Текст книги "Войны за Иисуса. Как церковь решала, во что верить"

Автор книги: Филипп Дженкинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Духовная жизнь Пульхерии сложилась под причудливым сочетанием самых разных влияний. В официальной истории церкви принято считать ее святой амазонкой ортодоксии, насмерть разившей ереси. Но в то же время она говорила и делала такие вещи, за которые в другие времена и в других местах женщин сжигали на кострах. Она особенно сильно почитала Деву Марию, в честь которой строила храмы и часовни. В 430-х годах Константинополь наполнился новооткрытыми святынями, связанными с Марией, такими, как ее риза, ее пояс и ее прижизненный образ, написанный святым Лукой, и каждую такую святыню помещали в новом роскошном здании. Такой горячий культ Марии был в то время новшеством, хотя соответствовал церковному благочестию – это было не отклонением, а скорее передовым явлением. Однако Пульхерия претендовала на удивительно высокий статус в церкви и отождествляла себя с Девой Марией, Theotokos, носившей Бога. Императрица принимала высокие титулы, такие, как Невеста Христова, и действовала в церкви и как «матриарх», и как августа. Она стала как бы верховным жрецом, или понтификом, необычного культа Марии, и вместе со своими последовательницами, девами и святыми женами, выделялась на торжественных богослужениях в церквях, которые уже тогда считались величайшими храмами христианского мира. Хотя Пульхерия демонстрировала верность учению церкви, ее собственное благочестие напоминало о поведении членов женских гностических сект, которые христианские церкви осудили еще два столетия назад[157].

Официально Пульхерия никогда не правила Восточной империей, но она оказывала такое сильное влияние на ее политику, что фактически с 414 по 440 год была ее единовластной правительницей. Она пользовалась статусом старшей сестры императора. Когда в 408 году умер ее отец Аркадий, ей было девять лет, а ее брату, новому правителю Феодосию II, – только семь. Она явно повзрослела быстрее брата, так что уже в пятнадцать лет начала оказывать влияние на религиозную политику империи. Она взяла власть в свои руки в 414 году, положив конец правлению евнухов. Вот как о ней отзывается ее поклонник и биограф Созомен:

Она совершала все деяния от имени своего брата и с великим тщанием воспитывала его как престолонаследника, выбирая для него все самое лучшее и то, что соответствует его возрасту. Она пригласила самых умелых учителей, чтобы те учили его верховой езде, владению оружием и письму. Но и сама сестра постоянно учила его достойным и царственным манерам: она показывала, как он должен носить одежды, садиться и ходить, сдерживать смех, быть мягким или грозным, когда того требуют обстоятельства, и вежливо исследовать дела тех, кто обращается к нему с прошениями[158].

Она в буквальном смысле учила брата ходить и говорить. Некоторые биографы утверждают, что она даже выбрала и подготовила для него невесту – Евдокию. Если это правда, Пульхерия должна была об этом пожалеть, поскольку Евдокия стала ее отчаянным врагом.

Кроме того, Пульхерия желала, чтобы ее брат вел строго благочестивый образ жизни. «Она учила его часто посещать церковь и оказывать уважение дому молитвы, давая ему дары и сокровища, она также внушила ему благоговейное отношение к священникам и другим достойным мужам»[159]. Ее усилия увенчались полным успехом. Феодосий II регулярно постился, особенно по средам и пятницам.

Он превратил свой дворец в подобие монастыря: он вместе со своими сестрами вставал рано утром и читал молитвы и гимны, прославляющие Бога. Благодаря этому он выучил Священное Писание наизусть, и часто он рассуждал о Писании с епископами так, как будто сам давно был священнослужителем.

Монофизиты сохранили историю о том, как Феодосий II написал знаменитым египетским инокам письмо, в котором жаловался на то, что не может родить наследника. Иноки ответили ему, что это соответствует воле Божией, поскольку после его смерти религиозная жизнь придет в страшный беспорядок и Бог не желает, чтобы у императора родился сын, который бы участвовал в этих порочных делах. Император поговорил с супругой, и они решили с этого дня жить целомудренно[160].

