбовский волк – нам всем друг, товарищ и брат»? – отметился Вася Курочкин.
– При чем здесь тамбовский волк?!– удивился Мирослав, видимо, не очень хорошо знавший русские пословицы и поговорки.
– Давайте, товарищи, забудем это слово – «товарищ»... – сказал Самвел.
– И как тебя именовать сейчас – «господин», что ли? – смеясь, спросил Миша «Толстый».
– Да хотя бы просто – гражданин, – ответил Самвел.
– Прокурор на Земле к тебе так обратится, а мы здесь пока – товарищи! Что ты еще хочешь сказать? – вновь ответил Миша «Толстый».
– Товарищ кладовщик Иванов, оказывается, имеет тайную страстишку. Любит он в карты поиграть на деньги, – признался Дмитрий-младший.
– Поиграть – на деньги?! Здесь, на космическом корабле?! – в разговор вступила весьма удивленная Харью.
– А вы что, предполагали, что здесь одни ангелы собрались? Или считаете, что наши корабельные химики не синтезировали в своей лаборатории самые сильные наркотики, которые когда-либо попадались людям? – ответил ей Самвел.
– Наркотики? То-то я замечал, что у второго пилота товарища Огнева глаза в самом начале полета пару раз не так как надо смотрели...– произнес Павел.
– Ну, ты – наблюдательный, – восхищенно произнес Феликс.
– Или вы все думаете, на корабле нет тайного борделя? – продолжил Дмитрий-младший.
– Борделя? – изумилась Тамара.
– Да, настоящего публичного дома! Заработал он еще до вхождения в анабиоз, а на полную мощь развернулся в наши дни. И работают в этом публичном доме за деньги около 10 наших космонавток и даже двое «голубых», – признался Дмитрий-младший.
– Ты утверждаешь, что наши прекрасные девушки продают свое тело за деньги?! – удивился Самвел, поглядывая кавказским орлиным взглядом на представительниц тайного кружка.
– А ты хотел получить все бесплатно? На Западе поговаривают – слово «любовь» придумали русские, чтобы не платить женщине за секс с нею, – ответила Данута.
– А ты откуда знаешь, что говорят на Западе? Что, вражеские голоса слушаешь, да? – переспросил прекрасную полячку Петр.
– Откуда здесь вражеские голоса? – возразила представительница Карибати.
– Так мы же говорим не про «здесь», а про Землю... – произнесла Фатима.
Вася Курочкин, услышав про «голубых», очень заинтересовался этим:
– Так что, и пидеры у нас свои есть?
– Есть, есть, не волнуйся! Если хочешь воспользоваться их услугами, обратись к нашему профоргу, товарищу Венику! Он мигом тебе все устроит! – сообщил Дмитрий-младший.
– Так что же, Николай Петрович Веник работает у нас главным «бордельеро»? – удивился Дмитрий-старший.
– А то нет! И по совместительству – профоргом и завхозом...– доверительно проинформировал его младший тезка.
– С ума сойти! Космический бордель... – прошептала Ольга.
– И наркопритон! – отметила Харью.
– И маленькое Монте-Карло! – произнесла Таоляо Мичунг.
– А ты что, была там, что ли? – удивилась Тамара. – Бери выше! Целый Лас-Вегас!
– Значит, выходит, что мы несем с собой в дальний космос все пороки нашей планеты-прародительницы. Все, самое худшее, что было на Земле, мы, оказывается, взяли с собой... – отметился Павел.
– Я лично ничего такого с собой не брал! – ответил Вася.
А Петр добавил: «При чем здесь планета-прародительница?! Это всё было сотворено человеческим обществом, будь оно трижды неладно!»
– Так говоришь, будто сам ты – инопланетянин, или, по крайней мере, – дельфин... – смачно произнес Самвел, поглядывая на девушек.
– Я – человек, и поэтому не раз и не два ссужал товарища Иванова деньгами для игры в карты, – признался Петр.
– И ты, Петр? – удивился Дмитрий-младший.
– Деньги на космическом корабле? – спросил его старший тезка, повторяя интонацию, с которой на эту тему двумя минутами до того выразила свою мысль Харью.
