Текст книги "Милые мальчики"

Автор книги: Филипп Обретённый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Я честен перед тобой. Я заслуживаю правды. Я открыт. Так и тебе пора открыться. Я стараюсь принять, но да, это не всегда получается. Я слаб на сложные абстрактные теории. Возможно, я не толерантен. Но я отталкиваюсь от фактов. Я консервативен. Они для меня материальны. То, что в голове у человека, меня не касается. Меня интересуют только его поступки.

Я бы хотел сказать тебе все это, но вряд ли ты готов меня понять. В твоем мире нет места для меня. Ты сам туда еле влезаешь… Да и не смогу я этого сказать.

***

Вечер продолжался недолго. Бросив карты, решили все-таки посмотреть фильм. Из тех, что были на ноутбуке Кирилла, всем относительно понравилась только «Любовь» какого-то французского режиссера. И то его выбрали лишь потому, что Артем сказал, что там много сцен секса.

– С таким же успехом можно было порно посмотреть, – пошутил Леня в конце. – Чего запаривались?

– Интернет не ловит, – ответил Кирилл, пожав плечами.

Он стоял перед зеркалом. Голое, уставшее, размякшее от алкоголя, воспаленное от горячей воды, тело блестело в свете лампы. Набухшие мышцы покрывали его притягательными узорами, впадинами, которые кое-где обрамлялись полосами тонких черных волос, всей своей расположенностью выдающими направление стекающего по торсу взгляда.

Леня любил это тело. Он смотрел на него с определенным наслаждением, с какой-то нарциссической печалью. Было в этом что-то сексуальное, что-то оставшееся с подросткового возраста, когда просыпается желание, когда днями и ночами изнемогаешь от томления, ожидания огня. Именно после душа он чувствовал это, когда тело было невинно чистым, когда кожа пахла свежестью, когда все это казалось совсем новым, непознанным. И так сразу хотелось узнать. Терять невинность, снова и снова – нет ничего приятнее.

Леня вглядывался в свое отражение и чувствовал, как сизое, томительное облако поднимается снизу его живота, заполняя все внутренности вибрацией, которую создавало то, что скрывало белое, невинное полотенце. Это было что-то похожее на расплавленную карамель, растягивающееся, слегка вяжущее и волнующе приторное.

А она лежала там на кровати. Ее длинные ноги разливались глянцевым мрамором по красному одеялу. И край халата спускался слишком низко на груди, почти обнажая ее маленькие соски цвета зрелого персика. Волосы разметались по подушке… Он мог представить ее там, всю, без халата. Тонкую фигуру, движение сильных ног, привыкших к танцам, нежность взмахов рук, любящих объятие, и маленькую ручку с тонкими белыми пальцами. Вся она была жизнь, красота, молодость. Он чувствовал так. Это было ее место – посреди красного, посреди полумрака…

– Это было на грани, – сказала она, не поднимая головы.

Завеса разорвалась.

– Что?

– Я краснела за тебя.

Леня вздохнул и сел на кровать рядом с ней.

– Прости, – произнес он тихо. – Я не хочу ссориться. Только не из-за них.

– Кого?

– Них.

– Черт, ты даже сейчас пренебрежительно о них отзываешься, – бросила она и отвернулась.

– Что не так? Что я опять сказал не так?

– Ничего… Если все так и будет, мы поедем завтра домой.

Леня промолчал и, пододвинувшись ближе, наклонился к Маше и обнял. Было слишком много света. Рука тянула завесу.

– Прости меня, – прошептал он ей на ухо, укутываясь в томительной пелене.

От ее кожи сладко пахло духами и пудрой.

– Не подлизывайся.

– Я так устал, малыш. Ты же сказала, что все было на грани. Но не за гранью же. Я не привык бывать в таком обществе. Тем более этот Кирилл сам вел себя не особо красиво. Не было бы тебя, я надавал бы ему по морде. Признай, что я молодец…

А она молчала. И он уловил, как щека ее едва дернулась от проскользнувшей улыбки. Через секунду Маша обернулась.

Леня смотрел в ее сверкающие голубые глаза и улыбался. Завеса заслонила свет.

– А теперь будь умницей и поцелуй меня, – прошептал он.

Маша усмехнулась и подчинилась.

– Двигай зад, – бросил он и стал подталкивать ее, чтобы лечь рядом.