Феодосий II и его сестры выделялись не только личным благочестием, но и стремлением вводить ортодоксию с помощью силы, что напоминало Испанию при королеве Изабелле в 1490 году. По иронии судьбы, семья Феодосия имела испанские корни: Феодосий I вырос в Испании, а его жена Флацилла была испанкой. Если воспользоваться термином из более поздней истории, можно сказать, что Пульхерия по своему складу тяготела к Крестовым походам. В самых разных культурах встречаются юные девушки, которых сильно привлекает религия, и некоторые из них желают стать монахинями или посвятить свою жизнь добрым делам. Таковой была и Пульхерия, только в ее распоряжении была вся военная мощь империи. Еще в 414 году, когда ей было только пятнадцать лет, Пульхерия внушила своему брату мысль очистить бюрократический аппарат государства от последних оставшихся там чиновников, которые сохранили верность язычеству. В 421 году она вынудила империю объявить войну Персии, другой сверхдержаве той эпохи, из-за того, что в Персии шли преследования христиан[161].

Эпоха нетерпимости

Пульхерия в большей мере, чем ее современники, мечтала о создании не просто христианской империи, но империи, которая воюет за истину и стремится к единообразию веры, то есть за такой режим, который применяет всю свою силу, чтобы установить повсеместное царство ортодоксии. Можно по праву назвать августу предтечей самых воинственных средневековых представлений о христианском мире. Сходство станет еще сильнее, если мы вспомним, что в ее представлении Римская империя должна была сражаться с врагами под знаменами Девы Марии.

Больше всего от такого нового порядка пострадали евреи. Конфликт между христианством и иудаизмом становился все острее в конце IV века, и в 380-х годах Иоанн Златоуст обрушился на иудеев и на иудеохристиан с такими обвинениями, которые на протяжении последующих веков принесли самые злые плоды. Иоанн обвинил иудеев в убийстве Бога: поскольку они повинны в распятии Христа, они виновны в страшном преступлении против Бога. Позднее эту тему развивал папа Лев. Разумеется, это обвинение было тесно связано с тогдашними спорами о природе и личности Христа: слова об убийстве Бога ярко свидетельствовали о понимании идентичности того, кто умер на Голгофе. Один инцидент той эпохи показывает, как изменился религиозный климат. В 388 году в Месопотамии епископ города Каллинике возглавил толпу, разгромившую синагогу. Император Феодосий I велел бунтарям восстановить ее за свой счет, даже если для этого придется использовать средства церкви. Это возмутило иерархов, так что великий святой епископ Милана Амвросий написал яростный протест против такого богохульства – под последним он понимал не осквернение синагоги, но ее восстановление. В том же году император запретил браки между христианами и иудеями под страхом смертной казни[162].

Иоанн Златоуст обрушился на иудеев и на иудеохристиан с такими обвинениями, которые на протяжении последующих вековпринесли самые злые плоды

Его потомки продолжали развивать эту традицию. В 415 году Феодосий II отнял у иудейских общин их привилегии, а в 425 году его правительство предало казни последнего нази, то есть главу иудейского синедриона, представителя древнего рода, который столетиями сохранял эти традиции. Политика Феодосия II – или, правильнее сказать, Пульхерии – привела к разрушению константинопольских синагог и изгнанию еврейского населения города[163]. В 439 году Феодосий II издал закон, запрещавший иудеям и самарянам служить чиновниками и лишавший их гражданских прав, а также запретил строить новые синагоги или ремонтировать старые, которые уже разваливаются. Обращение христианина в иудаизм грозило смертью и конфискацией имущества для участвовавшего в этом еврея. В эти годы стала популярной версия о кровавом навете, что отражает климат эпохи. В Сирии группу иудеев обвинили в том, что они ради насмешки распяли христианского мальчика, который от этого скончался. Сам император распорядился сурово наказать преступников. О том, как дурно обстояли дела в империи, свидетельствует и инцидент в 480-х годах, когда антиохийские христиане громили синагоги и выкапывали тела мертвецов из могил, чтобы жечь их на кладбищах. Это повергло в ужас императора Зенона. Если они на такое способны, спрашивал он, почему они не жгли живых иудеев вместе с мертвыми?[164]

Во времена Феодосия II жестокость репрессий смягчалась лишь благодаря тому, что при дворе присутствовал еще один важный и более мирный влиятельный игрок – императрица Евдокия. Дочь софиста или учителя риторики, Евдокия продолжала вести диалог с языческими мыслителями и пыталась, как могла, защитить и язычников, и иудеев. Эти разные подходы к религиозной политике привели к тому, что двор разделился на сторонников Евдокии и сторонников Пульхерии, и эта домашняя война повлекла за собой рост влияния монофизитов в 440-х годах. Соперничество придворных окрашивало собой тогдашние богословские споры[165].