– А что, ты думал, что здесь уже – коммунизм, и все деньги отменены? Не забывай, что среди поселенцев есть граждане республик, совсем недавно вступивших в Союз, пока не отвыкшие от денег... Здесь можно встретить и рубли, и иностранную валюту... – отметил Петр.
– А статья за спекуляцию?! – вставил свою фразу Гена Крокодилов, ранее только прислушивавшийся к разговору друзей.
– Кто же эту статью будет применять в космосе? Товарищ Чудилов? Или товарищ Алешин? И по отношению к кому – к гражданам, лишь недавно ставшим советскими людьми? – удивился Павел.
– Но товарищ Иванов – не из новой республики, а из Питера, – назидательно произнес Дмитрий-старший.
– Не Питера, а Ленинграда! Товарищ Иванов мне должен около 200 рублей. Одалживать то он одалживает, а вот возвращать – не любит и не умеет, – признался Дмитрий-младший.
– А у меня он одолжил сто пятьдесят, и тоже не вернул, – сознался Петр.
– Поэтому он вас двоих мигом заложит товарищу Алешину, если вы только заикнетесь об оружейной, – отметился Феликс.
– Да не буду я с ним на эту тему говорить! Я хорошо знаю, где он прячет ключи от оружейной каюты! – сообщил Дмитрий-младший.
– А опечатанная товарищем Алёшиным дверь тебя не останавливает? Как ты ее вскроешь? – спросил Павел.
– У меня есть оттиск печати товарища Алешина, – ответил Дмитрий-младший. – Я его сделал, когда товарищ Иванов валялся пьяный после очередного картежного проигрыша...
– Может, он притворялся пьяным, а на самом деле испытывал тебя? – выдвинул предположение Феликс.
– Нет, он действительно был бухим в дупель... – уточнил Дима-младший.
– Да... А почему у Иванова оказалась печать товарища Алешина? – с подозрением спросил Дима-старший.
– Дело в том, что таких печатей на самом деле две: подлинник – у Алешина, а дубликат хранится у товарища Иванова...
– Нет, не придется тебе, Дима, умереть естественной смертью... И даже Муцию Сцеволе тебе придется завидовать, – ответил Феликс. И его фразу подхватил Вася:
– Сгноит тебя Алешин в карцере как пить дать! А то и выбросит в открытый космос живьем!
Безальтернативная реальность – глава пятнадцатая
Филипп Улановский
Глава пятнадцатая, в которой бунтовщики оказываются в командной рубке
Не стоит описывать, как Петр и Феликс достали оружие, а затем оказались в командирской рубке. Сделать это оказалось даже проще, чем они вначале предполагали. Сторож оружия товарищ Иван Иванович Иванов оказался падким на деньги, и за пятьсот рублей он притворился спящим именно в то момент, когда Петр открывал склад с оружием. Промолчал и завхоз Веник, которому тоже «дали на лапу». Да и охранники на удивление быстро поверили в возможность эпидемии и даже вызвались пригласить в кабину врачей. Но Петр и Феликс сказали, что сначала поговорят наедине с пилотами, без врачей и посторонних. Поскольку все инструкции составляются для того, чтобы их нарушать, охранники доверились нашим заговорщикам (тем более – каждому из них Петр дал по двадцать пять рублей) и решили не сопровождать Петра и Феликса в пилотскую кабину.
Как только Петр и Феликс оказались в командной рубке, Петр быстро полез в свою объемистую сумку, достал из нее пистолет и, направив его на командира корабля, громко крикнул: «Руки вверх!». Командир и глазом не повел, словно на него каждый день наставляли пистолет Макарова и грозили пристрелить. Тогда Петр переключил внимание на первого пилота:
– А ну, Толя, поворачивай оглобли! Мы возвращаемся на Землю!
Костров тоже никак не отреагировал на угрозы Петра, твердо держа в руках штурвал. Не проявили никакой реакции ни второй пилот Сергей Огнев, ни штурман Михаил Савин. И лишь после этого командир корабля удивленно обернулся и обратился к Петру со словами: «Что, бунт на космическом корабле? Такого у нас еще не бывало...»
