Текст книги "Отголоски иного мира"
Автор книги: Филип Янси
Жанры:
Прочая религиозная литература
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)
***
Гарвардский философ и психолог Вильям Джемс внимательно изучил свидетельства обратившихся алкоголиков, святых и просто верующих. Результаты своего исследования он опубликовал в ставшей классической книге «Многообразие религиозного опыта» (1902) [45]45
В. Джемс. «Многообразие религиозного опыта» (пер. В.Г. Малахиевой–Мирович и М.В. Шик). – Прим. переводчика.
[Закрыть].
Джемс разделил религиозный опыт на две основные разновидности: «религия душевного здоровья» и «религия страждущих душ».
Во времена Джемса – времена мира и процветания – религия душевного здоровья привлекала многих. Современник Джемса, английский философ и социолог Герберт Спенсер, сказал: «То, что мы называем злом и безнравственностью, должно исчезнуть. Сегодня ясно: человек должен стать совершенным».
«С каждым днем мир становится лучше», – гласил расхожий лозунг. Таких бодрячков Джемс противопоставлял «страждущим душам», для которых возможность исцеления и самой жизни заключалась в рождении свыше.
Пытаясь в ходе исследования постичь «страждущие души», Джемс понял и устройство мира. Притягательность оптимизма очевидна: для оптимистов болезни, смерть, зло словно бы не существуют. Однако как согласовать этот оптимизм с фактами? Джемс заключил: христианство все–таки описывает реальный мир, то есть мир, обремененный грехом и страданием.
Вильям Джемс умер в 1910 году. А вскоре канули в Лету многие «религии душевного здоровья». Как правильно отметил Джемс, они не только не объясняли фактов, но и не соответствовали им. Сокрушительный удар по розовому идеализму нанесла Первая мировая война. Нравится нам это или не нет, но закрывать глаза на великий разлад в мироздании, который христиане называют грехом, нельзя.
Для меня грех – это не только ложный выбор, но и ложный, искаженный взгляд на мир. Совершая грех, я как бы объявляю этот мир не Божиим, а своим собственным. А начинаю я с небольшой погрешности, если уж на то пошло, с «эгоистичного гена» – подобно алкоголику, который, выпив первую рюмку, уходит в разрушительный запой.
Малькольм Маггеридж отмечает:
«Христианство не утверждает, что все мы, вопреки видимости, в душе убийцы, воры, мошенники и извращенцы. Оно не говорит, что мы полностью испорчены, иными словами, вовсе неспособны на добрые мысли и поступки. Истина гораздо глубже и тоньше. Когда мы смотрим на то лучшее, что есть в человеке, становится ясно: в каждом из нас имеются гордыня и эгоизм, которые искажают лучшие наши проявления и отравляют самые замечательные переживания. В результате дружба разрушается завистью, добрым поступкам сопутствует тщеславие, любовь легко переходит в похоть, рациональные суждения искажаются корыстью. Мы умаляем заслуги других людей, а критику в свой адрес не любим, зато любим лесть. Мы уверенно провозглашаем идеалы, которым и близко не следуем на практике».
В 1991 году, незадолго до краха коммунизма, я побывал в СССР. Помню разговор с одним марксистом. Он был потрясен открывшейся правдой о событиях советского прошлого. «Я и понятия не имел, что у нас такое творилось, – говорил он. – Когда я вступил в партию, у меня были высокие идеалы: бороться с расизмом и бедностью, строить справедливое общество. А теперь выясняется, что мы создали монстра. Мы видели зло в других, в капиталистах, богачах, эксплуататорах, но не в себе самих. Теперь я не доверяю никакой утопической философии, особенно если она противопоставляет «нас» и «их». Зло существует во всех нас – богатых и бедных, социалистах и капиталистах».
Этот человек, разочаровавшийся в марксизме, принял христианскую концепцию греха: грех поражает всех. Христианству присущ самый трезвый взгляд на человечество: падения были, есть и будут.