Они лежали, прильнув друг к другу. Он обнимал ее, мягко сжимая теплую талию. А она все сильнее и сильнее прижималась к нему. Его пальцы медленно двигались, он скользил ими вверх и вниз, вырисовывая изгиб ее тела. И, когда его кисть взбиралась на бедра, она едва уловимо вздыхала и невольно вздрагивала. И он вслушивался в этот тонкий вздох, нотку случайно вырвавшегося голоса, в сердцевине которого мелькали первые искры страсти. И он пользовался этим. Скользя губами по ее шее. Сам загораясь. Прижимая ее к себе все сильнее. Камень бился о камень. Одинокие искры объединялись в фейерверк и создавали пламя.

Красный покрывался трещинами, плавился в огне, взметался и падал, волнами стекая на пол. Он дышал. Прерывисто, судорожно, грустно и радостно. Он заполнял все, охватывая мебель, стены, окна, потолок. Красный срывался на крик. Красный бурлил и стучал, словно часы, которые сорвались от боли, от радости, от горя, от эйфории. Море вспенивалось и расступалось, взлетало и падало…

Они сгорали там, истекали в красном сумраке, словно свечи в самую долгую и темную ночь.

***

Стрелка ползет вниз. В детстве она сказала, что время тянется медленно до полуночи, а затем стрелка под своей тяжестью двигается быстрее, утягивая за собой время. Такая тишина. В такт. Этот скрип. И он движется над ней, будто вбивая сваи в фундамент земли. Строит дом. И молот бьется о головки гвоздей. И гвозди гнутся. Все неправильно. Она дышит, прерывисто, попеременно, перетекая в стон. И музыка играет. Как будто далеко. Включили радио. Дрожь. Откуда?..

Оно снова. Оно опять. Эта музыка. Как тогда. Нужно остановиться. Стоп. Прекрати… Прекрати говорить мне в ухо. Не дыши так прерывисто…

Ведь ты был лучшим из людей. Где ты? Брат мой солнце. И я лишь месяц. Отражаю свет. Ты так дышишь. Где ты теперь? Я не могу помочь тебе. Я не помог. Надо было крикнуть. Кричать. Да, все, что я делал… Отец, я люблю тебя. Да, сыновья должны любить отцов своих. Уважать. А отцы любят своих сыновей… Но он не перенес! Не смог. Погасло солнце. Увяла луна. О чем думаешь?

Черт, что за бред? Холодно. Как холодно. Жарко. Что такое жарко, что холодно? Как различить? Играет эта музыка, или это лишь в голове, черт возьми? Выключат они это или нет?.. Что ты говоришь мне? Отец, отпусти меня. Скажи, чтобы твои друзья ушли. Отпустите его…

Почему они смеются? Пусть трахает свою шлюху, но зачем смеяться? О чем они говорят? Сколько их там? Сколько еще? Все они? Отпусти! Не трогай!.. Почему часы так медленно стучат. Бьют по вискам. И музыка. Как сделать потише? Ненавижу эту песню…

А ты хочешь это остановить? Если бы был выбор? Ты бы остановился? Остановил их? А вдруг этого не было? Вдруг это оказался бы сон? Что бы ты сделал? Ты бы спас его?..

Да… Все потому, что тебе нравилось. Да, все так. Все нравилось. И эта музыка была создана для тебя. И стоны, и ритм. Вдавливай ее сильнее в подушку. Пусть кусает свои розовые губки. Только быстрее.

Замолчи… Не говори больше. Замолчи, прошу…

Откуда ты знаешь, кто ты? Тебе всегда хотелось этого? Там, среди шаров. Потому что ты лишь луна, а не солнце. Он был чист, он не вынес. Он не хотел этого. Он родился с сиянием внутри. Он был звездой. А ты лишь кусок камня в пустоте. Ты сам пустота, дыра, которую нечем заполнить. Ошибка. Ты темнота, желающая казаться светом. Ты обманул всех, даже себя. Но куда ты теперь бежишь? Ты ведь знаешь истину? Кто ты? Скажи. Скажи мне громко!

Эта музыка нестерпима!!! Он стонет. Отпустите его. Мне нравилось. Ему нет. Да…

Ты прав, нужно жить дальше. Без тебя мне не выжить. Да, без него не выжить. Я не имею права отвергать. Я не последовал за тобой. Я вынес это. Я ненавижу тебя за это. Ты бросил меня! Почему ты так сделал?.. Почему лучшее так хрупко?