– Это не бунт, это – революция, – отпарировал Петр.
– Вы хотите вернуться? А что вы собираетесь делать на Земле? Вас же всех там перестреляют, как куропаток! А заодно убьют и нас, членов экипажа, а потом инсценируют катастрофу при посадке...
– Шеф, ты думаешь, что мы возвратимся на ту же Землю, с которой взлетели? – возразил ему Феликс.
Его поддержал штурман Савин:
– А про два гиперсветовых перехода, которые совершил наш корабль, ты что, Владимир Владимирович, совсем позабыл?
– Ничего на Земле не изменится, разве что наши, наконец, построят за это время коммунизм на всей Земле, – слабо возразил командир, для которого нынешний космический полет был седьмым.
– И тогда станет еще хуже, чем было? – саркастически заметил Петр.
– Вы что, закаканные революционеры, не читали новую Программу партии, принятую на 31-ом съезде КПСС? – спросил командир.
– Читали, как и все предыдущие программы, принятые за эти сто лет! А ты, Владимир Владимирович, веришь во всю эту галиматью?
– Это не галиматья, а генеральная линия нашей ленинско-сталинско-романовской партии, делегатом трех съездов которой мне посчастливилось стать! Конечно же, верю!
– Вот счастливый человек! Верь тогда себе на здоровье! Кто верит в Бога, а кто – в коммунизм...
– Бога нет! – обидевшись, отметил Владимир Владимирович.
– А Сталин жил, Сталин жив, Сталин будет жить! – это разве не то же самое? Приравняли рябого к Господу... – сказал Феликс.
– Да как ты смеешь на святое грязную руку поднимать и свою вонючую жидовскую пасть разевать? – возмутился командир.
– Я – участник межзвездного космического полета, поэтому, командир, за оскорбления по национальному признаку ты ответишь...
– Извини, с языка сорвалось. А ты ответишь за угрозы в адрес экипажа при исполнении служебных обязанностей...
– Отвечу, отвечу перед человечеством! – заявил Феликс.
– Ишь, как высоко мы метим! Да человечество плевать хотело на твои идеи!
– А мы здесь все – разве не посланцы от всего человечества?! – это уже сказал Петр.
– Нет, мы летим в качестве граждан самой прогрессивной страны на всей Земле! – это сказал Савин.
– И какой это прогресс, когда на борту есть карцер, а в экипаж включен специальный товарищ?! – возмутился Петр тираде штурмана.
– Тише! Зачем об этом кричать так громко! – поморщился Путилин.
– И какой ты после всего этого командир! Сам живешь в страхе за свою шкуру и звездочки... Всего боишься – и даже специального товарища... – укорил Петр командира корабля.
– Дались вам всем эти звездочки! – заорал командир, – когда я шесть раз летал в космос, я не кричал – за Сталина...
– Зато направлял приветственные телеграммы руководителям партии и правительства... – отметил Феликс.
– Так полагалось регламентом полетов, – продолжил обороняться Путилин.
– А кто составлял этот идиотский регламент? – эстафету обвинений подхватил Петр.
– По-твоему, американцы в 70-ом году не рапортовали с Луны своему президенту Никсону об успехе Америки? – парировал командир экспедиции.
– Владимир Владимирович, мы же не обвиняем лично тебя! – примирительно заявил Феликс. Но Петра, вошедшего в азарт, уже невозможно было остановить: «Вообще разве так можно – превратить руководителей страны – Сталина, Брежнева, Романова – в идолов, а потом молиться на них!»
Первый пилот Толя, до этого не сводивший глаз с телемонитора внешнего обзора, стал внимательно прислушиваться к полемике.
– А что, Владимир Владимирович, может быть, товарищи в чем-то правы? – спросил он.
– Толя, да ты что, рехнулся? Какие это товарищи? За такие идеи в 1937 году без суда и следствия к стенке ставили! Эти беспартийные ни в чем не могут быть правы!
– А я – кандидат в члены партии! – возразил Петр.