Размышляя о собственном духовном пути, я вижу те же противоречия, что и в обществе в целом. Иногда меня поглощает осознание собственной греховности, иногда я восстаю против него, а иногда предпочитаю о грехе и вовсе не думать. Тем не менее, при всем моем непростом церковном опыте, внутри меня незыблемо запечатлелась одна духовная истина: мои поступки имеют значение. Более того, они имеют значение и для Бога, создавшего этот мир и установившего для него правила – правила, пренебрегать которыми очень опасно. Я стараюсь чаще вспоминать об этой истине.
«Характер – это то, как вы ведете себя, когда никто вас не видит», – сказал мне один детский психотерапевт. Он также предположил, что психопаты, мошенники и воры делают то, что делают, поскольку полагают, что «их не видят». Впоследствии я часто вспоминал эти его слова. Но вспоминал, соотнося с «Отче наш» – молитвой об осуществлении Божьей воли на земле. Ведь Бог смотрит на нас всегда. И для меня Бог – не полицейский шпик, подглядывающий за каждым моим шагом, а Дух, который изнутри напоминает мне о моем предназначении.
***
«Человек губит дивную Землю и человека,
Что, Господи, Ты попустишь?»
Джон Берримен
Глава 8. Жизнь в добре
Бог может повергнуть тебя
Судным Днем
В слезы стыда,
Сердцем читая стихи,
Что ты мог написать,
Если б праведно жил.
Уистан Хью Оден
Несколько лет назад у меня состоялась страшная встреча с человеком в маске и с ножом. Однако я вспоминаю ее с благодарностью, ибо этот человек был хирург–ортопед, которому я заплатил несколько тысяч долларов за операцию на левой стопе. После операции я некоторое время соблюдал постельный режим и размышлял о боли, которую мы выбираем добровольно – иногда к своему благу, а иногда к несчастью.
В реабилитационный период я выполнял специальные упражнения. Было больно, но я терпел, понимая, что иного выхода нет. Помимо этого, хирург на три месяца запретил мне кататься на велосипеде, лазать по горам и бегать. Мне нужно было избегать любых физических нагрузок, которые могли бы воспрепятствовать процессу исцеления. В итоге под запрет попало все, что доставляло мне удовольствие.
Однажды я попытался уговорить врача разрешить мне сыграть партию в гольф. «Ко мне приедут близкие друзья. Мы собираемся только раз в год… Я тренировал замах, и если работать только верхней частью корпуса, почему бы и не попробовать? Я смогу перенести всю тяжесть на правую стопу».
Ни секунды не колеблясь, врач ответил: «Если бы я узнал, что в ближайшие два месяца вы собираетесь играть в гольф, я бы очень расстроился».
– Вы ведь и сами играете в гольф, – я попытался сыграть на его чувстве солидарности.
– Вот именно. Поэтому знаю, что вы не сможете выполнить замах, не повернув стопу вовнутрь. И тогда вес придется как раз на те кости, которые вы пытаетесь вылечить.
Потом я рассказал об этом разговоре жене и неудачно пошутил: «Ну и что из того, что он расстроится? Я же не его психиатр!»
Это было несправедливо: доктор ничего не имел против моей игры в гольф. Более того, он меня прекрасно понимал, поскольку и сам увлекался этой игрой. Однако врач желал мне добра. Он и впрямь расстроился бы, если бы его пациент необдуманным поступком поставил под угрозу все лечение. Мой доктор хотел, чтобы я смог играть в гольф и на следующий год, и через два года, и весь остаток жизни. Именно поэтому он и не разрешил мне играть сейчас – вскоре после операции.
Я отдал должное формулировке хирурга. Он не сказал: «Строго запрещено!» Такие слова пробудили бы во мне упрямство. Нет, он предоставил мне свободный выбор, объяснив последствия неверного решения предельно деликатно. И он действительно расстроился бы, если бы я пренебрег его советами, ибо стоял на страже моего здоровья, и ему было не все равно, наврежу я себе или нет.
