Текст книги "Генрих Третий. Последний из Валуа"

Автор книги: Филипп Эрланже

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 2
«Горнило ярости» [1]1
  Слова Жанны д’Альбре.


[Закрыть]
(10 июля 1559 – 31 января 1564)

Смерть Генриха II и восшествие на престол нового короля, Франциска II, собиравшегося, как казалось всем, включая его самого, прочно взять власть в свои руки, проторило дорогу тем, кто жаждал денег, почестей и мести.

Екатерина, главная сторонница сильной королевской власти, отправила своего младшего сына в Амбуаз, чтобы быть за него спокойной. С ней остались только Карл, теперь наследник короны, и Александр, с которым она не разлучалась.

Маленькие принцы росли болезненными, тщедушными. Известный своей ученостью Амио был возведен в ранг их наставника: он преподавал им гуманитарные науки и жизнеописания великих людей древности. После его уроков шли занятия фехтованием, верховой ездой, затем бесконечная охота под палящим солнцем или проливным дождем. С юного возраста к этим детям относились как к взрослым. В одиннадцать лет маленькую Клод, страдающую болями в тазобедренном суставе, выдали за герцога Лотарингского, а четырнадцатилетняя Елизавета уже была знакома с чопорным испанским этикетом, который ей предстояло соблюдать. Тщедушному Франциску еще не исполнилось и шестнадцати, когда он сочетался браком с Марией Стюарт. Если верить очевидцам, юный король таял, как воск на огне, после объятий пылкой шотландки. У него так и не достало умения и сил превратить ее в настоящую женщину.

Александр преклонялся перед красотой. Он ничего не имел против лошадей и оружия, но предпочитал красивые одежды и особенно искал общества фрейлин своей матери. Жестокие игры мальчиков ему претили. Он очень любил своего друга, статного блондина, не по летам ловко обхаживающего его; то был Генрих де Жуанвиль, старший сын герцога Гиза.

После месье д’Юрфе его гувернерами стали месье Карнавале и месье де Виллекье; первый из них не представлял из себя ничего выдающегося, второй же был просто интриганом, и оба – достаточно умеренны в своих религиозных убеждениях, что заставляло заподозрить их в симпатиях к Реформации.

Но это не мешало Александру исповедовать непримиримый католицизм. Ему нравилась церковная служба, запах ладана, перебирание четок, звуки органа, пышное облачение прелатов; торжественные процессии его восхищали. Горячего пристрастия к пышным одеяниям и процессиям оказалось достаточно, чтобы он отвернулся от учения, отвергающего любую пышность. С чисто итальянским суеверием Александр боялся темноты и привидений. По вечерам, когда темнело, он от страха клацал зубами.

Все превозносили ум и память Александра – науки давались ему без труда. Екатерина была преисполнена гордости, но мысль о том, что не так-то легко отыскать место под солнцем третьему сыну короля, постоянно мучила ее. Однако уже тогда с Александром обращались как с лицом влиятельным. Посол Испании Шантонэ с удовлетворением докладывал Филиппу II о католицизме Александра, а предусмотрительные Гизы ни перед чем не останавливались, дабы завоевать его расположение.

Ребенок видел неожиданное для всех возвышение своей матери, видел, как она, оттеснив Диану де Пуатье и Монморанси, крепко взяла власть в свои руки, а затем, почти сразу же, была сама оттеснена Гизами, на мнение которых полностью полагался юный король благодаря влиянию своей супруги Марии Стюарт. Александр был свидетелем приступов бешеной ярости Екатерины, тем более уязвленной, что в своих надеждах она взлетела слишком высоко. На людях Екатерина напускала на себя добродушное смирение, но, запершись в своей молельне, неистово исписывала длинными фразами страницу за страницей, нимало не заботясь об орфографии.