– Тебе можно будет стать только членом в штанах! Не забывай, что непогрешимым может быть только генеральный курс нашей партии! Управляй, Толик, звездной машиной и не нервничай! А не то мы куда-нибудь не туда залетим...
– Как хотите, Владимир Владимирович и Михаил Егорович, а я поворачиваю! – ответил Толя.
– Толя, тебя же расстреляют за невыполнение задания! И куда ты собираешься поворачивать на такой скорости? Это же тебе не «Жигуленок»!
– Будем лететь домой! – сказал Костров и положил руки на штурвал.
– Ты что, совсем сдурел? Вот сейчас зайдет в пилотскую кабину наш парторг и приведет с собой куратора КГБ. Он живо приведет тебя в чувство... Ну что, я нажимаю на розовую кнопку? Думай быстрее! – воскликнул Путилин.
– Лучше трагический конец, чем бесконечная трагедия! – оскалив зубы, рассмеялся Толя. – Я лечу домой. Может быть, там уже вся эта партийная дьяволиада закончилась.
– Зря мы все-таки тебя выпускали в Вену! – с сожалением произнес Путилин.
– Кого выпускали? – спросил Петр.
– Нашего первого пилота – за год до начала нашего полета – на встречу с американскими космонавтами Не устоял ты, Толян, против соблазнов Запада, – подытожил командир. – Придется, видно, нажимать на кнопку и приглашать Василия Ивановича Чудилова...
– Не Чудилова, а Мудилова! – отметил Петр.
– Не сквернословьте, товарищи! Пригласим сюда Чудилова, да еще вместе с нашим куратором из органов государственной безопасности... – заявил штурман Савин.
– С товарищем Алешиным? – спросил Петр.
– А вы-то откуда знаете, кто у нас работает специальным товарищем? – насторожился командир.
– Знаем, знаем, вычислили его... – ответил Феликс.
И тут вновь заговорил первый пилот Толя:
– Не зря выпускали меня за границу, Владимир Владимирович! Ты бы лучше сам вспомнил, как там народ живет! Ведь ты сам до космоса работал нашим резидентом в Восточной Германии, вплоть до самого объединения двух Германий на социалистической основе.
– Всё то вы здесь знаете, обо всём прослышаны... – огрызнулся командир. – Ну и что, что работал! Вот космонавт Валерий Быковский – помните такого? – тоже когда-то работал директором дома советской культуры в Берлине, и ничего, остался советским человеком. Ничего такого особенного там не было. А вот на Западе...
– Тут-то Вы и попались, командир! Значит, на Западе что-то такое особенное всё-таки было, раз и Вам, дорогой Вы наш Владимир Владимирович, вспомнилось о нем... – победоносно заявил Феликс.
– Может быть, и у нас уже народ тоже живет в нормальном обществе, – добавил Петр.
– Это в каком же – нормальном? Капиталистическом, что ли? – произнес с иронией командир, но при этом даже не улыбнулся и руки со штурвала не убрал.
– В нормальном человеческом обществе! – с этими словами Толя включил двигатели на быстрое торможение.
– Товарищ Костров, немедленно прекратите! Это – приказ! Иначе я вынужден буду применить по отношению к Вам огнестрельное оружие за неподчинение приказу вышестоящего руководителя! Или Вы наивно предполагаете, что второй пилот Огнев хуже Вас справится с пилотированием? – заявил командир, перейдя на официальный тон и схватившись за пистолет. – Пойдете, Костров, под трибунал! Считаю до трех: раз, два, три...
Первый пилот решил не искушать судьбу и быстро отжал тумблер включения двигателей экстренного торможения. Впрочем, Огнев, не принимавший участия в полемике, со своего пульта успел своевременно заблокировать все возможные действия Кострова, и никакого торможения не произошло.