О, прошу, прости меня. Я не то имел в виду. Убери руку. Нет, красное на белом. Нет. Белая плитка. Когда ее успели положить. Зачем Кирилл это сделал? Зачем они трахаются в ванной? Она прикусила губы до крови. Господи, сколько крови! Все красное. Я забинтую. Я помогу. Не стони так сильно. Смеются. Черт возьми, отпустите его. У него кровь. Бутылка упала. Поднимите. Вино течет… Прошу. Прошу…

Да выключит кто-нибудь эту музыку? Она играла дважды. Трижды не может. Еще рано. Так рано. Оставь меня. Отойди. Нет, я не звал тебя. Не звал… Деревья смотрят. Смотрят!..

Да, я слышал тебя. Слышал. Все будет как раньше. Все будет как обычно. Как всегда. Ты обещаешь помочь мне отвезти его в больницу? Мы успеем. Успеем. Будет так темно. Очень темно. Ты хочешь темноту? Ответь мне!..

Тишина… Стрелка зашагала быстрее. Он кончил. Или она… Боже, все это лишь иллюзия. Всего лишь иллюзия. Нет музыки… Умыться. Умыться.

***

… Демоны звали своего бога. Они звали темноту, пламя, стихию страсти, основу каменного холода мироздания. Демоны обращались к первосиле, к бесконечному злу. И оно смотрело на них из темноты своими сверкающими древними глазами.

В воздухе витал запах человеческой плоти, страстного огня и бесконечного пожара.

И Он мчался среди демонов. Демон, как и остальные.

«Гори огнём, – кричало его сердце. – Гори огнём».

Он слышал шёпот дьявола у себя за спиной. Он чувствовал его страстные прикосновения по всему телу и касался других, чтобы передать им это зловещее чувство. Его тело гнулось, ломалось в адском свете, подчинённое всеобщей эйфории. Барабаны гремели всё громче, всё ужаснее. И каждый удар казался взрывной волной. Их души резвились в огне, полные свободы и безграничной силы.

Их голоса кричали, повторяя одни и те же слова, не видя уже друг друга, не чувствуя друг друга. Демоны обращались к огню. Он полыхал ещё ярче, ещё злее. И небо было укрощено. И земля была побеждена.

И демоны радовались своему могуществу. Их страсть обратилась в бесконечный гнев. Бесконечное зло, к которому они и обращались. И Он тоже был погружён в эту страшную игру. Он чувствовал жар бесконечного пожара. Он ощущал свою великую злость. Страсть безумия.

«Бам-бам-бам», – гремели барабаны.

И вдруг всё было разрушено, сожжено. Он, поглощённый безумной силой, был брошен на землю, и кинжал страшной руки случая был вонзён в его грудь. Он очнулся.

В одно мгновение Он увидел чёрные страшные тени, кружившиеся вокруг него, почувствовал чудовищный жар костра и ощутил горячую чёрную струю, стекающую по груди, принесённую так привычно и так внезапно в жертву древнему божеству. Он смотрел на тёмную, омрачённую человеческой кровью землю, и его сила обратилась настоящим бессилием. Волей неумолимого рока, горевшего рядом с ним таинственным, пугающим чудовищем.

Эйфория сменилась болью, боль превратилась в тишину, а тишина обрушила темноту. Он пал, прижавшись к холодной обожжённой земле. Омрачённый дьявольской силой в объятиях омрачённой дьявольской силой…

***

– Будь с ними повежливее, – произнесла Маша.

– Мы уже это обсуждали, – усмехнулся Леня. – Вчера же мы решили, что я уже молодец.

– Лень, я серьезно. Сегодня день рождения Кирилла. Давай не будем его портить.

– Я понимаю.

– Неуютно тут.

Они шли по тропинке. Поднявшись рано, Маша решила прогуляться по лесу, соблазнившись свежим воздухом и странным, непроницаемым туманом за окном. Деревья утопали в густой синеве. Влага плотно окутывала землю и ползла к небу по неподвижным красным сосновым стволам. Казалось, что в легкие поступает не кислород, а настоящая вода. Под ногами хлюпала грязью разбитая тропка.

– Может, пойдем обратно тогда? – предложил Леня.

– Нет уж. Я хочу узнать, куда ведет тропа.

– Ты издеваешься? А если она еще нескоро закончится?

– Пять минут еще, ок?

– Тебе нравится, я вижу, приключения на пизду искать.

– Ну, не одним же тобой ограничиваться.

– Ща как обижусь.

– О, мой лев, не обижайся на свою львицу, – просюсюкала она и накинулась на него с объятиями…

Тумана становилось все больше, и казалось, что стоит сделать пару шагов друг от друга – потеряешься, растворишься в тумане.

– Теперь я понимаю, как себя чувствовал ежик в тумане, – задумчиво проговорила Маша.

Леня улыбнулся.

– Да уж, тут и заблудиться можно, – сказал он.