…Одно время я вообще не думал о Боге как Законодателе: мешали неприятные детские ассоциации. Подобно многим людям, я рассматривал религию преимущественно как свод нравственных правил, переданный нам из невидимого мира для обязательного исполнения. Есть ли дело Богу до того, соблюдают ли Его заповеди ничтожные твари, населяющие крошечную планету? У меня не имелось ответа на этот вопрос. Я лишь знал, что если нарушу правила, то за ослушание дорого поплачусь.
С годами я сообразил, что подчиняться авторитету не всегда плохо. Скажем, если у меня дает сбой компьютер, я звоню в техподдержку и беспрекословно следую указаниям специалиста. Если хочу научиться играть с гольф, плачу за занятия и слушаюсь тренера. Если плохо себя чувствую, вызываю врача и выполняю его рекомендации.
Бог подобен врачу. Божьи заповеди следует исполнять по той же причине, по какой надо слушаться предписаний хорошего врача. Я полагаюсь на доктора, рассчитывая, что у нас одна цель (мое физическое здоровье), но он лучше меня знает, как добиться ее осуществления. Грех – это своего рода духовная травма или духовная зараза, подобная канцерогенам, бактериям и вирусам. Ее во что бы то ни стало следует избегать. Следует осознать: Бог хочет, чтобы уже и в этом мире я имел жизнь не больную и ущербную, а жизнь с избытком.
На лондонской выставке «Миры тела» я купил каталог с изображением экспонатов. В разделе, посвященном дыханию два изображения легких. Легкие на левой странице светлы как грудка индейки и чисты как у младенца. Легкие на правой странице выглядят так, словно ими чистили трубы. Черная масса с огрубелыми и утолщенными мембранами, через которые происходит газообмен. Согласно пояснительной надписи, легкие справа принадлежали заядлому курильщику.
Не понимаю, как врач, видевший подобные легкие, может взять в рот сигарету! Если меня тянет задымить, я достаю каталог и открываю нужную страницу. Многие экспонаты выставки «Миры тела» показывают, как люди своим поведением разрушают тело, возлагая на него непосильные нагрузки. Сопоставление здоровых и больных легких – иллюстрация природы греха: он так же замедляет рост, губит здоровье и покрывает духовную жизнь черной ядовитой сажей.
***
В каждом обществе есть поступки, которые все члены этого общества признают плохими, – например, убийство, воровство, инцест, изнасилование. За них общество наказывает. «Неверно было бы сказать, что порочные поступки вредны потому, что запрещены: напротив, они запрещены потому, что вредны», – прагматически заметил Бенджамин Франклин.
В последнее время, особенно с 1960–х годов, границы приемлемого постепенно раздвигались, а грех все более восприниматься иначе, чем раньше. Сексуальная революция времен моей молодости сделала добрачный секс обычным явлением и пропагандировала гражданские браки. Апологетами ЛСД и других галлюциногенных наркотиков были не только рок–музыканты, но и скажем, Тимоти Лири, преподаватель Гарвардского университета. Верховный Суд США снял давний запрет на аборты. Порнография вышла из подполья и превратилась в индустрию, приносящую миллиарды долларов прибыли. На территориях колледжей заметно участились кутежи и попойки.
На христиан, выступавших против этих тенденций, часто смотрели как на любителей портить людям удовольствие. Я вспоминаю нравственную обстановку моей юности: добрые христиане не курили, не пили, не кололись, не разводились и не занимались сексом вне брака. Но революция шестидесятых закружила вихрем и вокруг церквей. Обществу тогда казалось, что вот он – глоток свежего воздуха. Перемены, вершившиеся вокруг, сулили свободу и волю. Многие из моих друзей охотно порывали с «путами» религиозной субкультуры.