В эти годы стала популярной версия о кровавом навете, что отражает климат эпохи. В Сириигруппу иудеев обвинили в том, что они ради насмешки распялихристианского мальчика, который от этогоскончался. Сам императорраспорядился сурово наказать преступников

Истинные и ложные христиане

Подобная религиозная политика наряду с тенденцией «защищать веру» отдельных епископов Александрии и других мест оборачивалась невиданной ранее нетерпимостью по отношению к религиозным меньшинствам. Это обостряло христологические споры, повышая ставки, потому что все понимали, что проигравшие станут противниками правительства и законов. Богословские споры стали игрой с нулевой суммой, исход которой накладывает неизгладимый отпечаток на весь мир.

Тот факт, что новая христианская империя была готова обрушить гонения на альтернативные христианские секты, требует объяснения. Отдельные ревнители из христиан могли с крайней нетерпимостью относиться к иным верованиям, однако имперские власти не нуждались в таком фанатизме, тем более что он порождал практические проблемы при управлении обширной и неоднородной империей. Однако положение дел изменилось к концу IV века. В 360-х годах неудача последней попытки возродить язычество, предпринятой императором Юлианом Отступником, показала, насколько глубоко христианство укоренилось в империи, что усилило стремление к поддержанию единства веры на официальном уровне. Церковь стала важнейшим фактором имперской политики, а не просто смиренной служанкой, которая с благодарностью принимает милости государства[166].

Поворотным моментом здесь стало правление Феодосия I, ученика Амвросия из Милана. Этот император пришел к власти на фоне кризиса после битвы при Адрианополе в 378 году, когда казалось, что римский мир уже обречен умереть. Хотя Феодосию удалось снова установить власть Рима, он всегда ощущал, что империя нуждается в божественной защите и что, если долготерпение Божие истощится, ее ожидают ужасающие бедствия[167].

К концу десятилетия в империи сложилась система официальных расследований и применения санкций на местном уровне, которую можно считать предтечей будущей инквизиции

Феодосий I сделал христианство официальной государственной религией империи и стремился поддерживать единообразие веры с помощью политических мер. Он ценил не просто христианство в целом, но веру в ее ортодоксальной никейской форме и ненавидел соперников ариан, отрицавших полное равенство Бога Отца Богу Сыну. Он систематически искоренял всех сторонников арианства даже в Константинополе, где они были особенно сильны. С 380 года епископы, склонные к арианству, должны были покинуть свои посты либо признать ортодоксию, а рядовым верующим из ариан запретили собираться в церквях. Неортодоксальным группам, включая последователей Аполлинария, запретили называть своих предводителей епископами или священнослужителями, а места, где они собираются, называть церквями. К концу десятилетия в империи сложилась система официальных расследований и применения санкций на местном уровне, которую можно считать предтечей будущей инквизиции. Некоторые группы понесли куда более тяжелые потери. Так, в 382 году Феодосий распорядился предать смертной казни монахов, исповедовавших манихейство[168].

Феодосий I передал свою традицию использования власти церковным иерархам V века, которые участвовали в войне, охватившей всю церковь. Они могли вспомнить, какой угрозой было арианство до тех пор, пока в битву не вступил сильный и решительный император, и как через несколько десятилетий на фоне гонений ариане стали незначительным – по крайней мере, в масштабах империи – меньшинством. Это стало ободряющим примером того, как можно искоренять новые ереси. Кроме того, подобно своему предшественнику Константину, Феодосий использовал для своей борьбы за ортодоксию такое средство, как Великий вселенский собор, прошедший в Константинополе в 381 году[169].

Кроме того в 380-х годах христианская церковь впервые стала свидетелем события, предвещавшего мрачное будущее, – официальной казни еретика. Один епископ по имени Присциллиан – также испанского происхождения – основал пуританскую и строго аскетическую секту, члены которой подозрительно относились к браку и материальному миру. Он навлек на себя гнев военачальника, который соперничал за престол с Феодосием I и желал показать свою приверженность ортодоксальной вере. По приказу военачальника Присциллиан был обезглавлен. В данном случае в казни нельзя обвинить ни Феодосия I, ни церковь. Самые выдающиеся и окруженные почетом иерархи Запада – включая папу Сириция, Амвросия Медиоланского и святого Мартина Турского – осудили как этот судебный процесс, так и казнь. Кроме того, формально Присциллиан был казнен по обвинению не в ереси, но в колдовстве – это было обычным уголовным преступлением по римским законам. Но так возник прецедент: государство убило еретика. В перспективе будущих религиозных споров это событие стало знаковым[170].