Александр тайком передавал ее письма странным гонцам, в которых из-за чопорной манеры держать себя и строгих одежд за версту можно было разгадать гугенотов. Иногда Екатерина, побледнев, останавливалась: вдали слышался звонкий смех, и тут же входила «королевка» Мария Стюарт, распространяя сильный запах духов. Она крепко обнимала свекровь, а затем шаловливо перебирала ее бумаги, открывала выдвижные ящики, заглядывала за ковры; Екатерина выходила, до боли сжав кулаки.

Избавившись от своих недругов, Гизы, принадлежавшие к Лотарингскому дому, считали себя полными властелинами королевства. Младшие, трутни, жившие за счет монастырей, всячески способствовали возвышению рода. Слушая ежедневное прославление знаменитого Лотарингского дома, страстного защитника истинной веры, простой люд прочил им корону. Поскольку новая власть опиралась на фанатизм толпы и союз с католической Испанией, она начала кровавую борьбу против ереси, натравливая народ на протестантов; тюрьмы были переполнены, тут и там пылали костры. В свою очередь протестанты дали вовлечь себя в эту борьбу и в областях, где они пользовались влиянием, щедро платили той же монетой.

Но сопротивление было невозможно без руководителей и оружия, и сторонники Реформации настойчиво звали в свои ряды крупных феодалов, недовольных тем, что иностранное семейство Лотарингов грабит государство. Одним из первых отозвался младший принц Конде, тщеславный и легкомысленный, который из-за нерешительности своего старшего брата оказался во главе недовольных. И как Гизы опираются на католическую Францию, так ищущее почестей дворянство выбирает протестантизм и вербует сторонников среди паствы Кальвина.

Соседние страны стараются подлить масла в огонь. И если на политику двора оказывает большое влияние посол Испании, то посол Англии играет туже роль среди оппозиции.

В самом начале 1560 года вследствие неосторожности нескольких участников был раскрыт заговор, имевший целью передать власть Бурбонам. Все провалилось, и заговорщики, как гроздья винограда, раскачивались на стенах Амбуазского замка под насмешливыми взглядами дам. В этот день Александр, сидя на террасе Амбуазского замка среди других членов королевской семьи, собравшейся по случаю этого торжества, впервые увидел лицо смерти, гримасы агонизирующих, услышал мольбы о снисхождении.

Никогда больше при дворе не будет любезного добродушия, царившего тут при предыдущем короле: тяга к убийству овладевает умами, страна раскалывается на два лагеря. Вдоль спокойных берегов Луары – дворцовые перевороты, заговоры, интриги, покушения. И в тревожный момент Лотарингский дом призывает королеву-мать взять власть в свои руки и назначить нового канцлера, Мишеля Л’Опиталя, седая бородка которого и строгие манеры производят впечатление на придворных. Однако излишняя терпимость Екатерины вскоре вторично привела ее к падению.

В начале ноября Александр застал мать перед распятием всю в слезах: ей стало доподлинно известно, что должен приехать Антуан Бурбонский, нынешний король Наварры, со своим братом, принцем Конде, которые тут же попадут в ловушку, расставленную их врагами. В день, когда они приехали в Блуа, детям было приказано оставаться в своих комнатах; до них дошли смутные слухи об аресте кузенов.

Импровизированная комиссия торопится приговорить к смерти принца Конде. Александр собирается надеть свой самый нарядный камзол на предстоящую казнь, но вместо этого ему пришлось облачиться в траурные одежды: неожиданно умирает Франциск II. И теперь Екатерина, обманув Гизов, становится если не регентшей, то по крайней мере «правительницей королевства» от имени нового короля, Карла IX. А Александр становится монсеньором, как принято было обращаться к брату короля, герцогом Орлеанским, возможным наследником трона. В этом качестве он степенно сопровождает в Сен-Дени гроб с телом своего брата, над которым безутешно рыдает оставленная всеми Мария Стюарт.