Задним числом видно: своя правда была и в этой субкультуре, которая, как минимум, способствовала сохранению людьми здоровья. Сексуальная революция же принесла венерические болезни и ВИЧ/ СПИД. Возникали медицинские неблагополучия в семьях: скажем, мужчина, сексуально активный на стороне, рискует подхватить инфекцию, и соответственно опасность заболевания его жены раком шейки матки увеличивается в 11 раз. В наши дни даже светские активисты и представители системы здравоохранения предупреждают: секс без презервативов, курение, наркотики и злоупотребление алкоголем крайне опасны для здоровья.
Вопреки собственным плотским инстинктам, я должен был признать: соблазнительные на вид вещи оказались разрушительными. А это означает, что я не в состоянии самостоятельно решить, что для меня благо.
Хирург Пол Брэнд, в соавторстве с которым я написал три книги, рассказывал мне об одной медицинской конференции, проходившей в восьмидесятых годах. В ней участвовали представители разных ведомств: Службы общественного здравоохранения, Центров по контролю за заболеваниями, Национальных институтов здоровья, Управления по контролю за продуктами и лекарственными препаратами. Они собирались раз в год, чтобы обсудить проблемы здоровья американской нации.
На конференции доктору Брэнду бросилось в глаза следующее. Основные медицинские проблемы были связаны с образом жизни: стресс способствует кардиологическим болезням и гипертонии, токсины из окружающей среды повышают риск онкологии, через беспорядочные половые связи передаются венерические болезни и СПИД, курение вызывает эмфизему и рак легких, неправильное питание отзывается диабетом, ожирением и расстройствами пищеварения, прием алкоголя беременной женщиной губит плод… А что говорить о преступлениях и автокатастрофах, вызванных чрезмерным употреблением алкоголя!
С тех пор картина в целом не изменилась. Как показывают исследования Центра Джимми Картера в Атланте, две трети смертей в возрасте до 65 лет обусловлены теми же причинами.
Много лет проработав в Индии, доктор Брэнд посещал аналогичные медицинские конференции и там. Вот что он сказал мне: «В Индии десять главных проблем со здоровьем порождаются инфекционными заболеваниями: малярией, полиомиелитом, дизентерией, туберкулезом, брюшным тифом, проказой. Если вы пообещаете индийским врачам устранить эти заболевания, они не поверят такому счастью. А что происходит у нас? Мы победили большую часть этих инфекций, но вместо них получили новые проблемы, почти сплошь связанные с нездоровым образом жизни».
Американская конференция проходила в штате Аризона. К западу от Аризоны находится штат Невада, отличающийся самыми высокими показателями по смертности в США, а к северу штат Юта, с более хорошими показателями. В обоих штатах живут люди относительно состоятельные и относительно образованные, да и климат схожий. Почему же так разнятся картины со здоровьем? Дело, опять–таки, в образе жизни. Юта – центр мормонства, которое запрещает алкоголь, табак и кофе. А вот в Неваде в два раза больше разводов; там очень много курят и пьют. Стрессу способствует и развитый в Неваде игорный бизнес.
В свое время я брал интервью у Дэвида Ларсона – врача, который исследовал влияние религии на здоровье, причем не столько негативное, сколько позитивное. Результат исследований его поразил. Оказалось, что у верующих людей гораздо реже случаются инфаркты, атеросклероз и гипертония. У прихожан церквей артериальное давление достоверно ниже, чем у тех, кто в церковь не ходит. Верующие реже злоупотребляют алкоголем и гораздо реже используют наркотики. Люди, которые регулярно ходят в церковь, молятся и читают Библию, реже попадают в больницы, быстрее поправляются после операций, их иммунная система сильнее, и живут они дольше.