– Тропинка одна же! – воскликнула Маша. – Ты боишься?

– Чего?

Она засмеялась и, выпустив его руку, вдруг побежала вперед.

– Вот найди меня! – услышал Леня.

Про себя обматерившись и прокляв эту тропу, он двинулся вперед.

– Маш, не глупи, – повторял он. – Вернись.

Леня медленно шел по тропе, не желая играть в непонятные игры.

Маша не откликалась, и это еще больше выбешивало его.

– Маш! Черт тебя побрал! Не смешно!

Лесное молчание в ответ.

Леня остановился. Эта тропа, эти нескончаемые деревья, этот чертов туман окончательно его достали. Ноги промокли насквозь, штаны холодно облизывали ляжки. Было зябко.

– Маш, я пошел обратно. Мне надоело.

Она снова молчала.

Леня тяжело вздохнул и обернулся, чтобы пойти обратно.

– Леня! – услышал он крик. – Иди сюда скорее!

Ударив себя ладонью по лицу, Леня быстро пошагал по тропе туда, откуда раздался зов. Он уже подбирал слова, чтобы выразить свое недовольство, когда увидел ее темную фигуру на фоне бесконечного серо-голубого моря.

– Воу, – только и смог выдавить Леня.

Тропа здесь резко брала влево, почти соприкасаясь с внезапным обрывом.

– Я чуть не вылетела туда, – проговорила Маша. – Тут так круто. Упадешь – точно что-нибудь себе сломаешь.

Леня подошел к краю и посмотрел вниз. Сквозь плотную облачную завесу можно было разглядеть едва заметное движение. По доносившимся звукам это был ручеек. Наверное, какая-то местная речушка. Здесь было метров двадцать высоты – действительно достаточно, чтобы удачно умереть.

– А я тебе говорил не отходить от меня, – шутливо бросил он.

– Смотри туда, – не слушая его, проговорила Маша, указывая на горизонт.

Если быть точным, горизонта как такового не было. Серо-голубой поток заливал весь овраг и своей толщей скрывал другую сторону. Ничего не было видно. Будто мир здесь обрывался и тонул в сырой адской бездне.

– Потрясающе, – восхищенно прошептала Маша.

– О-о-ох, – вздохнул Леня. – Как же меня это все достало.

– День еще не начался, а ты уже жалуешься!

***

– Кирилл, поздравляю тебя с твоим днем, дорогой, мы нашли офигительный овраг! – воскликнула Маша, когда они вошли на кухню.

– Спасибо, – закатив глаза, спокойно ответил Кирилл. – Здорово, поэтому мы вас все ждем, чтобы позавтракать?

– Прости. Но ты точно должен взглянуть на этот обрыв. Душа в пятки уходит.

– Супер. Нам нужна выпивка.

– Как? – возмутилась Маша. – Разве алкашки недостаточно?

– Ну, мы изрядно поизрасходовали запасы вчера, – усмехнулся Кирилл.

– Оу, – улыбнулся Леня.

– Лучше молчи, братец-медвежонок! – бросил Кирилл. – У меня зуб на тебя.

– Это еще почему? – возмутился Леня.

– Ты спонсор моей сегодняшней бессонницы.

– И нашей, – послышался голос вошедшего на кухню Артема. – Привет, заблудшие похотливые души. Кого искали в тумане?

– Тебя мертвого, – усмехнулся позади него Коля.

– Тупая шутка, – отозвался Артем.

Леня улыбался, чувствуя смущение Маши.

– Вообще это я приехал сюда трахаться, – произнес Кирилл шутливым тоном. – Отбираешь у меня все прелести лесного отдыха.

– Кто успел, как говорится, – отшутился Леня.

На кухню вошел Дима.

– О, вернулись, – произнес он, завидев Леню и Машу.

– Можем поесть наконец-то, – кинул Коля.

– Ура! – вполголоса выдавил Кирилл.

– Лева!!! – заорал Кирилл так, что все вздрогнули. – Где этот рыжий черт?

– Зачем так орать, Кирилл? – вздохнула Маша.

– Нам нужно позавтракать и отправлять кого-то в город, – ответил тот. – Давайте начинать без него.

Уселись за стол. Все, дружно толкая друг друга и шумя, принялись делать бутерброды и заливать в бокалы кофе.

– Лень, – бросил вдруг Кирилл.

– Что?

– Вообще выбор небольшой. Машины есть только у меня и у тебя.

– Так. И?

– Я уехать не могу. Надо готовить все.

Леня вздохнул.