– Так-то лучше, – уже спокойнее отметил Путилин, когда Толя выполнил это категорическое распоряжение, и продолжил:
– Нет, дорогие товарищи хорошие, так, как вам хочется, дело никак не пойдет. Экстренное торможение не сократит время возвращения домой ни на минуту. Напротив, «тише едешь – дальше будешь» от того места, к которому едешь... В любом варианте – для возвращения домой нам предстоит произвести гравитационный маневр около Тау Кита. И лишь после этого маневра придется лететь домой в течение заранее известного срока – стандартных 17 лет. Неужели вы надеетесь что-то изменить? Во-первых, с такой программой, какую Вы сейчас мне представили, вы вообще не доживете до возвращения. Вы даже до завтрашнего дня не доживете... А во-вторых, как вы представляете себе невыполнение задания партии и правительства, не говоря уже о нашей любимой социалистической Родине?
– Родину вспомнил... – констатировал Петр.
– Да, вспомнил! Я о ней всегда думаю и надеюсь вернуться домой, к семье и детям, – признался Путилин.
– Ко времени возвращения у тебя, дорогой наш, должны быть внуки и правнуки... – отметил Феликс.
– Да, я еще и праправнуков застать хочу – увидеть хотя бы одним глазом, как они выглядят, молодые строители коммунизма во всей вселенной. И что я им тогда скажу, если мы сейчас повернем назад? Что какие-то типы помешали их деду добраться до звезд, когда мы уже в двух шагах от них? Нет уж, простите, не уважаемые мною бунтари! Я хочу долететь до Веги и Ялмеза!
К этому моменту в командирской рубке стояли уже не только Петр и Феликс, но также Павел, оба Дмитрия, Миша «Толстый», Самвел, Мирослав, Лайош, Вася и Гена.
– Ну, что дальше делать будем? Послушаемся командира и полетим основывать еще одну республику на планете Ялмез? – спросил Павел.
– Полетим! Но строить там такой жуткий тотальный коммунизм, как в нашем Союзе – не будем! – ответил Миша «Толстый».
– Придется, видимо, разбираться на месте. А если эти, во главе с Василием Ивановичем и товарищем Алешиным, захотят отстрелить наш жилой блок «Бэ» прямо сейчас? – предположил Петр.
– Не посмеют! Не станут же они основывать колонию без поселенцев. А нас, недовольных – почти половина! – прихвастнул Дмитрий-младший.
– Почти половина космонавтов, недовольных советской властью? – изумился командир. – Очень любопытно, куда же глядел КГБ, когда отбирал вас в этот исторический полет?
– А мы тщательно скрывали свои убеждения! – отметил Петр.
– От детектора лжи невозможно скрыть враждебные мысли! – убежденно парировал Владимир Владимирович.
– Можно, если очень захотеть! – продолжил Петр. – Да и ты, командир, скрываешь свои настоящие мысли, причем делаешь это до сих пор!
– Какие это еще настоящие мысли? Я не диссидент какой-нибудь, я – честный советский человек! – заявил Путилин, адресуя эту фразу Савину, Кострову и Огневу, а не ворвавшимся в рубку диссидентам.
– А мы здесь кто – враги или нечестные люди, а? – отметил Петр. – Поверь, командир, тебе совсем не по пути с парторгом и куратором, а также с той горсткой идиотов, которые всем довольны!
Первый пилот посмотрел на командира с вызовом: «А что, Владимир Владимирович, разве эти бунтовщики не правы? Доколе можно это терпеть – партийных бонз, систему спецпайков, разнарядку государственных наград!? Я перехожу на сторону этих!»
– Струсил, да? – спросил Путилин.
– Нет, не струсил! Считаю, что они правы, а Мудилов и Алешин – нет! – вызывающе ответил Толя.
– А почему они правы? Потому что их много? К новому большевизму в виде власти толпы скатываешься, Толя!? – философски констатировал Путилин. – Так это уже не демократия, а охлократия, друг мой сердешный!
– Нет, это совсем другое! Мы наш, мы новый мир построим! И в нем все будут равны! – вмешался Петр.
– Англичане любят поговаривать, что дорога в ад вымощена благими намерениями. Вы, может быть, в самых лучших побуждениях начнете с идеи равенства, а потом все продолжится точно так же, как и прежде: у вас появится новая элита, возникнет новая идеология, которая будет оправдывать тех, кто равнее других. Читал об этом когда-то в самиздатовских книжках Хаксли и Оруэлла, – признался Путилин.