Доктор Ларсон признался, что его особенно впечатлила брачная статистика. Семейные люди лучше переносят болезни, больше зарабатывают и ведут более здоровый образ жизни. Более того, развод – один из самых негативных факторов, влияющих на здоровье американцев. Развод повышает вероятность преждевременной смерти от инсульта, инфаркта, гипертонии, рака дыхательных путей и рака кишечника. Среди разведенных людей вдвое больше самоубийств. Как ни поразительно, у некурящего разведенного человека риск утраты здоровья столь же велик, сколь и у женатого, который выкуривает по пачке в день.
Многие исследования показывают пагубное влияние развода на детей. В 1992 году на вице–президента США Дэна Куэйла посыпалось немало шишек за критику сериала «Мэрфи Браун»: сериал восхвалял женщину, которая решила стать матерью–одиночкой и самой воспитывать ребенка. Годом позже журнал «Атлантик мансли» опубликовал статью под названием «Дэн Куэйл был прав».
Статья подробно рассказывала о детях, выросших в семьях с одним родителем. Дети из таких семей имели наихудшие показатели по целому ряду параметров – умственное развитие, размер заработка, склонность к самоубийству, проявления жестокости, совершение преступлений, эмоциональная стабильность, злоупотребление алкоголем и наркотиками, физическое и психическое здоровье. В наши дни ни один уважающий себя политик и социолог не станут оспаривать эту истину.
Доктор Ларсон пришел к выводу: «В целом исследования подтверждают мудрость Книги Притчей. Люди, которые следуют библейским ценностям, обладают более крепким здоровьем, живут дольше и радостнее».
Когда–то я думал: «Все приятное греховно». Но эта мысль отражала лишь мое полнейшее непонимание Божьей воли! Бог желает, чтобы мы жили полноценной и гармоничной жизнью, смогли полностью реализовать заложенные в нас возможности. Однако чтобы прожить жизнь наилучшим образом, необходимо прислушиваться к мудрости – отголоску иного мира.
***
В детстве думать о грехе мне было страшно, в отрочестве – противно. Потом, когда я увидел в Боге мудрого Врача и любящего Отца, я перестал от Него прятаться.
Некогда Он казался мне старым выжившим из ума чудаком, который придумал несколько совершенно произвольных правил, чтобы не дать никому пожить вволю и славно. Теперь я понимаю: Бог дал эти заповеди не ради Себя, а ради нас.
Все родители знают разницу между правилами, которые устанавливаются ими в собственных интересах («Молчи, когда я говорю по телефону! Уберись в комнате – сейчас бабушка приедет!»), и правилами, которые существуют для блага детей («Надень варежки и шапку – на улице холодно», «Кататься на коньках по озеру еще нельзя – лед тонкий».). Божьи заповеди относятся преимущественно ко второй категории [46]46
Некоторые установления были предназначены только для Израиля, «царства священников и народа святого» (Исх 19:6). Однако многие заповеди культурного порядка и пищевые запреты приносили явную пользу не только евреям, а всем людям. Заповедь рыть яму для справления туалетных надобностей и зарывать ее (Втор 23:13–14) предотвращала эпидемии инфекционных заболеваний, как и строгий карантин для больных. Запрет вкушать жир (Лев 7:23, 24) способствовал профилактике заболеваний сердца, а запрет есть свинину (Лев 11:7) – профилактике трихинеллеза. Запреты на браки с близкими родственниками (Лев 18) ставили заслон перед многими генетическими нарушениями, а запрет на промискуитет препятствовал распространению венерических заболеваний. – Прим. автора.
[Закрыть].
Бог, создавший человечество, знал, чтб именно пойдет на пользу всем людям.
Я попытался проанализировать с этой точки зрения Десять Заповедей, взглянуть на них, как на правила, установленные прежде всего ради блага людей. Об этом фундаментальном принципе говорит и Сам Иисус: «Суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк 2:27). Библия реалистична. Она исходит из того, что если у человека подчас просыпается охота до чужой жены или чужого имущества, или у него возникает желание ударить обидчика, или он работает слишком много – то себе во вред. Одним словом, правила, приведенные в Писании, защищают нас ото всего, чем мы всячески портим себе жизнь.