– Не, прости, – все-таки выдавил он. – Я не потащу свою машину через грязь и кусты снова.

– Леееня! – прошипела Маша.

Этот взгляд.

– Без проблем! – воскликнул Кирилл. – Я тебе дам свою. Вот и договорились.

Леня вопросительно взглянул на него. Поражало это спокойствие. Полная самоуверенность.

– Пусть кто-нибудь поедет с ним, что ли.., – произнес Дима.

– Я Машу возьму.

– Не-е-е, – вытянул Кирилл. – Ты у меня не утащишь единственные рабочие руки в этом доме. Бери пидора какого-нибудь.

– Да вы издеваетесь! – Леня откинулся на спинку стула.

– Я поеду с ним! – это был «Левушка».

Кирилл засмеялся, и все взгляды от вошедшего метнулись к нему.

– Ты чего? – спросила Маша.

«Заговор какой-то», – мелькнула в голове Лени, и изнутри невольно вырвался вздох.

– Ничего, – ответил Кирилл. – Ну-ну, Лев, ну-ну…

«Левушка», мягко улыбаясь, сел за стол. Все молча переглядывались, не понимая происходящего, и чего-то ждали.

– Давайте есть уже! – не выдержал наконец Коля.

– Да, – поддержала тоже порядком раздраженная Маша. – А то доведете меня – я вас всех в овраг выброшу.

– Какой овраг? – заинтересовался «Левушка».

Обрадованная тем, что нашла слушателя, Маша начала подробно рассказывать о прогулке.

Не слушая ее, Леня жевал бутерброд и прикладывался к кофе. Молочный напиток разливался терпко по рту и, хватая остатки распотрошенного бутерброда, бросался в темноту горла, чтобы пустить тепло по венам… Снова этот взгляд. Надо ехать. Лучшее решение.

***

– Если ты еще раз скажешь мне, чтобы я себя хорошо вел, – проговорил Леня, держа Машу за руку, – я тебя придушу.

Она тихо засмеялась.

– Справишься с машиной?

– Конечно, это же автомат.

– Я не секу.

– Я знаю.

– Сильно расстроен? – спросила Маша.

– Чем?

Они медленно шли к машине Кирилла. Ему хотелось поскорее смотаться из этого леса. Его ноги отмерзли, и все тело как будто до костей пропиталось вонючей лесной сыростью. Быстрый завтрак, конечно, слегка взбодрил Леню, но ему позарез нужно было в город, ближе к дорогам, тротуарам, паркам и многоэтажкам. Чтобы проснуться. Какой идиот выбирается за город осенью!?

– Тем, что с тобой едет Левушка.

– Боже, что за имя такое идиотское? – психанул Леня. – Почему вы его так зовете? Лё-ё-ёвушка-а-а. Как конфета.

Маша усмехнулась и похлопала его по плечу.

– Твой друг уже ждет тебя, – усмехнулась она и высвободила свою руку, чтобы пойти вперед.

Леня пригляделся и заметил движущийся силуэт на переднем сидении. Маша подошла к машине сбоку и заговорила с «Левушкой» о чем-то.

Вздохнув, он дернул ручку, залез в кабину и стал знакомиться с новым железным другом.

– Ты там последи за ним, – говорила шутливым тоном Маша, – чтобы не вел себя неподобающе. Потом мне отчитаешься.

– Постараюсь, – улыбался «Левушка». – Главное – чтобы ему не пришлось за мной следить.

Маша засмеялась.

– Ключи? – спросил Леня у «Левушки».

Тот молча протянул ему связку.

– Супер.

– Ладно, хорошей вам дороги, – иронично прошелестела Маша. – Развлекитесь, мальчики.

Машина завелась. Они стали выезжать. Следя за зеркалом заднего вида, Леня мельком провожал глазами идущую к дому Машу. Отчего-то ему стало грустно.

«Левушка» потянулся к магнитоле.

– Так, так, – отстукал Леня, разворачивая руль. – Музыка – за мной. Как хочешь. Я водитель.

– Тебе не до этого, – улыбнулся тот, уже подбирая радиостанцию.

Они выехали на лесную дорогу.

Леня повернул голову и стал свободной рукой отталкивать руки «Левушки».

– Не-не-не, – пробарабанил он.

Спутник засмеялся. Разноцветный взгляд на миг зажегся и потух в тени.

– Давай по-честному, – улыбнулся «Левушка». – Решим сражением.

Он вытянул руку, призывая сыграть в «камень-ножницы-бумага».

– Не буду я…

– Будешь, – мягко оборвал «Левушка».