К 1560 году все противоречия XVI века, зародившиеся еще в эпоху Возрождения, крайне обострились и привели государство к полному краху. Никогда ранее не сосуществовали одновременно неукоснительное следование заповедям, религиозная добродетель, доведенная до фанатизма, и варварство; возвышенные принципы – и повседневное отступничество от них; ужас перед адом – и безумные оргии. С одной стороны, утонченность в духе Петрония, педантичная эрудиция, нравственные принципы, с другой – грубость, вандализм, убийство, возведенное в ранг поступка, достойного уважения.

Нарумяненные мужчины, с буклями до плеч и с драгоценными колье, выпив залпом несколько кубков, не находили большего удовольствия, чем поджарить ноги заключенному Ажеманные, прекрасные женщины, знавшие наизусть сонеты Ронсара, способные долго рассуждать о возвышенной любви, владели стилетом и, не колеблясь, могли всадить его в первого же солдата, чтобы избавиться от его докучливости.

В политике царили те же противоречия. Во главе протестантов, готовых ради веры на любые жертвы, строго следующих библейскому идеалу, стояли распутные, честолюбивые руководители – исключение составлял лишь Колиньи, – не гнушавшиеся взятками. Католики же, исполненные решимости пожертвовать своим спокойствием, деньгами и детьми ради защиты веры, обожествляли компанию авантюристов, для которых ортодоксия была чем-то вроде предвыборного трамплина. Таким образом, религиозные страсти служили сугубо земным интересам. Под их предлогом наследники феодализма вступали в спор с центральной властью, в спор, который считался исчерпанным после Анны Боже… ⁸Испания и Англия, мечтавшие ослабить Францию, вновь стали стремиться к реваншу.

Что могла некрепкая монархия противопоставить стольким опасностям? Абсолютно ничего – только пошатнувшийся престиж да грузную женщину в черном, столь долго презираемую и унижаемую, эту итальянку, которая, несмотря на то что она подарила королю Франции стольких детей и двадцать семь лет считалась членом царствующей династии Валуа, для большинства по-прежнему оставалась иноземкой. И однако только она еще верит в единство Франции, в единство, которое она старается сохранить как настоящий глава рода, защищая интересы своей семьи. И выполнив до конца долг, она докажет, что достойна чести, дарованной ей некогда великим Франциском I.

С первых же дней Екатерина намечает цели, которым она не изменит в течение тридцати лет: спасти корону, обеспечить своим детям королевский трон.

Безоружная, она противопоставляет неистовствующим солдатам улыбки, посулы, хитрость. Несмотря на свой траур, Екатерина создает при дворе обстановку пышной роскоши. В стране царит жесточайший экономический кризис, а королева-мать приучает свое окружение к роскоши, полагая, что привычка к удовольствиям, потребность в больших деньгах должны привлекать ко двору сильное и могущественное дворянство. Большие надежды возлагались и на фрейлин, к которым прибавилось немало красивых девушек. Как новые Далилы, они принесли своей госпоже шевелюру не одного Самсона.

В передышках между угрозами заговоров королева-мать расслаблялась, позволяя себе помечтать о будущем, которое она готовила своему любимому сыну.

Маленький принц имел удовольствие надеть платье из затканного золотом полотна и фиолетово-красную бархатную накидку, чтобы в качестве герцога Бургундского присутствовать 11 мая 1561 года на короновании Карла IX. Когда он вступил под своды Реймсского собора, возглавляя процессию пэров Франции, его красота вызвала восхищенные возгласы дам. Во время коронационных празднеств Александр испытал лучшие мгновения своей жизни, которая будет достаточно унылой из-за постоянных мер предосторожности, вынужденно принимаемых королевской семьей.

После смерти Франциска II при дворе произошли большие перемены. Лучшие должности теперь принадлежали дворянам-кальвинистам. Им доставались все почести, им же – улыбки красавиц. Конде, едва выйдя из тюрьмы, тут же попытался прибрать власть к рукам, но легкомыслие и страсть к удовольствиям делали его легко уязвимым, и Екатерина воспользовалась возможностью заменить ему тюремного надзирателя одной из своих фрейлин, мадемуазель Лимейль. В ту пору королева-мать до такой степени покровительствовала протестантам, что Теодор де Без в разговоре с Кальвином называл ее «наша королева», и даже сам Александр в какой-то момент почувствовал, что колеблется в своих убеждениях. Но влияние его друга Жуанвиля быстро вернуло монсеньора в лоно католицизма.