Каждая из Десяти Заповедей – заслон против хаоса. У нас, в отличие от животных, есть свобода сказать своим инстинктам «нет». И говоря «нет», мы избегаем множества опасностей.
Когда я создаю себе кумира, я сам же и страдаю. Это подтвердит любой пьяница или человек, зависимый от секса. Если я работаю без выходных, за это расплачивается мое тело. Совершивший убийство не только лишает жизни жертву, но и наносит вред самому себе: его жизнь будет отныне отравлена муками совести (вспомним Раскольникова в «Преступлении и наказании»). Супружеская измена и ложь разрушают доверие и близость. Желать чужого добра пагубно прежде всего для самого завистника, потому что человек, которому завидуют, чаше всего пребывает в блаженном неведении.
Стратегически Десять Заповедей преображают жизнь человека, превращая ее в осмысленное целое. Они создают возможность для длительного здорового и мирного существования. Как лет триста назад сказал английский богослов Мэтью Генри, «Богу было угодно переплести Свои интересы с нашими, чтобы, взыскуя Его славы, мы действовали и на пользу нашим собственным интересам».
Понятно, что закон сам по себе добро не созидает. Уильям Станц, профессор права из Виргинского университета, подметил интересную вещь.
По его оценкам, в США самое частое правонарушение – уклонение от уплаты налогов, хотя все положения, касающиеся их начисления и уплаты, прописаны в налоговом кодексе самым подробным образом. Но налогоплательщиков не интересуют тысячи страниц инструкций: они ищут способы не платить вообще. Станц сравнивает уклонение от уплаты налогов с поведением ребенка: «Если говоришь ему не бросать мяч в стену дома, он будет долбить ее хоккейной шайбой. (Как известно всякому родителю, ребенок найдет оправдание: «Ты же сказал не кидать мячик».)».
Вместе с тем, пишет Станц, меньше всего формальных правил существует в семье, но именно она воспитывает в людях подлинный альтруизм, жертвенную любовь и бескорыстие. Отец и мать тяжело заболевшего двухлетнего ребенка знают, что такое бескорыстие. Станц делает вывод: «Закон учит многому, но прежде всего он являет нам ограниченность своего действия». Зато там, где терпит неудачу закон, помогает любовь.
Читая размышления Станца, я сравнивал детальные установления Ветхого Завета с новозаветной вестью о любви. Вослед Иисусу апостол Павел писал: «Весь закон в одном слове заключается: «Люби ближнего твоего как самого себя»» (Гал 5:14). Он также добавил: «…чтобы нам служить Богу в обновлении Духа, а не по ветхой букве» (Рим 7:6).
Правила важны: они как балансировочные колеса велосипеда, помогают ребенку научиться ездить и при этом избежать травм. Однако в конечном счете эти колеса нужны для того, чтобы человек выучился ездить самостоятельно, без их помощи. «Люби Бога и делай, что хочешь», – сказал блаженный Августин.
К сожалению, смысл этих слов часто искажают. Но суть их такова: если нами движет любовь к Богу, мы сами, по велению сердца, будем совершать такие поступки, которые будут угодны не только Ему, но и приятны нам самим.
Чаще всего кара за грех – страдание. Чем больше я отхожу от Божьего замысла, поддаюсь низменным импульсам, тем больше страдаю, – даже если меня не поймают, даже если никто не узнает о моем прегрешении. Из Евангелий я узнаю, как общался с грешниками – мошенниками, проститутками – Иисус Христос, Великий Целитель, и понимаю: Он пришел, чтобы избавить нас не только от наказания за грех, но и от самого греха. Сказано: «Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» (Ин 8:36).