Леня не понял сам, как смог проигнорировать эту манипуляцию и стал «скидываться». Проиграл. У него оказалась чертова бумага.

– До трех раз, – бросил Леня.

– Нет.

«Левушка» уже во всю возился с музыкой. Наконец, он наткнулся на какую-то игривую испанскую, или мексиканскую, или «хрен знает на каком» языке песню и резко крутанул громкость.

– Воу, потише! – заявил Леня, почти оглохнув от звука.

– Что? – крикнул «Левушка».

– Потише! – громко сказал Леня.

– Чего?

– Потише сделай.

– Погромче? – его бледное лицо трансформировалось в знак вопроса. – Уже и так громко.

Леня заматерился.

– Потише, ты понимаешь? – орал он.

Леня потянулся к магнитоле, но Левушка уже крутанул громкость обратно. Послышался его смех.

– Прости, – заливаясь, выпалил Левушка. – Хотелось прикольнуться.

– Вот высажу тебя сейчас, – сквозь зубы прошипел Леня. – Спутничек, блин!

И улыбнулся.

– О да, да, да!!! – заорал «Левушка», когда заиграла новая песня. – Ты знаешь ее? Знаешь?

– Нет, – проговорил Леня, тяжело вздохнув. – Можешь быть ты сам тоже потише?

– Это же Woodkid! «Run boy run»! Черт, послушай, просто послушай!

Он прибавил громкости и стал подпевать.

Леня мельком взглянул на него, думая, куда деться. Вот Кирилл ему подложил свинью, конечно!

«Левушка» начал танцевать на сиденье, несмотря на то что машину и так трясло из стороны в сторону.

Леня следил за ним. Улыбнулся слегка. Идиот!

А песня была действительно неплоха. Хоть со вкусом на музыку они сойдутся.

– Я обожаю ее! – прокричал Левушка.

– Ты идиот! – засмеялся Леня.

Лесная дорога все светлела. Деревья редели, и вокруг снова открывались желто-коричневые поля. Появлялись дома, превращаясь постепенно в деревню.

«Левушка» смотрел в окно, и его голова слегка качалась в такт играющей музыки. Он стал тише. Леня, наблюдая за спутником, вдруг почувствовал себя неуютно.

– Ты помнишь, что нам нужно купить? – спросил он.

– Да, – был короткий ответ.

Молчание. Музыка.

– Долго нам еще волочиться по этим колдобинам? – спросил «Левушка».

– Нет, щас уже дорога будет. А ты-то сам не помнишь?

– Как-то не обратил внимания, когда ехали сюда.

– Ясно.

Еще минут пять они ехали молча. Фоном была лишь музыка. И Леня чувствовал, что поездка действительно будет кошмарной.

Наконец они выехали на шоссе.

– Дальше будет ровно? – спросил «Левушка».

– Да, – оборвал Леня.

– Супер, – оживился тот.

«Левушка» расстегнул свой рюкзак и, немного покопавшись, развернул какой-то сверток. Наблюдая за его действиями, Леня воскликнул:

– Да чтоб тебя! Это то, о чем я думаю?

«Левушка» достал маленькое зеркальце, высыпал на него немного бежевого порошка и с помощью расчески выстроил ровную линию. Достав из свертка маленькую трубочку, он нагнулся над зеркальцем, и, когда выпрямился, порошка на мутной поверхности зеркальца уже не было.

– Твою ж мать! – закипел Леня. – Ты издеваешься?

Левушка помассировал пальцем крыло носа и после этого собрал все свои «инструменты» и спрятал их обратно в сверток. Пока он убирал все в рюкзак, из бокового кармана выскользнул маленький раскладной ножик, и ему пришлось лезть под кресло, чтобы его найти.

– И чего ты молчишь? – спросил Леня гневно, когда Левушка откинулся на спинку кресла.

Тот повернулся к нему.

– Спокойно, спокойно, – произнес он, улыбаясь как ни в чем не бывало. – Я же не веду машину.

– Супер! – кипел Леня.

– Тебе не предлагаю, потому что это было последнее.

– О чем ты вообще? Я не хочу…

– Не верю.

Леня взглянул на него. Левушка улыбался. Разноцветный взгляд судорожно сверкал в полумраке осеннего дня.

– Извини, – спустя мгновение примиряюще проговорил Левушка. – Просто у меня тяжелые дни. Это расслабляет.

– Класс, – вздохнул Леня. – Это я, кажется, оказался в окружении пятерых пидоров, а не ты. Это мне надо занюхиваться.

Левушка засмеялся.