Жуанвиля Александр предпочитал всем своим друзьям, и огорчение его было очевидно, когда он узнал о предстоящем в начале октября отъезде Гизов.

В ярости от того, что королева-мать упорствовала в своем либерализме, герцог Франсуа де Гиз и его новые союзники, Монморанси и маршал Сент-Андре, в знак протеста решили покинуть двор; поступок этот скрывал хитрый замысел.

За несколько недель до их отъезда герцогиня де Гиз вскользь заметила Екатерине, что небезопасно оставлять Жуанвиля и Александра всегда вместе: если повторится заговор против королевской власти вроде того, что был раскрыт в Амбуазе, заговорщики захватят сразу обоих подростков. Не лучше ли удалить монсеньора в безопасное место, отвезти мальчика к его дяде, герцогу Савойскому, или к его сестре, герцогине Лотарингской? Екатерина, как огня боявшаяся своих родственников, испугалась и уклонилась от ответа. Она отвергла этот план, но разговор ей запомнился.

Выполнение плана Гизов было поручено Генриху Жуанвильскому; в одиннадцать лет этот ребенок уже знал, как воспользоваться привязанностью друга, чтобы заманить того в ловушку.

Видя доверчивость Александра, он расхваливает ему путешествия, быструю скачку верхом, прекрасные дальние страны. Разве не хотел бы монсеньор открыть для себя этот удивительный незнакомый мир вместе со своей сестрой, прекрасной герцогиней Клод, немножко повеселиться, забыть двор, столь похожий на тюрьму? Там не будет никакой учебы – только одни радости.

Александр позволил увлечь себя этим планом, однако сомнения начали терзать его. Как устроить эту поездку? Мать никогда не разрешит, даже разговаривать с ней бесполезно. Если бы его величество согласился, герцог Немурский взял бы на себя ответственность сопровождать его.

Герцог Немурский, младший отпрыск Савойского дома, был обворожительным человеком, склонным увлекаться пустыми затеями. Однажды он поклялся, что спустится на лошади по крутым и высоким ступеням церкви Сен-Шапель, и сдержал слово. Благодаря отваге, дуэлям и своей удачливости он был очень популярен. Возлюбленный герцогини де Гиз, он был сторонником католической партии, но повсюду искал приключений, а могло ли быть что-нибудь более увлекательное, чем похитить одного из королевских детей? Используя в своих целях Александра, который и так был покорен его обаянием, ловкостью и увлекательными рассказами, герцог продолжал завлекать маленького принца, то разговаривая с ним как со взрослым и взывая к его католицизму, то кружа ему голову обещаниями подарить маленькую испанскую лошадь. Этим он занимался несколько дней подряд. Выскользнуть ночью из замка Сен-Жермен, прыгнуть в карету, где поджидает герцог Немурский, и при ясной луне отправиться к свободе и неизвестности – как это соблазнительно для маленького мальчика! Александр не мог удержаться и сохранить этот план в тайне; однажды вечером он доверился своему камердинеру. На следующее утро Александр увидел у своего изголовья разгневанную и потрясенную мать; собравшись с духом, он во всем признался.

Тотчас были предупреждены стража и свита, удвоено количество часовых, у всех выходов поставлена охрана, окно, выходящее в парк, замуровали. Увы, у королевы не было доказательств! Что могла она сделать с герцогами Лотарингскими, окруженными вооруженной толпой? Напасть на них – значит развязать гражданскую войну. И Екатерина, затаив в сердце ярость, смиряется с необходимостью притворяться. Франсуа де Гиз 21 октября уезжает вместе со своими братьями и герцогом Немурским; их сопровождают семь всадников.