***
Помню, как я впервые познакомился с убийцей. Мне было двадцать с небольшим, и я работал начинающим репортером в студенческом журнале «Кампус тудей». Мне поручили сделать репортаж. Я взял напрокат машину и поехал по живописному извилистому шоссе вдоль тихоокеанского побережья на север от Лос–Анджелеса, а затем наискосок к Ломпоуку. Возле Ломпоука, насколько хватало взгляда, раскинулись поля, усеянные цветами – красными, желтыми, белыми. Этот район вообще славится своей богатой растительностью, а я попал туда как раз во время цветения всего и вся.
Но ехал я в тюрьму строгого режима. Природные красоты остались позади: я шагнул в рукотворный мир каменных стен, колючей проволоки, железных ворот и пуленепробиваемых стекол. Меня проверили металлодетектором и обыскали. После этого мне позволили пройти в комнату свиданий. Оттуда мне предстояло говорить с Фрэнком по телефону, хотя он сидел за стеклом всего лишь в полуметре от меня. В трубке постоянно что–то шуршало. «Не забывайте, – Фрэнк показал глазами на кабину, из которой охрана мониторила звонки., – это не частная линия».
Говорить с Фрэнком оказалось удивительно легко: мы были ровесники, и ему хотелось общаться. Свой двенадцатилетний срок он коротал, накачивая бицепсы (которые уже выпирали под майкой) и обучаясь на заочных курсах. На любой мой вопрос он отвечал без колебаний. По его словам, у него было тяжелое детство: сначала обижали в одном приемном доме, потом – в другом. В одной из приемных семей отчим бил Фрэнка за непослушание палкой. Из школы его выгнали, и они с приятелем стали красть деньги на пиво и сигареты. Во время одной из краж их застукали, и подельник Фрэнка застрелил сторожа из дробовика.
По тогдашней своей наивности я представлял убийц людьми совершенно особой породы. Я ожидал увидеть воплощение зла, эдакого зловещего преступника вроде Чарльза Мэнсона. А Фрэнк походил на моих собственных приятелей. В отличие от других известных мне осужденных, он не отрицал свое участие в преступлении, за которое его приговорили. Говорил с сожалением, не без раскаяния, но не забывал подчеркнуть, что на курок нажал не его палец, и что детство его было тяжелым. Он не пытался оправдываться, но хотел, так сказать, показать свой поступок в свете общей картины. Он хотел, чтобы я его понял.
Потом я еще несколько лет переписывался с Фрэнком, а в тот день, уезжая из тюрьмы, я думал о собственных грехах. Я не совершал никаких противоправных действий, ничего такого, за что меня можно было бы отдать под суд. Но грехи были – внутренние, вполне подобающие человеку литературного труда с интроспективным взглядом на мир.
Впоследствии я составил список своих грехов. Не разрозненных греховных поступков, а именно дурных наклонностей. Вот некоторые примеры из него.
Обман. Стыдно сказать, но в свое время я разработал целую систему обмана. Для меня это был творческий способ борьбы с бесившей меня «системой». Я пытался сквитаться, отправляя чеки в конвертах без почтовых марок: пусть, дескать, платит государство! (Хотя впоследствии почтовая служба смекнула и перестала доставлять такие письма.) Я становился подписчиком музыкальных клубов, переписывал альбомы на пленку, а потом их возвращал. Если бы в те дни существовали пиратские музыкальные сайты, я бы пользовался ими регулярно. Потом меня замучила совесть, и я перестал так поступать, но и поныне мне приходится бороться с искушением слукавить ради собственной выгоды. Если при покупке с моей кредитной карты снимают меньшую сумму или бонусные программы авиалиний делают ошибку в мою пользу, я тут же решаю для себя, что они сами виноваты. Но если они ошибаются в свою пользу, я кипячусь и лезу в бутылку.