– Не дрейфь, – мягко сказал он и откинулся на стекло. – Какая классная музыка. Просто послушай.

Леня тяжело вздохнул.

– А ты мне нравишься, – вдруг произнес Левушка. – И другим тоже нравишься. Возможно, они сами того не осознают, но ты всем нравишься.

Леня усмехнулся.

– У нас есть общее…

– Что, например? – бросил Леня.

Молчание.

– Член, – простодушно ответил Левушка.

Леня засмеялся.

– Ты ни разу не пробовал? – спросил мягко Левушка.

– Что?

– А что бы ты хотел?

– А?

– Ничего.

Левушка вернулся в нормальное положение и стал ковырять магнитолу на предмет идеальной громкости.

– Только не делай сильно громко, – произнес Леня.

– Ок.

Леня вдруг удивился, насколько тонкий Левушка. Он был такой маленький, миниатюрный. С кожей как у каменной статуи, почти прозрачной, светящейся. Столько хрупкости в фигуре. Эти рыжие волосы – словно огонь. Сверхъестественно яркие. Леня вдруг вспомнил его Инстаграм.

И тот словно прочитал его мысли, сказав:

– Кирилл сказал, что ты видел мою страничку в Инсте.

– Эм-м-м, – протянул Леня. – Откуда он знает?

– Наверно, Маша сказала.

– Ясно.

– И как тебе?

– Что?

– Инстаграм, фотографии, – «Левушка» выпрямился.

– Некорректный вопрос, – произнес Леня.

– Почему?

– Потому что ответ тебе не понравится.

– Почему? – «Левушка» улыбнулся.

– Ты правда хочешь знать?

– Да! – воскликнул он, подпрыгивая на сидении. – Конечно.

– Я не понимаю, как такое вообще можно выкладывать.

– Почему?

– Потому что это почти порнография! – проговорил Леня, не отводя взгляда с пустынной дороги.

– Потому что ты смотришь не так! – засмеялся «Левушка».

– Как?

– Не как я.

– Логичный ты, – усмехнулся «Левушка».

– Просто ты видишь в этом секс, а я вижу эстетику.

Леня взглянул на него. Волосы были растрепаны, торчали в разные стороны, словно языки пламени. Какое тонкое лицо! Мальчик. Типичный милый мальчик.

– Мне нравится мое тело, – простодушно начал объяснять он. – Оно красивое, и я бы хотел показать это другим. Больше ничего в этом нет.

– Все равно без секса тут не обойтись, – кивнул Леня.

– Тебе, – улыбнулся Левушка. – Но ведь понравилось, если запомнил.

Леня закатил глаза.

Дорога вела вверх. И вместе с тем день набирал обороты. Солнце наконец прорвалось сквозь пелену облаков, и голубые пятна неба показались справа.

– Как красиво, – улыбнулся блаженно Левушка. – Божья благодать!

– Богохульник! – процедил Леня.

– И ты тоже.

– Почему?

– Потому что знаю.

Леня взглянул на спутника. Левушка опустил стекло и слегка высунулся наружу. Ветер заполнил кабину, и, словно залетевшая в помещение птица, стал спотыкаться обо все подряд, стремясь вырваться наружу. Полетела пыль, в свете яркого солнца зажигаясь, как волшебная пыль. Вспыхивали волосы Левушки, и кожа его становилась еще прозрачнее, еще нежнее. Леня, захлебнувшись в свежем воздухе, чихнул.

– Будь здоров! – бросил Левушка и добавил: – Можно чуть погромче сделаю?

– Да делай что хочешь, наркоша, – усмехнулся Леня.

Кабину заполнила какая-то старая протяжная мелодия о любви и нежности. Легкими руками она подхватила Леню, Левушку, машину и понесла вперед, слегка укачивая их в такт изливов мужского и женского голосов. А река из солнечного света захлестывала кабину и вытаскивала ее из осеннего мрака, просушивая от лесной сырости и грязи.

– Давай, когда заедем в город, остановимся поесть, – бросил Левушка. – Я знаю хорошее местечко.

***

Стены были желтые и грязные.

Леня наблюдал за Левушкой, который стоял у кассы с полным подносом еды. Улыбается продавщице. Привлекает внимание. На него смотрят. Тайком, в открытую. Живой лепрекон. Как же в школе на него смотрели? Маленький, тоненький эльф с разноцветными глазами, еще и рыжий. Посмеялись гены.

Леня махнул пальцем по экрану – побежала галерея фотографий. Тонкие линии, такие же, как в жизни. Белое-белое тело. В красном. Леня представил, как он делал эти фотографии. Усмехнулся. Вздохнул.