Екатерина пробует арестовать герцога Немурского, когда тот гостит у Гизов в замке Нантей-Одуэн, но герцогу удается ускользнуть и добраться до Савойи. Оттуда он посылает королеве-матери пространное письмо, где доказывает свою невиновность; за неимением лучшего Екатерина бросает в тюрьму гонца, привезшего это письмо. Подозрительным казалось и поведение посла Шантонэ – не участвовал ли в заговоре и Филипп II? Для того чтобы удостовериться, Екатерина посылает ему подробное письмо, где в деталях рассказывает о случившемся и просит у него обещания никогда не принимать герцога Немурского. Король Испании пытается извинить поведение герцога его намерениями доброго католика, на что Екатерина с горечью возражает: «Религиозными убеждениями часто прикрывают злые умыслы».

История с неудавшимся похищением неотступно преследует ее. Преследует до такой степени, что она сообщает обо всем Королевскому совету, а затем призывает Александра и упрекает его в том, что он хотел убежать от нее. «Господь с Вами, мадам, – бормочет мальчик, – я никогда даже не помышлял об этом».

Он подписывает протокол, который сильно искажает факты в его пользу: это он сам, по доброй воле, рассказал все своей матери. Глубоко униженный этой процедурой, Александр затаит злобу к Гизам, которая выльется в пристрастие к идеям протестантизма. В своих докладах в Женеву Теодор де Без радостно отмечал это полуобращение. Монсеньор горячо бранит свою сестру, маленькую принцессу Маргариту, что она держится за старые предрассудки, бросает ее часослов в камин и приносит ей сборник псалмов. Однажды он сказал послу Испании: «Я пока еще маленький гугенот, но я вырасту и стану большим гугенотом». Мать не бранит его за это; никогда еще двор не был до такой степени готов официально признать ересь.

Этот, казалось бы, малозначительный эпизод подтолкнул Екатерину привести в исполнение план почти революционный. Ни на Генеральных штатах, ни на коллоквиуме в Пуасси, где все были неприятно поражены, видя, как маленький герцог Орлеанский слушает еретическое выступление Теодора де Беза, ни на заседании чрезвычайного Совета грандов королевства Екатерине не удавалось добиться компромисса между двумя религиями. А поскольку в провинции парламенты обычно высказывались в пользу терпимости, она задумала собрать представителей всех парламентов королевства и заставить их проголосовать за Январский эдикт (17 января 1562 года), который разрешал бы свободно и открыто проводить богослужение по протестантскому обряду вне городской черты. Это была революция.

Королева ликовала: причина – или повод – кровавых стычек наконец исчезнет, она сможет навести в стране порядок и спокойно заняться будущим своих детей.

Увы! Время для мудрого эдикта еще не настало. Потребуются тридцать шесть лет кровавой резни, чтобы французы смирились с таким законом, а пока последствия эдикта будут прямо противоположны тем надеждам, которые на него возлагали сторонники умеренной политики.

С самого начала действию эдикта мешали непомерные требования протестантов, допущенные ими ошибки, а также нетерпимость католиков. Население Парижа призывает на помощь Гиза, и по дороге он оставляет в местечке Васси ⁹шестьдесят обезглавленных гугенотов; насмерть перепуганная Екатерина укрылась в Фонтенбло. Ее ненависть к Лотарингскому дому и страх перед ним были столь велики, что она решительно отдает монархию в руки кальвинистов: королева-мать четырежды пишет Конде, призывая приехать и защитить ее. Неожиданный случай давал реформатам возможность узаконить свою партию и даже, быть может, изменить ход истории, но принц Конде, опасаясь ловушки, упускает эту возможность. Однако ее не упустили его враги.

Монморанси, Сент-Андре и сам король Наваррский, перешедший на сторону католиков, возвращаются в Фонтенбло, чтобы поднять двор.

Екатерина никогда не простит протестантам своего унижения. Поняв, что они не та партия, на которую она может опереться, Екатерина начинает их презирать; сделав вид, что полностью разделяет цели Лотарингского дома, она изображает истовую католичку.