В 380 – х годах христианская церковь впервые стала свидетелем события, предвещавшего мрачное будущее, –официальной казни еретика

В 390 году власть церкви неимоверно усилилась, поскольку Феодосий I продемонстрировал готовность ей повиноваться, так что это скорее напоминало Средневековье в период расцвета папской власти. Когда в Фессалониках бунтовщики убили римского полководца, Феодосий в соответствии с римскими традициями дал приказ своим войскам разграбить город. Возмущенный такими насильственными действиями Амвросий, епископ Милана, закрыл перед императором дверь церкви и отказал ему в причастии, призвав Феодосия подчиниться Богу и принести покаяние. Как пишет историк Феодорит, «воспитанный в Слове Божием, Феодосий ясно понимал, что принадлежит иереям, а что царям. Потому он, преклонив голову, выслушал упрек Амвросия и со стенанием и слезами возвратился в свой дворец». На протяжении веков христиане вспоминали эту историю как яркий пример ситуации, где светская власть понимает свое место в божественном порядке, а художники изображали ее на своих полотнах. Современному же наблюдателю – включая многих христиан – может показаться, что здесь церковь агрессивно присваивает себе власть государства. После публичного покаяния Феодосий был снова допущен в церковь. Вскоре после этого он выпустил новые законы против языческих обрядов и одобрил разрушение языческих храмов, первоначально в городах. Приказ о разрушении сельских храмов вышел несколько лет спустя[171].

Эта суровая традиция Феодосия была воспринята следующим веком. Кроме новых жестоких мер, направленных против язычников и иудеев, государство начало регулировать жизнь соперничающих христианских общин, вступив в борьбу не только с ересями, но и с расколами. К раскольникам относились христиане, в целом верные ортодоксии, но отколовшиеся от официальной церкви из-за какого-либо несогласия. Эти несогласия могли сводиться к личным отношениям или к конфликтующим интересам групп либо касались каких-то отдельных доктринальных положений. В церкви нередко возникали расколы, и разумные иерархи церкви понимали, что такие вещи случаются и проходят. В течение IV века не менее четырех раз появлялись какие-то альтернативные кандидаты на престол Антиохии. Обычно раскольников на время отлучали от причастия в надежде, что через какое-то время добрые отношения будут восстановлены[172].

Теперь даже тот факт, что ты христианин, не спасал тебя от санкций государства. Необходимобыло исповедовать определенную правильную версию веры, которую определилицерковь и империя

Однако в V веке положение вещей стало постепенно изменяться: отлученных от общения с официальной церковью людей стали все больше воспринимать не как принципиальных оппонентов, но как злостных врагов истинной веры, заслуживающих суровых кар. Это произошло в случае новатиан – ортодоксальной группы христиан, которая создала у себя самостоятельную иерархию. В 430-х годах в Риме, Александрии и других местах сторонники ортодоксии начали отнимать у новатиан церкви, что вынудило последних уйти в подполье. Теперь даже тот факт, что ты христианин, не спасал тебя от санкций государства. Необходимо было исповедовать определенную правильную версию веры, которую определили церковь и империя, – если, конечно, мы вправе думать, что первую можно было отделить от второй[173].

Истоки ненависти

Религиозный мир стал куда более холодным местом, но нельзя в этом винить исключительно Феодосия и его суровых потомков или отдельных людей, таких, как Пульхерия. Императорская семья, несомненно, определяла религиозную политику, но она бы не смогла оставить такой глубокий отпечаток на эпохе, если бы эти меры не соответствовали расхожим представлениям и тенденциям тогдашней культуры. Более того, некоторые императоры отнюдь не разжигали нетерпимость, но старались утихомирить агрессивных иерархов, жаждавших устроить гонения. Даже если бы династия Феодосия не стояла у власти, имперским правителям было бы нелегко противостоять стремлению церкви участвовать в политике и растущей враждебности по отношению к иным верам и догматам[174].

Необыкновенный накал споров между христианами, которые приобретали как бы космическое значение, нам поможет понять богословие. Согласно представлениям той эпохи, некоторые вопросы были столь важными, что любое неверное их понимание было не просто ошибкой, но сознательным отвержением христианства. Когда инакомыслящие совершали ошибки и оказывались в одной компании с язычниками или иудеями, они тем самым переходили на службу дьяволу – а христианское общество никак не может мириться с кознями сатаны! Ветхий Завет также явно призывал к нетерпимости. Опираясь на эти священные тексты, пророки и священники видели свой долг в том, чтобы постоянно сражаться против лжерелигий, опираясь на помощь государства, которое должно было поддерживать истину. Праведный царь должен был искоренять ошибочные мнения. Те же тексты содержали угрозы тем верным, которые проявляют чрезмерную терпимость.