– Порно смотришь? – эти слова прозвучали так внезапно близко, что Леня вздрогнул.

– Нет…, – медленно ответил он и быстро добавил: – Нет! Как тебе это в голову пришло?

– Я на парах, когда умираю от скуки, иногда смотрю, – просто сказал Левушка и сел.

Леня оглянулся в надежде, что никто их не слышал.

– Наверняка мои фотки смотрел, – продолжил Левушка.

– С чего ты решил? – спросил Леня, блокируя телефон.

– Я знаю, – улыбнулся дьявольской улыбкой «Левушка».

– Слушай, – психанул Леня. – Я чувствую, что ты надо мной издеваешься. Ты и Кирилл. Что вам нужно? Решили отыграться на мне?

– Сто-о-оп, – протянул громко «Левушка». – Стоп, полегче! С чего ты решил?

– Ты как будто играешь со мной.

– Я?

– Да.

Левушка посмотрел в окно. Там была трасса и несущиеся в разные стороны машины. Серый сливался с синим и зеленым. Сквозь холодный свет солнца по тротуару бежали сухие листья, похоже, желая занять очередь за личным колесом.

– Прости, – вдруг прыснул «Левушка». – Я не хотел.

Леня смог только вздохнуть.

– Мне нечего с тобой играть, – продолжал, улыбаясь, «Левушка». – Я прозрачен, как слеза младенца. Весь для тебя.

Леня молчал.

– В любом случае, если это игра, ты не знаешь ее правил.

Леня взглянул на него с вопросом.

– Что это значит? – спросил он.

– Никто не знает правил, – снова эта улыбка.

Играла какая-то тошнотворная музыка.

– И я тебе соврал все-таки, – произнес, наклонившись над тарелкой, «Левушка».

– Ну, – недовольно выдохнул Леня.

– Я не знаю этой кафешки. Никогда тут не был. И мало того, что тут хреновый интерьер и музыка, – здесь невкусно готовят борщ! Хочешь попробовать?

Он указал руками на тарелку с ярко-красным супом.

– Нет, спасибо, – отказался Леня.

Послышался шум от входа. Леня обернулся. Там оказалась группа из человек десяти. Инвалиды и, как понял Леня, их сопровождающие. Старшему из вошедших на глаз можно было дать не больше пятидесяти. И то он смахивал на доктора. Остальные выглядели гораздо моложе. Трое были колясочниками, которых катили, еще двое передвигалась с помощью ходулей.

Ленин взгляд зацепился за одного из пациентов. Это был молодой человек лет двадцати пяти-шести. Худощавый, в строгом черном костюме, с пятнами коричневой грязи на недавно вычищенных кожаных ботинках. Он передвигался сам, но каждый его шаг сопровождался страшным, эпилептическим содроганием тела. Его руки взметались вверх, а туловище превращалось в зигзаг. Его тело ломалось, мялось, складывалось и распрямлялось словно гармонь. И самым ужасным в этом облике было лицо. Красивое, пышущее спокойствием и уверенностью в себе, оно улыбалось широкой улыбкой.

Когда группа приблизилась к их столу, Леня невольно отвел глаза в сторону.

Он не заметил, что все это время «Левушка» пристально наблюдал за ним. И сейчас вдруг это осознал: разноцветный взгляд невидимыми нитями обхватил его лицо. Леня почти чувствовал прикосновение этих липких радужных щупалец.

– Что? – он попытался вырваться.

– Ничего, – улыбнулся «Левушка».

– Ты начинаешь меня раздражать.

– Я заметил, что тебя впечатлил этот парень.

– Какой?

– Который кривой, – просто ответил «Левушка».

Леня вздохнул. Он посмотрел на своего спутника с укором.

– Что? – возмутился «Левушка». – Я просто выражаю все прямо.

– Отвратительно, – произнес Леня.

– Чем же?

– Тем, что это безнравственно.

– Будешь читать морали?

– Нет.

– Хорошо, – мягко улыбнулся «Левушка». – Потому что я буду.

Леня усмехнулся.

– Вот смотри, – начал «Левушка», – ты увидел молодого человека, заметил его уродство – в тебе проснулась жалость. И эта жалость заставила тебя отвернуться. А жалость чем вызвана? Ты увидел в представителе своего же рода что-то мерзкое для тебя. Ты подумал про себя: «У меня такого нет, к счастью. Хорошо, что это у него, а не у меня». Ты отвернулся от стыда, что ни за что на свете не захотел бы поменяться с этим человеком местами. Для тебя он полностью сассоциировался с уродством.