Гражданская война могла все смести на своем пути. В последнее мгновенье руководители кальвинистского движения заколебались и попытались остановить приближающееся бедствие, но их жены – Жанна д Альбре, принцесса Конде и особенно мадам де Колиньи – настояли на столкновении.

Весной, когда все королевство уже полыхало, герцог Гиз открыл границу испанским войскам, реформаты уступили англичанам Гавр, ожидая, что им передадут Кале. Франция становится проклятым местом, где бандиты творят все, что им вздумается, хозяйничают, грабят и насилуют. Что касается королевы, она ведет переговоры, ища способ выступить посредницей и приходя в отчаяние от малейшего успеха той или другой армии; к счастью, удача была на ее стороне.

Через четыре месяца король Наваррский погибает при осаде Руана, Сент-Андре – в битве при Дрё, Монморанси попадает в плен к протестантам, Конде – к католикам, и наконец Гиз, который, казалось, оставался хозяином положения, пал у стен Орлеана под пулями Польтро де Мере.

Итак, руководителей обоих лагерей не стало, и полная энергии и жизненных сил Екатерина осталась одна. Теперь она предпочитает делать ставку на католиков, чтобы восстановить целостность страны и разъединить мятежных протестантов, в которых она так разочаровалась и которым она никогда не простит их договора с Англией.

Она предлагает протестантам новый эдикт, полный тонких подвохов, кружит голову Конде обещаниями, душит его нежностью мадемуазель Лимейль и, несмотря на протесты адмирала, вырывает у него подпись. Это был Амбуазский договор от 19 марта 1563 года.

Пресытившись восстаниями, бунтами и резней, мятежники постепенно возвращали себе прежние центры влияния, королева же тем временем вверяет своих наемных солдат командованию полковника Шарри, жестокого и преданного, как сторожевой пес.

Создав себе таким образом армию, она через три года сумела прекратить процесс, начатый Гизами против Колиньи, которого они винили в смерти герцога Франсуа, задушить очаги сопротивления на местах, заставить суды вершить правосудие, невзирая на вероисповедание обвиняемых – неслыханное новшество, в которое трудно было поверить!

Затем королева начинает заниматься внешней политикой. Елизавета Английская, пришедшая в ярость от Амбуазского договора, отказывается оставить Гавр, требуя от своих давних союзников вернуть ей Кале. Несколько пристыженные, Конде и Колиньи прибегают к разным уловкам. Когда неразбериха стала полной, Екатерина собирает собственную армию, навербовав в нее как католиков, так и протестантов, и отправляет ее на штурм Гавра. Город сдался в тот же день, как только на помощь осаждавшим войскам подошел флот.

Едва изворотливая итальянка потребовала возвращения Кале, как королева Елизавета тотчас же денонсировала договор Като-Камбрези и вероломно захватила Гавр. После долгих переговоров Елизавета уступает: она подписывает договор Тройе и, согласившись на незначительный выкуп, окончательно оставляет Кале.

Торжество Екатерины было полным. И только одно событие омрачило ее радость: убийство среди бела дня на мосту Сен-Мишель ее преданного Шарри, убийство, совершенное месье Шателье-Порто, правой рукой Колиньи. Королева была сильно привязана к этому верному служаке, и она никогда не простит его смерть семейству Шатийон, к которому принадлежал Колиньи. Однако опасаясь, что рухнет здание, с таким тщанием возводимое ею в течение целого года, королева отказывается от мести.

Екатерина могла гордиться своими успехами: мир был восстановлен, гранды укрощены, стране навязана веротерпимость, Англия побеждена, Кале возвращен Франции. И все это – за тринадцать месяцев. Говорят, и не без оснований, что если бы Екатерина после падения с лошади, которое случится следующей весной, не оправилась, потомки все равно поставили бы ее имя в один ряд с Анной Боже или Бланкой Кастильской ¹⁰.