Ментальность людей Античности или Средневековья радикальнее всего отличалась от нашей тем,что, как верили древние люди, земные ошибки влекутза собой космические последствия

Несмотря на обращение империи, у христиан сохранился их традиционный дух битвы против мира. И даже в эпоху не виданной ранее политической безопасности христиане продолжали думать о насилии и гонениях и о верных до смерти мучениках. Когда префект Орест выразил недовольство (вполне обоснованное, как мы помним) поведением Кирилла Александрийского, монахи сразу же стали воспринимать его как языческого гонителя веры, в соответствии с привычными схемами трех-четырех предшествовавших тысячелетий. Почему же еще кто-либо будет выступать против святого епископа христиан? Распространенный культ мучеников усиливал такое подозрительное отношение к гражданским властям[175].

Кроме того, христиане все еще жили в мире, где язычество оставалось повседневной реальностью, а ощущение опасности внешней и внутренней всегда усиливает религиозную нетерпимость. Рамсей Мак-Мюллен считает, что к 400 году «весь Левант, от южной части Евфрата до Египта, был обращен не более чем наполовину». Язычество с его роскошными храмами и тайными ритуалами все еще процветало. А в 541 году император послал знаменитого епископа Иоанна Эфесского бороться с язычеством на западе Малой Азии – на территории, которая одна из первых услышала христианскую проповедь еще во времена апостола Павла. Несмотря на все усилия христиан в течение пяти прошедших веков, Иоанну удалось найти и обратить семьдесят тысяч язычников[176].

Около 430 года множество христиан оставались обращенными в первом или втором поколении, так что они боялись вернуться к своим прошлым верам. При этом лидеры церкви пытались установить практические повседневные рамки и границы допустимого для веры. Они постоянно спорили о том, какие элементы этих древних вер и обычаев может перенять церковь. (Как это часто бывает, эти споры V века напоминают то, что происходит в современной Африке.) Иногда, чтобы нанести сокрушающий удар по противнику, его оппоненты говорили: в данном богословском положении нет ничего христианского, это просто языческие или иудейские учения, контрабандой протащенные в церковь. В ходе богословских дебатов V века постоянно слышались обвинения в попытке возродить язычество.

Ментальность людей Античности или Средневековья радикальнее всего отличалась от нашей тем, что, как верили древние люди, земные ошибки влекут за собой космические последствия. Современный человек задается вопросом: почему церковь не могла терпимо относиться к разным представлениям и доктринам, дав возможность представителям разных школ вступить в соревнование, чтобы в итоге восторжествовала истина. Такая либеральная доктрина, в конце концов, находит подтверждение в Писании. В Деяниях иудейский мудрец Гамалиил предупреждает соотечественников: не надо преследовать христиан, поскольку, если их идеи ложные, они будут забыты, а если истинные, им не следует противостоять. Но, придя к власти, церковь начала давать иной ответ на вопрос «Чем и кому это повредит?». Если, думали христиане, ошибки проистекают из греховной гордыни или по внушению дьявола, тогда терпимое отношение к ним влечет за собой гнев Божий в форме различных мировых катастроф: голода, засухи, поветрий, потопов, землетрясений или поражений в битвах. В Древнем мире было несложно указать на событие такого рода в каком-то месте, а в V веке катастрофы сыпались на империю в таком изобилии, что бойцом мог бы себя почувствовать даже самый умеренный проповедник.

Режим, который терпит ереси, распущенность нравов и ошибочные мнения, обречен на бедствия, и тогда уже никто не вправе упрекать Бога в несправедливости. Но борьба с подобными отклонениями ведет к процветанию и победам и империю, и ее население. Как заявил представитель императора в 449 году на Втором Эфесском соборе: «Дьявол, родоначальник всякого зла, никогда не прекращает свою войну против святых церквей. Благочестивейший император всегда противостоял его неправедным нападениям, справедливо понимая, что если он сам возьмет оружие в битве за веру, у его империи появится заступник». Сам Несторий, обращаясь к императору, просил: «Господин, дайте мне землю, очищенную от еретиков, и взамен я дам вам небо. Помогите мне разгромить еретиков, и я помогу вам покорить персов»[177]. Косвенно из этих слов вытекает и такой отрицательный вывод: при терпимом отношении к еретикам Бог даст победу персам или гуннам. Быть христианским императором – великая привилегия, но на нем лежала ужасная ответственность.