Постоянное недовольство.В Библии такой грех не упомянут, хотя отчасти он напоминает мне грех уныния, в том виде, в каком он описан в святоотеческой традиции. Проявления его в моей жизни обильны. Скажем, годы редакторской деятельности выработали во мне неутолимую придирчивость: я целыми днями могу искать ошибки, вычеркивать из текста слова, перестраивать предложения, рвать черновики. Для редактора такое усердие похвально, но в жизни оно вредит. Я постоянно хочу чего–то, чего у меня быть не может, хочу стать таким, каким стать не могу. Я склонен к злопамятности: помню обиды. С удовольствием «редактирую» поведение жены и друзей, а к незнакомым людям отношусь с изначальным подозрением. Меня можно завоевать, но это будет именно завоевание.
Ханжество.С этим грехом приходится бороться всем христианам (опять оправдываюсь!), но авторам духовной литературы, пожалуй, больше остальных. Какой–нибудь колумнист пишет вдохновенный призыв к гражданскому неповиновению. Житель Небраски читает его, нарушает закон в пользу нравственного принципа и попадает в тюрьму. Что должен при этом чувствовать журналист? Я пишу о прокаженных в Индии, об удивительном смирении и жертвенности миссионеров, которых встречал, но сам живу в горной тиши, сижу в уютном кабинете и пишу под звуки классической музыки. Как мне с этим жить?
Алчность. Писать книги о христианской вере – единственное известное мне «служение», которое приносит доход. Каждый покупатель моих книг способствует моему заработку. Надо ли описывать смешанные мотивы, возникающие по ходу работы? Поневоле начинаешь думать не только о том, «правильна ли эта мысль», но и «станут ли это покупать».
Гордыня.Еще один грех, о котором приятнее было бы умолчать. Как автор книг, я исхожу из дерзкой предпосылки, что вам стоит потратить свое время на мои мысли. Если бы не она, я бы вообще не взялся за перо. Однако в любое предложение, в любую фразу, в любое слово может прокрасться гордыня.
Это не те грехи, о которых говорил Фрэнк в тюрьме: издевательство над детьми, алкоголизм, воровство, хулиганство. К таким грехам меня не тянет. Но зло всегда бьет по наиболее уязвимым точкам человека. Я целыми днями сижу в кабинете: какая богатая почва для грехов, связанных с самоуглублением и самокопанием! Недовольство, гордыня и алчность – грехи внутренние, произрастающие в темных уголках психики. Их питают жажда признания, легкая паранойя и одиночество – вечные спутники литературного ремесла.
В детстве над Фрэнком немало издевались, и он поддался искушению поквитаться с миром. У известных политиков другие искушения. Свои соблазны есть и у тех, кто зарабатывает на жизнь красотой тела. Большое искушение для них, например, прелюбодеяние. Это доказывает статистика разводов среди голливудских звезд.
Мы, носители внутренних грехов, можем утешать себя мыслью, что наши грехи благороднее банального пьянства и адюльтера. Но когда меня посещают подобные мысли, я вспоминаю Нагорную проповедь. Христос ставит похоть и прелюбодеяние, ненависть и убийство в один ряд.
Каждый из грехов, в которых я себе попустительствую, можно считать формой эгоистического редукционизма. Каждый из них мешает моим отношениям с людьми и Богом, мешает гармонии и целостности. Каждый разрушает мой маленький мир и не дает слышать отголоски мира иного. Когда я ставлю себя выше других, выше Бога, то по жестокому парадоксу судьбы я остаюсь наедине со своим изуродованным «я». И тогда жизнь, которую задумал для меня Бог, не может состояться.
Когда я думаю о своих грехах именно так, мне становится понятна суровость библейских предостережений. Я вижу скорбные глаза Отца, Чьи дети себя губят. Сказал же блаженный Августин: «Избегая его (век сей) живет душа; стремясь к нему, умирает» [47]47
Августин. «Исповедь» (пер. М. Сергеенко). – Прим. переводчика.
[Закрыть].
